Текст книги "Темница тихого ангела"

Глава одиннадцатая

– Мне нужен Алексей Романович Шамин, – сказал Николай.

– Это я, – отозвался голос в трубке.

– Моя фамилия Торганов. Я – новый член Комиссии по помилованию при президенте России. Мне попало в руки прошение, которое…

– Я понял, – оборвал его адвокат. – Ни слова больше по телефону. У Белорусского вокзала есть кафе. Давайте встретимся у входа через два часа. Вам хватит времени, чтобы добраться?

– Хватит, – согласился Николай, – но почему…

Адвокат Татьяны Рощиной уже прервал разговор. Торганов набрал его номер еще раз, однако услышал лишь голос оператора, сообщивший, что абонент не отвечает или находится вне зоны действия сети.

Мчаться к вокзалу не входило, конечно, в планы Николая, но, во-первых, он уже находился в Москве, а во-вторых, с адвокатом Рощиной все равно пришлось бы встретиться. Жаль только, что этот Шамин оказался таким странным человеком. Проклиная себя за мягкотелость, Торганов направился к станции метро, спустился вниз, дождался поезда, хотел уже зайти в вагон, как снова зазвонил мобильник. Номер вызывающего был скрыт, но Николай все же решил ответить. Это оказался Шамин.

– Господин Торганов, – спросил он, – где вы сейчас находитесь?

– В метро.

– Очень хорошо. Тогда отправляйтесь на станцию «Ботанический сад». Через полчаса жду вас в вестибюле станции.

– А почему я? – возмутился Николай.

Но странный человек опять ушел от ответа.

На станции «Ботанический сад» Торганов был уже через двадцать минут. Предполагая, что у него в запасе есть какое-то время, решил выйти на воздух, когда кто-то взял его за локоть. Николай обернулся и увидел незнакомого мужчину лет сорока пяти в костюме и с щегольским шейным платком.

– Привет! – обрадовался незнакомец и широко улыбнулся. – Сколько лет не виделись! Надо же, какая встреча.

Он обнял Николая и полез с поцелуями.

– Простите, но вы обознались, – попытался отстраниться Торганов.

– Я – Шамин, – шепнул ему в ухо мужик.

Он совершенно по-дружески обхватил Николая за талию и потащил его к выходу.

Они вышли из метро, быстрым шагом проследовали по тропинке между деревьями, оказались у края дороги, где стоял припаркованный автомобиль. Адвокат с брелока отключил сигнализацию и поспешил к водительской двери.

Торганов подумал немного и тоже сел в автомобиль.

– Послушайте, Алексей Романович, – попробовал возмутиться Николай.

– Сначала вы меня выслушаете, а потом говорите сколько угодно.

Это было крайне невежливо, Николай решил даже выйти из машины, но не успел взяться за ручку двери, как автомобиль рванул с места.

– Что за игры в шпионов! – покачал головой Торганов. – И вообще, как вы меня узнали в вестибюле станции?

– Включаю иногда телевизор, а вы там частый гость. Впрочем, неважно, где вы любите проводить свое время, главное то, что наконец прошение попало к человеку, который поможет изменить ситуацию.

– Куда мы направляемся?

– Никуда, – покачал головой Шамин.

Произнеся это, адвокат слегка притормозил, но только для того, чтобы, почти не сбрасывая скорость, свернуть с дороги и влететь на огороженную металлической решеткой парковочную стоянку гостиницы «Турист».

– Выходим! – приказал он.

Оба быстро вышли из автомобиля и направились к зданию отеля. Торганов едва поспевал за адвокатом. Теперь он уже абсолютно не сомневался в том, что имеет дело с помешанным. Они вошли в узкую дверь запасного выхода из отеля, оказались в коридоре, миновали его, вышли в холл, проследовали мимо стойки регистрации и выскочили на парадное крыльцо, спустились по ступенькам, подошли к стоящей недалеко серой «девятке», которая откликнулась на сигнал брелока всхлипом и коротким миганием фар.

Шамин сел за руль, и Торганов, снова злясь на себя, полез в машину. И опять адвокат резко стартанул с места.

– Сейчас найдем тихое местечко, встанем и побеседуем без посторонних глаз и ушей.

– Отвезите меня домой, – попросил Николай, которому эта игра в шпионов надоела.

На самом деле и работа в комиссии стала надоедать: он дал согласие, потому что его попросили. Он может и не заниматься делами. Об этом ему не намекали, а прямо заявили. Тем более, что он – писатель, и у него есть дела поважнее. Уж если Бог наградил талантом, то зарывать его в землю и заниматься всякой ерундой – преступление.

Адвокат вез его домой. Ехали молча. Николай даже глаза закрыл, чтобы Шамин не докучал своими разговорами. Почему-то вспомнилось, как они с матерью отдыхали в Юрмале и как изменилась после этого отдыха их жизнь.

В разгар перестройки Торганов-старший неожиданно получил от Союза журналистов семейную путевку в дом отдыха на Рижское взморье. Латвия тогда казалась почти заграницей, советские люди, побывавшие там, восхищались чистотой улиц и качеством обслуживания. Ирина Витальевна удивилась неожиданному подарку судьбы и начала готовиться к отпуску. Александр Михайлович готовился тоже – купил себе новые кроссовки и соломенную шляпу с большими полями. Но тут как назло заболела бабушка – мать Александра Михайловича. Ее положили в больницу на обследование, и диагноз мог оказаться самым страшным.

В Юрмалу Коля отправился вдвоем с Ириной Витальевной, которая, опечаленная болезнью свекрови, при прощании на вокзале сказала мужу:

– Отпуск без тебя – не отдых. Я буду скучать.

Но на Рижском взморье сияло солнце, вода в заливе была теплой, люди вокруг радовались жизни. За окнами номера росли высокие сосны, сквозь их темные кроны блестела бескрайняя вода. Ирина Витальевна сразу же познакомилась с сорокалетней журналисткой из Москвы, у которой никогда не было мужа. Та отдыхала вдвоем с дочкой. Дочке исполнилось семь лет, девочка была очень смуглой, с темными курчавыми волосами, выдававшими тайну ее происхождения. Московскую журналистку звали Мариной, ее дочку Жанной, и жили обе в соседнем номере – точно таком же, в каком Ирина Витальевна с сыном. В столовой вчетвером сидели за одним столом и на пляж ходили вместе.

В доме отдыха проводила свои сборы команда Латвии по настольному теннису. Теннисные столы располагались под навесом неподалеку от пляжа, и Коля ходил смотреть, как мужчины в коротких спортивных трусах резкими ударами перебрасывают друг другу маленький звонкий шарик. Побеждал всегда один – крепкий мускулистый блондин.

Этот человек, увидев наблюдающего за игрой мальчика, вдруг подошел к нему и протянул руку:

– Арнольд Касперс, – представился он, – я – серебряный призер первенства СССР, член сборной команды страны.

Все это было произнесено с легким прибалтийским акцентом.

Мальчик смутился, но руку протянул.

– Коля Торганов, – ответил он.

– Ты здесь с мамой? – спросил член сборный.

Коля кивнул.

– Твоя мама – такая стройная шатенка? – уточнил Арнольд.

Коля опять кивнул. А потом развернулся и быстро побежал на пляж, где Ирина Витальевна играла в карты с московской журналисткой и зашедшим на закрытый пляж совершенно посторонним армянином.

– Ах, я опять проиграла, – улыбнулась печально Ирина Витальевна, увидев подбежавшего сына, – не везет мне в карты.

– Зато в любви повезет, – объяснил армянин, – прямо сегодня. Какой твой номер?

– Давайте не будем делать скоропалительных выводов, – попросила московская журналистка, закусив губу, – сыграем еще раз.

И посмотрела на дочку, лепившую формочкой куличики из песка.

– Ты где бегаешь? – накинулась Ирина Витальевна на сына. – Я тут волнуюсь, думаю, куда ты пропал?

– А ты, мальчик, еще побегай, – попросил армянин, – видишь, какой море сегодня хороший – теплый такой!

Вечером, когда ужин уже заканчивался, к столику, за которым вместе с детьми сидели Ирина Витальевна и московская журналистка, подошел Арнольд со своим приятелем, тоже настольным теннисистом и членом сборной Латвии.

– Привет, – кивнул он Коле, – хочешь научиться играть в пинг-понг, приходи завтра утром. Я тебе покажу.

А Ирине Витальевне объяснил:

– Я – серебряный призер первенства страны, член сборной. Меня зовут Арнольд Касперс.

– А я – Ирина, – представилась Колина мама, разглядывая белый пиджак спортсмена.

– А что у вас на сегодняшний вечер запланировано? – спросил Касперс.

Ирина Витальевна оглянулась на московскую журналистку, а та произнесла уверенно:

– Сегодня мы собирались отправиться в ресторан.

– Какое совпадение! – удивился Арнольд. – А мы с другом как раз столик заказали. Заранее, потому что там очень хорошая программа варьете и билеты надо заказывать вперед.

Друг Касперса внимательно посмотрел на московскую журналистку и согласился:

– Да, именно так! Составьте нам, пожалуйста, компанию.

– Я не против, – согласилась журналистка.

Ирина Витальевна просто кивнула.

Уже вшестером они вышли из столовой.

В дверях стоял армянин и держал в руках бутылку коньяка.

– Эх, – вздохнул он и посмотрел строго на Ирину Витальевну. После чего отвернулся и произнес, непонятно к кому обращаясь: – Придется такой хороший коньяк один сам с собой пить! Или другого красивого девушка искать.

Через час, когда Коля сидел в номере перед телевизором, а его мама перед зеркалом расчесывала волосы, в комнату вошли журналистка и ее смуглая дочка.

– Ты не против, – обратилась она к Коле, – если я Жанну у вас в номере пока оставлю? А то мы можем вернуться поздно, а Жанка еще маленькая, сама в постель не ляжет, а если и ляжет, ей будет страшно одной в темной комнате.

– Ну, ладно, – согласился Коля.

Мамы ушли. А ему пришлось смотреть с малявкой мультики. Когда мультики закончились, девочка сама забралась в постель, на которой обычно спала Ирина Витальевна, а Коля продолжал смотреть телевизор. Так и уснул в кресле. Проснулся в темноте, телевизор шипел и потрескивал, на его экране была черно-белая рябь. Коля отключил телик, посмотрел на светящийся циферблат настенных часов: было два часа ночи. Девочка тихо спала. Коля залез в свою постель, а когда лег, то услышал за стеной странные звуки. Что-то стучало негромко, и кто-то дышал тяжело и часто, словно не мог отдышаться после долгого бега. Ему показалось даже, что задыхалось сразу несколько человек. Он начал прислушиваться, чтобы понять, что же происходит в соседнем номере. Звуки продолжались, и Коля уснул под чужое громкое дыханье.

Он открыл глаза ненадолго, когда в комнате уже было не так темно, в окно пробирался серый предутренний свет. Московская журналистка взяла на руки свою дочку и ушла. Ирина Витальевна тут же сняла юбку и стянула через голову блузку. В полумраке ее тело показалось Коле бледным и даже мерцающим. Мать прошла совсем рядом, направляясь в ванную комнату. Коля ощутил резкий терпкий запах духов и зажмурился, чтобы не чихнуть. Тут же в туалетной комнате включился душ, струи сильно били по стенкам и полу ванной, а Ирина Витальевна что-то пела, но так тихо, что Коля не мог разобрать слов. Под пение матери он уснул.

Утром после завтрака к Коле подошел Арнольд и повел его к навесу, под которым стояли теннисные столы. Пару часов продолжалось обучение, потом мальчика отправили на пляж, где он ходил вдоль воды, пытаясь отыскать кусочки янтаря. Ирина Витальевна и журналистка Марина крепко спали на своих лежаках. До конца отпуска оставалось двадцать дней.

После той ночи маленькую Жанну еще дважды приводили в номер Торгановых, а в остальные ночи Ирина Витальевна ложилась в постель аккуратно причесанная. Дождавшись, когда сын уснет, она поднималась, осторожно выскальзывала из комнаты и тихонько стучала в дверь соседнего номера. Тетя Марина выходила, и они удалялись по мягким коврам, постеленным по всему длинному коридору этажа гостиницы.

Однажды поздним вечером, когда Коля смотрел телевизор с маленькой Жанной, из Ленинграда позвонил отец.

Он поговорил с сыном, поинтересовался погодой и его самочувствием, а потом попросил передать трубку маме.

– Она в ванной, – соврал Коля, – может быть, будет там очень долго.

Александр Михайлович не удивился, попросил передать, что диагноз у бабушки не подтвердился, она еще какое-то время полежит в больнице, а потом вернется домой, но уход за ней все равно нужен постоянный.

В Ленинград вернулись за неделю до начала учебного года, стали жить вдвоем, так как отец ухаживал за своей матерью, здоровье которой не спешило поправляться. А потом Ирина Витальевна объявила сыну, что папа домой уже не вернется – по крайней мере, в ближайшее время. Отец не вернулся в их квартиру никогда. Зато очень скоро из Риги к ним переехал Арнольд. Вместе с ним прибыл новый телевизор с большим экраном, видеомагнитофон и музыкальный центр.

Свадьба прошла в ресторане, народу было немного. Из столицы приехала тетя Марина, которая весь вечер пыталась не отходить от Яниса – того самого, что был вместе с Арнольдом на сборах в Юрмале. Янис стал свидетелем на свадьбе друга и потому танцевал не только с Мариной. Московская журналистка злилась, а потом при всех полезла к Янису драться. Ее оттянули в сторону, но она продолжала ругаться, пыталась пнуть ногой члена сборной Латвии по настольному теннису, а когда и это не удалось, громко заплакала.

Арнольд Касперс прожил в квартире Торгановых два года. Он не очень мешал Коле, который выходные все равно проводил с отцом и с бабушкой. Из состава сборной страны Арнольда вывели, в сборную Латвии не вернули, и он выступал теперь за сборную Ленинграда – правда, не очень успешно.

В своих спортивных неудачах Арнольд винил жену. Не ругал ее, а только смеялся:

– Если бы не ты, я мог стать чемпионом Европы!

– При чем здесь я? – удивлялась Ирина Витальевна.

– Я бы остался в Риге, а там условия для тренировок лучше, – объяснял Арнольд, – и потом, силы не проходилось бы растрачивать…

Касперс смотрел на Колю, а Ирина Витальевна злилась от того, что новый муж намекает на разницу в возрасте между ними.

Однажды Арнольд привел к ним в дом американца лет сорока. Тот вполне сносно объяснялся по-русски, так как уже три года жил в Ленинграде, работая корреспондентом какого-то американского журнала. Но Ирина Витальевна все равно болтала с ним на английском, Арнольд злился, потому что не все понимал.

– Это мне нужно для языковой практики, – объяснила мужу мать Николая.

– А на работе у тебя какая практика? – возмущался Арнольд и смеялся.

Он был очень выдержанным человеком. Даже когда жена объявила ему, что они с Дастином Кейном любят друг друга, не стал кричать.

Он даже улыбнулся:

– Ну, вот – теперь я могу спокойно вернуться в Ригу.

Через месяц они развелись. Арнольд забрал телевизор, музыкальный центр, а видеомагнитофон оставил.

– Это мой подарок тебе, – сказал Касперс Коле при расставании, – кассеты тоже теперь твои и моя ракетка, с ней я стал четырехкратным чемпионом Латвии.

Это было в конце апреля, как раз накануне того самого школьного вечера, на котором Николай танцевал с тихой девочкой-одноклассницей.

Арнольд исчез из жизни Ирины Витальевны и из Колиной, разумеется, тоже. Поначалу Николай надеялся, что отец вернется к ним. Спросил об этом мать, но та лишь посмеялась.

– А зачем нам неудачник? – сказала Ирина Витальевна. – Он все в той же паршивой газетенке трудится. Он даже матери своей на лекарства заработать не может. Такие мужчины ни одной женщине не нужны. Вот мистер Кейн тоже журналист; так он, не перетруждаясь, по три с половиной тысячи в месяц получает. Не рублей, разумеется. А квартиру ему оплачивает работодатель.

С мистером Кейном мать встречалась почти год, а потом они решили пожениться. Никакой свадьбы не было вовсе. Контракт с журналом у нового мужа Ирины Витальевны закончился, она посоветовала Дастину не продлевать его, и они улетели в Штаты. Квартиру мать продала. Коля переехал к бабушке и жил у нее. У отца к тому времени появилась другая женщина; Александр Михайлович обитал у нее в коммунальной квартире. Летом девяносто первого Николай отправился в Нью-Йорк в гости к маме. В августе в Москве была попытка чего-то, что потом назвали государственным переворотом. Попытка провалилась. Но все равно мать решила Николая в СССР не отпускать. Колю устроили в американскую школу, которую он и окончил через два года. А Дастин Кейн как раз получил наследство после смерти своего отца и на радостях обещал оплатить учебу пасынка в Колумбийском университете. А потом в жизнь Ника Торганова вторглась Джозефина.

Часть третья

Глава первая

– В два сорок ночи в дежурной части районного управления милиции города Мытищи раздался звонок. Женский голос сообщил: только что произошло убийство, преступники, возможно, еще рядом. Был назван адрес, куда тут же отправились две машины с группами захвата, а когда они уже были в пути, дежурный сообразил, что по этому адресу проживает депутат Государственной думы, известный в стране человек Михаил Юрьевич Рощин. Дежурный сообщил об этом начальнику милиции города, тот поднял с постели прокурора, мэра, и после того, как тот окончательно очухался, он приказал начальнику районного ГАИ выставить заслоны на дорогах, блокируя все выезды из города. Дежурный, естественно, сам это сделать позабыл. Потом он оправдывал свою промашку тем, что посчитал ночной звонок ложным вызовом или даже провокацией. Может, и так, но только начальство он все равно разбудил…

Шамин начал свой рассказ, сидя на стуле в гостиной квартиры Торганова, той самой, что предоставило ему издательство. Николай смотрел на адвоката, демонстрируя полное равнодушие. Он сам попросил Шамина отвезти его домой, что тот и сделал, не споря, но, когда они оказались у подъезда, адвокат вышел из автомобиля вслед за Николаем и сказал:

– Хорошо, поговорим у вас.

Когда поднялись и вошли в квартиру, Торганов из приличия предложил гостю чаю, но тот лишь потряс головой, отказываясь, а потом, дождавшись, когда хозяин усядется в кресло, стал рассказывать. Шамин выставил стул посреди комнаты и сел на него, словно собираясь перехватить Николая, если тот бросится бежать.

Торганов слушал поначалу тоже из вежливости, надеясь, что, если не задавать лишних вопросов, разговор быстрее закончится. Странный тип попрощается и уйдет, понимая, что другой встречи не будет.

…Прибывшие наряды увидели распахнутые ворота, светящиеся окна, но внутрь дома заходить не стали, они обошли строение и осмотрели участок, на всякий случай связались с пультом вневедомственной охраны и попросили подмоги. И только после этого позвонили в дверь…

Для ясности картины следует, разумеется, описать дом. Он был, впрочем, остается и по сей день, двухэтажным. В цокольном этаже размещался гараж на два автомобиля, мастерская, кладовая и зальчик, где стояли три спортивных тренажера и стол для настольного тенниса. Входа на другие этажи оттуда нет. В дом можно было проникнуть через единственную дверь, поднявшись на высокое крыльцо типа открытой веранды. На первом этаже располагалась небольшая прихожая, из которой вели две двери: одна – широкая арочная в глубь дома, а вторая – узенькая в каморку, где обитал телохранитель Рощина. За арочной дверью располагалась просторная гостиная с роялем, столовая, кухня, небольшая гостевая комната и кабинет. Кабинет этот, правда, использовался как детская комната. Сын Рощиных Святослав, или, по-домашнему, Светик, не привык находиться в своей комнате на втором этаже, потому что в самом раннем детстве несколько раз, выходя из нее, падал на лестнице, ведущей вниз. А на втором этаже располагались холл с бильярдным столом, спальня хозяев, кабинет Михаила Юрьевича и комната, предназначенная для ребенка, в которой, понятно, Светик бывал крайне редко. Но зато в ней иногда укладывали задержавшихся в доме гостей. В тот день гостей в доме не было. И гувернантка ребенка, которая иногда оставалась переночевать, тоже отпросилась уйти пораньше. Впоследствии она была опрошена и показала, что должна была встретиться с подругой по учебе в университете. Встреча, точнее, пьянка с присутствием молодых мужчин состоялась, о чем свидетельствуют фотографии, сделанные теми самыми парнями. Кстати, один из них оказался сотрудником московской прокуратуры.

Михаил Рощин со своим водителем, выполняющим заодно и обязанности телохранителя, находились весь день и вечер в Москве. Время возвращения хозяина домой известно лишь со слов его жены, впоследствии единственной подозреваемой по делу – Татьяны Рощиной, которая сообщила, что муж вернулся около двух часов ночи в состоянии весьма возбужденном. Чем было вызвано возбуждение, она не знала, но убеждена, что не алкоголем. Экспертиза показала: Михаил Юрьевич Рощин спиртного в тот день не принимал и, судя по всему, пару дней до своего убийства тоже.

Наряды милиции, прибывшие на место преступления, взошли на крыльцо, оставив внизу у дальних углов дома по человеку – так, чтобы каждый видел две стены на случай, если кто-то попытался бы выпрыгнуть в окно. Милиционеры позвонили в дом, никто не откликнулся, тогда они толкнули дверь, оказавшуюся незапертой, и ввалились внутрь. Прошли маленькую прихожую, заглянули в гостиную, увидели рояль и труп возле лестницы, ведущей на второй этаж. Убитым оказался охранник-водитель хозяина – Колосов Денис Сергеевич, двадцати шести лет, бывший старший лейтенант армейского спецназа, воевавший в Чечне и комиссованный из армии по ранению. Убит он был двумя выстрелами: в голову и в грудь – каждое ранение оказалось смертельным. Рядом с трупом Колосова лежал «АПС» – автоматический пистолет Стечкина, из которого бывший старший лейтенант не успел сделать ни одного выстрела. Двое из прибывших милиционеров направились по лестнице на второй этаж, а двое других решили обследовать комнаты первого и почти сразу оказались в кабинете, который, как вы знаете, использовался в качестве детской. Они вошли туда и увидели молодую женщину, сидевшую на кровати и направлявшую на них пистолет. Как выяснилось потом, это была жена убитого.

– Не двигаться! – приказала им Татьяна Рощина. – Медленно положите автоматы на пол и повернитесь к стене! Только без резких движений.

Конечно, обученные ребята из группы захвата не стали бы этого делать, но за спиной женщины они увидели ребенка и потому подчинились. Встали лицом к стене и подняли руки.

– Это я вызвала милицию, – сказала Татьяна Владимировна, – а кто вы такие, мне неизвестно.

Милиционеры стали громко объяснять и просить, чтобы их не убивали. Эти слова услышали двое других, вбежали в комнату и тоже положили автоматы на пол, потому что на них было направлено дуло пистолета. Вскоре прибыли начальник милиции города, прокурор и мэр, которого Рощина знала лично. Всем участникам группы захвата вернули автоматы, оперативники и следователи поднялись на второй этаж, где в спальне обнаружили депутата Государственной думы Рощина Михаила Юрьевича, застреленного тремя выстрелами в голову.

Был произведен тщательный осмотр дома. В результате обнаружили разгром в кабинете хозяина на втором этаже, а также свидетельства поиска чего-то в спальне и даже в ванной комнате второго этажа. Ценные вещи и деньги, по уверениям вдовы, не пропали. До утра в доме работала следственная бригада, дом охранялся. Во второй половине дня Рощину отвезли на допрос, после которого она была задержана в качестве единственной подозреваемой по делу…

– Погодите, – перебил рассказчика Торганов, – а что она могла показать такого, что вызвало бы подозрения, и какие факты свидетельствовали против нее?

– Татьяна Владимировна показала во время допроса, что муж ее вернулся домой около двух часов ночи, когда она с ребенком находилась на первом этаже. Михаил Юрьевич заглянул, сказал, что устал и отправляется спать. Она хотела подняться туда чуть позже, но заснула сама, а вскоре ее разбудили выстрелы. Она испугалась, но в доме было тихо, и тогда она решила выйти из комнаты, а когда открыла дверь, то увидела лежащий на полу пистолет и убитого Дениса. После чего вернулась к ребенку, который плакал… Это было первое несоответствие фактам. Оно насторожило следователя, ведь при осмотре дома были обнаружены еще три пулевых попадания в стену. Причем отверстия находились в комнате ребенка на первом этаже дома, где наряды милиции обнаружили Рощину. Как установила баллистическая экспертиза, выстрелы были произведены из того самого пистолета «ПМ», который Татьяна Владимировна держала в руке. Позднее она заявила, что один из нападавших открыл дверь комнаты и выстрелил в нее три раза, после чего бросил пистолет на пол и удалился, а она якобы подняла пистолет и решила обороняться…

– Один из нападавших? – переспросил Торганов. – Значит, убийц было несколько?

– Рощина говорила, что видела двоих в масках.

– А пистолет, который она подняла с пола, был заряжен?

Адвокат помолчал, а затем кивнул.

– Это вторая нестыковка в ее показаниях. В «ПМ» была вставлена полная обойма. Но Рощин и его охранник Колосов убиты именно из этого пистолета. То есть получается, что убийца застрелил двух мужчин, а потом, перезарядив пистолет, зачем-то отдал его Татьяне Владимировне.

– Обойму исследовали?

– На ней не было никаких отпечатков, а на самом пистолете обнаружены лишь отпечатки самой Рощиной.

– А патроны, которые находились в обойме, исследовались?

– С вами приятно беседовать, Николай Александрович, – усмехнулся Шамин, поправив платок, – вы профессионально подходите к делу, в отличие от следователей. Патроны никто не осматривал. И это было первое обстоятельство, насторожившее меня. Но следователь, принявший решение о задержании Татьяны Владимировны в качестве подозреваемой, обосновал свое решение тем, что только она могла убить мужа и его телохранителя. К тому же в доме были найдены документы, свидельствующие о том, что значительное состояние убитого – акции нескольких крупных предприятий и другие ценные бумаги, принадлежат не ему, а его жене, что было оформлено документально в нотариальной конторе Семиверстовой О. А. И это показалось следователям более чем подозрительным, так как согласно оперативной сводке о происшествиях в городе Москве за последние дни, конкретно – за день до покушения на Рощина, нотариус Семиверстова числилась убитой, а ее контора сгоревшей. А посему проверить реестровые книги убитого нотариуса на предмет наличия в них соответствующих записей не представлялось возможным. Сотрудники Семиверстовой показали, что убитый депутат несколько раз пользовался услугами их конторы, можно сказать, являлся постоянным клиентом.

– Насколько велико было состояние Рощина?

– Весьма значительно, – вздохнул Шамин, – можно сказать, огромно. Он владел пакетами акций нескольких крупных предприятий: алюминиевого завода, глиноземного комбината, металлургического комбината, судостроительной верфи… Всего полтора десятка различных предприятий – доля акций Рощина в них различна: от семи до пятидесяти трех процентов. Но общая стоимость составила, по оценке экспертов, порядка одного миллиарда американских долларов.

– Ого! – удивился Торганов. – И еще наверняка деньги на банковских счетах?

– Не такие уж большие. Уходя в политику, Михаил Юрьевич отдал часть своих личных средств на строительство онкологической больницы для детей, на возведение госпиталя для ветеранов войны, сколько-то выделил для приобретения квартир офицерам воинской части, в которой сам служил когда-то. Потом создал общественную организацию и вложил немалые средства. То, что осталось на счетах, разделил на три равные доли: полтора миллиона долларов положил на счет жены, полтора на счет сына Святослава, себе оставил столько же… Да, еще полмиллиона отдал своей младшей сестре Людмиле. Следствие пришло к выводу, что Татьяна Рощина была не удовлетворена и решила захватить все состояние мужа, для чего вступила в сговор с нотариусом, в конторе которой были образцы подписи Михаила Юрьевича и куда он не раз обращался, а потому подобная афера не могла бы вызвать никаких подозрений. Противодействовать мог бы сам Рощин, а потому Татьяна Владимировна, как решили следователи, захотела сначала избавиться от единственного свидетеля – нотариуса Семиверстовой, а потом убить мужа.

– Глупо как-то, – не поверил Николай, – нет смысла подделывать документы, вступать в сделку с нотариусом, потом убивать нотариуса, когда достаточно убить одного человека, а именно мужа, ведь по закону вдова – единственная наследница. Есть, конечно, и сын, но до наступления совершеннолетия он не смог бы распоряжаться имуществом. Может быть, Рощиным было сделано завещание, в котором Татьяна не была упомянута?

– Завещание было. Но в нем Татьяна Владимировна указывалась как единственная наследница. Михаил Юрьевич, по словам всех людей, близко знавших его, жену свою любил бесконечно. И очень похоже, что, уходя в политику, он решил вести себя так, чтобы его считали не мультимиллионером, а просто обеспеченным человеком. Наивное, разумеется, желание, но Рощин был порядочным и честным.

– Другими словами, его состояние не основывалось на каком-то криминальном бизнесе, а следовательно, месть криминальных структур как основной мотив преступления отпадает?

– Следствие посчитало именно так. Рощин был демобилизован из Вооруженных сил по ранению за полгода до вывода советских войск из Афганистана. В Ростове, где он жил тогда, Михаил Юрьевич стал одним из руководителей организации ветеранов Афганистана. Вскоре этим организациям дали возможность заниматься хозяйственной и коммерческой деятельностью, полностью избавив от налогов. Как и многие тогда, Рощин поставлял в Россию партии дефицитных в те годы товаров: компьютеры, видеоаппаратуру, импортное пиво в алюминиевых банках… Очень скоро начал экспорт из России того же алюминия, вкладывал деньги в развитие предприятий по добыче бокситов и переработке их в оксид алюминия, то есть в глинозем. Но тогда он уже перебрался в Москву вместе с женой.

– С Татьяной?

– Нет, – покачал головой Шамин, – Татьяна Владимировна была его третьей женой. С первой он развелся, когда еще служил в Афганистане, причем инициатором развода была жена. Со второй Михаил Юрьевич познакомился в военном госпитале в Ростове, где она работала медсестрой. Когда выписался, они поженились, и Рощин остался жить в Ростове. Он занимался предпринимательской деятельностью, жена поступила в университет, потом родился сын, жена взяла академический отпуск, затем восстановилась, но перевелась в Московский университет, потому что муж уже занимался серьезным бизнесом и надо было жить постоянно в столице, а не мотаться туда-сюда. Перевелась жена Рощина с потерей курса и оказалась снова на первом, где и познакомилась с молоденькой студенткой – ведь Тане на момент поступления даже шестнадцати не исполнилось.

– Я знаю, – произнес Николай.

И напрягся: ему показалось, что этими словами он выдал себя. Хотя что он мог выдать?

Но Шамин, судя по всему, не обратил на слова Торганова никакого внимания.