Текст книги "Умер-шмумер"

А она тоже с нежностью на него смотрит… Он в бешенстве швырнул на столик деньги.

И выбежал из кафе. Но уйти не было сил.

И он увидел, как мужик вдруг вскочил и тоже выбежал из кафе. Ника осталась одна, на губах ее все еще играла нежная улыбка, от которой можно было сойти с ума. Какая она худенькая, вдруг подумал он. Боже, до чего она прелестна, это самая прелестная женщина из всех, кого я видел… Вот сейчас подойду к ней – и будь что будет. Но тут он увидел, что кавалер ее вернулся с пятью шикарными чайными розами. Ника просияла, понюхала розы, а мужик нежно ее поцеловал. Убью, к чертовой матери! И вдруг ему в голову пришла мысль, показавшаяся очень удачной. Вот сейчас, старый хрыч, я тебе обедню испорчу! Он бегом пересек площадь и буквально ворвался в цветочный магазин. Немолодая продавщица улыбнулась ему:

– Добрый день. Что вы хотите?

– Мне нужен большой красивый букет, но немедленно!

– О, это не проблема, только скажите…

– Вот этот!

– Этот, к сожалению, уже продан!

– Умоляю, продайте его мне!

– Извините, это невозможно, а вот этот вам не подойдет?

И тут его опять осенило:

– У вас есть чайные розы?

– Ну конечно!

– Тогда, пожалуйста, пятьдесят роз!

– Пятьдесят? Сию минуту… Я не уверена, что столько смогу набрать…

– Ничего, пусть немного меньше. Только скорее.

– Хорошо, хорошо, у меня двадцать семь…

– Пусть… И пожалуйста, вы можете кого-нибудь послать вон в то кафе?

– Разумеется, букет для дамы, которая сидит в кафе?

– Конечно.

– Вы не могли бы показать мне эту даму?

– Зачем это?

– А вы сами понесете розы? – улыбнулась продавщица. – Или вы хотите их послать?

– Послать, конечно, послать, я же сказал.

– Но мне придется сделать это самой, моей помощницы сейчас нет.

Она вместе с ним вышла из магазина, и он показал ей Нику. На столике перед ней уже стояли чайные розы.

– О, я понимаю, – опять улыбнулась женщина, – уверяю Вас, двадцать семь роз более чем достаточно. Если бы вы посылали цветы даме домой, это другое дело, но в кафе…

– Да, наверное, вы правы, но поторопитесь, умоляю!

– Не волнуйтесь, ваша дама только приступила к мороженому!

– Господи, как вы разглядели?

– У меня дальнозоркость, – улыбнулась опять продавщица, заворачивая розы в красивую бумагу. – Вот видите, прекрасный букет получился. Хотите что-нибудь написать?

– Да-да, обязательно!

– Вы можете выбрать карточку.

– Какая разница, давайте любую! – Он весь дрожал от нетерпения, схватил первую попавшуюся и написал, не задумываясь: «Котофеич, жду завтра в десять утра у памятника Бетховену. Целую. Влад».

В этот момент в магазин, запыхавшись, вбежала девчонка лет пятнадцати. Продавщица сказала:

– Трудхен, надо этот букет отнести в кафе. Там за столиком, где стоят наши чайные розы, сидит дама в бежевом костюме.

Девочка глянула на букет, на покупателя и прыснула. Потом кивнула и вприпрыжку понеслась исполнять поручение. Он поспешил за ней.

– Стой, не беги так! – крикнул он.

Она остановилась, подождала его.

– Хотите видеть знаменательный момент? Ну и нахалка!

– Не волнуйтесь, у вас больше роз и больше шансов!

– Иди уже! – разозлился он.

Девчонка вбежала в кафе и подала Нике букет. Ника и ее хахаль стали озираться, но он уже стоял за каштаном. Так что даже бойкая Трудхен его не заметила. Кавалер сунул ей какую-то монетку, и она унеслась.

Он сумел подобраться довольно близко и увидел, что у Ники лицо растерянное и встревоженное. Она недоуменно пожимала плечами и что-то, словно оправдываясь, говорила кавалеру. Тот взял букет и обнаружил в нем конверт с карточкой. Протянул его Нике. Та вытащила карточку и смертельно побледнела. Казалось, она близка к обмороку. Эффект удался! Наверное, это нехорошо, даже жестоко, запоздало подумал он. Наверное, я что-то поломал… Но зачем он ей нужен, если есть я? И словно в подтверждение этой мысли, Ника встала, взяла его букет и словно сомнамбула побрела к выходу из кафе. Кавалер вскочил, бросил на столик деньги и поспешил за ней, а пять его роз остались стоять на столике.

Ночь он почти не спал, мучился, идти на это свидание или не идти. А потом решил, что вот проснется утром и решит. Утро вечера мудренее. Почему я назначил свидание на утро, на десять часов, в такую рань? Идиот, надо было назначить на вчерашний вечер, зачем ей мучиться целую ночь? И вообще, один раз я ей жизнь уже поломал, зачем второй-то? Может, у нее с этим мужиком могло что-то сладиться, а я влез… Ах, как некрасиво, как подло и гнусно… Нет, я не пойду, пусть думает, что кто-то ее жестоко разыграл… Да и вообще, что я ей скажу? Извини, подруга, я так, на минуточку, жив-здоров и рад тебя видеть тоже в добром здравии? Глупо, глупо… Я чувствую себя полным идиотом. Он вдруг живо представил себе Нику, стоящую в одиночестве у памятника Бетховену, сначала в надежде озирающуюся вокруг, а потом горько разочарованную, в унынии бредущую прочь… Нет, это слишком, так нельзя, это не по-мужски, сказав «а», надо говорить «б»… Он вскочил, заметался по комнате, подбежал к окну, чтобы открыть его, и увидел, как из подъезда выходит Габи под руку с молодым человеком. Эта времени даром не теряет. Ну и черт с ней. У меня сегодня свидание с Никой! Надо выглядеть мужчиной, а не размазней. Да-да, я пойду на эту встречу, чем бы она ни кончилась, я просто вырву этот больной зуб и тогда смогу спокойно, с чистой совестью, жить дальше, а когда этот зуб будет вырван, чем черт не шутит, я еще трахну Габи, чтоб не считала меня трусом и импотентом. Конечно, Ника накинется на меня с упреками или будет долго плакать, но надо, надо это перетерпеть, чтобы нормально жить дальше.

Я не такой уж фаталист, но, видно, судьбе было угодно, чтобы на этом этапе своей жизни я рассчитался уже со всеми долгами. И он решил заняться гимнастикой.

Ровно в десять он стоял у памятника Бетховену. Рядом молоденькая девушка разворачивала торговлю цветами. Но он решил не покупать цветов, они сейчас?… Не до них… На часах было уже три минуты одиннадцатого. И тут вдруг он подумал: а что, если Ника не придет? Просто не пожелает его видеть? Он ведь умер для нее! Так зачем его оживлять? Он будет только помехой в ее жизни… Но тут он увидел ее. Она шла не спеша, вовсе не летела ему навстречу, как некогда. Он ощутил укол разочарования.

– Ника!

– Привет! – сказала она как-то даже весело. – Ты, значит, жив? Что ж, хорошо, я рада, умер-шмумер, лишь бы был здоровенький!

Он ожидал чего угодно, только не этого.

– Ника, Ника, дай я тебя поцелую! Ты такая стала…

Она сама поднялась на цыпочки и чмокнула его в щеку.

– Спасибо за платье, Влад, это было очень кстати.

– Честно говоря, я боялся, что ты сейчас швырнешь мне его в морду.

– Ну зачем же? Оно красивое, мне идет.

– Ника, что ж мы, так и будем тут стоять?

– А что ты предлагаешь?

– Я не знаю, давай куда-нибудь поедем… Нам же надо поговорить…

– Влад, о чем нам говорить? Вспоминать прошлое я не люблю, а больше ничего общего у нас нет, можно, конечно, поговорить, почему бы и не поговорить, собственно, но для этого достаточно зайти в кафе. Кстати, я сегодня проспала и не успела позавтракать.

Ее тон совершенно его обескуражил. Он готовился к обороне, а она и не собиралась нападать. Да еще и проспала…

– Ну конечно, я тоже только успел выпить молока. Но давай поедем куда-нибудь, я знаю одну кафешку на том берегу Рейна, там можно на свежем воздухе посидеть, утром наверняка народу не будет…

– А на чем туда едут?

– У меня тут неподалеку машина…

– Ты живешь в Бонне?

– Нет, я приехал к другу…

– А… Я тоже приехала к подруге. Ну надо же…

– Так поедем?

– Поедем. – Она пожала плечами.

Он взял ее под руку.

– Ты очень изменилась, Ника.

– Естественно, Влад.

– Нет, неестественно. Ты с годами стала лучше.

– Просто я стала взрослой, Влад.

– Нет-нет, что ты… Тебе очень идут длинные волосы… Ника, я так рад тебя видеть!

– Верю.

– А ты… Ты не рада?

– Ну почему же, всегда приятно узнать, что человек, которого считала умершим, жив, кто бы он ни был.

– Ника, я хочу объяснить…

– Ничего объяснять не надо. Ты сделал тогда свой выбор, ну что ж…

– Ника, я…

– Влад, не мучайся, ничего не объясняй, зачем ворошить прошлое? Это ни к чему хорошему не приводит, появляется слишком много мыслей, так сказать, в сослагательном наклонении. А это вполне бесплодное занятие, согласись?

Он был в полном недоумении. Куда делась та, прежняя Ника, с которой всегда было как на качелях – вверх-вниз, вверх-вниз. Или она так умело притворяется?

– Ника, постой тут, я сейчас подгоню машину, хорошо? Ты не уйдешь?

– Нет, зачем же? Я подожду.

Он почти бегом кинулся к стоянке, лихорадочно соображая, как вести себя с этой новой Никой. Она ставила его в тупик.

Она действительно ждала его. Черт подери, до чего же хороша… Вот только трепетность исчезла… Наверное, она просто меня не любит уже… А на что ты надеялся, кретин? Полагал, что она двадцать два года хранит в душе твой незабвенный образ? Глупости. Но как интересно… Вот вчера, когда она сидела в кафе с тем седовласым, в ней была прежняя трепетность, нежность… Неужели она любит его? Все эти мысли проносились в его голове, покуда он помогал Нике сесть, пристегивал ремень безопасности.

– Это далеко? – спросила она.

– Да нет, через десять минут приедем.

– А чья машина?

– Рента-кар.

– А… Влад, а что ты здесь делаешь?

– Я же говорил – приехал к другу.

– Ах да, прости.

– Ника, ты здесь надолго?

– У меня билет на семнадцатое…

– Боже, Ника, у тебя голос все такой же, переливчатый…

– Ты мало изменился, Влад.

– А что ты подумала, ну про платье, а?

– Очень удивилась. А потом решила, что это Алла заплатила, чтобы я не возникала…

– Не возникала? Раньше, по-моему, ты так не говорили, я, во всяком случае, не помню.

– Ну, Влад, у нас все изменилось, и язык тоже, иной раз люди так говорят, что и я не пойму… Особенно бизнесмены и деловые… Сплошные маркетинги, мониторинги…

– Ну это-то как раз понятно, – засмеялся он. – А вот мы и приехали.

– Но тут, кажется, закрыто.

Кафе на берегу Рейна действительно было еще закрыто. Стулья ножками вверх стояли на столах, девушка в джинсах подметала дорожку.

– Фрейлейн, вы не покормите голодных путников? – крикнул он ей.

– Через пятьсот метров уже открылось кафе! – улыбнулась девушка.

– Что она говорит? – спросила Ника.

– Что надо еще немножко проехать.

– А… Влад, ты хорошо говоришь по-немецки. Откуда?

– Я три года работал в Ганновере.

– А… А где ты живешь вообще?

– Вообще? Вообще я живу в Бостоне.

– Ты американец?

– Теперь да…

– А…

Они подъехали к очаровательному прибрежному кафе, где столики стояли под деревьями, накрытые клетчатыми скатерками. И толстый, уютный хозяин с улыбкой вышел навстречу первым гостям.

– Тебе тут нравится, Ника?

– Да, очень. Знаешь, я в детстве мечтала посидеть в таком кафе… мы ведь только в кино их видели… а теперь все по-другому… Но все равно, тут очень мило.

– Ника, мы что-нибудь выпьем за встречу?

– С утра пораньше? Нет. Не стоит.

– Может, пива?

– Терпеть не могу пива.

– Да-да, как же я забыл… Ты всегда терпеть не могла пива. И еще говорила, что нет ничего противнее, чем целоваться с мужчиной, напившимся пива.

– Если ты хочешь пива, ради бога. Я не собираюсь с тобой целоваться.

– Почему? – засмеялся он.

– С упырями не целуюсь!

– Почему это я упырь?

– А кто же ты? Фантом тебе больше нравится? Так вот, с фантомами я тоже не целуюсь! И с живыми трупами…

– Ника, я…

– Не надо, Влад, ничего не надо объяснять, я все твои объяснения знаю – ты хотел освободить меня… Хотел, чтобы я считала тебя мертвым, жила своей жизнью, я все это знаю…

– Так ты что… Ты тогда сразу все поняла? Не поверила?

– Нет, не поверила.

– И ты все эти годы знала, что я жив?

– Ну, в общем… да…

– Это что же… интуиция?

– Наверное, это так называется.

– И ты… ты на меня не обиделась?

– Ну тогда, наверное, обиделась, я уж и не помню… Столько лет прошло, столько всего было…

Он был совершенно растерян. Похоже, этой женщине на него наплевать. Однако это неприятно, очень неприятно, тем более что она так прелестна…

– Влад, давай вообще не говорить о прошлом, оно ведь прошло, правда? Мы встретились тут, встретились случайно, – значит, судьбе было угодно. Я рада тебя видеть, ты отлично выглядишь, у тебя, наверное, все хорошо в жизни, вот и чудно.

– Как странно, что ты не поверила…

– Влад!

– У тебя никаких неприятностей из-за меня не было?

– Каких неприятностей?

– Ну с КГБ…

– Да нет, что ты… Кому я была нужна? Влад, я хочу еще чашку кофе…

– Да-да, конечно, может, пирожное?

– Нет, я уже одно съела, хватит. И вообще, тут все так вкусно.

– Ника, у тебя красивые волосы… Помнишь, я всегда твердил тебе – надо отрастить волосы, ты ведь так коротко стриглась… А ты говорила, что у меня атавизм…

– Нет, не помню.

– Почему ты не надела то платье?

– Утром? Оно для утра не годится… Влад, а почему вдруг ты решил купить мне его?

– Сам не знаю… Захотелось…

– А ты меня где увидел? В магазине?

– Нет, чуть раньше… На площади… Но не поверил своим глазам и потащился следом. Как осел за морковкой.

– А почему ж ты не подошел, не окликнул меня? Побоялся?

– Если б ты была одна, я бы подошел.

– И ты все время за мной следил, что ли?

– Нет. Я был в шоке… Я не знал, как себя вести, я ведь думал, ты считаешь меня мертвым…

– Понятно. Но когда увидел, что я с другим мужчиной, взыграло ретивое, да?

– Взыграло ретивое… Надо же… Как хорошо, как приятно… Я так давно не слышал этого выражения… Неужели еще так говорят?

– Ты мне не ответил.

– Ну да, наверное… Кстати, кто этот тип? Ты с ним здесь познакомилась?

– Да нет, я давно его знаю, очень милый человек…

– Ты замужем, Ника?

Она немножко помолчала.

– Сейчас нет.

– Но была?

– О! Сколько раз!

– И сколько?

– Три! – чуть помедлив, сказала она. -

А впрочем, какая разница, все прошло… Говорят, у человека клетки обновляются каждые семь лет, значит, за эти годы они обновлялись целых три раза, ничего прежнего не осталось…

– Неправда, очень многое осталось… Я вот на тебя смотрю – и мне кажется, не было этих лет, не было, понимаешь?

Она посмотрела ему в глаза, усмехнулась и жестко сказала:

– Нет, не понимаю, Влад. Для меня изменилось все. А главное – я сама изменилась.

– Я вижу. Ты стала лучше… гораздо лучше…

– Онегин, я тогда моложе, я лучше, кажется, была!

– Тьфу ты, черт, действительно есть что-то онегинское в этой ситуации… Чуть свет – уж на ногах! и я у ваших ног…

– Это «Горе от ума», – сухо поправила Ника.

– Да, надо же… Я так отошел от литературы… А что, в России по-прежнему много читают?

– Читают довольно много, вопрос в том, что читают… – улыбнулась Ника. – А ты больше не читаешь?

– Читаю, только не по-русски… Я запретил себе… Я запретил себе тогда вообще все… запретил себе свое прошлое… Кто же знал, что все так изменится у вас…

– У вас… Впрочем, это так. У нас! Да, действительно все изменилось. Видел бы ты сейчас Москву…

– А что? – с замиранием сердца спросил он.

– Она такая красивая стала! И твой дом…

Я недавно проезжала по Спиридоновке, кстати, она опять называется Спиридоновкой… Твой дом отремонтировали, он такой свеженький…

– А ты? Ты там же живешь?

– Нет, мой дом снесли, я теперь живу на проспекте Мира.

– А у тебя… У тебя есть дети?

– Нет, детей у меня нет. А у тебя?

– У меня есть сын, Тео. Знаешь, он совсем не говорит по-русски…

– Ты тоже стал говорить с акцентом.

– Шутишь?

– Нисколько.

– Хотя чему удивляться. Мне редко приходится говорить по-русски.

– Не общаешься с эмигрантами?

– Практически нет. Впрочем, это неважно. Расскажи лучше о себе. Как ты живешь, где работаешь, и вообще…

– Мне, Влад, особенно нечего рассказывать. Живу я нормально, в общем даже неплохо по нынешним меркам… работаю. Я делаю кукол.

– Кукол? Каких кукол?

– Для кукольных театров и просто так, на продажу… И знаешь, они имеют успех. В Италии на выставке получила первую премию, у меня много премий… Это дает кусок хлеба…

У нас теперь много богатых людей, и они часто заказывают мне кукол – для детей, для подарков или просто для украшения интерьера…

У меня хорошая профессия, Влад.

– И у тебя есть ворох платьев?

– Ворох платьев? – Она нахмурила брови, словно что-то припоминая. – Подумать только, ты помнишь эту детскую глупость! – Лицо ее вдруг прояснилось, помолодело. – Ну надо же… Я тронута. Нет, вороха, наверное, нет, но просто потому, что мне это уже не нужно.

– Хочешь, я куплю тебе этот ворох, а?

– Нет, зачем? Спасибо, конечно, за порыв, но вполне достаточно и одного платья.

Они замолчали, глядя друг на друга. В этой хрупкой, прелестной женщине была какая-то странная умудренность. Не должна женщина в ее возрасте быть такой, ее еще должны раздирать страсти, тем более Ника всегда была страстной натурой, порывистой и неожиданной. Теперь она стала другой. Но от этого еще более интересной, и как будто бы совсем неопасной. Ни истерик, ни упреков, ничего… С ней так хорошо, так легко…

– Ника, ты удивительно изменилась.

– Ты это уже говорил.

– А твоя мама, она как?

– Мама давно умерла. У нее был инсульт, она долго болела.

– Прости, я не знал…

В ее глазах промелькнула какая-то усмешка. Между тем под деревом уже становилось жарко.

– Может, поедем? – предложила Ника.

– Куда? Я не хочу с тобой расставаться. Ты спешишь?

– Нет, не спешу.

– А давай покатаемся по Рейну на пароходике?

– Давай!

Они доехали до пристани и вскоре уже сидели на палубе прогулочного парохода. На солнце их быстро разморило. Он взял ее руку. Она не отняла, но ответного порыва он не ощутил.

– Ника, подумать только – мы с тобой вместе плывем по Рейну… Кто бы мог предположить…

– Да, и ты, насколько я понимаю, пытаешься меня соблазнить, – засмеялась она. Его бросило в жар.

– Но ты ведь и вправду безумно соблазнительная женщина… И загадочная…

– Да что ты, Влад, какие там загадки… Просто ты, вероятно, ожидал от меня истерик, упреков, обмороков, стенаний по загубленной тобою жизни, так?

– Я об этом даже не думал.

– Думал, думал, потому и назначил свидание не на вчерашний вечер, а на утро, чтобы дать себе возможность отступить… Почему же ты не сбежал, Влад?

– Ника, как тебе не стыдно!

– Ни капельки не стыдно. Влад, ты разочарован?

– Разочарован? Ты о чем?

– Да нет, так…

Ника вдруг сняла легкую жакетку, под которой оказалось платье без рукавов, и он увидел оспинку…

– Жарко, – словно бы извиняясь, тихо сказала она.

А он не сводил глаз с ее предплечья и вдруг наклонился и поцеловал оспинку. Потом еще раз и еще.

– Влад…

– Прости, я вспомнил… Сейчас у молодых девчонок уже нет этих меток… А мне так нравилось… у тебя…

Эти его слова, а может, поцелуй, словно сломали какой-то лед. Они сидели рядом, держась за руки, и молчали. Но сейчас они были не просто рядом, они были вместе. И совершенно ничего не надо было говорить. Напротив них на палубе сидела очень пожилая пара. И он и она в шортах, с некрасивыми, жилистыми ногами. Они с умилением взирали на Влада и Нику.

– Пусти, Влад, – вдруг сказала она.

– Почему?

– Не надо этого, не надо… Лучше расскажи о себе, чем ты занимаешься? Как живешь, и вообще…

– Я живу неплохо, только работаю как каторжный… У меня своя фирма, и еще я консультант и эксперт…

– О, я поняла, ты сделал карьеру! – перебила его Ника.

– Ну, можно и так сказать…

– Значит, все было не зря?

– Похоже, что так.

– Ну и слава богу.

– Но это все нелегко далось…

– Понимаю. А что тебя занесло в Бонн?

– Не знаю… Я здорово вымотался за последний год, захотелось переменить обстановку, побыть далеко от дома, в одиночестве…

– Значит, у тебя отпуск?

– Да.

– Странно, почему ж ты не поехал куда-нибудь, куда обычно ездят американцы?

– А куда ездят американцы? – засмеялся он.

– На Гавайи, в Мексику, например…

– Надоело.

– А…

– Меня почему-то тянуло сюда. И не зря, как выяснилось. А ты сама-то почему сюда приехала?

– Я давно обещала Алле… ну ты же ее видел… Она моя очень близкая подруга.

– А твоя Машка? Вы еще дружите? Ну кругломорденькая такая?

– Машка теперь живет в Финляндии, и мы совсем не дружим. У тебя большой дом? Или квартира?

– У меня квартира в кондоминиуме, знаешь, что это такое?

– Конечно, знаю, у нас теперь тоже строят кондоминиумы. Хотя, по-моему, это звучит ужасно.

– Подумать только! Мне трудно себе это представить… И что, в ваших магазинах есть товары?

Она громко засмеялась:

– Да, Влад, есть…

Она вдруг открыла сумочку, вытащила кошелек.

– Вот видишь, сколько у меня всяких карточек? Это дисконтные карты разных магазинов, – с какой-то наивной гордостью сказала она.

Он расхохотался.

– Да, убедительно! Дисконтные карточки московских магазинов! Ника, ты прелесть!

– Ты хотел сказать: Ника, ты дура! И завести разговор о высших ценностях, о засилье масскультуры и о том, что Россия берет от Запада все самое худшее, да? А знаешь, когда в магазинах все есть, это не так уж плохо, по крайней мере не надо стоять в очереди… Помнишь, как мы с тобой стояли в очереди за маслом к твоему дню рождения?

Он почти не слышал ее наивных речей. Она вдруг показалась ему такой одинокой и беззащитной… Куда девалась та умудренная жизнью женщина, какой она была всего лишь час назад… А ведь она всегда была разной, припомнилось ему, то умной и тонкой, то непроходимо глупой, не понимавшей самых элементарных вещей… Но неизменно очаровательной. Он вдруг ощутил приятную усталость, закрыл на минутку глаза и не заметил, как уснул. Когда проснулся, Ники рядом не было. Он испуганно завертел головой и сразу заметил ее. Она стояла чуть поодаль у борта, а рядом какой-то толстяк в полотняной кепке. И они беседовали! Ему немедленно захотелось убить этого толстяка, но тут к нему подошла его тоже весьма упитанная спутница и, взяв за руку, увела. Видно, почувствовала опасность.

А Ника тряхнула волосами и продолжала стоять у борта. Какие у нее красивые ноги, черт побери. И от этого разреза на юбке можно свихнуться… Надо было не на пароход садиться, а вести ее к себе, а то тут желающих тьма…

Он вскочил и подошел к ней:

– Котофеич…

Она резко обернулась:

– Выспался?

– Прости, сам не знаю, как это получилось. Сердишься?

– Да нет, с чего бы… Тут красиво…

– Что этот толстяк от тебя хотел?

– Какой толстяк? – искренне удивилась она.

– Которого жена увела.

– Вероятно, она его ко мне приревновала, а он ничего такого и не думал. Просто русский турист… Сказал, что мы вместе летели сюда в самолете… А почему ты спросил? Ты что, ревнуешь? – рассмеялась она.

– Да нет, с какой стати… А может, ты и права, может, и ревную. Да, между прочим, кто был вчера тот, седовласый?

– И к нему ревнуешь?

– Ну к нему-то уж точно, – сказал он со смехом.

– Много будешь знать, скоро состаришься!

– Ника, это бесчеловечно! И еще вопрос, с кем это у вас позавчера рандевушка была, как выразилась твоя Алла?

– Обалдеть! Ты что, подсматривал и подслушивал?

– Не подслушивал, а случайно услышал!

Она смотрела на него, и в глазах у нее прыгали чертики.

– Почему ты молчишь? – нетерпеливо спросил он.

– Осади назад, – вдруг жестко сказала она.

– Что? – не понял он.

– Я говорю, осади назад! Тебе тут ничего не светит!

– Не понимаю, о чем ты? – притворно возмутился он.

– Ты что, думаешь, я побегу к тебе в постель, размягчившись от воспоминаний и рейнского солнышка? Не рассчитывай! Я рада тебя видеть, мне приятно провести с тобой несколько часов, и все. Кстати, когда мы приплывем назад, я поеду домой, у меня свои планы на вечер.

– Ника, ну что ты… Я же не… Зачем ты так? – расстроился он.

– Не огорчайся, Влад! – примирительно произнесла она. – Я просто хотела прояснить ситуацию.

– Расставить все точки над «i»… – задумчиво проговорил он.

– Скажи, а ты думаешь по-русски? – неожиданно спросила она.

– Когда как… Если о делах, о работе, то по-английски, я так приучил себя, а если о…

С того момента, как увидел тебя, стал думать по-русски, странно, да?

– Ну почему, у тебя просто нет английских слов для меня, ты их еще не подобрал… и вспомнил русские: дура, но привлекательная, милая, но недалекая…

– Ника, прекрати!

Она засмеялась:

– Извини, Влад, я, кажется, все время нарушаю твой сценарий…

– Какой еще сценарий?

– Ну утром ты приготовился к обороне, а я не собиралась нападать, теперь ты решил уложить меня в койку…

– Ника, что за выражения! – поморщился он.

– Хорошо, решил меня трахнуть, а я возражаю!

– Ника, я…

– Ты в шоке?

– Послушай, теперь в России так говорят?

– Так говорили и раньше!

– Ты так не говорила.

– О, за эти годы я еще и не тому научилась…

– Ужасно! Ну что же, если ты так, то и я буду откровенным. Да, я хочу, как ты выражаешься, уложить тебя в койку, трахнуть и… можно подобрать еще кучу синонимов. Но разве это так уж предосудительно?

– Ну почему? Хотеть не вредно, – пожала она плечами.

– А ты не хочешь? Совсем-совсем не хочешь? – прошептал он ей на ухо и положил руку на шею. Она вздрогнула.

– Прекрати!

– Нет, ни за что! Ты тоже хочешь…

– Мало ли чего я в жизни хочу!

– Ну например?

– Например, побывать на Таити!

– На Таити? Ты правда хочешь на Таити?

В таком случае мы сейчас отправимся в туристическое агентство и полетим на Таити, ноу проблем!

– О, шикарный жест. Но я не хочу на Таити с тобой. И убери, пожалуйста, руку!

– Ника, ну зачем притворяться, ты ведь тоже хочешь… И почему надо этого стесняться, это же так естественно…

– Видишь ли, Влад, у меня за эти годы было много мужчин, но не одновременно.

Он отдернул руку, словно его ударило током.

– Ты хочешь сказать, что у тебя сейчас есть мужчина?

– Вот именно!

– Здесь, в Бонне?

– Нет. В Москве.

– И ты не хочешь изменить ему со мной, так?

– Совершенно верно.

– А как его зовут?

– Господи, тебе-то зачем?

– Так просто, хочется знать, как зовут счастливца.

– Гриша, его зовут Гриша.

Она как-то очень нежно произнесла это имя и ласково улыбнулась. У него сразу заболело под ложечкой. Он обиженно отодвинулся.

– А почему же ты с тем типом нежничала, а? С ним ты про Гришу не вспоминала? И на рандевушку ходила?

Она смеялась:

– Влад, Влад, ты по-прежнему трахаешь все, что шевелится? Неужто не устал?

– Что ты выдумываешь?

– Ничего я не выдумываю, ты всегда был бабником, я думала, может, выдохся уже… А ты все такой же. Но я шевелюсь не для тебя! Усек?

Эта грубость совершенно не вязалась с ее хрупкой, изящной внешностью, она ей не шла, была какой-то чужеродной, и он ей не верил. Она, наверное, так защищается, чтобы сразу не сдать позиции. Но я тоже хорош, сразу полез. Нет, тут надо действовать иначе, не столь прямолинейно, это, конечно, трудно, она так привлекательна. И даже эти морщинки возле глаз, на ярком солнце они заметны…

А какой цвет волос… так и хочется запустить в них руку, оттянуть голову и поцеловать в шею… Интересно, этот Гриша целует ее в шею? Ну уж дудки, не будет она блюсти верность неведомому Грише, я этого не допущу, дудки, дудки!

– Ну хорошо, ты мне все объяснила, я понял! Отступаюсь! – Он поднял руки вверх, словно сдаваясь. – Но общаться-то мы можем?

– Общаться – да! Но не больше!

– Слушаю и повинуюсь!

– Здорово тебя в Америке выдрессировали! – засмеялась Ника.

– Ты о чем?

– Ну у вас же там чуть что – обвинение в сексуальных домогательствах. Я бы тебя там запросто уже за решетку упрятала!

– Тебе хочется упрятать меня за решетку?

– Да нет, живи!

– О, как ты великодушна!

Слава богу, все свелось к шутке.

Они опять сидели рядом. Но он уже не прикасался к ней.

– Ника, у тебя есть какие-то определенные планы на ближайшие дни?

– Да нет, а что?

– Хочешь, съездим куда-нибудь на денек, в Париж например? Ты была в Париже?

– Была.

– Ну хорошо, а может, в Голландию или в Бельгию? А? В Брюгге, например? Это сказочный город.

– А ты там был?

– Был.

– Тогда не стоит.

– Ну почему?

– Ты же терпеть не можешь смотреть уже знакомые достопримечательности.

– Ты и это помнишь?

– Я же не виновата, что у меня хорошая память.

– Тогда давай поедем в Гент. Говорят, это тоже удивительный город, но я там еще не был.

– А сколько туда езды?

– Часа два-три на машине. Если выехать рано утром, мы можем там быть уже часов в десять, погулять до вечера и вернуться. Обещаю даже руку тебе не целовать, и вообще…

– Ну я не знаю… Может быть… А давай возьмем с собой Аллу!

Только этого еще не хватало! Но с другой стороны, если он согласится сразу, это усыпит ее бдительность…

– Отлично, Аллу так Аллу! Но давай не будем откладывать, поедем прямо завтра, и если тебе понравится, я могу свозить вас с Аллой еще и в Альпы, и вообще – куда захотите. Не сидеть же на одном месте.

– Хорошо, я поговорю с ней.

– Вот и славно! А сегодня ты со мной хотя бы пообедаешь? Что-то я проголодался.

– Хорошо.

Они сошли на берег и поехали в деревенский ресторанчик, который он давно знал. Там было по-домашнему уютно. Изразцовая печка, диванчики с лоскутными подушками, комнатные цветы.

– Какая прелесть! – воскликнула Ника.

Он заказал бифштексы, коронное блюдо этого заведения.

– И поскольку ты не желаешь со мной целоваться, я выпью пива! А ты хочешь вина?

– Нет, лучше лимонаду.

– По-прежнему обожаешь лимонад? – вспомнил он. Как много он, оказывается, помнит о ней.

Бифштексы были такой величины, что Ника испуганно всплеснула руками:

– Неужто это можно съесть?

– Это нужно съесть, потому что лучших бифштексов я нигде не ел. Попробуй, попробуй!

– О, и вправду вкусно! Потрясающе!

Она ела с большим аппетитом, и смотреть на нее при этом было приятно. Он вспомнил, как в последний год его раздражала Элли, помешанная на здоровой пище, она поглощала тонны салата и при этом напоминала ему кролика. Да и вообще, манера есть была для него важна… Иной раз, прельстившись чем-то в женщине, он внезапно охладевал к ней, увидев, как она ест.

– Слушай, я, кажется, действительно все это съем, – улыбнулась она. – Так вкусно!

– А ты еще готовишь рыбу под майонезом?

– Холодную? С жареным луком?

– Ну да, это было потрясающе…

– Нет, не готовлю. Это не модно уже.

– Не модно?

– Конечно. Думаешь, нет моды на еду?

– А что сейчас у вас модно?

– Не знаю. Но такая рыба уж точно из моды вышла.

– Ника, ты все выдумываешь!

– Ничего я не выдумываю!

– А что любит твой Гриша?

Она опять нежно улыбнулась:

– Гриша любит мясо.

– Настоящий мачо?

– О да!

Черт побери, я буду не я, если не наставлю рога этому Грише, роскошные, ветвистые рога!

– А помнишь, ты все хотела попробовать суп из бычьих хвостов? Мы о нем только в книжках читали.

– А я уже пробовала. Ничего интересного, обычный крепкий бульон. – Она вдруг прыснула.

– Ты чего?

– Да я вспомнила… Тут незадолго до отъезда захожу в «Седьмой континент»…

– Это что, ресторан?

– Нет, это сеть довольно дорогих супермаркетов. Смотрю в мясном отделе лоточек – написано «Бычий деликатес». Я в первый момент не сообразила, что это такое, а потом начала ржать, как конь! Это же просто бычьи яйца. Согласись, это пикантно – назвать яйца деликатесом.