Текст книги "Испытание"

Глава 12

Полина то и дело ускоряла шаг и вопросительно смотрела на Артема. Может быть, он передумает и начнет рассказ прямо в метро? Но Артем молчал, словно воды в рот набрал и о чем-то думал.

Он заговорил лишь после того, как Полина вскипятила воду и разлила по чашкам дымящийся чай.

– Дело, по которому я приехал в Петербург, – начал Артем, сделав первый глоток и удовлетворенно качнув головой, – связано с несчастным случаем. Некий Свешников…

– Я читала! – радостно вскрикнула Полина, услышав знакомую фамилию, и добавила в ответ на удивленный взгляд Артема: – В той газете, что вы мне оставили. Ах, – она залилась вдруг краской, – я ведь совсем забыла поблагодарить вас. Но я звонила… И я все верну… – сбилась она.

Артем жестом остановил ее.

– Что поблагодарила – замечательно. Сестра передала мне…

«Сестра? – Полина не смогла сдержать радостную улыбку. – Ну, конечно же, сестра, как же я сразу…»

– Но если ты собираешься мне что-то вернуть, то я, пожалуй, и рассказывать ничего не буду, – в голосе его прозвучала легкая обида.

– Нет, расскажи, – простонала Полина. – Я больше не стану перебивать.

– Так вот. В смерти Свешникова действительно есть множество деталей, которые, как ни крути, не укладываются в версию о несчастном случае. В милиции люди не то, чтобы слепые, но им, ясное дело, других проблем хватает. А меня нанял друг Свешникова…

– Тимошенко!

– Вот-вот. Он ведь у нас известное лицо, директор стадиона. Всю жизнь лучшего друга в сауну приглашал, а тот ни разу его не уважил, настолько отвратительным ему казалось занятие потеть в душной комнатке. Отговаривался, шутил, что потеть нужно за работой, а не на отдыхе надрываться. Не верит Тимошенко, что нашелся человек, который его уговорил – и все тут. А если так, значит не исключено, что затащили его туда против его воли…

Полина слушала, сгорая от нетерпения, когда же рассказчик перейдет к интересующей ее теме.

– Несколько дней я ходил вокруг да около, пока не обратился к знакомому милиционеру и тот не помог мне раздобыть сведения о подобных несчастных случаях.

Оказалось, что за год от несчастных случаев погибло четверо довольно крупных бизнесмена и двое из них отправились на тот свет точно таким же образом – то есть непосредственно «в процессе» потения в сауне. Сначала я решил, что кто-то убирает конкурентов. Но все погибшие бизнесмены промышляли в разных областях: один лесом торговал, другой владел гостиницами и санаториями, третий – из шоу-бизнеса и так далее. То есть – никаких общих точек соприкосновения.

Полина тяжело вздохнула. Все, что рассказывал Артем, было весьма интересно – особенно, если бы он не говорил таким монотонным, убаюкивающим голосом, – только в другое время. Сейчас ей не терпелось узнать о судьбе несчастной женщины с больным сыном. Но прерывать Артема она боялась, а потому решила запастись терпением.

– Тогда я проверил, кому достались их деньги: партнерам, дальним родственникам, а может быть совсем неизвестным людям. Но и тут – ничего: деньги по-прежнему остались в семьях. И никто со стороны не наложил на них лапу. Причем, в трех случаях во главе фирм встали жены, в одном – старший сын.

Мне пришлось приложить много труда, чтобы познакомиться с женой Свешникова. Тимошенко описывал мне ее так: клуша клушей, никогда дел мужа не касалась. Но женщина, с которой я встретился, произвела на меня иное впечатление: деловая, энергичная, ухоженная. Такую клушей назвать просто невозможно. Даже фотографию послал Тимошенко убедиться, что это она. «Она, – ответил он, – правда, узнать трудно, но сомнений нет: родинка на подбородке».

Я представился ей корреспондентом экономической газеты, и целый час пытал насчет всяких экономических тонкостей и перспектив развития фирмы. И что же? Она хоть и задумывалась над каждым вопросом, но отвечала уверенно и грамотно. Как отличница на экзамене. Если чего-то не знала, говорила прямо: в этом я еще не разобралась пока, к сожалению.

Артем замолчал и снова надолго припал к кружке чая, жмурясь от удовольствия. Полина не удержалась:

– Но – письмо? – жалобно спросила она. – При чем здесь письмо?

Артем посмотрел на нее строго, но тут же смягчился:

– В моем списке, – он постучал по своему блокноту, – значится фамилия автора: Екатерина Григорьевна Амелина. Увидев конверт, я еще не знал, действительно ли это она или однофамилица. А дойдя до места, где она пишет о больном ребенке и вовсе решил, что ошибся. Я своими глазами видел этого шестнадцатилетнего красивого мальчика: он ходит точно так же, как все мы. Но остальное совпадает: Мухинское училище, дизайн-студия, коттедж.

– Я не понимаю, она что – написала неправду?

– Не знаю. Сам всю дорогу об этом думал. Возможно…

Он надолго умолк, а взгляд его уплыл куда-то далеко-далеко поверх головы Полины.

– Э-эй, – позвала она и когда Артем пришел в себя, улыбнулась. – Я ничегошеньки не понимаю.

– Дело в том, что муж Амелиной погиб два года назад – выбросился из окна своего коттеджа. После чего дизайн-студию возглавила его жена. Теперь она в городе дизайнер номер один. Ее услугами даже за рубежом пользуются.

– И что ты об этом думаешь? – Полина заглядывала Артему в глаза. – Ты ведь все время думаешь. Так как тебе кажется, в чем тут дело?

Она так смотрела на него в этот момент, что в голове Артема невольно родилась странная мысль: «Если у меня будет дочь, – назову ее Полиной. – Пусть вот также смотрит на меня всегда…»

– Мне не дает покоя одна мысль. На письме стоял штемпель: оно было отправлено третьего марта и получено адресатом пятого. А господин Амелин совершил свой полет тринадцатого марта. То есть – ровно через неделю. Выходит, они не успели развестись, жена унаследовала деньги и вполне могла позволить себе оплатить операцию сына.

Полина захлопала в ладоши.

– Здорово! Вот это и называется хэппи-энд. Это справедливо, правда?

Артем посмотрел на нее задумчиво.

– Мне кажется, что это фантастически справедливо, чересчур справедливо и справедливость такая в жизни редко случается. То есть я хотел сказать – практически никогда не случается. К тому же, если бы господин Амелин умер от сердечного приступа или, скажем, что называется, после продолжительной болезни, это – одно. А он взял и ни с того ни с сего – сиганул из окна.

– Неужели ты думаешь, эта бедная женщина могла решиться на такой отчаянный шаг?

Артем щелкнул пальцами.

– Нет. Алиби всех жен я проверил. И Амелиной в том числе. В это время она с сыном была в поликлинике на приеме у врача. Добрый десяток людей может подтвердить это.

Он замолчал и нахмурился.

– Что-то тебя все-таки беспокоит? – спросила Полина.

– Да, – кивнул он. – Это письмо.

– Письмо? Но ведь она написала его в порыве отчаяния, просто хотела выговориться…

– Это понятно. Но почему Виктория Королева хранит это письмо? Да еще в шкафчике с тремя секретами?

– Я тебе объясню, – снисходительно сказала Полина, гордясь тем, что наконец и она может чем-то помочь Артему. – Это письмо – прекрасный материал. Возможно, Виктория хотела использовать его для нового романа. Отсюда и секретный ящик – она не хочет, чтобы кто-то украл ее будущий сюжет.

– Ты так думаешь? – вяло спросил Артем.

– Естественно, – Полина победоносно улыбнулась ему.

– Может быть и так, – Артем внимательно смотрел на Полину. – Но ты, пожалуйста, будь осторожна. И если что – сразу же звони мне. Давай я тебе запишу номер своего мобильного…

Полина так же серьезно кивнула Артему и прошла в комнату за записной книжкой. «Какой же он все-таки милый», – думала она по дороге. «Будь осторожна», «сразу же звони мне». Но собственно, что еще он может придумать для продолжения знакомства?..»

Глава 13

Следующий день для Артема был особенно перегружен событиями. Письмо, обнаруженное им, благодаря Полине, многое меняло в ходе его мыслей по поводу смерти Свешникова. Он позвонил Тимошенко и узнал, как звали секретаршу Свешникова, и сколько ей было лет. Выяснив, что девица была совсем юной, и звали ее Катей, он позвонил в контору мадам Свешниковой.

– Акционерное общество «Авгур». Здравствуйте, – приветствовал его респектабельный, но совсем не молодой голос.

– Катя, – отчаянно закричал Артем в трубку, – это я, Серега, братишка твой. Торчу на вокзале, адрес забыл. Только телефон с собой… Куда ехать-то, тут в письме…

– Катя здесь больше не работает, – утомившись слушать его бессвязную речь, произнесла женщина.

– Ой, как же, – чуть ли не взвизгнул Артем, – я ж из другого города. У меня здесь кроме нее никого… Где ж искать, подскажите ради Бога?!

– Минуту, – сказала женщина и прикрыв трубку рукой прошипела: «Черт знает что! Развела здесь… балаган!» – Записывайте, – снова ровно и бесстрастно произнесла она через минуту: – улица Пестеля, дом четыре, квартира пять. Запомнили? Всего наилучшего!

И добрая самаритянка швырнула трубку на рычаг. Артем развернул карту. Оказалось, что до Пестеля рукой подать, и, молясь, чтобы Катя оказалась дома, Артем, обгоняя прохожих, повернул к мосту.

Ему повезло. Дверь открыла девушка в стоптанных тапочках и песочного цвета халатике, надкусывавшая яблоко – Екатерина? – учтиво осведомился он.

Девушка расширила глаза и замотала головой. Она повернулась к Артему спиной и крикнула в темный коридор:

– Кать, к тебе!

Катя появилась через минуту и внимательно посмотрела на Артема.

– Я вас слушаю.

Манера держаться выдавала в ней профессионального секретаря.

– У меня к вам конфиденциальный разговор, – Артем кивнул на девушку с яблоком, – касающийся вашей прежней работы.

Он достал самодельную корочку сотрудника милиции и развернул перед Катей.

– Пожалуйста, проходите, – она не выразила ни любопытства, ни удивления.

Устроившись за столом, Артем спросил участливо:

– Вы все еще не устроились на работу?

– Да, – Катя только рукой махнула и отвернулась, нахмурившись.

Похоже, он задел ее за живое, а потому решил раскрутить эту тему, проявив интерес к делам девушки. Обычно это давало потом хорошие результаты. Ты с человеком по-человечески и он с тобой потом – на чистоту.

– А в «Авгуре» что, новая метла по-новому метет?

Катя усмехнулась:

– В самую точку. Меня уволила первой.

– Чем же вы заслужили звание «врага номер один»? – спросил Артем удивленно.

– Мне Иван Петрович кредит обещал. На квартиру.

– Что же в этом плохого?

Катя тяжело вздохнула, но ничего не ответила, хотя ясно было, что ей есть что сказать по этому поводу. Чтобы придать беседе официальный статус, Артем открыл блокнот и достал ручку.

– Ваш начальник был большим любителем парной?

– Что вы, совсем наоборот. Его туда на аркане затащить не могли.

– Вы это точно знаете?

– Абсолютно. Однажды даже важная сделка сорвалась, потому что он не захотел там с партнерами встречаться. Не просто не любил – претило это ему. Пунктик у него какой-то был по этому поводу. Я даже думаю, знаете что, – она осторожно взглянула на Артема, стараясь понять, не будет ли он над ней смеяться, – он судьбу свою чувствовал. Ведь там именно и умер…

– Как вы думаете, кто его туда…

– Не знаю, – поморщилась Катя. – Даже думать об этом не хочу.

– Друзей у него много было?

– Не пересчитать.

– Подруг? – вкрадчиво спроси Артем.

– Еще больше.

– Стало быть, все э-э-э… недолгие?

– Однодневки.

– А любил, выходит, жену?

Катя нагнулась к нему через стол:

– Не-а. По-настоящему одних своих лошадей любил. Больше – никого.

– А как же дети?

Катя задумалась.

– Однажды звонила Марго. То есть – Маргарита Васильевна. У дочки годовалой жар под сорок. Просила, чтобы Иван Петрович послал шофера в аптеку за парацетамолом. Тогда я о его детях слышала первый и последний раз. Даже не знаю, кто у него там еще – мальчики или девочки.

– Так Свешников послал шофера? – спросил Артем.

– Сказал, что перезвонит, – закатила глаза Катя, изображая реакцию шефа, – но, разумеется, забыл. Подумаешь, какие мелочи!

– И жена его терпела? Уходить не собиралась?

– Нет, куда ей! Четверо детей – не шутка. Разве такую ораву прокормишь?

– А он не собирался бросать жену? – Артем с серьёзным видом рисовал крестики в блокноте.

– Зачем? Она у него и вместо домработницы, и вместо сестры милосердия, да и вместо девочки для битья…

– В каком смысле «для битья»?

– В прямом. Сидел в нем такой зверь: кулаки чесались.

– Почему вы так думаете?

– Я два раза в частные клиники деньги переводила и документы видела. Как это в них там пишут: «Множественные кровоподтеки», «перелом ребра…» Один раз встречать ее из больницы ездила с шофером. Может она, конечно, и желтухой болела, как мне шеф сказал. Только под глазом бланш желтел… А потом все это знали… Он же не просто так бил, сгоряча. Ему нравилось.

– Выходит теперь у руля фирмы стоит безвольная, слабая женщина?

Артем успел уже повидаться с Маргаритой Васильевной, поэтому все, что говорила секретарша, не очень вязалось с ее портретом.

– Вот загадка! Может быть она притворялась всю жизнь так хорошо, что все еще считали рохлей, а может быть деньги действительно творят чудеса, но она переменилась до неузнаваемости. Властная, говорит четко, а не мямлит, как раньше, смотрит совсем по-другому. А одета как, как причесана… Собственно она меня и уволила потому, что я ее раньше знала.

– Вы так думаете?

– Сама сказала. Говорит, мне нужно порвать с прошлым раз и навсегда. Я ей, видите ли, мешаю, Ивана напоминаю. Но обещала написать блестящие рекомендации.

Артем решил, что пора откланяться. Ничего особенного в рассказе Кати не было, кроме разве что странного ощущения де жа вю. Ведь Свешникова, подобно Амелиной, находилась в весьма тяжелом положении. И вдруг – такая удача! – нет мужа-тирана, а деньги есть. Удивительное везение! Можно было бы конечно еще удивиться и тому, что обе женщины бросились руководить фирмами, не пытаясь продать их партнерам или конкурентам. Но здесь обе, конечно, были правы. От продажи не получишь и десятой части того, что можешь заработать.

В списке Артема значилось еще несколько человек. В фирме, занимающейся целлюлозой, он не сумел прорваться дальше первого поста охраны. Пришлось ретироваться. В маленькой гостинице возле птичьего рынка, принадлежащей ранее Марату Алимову на него тоже смотрели косо: не покупатель, не продавец, ясное дело – человек нехороший, ненадежный.

А вот в шашлычной, притулившейся здесь же, возле рынка, ему оказались рады.

– Захади, дарагой! Садысь! Кушать что будешь? – крепкий маленький мужичок чуть ли не силой затащил его в свой павильон. – Сматри, цены савсэм смешные! Куда спэшишь?

– Перекушу, – кивнул Артем, потому что шашлычная раньше тоже принадлежала Алимову. – Как Марат поживает?

Мужчина бросил на него острый взгляд, не прекращая нанизывать мясо на шампуры.

– Умэр Марат, развэ не знаешь? Тебе три палочки хватит? – тут же деловито осведомился он.

Глядя на огромные шампуры, Артем подумал, что ему вполне хватило бы и одной, он огорчать хозяина не стал.

– Хватит. Какая беда! – покачал он головой и, наткнувшись на удивленный взгляд, пояснил: – Это я про Марата. Сердце что ли? Или авария?

– Перегрэлся говорят, давление, – нехотя ответил мужчина, с таким энтузиазмом размахивая над дымящимися углями куском картона, что во все стороны летели искры и пепел.

– У меня к нему дело было… И кто теперь вместо него?

Хозяин что-то пробурчал себе под нос, похоже, выругался, а вслух сказал сладенько:

– Алина. Она его делами занимается. Но если у тебя долг – нэ ходи. Зверь-баба, за каждый день просрочки проценты возьмет.

– Алина – это вроде жена его?

– Она. Я ей за этот сарай как за дворэц уже заплатил. Все мало! – хозяин перевернул шампуры и мрачно замолчал.

Подрумянившееся мясо шипело и сочилось жиром, стекающим в угли, отчего в павильоне стоял умопомрачительный запах. «Самое вкусное во всей затее с шашлыком – этот самый запах», – подумал Артем. Хозяин поставил перед ним тарелку и отправился за прилавок озабоченно перетирать стаканы.

– Составьте мне компанию, – улыбнулся ему Артем. – И если у вас есть домашнее вино…

На лице хозяина мелькнуло выражение радостного удивления, но тут же сменилось тоскливой миной.

– Вино? Откуда теперь хорошее вино? Раньше его Алина дэлала, а тэперь она ведь вон кто! Разве будет тэперь ногами виноград давить? Она и дом-то уже продала, квартиру купила в городе.

Но он все-таки взял для себя тарелку, принес бутылку и два стакана.

– Свэтлая память Марату, – сказал он. – Хороший был человек! Но слишком женщин любил, надорвался.

Артем пригубил вино и спросил:

– А что на рынке говорят?

Хозяин с удовольствием ел мясо:

– Говорят, хотэл семью бросить, даже стариков не слушал. Русскую завел… А той жениться приспичило.

– Молодую наверно хотел?

– Да нэт. Чуть помладше Алины. Но яркая такая, пышная, – он показал женщину в обхвате.

Выходило, что слишком даже пышная.

– А перед самой смертью еще одну завел…

– Вот дела-то! – пробурчал Артем с набитым ртом.

– Ага. С пышной даже рассобачился. Пух и перья по всему рынку лэтели!

– Новая, наверно, слаще прежней была?

– Тю, – присвистнул хозяин. – Куда там! Тощая, смотреть не на что. Ноги, правда, длинные, но худые – глазам больно. Молодая – лет двадцать. Черная, вроде татарочки. Глаза – голубые. Но манеры – мэстные. Если и татарка, то здэсь родилась. Или папка русский.

– Появилась, значит, и сгубила, – задумчиво протянул Артем.

– В точку, – хозяин налил еще вина. – Один раз и заходила: как раз накануне его смерти.

– А Алине значит повезло.

– Не то слово. Она как раз тогда на родину ездила, молиться ходила. Вернулась – а тут такие дела… Она ему до того алимэнтами грозила, а он смеялся, говорит у меня зарплата семьсот рублей, много ли ты с меня поимеешь? Грозился на свою пухлую все записать, а Алину по миру пустить. Повезло Алине, зато теперь всем, кому при Марате везло, не сладко…

***

С рынка Артем отправился в ближайший сквер и сел на скамеечку, разомлев от вина. Пить ему приходилось редко и обычно не по своей воле, а для дела, как и сегодня. Алкоголь приятно плавил мозги, и рассуждать в таком состоянии он не привык. Зато воображение работало за двоих. Теперь он легко мог представить Марата – пятидесятилетнего крепкого татарина, похожего на Чингисхана, каким его рисовали учебники истории и на хозяина шашлычной одновременно. Рядом с ним кружили, как мухи, женщины: жена Алина, которой было сорок семь лет, пышная блондинка, чуть помладше жены и совсем молодая брюнетка, которая пришла и сгубила.

Пришла и сгубила…

Артем задремал на скамейке, отключившись всего минут на десять, а когда проснулся, почувствовал приятную ясность в голове. И совсем неожиданно его осенила мысль, которую он сначала посчитал глупой, а потом подумал: почему бы не проверить и позвонил Кате.

– Катерина, – спросил он, – я сейчас в отделении и у нас здесь всплыли кое-какие новые факты. Не припомните ли вы среди знакомых Свешникова молодую брюнетку лет двадцати – двадцати пяти? Стройная, ноги длинные, глаза – голубые.

– Она такая же брюнетка, как и я, – отозвалась Катя. – Это парик. Лет ей хорошо если не все двадцать шесть. Ноги – самые обычные.

Артем чуть не поперхнулся:

– Так была такая? Они часто встречались?

– Я видела ее только один раз. В день, когда Свешников умер. Она заходила к нему в кабинет, и они ушли вместе…

У Артема перехватило дыхание: вот оно! Первое совпадение, которое дает ему шанс…

– Она ведь должна была представиться вам, правда? – глаза его горели.

– Должна была, – ответила Катя, – но не успела. Он вышел собственной персоной, чтобы встретить ее…

– Спасибо, Катя, вы нам очень помогли. Товарищ лейтенант лично благодарит вас…

Закончить Артему не удалось. Он с удивлением обнаружил, что два милиционера стоят позади скамейки и внимательно прислушиваются к разговору.

– Значит вы сейчас в отделение? – ехидно спросил один.

– И товарищ лейтенант лично благодарит Катю? – поперхнулся смехом второй.

– Предъяви-ка документы, умник.

Артем доставал из кармана паспорт и на ходу придумывал для ребят историю, как охмуряет девчонку. Ребята веселые, поймут. Он подал документ и, улыбаясь, ждал вопросов, но лица милиционеров неожиданно сделались серьезными. Они смотрели на него теперь без тени улыбки. Артем перевел взгляд на документ и чуть не упал: вместо паспорта он протянул милиционерам самодельное удостоверение оперуполномоченного.

– Пройдем-ка, – убедительно попросил первый, – здесь рядом.

Глава 14

Каждый день Полины проходил в однообразных трудах и заботах. Но передвигаясь по комнатам со щеткой и шваброй, она вдруг уловила в процессе мытья полов внутренний ритм и превратила его мысленно в танец, стараясь, чтобы движения попадали в такт внутренней музыке. Готовя обед, она представляла себя доброй ведьмой, колдующей над котлом с волшебным зельем. Она считала себя Снежной королевой, когда мыла холодильник; русалкой – когда прибирала в просторной ванной комнате с небольшим круглым бассейном в центре. Ей было легко и весело настолько, что каждое дело втягивало ее в увлекательную сказку, – но развитие любого сюжета рано или поздно включало еще и Артема.

Она вспоминала его лицо, и на душе сразу же становилось спокойно и легко, мир вокруг наполнялся музыкой, и она сама как-то внутренне подбиралась, подтягивалась, отчего все дела спорились. Полина до сих пор не разбила ни одной чашки в доме – одно это уже говорило о чем-то важном!

Когда Дины не было, Вика иногда выходила к ней переброситься парой слов, и это наполняло Полину особой гордостью. Жаль, такое случалось не слишком часто. Если Дина никуда не уходила, все слова доставались ей. Но приближалось золотое времечко: врачи настаивали, чтобы Дина прошла полное медицинское обследование и она собиралась на две недели в санаторий, только никак не могла выбрать – в какой именно. Дина упаковывала вещи и сетовала, что Виктория не сможет поехать отдохнуть вместе с нею. Ей предстояло в ближайшие дни сдать очередной роман, а уж после этого нужно обязательно быть дома, чтобы оперативно снимать вопросы, возникающие у редактора и просматривать корректуры, параллельно набрасывая план нового романа.

В конце концов, Дина укатила в «Дюны». Как только она уехала, для Полины наступило счастливое время. По утрам она будила Викторию и пока та умывалась, варила кофе, который они пили вместе. Вика расспрашивала ее о детстве и, узнав, что она сирота, весьма заинтересовалась детским домом. Наверно ей пришло на ум сделать одну из своих героинь сиротой, потому что она подробно расспрашивала об укладе жизни в детском доме, о ссорах детей между собой и с учителями, о каких-нибудь конфликтах и противостояниях. К сожалению, Полина мало чем могла ее порадовать. Она морщила лоб, напрягала память, он ни одной ссоры вспомнить не смогла. Детство запомнилось ей лучезарным, безоблачным и счастливым.

Однажды вечером, когда Полина заканчивала работу, Виктория вышла из комнаты, потянулась, сладко застонав, и сказала:

– Все. Я закончила! Все!

Полина выронила щетку и захлопала в ладоши. И так это у нее искренне вышло, что Вика от души рассмеялась и предложила:

– Как ты смотришь на то, чтобы отметить со мной окончание нового романа, а?

Полина затрепетала от радости:

– Конечно!

– Ну, тогда полчаса на сборы, – подмигнула ей Виктория, – и закатимся куда-нибудь, где можно вкусно поесть и немного – совсем чуть-чуть – выпить. Идет?

Она вошла в свою комнату и тяжело опустилась на кровать. Пойти отметить… Смешно! Она не принадлежала к числу людей, испытывающих потребность что-то отмечать. Важные события и без того оставляли в душе глубокий след, уж никак не нуждающийся в застолье или принятии шампанского, чтобы запомниться.

***

…Книга, в которой она только что поставила последнюю точку, была ее девятнадцатым романом. Казалось, пора бы привыкнуть, но… Каждый раз, ставя эту самую последнюю точку, она слышала звуки небесных труб. Счастье ее было таким полным, таким неземным, какое вряд ли даже знакомо обычным людям. Это счастье переполняло сердце, причиняя такую же неземную боль, – пьянящую и прекрасную. Иногда ей казалось, что вынести все это однажды не хватит сил, что сердце рассыплется на тысячу красочных брызг. Наслаждение, от которого слезы стояли в глазах, и одна половина души кричала «Еще! Еще!», а другая в судорожных конвульсиях умоляла «Хватит, не вынести!» – и обе были правы.

Острота переживания сглаживалась к следующему дню, оставляя по себе на третий день лишь отдаленные воспоминания. И Виктория снова бралась за работу – долгую и монотонную. Но теперь она знала наверняка, что делает это не ради высокого искусства, не ради славы и даже не потакая собственным желаниям – нанизывание слов на остов идеи казалось ей занятием утомительным и чересчур кропотливым, сродни бисероплетению. Она бралась за работу не для того, чтобы порадовать своих читателей, нет; и уж точно – совсем не ради гонораров, за которые никогда не купишь такой благодати.

Платой за ее работу были несколько безумных часов, источающие неземное счастье. Этот наркотик она могла приготовить только сама, отдавшись работе целиком на несколько месяцев, и получала только тогда, когда ставила последнюю точку.

Раньше она ни за что на свете не согласилась бы разделить с кем-то эти самые счастливые часы. Но за последние два года жизнь ее переменилась… Многое потеряло смысл. Она чувствовала себя заложницей, пусть и играющей одну из главных ролей, но не питающей иллюзий на счет своей дальнейшей судьбы. Теперь даже счастье, переполняющее ее после окончания романа, казалось ей чрезмерным, пугающим. А потому хотелось, что бы в эти минуты кто-то был рядом. Полина идеально подходила на такую роль: простая, искренняя, и удивительно земная… А главное – она ничего не знала.

***

Виктория не стала утруждать себя долгими сборами, но решила не торопить Полину, собиравшуюся с таким волнением и трепетом, словно это был ее первый бал. Она вызвала такси и присела к журнальному столику, машинально перебирая письма.

С некоторых пор Дина предпочитала, чтобы корреспонденция проходила через ее руки…

Вскрыв несколько конвертов она пробегала глазами первые строки и, не дочитывая до конца, бросала письмо в корзину. Обычные слова благодарности: письма от ее почитательниц были похожи друг на друга как две капли воды. Одно из писем заинтересовало ее больше других. Виктория читала его, и лицо ее становилось все серьезнее…

Но тут появилась Полина:

– Я готова! – радостно сообщила она, немного смущенная тем, что заставила Викторию ждать.

Виктория отложила недочитанное письмо на полку, и в ту же минуту зазвонил телефон: такси стояло у подъезда.

***

В небольшом ресторанчике, куда любила время от времени заглядывать Виктория, им предложили столик на двоих, скрывающийся в нише между колоннами. Горячие блюда и напитки Виктория заказала на свой вкус, предоставив Полине выбирать десерт по красочным картинкам в меню. Они выпили немного шампанского, причем короткий тост в собственную честь Вика произнесла сама, так как Полина от волнения ничего путного сказать не смогла. Надеясь, что алкоголь хоть немного избавит девушку от смущения, Виктория спросила:

– Скажи, тогда, в больнице, ты знала, кто я?

– Нет, – смущенно улыбнулась Полина. – Я думала – ангел…

Сбивчиво и пространно она рассказала Вике о слезах великанши Поповны и своем первом знакомстве с ее романами, стараясь называть при этом «психушку» – «другой больницей». Виктория выслушала ее с милой улыбкой.

– Твоя Поповна стоит того, чтобы подарить ей новую книгу с моим автографом. Слушай, а можешь ты пригласишь ее от моего имени на презентацию новинки? Очень хочется посмотреть на нее…

– Правда? Она была бы на седьмом небе от счастья!

Им принесли утку в имбирном соусе, а вместо пианиста, тихо перебиравшего клавиши за пультом, на сцене появился ди-джей. Ритмичная музыка оживила обстановку.

– Я хочу спросить тебя, – начала Виктория. – Ты можешь не отвечать, если тебе не понравится мой вопрос. Я не обижусь. – Она заглянула Полине в глаза. – Как ты оказалась в больнице? То есть… почему?

Полина грустно смотрела на Вику.

– Я понимаю, – пробормотала она, – со стороны это должно быть выглядит очень глупо…

– Глупо? Разве про такое можно сказать «глупо»? Скорее – страшно, горько… Несчастная любовь? Такая сильная, что можно решиться расстаться с жизнью?

– Нет. То есть – да. Даже не знаю, – Полина растерялась.

В последние несколько месяцев она почти не вспоминала своего бывшего дружка.

– Ты до сих пор любишь его? – осторожно спросила Виктория.

– Нет. Это очень быстро прошло. Да я, наверно, и не любила…

– Но ведь ты могла совершить непоправимое, – обескуражено проговорила Вика.

– Наверно мне повезло, что этого не случилось. Да и потом, может быть не в любви дело? Мне было очень тяжело одной. Не с кем даже поговорить…

Виктория молчала. Она ожидала другого. Ей хотелось узнать из первых рук, как любовь может заставить человека расстаться с жизнью. Но Полина не могла удовлетворить ее интереса.

Она достала из сумочки длинную дамскую сигарету и закурила. Удивительное дело, похоже, им совсем не о чем было больше поговорить.

– Это для вас, – к ним, улыбаясь, подошел официант и поставил в центр стола узкую длинную вазу с орхидеей.

Полина ахнула и с восторгом взглянула на Викторию, но та, похоже, ничуть не обрадовалась: едва уловимая тень прошла по ее лицу и она чуть отпрянула от цветка. Потом сделала две короткие затяжки и воровато обернулась через плечо. Музыка внезапно оборвалась и тут же обрушилась снова на зал песней «Гори, гори, моя звезда!» в исполнении ДДТ. Вероятно, в аппаратуре возникли какие-то неполадки, потому что звук вырвался на свободу с такой силой, что казалось, стены кафе задрожали.

«Ты будешь вечно незабвенная в душе измученной моей…»

Это было похоже на шабаш ведьм, на вакханалию. Гремело и вибрировало само пространство, вколачивая в посетителей предельными децибелами истину о беспредельной любви. Вопль о невозможном – вот что слышала Полина, зачарованно вглядываясь в полумрак сцены.

Ди-джей ползал вокруг аппаратуры и жестами успокаивал посетителей, которые все как один повернулись в его сторону.

Только Виктория, казалось, не замечала происходящего. Она сидела неподвижно и смотрела прямо перед собой на пепельную орхидею. Лицо ее ничего не выражало, сигарета выпала из тонких пальцев и медленно тлела в пепельнице.

Едва песня закончилась, звук вернулся в свои обычные рамки, похоже, причину «аварии» все-таки отыскали.

– Здорово, – выдохнула Полина. – Ужас, как здорово!

И этот цветок и эта песня показались ей частью какого-то особенного романтического приключения. Виктория наверно давно привыкла к таким сюрпризам, и, судя по ее лицу, они ей порядком надоели.