Текст книги "Ромео во тьме"

Они шутили и смеялись, при этом Мэйз ни капельки не заигрывал с ней, был очень мягким и держался весьма тактично. Ромео даже не узнавал человека, который полчаса назад топал ногами и разражался проклятиями.

Наконец, от чая и анекдотов они перешли к главной теме – Ромео.

Мама занервничала. Они долго обсуждали его бесчисленные достоинства, потом Мэйз красиво заговорил о перспективах. Ромео слышал какие-то неправдоподобные слова: «Голливуд», «Киностудии», «Издательство «Кобальтовый Грифон», «Контракт», «Презентации» и еще и еще, словно его занесло в какой-то женский роман по мотивам сказки про Золушку. Это звучало нереально, но было реальностью.

В сложившейся ситуации трудно было не смотреть на Мэйза как на бога, если на его глазах тот обещал свершение судеб – настоящий божий промысел!

Доминик поднялся с кресла, подошел к роялю, погладил сияющую полировку инструмента и облокотился на крышку. Сейчас он был самой высокой фигурой в центре комнате, он концентрировал все внимание Евы Дэниелс на себе, заставляя ее слушать каждое свое слово:

– Все это вполне достижимо, миссис Дэниелс. Дело техники. – Он выдержал паузу. – Но вы должны понимать, что Ромео придется переехать в Лос-Анджелес. И, возможно, надолго.

2.

Несмотря на то, что Ева ждала этого, при его словах она так побледнела, что Ромео вскочил, решив, что мама рухнет в обморок.

«Нет! – Умоляюще воскликнула она. – Нет! Не забирайте его у меня! Он без меня пропадет! Как же…» – Она заламывала руки, глядя на Мэйза побитой собакой, из глаз ее хлынули слезы. Ромео вдруг стало жаль ее.

Мэйз подошел и опустился перед ее креслом. Он взял ее руки в свои, и доверительно заглянул в лицо. Она стихла, уставившись на него сквозь слезы, то и дело всхлипывая.

– Послушайте меня внимательно, миссис Дэниелс. – Тихо, но твердо заговорил Доминик. – Он действительно пропадет, но только если останется здесь. Ваш уютный городок погубит его. Провинциальная трясина страшна тем, что всегда стремится поглотить личность. Для этого ничего не нужно делать. Ты просто живешь, а она всасывает тебя до тех пор, пока ты не уйдешь в омут целиком. Большой город – другое дело. В нем полно опасностей, но большой город, наоборот, пытается исторгнуть, выплюнуть чужака. Поэтому постоянно приходится бороться, чтобы удерживаться на гребне его волны, которая так и норовит вышвырнуть тебя на берег. Цельную личность это неизбежно ведет к постоянному развитию. Вы понимаете, о чем я говорю, миссис Дэниэлс? Понимаете? – Ева только хлопала ресницами, вперясь в его глаза. – Ответьте мне на вопрос. – Продолжал он. – Вы красивая женщина. Если бы вы не остались в этом городишке, разве не удостоились бы другого, лучшего будущего?

– Я не знаю. Нет, нет, я не зна-а-аю, – она вдруг протяжно завыла. Как бы Ева ни готовила себя к взрослению сына, она все равно не была способна вынести даже мысли о том, что он когда-нибудь уйдет от нее. Нет! Только через ее труп!

Ромео, задумавшись над словами Мэйза, вдруг ощутил безумную жалость к себе и дикое желание навсегда исчезнуть из города. С разбега броситься навстречу прибойной волне большого мегаполиса. И тогда он бросился к матери:

– Мама, отпусти меня! Я должен уехать, пойми. Я буду приезжать, мы будем видеться. Если хочешь, то сможешь тоже переехать через время. Я должен попасть туда и попытаться построить свою жизнь. Дай мне свободу! Отпусти меня. – Ева замотала головой как безумная и прокричала:

«Не-е-ет! Нет! Нет! Неблагодарный! – С этим криком она вырвалась из рук Доминика и, сломя голову, кинулась вверх по лестнице в свою спальню. Дверь ее с грохотом захлопнулась. Доминик и Ромео растерянно переглянулись, потом торопливо последовали за ней. Ромео – впереди, Доминик следом. Они остановились у закрытой двери, откуда доносились громкие всхлипывания. Доминик постучался:

– Миссис Дэниелс! На раздумье есть два дня. За эти дни вы должны решить, даете ли возможность своему сыну построить блистательную карьеру и свою жизнь, или нет. Первая поездка все равно не затянется, но до нее должно быть все решено. Подумайте хорошо, пожалуйста.

«Доминик», – прошептал Ромео так, чтобы мама не слышала, – «я собирался показать вам мои работы, но, боюсь, момент не самый подходящий».

«Да, не проблема. В другой раз. Я пойду. Встретимся позже».

«Я пока побуду здесь».

«Давай, дружок!» Он кивнул ему на прощанье, и ступеньки лестницы тихо запели под его мягкими шагами.

Мэйз вышел на улицу и облегченно вздохнул. Денек выдался не из легких. Сложнее всего – иметь дело с людьми. У каждого найдутся причуды.

Он сердито покачал головой и достал пачку сигарет из кармана.

Он с наслаждением курил, облокотившись на свой Порш, когда рядом остановился синий Купер Ромео.

Из него выскочил белобрысый худощавый парень. Сутуловатый, суетливый и порывистый, он заметался, когда увидел Мэйза. Потом неожиданно остановился как вкопанный. Пригладив курчавую белесую шевелюру, осторожно приблизился, на ходу вытягивая шею. Своим любопытным мельтешением парень действовал Мэйзу на нервы. Мэйз засунул свободную от сигареты руку в карман и, задрав левую бровь, с холодным ожиданием наблюдал за парнем. Тот переминался с ноги на ногу и робко поглаживал черный металл Порша.

= Красивая машина, – наконец, сказал он. Голос его подрагивал, а заискивающие светлые глаза часто мигали.

Доминик вдруг обратил внимание на его шрам.

– Ты, должно быть, Люциус. – С деланным безразличием сказал Мэйз.

– Да. Да. Я Люциус. О Кайно. Я наполовину поляк. Я лучший друг Ромео.

– Угу. Я понял. Ну и что ты имеешь мне сказать, О Кайно, помимо того, что у меня красивая машина? – поджатые губы, изогнувшаяся рассеченная бровь, взгляд исподлобья; весь его вид словно говорил Люсу: «Говори, и вали к чертям!»

О Кайно почувствовал его неприязнь и занервничал. От этого, он совсем забыл речь, которую готовил на протяжении всего пути.

– Вам Ромео показывал наше творчество? Мы с ним все делаем вместе. Всегда.

Уверенное «нет» совсем сбило Люциуса с толку. Он продолжал мяться на одном месте. Такого ступора с ним еще не случалось. Он чувствовал себя, словно кролик перед удавом. Ну, где этот чертов Ромео?

– Как нет? Он должен был. Знаете, мы вчера весь день думали, что вам показать. У нас группа. И театр. И…и вообще, мы друг без друга никуда. Мы поклялись, что всегда будем вместе! Так что, если вы собираетесь работать с Ромео, то Вам придется взять и меня. Пожалуйста! Что вам стоит!!! – зажмурив глаза, выпалил О Кайно.

Никогда бы, ни за что, он не позволил себе подобного поведения и таких унизительных реплик. И никогда не стал бы никого умолять! Тем более, такого надменного и самовлюбленного мужика. Просто не осмелился бы.

В то же самое время, Мэйза вдруг охватило такое бешенство, что он разорвал бы этого идиота на клочки. Но вместо этого он ядовито ухмыльнулся, открыл дверь машины, и вполголоса сказал:

– А-а, припоминаю… Ромео давал мне послушать пару твоих песенок. И вот, что: таких как ты, в Лос-Анджелесе, пруд пруди. И знаешь, что с ними делают, с такими как ты? Трахают за десятку, снимая прямо с Сан-Сета. Так что не надейся особо. Даже твое уродство не сделает модным. Тебя, думаю, вот как есть, будут драть и за пятерку. Или просто за дозу. Что еще? А, песни. Ну что сказать…посредственность, она хоть в Польше, хоть в Африке. И вот еще, что… – он открыл дверь машины и сел в нее. – Первое, что мне сказал Ромео, когда зашла речь о Люциусе О.Кайно, было то, как ты его достал, лентяй и бездарь. Он готов на все, лишь бы от тебя поскорее избавиться. Так что, извини, приятель, но нам с тобой не по пути, хоть ты тресни. Прощай, голубчик! – Дверь за ним захлопнулась, мощный двигатель взревел.

Люциус отвернулся, чтобы не смотреть ему вслед.

Первые несколько минут он просто не мог прийти в себя. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь услышит такое…

Когда к нему вернулась точка опоры, он швырнул ключи от Купера на землю и устремил взгляд, полный ненависти, на окна комнаты Ромео. Окна, через которые он столько раз пробирался в этот дом так, чтобы не узнала Мегера. Окна, за которыми строилось столько надежд, планов. А оказалось, что все эти надежды и мечты были просто блефом, фарсом, который все это время разыгрывал его, так называемый, друг.

Он так и знал! Он чувствовал, что не знает до конца этого прохвоста. Он подозревал, что этот маленький монстр еще подложит ему свинью. Ударит его в спину. Предаст его в самый решающий момент. Странно, а ведь он всегда считал его лучшим другом. Люциус удалялся медленно, все еще не справляясь с настигнувшим его потрясением.

3.

Когда Ромео выбежал из дома, то обнаружил только брошенный у тротуара Купер, и ключи на земле, неподалеку от машины. Ни Люса, ни Мэйза нигде не было. ОН постоял на улице еще какое-то время, но никто не появился. Он растерянно повертел головой и нехотя ушел в дом.

Мама вышла из своей комнаты. Она остановилась у лестницы, ведущей на первый этаж.

Ее глаза опухли от слез, и прическа растрепалась. Она топталась у ступенек, громко сморкалась в платок и продолжала вполголоса причитать, что он неблагодарная тварь, и не ценит, что она положила на него жизнь, обеспечила ему прекрасное образование, не скупилась на преподавателей музыки и иностранных языков. Купила ему хорошую машину, в конце концов! Давала ему достаточно свободы на все (при этих словах Ромео нервно усмехнулся). Вот другие матери не делают для своих сыновей и сотую долю того, что делает для него она. Вот чужие сыновья знают, как надо любить и почитать мать. Ей следовало быть с ним жестче, контролировать его лучше, чтобы на его пути не появлялись разные владельцы издательств со странными именами, которые так и норовят отнять у нее ее мальчика. Они готовы сделать для этого все, даже рассказывать какую-то галиматью. И все это только для того чтобы заморочить ей голову, усыпить ее бдительность и отнять его у нее. А ведь кто он без нее? Слабый маленький ребенок, который даже трусов себе не может постирать! НЕ говоря уже о том, чтобы приготовить себе обед.

Ромео, который в эту минуту ждал, пока закипит чайник, чтобы сделать ей чай, схватился за голову и истошно заорал:

Мама! Мне 22 года! Я уже давно не ребенок! Не ребенок! Сколько ты мне прикажешь еще держаться за твою юбку, черт возьми!

– 22 года. – Так же вполголоса продолжала она, не реагируя на его крик, – Что такое 22 года? Еще совсем ребенок. Молокосос. – И вдруг она тоже закричала сверху, да так тонко и пронзительно, что на полочке зазвенели хрустальные рюмки: «Молокосос! Глупый щенок! Не смей орать на меня! Я все для тебя: я твой день, я твоя ночь, я твоя мать!!! Не смей! Никуда ты не поедешь! Никуда ты не поедешь! Никуда ты от меня не денешься! Ты без меня ноль! Пустое место!!!» – послышался оглушительный грохот, и она ворвалась в кухню. Вид ее был так страшен, что Ромео невольно отпрянул к стене, забыв про чай. Всклокоченные волосы ее торчали во все стороны, как у ведьмы, выпученные от гнева глаза – вращались, рот был перекошен. Она в исступлении продолжала орать:

«Не поедешь! Или будь ты проклят! Трижды проклят!»

«Я и так уже проклят тобой, – одними губами произнес Ромео, и бросился к выходу, оттолкнув ее со своего пути.

Он упал в машину, и ехал куда-то, ехал, без остановок. Не видя светофоров, не разбирая дороги. Когда слезы так сдавили его горло, что он уже не мог дышать, он дал им волю. Упав лицом на руль Купера, он рыдал как ребенок.

Стотонный кусок скалы был бесчисленными цепями прикован к его плечам. И с этим камнем он шел ко дну, чтобы никогда больше не всплыть. Кто бы заставил его поверить в то, что на этом роковом камне будет высечено имя самого дорогого ему человека на свете, его собственной матери.

4.

Не один час миновал, пока Ромео, наконец, взял себя в руки. Когда помутнение в голове отступило, и он опять вернулся в состояние трезвого ума, юноша вытер ладонями глаза, закурил и попытался проанализировать ситуацию.

Мэйз. Несмотря на то, что Люциус куда-то запропастился, и Ромео не смог представить Мэйзу плоды их творчества, было и так понятно, что Доминик заинтересован в Ромео, так что на этого могущественного союзника он вполне мог рассчитывать. Ромео был уверен, что навязать Мэйзу еще и Люциуса не составит никакого труда, ведь Люс тоже был весьма талантлив.

Орландо. Именно Орландо познакомил его с Мэйзом, кроме того мистер Роуд тоже был весьма значимой фигурой, и он был на стороне Ромео. Так что, могущественных союзников уже становилось двое.

Люциус. Этот, конечно же, был в глазах его матери даже не нулевой, а несуществующей единицей. Ромео не знал человека, к которому мама испытывала бы больше неприязни. НО, в конце концов, коли дело дойдет до большой разборки, то и его голос не будет лишним.

Решив, что за его спиной выросла практически каменная стена, Ромео почувствовал себя намного уверенней.

Для себя он уже принял твердое решение ехать с Мэйзом куда угодно. Благодаря похвалам Доминика, он был готов рискнуть всем, чтобы попробовать схватить за хвост свою синюю птицу. Наверняка, Доминик поможет ему расставить на нее силки.

В самом худшем случае, Ромео приготовился к тому, что сбежит из дому. Не он первый и не он станет последним, кто убегает в поисках счастья.

После этой мысли Ромео ощутил мир внутри себя и воспрял духом.

Он хотел поговорить с Люсом.

Он поехал прямо в студенческий городок, в общежитие, где обитал О. Кайно.

Из-за двери комнаты Люциуса сотрясал стены загробный рок «Тайп-о-Негатив», группы, которая, казалось, сплошь состояла из вампиров и рычала свои потусторонние песенки рыком полнолунных оборотней.

Ромео битый час барабанил в дверь ногой, пока ее медленно не отворил Рэндэлл, сосед Люса по комнате.

Высоченный, увешанный железными крестами, заросший крашеными черными волосами по пояс, этот фанатик готического рока, как всегда был едва способен поднять веки, свинцово тяжелые от выкуренной травы. Он неистово тряс сальной шевелюрой и, не замечая Ромео, сипло вторил жутковатый текст в унисон своим рычащим кумирам: «Гори гори, в огне гори, моя ведьма! Имела ты Христа, теперь гори сама! Гори! Гори!»

– Люциус где? – проорал Ромео.

«Исчезни во тьме-е-е-е…» – продолжал орать Рэндэлл.

– Где-е-е Лю-ю-юциус???!!! – во все горло прокричал Ромео и дернул Рэндэлла за самый большой крест. Тот приподнял голову и задергал веками в попытке разглядеть Ромео. Тот понял, что это безнадежно, и осторожно протиснулся в комнату мимо него. Люциуса там не было.

«Мог бы и догадаться», – вздохнул юноша, проскользнул обратно, стараясь не задевать Рэнделла.

Ромео дошел до конца коридора, а тот так и застыл в дверном проеме, тряся головой и продолжая орать что-то про горение порочных ведьм.

Когда юноша вышел из здания общежития, уже стемнело. Ромео сел в машину и задумался. Куда же ехать теперь?

Что делать? Домой он возвращаться пока не собирался. Люс куда-то исчез. Телефон его не отвечал. Ромео с удовольствием поехал бы к Доминику, но представления не имел, где тот остановился. Куда ехать? К тому же, он был чертовски голоден. Подумав еще немного, Ромео принял решение отправиться перекусить чего-нибудь, а там будет видно.

Он только собрался повернуть ключ в замке зажигания, как его телефон зазвонил.

Ромео вздрогнул от неожиданности, но решил не прикасаться к нему. Меньше всего на свете ему бы хотелось увидеть на дисплее телефона слово «МАМА». ОН неподвижно сидел и ждал, пока тому надоест трезвонить. Однако телефон упрямо продолжал разрываться пронзительными трелями в его кармане.

«Окей, я только посмотрю, кто это» – Решил Ромео. Это ведь мог быть и Люс.

Но все оказалось даже лучше: «Мистер Роуд» – гласила надпись на дисплее. Уже спустя несколько минут, довольный Ромео парковал свою машину около входа факультета искусств.

В мансарде под самой крышей, где горели канделябры, пахло искусством и дорогими сигарами, его ждали на ужин.

Было уже довольно поздно. В здании факультета царила величественная тишина. Боязливо, на цыпочках, чтобы не нарушить величия этой тишины, Ромео крался по темным коридорам, ведомый лишь серебристым светом луны, который в изобилии проливался на блестящий паркетом пол, сквозь огромные окна старинного здания.

Ромео поймал себя на мысли, что даже в абсолютно темном Университете ему совсем не было страшно.

Совсем наоборот: таинственный свет оживлял картины на стенах и, пока Ромео продолжал свой путь, ему мерещилось, будто с полотен ему подают загадочные знаки Чайковский, Моцарт, Петрарка, Александр Македонский. Его ноги скользили по лунной дорожке, которая шелковым полотном разворачивалась перед ним. Как нитка Ариадны, она вела его по узким коридорам вместилища наук, которое, наверняка, хранило множество собственных нераскрытых тайн.

Душа Ромео наполнялась волнующим трепетом, дыхание перехватывало от восторга. Он замедлил шаг, чтобы как следует напитаться, надышаться этой таинственной атмосферой, запомнить каждую ноту легкого эха своих шагов, каждый мистический вздох старинных половиц где-то сзади… Он знал это ощущение: следом за этим трепетным восторгом, неизменно следовало вдохновение.

5.

Орландо, попыхивая сигарой, поправлял салфетки под тарелками. Он сворачивал и клал их, сворачивал и клал, и каждый раз оставался чем-то недоволен. Честно говоря, он был совершенно против китайской кухни, которую доставили пятнадцать минут назад, и которая теперь наполняла всю лабораторию сладким запахом имбиря и сои. «Это калорийно и не полезно!» – заявил он Доминику час назад, но Доминик только молча улыбнулся и набрал номер китайского ресторана.

Нет, все-таки этот человек обладал каким-то странным даром власти. С ним невозможно было спорить.

Орландо нужно было куда-то деть свое недовольство, поэтому его абсолютно не устраивало то, как сегодня лежали салфетки.

      По крайней мере, как он считал, даже если еда плоха и заказана в дурном ресторане, это вовсе не означало, что ее надо было дурно есть. Недостатки пищи можно компенсировать красотой сервировки. Благо, посуда в полном комплекте хранилась в кабинете в специальном шкафу, так как обеды и чаепития для студентов и преподавателей были его излюбленным коньком.

Так что, свечи – в канделябры, серебряные вилки – слева, ножи – справа, и так далее, тщательнейшим образом, до полного совершенства.

Пока Орландо старался облагородить их неизысканный ужин, Доминик сидел, по своему обыкновению, на подоконнике, болтал ногой, и размышлял, уставившись на луну. Луна была большой, совершенно круглой, и на ней отчетливо просматривались серые пятна кратеров. Эти пятна напоминали ему очертания человеческого лица: вон, два круглых глаза, нос, немного кривой, но вполне отчетливый, и печально опущенные уголки рта. Странно, что мало кто еще это замечал.

Внезапно, входная дверь медленно отворилась, огласив комнату протяжным скрипом.

Орландо и Мэйз мгновенно обернулись.

В проеме, освещенный призрачным лунным светом, стоял Ромео. Он вошел так осторожно, словно внутри себя нес что-то настолько хрупкое, что могло разрушиться от любого его неловкого движения.

Он медленно протянул руку к Орландо и еле слышно прошептал:

– Можно ручку и бумагу. – Доминик с интересом уставился на него. Роуд метнулся к письменному столу, достал блокнот и ручку и подал юноше. Тот упал на пол там же, где стоял и, что-то бубня про себя, принялся с бешеной скоростью покрывать текстом белые листы.

Мэйз с минуту ошарашено смотрел на Ромео, который время от времени замирал на мгновение, тер рукой голову, и тут же опять набрасывался ручкой на бумагу. Ничего подобного Доминик в жизни не видел. Он устремил потрясенный взгляд на Орландо. Тот с восхищением кивнул на Ромео, и Доминик прочел по его губам: «Я тебе говорил. Он уникален. Уникален».

Через пятнадцать минут стало понятно, что это надолго. Орландо подал Мэйзу его виски, сам сделал глоточек кальвадоса. И тот и другой хранили молчание, они боялись нарушить тишину Ромео. Так что в комнате были слышны только потрескивание свечей, да неразборчивое бормотание юноши.

Орландо был счастлив: Ромео удалось представить свои способности самым неожиданным и весьма эффектным способом. Не только Доминик, но и он сам был в сотый раз поражен этим юношей. Снова и снова он не переставал удивляться необычным проявлениям его таланта. Ему очень хотелось заглянуть сейчас в бумаги, на которых рождалось что-то необыкновенное, что-то чудесное. Что это было? Песня? Поэма? Роман? Сценарий? Комедия или трагедия? О ком?

Мэйз тоже наблюдал за ним. И он задавал себе все те же самые вопросы. И его разбирало то же самое любопытство.

Он, как завороженный, смотрел на склоненную голову Ромео. Нежные темные завитки его волос искрились в лунном свете, создавая легкую иллюзию свечения, как будто бы воображение расцвечивало и серебрило его романтические мысли. Губы его, нежные и розовые, беспрестанно двигались, повторяя слова, которые порхали вокруг Ромео таким густым роем, что Доминику стало казаться, будто он видел их, похожих на крошечных мотыльков с пестрыми крылышками. Время от времени Ромео вскидывал голову, и тогда глаза его вспыхивали подобно двум светлячкам, которые притягивали к себе слова-мотыльки, и растворяли их в своей бездонной сапфировой глубине.

      Чем дольше Мэйз наблюдал за Ромео, тем сильнее ему начинало казаться, что в пятне отражения луны, прямо перед ним, сидел вовсе не простой смертный человек, а неземное, волшебное существо. Посланник света, непорочное создание. Нечто такое, что невозможно потрогать руками, нечто такое, что можно только чувствовать и чем можно только восхищаться. Мэйз не мог оторвать от него глаз, это было какое-то волшебство. Настоящее чудо происходило сейчас в его присутствии. Мэйза подумал, что, возможно, перед ним был юный Орфей, а, скорее, Ангел, который спустился с небес, и чьих крыльев просто не было видно из-за спины .

В душе Доминика возникло какое-то странное чувство. Он пока не мог понять, что оно значило, но это смутное чувство было неизъяснимо приятным. Необъяснимо волнующим.

И это испугало его.

Громко кашлянув, он спрыгнул с подоконника.

Ромео вскинул голову и…волшебство закончилось.

– Пожалуйста, – притворно умоляющим голосом сказал Мэйз, – давайте есть! Я больше не могу.

Все еще сжимая ручку, Ромео обвел комнату невидящим взглядом. Но когда Мэйз зазвенел хрустальным штофом, наливая себе еще виски, юноша пришел в себя и торопливо запихнул блокнот в карман. К огромному разочарованию обоих мужчин.

6.

Они в молчании жевали стылую утку и рис. Доминик щедро заливал невкусную еду ирландским виски и несколько раз одергивал себя, когда обнаруживал, что слишком долго задержал взгляд на лице Ромео без каких-либо определенных причин. Тот все еще находился в состоянии легкой прострации, смотрел в одну точку и механически клал себе в рот куски еды. Орландо морщился от отвращения, но продолжал есть, так как не хотел показаться невежливым и отвлекать всех своими претензиями.

Наконец, Доминик отодвинул от себя тарелку и снова глянул на Ромео. Безучастный вид того начал его раздражать. Он взял чистый стакан, наполнил его до краев и поставил под нос Ромео.

– Эй, дружок, – Мэйз тихонько постучал ему по плечу, – очнись-ка и выпей.

Так же механически, Ромео поднял стакан и сделал большой глоток. Напиток раскаленной проволокой продрал все его внутренности, и юноша тут же вскочил, ловя воздух ртом, как рыба. Доминик засмеялся:

– Так-то лучше.

– Я прошу прощения! – виновато сложил руки Ромео, – Я слишком увлекся. Со мной такое бывает.

– Так это прекрасно! В этом твой дар, твоя особенность! – воскликнул Орландо, – Ты говорил еще со своей матерью? Доминик мне все рассказал про сегодняшний безумный день.

Ромео посмотрел на Мэйза и понуро склонил голову:

– Говорил? Нет, потом все было гораздо хуже. Был ужасный скандал. И я убежал. Я не знал, как мне себя вести… Я не помню ее такой. Я и не знал, что она может быть такой, – Ромео почувствовал, как к его глазам подступают слезы.

– ТЫ выпей, выпей! Скорее!

Он послушно сделал еще несколько глотков, в голове чуть затуманилось, и слезы отступили. Он с облегчением вздохнул:

– Я принял решение. Я хотел бы попросить вас, мистер Роуд, и вас, мистер Мэйз…

– Доминик. – Поправил его Мэйз. – Никаких Мэйзов.

– Спасибо…

– Чтобы мы поговорили с нею? – закончил за него Роуд, – Конечно, мы поговорим, если в этом возникнет необходимость. Несомненно, она сильно драматизирует события. Она с тобой никогда раньше не расставалась. Это пройдет. Пройдет. Когда она поймет, что мы в двадцать первом веке, где есть автомобили, сотовые телефоны, самолеты и электронная почта, все станет на свои места. Это просто шок первого впечатления. Кроме того, ей же никто не запретит приезжать к тебе, когда вздумается. Не волнуйся, Ромео, все утрясется, и мы тебе в этом посодействуем. Да, посодействуем. – Мэйз согласно кивал, глядя на свечу сквозь свой виски. Глаза его мерцали, отражая игру света в хрустальных гранях стакана.

– И мне очень жаль, мистер…Доминик, что ты не встретился сегодня с Люциусом…

– Кто тебе сказал, что я не встретился с Люциусом? – с усмешкой спросил Мэйз.

– Ты видел его? – с надеждой воскликнул юноша. – Он классный, правда? Он ведь может тоже…– он замялся, – поехать с нами?

Мэйз поспешно отвернулся, чтобы Ромео не заметил, как изменилось его лицо, и ласково произнес из-за спины:

– Конечно, Ромео. Все будет как ты захочешь. Только давай поговорим о Люциусе завтра. – С этими словами он повернулся и посмотрел на Ромео в упор. Юноше не захотелось ему перечить.

– Сегодня, – высоко подняв свой стакан, воскликнул Мэйз, – Предлагаю покутить и расслабиться! У всех был тяжелый день. Мы можем позволить себе похулиганить.

Орландо замахал руками в знак протеста:

– Я – пас! У меня лекции с раннего утра. Я пожилой человек и поеду домой. А вам, молодые джентльмены, рекомендую оторваться, как следует.

– Ну, хорошо. – Согласился Мэйз. – Нам будет вас не хватать, господин Роуд, но мы повеселимся и на вашу долю. Ну что, все готовы?

Ромео закивал. Только сейчас он заметил, что имидж богемного критика Мэйз успел сменить на простую удобную одежду. Мэйз явно предпочитал мягкие ткани и темные цвета.

7.

– Нет, – заговорщицким тоном сказал Доминик, когда Ромео подошел к своей машине, – машину оставь здесь. Завтра тебе ее доставят. Место, куда мы сейчас поедем, находится неподалеку от твоего дома. Так что…– он нырнул куда-то в кусты, и тут же появился. Он лукаво улыбался, и вел рядом с собой своего черного стального дракона. От страха и восторга, душа Ромео ушла в пятки.

И не зря.

Уже подвыпивший Мэйз, с громким улюлюканьем летел по улицам на такой бешеной скорости, что Ромео даже не замечал, как мимо них проносятся деревья и дома. Иногда, чтобы позабавить Ромео, он начинал кренить мотоцикл то вправо, то влево, и тогда даже крик застревал у того в горле. ОН изо всех сил стискивал широкую спину Мэйза, прижимал голову и зажмуривался.

Когда свирепый дракон закончил свой полет, Ромео сполз с кожаного сиденья, и еще несколько минут не чуял земли под ногами. Его все еще раскачивало. Мэйз, задрав правую бровь, наблюдал за ним и едва сдерживал смех. Придя в себя, юноша обнаружил, что место, куда они приехали, действительно находилось совсем рядом с его домом, на параллельной улице. Просто заведение было так тщательно завуалировано, что Ромео никогда и не предположил бы, что в подвале обычного дома (в котором, как оказалось, никто не жил), помещалось одно из самых диковинных мест города.

Мэйз ставил свой мотоцикл, когда за его спиной раздался пьяный женский голос:

– Эй, ковбой! – он резко обернулся через плечо. Сзади стояла яркая, длинноволосая латиноамериканка. На ней было надето серебристое короткое платье, которое в лучшем виде демонстрировало аппетитные округлости ее фигуры, присущие только людям ее расы. Сверкающие босоножки на шпильках оттеняли смуглый блеск ее крепких красивых ног. Она вся была как спелый, сладкий орешек в молочном шоколаде. В руке она сжимала почти порожнюю бутылку шампанского. Девушка постоянно старалась принять более выгодную позу, из-за этого создавалось впечатление, что она без остановки пританцовывает самбу. По ее глазам и нетвердому равновесию, было очевидно, что бутылка не первая.

– Ковбой, прокати меня на своем…мотоцикле! – она выстрелила взглядом, точным попаданием в его глаза. – Я всю жизнь мечтала прокатиться на таком мотоцикле с таким ковбоем как ты.

Мэйз повернулся к ней всем телом, усмехнулся, покачал головой и, не сказав ни слова, направился к входу в подвал. Ромео тенью скользнул за ним.

Подчеркнутая вежливость охранников уже не удивила Ромео. В клуб вела узкая, довольно крутая лестница вниз. С каждой ступенькой они все более и более погружались в густой безвкусный туман. Только мигающие огоньки под ногами помогали сориентироваться в этом молоке. Ромео это напомнило посадку самолета в плохих погодных условиях.

Наконец, они преодолели спуск, наощупь миновали тесный коридор и…

Туман рассеялся. Взгляду Ромео предстало…небо.

Густо-синее, ночное небо покрывали мириады звезд. Звезды мерцали, то и дело выхватывали из тьмы силуэты людей. На бледных облаках раскачивались девушки в светящихся белых платьях.

Месяц под потолком испарял сладкий запах каких-то благовоний, названия которых Ромео не знал. Пространство наполняла таинственная, очень чувственная музыка.

Когда взгляд юноши привык к темноте, он стал различать и те предметы, которые не излучали слабого света.

На полу, устланном черным глубоким ковром, стояли развалистые черные диваны, испещренные блестками и стразами. Бледные облака оказались глубокими креслами-качелями, очевидно, прикрепленными к потолку. В зале царила тьма, однако темно вовсе не было из-за мириад огоньков, беспрерывно вспыхивавших в свете специальных светильников.

Благодаря этим уловкам создавалось ощущение, как будто находишься или посреди открытого космоса, или в недрах волшебной шкатулки.

Ромео посетила мысль, что Мэйза влекут необычные, в некотором роде, эзотерические заведения, в которых живет атмосфера чего-то необыкновенного. В прошлый раз – Лампа Алладина, теперь – Волшебная шкатулка, или Открытый космос, как кому больше нравится.

Тем временем, Мэйз опустился на диван и с удовольствием подложил под голову пару мягких подушек. Ромео устроился в огромном черном кресле напротив. В мгновение ока были принесены напитки и…

– Кальян? – предложил Мэйз и указал на большую расписную стеклянную бутыль с узким, длинным медным горлышком, поверх которого на фольгу были уложены раскаленные докрасна угольки. С одной стороны бутыли торчал шланг, который оканчивался массивной рукояткой с длинным мундштуком. Из мундштука валил беловатый дым со странным сладким ароматом.