Текст книги "Морган: человек с тысячей лиц"

Глава 4

– Тебя все ищут, – каким-то загробным, ужасающим голосом прорычал Тал, охраняющий стальные ворота на входе в императорский замок. – Чем быстрее ты явишься к мессиру, тем лучше.

Охотник невольно вздрогнул от такого «приветствия» и, ничего не ответив огромному стражу, прошел внутрь, устало покачиваясь. Пока Морган добирался до столицы окольными путями на своих двоих, на Согхат спустилась ночь, и в небе появился желтый призрачный полумесяц, сокрытый под тонким слоем облаков. Над Элювиленом вновь разросся туман, как это случалось каждый рассвет и закат, накрывая маленькие дома плененных магией жителей, и только сам величественный замок-шпиль возвышался над белоснежной пеленой. Если смотреть сверху, создавалось ощущение, что это и не город вовсе, а огромная башня, которая вот-вот потонет в бесконечном белом океане.

Здесь царила мертвая тишина: люди, не имеющие собственной воли, делали все по команде, словно дрессированные животные, и как только садилось солнце, они ложились спать, запирая двери. И только в императорском замке в это время могла бурлить жизнь. В Элювилене был свой режим, свои правила, свои законы. Талы и Охотники кругом и всюду контролировали ситуацию, разгуливая по улицам и стенам крепости, что днем, что ночью, но это было и незачем, так как жившие здесь бедняги никогда не выходили из контролируемого гипноза.

На главной улице столицы опустели витрины, потускнели яркие жизнерадостные краски, а торговые лавки потеряли свою индивидуальность. Теперь все предметы и безделушки делались по определенным канонам, как велел людям Аластор. Все было одинаковое и до ужаса скучное. Этот город потерял все, чем мог гордиться. Таверны и дома развлечений закрылись; выставки искусства, живописи, театры, кукольные спектакли – все кануло в лету. Вот такое будущее видел безумный старик для следующих поколений людей, и это считалось нормальным.

Морган, не чувствуя ног, поднялся в свою башню, где последние месяцы проводил большую часть своего времени, тратя его на чтение пыльных книг и заполнение бумаг. Служба у Аластора приносила и свои плюсы – только ему, как первому из советников, разрешалось изучать фолианты старого мага, писаные от руки жуткой каллиграфией, и пытаться понять суть его экспериментов над людьми, черпая оттуда же неизвестные заклинания. На столе Охотника в библиотеке лежало более двадцати толстенных томов, таящих познания мессира о природе недоступной для многих магии – темной или же светлой. Бессонными ночами маг брал одну из его книг, наливал себе что-нибудь покрепче из императорских запасов и садился перед огнем камина, пытаясь разобраться в непонятном почерке.

Морган, расслабившись, скинул с себя плащ на край заваленного свитками стола и плюхнулся на медвежью шкуру, расстеленную возле камина.

«Сюда бы чаю горячего или вкусной еды» – грустно подумал Охотник, понимая, насколько тут было неуютно и холодно. Он не хотел ничего делать, у него не было на это ни сил, ни желания. Зачем идти к безумному старику сейчас, если есть возможность нормально поспать хотя бы до утра?

Немного полежав в темноте, померзнув, глядя в высокий расписной потолок, мужчина все-таки решил разжечь огонь в камине и посмотреть, какие бумаги ему нанесли за полдня отсутствия. Одним усилием воли в ладони у мага появился обжигающе горячий шар огня и моментально облетел по давно знакомому маршруту камин и несколько наполовину сгоревших свечей по всей библиотеке, словно падающая звезда или хвостатая комета. Комнату тут же осветило десятками пляшущих огоньков и ярким пламенем камина.

Лениво поднявшись с нагретого места, Охотник медленно побрел к столу, где его ожидала обширная стопка пергаментов. Не церемонясь, он присел на стул и начал перебирать свитки, читая только первые их строки. «Найден мертвый Охотник…», «Захвачен отряд из пяти человек, двое не внушаемы, остальные доставлены в столицу» – гласила неаккуратная, написанная второпях запись. «Найдены три трупа эльфов, возможно подохших от голода или болезни. Доставлены в столицу на переработку», «Обучение трех из шести закончено. С завтрашнего дня они поступают на службу», «Распределение групп», «Новое расписание патрулей и дозоров». На всем без особого разбора Морган ставил имперскую печать и свою подпись едкими чернилами, чтобы только разобраться с этим раздражающем его маразмом. Некоторые формулировки были составлены настолько убого, что он недовольно чертыхался от тупости своих собратьев. Через мгновение он обнаружил то, что искал: «Приказ об уничтожении группы мятежников под Даултаном», написанный корявым подчерком непосредственно Аластора. Охотник чуть улыбнулся и, помедлив, убрал бумажку в верхний ящик стола.

– Альма, – произнес маг, посмеиваясь, говоря самому себе. – Без тебя твои товарищи были бы уже мертвы.

Его бархатный голос эхом разлетелся по залу, заставленному книжными полками и пыльными стеллажами от пола до потолка.

Но не успел он взяться за оставшиеся бумаги, как в библиотеку, с шумом растолкнув массивные двери, вбежал взвинченный темноволосый юноша. Бледненький, худощавый, высокого роста и в дорогой одежде. Маг тут же понял, кто перед ним, и только молча чертыхнулся.

Только этого юнца ему здесь не хватало для полной компании.

Доминик никогда не отличался хорошим аппетитом, но сейчас при первом взгляде на него создавалось впечатление, будто парня вообще никогда не кормили: щеки впали донельзя, а черные как смоль волосы, отсвечивая сальным блеском, сужали его и без того заостренную физиономию.

Юноша с отвращением посмотрел на Охотника, и, спрятав руки в карманы дорогого одеяния, высокомерно произнес:

– Это ты что ли, Морган?

Молодой маг, не отрываясь от проставления штампов, молча взмолился к Якши, чтобы не сорваться на незваного ночного гостя, изрядно действующего на нервы. Сынок мессира вел себя уж очень вызывающе. Наверное, он думал, что здесь, как и в остальном замке, ему все дозволено.

– Нет, – холодным и резким тоном ответил Морган, не поднимая желтых глаз на застывшего перед ним паренька. Охотник хотел как можно быстрее избавиться от него, но отвратительного на вид юношу, кажется, такое безразличное отношение только разозлило и раззадорило его горячий пыл.

Человек быстро подошел к столу и треснул по нему с такой силой, что все бумаги разлетелись в разные стороны, нарушая порядок в аккуратно разложенных записях.

Морган в недоумении уставился на юнца, еле сдерживая себя, чтобы не надавать ему по его наглой и уродливой роже. Слишком многое позволял себе этот молокосос.

– Ты вообще знаешь, с кем разговариваешь, хам? – повысил голос Доминик.

От бешенства у него вздулась еле заметная жилка на лбу, заметная в игре теней множества огоньков. Надменная улыбка юноши сложилась в нечеловеческий оскал из кривых зубов, и Моргана от появившегося раздражения проняла несильная дрожь.

– С тем, из-за кого очень много шума всю последнюю неделю, – выделяя каждое слово, проговорил Охотник, непроизвольно сжимая руки-клешни в кулаки и, не мигая, глядя в горящие злобой глаза неприятеля. Мужчина пытался сохранять спокойствие и отвечать как можно вежливее, но толку – как об стену горох. Темноволосый юноша стал гневаться еще пуще.

– Ты у меня в ногах должен валяться, тварь желтоглазая! – выпалил тот, растянувшись в нехорошей усмешке, будто выказывая свое превосходство. В его холодных глазах разгорелось дикое, дьявольское пламя.

Морган больше не мог терпеть присутствия этого человека и, мгновенно создав в ладони огненный шар, запустил его в Доминика, который беспомощно застыл, никак этого не ожидая. Но, когда шар почти достал до цели, то внезапно развеялся в воздухе и в комнату влетел встревоженный Даррен, наводя еще больше шуму:

– Вы в своем уме, идиоты? – заорал он. – Сейчас спалите здесь все подчистую!

Бритоголовый Охотник немедля схватил высокомерного мальца за шиворот и оттащил подальше, пытаясь защитить от разъяренного мага. Морган собирался нанести второй удар, сжав в кулаке ещё один сияющий шар, но остановился. Темноволосый малец стал вырываться и сыпать маленькими молниями из рук, кидаясь оскорблениями в адрес всех желтоглазых личностей, находившихся в замке, на что Даррен, сжимая зубы, просто вытолкал мальчишку за дверь и резво ее захлопнул.

Когда Охотники остались одни, немолодой мужчина, переведя дух, треснул себя по лбу от негодования и злости, припав спиной к каменной стене:

– Скажи, Морган, почему я все время вытаскиваю твою задницу из неприятностей? Жить, что ли, надоело? Ты опасного врага себе наживаешь. Этот малец на многое способен – в могуществе ему не занимать. Веди себя поосторожнее впредь, больше я вмешиваться не буду.

– Чего он вообще приперся? – взъерошенный маг рывком поднялся из-за стола и подошел к сердитому собрату, понимая, что поспать уже точно не удастся.

– Его послали передать, что Аластор с нетерпением тебя ждет в тронном зале, и медлить не следует.

– Понятно, – бесстрастно с долей печали выдохнул Охотник.

* * *

– Вы звали, мессир? – спросил Морган на ходу, с грохотом распахнув перед собой тяжелую дверь.

Тронный зал был воистину огромен; его украшало множество широких колонн, десятки зажженных светильников и полдюжины бархатных красных ковров, привезенных из-за моря. Именно здесь проходили званые вечера, балы, концерты… до той поры, когда их было кому устраивать. Бывший император очень любил музыку и танцы и каждые выходные созывал местную знать на очередные не обременяющие посиделки. Зажигалось множество факелов, свечей, играла лютня, звучал громкий голос барда, а гости заливались веселым смехом.

Император Артэгор и его дети были главным украшением всех вечеров. Отлично сложенный мужчина средних лет, за которым так и бегали придворные дамы; два очаровательных сына, почти точные копии отца в молодости, и милая дочь с глубокими ярко-зелеными глазами. Именно яркие глаза и белоснежная атласная кожа являлись отличительной чертой наследия императорской крови, но, увы, все это оказалось в прошлом. Дочь за неделю до захвата столицы сбежала с простолюдином и пропала, а двое сыновей теперь прислуживали Аластору: младший занимался бумагами в роли второго из трех советников, а старший, хорошо обученный в свое время военному делу, водил отряды Охотников на ловлю оставшихся беженцев. Морган все время задавался вопросом, как они могли предать свою родину, пойдя за врагом, который сверг их отца?

С задумчивым видом Аластор стоял лицом к широкому окну и рассматривал ночные затуманенные степи империи с несколькими разоренными деревушками за пределами стен. Старик повернулся к подошедшему магу, и тот тут же, как по волшебству, упал на колено, уважительно склонив голову. Морган приложил руку-клешню к груди у самого сердца и теперь смиренно ожидал слов господина, как и следовало любому обитающему здесь подчиненному, но тут со стороны самой ближайшей колонны около Охотника послышался гадкий смешок и тихий злорадный голос проговорил:

– Здесь-то научат тебя уважению, – отчетливо прошептал Доминик откуда-то из темноты.

– К чему такие реверансы? Вставай, мальчик мой. Мы уже как родные, – почти нараспев произнес Аластор, добродушно улыбаясь покорному слуге. Он будто бы прослушал слова своего сына.

Морган поднялся на ноги и взглянул в изможденное, покрытое глубокими и страшными морщинами лицо старика, ощущая, как в нем вновь закипает неконтролируемый гнев к темноволосому юноше, приставучему как банный лист. Но маг переборол себя и вновь задумался над самым часто задаваемым вопросом: сколько же лет этому старику на самом деле? И почему у него такой молодой сын, никак не обученный жизни?

Темному магу на вид было явно больше восьмидесяти. Об этом говорила обвисшая кожа под его мудрыми серыми глазами, впалые щеки и короткие седые волосы на голове. Может, он и выглядел дряхлым стариком, но держался отлично для такого почтенного возраста: быстро двигался, не жаловался на ломоту тела, а в бою управлялся лучше, чем любой Охотник. Иногда, в угоду причудливым утехам, старик вызывал к себе двоих или троих желтоглазых магов, выводил их во внутренний двор и устраивал ожесточенный бой: трое – против него одного. Но маги, не веря в поражение, обессилено лежали на земле уже после двух первых минут битвы, покалеченные и со вспоротыми животами.

Заметив боковым зрением сына мессира, выползшего из темного угла, Морган раздраженно произнес:

– Неужто жаловаться пришел?

– Нет, – протянул тот, все так же злорадствуя. – Не думай, что так просто отвязался от меня. Мы еще обязательно поиграем, когда никто не будет мешать.

Через паузу Доминик как-то совсем не по-доброму хихикнул:

– И тогда я придумаю, как сделать тебе по-настоящему больно, заставив страдать и просить о пощаде.

Угрозы помутили разум сильнее хмеля. Морган решил, что теперь просто так он не может оставить слова безнаказанными. Ненависть на пару с гневом притупили все остальные чувства, и теперь маг мечтал только о том, как переломить худощавому подонку позвоночник, выбить из него весь раздражающий цинизм, разбить лицо в кровь, поддаться накатившему безумию и все-таки вытрясти из него накопившуюся за долгие годы дурь.

Охотник только собирался вставить веское словечко в ответ на угрозы, как старик резко махнул рукой в сторону двери, и строго заявил:

– Прошу, оставь нас, – он обратился к собственному сыну.

– Да зачем ты вообще здесь держишь этого упыря?! – не на шутку взбунтовался мальчишка.

– Ты не знаешь, что он совершил.

Немного помолчав, Доминик бросил полный ненависти взгляд на нового врага и послушно проследовал к выходу, что-то злобно бормоча себе под нос. Когда тот с силой захлопнул за собой двустворчатые двери, Аластор молчаливо уставился на Моргана:

– Где же ты пропадал? – старик задумчиво поднес иссохшую руку к подбородку. – Жаль, что ты не попал на совет.

– Какой совет? – удивился Морган, не припоминая ничего подобного. Обычно оповещения обо всех собраниях приходили за сутки, а по возможности и раньше.

– Днем с согласия большинства я отправил птиц с указаниями к Мирабель и Урзулу. – его низкий голос звучал как никогда властно. – С первыми лучами солнца они зажмут с двух сторон оставшихся мятежников. Люди даже не поймут, что их погубило.

– Что?! – магу показалось, будто все что происходит – просто дурной сон, и он скоро очнется в своей библиотеке около камина, с раскрытой рукописной книгой на груди. – Но я же ничего не подписывал! – Колеблясь, Охотник переступил с ноги на ногу.

– Так решило большинство, – спокойно повторил Аластор и снова подошел к окну, пытаясь что-то разглядеть в белоснежном тумане.

– Там же не обычные беженцы, а имперские рыцари – мастера боевого искусства! Нашим отрядам нужен хотя бы день подготовки! Тактическое наступление даст нам больше, чем бездумное нападение, тем более – под командованием Мирабель!

– как можно тверже и увереннее произнес Охотник, в надежде хоть как-то выиграть время для отряда Сопротивления и выполнить обещание, данное странноватой девчонке.

– Я знаю, что ты прекрасный тактик, и блестяще справился бы со своей работой, – пробасил старый маг. – Но я возлагаю большие надежды на нашу Мирабель. Она человек действия и ориентируется в сложившейся ситуации. Мне интересно посмотреть, какова она, когда командование непосредственно находится только в ее руках. Она и Урзул настигнут мятежников одновременно, зажав, словно в клещи. Завтра падет последний отряд Сопротивления.

Заметно смакуя последнюю фразу, Аластор с торжеством взглянул на собеседника.

– И через несколько недель, отпраздновав славную победу, мы отправимся на Вольтерн. Согхат почти наш. Остались лишь отдаленные поселения на востоке, куда несколько дней назад отправились наши специальные отряды. Мы уже выиграли.

Сказанное старым магом потрясло мужчину до глубины души. Он чувствовал, как от тревоги сердце забилось быстрее.

Что его так взволновало?

Он всего лишь дал неправильную информацию и нечаянно обманул девушку, которую спас. «Это же просто люди, которые не хотят жить по новым правилам, забыв свое прошлое!» – напомнил он сам себе, но лишь ужаснулся, осознав смысл этой мысли. «Они не хотят» – вот оно, ключевое слово. Любые живые существа должны иметь право выбора и учиться на собственных ошибках! Творить и развиваться!

«Альма…» – маг тут же вздрогнул.

Поклонившись мессиру, Охотник стрелой вылетел из тронного зала, пробегая мимо сотен дверей и темных коридоров туда, где он и должен был находиться. Выйдя на улицу, в тумане, мужчина почти бегом рванул к ближайшей конюшне, понимая, что пешком он вряд ли успеет добраться до приморских земель и всех предупредить – будет уже поздно.

«Она не может просто так умереть из-за моей ошибки, я должен успеть» – уверял он сам себя, пока отвязывал первую попавшуюся лошадь.

* * *

– Итак, барабанную дробь, пожалуйста! – проголосил довольный собой Коннор. – Первая легенда о Якши!

Как только скрылось солнце, мы развели костер недалеко от наших палаток, и, выпросив у дяди Арона несколько кусков мяса, устроили своего рода вечерний пикник. Выплывший под вечер туман нам нисколько не помешал. Юноша, как мне утром и обещал, собирался травить байки о божестве новых для меня земель, и кроме нас с эльфом на это мероприятие собралось еще несколько заинтересовавшихся людей. К нам подсела светловолосая девушка с тяжелым двуручным мечом за спиной и двое парней, один из которых был имперским стражником, решившим втихомолку откосить от службы.

Мне пришлось скрепя сердце все до последней мелочи рассказать Мелани, ибо, когда она вернулась к Иркун, она не могла не заметить моего дикого замешательства. Я так и продолжала сидеть на склоне, бездумными глазами разглядывая лесную чащу, пока подруга не заставила меня подняться с земли.

Она, конечно, долго ругалась на саму себя непонятными мне словами, но потом все-таки успокоилась и сказала: раз он пришел и попытался помочь, это что-нибудь да значит для мятежников. Она опять повторилась, что все только начинается и нам повезло приобрести сильного союзника в этой войне. Мол, если каждый раз он будет нас предупреждать об опасностях, раскрывая вражеские планы, то у Охотников так и не получится уничтожить Сопротивление.

На охоту мы сходить тоже успели, и итог этого похода – три толстых тушки кроликов. Мелани в этом деле была великолепна: меткие и четкие выстрелы, бесшумные шаги и затаенное дыхание, быстрый бег и ловкие руки. Я глядела на неё и понимала: мне еще учиться и учиться подобному мастерству.

Вернувшись в лагерь, мы первым делом нашли Эрику и заявили, что якобы видели злобного Охотника, блуждающего совсем неподалеку. Как и следовало ожидать, женщина приняла твердое решение на рассвете «сниматься с якоря» и уходить в другое место – поближе к побережью и холодному воздуху. Мы укладывались в отведенное время, данное нам Морганом, что не могло не радовать.

Когда я носилась по лагерю с мелкими поручениями, наткнулась на Джун, которая очень странно смотрела на меня, то ли с укором, то ли с осуждением. После этого я начала побаиваться, что, наверное, она догадывалась обо всем, но доказательств этого у меня не было.

– Я знаю, что все слышали эти истории в детстве, восхищались, радовались, но, кажется, в наставшие темные времена мы совсем о них забыли: о том, кто на самом деле есть Якши. Сегодня я освежу вашу память! – Коннор присел на траву и обвел взглядом собравшихся слушателей, смотревших на него во все глаза. – Кто-нибудь что-нибудь помнит про первое явление Якши-Адэт?

– Я помню, – промямлил страж в тяжелых доспехах. – Тогда была война между людьми и магами.

– Нет, – парень, улыбнувшись, помотал головой. – Это третье его появление в нашей истории. А первое – это война между кланами магов. Начало времен.

– Хочешь сказать, что в начале времен все были магами? – поинтересовалась я, рассматривая лохматого рассказчика сквозь дымку красно-желтого огня.

– Именно. Эта сила доставалась каждому без исключения, и люди обезумели от собственного могущества. Честно говоря, я уже не помню, в чем там было дело, но когда два племени сошлись в смертельном поединке, проливая кровь на священную землю, на алом закате появился сам Якши.

– И он был эльфом! – пискнула остроухая девушка, теребя руками белокурые локоны, словно пытаясь их распутать.

– Ваш народ тоже верит в Якши? – изумилась я. – Мне казалось, что у вас и боги другие, раз вы живете по иным законам.

Мелани что-то хмыкнула и решила добавить:

– Первый Якши – это самый первый эльф. До него нашего народа не существовало, – эльфийка перевернула мясо на костре. – Изначально это была наша вера, а люди потом просто переняли ее.

– Так вот, – все взоры вновь были обращены к юноше. – Появился тот самый Якши и одним взмахом руки отбросил племена друг от друга яростным ветром. Все люди были напуганы появлением остроухого и сильного мага, могуществу которого не было никаких границ. Они разбегались в панике по сторонам как тараканы, и тогда он громким стальным голосом заявил, что если они не прекратят нарушать равновесие, он погасит солнце навсегда, и исчез так же внезапно, как и появился в его лучах.

– И они прекратили? – на этот раз голос подала девушка, до этого сидевшая очень тихо. – Я совсем ничего не помню. Родители рассказывали эту историю, когда мне было где-то года четыре.

– Нет, – пояснил Коннор. – Может, они и были напуганы, но враждовать друг с другом не перестали: без конца грызлись, бились до смерти, и в один прекрасный день солнце не встало, землю охватила непроглядная мгла и мерзлота, даже луны со звездами не было над их головами. Небо оказалось совершенно пустым и невзрачным.

– И я так понимаю, они начали взывать к Якши, вымаливая у него прощение, – скептически добавил третий не очень знакомый мне слушатель и резко обернулся назад, услышав недовольные громкие возгласы Эрики за палатками.

Эта женщина всех держала в ежовых рукавицах, что только шло на пользу мятежной армии. Если бы не ее жесткий контроль и бдительность, думала я, воины и досюда не сумели добраться.

– Естественно, ведь люди начали умирать от холода, голода и неведанных болезней, – ответил воину кучерявый юноша. – И ему пришлось вновь спуститься на землю, объединив под своим флагом два враждующих племени, точнее, то, что от них осталось. И с тех самых пор магом становился каждый пятый новорожденный, который был достоин такой силы. Это было своего рода наказание.

– А что случилось с Якши после этого всего? – потребовала я разъяснений у друга.

– Если верить легендам, он дожил до глубокой старости и умер во сне, успев наплодить подобных себе остроухих людей. После его смерти и появилась первая Община эльфов и людей, связанных с ним родственными узами.

– Невероятно, – пробормотала я.

– Несколько столетий или даже тысячелетие, все шло как надо, – продолжил Коннор. – Люди развивались, строили города или же заселяли гномьи руины; магов считали избранными Якши и поклонялись им как святым – просили совета, помощи, защиты. Потомки первого воплощения Бога, заимев достаточное количество собственных детей, постепенно стали отдаляться от людей, считая ненужным контактировать с ними. У эльфов тоже начинала возникать своя собственная культура и порядки. Но потом опять все пошло наперекосяк: маг, чье имя осталось в далеком прошлом, мечтающий о величии и славе, решил создать голема-защитника, высотой до самых небес. Молчаливого стража, который мог бы остановить любую войну, как только та начнется, раздавив врага. – Рассказчик устало выдохнул. – Человек, конечно, действовал из благородных побуждений, но, ожив, голем начал крушить все вокруг. Он был неуправляем, то есть – не завершен до конца. И снова полегла добрая часть человечества вместе с создателем этого монстра. Он погиб первым, был смят в лепешку ударом каменного кулака, и никакая магия его не спасла. Голему все моря и океаны были по колено, и он блуждал по миру, сея хаос и разрушения, пока не появилось второе воплощение Якши в теле седого бородатого старца, который исчез точно так же, как и появился, только успев закончить свою благородную миссию. Битва длилась несколько дней и ночей, огнем, ураганами, водой, молниями. Монстр и древний бог уничтожили своим сражением целую долину с плодородной землей, реками и лесами. Не знаю, правда ли это, но в Логтане есть пустыня под названием Тортарей. Говорят, это и есть место битвы второго Якши-Адэт, а скалистые горы, растягивающиеся на десятки миль – это поверженный голем, только изрядно покрошенный временем и ветром с дождями. Я бы с удовольствием сплавал туда и посмотрел на это, была бы возможность.

Коннор покачал головой и отпил из железной кружки, стоящей возле него.

– Ну а историю про третье явление, думаю, все помнят. Маги ополчились на людей, требуя больше власти, так как считали себя выше остальных. И тогда вновь, уничтожив почти всех нарушающих равновесие, появился Якши в теле молодой рыжеволосой девушки с глубокими зелеными глазами. Многие думают, что императорский род Согхата начался именно с нее и наш бывший император Артэгор ее какой-то там пра-пра-правнук. Может, кто-нибудь хочет что-то добавить?

Юноша с азартом посмотрел на собравшихся, закончив свой рассказ.

– Альма, ты чего-то совсем погрустнела, – осторожно добавил он.

– Я просто под впечатлением, – голос получился тихим и сдавленным. Их религия была больше похожа на сказку, и меня это несколько поразило. – Просто очень люблю легенды.

– А мне рассказывали совершенно другую историю, – имперский солдат задумчиво почесал голову. – В которой голем поднялся из океана, созданный непосредственно руками Азурис-Рей.

– Этот темный бог никогда напрямую не воздействовал на людей, по крайней мере, так учили в храме Якши у нас на родине. – Коннор обменялся многочисленным взглядом со стражем, а я же, как завороженная, смотрела на игру света и теней на их лицах.

– Я добавлю только одно: все проблемы от магов, – с серьезным видом сказал второй парень из Сопротивления, любуясь на огонь. – Если мы победим, надо будет создать какой-нибудь орден, который будет либо запирать магов в одном месте, или же уничтожать. Держать их под контролем, чтобы больше такого не повторялось.

– Ну, дело твое, – Коннор убрал поджаренное мясо с костра, еле заметно пожав плечами. – Может, когда Эрика дорвется до власти, ты подкинешь ей эту идейку.

Было видно, ему эта тема неинтересна. Откусив небольшой кусок от поджаренной крольчатины, юноша с благоговением произнес:

– Дамы и господа, еда готова, кто что будет?

* * *

Утром я проснулась от того, что почувствовала дикую боль в груди, жгучую и острую. Моментально перевернувшись в постели с живота на спину, я руками начала выискивать причину этой боли – как оказалось, мучал меня амулет Охотника, раскаленный до такой степени, что смог оставить приличный ожог на моем теле.

Не успев до конца проснуться, я подняла над собой пылающего жаром дракона за кожаную веревку.

«Может, сломался?» – подумала я, глядя на маленькую безделушку, чей металл покраснел и раскалился, а драконьи глаза, до того отливавшие синим, – потухли.

Я оглянулась на Мелани, которая, посапывая, спала крепким сном, практически с головой закутавшись в теплую звериную шкуру. Из-под спальника виднелись только ее светлые волосы и торчащее вверх эльфийское ухо. Обычно девушка уходила на охоту с первыми лучами солнца, а значит, до утра было ещё далеко.

Я сняла горящий амулет с шеи и по-быстрому натянула на себя попавшуюся под руку одежду, стараясь не разбудить спящую соседку. Надо было как можно скорее вынести свой подарок из палатки, пока тот ничего не поджег.

На темно-сером горизонте вот-вот должна была появиться оранжевая полоса рассвета. Непроглядная тьма начала уходить прочь, уступая место новому дню и моросящему дождю, встретившему меня снаружи вместе с холодным, пронизывающим до костей ветром. Стоило мне вылезти из палатки, как меня проняла неприятная дрожь, и я мысленно выругалась: надо было одеваться теплее.

Обернувшись по сторонам, я заметила, что лагерь поник в неестественном угнетающем молчании: большая часть войска до сих пор спала, по периметру бродило несколько звенящих доспехами настороженных стражников, и двое таких же охраняли вход. Все тропы превратилась в грязь, появились лужи. Я видела вокруг себя почерневшие угольки костров, какие-то чашки, ящики, миски, столовые приборы, и мне это совсем не понравилось. Создавалось ощущение, словно воины уже пали духом и не собиралась сражаться дальше.

Висящие на палатке амулеты, снятые с мертвых эльфов, устрашающе позвякивали на ветру, нагоняя плохие мысли. Шатер Джун, попавший в поле зрения, оказался плотно задернут и закрыт. В воздухе витало еле ощутимое напряжение.

Интуиция?

Не решаясь больше задерживаться на холоде, я опустила подаренный амулет в первую попавшуюся чашку с водой, копившую дождь на земле, отчего жидкость в ней начала шипеть и пузыриться. Пока дракон находился в кружке, я поняла, что под определенным углом поворота глаза у него все же загорались, причем очень неестественно ярко, а если я чуть наклоняла амулет, то огоньки глаз угасали или пропадали совсем. Когда я достала его из кружки, он (я не верила своим глазам) начал самостоятельно покачиваться, тянуться в определенном направлении, напоминая компас.

Это была первая магия, что я встретила в новом мире, помимо не действующего на меня гипноза. Ничего не оставалось делать, как привязать веревку с драконом на запястье и спрятать в рукав, чтобы не привлекать лишнего внимания. Ведь этой вещи у меня и в помине быть не должно.

Тут и дурак бы понял, что амулет меня куда-то звал, прямо-таки требовал, чтобы я пошла за ним.

Неужели вчерашний гость вернулся?

Я вновь вернулась в палатку, шурша пологом, но Мелани даже не вздрогнула от внезапного шума – она всегда очень крепко спала. По крайней мере, мне так казалось.

Пройдя в самый дальний угол нашего жилища, я присела на корточки и попыталась в захламленном углу найти теплый дорожный плащ с капюшоном – мерзнуть мне не хотелось.

Ловушка ли это? Скорее всего – нет. Охотник не стал бы меня обманывать, это не в его интересах. Он же сам обещал помогать. Я знала, что горящий амулет – это его рук дело.

От моего активного копошения эльфийка звучно вздохнула и перевернулась на другой бок, как бы намекая, что я ей мешаю, и мне пришлось ненадолго замереть.

Роясь в шмотье, я нащупала свои старые джинсы, уже немного выцветшие и пропахшие костром. Поразмыслив, ради неутолимого интереса я достала из кармана телефон и спрятала у себя, собираясь включить его подальше от посторонних глаз и проверить связь, как это проделывала уже несколько раз после появления в Сопротивлении. В глубине души я была уверена, что ничего из этого не получится, но надежда все равно жила во мне. Как поговаривали – она умирает последней.