Текст книги "Испытание"

Глава 6

Вернувшись с кладбища, Вика чувствовала себя разбитой и выпотрошенной. Спектакль, устроенный матерью лишил ее сил. Она попыталась сесть за работу, но вместо этого бессмысленно смотрела в светящийся монитор. Щелкнула пару раз клавишами и из колонок полилась тягучая мелодия Garbage. Что там она поет: «Я жду тебя…»?

Вика всегда боготворила отца. Он вряд ли знал об этом, потому что редко замечал дочь, а Вика была не из тех детей, которые требуют внимания. Она говорила мало и от волнения – нескладно, поэтому никому из родителей не приходило в голову, что девочка развита не по годам и с легкостью излагает свои мысли на бумаге, когда остается одна. Несмотря на то, что с детства Вика зачитывалась книгами отца, знала наизусть целые страницы, в начальной школе она не могла выдумать даже короткого рассказа из пяти строк. «Я была на даче. Там было красиво…» Она плакала от собственной глупости. Переполненное детское сердечко не умело излиться на бумагу. Двери были закрыты.

Вика совершенно точно помнила, как для нее открылись эти двери, и кто их ей отворил. Ей тогда исполнилось десять, и дома были гости. А она сидела у себя в комнате за столом и кусала ногти. В школе задали сочинение о прошедших каникулах, и Вика вывела на листе: «Этим летом мы снова были на даче. Там было…» Она порвала лист, положила перед собой чистый и впала в ступор. Тогда-то к ней и вошла Незнакомка.

Кто из гостей привел ее, и почему ей взбрело в голову взглянуть на хозяйскую дочку, Вика не знала. Незнакомка полистала Викины тетрадки и снисходительно спросила:

– Не клеится?

Вика покачала головой.

– Математика?

– Нет. Сочинение про лето.

– Закрой глаза, – приказала женщина и Вика послушалась. – Сейчас ты увидишь то, что произвело на тебя этим летом самое большое впечатление. Ну, видишь?

Вика открыла глаза, смущенно кивнула.

– Так что это было? – игриво спросила женщина. – Котенок? Новая подружка?

– Дерево, – пожала плечами Вика.

– Обыкновенное дерево? – собеседница не сумела скрыть разочарования.

Вика беспомощно помахала в воздухе руками, будто пыталась оттуда набрать не хватающих слов.

– У него ветки были как руки, которые тянутся к тебе, просят о чем-то… Листья выцветшие. Солнце падало так, что были видны капли на листьях – матовые, тяжелые. Оно было словно в испарине… И похоже на старую женщину. Это ведь очень страшно, когда женщина старая, правда?

– Правда, – медленно ответила Незнакомка, – но с годами к этому привыкаешь. Вот и напиши все, что мне рассказала…

С тех пор сочинения Вика писала только на отлично. Но отец никогда не читал их…

***

Развод родителей стал для нее как взрыв.

Как сотня взрывов, которые гремели каждое утро, как только она открывала глаза. Оглушенная ими, Вика двигалась как робот. По три раза в день возила матери еду в больницу, добрую половину своих вещей снесла в комиссионный. Ей было не с кем ни поговорить, ни посоветоваться. Развод представлялся ей как вегетативный процесс: будто разделили единый живой организм на две части и каждая теперь пытается выжить самостоятельно, обливаясь кровью, заново учась двигаться, дышать, питаться. Каждая корчится в агонии, и уж точно каждая потеряла от боли не только ум, но и сознание.

Вике было не с кем поговорить, потому что единственная ее подруга – Ирочка – осталась где-то там, в другой половине разделенного заживо организма. Да и кому расскажешь, что творится в душе, о взрывах, будивших ее каждое утро вместо будильника? Она доверяла лишь бумаге, изливая боль своего сердца, безумные фантазии, от которых не могла освободиться, непролитые слезы…

Потом вернулась мать из больницы, и жизнь снова обрела русло. Но русло это теперь было слишком жестким и определенным. Свободная река течет не так, как вода в канале с бетонированными высокими стенами – ни на йоту не уклоняясь ни вправо, ни влево. Только вперед.

Пока издательство готовило к публикации ее первый роман, Вика написала второй и третий. Они дались ей легко, так легко, что она стала думать об отце: насколько они с ним похожи?

Она походила на отца лицом и манерами, у нее были те же привычки и склонности. Так неужели и все остальное?..

– Откуда ваша дочь столько знает о любви? – спросили как-то Дину на одном интервью. – У нее богатый опыт?

– Для этого не нужен опыт, – отрезала мать. – Достаточно воображения.

Дина насторожилась. Она слишком была занята местью, чтобы всерьез задуматься о дочери. Кто эта тихая девочка, так легко заставляющая женщин плакать? Всего каких-то несколько лет назад она действительно была серой мышкой, а теперь… Теперь пожалуй, она стала красавицей, да к тому же так похожа на отца.

Дина попыталась поговорить с дочерью:

– Я хотела спросить. Может быть это некстати… Тебе уже двадцать три…

Дочь смотрела сквозь нее и Дина никак не могла подобрать нужных слов.

– Мама, я не люблю мужчин, если ты об этом.

– В каком смысле? – перепугалась Дина.

– Не в том – усмехнулась Виктория. – И этот разговор действительно некстати. Я работаю.

«Однако как быстро она поняла меня», – подумала Дина, закрывая дверь в комнату дочери.

Пройдет год или два, рассуждала она, появится какой-нибудь вертопрах и вскружит дочери голову. Тогда ее снова бросят. На этот раз – дочь. В висках застучало, Дина обхватила ладонями лицо.

Этого нельзя допустить! Права на первый роман Вики принадлежали ей. Второй и последующие договора она тоже подписала на себя, объяснив Виктории, что тем самым снимает с нее ненужные хлопоты посещения налоговой инспекции и прочие формальности. Новую квартиру Дина тоже записала на свое имя. Вика не возражала. Даже не поинтересовалась ни разу…

***

Когда Вике исполнилось двадцать четыре, она случайно на улице встретила школьную подругу Милу Семину и затащила к себе, чтобы познакомить с мамой. С тех пор у них с Милой завязалась дружба. Правда, сама Мила больше к Рубахиным не заглядывала, что Виктория объясняла ее крайней застенчивостью, а вот Вика навещала ее почти каждую неделю, по субботам…

«Милочкины субботы»… Виктория рассказывала о них маме подробно, если та интересовалась. Гуляли по городу, смотрели телевизор, были в салоне красоты. И непременно – милые подробности: массажистка попалась на редкость болтливая, в течение получаса успела пересказать всю свою биографию…

«Вика! Это так занятно! Не хочешь использовать это в своем следующем романе?»

«Разумеется, мамочка…»

Конечно, она использует это, потому что сама придумала. Потому что не было никакого салона и никакой болтливой массажистки тоже не было. Да и Милочка Семина сто лет уже как укатила в Тмутаракань за мужем прапорщиком. На следующий же день укатила, после их встречи. Может быть, даже письма пишет своей известной однокласснице. Только письма приходят на старую квартиру, а мама, когда переезжали, велела их почту уничтожать: столько развелось поклонниц у Виктории…

По субботам Вика выходит на улицу, находит укромное местечко и превращается в другую девушку. Это так просто, было бы желание. Хороший парик, цветные линзы. И вот уже тоненькая брюнетка с большими карими глазами танцует в каком-нибудь ночном клубе. Она совсем не прочь познакомиться с бесшабашным коллекционером легких побед… Да, она похожа на отца. Во всем. «Милочкины субботы» нужны ей как воздух.

Она не ищет большой любви. Она знает, большая любовь – ее собственное изобретение. Таковой на свете не случается.

Она знает, мужчина – существо ненадежное. И те муки, когда заживо делится целое надвое – не для нее. Мужчина ей нужен лишь на ночь. С субботы на воскресенье. А в воскресенье, лишившись сил физических, но напитавшись силами сатанинскими, она вернется домой окрыленная и засядет за работу, которая единственная и составляет суть ее жизни. В любви смысла нет, но она придумает его для других женщин, уж коли его нет в природе, она заставит их поверить в большую любовь. И кто знает, может быть одна из них ее и встретит когда-нибудь. Ведь каждое правило предполагает исключение…

Прошло около месяца после похорон когда, вернувшись из издательства, Вика услышала на кухне голоса. Дина совсем недавно завела с Викой разговор о том, что деньги непременно куда-то нужно вкладывать и посетовала, что нет рядом «дельного» человека, способного дать разумный совет. Судя по всему, теперь она такого человека нашла. Виктории вовсе не хотелось участвовать в коммерческих проектах матери. Она заглянула на кухню, чтобы поздороваться. Это был тот самый молодой человек, которого она видела на похоронах рядом с Ирочкой. Тогда он, кажется, позабыл, где находится, потому что не сводил с Вики глаз. Даже когда Ирочка уцепилась за его рукав и что-то быстро стала говорить ему на ухо, он, должно быть, не слышал. Вика помнила, что он подал матери платок, и еще помнила, что взгляд у него тяжелый и от этого взгляда мурашки ползут по коже. Собственно как и сейчас…

– Познакомься Виктория, это Вадим.

Она поспешно кивнула, приготовившись сбежать. Но Вадим уже стоял рядом, целовал руку, а потом, не отпуская руки, говорил о ее романах, пересказывал прочитанные рецензии и вел ее за собой к столу. Он усадил ее и, не давая Дине открыть рта, вкратце пересказал суть разговора.

Вика не слушала. Прозрачный лед чужих глаз вел с нею совсем другой разговор. Она задумчиво кивала. Да не тем предложениям, которые делал Вадим вслух. Другим, молчаливо просачивающимся в каждую клеточку ее тела.

Наконец вмешалась Дина, предложив поужинать. На столе возникла бутылка красного вина, крабовый салат, красиво упакованные закуски. Одного взгляда на мать Вике хватило, чтобы оценить насколько дорог ей этот гость. И понять – почему дорог…

«Ах, мама, мама! Почему бы тебе не успокоиться со своей местью? – думала Вика. – Ты сама виновата… Теперь не плачь!»

С этой минуты Виктория пропала…

Глава 7

Вадим вошел в их жизнь навсегда. Тогда они еще не поняли этого. Он явился снова, и увез мать и дочь в свой клуб, чтобы провести небольшую экскурсию. Дине предстояло решить, стоит ли вкладывать деньги в начинание молодого человека.

«Летучая мышь» – вывеска не была яркой и привлекательной. Дина пожала плечами, бросив, походя, несколько слов о дурном вкусе дизайнера. Виктория шла вслед за матерью, предчувствуя, что сегодняшний день будет богат на сюрпризы…

Помещение бара было небольшим и очень уютным

По стенам вились странные знаки, отдаленно напоминающие иероглифы. Рисунки перемежались с драпировками серого шелка. Рабочие устанавливали мраморную стойку, причудливой формы. Внимательно изучив стены, Дина спросила:

– Ничего не понимаю. Вы говорили шестьсот метров, – она сверилась с планом. – А здесь…

Вадим смотрел на нее, улыбаясь, и не спешил прийти на помощь.

– Наверно здесь есть еще и другие помещения? – несколько раздраженно спросила она.

– Я собираюсь возродить клубную систему, – отозвался, наконец, Вадим, – где люди будут находиться среди своих, а значит чувствовать себя защищенными. Члены клуба должны знать, с кем они встретятся здесь, и иметь гарантии от случайных вторжений чужаков. Иначе получится обычный кабак, – закончил Вадим презрительно. – Этот же бар – для всех желающих, для клиентов с улицы. Или, скажем, для тех, кто еще не получил членской карточки.

Он подвел женщин к стене и сдвинул переливающийся шелк в сторону. Близорукая Дина разглядела лишь небольшую полоску, куда Вадим вставил пластиковую карточку. Двери быстро разъехались в стороны, освобождая узкий проход.

– Прошу, – обратился Вадим к Дине.

Она прошла вперед и двери за ней тут же закрылись. Вадим повернулся к Вике и, взяв ее за руку, подтянул к себе.

– Эта система пропускает только одного человека и не даст любопытному проникнуть вслед за членом клуба, – сказал он, глядя ей в глаза, и поцеловал кончики пальцев.

Молчаливый их диалог продолжался. «Ты будешь моей?» – спрашивали его глаза. В воздухе звенело напряжение: он не был уверен в ее согласии. Вика почувствовала, что даже если ответит ему отказом, он не услышит ее. Острота ощущений подстегивала. Вадим ждал. Виктория должны была ответить.

– Замечательно, – сказала она, не отводя взгляда, и на губах ее медленно проступила улыбка.

В ту же секунду дверь снова открылась, Виктория шагнула в проход. Она присоединилась к Дине, которой молодой человек с рацией объяснял устройство пропускной системы. Еще через секунду появился Вадим и продолжил экскурсию.

Ремонт в этом помещении подходил к концу. В центре красовалась небольшая круглая площадка, и ее причудливое освещение им с гордостью продемонстрировал хозяин.

– Это помещение для неофитов. Здесь ведутся наиболее сложные работы. Ведь что нужно новичку? Максимум атрибутики и прочего, что способно поразить воображение. Чтобы было потом, о чем рассказать. Здесь должно быть собрано все, к чему у человека нет доступа в домашних условиях.

– Интересно, что бы это могло быть? – скептически поинтересовалась Дина.

– Так, разные электронные игрушки.

Вадим явно не был расположен распространяться более на эту тему, и Дина снова взглянула на него недоверчиво.

– Ничего особенного, – добавил он, поймав ее взгляд, – подсмотрел на Западе. Потом покажу каталог.

Удовлетворившись расплывчатым ответом, Дина обошла комнату и остановилась перед массивной дубовой дверью, покрытой инкрустацией с перламутром. Она осторожно тронула ноготком резьбу:

– Это все настоящее? Не слишком ли роскошно?

– Эта дверь для тех, кто переходит на следующую ступень, – Вадим толкнул ее и пропустил женщин вперед, в широкий холл, миновав который они оказались в другом зале. – Она и должна быть роскошной. Каждый из членов клуба должен мечтать отворить ее. А мечта обязана быть красивой, – он посмотрел на Вику.

– Я заметила, что с другой стороны дверь совершенно обычная, – сказала она.

– Правильно, – кивнул Вадим, не сводя с нее глаз, – так и должно быть: когда мечта становится реальностью, приукрашивать ее нет смысла. Маски сброшены как шелуха, истинная сущность не рядится в маскарадные костюмы… Здесь не будет излишеств ни в оформлении, ни в развлечениях, зато предполагается комфорт, доведенный до абсолюта.

– Если я соглашусь стать совладелицей этого клуба, – потирая руки сказала Дина, – то буду приходить именно сюда.

Виктория заметила, что молодой человек с рацией едва заметно усмехнулся… Следующий зал напоминал лабиринт, потому что был разбит на несколько участков, окруженных стенами в пол человеческого роста. Каждый такой участок имел отдельный вход.

– Место для уединения, – обвел глазами комнату Вадим. – Только для посвященных. Максимальная изоляция от магнитных и других видов излучений, экологически чистые материалы, итальянский мрамор, мадагаскарский палисандр, иранские ковры ручной работы… Напитки и угощение, разумеется, будут под стать. Одним словом – рай. Как видите, здесь уже почти закончены отделочные работы. Прислушайтесь…

С этими словами Вадим закрыл дверь, и они погрузились в необыкновенную тишину. Сюда действительно не проникали никакие звуки, даже разговоров рабочих из соседней комнаты не было слышно.

Дине стало не по себе, и она поспешила пройти дальше. Но следующая дверь не поддалась, и она обернулась к Вадиму.

– Опять какие-нибудь хитрости?

– На этот раз – нет. Собирался устроить там свой кабинет, а пока комната доверху забита строительным материалом, и попасть туда можно только с черного хода, извините.

Дина внимательно посмотрела на план:

– Но здесь нет этой комнаты. И не показано, где черная лестница.

– Мы собирались сделать стену глухой, поэтому и не указали.

Дина с шумом втянула воздух:

– Запах потрясающий. Вы что, храните там благовония?

– Я же сказал – стройматериалы. Кажется, так пахнет какая-то финская краска. Каковы общие впечатление?

– Впечатляет, – ответила Дина. – Но вы, кажется, и без наших денег справляетесь…

– Деньги никогда не бывают лишними, – ответил Вадим. – А партнер просто необходим: я часто в разъездах, кто-то ведь должен присматривать. Доверять управляющему – глупо. Вы когда-нибудь видели честных управляющих?

Их экскурсия подошла к концу, и сердце Виктории забилось гулко и часто. Время разглядеть Вадима получше у нее было: впервые ей попался такой любопытный партнер.

Направляясь к выходу, Дина спросила как бы между прочим:

– Что привело вас на похороны моего мужа? – и затаила дыхание.

Они были осторожны как три охотника, но только двое из них знали наверняка, что не останутся сегодня без трофеев.

– Ирина попросила помочь, – Вадим смотрел на Дину с улыбкой.

Дина по всем правилам драматического искусства изобразила изумление и неприязненно поморщившись, спросила:

– Вы знакомы с этой…

– Представляю, как вам неприятно, – в голосе Вадима промелькнули нотки такого же театрального раскаяния, – но не могу вам лгать. С Ирой меня познакомили друзья, когда я искал партнера. Она как раз собиралась вложить деньги…

– И что же теперь? Уже не собирается?

– Понятия не имею. Я как-то не удосужился поинтересоваться. Не видел ее с самых похорон.

– Неужели? – Дина была вполне удовлетворена ответом, но все еще не могла выйти из роли, и продолжала разыгрывать ревнивое раздражение. – Почему же?

Нагнувшись к Дине, Вадим почти ласково сказал ей на ухо:

– Да вы не хуже меня это знаете.

Дина метнула испуганный взгляд на Викторию и замолчала.

Осмотр клуба был закончен, идея вложить деньги в подобное предприятие Дине понравилась, она аккуратно сложила в сумочку документы, переданные ей Вадимом для изучения и, вернувшись в бар, они выпили по фужеру шампанского.

Усадив Дину в машину на место рядом с водителем, Вадим осторожно взял Викторию за руку и, дождавшись пока Дина опустила стекло, сказал полувопросительно:

– С вашего позволения я похищаю вашу дочь…

Дина бросила тревожный взгляд на Вику, растерянно пожала плечами, и в тот же момент машина рванула с места.

Они стояли на улице до тех пор, пока машина не скрылась за поворотом.

– Почему она распоряжается твоими деньгами? – спросил Вадим.

«Где твое слабое место? Почему мать помыкает тобой?» – услышала Вика.

– Меня не интересуют деньги.

– Ты знаешь, какое у тебя имя?

– Какое?

– Не существующее.

– Как это?

– Его нет в святцах. А значит, у тебя нет святого покровителя. Вадим смотрел на нее изучающе.

– Тебя как будто нет, ты – не реальная.

– Это плохо? – с насмешливым вызовом спросила Виктория.

– Для кого?

Они рассмеялись.

Виктория не знала, сколько времени она провела с Вадимом в его клубе.

Первые часы приводили ее в восторг и промелькнули так незаметно, что она как-то упустила из вида маму и ее возможные волнения.

Несколько раз в день они переходили из одной фантастически убранной комнаты в другую, где их уже ждали живые орхидеи в напольных вазах, подносы с экзотическими фруктами, свежайшие устрицы во льду, французские вина, перламутровые свечи. Похоже их обслуживали заботливые феи, потому что горячие блюда и холодные закуски появлялись именно тогда, когда они чувствовали голод. В искусстве любви Вадим ни в чем не уступал Виктории и был также неутомим…

В перерывах они разговаривали и чем больше Виктория слушала Вадима, тем больше понимала, что этот молодой человек совсем не прост. Он, кажется, знал все обо всем на свете. Будто весь мир был открыт для него, он держал этот огромный мир на своей ладони и рассматривал в увеличительное стекло. Устройство человеческого общество, слепые эмоции, холодные расчет, сокровенные мысли мужчин и женщин не представляли для него загадки.

Сначала Виктории это нравилось, и было любопытно слушать, как необычно он рассуждает о человеческих чувствах, воле, предрассудках. Она уже мысленно представляла все эти речи в устах одного из героев своего будущего романа. Только он, наверно, должен быть постарше, ведь чтобы приобрести такой опыт и уверенность в своей правоте, нужны годы. Молодые люди редко рассуждают так, как Вадим. Есть в этом что-то странное…

Эта мысль закралась в ее сердце в середине второго дня и Виктория никак не могла от нее отделаться. Все, что еще вчера казалось ей в Вадиме оригинальным, сегодня приобретало привкус противоестественного… Мысль работала как медленно действующий яд, постепенно убивая желание близости…

К вечеру, когда жажда любви физической окончательно утихла, Виктория смогла совершенно спокойно дать себе отчет в чувствах к Вадиму. Нет, она напрасно надеялась, что это приключение пробудит в ней настоящее чувство. О любви и речи быть не могло. Слишком умен, слишком красив и слишком холоден. Не к ней, – к миру. Да и ее вряд ли он видит такой, какая она есть: обычной женщиной, мечтающей хотя бы однажды испытать то чувство, которое она так замечательно описала в своих многочисленных книгах. Женщиной, мучающейся тем, что либо любви действительно не существует, либо сердце ее ущербно и для любви не приспособлено, но каждый раз совершенно точно знающей, что ей никогда не захочется остаться надолго с мужчиной, с которым она проводит время.

Виктория уже почти подобрала слова, собираясь сказать Вадиму, что ей пора уходить, но тут из соседней комнату зазвучала громкая, похожая на гимн музыка, через несколько секунд сменившаяся нежной мелодией, в которой слышался сплав страсти и тоски. Вадим улыбаясь подошел к ней и протянул руку:

– Вы приглашены на таинство. Сегодня здесь состоится обряд посвящения.

– Посвящения? – Виктория натянуто улыбнулась.

Она уже все решила для себя: ей хотелось домой, даже несмотря на то, что предстоял нелицеприятный разговор с матерью. В полночь она видела себя за работой. По работе она действительно соскучилась. Ей совсем не хотелось больше сюрпризов, которые так радовали ее еще день назад. Хорошего, наверно, тоже должно быть в меру. Но отказать человеку, который протягивал ей руку и смотрел на нее с той же страстью, было по крайней мере невежливо и она поднялась с кресла, последовав за ним.

«Удивительное дело, – думала Виктория по дороге, – женщины вечно жалуются на то, что прискучили мужчинам или что мужчины их использовали для удовлетворения своих „низких“ потребностей и обманули. Где же они, эти ветреные мужчины? Почему Вадим, к примеру, не скажет ей, что теперь ему, к сожалению, пора, что завтра рано вставать и каждая минута рабочего дня давно расписана, а потому встретиться им не удастся…» Виктория сладко зевнула. Как бы она была благодарна ему, если бы он это сказал. Так нет, страсть его похоже не утолена, а лишь разгорается все сильнее и ярче…

В соседнем зале он усадил ее в темный угол, где ее никто не мог видеть. В зале находились одни только молодые мужчины, если не считать несколько фигур, укутанных длинными плащами, среди которых могли оказаться и женщины. Люди в плащах встали вокруг круглой сцены, в руках одного из них Виктория заметила бокал, полный до краев, судя по тому, как осторожно человек держал его; в руках другого блеснул острый и длинный клинок. Это встревожило ее. Она обернулась к Вадиму за объяснениями, но его уже не было ни рядом, ни среди людей, наполнивших комнату.

В зал вошел юноша, обнаженный по пояс и музыка тотчас оборвалась. Он ступал в полной тишине медленно и торжественно, высоко подняв подбородок, но Виктория могла бы поклясться, что его бьет дрожь: улыбка на его лице казалась приклеенной. Едва он достиг середины комнаты и остановился перед сценой, один из «плащей» кинулся к нему и уже через минуту руки юноши были заломлены назад и крепко связаны веревкой. С помощью двух других людей в плащах, молодого человека уложили на спину на сцене и она, оказавшись подвижной, тут же поехала вверх, поднялась на полметра от пола и замерла.

Юноше связали ноги, затем, приподняв голову дали отпить из бокала, который держал человек в плаще. И снова по комнате поплыла музыка, но уже совсем иная. Она была тягостной как последний стон умирающего, как горячечная исповедь грешника перед разверстой пастью ада… Третий человек в плаще положил алую розу на грудь юноши и все трое вдруг подняли руки, казавшиеся черными крыльями в мерцающем свете и скрыли от глаз маленькую сцену, где лежал юноша и четвертого человека в плаще, оставшегося возле него. Викторию охватило дурное предчувствие. Руки впились в подлокотники кресла так, что сломались два ногтя, он она даже не поморщилась от боли. Ее широко раскрытые глаза были устремлены вперед, она привстала… И в эту секунду над черными крыльями взметнулся на мгновение вверх клинок, отразив и рассыпав в мелкие искры свет. Раздался сдавленный крик и Виктория застыла в кресле, обхватив себя руками, так явственно было ощущение, что клинок прошил насквозь именно ее.

В зале снова установилась мертвая тишина: все замерли и перестали дышать. Самые ужасные в жизни Виктории секунды плыли одна за другой, разрушая сознание. Ей казалось, что если она отнимет руки от своего тела, на пол хлынут потоки крови… Наверно, она была близка к обмороку, когда вдруг вспыхнул яркий, слепящий свет и люди в плащах расступились. Виктория смотрела на человека с клинком в руках: он снял капюшон, он улыбался. Это был Вадим…

Ослепительные вспышки света не моги заставить ее оторвать взгляд от сцены. Щурясь и заслоняя глаза от многочисленных ламп рукой, Виктория пристально вглядывалась в центр комнаты. Ей было жизненно необходимо знать, что же произошло с молодым человеком.

Сцена медленно вращалась и с боков появились черные выступы, словно выросли громадные лепестки. Жуткий цветок закрывался – лепестки бесшумно смыкались над телом юноши. Единственное, что Виктория успела рассмотреть, было небольшое алое пятно у него на груди. Тем временем лепестки плотно сомкнулись и черный бутон утонул в полу.

Виктория чувствовала себя как человек, попавший в дурной сон, в кошмар. Блузка ее прилипла к спине, зуб не попадал на зуб, сил подняться не было. Ее потряхивала нервная дрожь и, чтобы хоть как-то успокоиться, и прийти в себя, она взяла бокал с подноса у мужчины разносившего напитки, но никак не решалась поднести его к губам, боясь расплескать трясущимися руками.

Зрители вели себя крайне странно: одни удобно располагались с напитками в креслах и, едва допив свою порции, засыпали; другие образовали круг на том месте, где только что была сцена и то ли бормотали что-то, то ли напевали, наигрывая на заунывных восточных инструментах.

«Что они себе думают? – пронеслось в голове у Виктории. – Неужели все они равнодушны к убийству человека настолько, что… Или может быть даже рады? Неужели все они знали о том, что здесь должно произойти?..»

Никто из окружающих не проявлял ни малейшего волнения. В глазах самых юных светился особый восторг. Даже те из них, кто уже успел уснуть, блаженно улыбались, растянувшись в креслах.

Окончательно теряя связь с реальностью, Виктория поднесла бокал к губам, но на плечо ей властно легла чья-то рука. От неожиданности она выронила бокал, который упал беззвучно, не разбившись, лишь окрасив ворс ковра в рубиновый цвет. Вадим улыбаясь смотрел на Викторию:

– Нам пора. На сегодня представление закончилось.

– Представление?! – возмутилась Виктория. – Что ты хочешь этим сказать?

Вадим слегка поднял брови. Реакция Виктории явно привела его в недоумение.

– Я думал, тебе понравится, – в его голосе сквозило сожаление. – Ты ведь должна понимать в таких вещах толк…

– О чем ты говоришь?! – Виктория едва сдерживала себя, чтобы не кричать на него. – Прежде всего, я хочу знать: что с тем человеком?

– Он умер, – спокойно сказал Вадим, с горечью отметив, что Виктория отпрянула от него, и лицо ее сделалось белым, как мел. – В обычном понимании – он мертв.

Вадим медлил, явно не желая пускаться в объяснения. Он протянул к ней руку, но Виктория нервно передернула плечами. Она ждала ответов и объяснений.

– Это ритуал, – нехотя заговорил Вадим.

Голос его звучал бесцветно и монотонно.

– Ты ведь наверняка читала… Переход в новое качество издревле ассоциируется у человека со смертью. Он умирает для той жизни, которую вел раньше и возрождается для жизни новой. А ритуал лишь фокус, представление…

Он был похож на волшебника у которого силой вырвали тайну его трюка, погубив тем самым чарующий эффект фокуса.

– Изнанка – не самая красивая сторона вещей. Тебе не понравилось?

Перед ней был раненный зверь и Виктории стало вдруг не на шутку страшно. Сердце сжалось и закричало ей: «Эй, это кажется очень опасный человек! Будь осторожна с ним!»

Не смотря на то, что Виктория была вне себя от гнева, древнейший женский инстинкт – остерегаться сильного мужчины – сработал молниеносно: она затаила свои истинные чувства, она готова была лгать…

– Ты ведь мог предупредить меня, правда? – спросила она, чуть улыбнувшись и глубоко вздохнув, добавила: – Мне никогда не доводилось видеть ничего подобного…

Ей казалось, что она произнесла свой текст достаточно убедительно. Но встретившись взглядом с Вадимом, она поняла, что он не поверил ей. Нисколько не поверил. Нужно было сделать что-то еще. Возможно, нужно было подойти, прижаться к его плечу. Это наверно сработало бы, но она не могла себя заставить…

Клуб, с его странными переходами, камерами слежения и пропускными системами представлялся ей теперь лабиринтом, скрывающим ужасного Минотавра.

– Этот мальчик, – Вадим кивнул на соседний зал, где только что проходило представление, – проведет ночь в одиночестве. А завтра на рассвете мы закончим. Он возродится для новой жизни и вступит в наши ряды. Ты должна была это увидеть завтра, но ты слишком… испугалась. Я думал… Завтра будет праздник… Это впечатляющее зрелище… Мне хотелось, чтобы ты… сама…

Он говорил медленно, подбирая слова, глядя в сторону и вдруг неожиданно сказал:

– Значит, если бы все было на самом деле, то ты…

Вадим сверлил ее взглядом. Виктория изобразила абсолютное непонимание:

– Что – я? – ей хотелось поскорее замять тягостный разговор и убраться отсюда, пока она совсем не разочаровала хозяина.

Но Вадим не принял ее игры: – Если бы я действительно убил человека, – отчеканил он, – ты не осталась бы со мной.

Он собственно не задал никакого вопроса, но Виктория судорожно придумывала, что бы ему ответить. Сказать: «Ну что ты, конечно же, осталась бы…»? Эти слова застрянут у нее в горле. Да и кто знает, что у него на уме. Еще решит проверить!

– Я не понимаю, – вяло сказала она, глядя в пол. – У меня голова кругом идет…

– Значит, ты не любишь меня?

На этот раз в его тоне прозвучали и удивление, и вопрос. Виктория с тоской посмотрела на него. Он ждал ответа, увильнуть было невозможно.

– Ты слишком торопишь меня, – начала она осторожно.

Но он не стал ничего слушать:

– Разве любовь приходит постепенно? Ты когда-нибудь слышала об этом? – Он склонил голову на бок и спросил с сарказмом: – А может быть ты о таком писала?