Текст книги "Блаженны чистые сердцем"

И вот, я зашагала, не чуя ног, по Садовой с портфелем, перевязанным веревочкой, жуя свой обед и обдумывая программы. У матери ученика был готов для меня билет, блин и кофе.

Дописываю в Пушкине, на полдороге домой. Иду дальней дорогой, чтобы не разойтись с мальчиками, если надумают встречать меня. Надеюсь, долго не уезжать больше от них. Попробую приспособить к московским делам других.

Лучи солнца косы. Поют птицы, колышется шатер зазеленевших за эти дни ветвей, и настойчиво гудит вдоль шоссе телеграфная проволока. Она говорит: «Нечего, нечего засиживаться, скорее к своему новому месту, пожалуйста, пожалуйста». – «Ладно, ладно. Иду».

Глава 3
Леня, Лида и Алеша. Праздник

27 апреля

Дома все было мирно. Мальчики играли в шахматы. Начали копать огород… Еще не совсем стемнело, укладывались спать, прося, чтобы я их разбудила. Ночью прибудут подводы. Неожиданно влетела в кухню Таля, иззябшая и счастливая. «Приехали!» – и все с криками восторга кинулись в глубь[21]21
  Встречается написание по старой орфографии (Е. А.)


[Закрыть] аллеи. Сережу ждало огорчение, да и дети отозвались живо: за сестрой его, Наташей, возчик отказался заехать. Как она должна была волноваться!

Мы наперед поговорили о приезжих за ужином, и я предупредила, что нужно бережно отнестись к трем из них: к Алеше, потому что он сирота, мал и мало учился; к Лене, потому что он глуховат и его задразнили этим; к Лиде, потому что она единственная у нас комсомолка-коммунистка; я предупредила, чтобы избегали политических споров, чтоб желающие «излечить» полагались не на возражения свои, а на весь строй братской жизни и ученья.

Даня

Я никак не мог понять, почему Лида, бывшая моя одноклассница по школе Свентицкой, попросилась к нам в колонию? Она была комсомолка-активистка, и родители ее были коммунисты. Отец – ответственный работник Наркомвнешторга, правда, что бывший меньшевик. Или, уж, и они пришли в отчаяние от безделья, царившего в «трудовых школах»?

Лидия Мариановна

Лида, как человек пламенно общественный, появилась в доме с матрацем на голове. За нею в таком же виде остальные: Фрося, взрослая девушка, хорошая работница, сменившая на школу популярное отделение университета Шанявского и службу прислугой. Алеша, в прежней колонии грустный, одинокий мальчик, тут – оживленный, разрумянившийся, уверенный. По дороге, он взял под опеку глуховатого Леню и, охватив его за шею, передавал ему на ухо, что надо было сказать. Леня оказался меньше всех, был он очень утомлен, растерян, бледен. С ними приехали Женя и Варвара Петровна.

Опять таскали в темноте вещи по комнатам, кормили прибывших. Нашим предложили тоже согреться кофеем, но, вечно голодные Сережа Черный и Даня, сказали, что им не хочется, пошептались о том, что может не хватить для новеньких. Стелили им, собирали со своих постелей, добавочные одеяла (в доме было очень холодно). Когда пошли спать, ко мне добрался ощупью маленький Алеша и попросил: «Дайте ночную посудинку Лене, он сам стесняется спросить».

У лестницы ждал меня Даня. Он скинул теплую куртку, чтобы я снесла ее наверх девочкам. Большие мальчики просили разрешения взять новеньких к себе в комнату на эту ночь, потому что они, видимо, взволнованы.

С утра, почитали изречения Будды, потом распределили дела и принялись за уборку. Комнаты были загромождены ящиками, матрацами, частями кроватей. Ни к селу, ни к городу, возвышались всюду шкапы, присланные по ошибке, за неимением маленьких шкапиков.

Казалось маловероятным, чтобы в один день мы все это убрали, съездили за продуктами, украсили дом зеленью и проч., наготовили угощенья на завтрашний праздник. Но все это было выполнено. Бэлла и Лида пекли до глубокой ночи. Остальные переходили от дела к делу, заявляя от времени до времени: «Я окончил, что еще делать?» От меня что-то прятали, шептались. Готовили сюрприз.

К полудню воскресенья дом был убран, украшен гирляндами елей, ветками ивы и тополя, пучками мха в корзинах. Красовались на столах скатерти (простыни, шитые полотенца). В промежутках Фрося, Лида и Даня выучили стихотворения. Я предложила Варваре Петровне и Вере Николаевне план трех речей. О единении с миром через его познание в науке, о единении с природой через прочувствование ее в искусстве и о единении со всем живущим при осуществлении правды в общественности. Стихотворения оказались подходящими к этим темам и хорошо чередовались с ними. Для начала Лида разучила «Слава в вышних Богу» на рояле, а с Варварой Петровной пели «Ave Maria». Это под конец.

За столом успели кое-что обсудить. Сережу Белого, отчасти, Даню волновал вопрос об огороде. Все подняли руки за индивидуальные грядки. Но и общий огород все считали нужным. Варвара Петровна хочет воспользоваться дележом земли для математического упражнения. Большие мальчики нашли (и опыт подтвердил их мнение), что математика может быть приложена к этой практической задаче только, как предлог. Лучше уж воспользоваться ею после дележа. Кто-то из них пояснил, что дележ – не в интересах школы, потому что на своей грядке всякий волен небрежничать. Сейчас, во вторник, когда я пишу, дележ только что совершился. Места оказалось много, спорить было не об чем. Каждый брал себе где и сколько хотел. Под свои огороды они взяли гораздо худшую землю, чем под общий, и приступили к ним уже после того, как общий был вскопан. Морковь посеяна, а разделывать окончательно под свеклу и бобы еще рано: могут высохнуть грядки.

Сегодня Лида отказалась от отдельной грядки, не желая отнимать сил от общего огорода. У Сережи Белого двоится сердце, под влиянием Бэллы, которую совсем расстроило проявление индивидуалистического начала. А сейчас образовалась одна своеобразная артель: Сережа Черный, большой наш огородник и скаут, позвал с собой вместе работать маленького Леню, растерянно стоявшего среди заимок. Тот просиял и стал усердно царапать лопатой землю. Я сижу сейчас на опушке леса, шагах в ста от них, на могильной плите собаки Мума и слышу, как Сережа разговаривает с Леней, крича ему в ухо, и спрашивает: не холодно ли ему и не пора ли отдохнуть. Видимо, не ошиблась, когда брала этого мальчика – не только ради него, но и ради других.

Праздник. Наши друзья Ильины просили разрешения присутствовать на празднике. Лучше бы сделать его совсем интимным, но нам важно заполучить дружбу соседей сознательной и уверенной. Они пришли, человек восемь.

Все собрались в столовой. Участники посидели, чтобы сосредоточиться в соседней комнате. Потом вышли. Начали с «Слава в вышних Богу» и дальше, как собирались.

Эта часть праздника должна была пройти стройно и строго, как богослужение. А вольную беседу устроили вечером у камина.

Итак, провели речи, стихи и музыку. Дети были взволнованы. Гости тепло жали руки. Заметивши, что у нас накрывают на стол (посуда была уже приготовлена в кухне на противнях), они заспешили уходить. А ребятам хотелось их покормить. Я решила показать, как мы устроились в доме. В смущении, сообщили мне, что придется пирожки с картошкой резать пополам: не подать ли гостям все же целые, а остальным – половинки? Но я сказала, что они и на половинки не обидятся, и так как они и от обеда отказывались, то угощали их с большой настойчивостью и радушием.

Тут появился и сюрприз, замечательное произведение на тарелке, убранной зеленью. Торт из ржаной муки с пшенной кашей и сушеными яблоками. Поднес мне его Сережа Черный, торопливо поясняя: «Это не только от меня, это от всех». Как я ни боялась его смущать, а не удержалась, чтобы поцеловать.

После обеда мы все уселись и улеглись на лужайке, играли и много смеялись. Потом дети разбрелись по углам, кто за шахматы, кто за книжку.

Ужин тоже был «пышный», а после ужина затопили камин в библиотеке и разместились перед ним на ковре. Кругом была тьма, освещали нас только блики неровно горевших дров.

Гостям, опоздавшим на утреннюю беседу, я вкратце рассказала ее содержание, и дети повторили стихи. Потом я спросила, не поговорить ли о том, кто зачем пришел в школу. Заговорил Сережа Черный решительно и очень просто: «Я пришел сюда из соображений довольно эгоистических, мне хотелось найти товарища, настоящего и хорошенько научиться огородному делу, а затем, вообще, захотелось уйти из города».

Другие не высказывались, тогда я спросила, чему им всего больше хочется научиться. Несколько голосов закричало: «естествознанию», а Лида-коммунистка сказала: «истории». Поспорили немного. Тут начали говорить взрослые и многовато говорили. Трудно их от этого отучить. О том, как все отрасли знания… одинаково необходимы. На вопрос, когда начинать специализацию, Даня ответил: «С нашего возраста», и несколько человек его поддержали. Подошедший Ростислав Сергеич стал рассказывать о своем отце, построившем этот дом, сколько он знал ремесел и наук (и все знал хорошо), какую крепкую память он по себе оставил. Я сказала, что можно каждому иметь в виду избранную специальность, но пока это струя в их занятиях должна быть, как узенький исток большой реки. Так закончился этот день.

Даня

В понедельник началась правильная жизнь. Встать должны были в 6 ч., но большинство стали подыматься с 5 ч. Когда все были готовы, собрались в столовой (а не в библиотеке, столовая светлая, радостная и сидеть в ней можно правильно за большим столом, и пианино есть). После чтения Толстого (о том, что только исполняя Божий Закон можно понять его), Лида-коммунистка сыграла «Слава в вышних Богу». И так мы, думаем…, каждый день.

После кофе с кашей (хлеба нет эти дни) пошли на хозяйственные работы только дежурные, а остальные – сразу на огород. В первый же день было приятно высыпать всем вместе. Это было часов в 8, а, при другом порядке, выходят теперь в 7.

Начали копать общественные огороды. Огородной земли не было, и пришлось поднимать целину на лужайках в саду. Под густой травой была глина. Тяжелое занятие. Но работа шла весело, потому что во время нее непрерывно болтали. Кто-нибудь начинал ораторствовать, чаще всего, я, увлекшись, бросал лопату. Постепенно останавливались и слушатели и стояли, разинув рты. Бэлла, которая к работе относилась фанатично, мрачнела и принималась копать изо всей силы, чтобы сделать работу за всех.

Лидия Мариановна

Копают весело, с азартом. Когда через 2 часа зовешь меньших на отдых, они не идут. В 10 всех позвали заниматься. Побежали на пригорок над прудом: кто на скамью, идущую полукругом, кто на траву. Пришли Варвара Петровна и Бэлла, и Яша, и Аннушка, и Валя. И все приняли участие в занятиях.

Я рассказала план кружка по истории братства и предложила на выбор: либо начать с эпохи, от которой пошел уклад жизни, до последнего времени, или, как я выражалась, «с Адама», с начатков братства в первобытной и древнейшей культуре. Они все закричали: «С Адама!..»

Очень оживленно разобрали, кто, что хотел, причем несколько девочек и маленький Алеша взялись за научные книги, а из мальчиков двое – Сережа Черный и Даня выбрали сказки. На сказки, вообще, нашлось много охотников. За песни взялась Варвара Петровна, Фрося выбрала пословицы. Коля ничего себе не взял тогда, но потом, когда предложила тему «братства у растений и животных», он охотно взялся за нее.

Потом, Варвара Петровна предложила всем взять на себя наблюдения за разными явлениями природы: за Солнцем, Месяцем, воздухом, осадками и пр. Я пояснила, что надо наблюдать их не всесторонне, а только выделяя влияние… на земные явления. Эта задача всем понравилась. Сережа Белый взялся наблюдать изменения почвы, Даня – воздуха, Таля – осадки… – тепловые явления при кипячении, вообще, – на кухне, Коля – по печам и затеплению дома, Лида – Солнце. На Луну охотников не нашлось, Валя предложила наблюдать изменения психики людей, Наташа – изменения температуры тела, Кире, которая приехала на другой день, я предложила наблюдать животных, Фросе – растения. Леня и Алеша хотят заниматься только звездами. Порешивши, все вскочили и, как стая воробьев, шумно, радостно полетели к дому и уселись на новые скамейки за стол.

Даня

Да, к нам приехал юноша-толстовец из Москвы, Яша, столяр и художник. Он, первым делом, принялся за изготовление скамеек, в которых ощущался острый недостаток. Он выпиливал на них уголочки, потом вырезал простенький орнамент, пускал в него красную или зелёную краску, и сразу получалось художественное произведение в русском стиле. В столовой он повесил свою картину. Там были ярко раскрашенные терема, река, ладьи с лошадиными головами. Очень здорово. Сам Яша был худенький, щуплый, застенчивый, как девушка. Его прозвали «Яшица». Он пробовал потом давать уроки рисования, но из этого вышло мало толку.

Лидия Мариановна

За столом я в первые дни разливала… [суп по тарелкам, чай по чашкам], но потом увидела, что не могу владеть настроением ребят. Мальчики в другом конце шумят, возбуждаются, мелькают задирательные нотки. Тогда я бросила хозяйственные функции, внедрилась в гущу мальчиков. В первую минуту они были как будто смущены, но скоро я там привилась и болтовня пошла товарищеская. Это соседство за столом ускоряет наше сближение. Очень легко направлять их беседу. Спрашиваю Сережу Белого: «А чечевица где хорошо родится?» или «Как обдирают просо на пшенную крупу?» И сразу возникает общий, оживленный разговор на целый обед. Особенно горячо говорили о разведении птицы, овец и проч. Сережу Белого больше всех волнует вопрос: «Как сделать, чтобы никого не пришлось ни резать, ни продавать на убой. А иначе нам незачем было тут и собираться».

После обеда я усердно всех гоню лежать. Но это нелегко, некоторые забираются с книгами в кресла в библиотеке, кое-кто ложится в саду, в лесу. Лида на крыше. Потом следует час вольных занятий. Народ высыпает на двор играть в чижика, но кое-кто в это время работает, Сережа Белый перед своей компостной кучей. Даня роет отводную канавку. Шахматистов тянет к доске… Потом опять пошли работать, часа на 2 1/2. В 5 ч. я оторвала их от огорода на собрание.

К обеду порадовали ребят лепешками из муки, занятой у Ильиных, а то без хлеба никак их не насытишь.

После вечернего огорода позвала я их в библиотеку. Как на все наши собрания и чтения, явился и пудель. Я раздала несколько книг для рефератов, тех, что удалось извлечь из хаоса неразобранных, свезенных вместе библиотек. Объяснила, как в них искать существенное, нужное для данного случая.

Вчерашний день окончился чтением «Песни о Гайавате» Лонгфелло. Мы боролись между желанием быть на воздухе и желанием читать, но второе взяло верх. Уселись в библиотеке при крошечной лампочке без стекла… за эту поэму-жемчужину. Несколько детей ее знают чуть не наизусть, но с большим удовольствием слушают. Я предложила сначала читать ту главу, которая передает легенду о начале хлебопашества, сказание о борьбе Гайаваты с юным богом Мондамином (Маисом). Но все ребята захотели читать с начала книги и после каждой главы говорили: «Еще!» Посреди чтения я спохватилась, что не позвала Аннушку, за ней пошли, и Лида усадила ее на свое место. После чтения пошли, минут на 10, «повидаться со звездами». Старшие мальчики вытащили подзорную трубу (телескоп) и навели его на Луну. Наконец, улеглись. Я, по обыкновению, обошла комнаты, желая им спокойной ночи, унимая разговорщиков, укутывая маленьких, целуя кое-кого из девочек и Лёню.

Снова ясная, лунная ночь. Снова голубой день с теплым ветром. Плетется зеленое кружево на березах. Опять на ногах с 5 часов. Полчаса чтения и размышления над прудом, потом в доме чтение из индусского мудреца Кришнамурти… Вчера было из Джинараджадаза о красоте…

Утром огород, потом раздала еще 2 сочинения, распределила еще несколько тем между старшими ребятами. Маленькие получили: «Описание дома», «Как я ждал школы» и т. д. На вечерних занятиях всем было предоставлено самостоятельно работать, читать для доклада, писать. По всем углам склонились фигурки с клочками бумаги, карандашами. Полчаса я решила у них оттянуть на собрание. Но тут пришел Растислав Сергеич, и мы повели его на свой настоящий и предполагаемый огороды, советоваться о почве. Она тут везде плохая.

Ребята просили его ужинать, хотя день был очень голодный. После ужина еще больше захотелось есть, и от этого обычное веселье стало еще шумнее. Мальчики начали мычать и гудеть, изображая голодный бунт. Жалко их стало, раздали им черные лепешки, приготовленные на утро, при криках радости. Было поздно читать. Все отправились спать. Только догадливая Фрося поставила самовар для Бэллы и Сережи Черного, уехавших за продуктами. Мы стали дожидаться… коптилки. Очень они… устали, но привезли варенья, соли и муки.

29 апреля

Сегодня распорядок дня сломался. Пришлось начать работу на огороде до завтрака, потому что он не был готов (лепешки-то съели). Я тоже пошла копать. Хотя, объективно, было бы важнее делать другое, но мне показалось, что так лучше для них. Да и меня тянуло стать поближе к ним и на этом деле. Болтовня за работой очень их сдружает, но, оказывается, что работа от этого страдает. Тот, кто говорит, перестает копать, да и часть слушателей тоже. Настаивать ли, чтобы работали молча?

После завтрака вместо того, чтобы идти на огород, отправились все искать пропавшую овечку соседей…

Все разбрелись по лесу в поисках ярочки. Найти ее было мало шансов, но я была рада случаю приучить их к помощи. Я пошла с Лёней. Он устал, мы прилегли на опушке, я ему подложила руку под голову. Он посмотрел вверх на сквозную березку и сказал своим неслитным говором глухих: «Очень хорошо!» И я подумала: «Не знаю, найдется ли овечка, но, вот, у меня уже есть найденная».

Вернулись мы домой последними. Мальчики, наконец, осуществили свою мечту, спустили лодку. Когда я подошла к пруду, они закричали: «Ура!» Я не стала им портить радости и отошла. Через минуту раздались возгласы: «Э-ге-ге! Мы на острове! Ура!»… Пошли ко мне, с предложением покатать меня на лодке. «Когда?» – «В свободное время». – «Какое же у вас свободное время? Ведь вы обратили в него рабочие часы!»

Они были искренно удивлены этим открытием.

Сманило их солнышко. Не доросли они еще до внутренней независимой дисциплины долга. А к авторитету тянутся охотно, почти жадно. И против правильного упрека не чувствуют протеста, даже Даня.

Лёня как пришел, взялся за книгу. За эти дни он отошел, поправился, взял привычку по особому улыбаться, заглядывая мне в глаза. Успокоившись, он стал лучше слышать. Он даже приобрел почет: оказалось, что он любую фразу может моментально обернуть, читая с последней буквы к первой. Решили, что он будет математиком. Кроме того, он научил других ручной азбуке, и оживленные разговоры этим способом несколько умеряли шум их сборищ. Лёне, как самому слабому, поручают обычно собирать шишки для самовара.

1 мая

Как у нас сегодня празднично! Это вышло само собой. В природе светлый праздник. Он обвеял меня, когда я, по обыкновению, начала день одна над прудом, и попозже, когда я в ожидании, чтоб все собрались на чтение, ушла в боковую аллейку. Я им читала в это утро из Будды, сказавши, что этот день считается днем его рождения.

После огородных занятий я им стала показывать на примере нескольких книг, как выискивать в них нужный материал для кружка братства. Потом у Варвары Петровны был первый урок пения, вернее спевка. И я хотела присоединиться, но, попробовав мой голос, Варвара Петровна смутилась и не знала, что сказать. Младшие девочки не пришли. На спевке попели чудесную по настроению «Чайку» А. В. Унковской. Потом был праздничный обед. Наехали гости-родственники, помогали стряпать и копать, кроили, шили, слушали уроки. Народ простой.

После обеда не успели окончить тихий час, как пришел Ростислав Сергеич и предложил беседу, пока его лошади отдыхали от пахоты. Он человек занятый, приходится пользоваться всяким его досугом.

Уселись за столом в столовой, и он провел беседу, вводную: в агрономию, ее происхождение, задачи, объем, входящие науки. Говорил он очень элементарно, но самый ученый Коля остался все же доволен, потому что известное было приведено в систему. Зато практик Сережа Белый был разочарован и отказался составить запись. За это взялся Даня. Вышло так много занятий, что остальную часть дня я объявила свободной. Только посоветовала поработать на своих огородах… Они сели за шахматы. Я спросила, на каком основании они не на огороде. Коля мне напомнил, что они свободны. Он был прав. Я начинаю входить в колею выговоров, да еще громко, при других. Коля, видимо, обиделся.

За ужином ребята, получившие гостинцы от приезжих, просили меня поделить их между всеми. Так разрешился сам собой вопрос об отдельных продуктах. Они были в большом количестве только у Сережи Маленького. Он угощал, кого придется, и сам ел, запрещать не хотелось. И правда, по справкам оказалось, что никого это не коробит и не удивляет, тем более, он слабоват. Но после того, как Сережа Белый и Лида сделали почин раздела, отец Сережи маленького, присутствовавший при этом, стал усиленно угощать всех своим хлебом и кашей. Приехавшая в тот день заведующая хозяйством, мать Варвары Петровны, с удивлением и улыбкой констатировала «полную коммуну». Не надо вводить норм, все само образуется.

Мальчики мылись по очереди в каморке за печкой при помощи комнатного душа. Наши моряки возили кататься гостей на лодке. Валя приехала с братом, привезла хорошую весть об ассигновке.

Женя

1 мая

Чем живет человеческая душа? – Радостью, болью, сокровенными мыслями, желаниями, часто самыми не опознанными. Тоскою, Творчеством, Любовью. И истоки всего этого в человеке же, в необъятном подсознательном мире. Жизнь бесконечно разнообразна, и разнообразие это, эта многогранность – все в том мире, который мы в зародыше носим в себе. Рождать этот мир, рождать его в непрерывном напряжении духа и в выявлении во вне – это жизнь, это – жить. Об этом мире живой, подлинной жизни хочу писать. Хочу писать все, что могу, все, что чувствую, все, что знаю, все, что угадываю. Хочу писать свободную, беспредельную жизнь, которую люблю. Писать правдою, писать даже перенапряжением, поскольку оно трепетно и живо.

Материализм отвергает дух, отвергает истоки жизни, но и в его царстве хочу жить по-своему, болеть своим, выражать свое – нет, не свое, а человеческое и живое. Любимому человеку отдаешь свою душу с ее красотой, силой, слабостью, может быть, даже убожеством… Жить надо хотеть, хотеть глубоко и страстно, так как «прокляты те, кто ни теплы, ни холодны». Жить сильнее – любить ярче, думать шире, желать смелее. Человек должен сломить рамки материализма и победить омертвение усталости. Формула материализма, в применении к человеку, так же проста и груба, как и пуста: «человек – продукт условий». Обратное представление: человек – продукт своей собственной живой воли к жизни, своих исканий в глубь и в ширь. Неужели, будучи одаренным даром мыслить, желать и самым большим, и глубоким даром любить, человек согласится быть «продуктом условий»? Человек не должен, не смеет быть продуктом условий. Всякий, кто может – пусть растит себя самого, пусть рождает заложенный в него мир, в боли, в радости, углубляя, ширя, борясь со смертью, так как смерть – не в физическом прекращении жизненных функций, а где-то гораздо глубже, в процессах гораздо более сложных и менее явных. Хотеть жить, заставить себя жить, учиться жить, быть живым – вот, что надо, вот, что – творчество.

Лидия Мариановна

4 мая

Вчера утром урок заключался в собрании. Это тоже надо уметь. Председательствовал Коля – правильно, но застенчиво. Говорили о дежурствах, и я говорила об отношении к ним. Я говорила, что это бывает радостным и почетным только у любящих и ради творчества. С творчеством художника и дальше – Творца Вселенной – его сближает решимость делать так хорошо, как только можно. В этом часть нашей эпохи.

Днем приходили гости из другой колонии. Показали им дом, угостили по кусочку хлеба с вареньем, потом младшие, Алеша и Сережа, уставшие от работы на огороде, катали их на лодке. Остальных не вытащить было с огорода на занятия, вошли в азарт, хотели кончить участок. Когда я заикнулась о сокращении рабочего времени, большие мальчики так возмутились, что я не решилась продолжать. А в библиотеке до изнеможения работает библиотечный кружок по разработке книг. Коля не может, делает перерывы, а фанатики, Лида и Сережа Черный, негодуют.

Вечером им не хотелось ни читать, ни петь. Пошли кто куда, Бэлла, по обещанию, каталась на лодке с Сережей Белым и захотела поселиться на острове. Маленького Алешу едва дождались с пруда, хотелось ему кататься при луне. Тянуло ехать одному, вопреки запрету, но удержался. Пришел грустный, неумолчный, тоненький, наш веселый задира Алеша. Бэлла обещала завтра ехать с ним.

Перед сном я собралась проститься перед отъездом, не хотелось оборвать дни…, разговорились, и я до темноты рассказывала им о Норвегии.

Потом, как всегда, обняла малышей. Младшие мальчики решительно требуют поцелуя перед сном, и младшие девочки дорожат им. Старших не решаюсь целовать. Только бужу их, гладя по голове и по щекам.

О внешнем могу теперь не писать. Дети ведут дневник по дежурству и, сообща, пополняют его. После длительной тяжбы с соседями, жителями села Новая Деревня, Уездный Совет отдал нам 7 гектаров земли. Дело было за лошадью.