Текст книги "Испытание"

Полина твердо решила дождаться той самой большой любви, которая озарила жизнь героини Насти, но для этого ей предстояло многое сделать…

Целый год она жила на средства своего друга, который снимал для них квартиру, покупал продукты и все необходимое. Теперь же, после разрыва с ним, Полина повисла в воздухе: ни денег, ни работы, ни жилья. Первым делом она сняла маленькую квартирку на окраине, отдав за нее практически все деньги, которые у нее оставались. Теперь предстояло найти работу…

Глава 2

Фирма «Помощница» была третьим местом, куда направили Полину из агентства по трудоустройству. Она явилась за направлением рано утром, едва только открыли для посетителей двери. Получив адрес «Помощницы» и в придачу неодобрительный взгляд секретарши, Полина недовольно передернула плечами и вышла.

Отношения с агентством не складывались с самого начала. Встретили ее там довольно приветливо, обещали подыскать место в течение недели, но как только она заполнила договор и внесла плату, о ней словно позабыли. Полина терпеливо ждала новостей первые три недели, в конце которых ее рацион сократился до одной пачки китайской лапши быстрого приготовления. Еще три недели она пыталась извлечь пользу из ежедневных напоминаний о себе по телефону, но ей коротко отвечали, что нет ничего подходящего, чем довели до полного отчаяния. Иначе она бы не устроила им скандала. Вернее – не попыталась бы это сделать. Скандал не получился. Ее пригласила в отдельный кабинет строгая женщина, и отчитала за «неуместные эмоциональные всплески».

– Как вы думаете, – спросила она, – много ли вакансий наберется в городе, даже пусть в таком большом как Санкт-Петербург, для двадцатилетней девушки, окончившей два курса педагогического вуза и ничегошеньки не умеющей делать?

Крыть было не чем, но Полина и не думала отступать, потому что отступать ей было некуда: через два дня квартирная хозяйка обещала выставить ее.

– Я способная, – возразила она. – Я могу быстро всему научиться.

– Дорогая моя, – перегнулась к ней через стол женщина, – может быть это и так, но у работодателей нет никакого желания учить вас чему-то, когда есть готовые кадры. Вы бы сначала закончили какие-нибудь курсы: бухгалтеров, дизайнерски, секретарские, а потом бы приходили…

– Но неужели…

Разговор был бессмысленным, и женщина поняла это быстрее Полины. Она молча вытащила из стола визитку и протянула девушке.

– Вот, можете попробовать. В эту фирму полностью набирают штат. У них вакансии от генерального директора до уборщицы.

Полина спрятала карточку в сумку и гордо покинула кабинет. Она чувствовала, что одержала сегодня маленькую победу над этим миром. Визитная карточка была трофеем, доставшимся ей в поединке с агентством. Это вселяло надежду, что она хоть чего-то может добиться.

Однако, радость ее была недолгой. В фирме, куда она явилась на следующий день тщательно причесанная и продуманно одетая, менеджер по персоналу потерял к ней всякий интерес, как только узнал, что у нее нет опыта работы. В остальное время горячего монолога Полины о своих способностях «все ловить на лету», он рассеянно смотрел по сторонам, автоматически поворачиваясь то вправо, то влево на крутящемся стуле. В конце концов, он перебил ее и сказал без всякого сожаления, что их фирме она совсем не подходит, а потому продолжать этот разговор он считает нецелесообразным.

Возвращаясь по длинному коридору, Полина с горечью поглядывала на молодых людей и девушек, чуть старше нее, великолепно одетых, улыбающихся, бегающих из кабинета в кабинет с бумагами. Она не знала, чем они занимаются, но их жизнь казалась ей раем, а сама она чувствовала себя падшим ангелом, убирающимся восвояси под их неодобрительными взглядами.

Затем была еще одна бесплодная попытка стать «помощником директора». Как только Полина увидела в обшарпанном кабинете мужчину с маслеными глазками, в которых при ее появлении зажегся нездоровый огонек, она сбежала до того, как он успел закончить приветствие.

И вот теперь Полина ехала в фирму «Помощница» понимая, что это, возможно, ее последний шанс. Если хозяйка попросит завтра освободить квартиру, это будет справедливо, потому что Полина задолжала ей за два месяца.

В вестибюле фирмы из большого рекламного плаката Полина узнала, что «Помощница» – это фирма, предлагающая услуги горничных, нянь, домработниц и садовников. Решимости у нее прибавилось. По крайней мере, няней со своими двумя неполными курсами педагогического она поработать смогла бы. Сразу вспомнились конспекты по психологии и общей педагогике, но, к сожалению, не пришло на ум какой-нибудь конкретной мысли или расхожей цитаты, которыми можно было бы блеснуть в разговоре. В кабинет начальника отдела кадров Полина вошла без стука, с вымученной улыбкой:

– Здравствуйте, я из агентства «Поиск».

– Присядьте, – махнул рукой пожилой мужчина, – сейчас освобожусь.

Он вертел в руках бумаги, хмурился, а стоящая у него за спиной женщина тараторила:

– Просто ума не приложу, что им нужно. Это уже шестая. Причем, мы посылали только самых лучших наших работниц!

– Да, – вздохнул мужчина. – Впервые имеем дело со знаменитостью и – на тебе. А какая реклама для нас могла бы быть! Никогда бы не подумал, что такая милая женщина может оказаться столь привередливой.

– Она здесь ни при чем. У нее мамочка – монстр! Она-то и выбирает…

– Хорошо. Зайди ко мне через часик. Постараюсь что-нибудь придумать. Эти клиенты нужны нам позарез!

Оставшись наедине с Полиной, мужчина словно увидел ее в первый раз.

– Вы… – протянул он неопределенно.

– Из агентства «Поиск», – подсказала Полина.

– Ах, как неудобно получилось! Совсем забыл позвонить им. К сожалению, мы вчера вечером взяли сотрудницу. Штат укомплектован. Так что…

Полина стояла как вкопанная и смотрела в пол. Там, переливаясь всеми цветами радуги, лежали теперь осколочки ее надежд. Она не успела опомниться, так быстро все произошло, и теперь чувствовала, что если хотя бы пошевелится, то разрыдается прямо здесь.

– Вам нехорошо? – поднялся начальник отдела кадров, положив свои бумаги на край стола. – Может – воды?

Чтобы выиграть время, Полина кивнула. Мужчина протянул ей стакан. Она выпила воду залпом, глубоко вздохнула, поставила стакан на стол, и тут взгляд ее упал на фотографию, которая лежала поверх стопки бумаг.

– Виктория Королева, – выдохнула она, – в жизни она еще красивее.

Директор насторожился:

– Вы случайно с ней не знакомы?

– Немного, – улыбнулась Полина, как зачарованная глядя на фотографию.

Виктория вот уже несколько месяцев была ее личной святой покровительницей и заступницей. По вечерам Полина молилась на ее портрет как на икону, рассказывала о своих горестях и просила о помощи. И сейчас Полина замерла в ожидании чуда: неспроста здесь ее святая, она обязательно поможет.

– Она однажды спасла меня…

– Вот, значит как… Знаете ли, – директор внимательно разглядывал Полину, – Королева – это клиент, о котором мечтает любая фирма. Ей нужна домработница. Если завтра разнесется слух, что она наняла домработницу именно у нас, за моей дверью выстроится такая очередь, что нам придется ввести запись. Но, к сожалению, она уже отвергла несколько лучших наших кандидатур. Как вы думаете…

– Она возьмет меня, – уверенно сказала Полина. – Обязательно.

Правда, пока она добралась до дома Королевой, уверенности у нее поубавилось. С чего это она решила, что ее непременно возьмут? Кто она такая? Полина всегда была мнительной, а тут совсем страхи одолели. А что, если в больнице она видела совсем не Королеву? Что, если ей только почудилось?

Перед подъездом Полина и вовсе оробела. Нажала кнопку звонка, и дверь ей открыл консьерж – по виду крепкий военный пенсионер.

– К кому? – спросил он, неодобрительно покосившись на ее старенькие туфли.

– К Королевой.

– По записи? – поинтересовался консьерж.

– Что?

– Как фамилия?

– Колыванова.

Мужчина полистал журнал и сразу сменил тон.

– Есть такая. Я-то думал, очередная поклонница пытается пробиться за автографом.

– А что, – осмелев, поинтересовалась Полина, – многие приходят?

– Нет пока. Но ведь Королевы здесь только полгода живут. Уже третью квартиру меняют, спасаясь от поклонниц.

Полина направилась к лифту.

В дверь она позвонить не успела. На пороге ее уже поджидала женщина средних лет – высокая, поджарая и недобрая. Точь-в-точь – злая волшебница из сказки. Только она была не из тех волшебниц, которые таяли, если их окатить ведром воды. Такие как она были непобедимы.

– Здравствуйте, – начала Полина, – я…

Женщина жестом прервала ее и пригласила войти. Заперев за Полиной дверь, она включила свет в коридоре, который по площади немного превосходил квартиру Полины.

– Я из «Помощницы», – закончила свою речь Полина.

Женщина не произнесла ни звука. Она разглядывала Полину, как лошадь или породистого щенка, которых хотела бы купить, да опасается, нет ли у них какого изъяна.

– Где вы живете? – спросила она.

– У метро «Проспект Ветеранов».

– Нет, – сразу же отрезала женщина, – это исключено. С «Ветеранов» сюда добираться часа полтора. Станете опаздывать.

И она шагнула к двери, давая понять, что разговор окончен.

– Я снимаю квартиру, – затараторила Полина. – И переехать мне ничего не стоит.

– Иногородняя? – брови женщины поползли вверх. – Я же просила не присылать…

– Нет, нет, не иногородняя, – испуганно вставила Полина.

– Так почему не живете с родителями? Характер показываете?

– У меня нет родителей. Я выросла в детском доме.

Женщина задумалась. Полина была счастлива уже и тем, что она не торопилась поскорее ее выпроводить. В этот момент входная дверь распахнулась и вошла молодая женщина.

– Ты?! – воскликнула она, увидев Полину.

Полина оторопела. Женщину она видела впервые. Ярко рыжие волосы. Хотя вот лицо… Она очень походила на Королеву, но та была блондинкой…

Тем временем молодая женщина подошла к зеркалу и сняла парик.

– А так ты меня узнаешь?

– О, господи, – пролепетала Полина, – конечно узнаю.

– Виктория! Разве вы знакомы, – нахмурилась женщина. – Ее только что прислали из «Помощницы».

– Конечно, знакомы. Помнишь тогда, в больнице? Мы ведь вместе с тобой были… Как тебя зовут?

– Полина.

– Нам с дочерью нужно поговорить, – сказала, наконец, женщина. – Подождите здесь.

***

В своем кабинете Виктория с улыбкой смотрела на мать. И та невольно медлила с разговором. Давно не видела дочь улыбающейся.

– Вижу, тебе понравилась эта девушка.

– По сравнению с теми, что приходили… Всегда лучше пригреть бездомного щенка, чем змею на груди.

– Ты права. Я думаю, она нам подойдет. Да и в клубе ее можно использовать…

Женщины со значением переглянулись.

– К тому же она – сирота, – осторожно заметила мать.

– Вот и хорошо! – заключила Виктория. – Пойдем, обрадуем девочку…

Глава 3

Вика родилась в семье известного советского прозаика, Члена союза писателей и даже некоторое время – председателя этого союза, Андрея Рубахина. В семидесятые годы Рубахин был в фаворе, его печатали самые известные литературные журналы, по его произведениям снимали фильмы. Он даже в школьную программу попал. Злые языки утверждали, что Рубахин делает карьеру благодаря своим связям, но в отсутствии таланта даже они не могли его упрекнуть.

Где бы Андрей не появлялся, следом тащились две тени. Слава клубилась позади ароматным облаком, отчего дамы приходили в восторг, а мужчин неудержимо тянуло выпить. Вторая тень, второе облако, жадно впитывало зависть, светящуюся в глазах друзей и коллег, переливаясь грязным перламутром.

Талант Андрея был особенный: писал он непростительно легко, не ведая ни мук творчества, ни, хотя бы, кратковременной несостоятельности своего пера. Более того, творил как бы между прочим, занимаясь в то же самое время сотней других дел, в том числе не только административных, в союзе писателей, но и вполне светских – появляясь везде, куда звали и не звали.

Казалось, судьба наградила Андрея изрядно, можно было бы поставить на этом точку и оставить хоть что-то другим смертным. Но в день его рождения фортуна явно переусердствовала, потому как помимо таланта наградила его еще и королевской внешностью. Метр девяносто и косая сажень в плечах, шевелюра, напоминающая львиную гриву, безмятежные голубые глаза, орлиный нос и улыбка безгрешного младенца. Тиражи его фотографий порой даже обгонял тиражи книг.

Разумеется, такая счастливая судьба плодила вокруг Рубахина не только завистников, но и почитателей, среди которых женщины составляли если не саму многочисленную, то наверняка самую активную и преданную часть.

Если поклонники-мужчины мечтали с Рубахиным выпить, то женщины в своих мечтах были смелее и не по-советски раскованнее. Письма с пугающими признаниями и недвусмысленными предложениями приходили на адрес издательства толстыми пачками, изымались заботливой женой Диной, внимательно изучались и уничтожались в дачном камине, никогда не попадая на глаза адресату.

Дина была вне конкуренции. Рубахин долго искал женщину, равную ему по всем статьям, пока не встретил Дину. Двадцатипятилетняя красавица – дочь профессора филологии, воспитанная в лучших традициях составила с Рубахиным гармоничную пару. Обладая абсолютной грамотностью и преданностью делу мужа, она самоотверженно и совершенно безвозмездно правила его рукописи до того, как они попадали в редакторский цех Лениздата и составила мужу славу писателя безгрешного в отношении орфографии и стилистики.

Дина была умна по-мужски и совсем не обладала женским чутьем. Умея поддержать любой разговор из области философии, политики и литературы, она беспомощно опускала руки, когда муж смотрел вслед другой женщине. Она была также по-мужски честна и прямолинейна, не имея даже отдаленного понятия ни о кокетстве, ни о каких других женских хитростях. Постель была для нее неприятной принудительной обязанностью, которую она заставляла себя выполнять раз в неделю, и ничто не могло убедить ее том, что подобное занятие не является архаизмом.

Андрей же, в отличие от жены, любил жизнь во всех ее проявлениях, в том числе любил ее проявления в женских ласках, особенно когда те были разнообразны и неутомимы. Его не называли бабником или донжуаном, потому что он никогда не домогался женской любви, а лишь брал то, что ему настойчиво предлагали, то есть – причитающееся по праву громкой славы.

Несмотря на сотни связей Андрея, Дина была единственной, кто ни о чем не догадывался. Она была занята работой, дочерью Викой и этого ей вполне хватало, чтобы заполнить все свое время и жизненное пространство.

Андрей же, хотя почти никогда не отказывался от плотских соблазнов, самих искусительниц ценил невысоко, принимая их страсть как любую другую услугу, которые ему оказывал обслуживающий персонал. Он ставил на одну доску шофера, который возил его по городу, швейцаров, распахивающих перед ним двери иностранных отелей и женщин, побывавших в его постели. Все они для того и существовали, чтобы делать жизнь Андрея Рубахина более приятной.

В начале восьмидесятых, разменяв пятый десяток, Андрей практически перестал писать и едва успевал посещать многочисленные банкеты, куда каждый мечтал залучить звезду. Большинство таких мероприятий сопровождалось обильными возлияниями, после чего Андрея привозили домой в виде безжизненного тела.

Брезгливая Дина превратила свой кабинет, который ей теперь был абсолютно не нужен, в спальню и перенесла туда свою кровать. Переживая ранний климакс, она мучилась приливами, страдала от головных болей и частой смены настроения, окончательно поставив точку в интимных отношениях с мужем.

Перестройку Рубахин встретил со значительно поредевшей шевелюрой, одутловатым, землистого цвета, лицом и лишними тридцатью килограммами, осевшими как-то по-бабьи на бедрах и животе. Бурная река тиражей его книг превращалась в тоненький ручеек, который неминуемо должен был пересохнуть под ярким солнцем новых экономических отношений, потому что народ как-то уж слишком быстро перестал интересоваться судьбой аграриев и сталеваров.

Несмотря на то, что материально Андрей прочно стоял на ногах, залогом чему был небольшой, но вполне приличный банковский счет, предусмотрительно открытый им во время поездки по дальнему зарубежью, душевное спокойствие покинуло его раз и навсегда. По телевизору мелькали незнакомые лица, на прилавках появлялись новые книги с неизвестными фамилиями, жизнь неслась кувырком вперед, сметая старых кумиров как пыль.

Его больше не узнавали на улице, почти никуда не приглашали, об издании книг даже говорить не приходилось. Слава, в лучах которой он купался долгие годы, растаяла как дым. Это было равносильно смерти.

Дина же продолжа держаться с обычным достоинством, изменявшим ей лишь изредка по вечерам, когда она пыталась внушить мужу, что пить в одиночестве дома да еще в присутствие дочери – это и есть то самое дно, которого он так отчаянно боится. Дина не изменилась ни на йоту, даже очереди за мылом не смогли переменить ее обычных манер. И у Андрея возникло подозрение, что жена никогда всерьез и не принимала его известности, а потому теперь так спокойно воспринимает всепроисходящее с ним.

По ночам Андрей, терзаемый каким-то особенно мучительным страхом, одиноко ворочался в постели и прикладывался время от времени к бутылке коньяку, поселившейся в секретере, на том самом месте, где он раньше хранил рукописи незавершенных романов. Днем он мотался по городу с грандиозными планами написать современнейший роман о том, что творится в стране. Но его нигде не принимали всерьез. В моду входили разоблачения, а его имя слишком тесно было связано с рухнувшим режимом.

Бессонные ночи, алкоголь и невостребованность привели к нервным срывам. В голове Андрея началась странная путаница, временами наплывал туман, он плохо соображал в такие минуты. Пытался сидеть за столом, стучать на машинке. Но похмелье, страх и обида на весь мир – плохие помощники в ремесле. В корзине прибавлялось смятых бумаг, в душе копилась желчь…

И вот именно тогда появилась Ирочка.

Ирочка была дочерью друга и ровесницей Виктории. Ее принимали в семье как родную, особенно после смерти отца – большого партийного босса. Дина корректно обходила стороной разговоры о смерти отца и того же требовала от послушной Виктории. Незаметно совала девочке деньги и талоны на колбасу.

Ирочка брала деньги, сдержанно благодарила и тихо ненавидела Дину за ее помощь. Отец Ирочки – крупный советский функционер – скончался от инфаркта, когда его пригласили в прокуратуру и предъявили объемистый том обвинений, из которыхследовало что он казнокрад и распутник. Он умер прямо на ступеньках прокуратуры, грузно рухнув лицом в бетон. Ирочка с матерью сдали казенную квартиру и переехали в грязную коммуналку. За два года перестройки они, непривычные к нищете, продали практически все мало-мальски ценные вещи и даже песцовую шубу матери заложили в ломбард. Так что девочке, привыкшей к определенному уровню жизни, терять было нечего, когда на очередные поминки к ним в гости заглянул Рубахин.

Старательно занимая Андрея разговорами, она дождалась, пока гости разошлись, чуть ли не насильно вытолкала мать на улицу, под дождь и легко затащила Андрея в постель. После короткого вялого соития он тут же уснул, а Ирочка накинула халат и полночи просидела за столом, глядя в окно. Залучить Рубахина на ночь, насколько она помнила из разговоров родителей, было делом несложным. Но вот удержать… Да и не нужен ей старый любовник. Ей нужен законный муж со всеми вытекающими правами на имущество.

Утром она приготовила ему кофе с ликером, жаркое признание в любви, напирая на особенную любовь к его бессмертным творениям, и ушат брани, предназначавшийся завистникам, пытающимся лишить его заслуженной славы.

Все сказанное, помноженное на юный напор и персиковую кожу девушки, Рубахин принял как откровение. Это утро убедило его, что на свете существует справедливость, а также единственный человек, являющийся носителем этой справедливости.

Ирочка, не отличаясь большим умом, случайно попала в самую точку. Их страхи были похожи: больше всего на свете Ирочка боялась безвестного прозябания в нищете и первых морщин. Рубахин же – подступающей старости и забвения. Ничто не связывает людей прочнее, чем общие страхи. С головой у Андрея к тому времени стало совсем плохо: мысли все чаще путались, волнами накрывали приступы подозрительности. Один лишь страх не изменял ему, был кристально ясным и возрастал с каждым днем. В персиковой девочке он увидел свое спасение и от старости, и от забвения. Молодая жена сделает его молодым и сохранит память о нем на долгие годы, до тех самых пор, пока неблагодарные потомки не разберутся, что к чему и не восстановят справедливость.

***

Развод едва не убил Дину.

Он собственно и был обыкновенным убийством, отличающимся от прочих лишь своей узаконенностью. Нож, входящий в сердце, прекращает жизнь человека, обрывая его связь с прошлым и будущим. Для Дины развод был таким же ножом, с той лишь разницей, что душа ее не отлетела в мир иной, и сознание оставалось ясным, вынуждено созерцая, как, корчась в муках, медленно умирает память и закрывается тяжелая дверь в завтрашний день. Прожитая жизнь откладывается в памяти как колония кораллов: большой белый остров, причудливой формы. В этом острове все: любовь и быт, слезы и смех, покорность и бунт. Через двадцать лет остров уже так огромен, что напоминает материк своими размерами и прочностью. Кому из его обитателей придет в голову мысль о землетрясении?..

***

После первого же визита к Ирочке, Андрей все решил. Он спрыгнул с кораллового острова на проходящий мимо корабль. Он брезгливо оглянулся. Место, где он провел лучшие годы своей жизни, показалось ему отвратительным. Мозг, отравленный алкоголем, помноженный на воображение беллетриста, изобретал для Дины мучительную пытку. Андрею мало было покинуть остров, ему необходимо было уничтожить его.

Поэтому он, как ни в чем не бывало, вернулся домой. И вскоре стал собираться в служебную командировку в Свердловск, объяснив жене, что местное издательство собирается выпустить сборник его ранних рассказов. Ничего не заподозрив, Дина привычно упаковала чемодан мужа, аккуратно сложив белые сорочки, пару костюмов, галстуки и несколько комплектов белья. Андрей забрал все деньги, остававшиеся в доме, заверив, что через пять дней получит большие командировочные и вернет сторицей. Дина радовалась, что Андрея снова будут печатать, а потому все странности поведения мужа в этот день списывала на его счастливое волнение. Но она была сдержанным человеком и, ни словом, ни улыбкой не выдала своей радости. Уже в дверях Андрей остановился, поставил чемодан на пол, взял лицо жены ладонями и уставился ей в глаза мутным взглядом. Жест этот был настолько непривычным и неприятным, что Дина по инерции отшатнулась, но Андрей держал ее крепко: щеки смялись, рот вытянулся трубочкой.

«Ты хоть немножко рада, что моя слава возвращается?» – спросил он хрипло.

Дина, приложив некоторое усилие, отстранила, наконец, его руки от своего лица и спокойно произнесла:

«Разумеется».

Андрей подхватил чемодан и, не оглядываясь, вышел.

«Сука, – пробормотал он, когда дверь за ним закрылась. – Холодная, бесчувственная сука!»

***

Он позвонил ей через неделю и сказал, что задерживается. И победоносно заметил в конце двухминутного разговора:

«Скоро уже. Дня через два. Жди!»

Дина положила трубку и пожала плечами. Последний раз голос Андрея звучал так победно, когда тираж его нового романа перевалил за пять миллионов. Неужели и сейчас такое возможно?

Вечером того же дня Дина получила повестку, где ей предписывалось явиться в суд. Она долго гадала, зачем могла бы понадобиться органам правосудия и, решила, что вызывают ее свидетельницей по делу кого-нибудь из знакомых. Ведь вызвал же ее следователь по делу Ирочкиного отца. Правда это был не суд, но кто знает, какие у них там правила. Как бы там ни было, она не станет никого чернить, как и в случае с Ирочкиным отцом. На большую часть вопросов она отвечала: «не знаю», «не имею представления», «не слышала», «не помню».

На ступеньках здания суда Дина столкнулась с Ирочкой. Девочка уже месяц не показывалась у них дома, и, расцеловавшись с ней, Дина попеняла ей за то, что она совсем забросила Вику, у которой кроме нее и подруг-то нет.

«Я понимаю, – поднимаясь по ступенькам и обнимая Иру за талию, говорила Дина, – Вика – совсем не интересный собеседник и подруга, конечно, скучноватая. Но, пожалей ты ее, позвони как-нибудь на досуге».

Перед дверью в зал суда, Ирочка отстранилась от Дины, широко улыбнулась ей и сказала:

«Вот такой вы мне нравитесь. Оставайтесь такой и дальше».

Взгляд ее стал незнакомым и безжалостным, Ирочка добавила:

«Если сможете…»

Дина увидела Андрея, как только вошла в зал и сердце ее сжалось. «С ним что-то случилось, – в панике подумала она. – Неужели счет, открытый в зарубежном банке? Говорила же я…»

Она не сразу поняла, о ком идет речь, когда судья заговорил о разводе. Некоторое время она еще считала, что попала сюда ошибкой. Все происходило как в дурном сне: Ирочка сидела впереди гордо выпрямив спину, Андрей, щурясь, поглядывал на нее, а судья говорил о разводе и разделе имущества.

«Прекратите, – хотелось крикнуть Дине. – Немедленно прекратите этот спектакль!»

«Я ничего не понимаю, – сказала она судье, когда он обратился к ней с вопросом».

«Что же здесь понимать? – удивился судья. – Я говорю о доле имущества, причитающейся вам с дочерью. Насколько я понимаю, вы никогда нигде не работали, так значит…»

Напряжение возросло настолько, что Дина боялась потерять сознание или утратить контроль над собой и разрыдаться при этих посторонних и враждебных людях. После врачи зафиксируют у нее микро инсульт, но сейчас, испытывая лишь острое недомогание и не понимая его причины, Дина, не произнося ни звука, кивала головой, и, не глядя, подписывала бумаги.

Когда все кончилось, Ирочка взяла Андрея под руку и оба они, не оглянувшись на Дину, покинули зал заседаний. Только теперь Дина вдруг поняла, что же здесь делала подруга ее дочери. Вместе с прозрением к горлу подкатывала нестерпимая тошнота.

Дина не успела встать, ее вырвало на красный ковер…

***

Наверно она потеряла сознание. Потому что, когда пришла в себя, над ней стояла пожилая медсестра и совала под нос нашатырь. Для нее вызвали такси, ей помогли спуститься к машине. Она плохо соображала и с трудом передвигала ноги.

Дверь ей открыла Виктория. Глаза у нее были сухими и мертвыми. По дому расхаживали незнакомые люди, составляя опись имущества. Дина прислонилась к стене и сползла на пол. Она не помнила, как Виктория дотащила ее до кровати волоком. Людям с казенными глазами не пришло в голову помочь ей…

***

Через месяц Дина вышла из больницы высохшая и безжизненная. В черных глазах горела одна только ненависть. Вика привезла мать в квартиру ее родителей. Дина обвела глазами стены с выцветшими обоями.

«Я оставила им все, – глухо сказала Виктория. – Забрала только одежду».

Мать внимательно посмотрела на дочь и подумала:

«Я бы поступила также…»

Она обняла Вику и обе, наконец, заплакали…

***

Прошло около года, прежде чем их судьба резко переменилась.

Дина устроилась работать корректором в маленькое издательство, Виктория со своим неполным филологическим образованием помогала ей как могла. Развод, лишивший ее в одночасье мужа, здоровья, памяти, денег и надежд, сильно сказался на ее характере. Куда делось холодное благородство, с которым она шла по жизни и которого не отняли у нее даже бесконечныеперестроечные очереди. Теперь Дина цеплялась за жизнь с остервенением безнадежно больного. С помощью интриг в издательстве она выбивала себе работы больше остальных, сражаясь за каждую тысячу знаков, приносящую хотя бы несколько лишних рублей. Она стала подозрительной и хитрой. Мечты о мести бродили в ее душе, но, сознавая собственную немощность, она загоняла их глубоко внутрь, тем самым лишь ускоряя и усиливая брожение…

Однажды Дина заболела и вернулась с работы днем. Выпила аспирин, но все никак не могла прилечь и бесцельно шаталась по квартире. И тут ей на глаза попался дневник Вики. Дочь вела дневник класса с шестого, никогда его не прятала, но Дине ни разу и в голову не приходило взять его в руки. А тут словно дьявол какой толкал в спину и шептал: «Прочти! Проверь, на чьей она стороне. А вдруг она тайно встречается с отцом?»

Последняя мысль привела Дину в такое негодование, что она, плохо соображая что делает, схватила тетрадку, и, отбросив все соображения нравственности, стала жадно читать.

Когда Виктория вернулась домой, мать встретила ее с распухшим от слез лицом и счастливой улыбкой. «Прости меня, Вика, – лепетала она, задыхаясь от радости, – прости, но я прочитала».

Это был захватывающий, терзающий душу рассказ обо всем, что им пришлось пережить. Вика писала о ней с такой проникновенной теплотой и преданностью, что Дина напрочь позабыла о своей болезни, перелистывая страницы. Она листала их осторожно еще и потому, что каждая – она понимала – была на вес золота.

Больше всего ее потрясло то, что Виктория, увлекшись повествованием, забывала порой ставить даты. В конце Дина с удивлением обнаружила, что повествование, миновав настоящее, уносит ее в будущее. Вика сочинила для матери счастливый конец.

«Зачем ты это придумала?» – спрашивала ее потом Дина.

«А как иначе я могла пережить то, что с нами происходило?» – грустно улыбалась Виктория.

Что может быть слаще мести для брошенной женщины? И что – счастливее того момента, когда она сжимает в руках орудие этой мести? Дина больше не расставалась с дневником Виктории. День и ночь она стучала на пишущей машинке, набирая текст, написанный Викой, делая вставки, переставляя куски. Через две недели она стояла на пороге одного из новых крупных издательств, пришедших на смену старым академическим и активно завоевывающим рынок.

Два наглых мальчишки, чуть старше Виктории, дерзнувшие назвать себя издателями, бесцеремонно разглядывали ее. Дина положила на стол пухлую папку, но молодые люди не проявили к ней никакого интереса.

– О чем? – кисло спросил тот, что постарше.

«Что им сказать? О жизни, о любви, о предательстве». Дина усмехнулась:

– Слышали когда-нибудь об Андрее Рубахине?

– Слышали, – отозвался другой. – Даже в школе проходили. Но если это, – он ткнул в папку мизинцем, – в том же духе, не тратьте время. Как говорится, не кочегары мы, не плотники…

Дина усмехнулась:

– А о личной жизни его наслышаны?

– Да вся страна наслышана, столько об этом писали… Громкий грязный скандал.