Текст книги "Бытие. Книга третья"

Памяти Эстер Яковлевны Гессен

Моё знакомство с Эстер Яковлевной Гессен произошло благодаря журналисту Леониду Виноградову (журналы «Нескучный сад», «Православие и мир», другие московские издания), лауреату престижного международного конкурса «Надежда для Восточной Европы» (первое место, Штутгарт, Германия). Впрочем, в то время, 29 лет назад, он ещё не был никаким журналистом, а был молодым матросом срочной службы Краснознаменной Каспийской флотилии. Кстати, хорошо помню, как Лёня, будучи у нас в гостях, когда его отпускали со службы в плавмастерской, великолепно декламировал стихи поэтов серебряного века. А Эстер Яковлевна – его мама, просто радовалась тому, что с сыном Лёней всё хорошо, и ему есть к кому прийти в далеком южном городе Баку.

Она приезжала повидаться с сыном, и так случилось, что я и мои родители познакомились тогда с ней, за что я несказанно благодарен тому самому случаю до сей поры. Ибо помимо прекрасного общения с этой абсолютно неординарной личностью вскоре именно Эстер Яковлевна впервые обратила внимание уже тогда хорошо известного столичного литературного критика Инны Ростовцевой и популярного поэта Александра Иванова на мои юношеские вирши, во многом ещё, как я понимаю сейчас, весьма сырые, далекие от совершенства, наивные, но всё-таки искренние. Видимо, что-то в них было…

А Леонид, кстати, тогда же, впервые познакомил меня с творчеством Зульфикарова, что, к Лёниному удивлению, оказалось в дальнейшем отправной точкой нашей многолетней дружбы с Тимуром Касымовичем.

В 1986 году я видел Эстер Яковлевну, как с сожалением полагал долгое время, в последний раз. А номер Лёниного телефона по своей поэтической безалаберности потерял в 1995 году. Увы. Но, слава Богу, что теперь существует интернет! И Лёня меня таки нашёл не так давно! И мало того, к моему беспредельному восторгу, оказалось, что несмотря на миновавшие 27 лет, удивительная, потрясающая девяностолетняя Эстер Яковлевна жива! В этой связи, забегая вперёд, нельзя не сказать хотя бы несколько слов благодарности за внимание к родной бабушке и финансирование её лечения и проживания её внуку Алёше, которого я помню маленьким мальчиком, сыном Елены. Мальчик вырос, стал бизнесменом и регулярно помогает бабушке. «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины?..» Мы с Леонидом договорились о встрече и, сопровождаемые группой талантливых людей – поэтов Саши Карпенко, Натальи Богатовой, Ольги Гулинкиной, художницы Елены Краснощёковой (Сашина жена), самого Лёни и его супруги Наташи, отправились на аудиенцию к Лёниной маме, предварительно заглянув на Патриаршие пруды с целью приобретения соответствующего моменту самого лучшего в Москве букета роз.

О том, как именно происходила сия блистательная, радостная встреча, пусть расскажут фотографии, я лишь повторю ту информацию об этой необыкновенной женщине, которая известна из различных публикаций в СМИ.

Эстер Яковлевна Гольдберг (в замужестве Гессен; родилась 05.01.1923) – переводчица и мемуаристка, переводила с польского языка, в том числе произведения З. Косидовского и И. Неверли, окончила Московский институт истории, философии и литературы имени Н. Г. Чернышевского, работала в журнале «Советская литература на иностранных языках», вдова Бориса Арнольдовича Гессена (1919—1980), сына пушкиниста Арно́льда Ильи́ча Ге́ссена (4 (16) апреля 1878 – 12 марта 1976), известного российского журналиста и литератора. Его перу принадлежат книги: «Набережная Мойки, 12. Последняя квартира А. С. Пушкина», «Во глубине сибирских руд… Декабристы на каторге и в ссылке», «Все волновало нежный ум… Пушкин среди книг и друзей», «…Москва, я думал о тебе! Пушкин в Москве», «Жизнь поэта», «Рифма, звучная подруга… Этюды о Пушкине», Книги неоднократно переиздавались и были необыкновенно популярны в 60—70-е годы двадцатого века.

Арнольд Ильич учился в Санкт-Петербургском университете на физико-математическом факультете, затем в 1912 году окончил там же юридический факультет. Занимался журналистикой, в частности был корреспондентом газеты «Русское слово» в Государственной Думе всех созывов с 1906 по 1917 годы. В послереволюционное время работал в различных издательствах. В 1927 году. пытался выпустить двухтомное собрание сочинений Анны Ахматовой, однако этот проект завершился неудачей. Уже в конце жизни Арнольд Ильич начал активно выступать с публикациями на пушкинскую тему. Дочь Эстер Яковлевны, Лена Гессен – переводчица, редактор, профессор русского языка, а внучкой является известная российская и американская журналистка и писательница Маша Гессен…

Через год после занятия в 1939 году польского Белостока Красной Армией отец отправил Эстер учиться в Москву. Она сама рассказывает об этом в своей увлекательнейшей книге мемуаров «Дороги, которые мы не выбираем» (кстати, записи речей Эстер Яковлевны, которые приведены ниже, опубликованы ранее Машей Гессен): «В Московском университете я училась на филологии, тогда ещё не было гуманитарных факультетов при университете, а был такой институт ИФЛИ. А когда началась война, ИФЛИ влили в университет. Так что начинала я в ИФЛИ, а кончила в университете».

В пятидесятые годы, когда умер Сталин, Эстер Яковлевна работала в польском издании журнала «Советская литература на иностранных языках», и проработала там сорок два года.

О немцах в 1939 году: «Немцы в 1939 году были у нас недолго, не больше месяца. В этот месяц все евреи позакрывали свои лавки. Мои родители не разрешили мне выходить из дома – и не только мне, вообще всех детей держали взаперти, потому что немцы устраивали такие штуки: был полицейский час до восьми, а потом стреляли без предупреждения. А потом вдруг в один прекрасный день время изменили: не с восьми, а с семи. А повесили объявление в шесть. А телефонов ещё почти ни у кого не было. Перестреляли в тот день десятки людей, которые вышли на улицу, считая, что могут ещё час куда-то идти. Но вот однажды я не выдержала – ну знаете, в шестнадцать лет сидеть как в тюрьме дома взаперти очень тяжело. И я умолила родителей, чтобы они меня выпустили к подруге, которая жила через улицу, то есть буквально десять шагов от нас. Я им поклялась, что я больше никуда не пойду, вышла, и не успела выйти из ворот, как около меня остановилась машина, и меня втянули туда. Я уже решила, что меня везут убивать. Оказалось – ничего подобного, оказалось, что немцы узнали во мне еврейку, а зная, что идиш похож на немецкий, возили меня с собой в пять или шесть магазинов – еврейские-то лавки были закрыты, так что возили в польские, а поляки по-немецки ни полслова – чтобы я им переводила, что им там надо было покупать, то есть просто как переводчицу взяли. А потом оставили меня на улице и уехали. Я с той поры носа из дома не высовывала».

О поездках на фронт в 1941 году под Москвой (Эстер Яковлевна прошла шоферские курсы): “ У нас было две основные ездки – в место под смешным названием Главресторантрест, и на окопы. Сначала мы ездили по разным точкам, на птицекомбинат, еще куда-то за продуктами, потом привозили в этот самый ресторантрест. Оттуда ехали на окопы по Волоколамскому шоссе. И это была самая нервная ездка. Потому что в кузове у меня теперь были продукты и два грузчика. А полуторка эта на малых оборотах всегда глохла. Заводить ее надо было такой ручкой спереди. И вот только эти грузчики мои запустят лапу в винегрет – как я им стучу, чтобы они вышли и заводили машину. И они, конечно, кроют меня трехэтажным матом. А вот по дороге обратно мы часто задерживались, потому что обстрелы были. Нам совершенно не хотелось умирать, и мы выбегали, бросали машины, прятались в кювет, а когда заканчивалась стрельба, мы опять заводили их и ехали. Кроме того, нельзя было фары зажигать. Мы далеко не всегда успевали засветло вернуться. Нас предупреждали – «старайтесь» – и мы старались. Но вот едешь, улицы не освещены, окна все занавешены, темно, как в могиле».

О родителях перед войной 1941 года: «У советской власти была такая система: главу семейства сажали, а остальных ссылали. Когда за ним пришли и сказали, что его в тюрьму, а маму в Сибирь, мама села и сказала, что никуда не поедет. Они там пошептались и сказали: „Ну ладно, ваш муж поедет с вами в ссылку“. Тогда мама собрала и свои и его вещи, их посадили в машину, и на этой машине подъехали к тюрьме. У тюрьмы его высадили, а маму оставили. Посадили её в какой-то поезд, на котором ссыльных посылали в Сибирь, а папу оставили там в тюрьме. Уже потом его оттуда выпустили немцы и тут же загнали в гетто, и тут же всё гетто уничтожили».

Действительно, немцы довольно часто привлекали евреев в тех местах в качестве переводчиков. Пока к 1942 году не уничтожили всех. Уже после написания этого материала и его опубликования откликнулась родная старшая сестра Леонида Елена… Вношу уточнение о судьбе Якова Гольдберга: он погиб в крематории лагеря Майданек в 1943 году…

Мы сидим в гостях у замечательной женщины, Эстер Яковлевны Гессен, пьём чай, угощаемся блинами с мёдом и молдавским вином, которое пробует и она сама, и разговариваем, разговариваем, разговариваем обо всём на свете и слушаем, слушаем, слушаем её необыкновенный молодой голос. Голос человека, которому интересен каждый новый день, которому так любопытно, так страстно хочется знать: а что будет потом, что никакое время над ним не властно… И шумел, шумел, шумел солнечный майский дождь за раскрытым окном, и гремела гроза над самым центром Москвы, радостно приветствуя голос, которому есть, что сказать…

Ощущение человеческого голоса

Можно ли определить по голосу – что именно чувствует тот человек, который говорит? В каком эмоциональном состоянии он пребывает на самом деле? Верит ли он своим собственным словам?

Попытался ощутить это, прослушав речи нескольких весьма известных исторических персон. Прежде чем сообщить о своих ощущениях (не утверждаю, что они верны, ибо это именно ощущения) скажу, что ранее слушая рекламные объявления абсолютно четко научился отличать их от любой другой человеческой речи благодаря мгновенно улавливаемой на слух фальшивости голосов. Тут могу сразу определенно сказать: реклама – такая откровенная ложь за деньги, что это моментально передается в интонациях речи. Плохие телевизионные сериалы и художественные фильмы «грешат» тем же самым: наигранностью актерских голосов. Чем меньше этой наигранности, тем качественнее фильм или спектакль. Не зря говорят, что талантливый артист не играет роль, а живет ею. Все чувства он переживает как бы «всерьез», то есть, на самом деле. А это требует уже не игры, а реальной жизни. Может быть, не знаю, но может быть, от того великие артисты не всегда долго живут…

Итак, я внимательно прослушал три записи фрагментов речи: императора Николая Второго, Владимира Ленина и Иосифа Сталина. Меня не интересовало, о чем они говорят, я пытался понять, что они чувствуют. Поэтому я вслушивался не в смысл речи, а в сами голоса.

Ощущение первое: Николай Второй. Голос интеллигентного человека, немного усталого от происходящего, не вполне уверенного в том, что он здесь нужен и что произносимое не формально. Чувствуется тяга как бы освободиться от сказанного и куда-то уехать, отбыть. Видимо, там ему уместней и уютнее. Ощущение некоторой отстраненности от происходящего. Может быть, ему известно нечто иное, ненужное здесь. Но нужное ему, важное для него. В этом месте, с этими людьми, и в это время. Но никакой фальши, тем не менее, в голосе нет. Голос искренен. Такой, какой есть. Он не боится и не потакает…

Второй голос. Владимир Ленин. Местами верит в то, что говорит, но местами откровенно лжет и произносит словесные штампы и фигуры речи, рассчитанные на слушателя. Есть что-то от рекламщиков. Скажу прямо, речь неуверенного в своей правоте человека. Порой заискивающего и рассчитывающего на актерский эффект. Местами истеричен. По силе характера голос явно намного уступает сталинскому. Есть моменты, сближающие его речь с речами рекламщиков и не очень удавшихся актеров. Беспокоен. Что-то его гнетет, хотя он и пытается ускользнуть от этого «что-то».

Третий голос. Сталин. Фальшь в голосе есть, но лишь там, где он говорит штампами и лозунгами. Однако, главное отличие от предыдущих ораторов: абсолютное внешнее спокойствие и уверенность в себе, в своей правоте. Человек знает свою силу и пользуется удачно найденными приемами, понимая то, что они найдены удачно. Не ждет и не нуждается ни в чьей поддержке. Кот, который гуляет по крыше сам по себе. Иногда (местами) ощущение того, что он и говорит как бы для себя, отчасти это монолог… Или диалог, но не с кем-то другим, а с самим собой.

Знаменитые речевые обороты Сталина

Есть у Сталина две знаменитые речи, о которых, наверное сказано и упомянуто больше всего: речь 3 июля 1941 года о начале войны и речь 7 ноября того же года на параде в Москве. Эти речи действительно необычны и, как мне кажется, не всеми до конца поняты и поныне. Речевые находки и обороты заинтересовали меня. И тем, что я обнаружил, готов поделиться со всеми, кто дочитает эту статью.

Итак. Первая удачная эмоциональная находка – это знаменитый речевой оборот «братья и сёстры». Второй, не менее значимый – «К вам обращаюсь я, друзья мои!». Все прекрасно знали, кто такой этот «я». И когда такая персона обращается ко всему народу, ко всей стране не от имени партии, не с идеологического или государственного пьедестала, а просто, как человек, как такой же, как все («друзья мои» – словно все сидят за одним столом в доме) – это впечатлило каждого, безусловно. Он не возвышается, не указывает «братьям и сёстрам», а обращается, как равный к равным, как родственник и друг. Он, пусть на мгновение, но общечеловеческое ставит выше всего идеологического. Гениальный ход.

Обратимся ко второй речи. Испытав силу обращения первого, он оставляет во втором «братьев и сестёр», но уже в более ограниченном контексте. Теперь «братьями и сёстрами» остаются лишь те, кто попал в оккупацию: «братья и сестры в тылу нашего врага, временно попавшие под иго немецких разбойников». То есть, он как бы подчёркивает: ваше горе – это и моё личное горе.

Перечисляет он и другие лица массового характера, но как по-разному!

В июле он перечисляет их так: «Вместе с Красной Армией поднимаются многие тысячи рабочих, колхозников, интеллигенции на войну с напавшим врагом». Заметим это: «рабочие, колхозники, интеллигенция». А в ноябре: «красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, рабочие и работницы, колхозники и колхозницы, работники интеллигентского труда, братья и сестры…, наши славные партизаны и партизанки»…

Заметили разницу? Появился половой признак! Не просто «рабочие», а «рабочие и работницы». Не просто «колхозники», а «колхозники и колхозницы». Не просто «партизаны», а «партизаны и партизанки». Причём, «партизаны и партизанки» – даже в двух местах речи. В чём дело? Почему половой признак так понадобился Сталину? Я не думаю, что здесь может быть какой-то один вариант ответа, но чисто психологически это объяснимо изменившейся ситуацией. Речь 7 ноября была обращена не только для «внутреннего пользования» – общения с народом, но и для пользования внешнего. Народу он говорит честно и прямо, не вуалируя ничего: «Мы потеряли временно ряд областей, враг очутился у ворот Ленинграда и Москвы». Это на тот момент – чистая правда. От того, что глава государства не прячет голову в песок, а оценивает ситуацию трезво и честно, он опять же, скажем по-современному, поднимает свой рейтинг в стране.

Однако, Сталин понимал и то, что его речь будет услышана всеми заинтересованными сторонами. Вот он произносит предложение: У нас нет серьезной нехватки ни в продовольствии, ни в вооружении, ни в обмундировании. Это, конечно, ложь. Проблемы были. И были они очень серьёзными. Не хватало всего. Кому же он лжёт? Скорее всего, предложение рассчитано на немецкое командование. А вот обращения явно рассчитанные и не на немцев, и не на сограждан. А на кого же? На руководство союзных государств: 1.«Наши людские резервы неисчерпаемы». 2. «Враг не так силен, как изображают его некоторые перепуганные интеллигентики». Внутри страны давно уже нет никаких «перепуганных интеллигентиков»: все либо перестреляны, либо пересажены. А вот у союзников таковые вполне могли быть.

Умелое использование нужных и уместных речевых оборотов даётся Сталину не сразу и не везде. Но он учится и учитывает предыдущие ошибки. В конце речи 3 июля, как это принято было и зачастую используется политиками и поныне, прозвучали следующие лозунги: «Все наши силы – на поддержку нашей героической Красной Армии, нашего славного Красного Флота! Все силы народа – на разгром врага! Вперед, за нашу победу!»

Прошло несколько месяцев. И в конце ноябрьской речи прозвучал совсем иной лозунг. Оказывается, есть нечто гораздо более объединяющее людей, образующее из людской массы – народ! Сталин произносит не призыв делать то-то и то-то, а обращается к главному – человеческому сердцу, которое само уже примет, основываясь на этом объединяющем, верное и нужное решение. Он говорит: «Да здравствует наша славная Родина, ее свобода, ее независимость!» Обратите внимание: не Советский Союз, не партия и Ленин, а Родина. Беспартийная. Простая. И не о спасении знамени ВКПб идёт речь, а о свободе и независимости родной страны. По-видимому, он понял, что это гораздо важнее для каждого гражданина, чем партбилеты, знамёна и прочая атрибутика.

Перед этим он произносит историческую фразу: «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!» Впрочем, тут же ослабив, разбавив и принизив её партийной патетикой: «Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!» Тут даже церковное слово «осенит» как-то не выручает. Кстати, произнесённый подряд дважды славянизм «Димитрия», а не «Дмитрия», тоже явно не случаен.

Теперь вернёмся к началу речи 7 ноября и вспомним, что за 24 года советской власти наиболее используемым обращением в стране стало бесполое «товарищ», в тюркских языках, кстати, означающее «супруг» или «супруга». Тоже без уточнения полового признака. И вдруг – возврат к половому признаку. Почему? Может быть, потому же, почему до революции в России говорили «дамы и господа» или «судари и сударыни»?

Сталин понимает, что его речь слушают в Вашингтоне и Лондоне, где «леди и джентльмены» – гораздо привычнее «товарищей». Но его политическая сущность не может смириться, и он переставляет слова женского и мужского рода. Не женщина, а потом мужчина, а мужчина и потом уже женщина. Поэтому вместо «мадам и месье, леди и джентльмены, дамы и господа» звучит «рабочие и работницы, колхозники и колхозницы, партизаны и партизанки». Вероятно, поддержка союзников была очень важна в тот момент. Впрочем, это всего лишь моя гипотеза.

Для «интеллигентов и интеллигенток» и в этой речи, увы, места не нашлось. Вероятно, не доверял им Иосиф Виссарионович. Даже в такой ситуации.

В какой манере произносил речи Сталин? Каким образом строил их?

Изучив тексты и прослушав аудиозаписи его выступлений, заметил одну характерную особенность. Речь Сталина построена как поэтическое произведение, но в то же время она напоминает произнесение кавказских тостов. В речи обязательно присутствует основная идея, которая повторяется, как рефрен, через определенные промежутки речи.

Речь его образна, в ней многое доносится не впрямую, а через систему образов. Примерно таким же образом воздействуют на аудиторию речи, записанные в Коране и в Евангелии. Ни Мохаммед, ни Иисус зачастую не дают прямых ответов на вопросы, но отвечают притчами и поэтическими сравнениями. Известно, что Сталин в юности писал стихи.

 
От одного села к другому
Идёт молва между людьми,
Как нёс певец от дома к дому
Слова о правде и любви,
 
 
И люди слушали поэта,
Душой светлея каждый раз,
Но стать гонимыми за это
В них страх вселялся тот же час.
И чашу дружескую яда
Преподнесли ему в тиши:
«На, выпей. Правды нам не надо,
Куда спокойней в мире лжи».
 

(Газета «Иверия» (на грузинском языке). №218 за 1895 год. Главный редактор – поэт Илья Чавчавадзе. Стихотворение Иосифа Виссарионовича Джугашвили. Вольный перевод – мой.)

Сын Сталина никогда в плену не был

Яков Иосифович Джугашвили никогда не был в немецком плену и не мог в нём быть, потому что 16 июля 1941 года у села Копти в районе Витебска, расстреляв весь боезапас своей батареи, он, со своими артиллеристами, погиб за Родину в рукопашном бою. Много позже, в середине августа 1941 года фашистское руководство решило воспользоваться его именем и в агитационных целях устроило провокацию под названием «Яков Сталин сдался немецким войскам».

Вот с какими аргументами в пользу этой точки зрения можно ознакомиться в интернете. Сайт «Толкователь» http://ttolk.ru/?p=18990

Весной 2002 года после официального обращения в Федеральную службу охраны были проведены несколько экспертиз фотографий, листовок и записок Якова Джугашвили.

Прежде всего, необходимо было установить авторство записки, якобы написанной Яковом Джугашвили в плену 19 июля 1941 года и адресованной Сталину. Эксперты Центра судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Министерства обороны располагали подлинными текстами, написанными рукой старшего сына Сталина незадолго до начала и в первые дни войны. При сравнительном анализе, в частности, выяснилось: наклон при написании буквы «з» в спорном тексте отсутствует – Яков же всегда писал эту букву с наклоном влево; буква «д» в записке, присланной из плена, имеет в верхней части завиток в виде петли, абсолютно не характерный для почерка сына Сталина; верхнюю часть буквы «в» Яков всегда как бы сплющивал – в записке, адресованной Сталину, она прописана классически правильно.

Эксперты выявили еще 11 несоответствий! Судебно-медицинский эксперт Сергей Зосимов тогда рассказывал: «Имея достаточное количество рукописного материала, исполненного Джугашвили, скомбинировать такую записку из отдельных буквенных и цифровых знаков не представляет труда».

Справка консультации номер 7—4/02 из заключения экспертов: «Письмо от имени Якова Иосифовича Джугашвили от 19 июля 1941 года, начинающееся словами „дорогой отец“, исполнено не Джугашвили Яковом Иосифовичем, а иным лицом. Специалисты Виктор Колкутин, Сергей Зосимов».

Итак, Яков Джугашвили не писал из плена отцу, не призывал складывать оружие, за него это делал другой или другие.

Второй вопрос: кто изображен на фотоснимках, сделанных немцами в период с июля 1941-го по апрель 1943 года во время возможного пребывания в плену старшего лейтенанта Якова Джугашвили?

На фотографиях, полученных из немецких архивов, после исследований методом сопоставлений и сканирования были отчетливо зафиксированы следы фотомонтажа и ретуширования.

Судебно-медицинский эксперт Сергей Абрамов в фильме «Голгофа» рассказывал: «Вырезалось изображение лица, переносилось на снимок вместо головы другого человека, переносилась эта голова».

Вот только забыли изменить форму всклокоченных волос, да и длина теней от двух фигур, изображенных на снимке, не соответствует расположению источника света, они подрисованы.

Промашку допустили немецкие пропагандисты и монтируя фотографию, где сын Сталина якобы запечатлен на допросе. Если изображение двух немецких офицеров не вызывает никаких сомнений, они настоящие, то фотооблик мужчины, выдаваемого за Якова Джугашвили, не безупречен. Видны следы ретуши, и одет человек очень странно: китель на нем застегнут на левую сторону, по-женски. Оказывается, при изготовлении этого снимка было использовано зеркальное изображение другого снимка Якова Джугашвили, а вот перевернуть обратно немецкие спецы забыли.

Справка-консультация номер 194/02 из заключения экспертов: «Снимки изготовлены путем фотомонтажа. Изображение головы исследуемого лица перенесено из других снимков и ретушировано. Судебно-медицинский эксперт Сергей Абрамов».

Главный судебно-медицинский эксперт Министерства обороны Виктор Калкутин в фильме «Голгофа» рассказывал: «Ни в одном, с авторством Якова Джугашвили, ни в другом случае ни одного достоверного фотоизображения на представленных снимках при криминалистическом исследовании не выявлено».

Исследователь Мухин И. Ю. на своем персональном сайте http://www.ymuhin.ru/node/286 сообщает: «У Якова была примета, по которой его безусловно можно было идентифицировать. Немцы, при своей разведке в СССР, на которую работал даже нарком НКВД Ежов, без сомнений, все знали о семье Сталина, наверняка имели фотографии всех членов его семьи, в том числе и Якова. Но только со времени, когда Сталин стал явно выделяться в сонме остальных вождей СССР, когда он начал представлять особый интерес. Поэтому немцы могли и не знать, что в 1926 году Яков совершил попытку к самоубийству и выстрелил себе в область сердца. Ему делали операцию, и у него оставался после этого случая шрам на груди. Так вот, немецкий медэксперт, осматривавший тело, якобы, Якова, не отметил на нем не только электроожогов, но и этого шрама. А ведь этот эксперт СС понимал, что если его вызвали определить причину смерти заключенного концлагеря, то это очень важный заключенный, и Рейху очень требуется не только само заключение, но и возможность впоследствии связать это заключение со смертью не кого попало, а определенного человека».

Если сын Сталина сдался в плен, то почему немцы не использовали его образ для широкой пропаганды, в которой они были мастера и в которой шли на риск? Скажем, в Катынском деле они даже международную комиссию пригласили для обозрения ими же убитых поляков, а его прятали. Почему к сыну Сталина не приглашали комиссии того же Красного Креста? Почему не показывали его иностранным корреспондентам? И обратите внимание на почерк немцев: перед своим поражением они все документы по Катынскому делу сожгли, а председателя комиссии немецкого врача Бутца пристрелили (уничтожили доказательства своей невиновности??).

А в деле с Яковом Джугашвили «Лагерное дело с актом о смерти военнопленного хранилось в сейфе коменданта, но при эвакуации было уничтожено вместе с другими документами». Комендант лагеря знал, что с него спросят за смерть сына Сталина, но сжег оправдывающие его, коменданта, документы о том, что это был как бы несчастный случай??

Документы «лагеря смерти» Освенцима, в котором немцы как бы уничтожили 4 миллиона евреев, немцы не сожгли и оставили нам в целости, а дело о Якове Джугашвили сожгли?

Почему, действительно, немцы не сняли «Якова Джугашвили» для своей кинохроники, почему не продемонстрировали его голос по радио… почему не дали его портрет на обложки глянцевых журналов? Ведь это был у них в плену единственный сын из детей всех глав, воевавших с ними государств!

Однако никаких следов ничего подобного нет …. Есть только обилие листовок и ни одной подлинной фотографии, ни метра кинопленки, ни сантиметра исходной фотопленки, ни сантиметра магнитофонной пленки.

Зачем делать фальшивки и фотомонтаж для пропаганды, если есть живой военнопленный Яков Джугашвили? Как бы ни были прекрасны фальшивки, полученные путем монтажа, они все равно будут худшего качества, чем реальные фотографии с живым военнопленным Яковом Джугашвили.

А вот мнение дочери Якова Сталина – Галины Яковлевны Джугашвили http://www.kp.ru/daily/23915/68365/ «Согласно архивным материалам, по 7-му механизированному корпусу (в него входила артбригада отца) последний бой, из которого отец в числе уцелевших не вышел, был дан в окрестностях села Копти Витебского района. Об этом-то бое и рассказал один из уцелевших солдат другу нашей семьи генералу Артему Сергееву: «Боеприпасы кончились. Пошла рукопашная. На старшем лейтенанте было много крови».

Сын Сталина был артиллерийским офицером и честно разделил судьбу однополчан. В то время в этом не было ничего особенного. Сыновья Хрущева и Микояна тоже сражались на фронте и тоже погибли. Узнав о гибели сына Сталина – в первый год войны немцы внимательно просматривали документы, найденные у погибших в бою советских офицеров, – немецкие спецслужбы и решаются на фальсификацию. Возможно, роль лейтенанта Джугашвили согласился играть его земляк-сослуживец, попавший в плен, который знал очень немного о характере и довоенной жизни сына Сталина. Возможно, немцы для участия в спектакле нашли «своего пленника». Легенда составлялась спонтанно, на основании скудной информации. Отсюда и неловкость двойника, его промахи, оговорки. Быть может, для маскировки спецоперации были приняты и другие меры. Разъяснятся ли все детали до конца – неизвестно. Впрочем, надеюсь, что со временем история «плена» моего отца будет отметена как явная нелепость».