Текст книги "Испытание"

– Действительно – ужас, – тихо сказала она и, словно в голову ей вдруг пришла какая-то озорная мысль, предложила: – Давай допьем шампанское! Не знаю как тебе, а мне это сейчас крайне необходимо.

Ее словно подменили. Она теперь говорила без умолку, рассказывая о том, как ходили в детстве с отцом на рыбалку, о выпускном бале, когда у нее сломался каблук в самый неподходящий момент, и она вышла получать аттестат босиком, и еще о сотне ничего не значащих милых пустяков, рассказ о которых мог бы заинтересовать Полину. Виктория заказала еще шампанского и старательно подливала вино Полине, делая вид, что и сама не отстает от нее.

Тем временем мысли ее были далеко от собеседницы…

***

…С тех пор как, насквозь промокшая, вернулась из клуба «Летучая мышь», она ни разу не видела Вадима. Только чувствовала его присутствие… Да что там – чувствовала, знала наверняка, что ему известен каждый ее шаг. Хотя поняла она это не сразу.

Ей тогда пришлось пережить серьезный разговор с матерью. Дина вторые сутки пила валидол, к тому моменту, когда дочь позвонила в дверь. Виктория стояла на пороге промокшая и опустошенная. Сил на то, чтобы плести для матери небылицы у нее не осталось. Едва взглянув на Дину, она решила: хватит игр, мать должна знать правду. В конце концов, кто-то ведь должен знать про тебя правду, иначе жить становится невмоготу.

Она рассказала ей о своем пребывании в клубе, а заодно и о том, что ее чудесная одноклассница Милочка понятия не имеет, что Виктория проводит у нее чуть ли не каждую субботу. Виктория ждала сцен, истерики, скандала, но ничего этого не последовало. Мать смотрела на нее печально:

– Господи, как ты на него похожа! – сказала она и отправилась курить на кухню.

***

Дина прекрасно понимала, что пытаться остановить дочь бесполезно. Так же бесполезно, как бесполезно было пытаться удержать мужа. Но необходимо было принять срочные меры. Кто-то ведь, несмотря на ее смешную маскировку, мог узнать в ней Викторию Королеву, и тогда… Дина застонала: скандала не миновать, Вика слишком известна, чтобы газетчики оставили без внимания ее похождения. А если не газетчики, то кто-нибудь может попытаться шантажировать ее. Кто-нибудь из тех, с кем она провела ночь.

Дина схватила телефон и позвонила на почту.

– Серафима, здравствуй. Это Дина Рубахина. Симочка, извини, что так внезапно, но у нас переменились обстоятельства. Да, да. Вика собирает материал для следующей книги, а потому хочет почитать письма своих поклонниц. Буду очень тебе признательна, если ты… Спасибо, Симочка. Большое спасибо.

***

После Вадима, Виктория почти месяц не выходила на улицу. Пережитое помогло ей иначе взглянуть на мир: в новой книге прибавилось горечи и испытаний, а финал, украшенный как всегда счастливым концом, прозвучал настолько убедительно, что Виктория сама готова была поверить в его справедливость и возможность. Новая книга отправилась в редакцию, и Вика, улучив момент, когда мать вышла из дома, сбежала, оставив ей записку: «Не жди меня к ужину».

Разумеется, записка должна была сказать Дине гораздо больше. «Я взрослая, мне самой решать», – прочла она между строк. Ей оставалось только ждать возвращения дочери, ждать и молиться, чтобы все прошло без сюрпризов. И она молилась, но наверняка молилась недостаточно и неумело, потому что именно эта вылазка Виктории оказалась роковой и переменила всю их жизнь.

Молодой человек, с которым Вика познакомилась на дискотеке, казался прямой противоположностью Вадиму: легкий, как майский ветерок, он уже после второго танца предложил ей «посмотреть его коллекцию марок», лукаво добавив, что если она, конечно, предпочитает марки обручальным кольцам. Вика предпочитала «марки». Он усадил ее в новенькую «хонду» и повез к себе. Они ехали двадцать минут, и Виктории казалось забавным, что они двигаются в направлении ее дома. А когда машина остановилась, она не сразу решилась выйти: молодой человек жил в соседнем доме. Его подъезд хорошо просматривался из ее окна. Виктория быстро выпорхнула из машины и тут же вошла в подъезд. Они провели в постели два незабываемых часа и потом поболтали немного за кофе, прежде чем расстаться. Она никогда в жизни не вспомнила бы, о чем они болтали, если бы не обстоятельства…

Виктория настояла на том, чтобы он не провожал ее. Это оказалось довольно просто, потому что ее рыцарь, утомленный любовью, получил свое и был даже рад, что его избавили от необходимости быть галантным. Он не спросил ни номера ее телефона, ни будет ли она еще раз в той же дискотеке. Он нежно поцеловал ее у порога и закрыл за ней дверь.

Вика быстро побежала по лестнице вниз, но как только молодой человек закрыл дверь, остановилась. Она прекрасно знала, что их консьерж – лучше любого охранника. Пройти мимо него незаметно не удавалось еще никому. Явиться ему на глаза в черном парике и остаться неузнанной – тоже можно было не мечтать. Да и короткая кожаная юбка в купе с короткой кофточкой вряд ли произведут на него благопристойное впечатление. Нужно было переодеться и снять парик. Кажется, в трех кварталах от дома есть школа…

Виктория вышла из соседского дома и постаралась тут же свернуть за угол, чтобы – не дай Бог – не попасться на глаза матери. Дальше все прошло как нельзя более благополучно: она вошла в здание школы брюнеткой в короткой юбке, а вышла блондинкой в сером брючном костюме. И никто не обратил на нее ни малейшего внимания…

Дина не задала ей ни единого вопроса, когда она вернулась. Рассказала о звонке из редакции по поводу допечаток ее первых романов, пересказала новости, прослушанные по каналу «Культура», и отправилась в булочную.

Виктория приняла душ и, блажено улыбаясь, вытянулась на диване с дамским журналом. То, что она перестала лгать матери, принесло ей огромное облегчение – словно гора с плеч упала. Это было для нее новое переживание, а в таких случаях она обычно рисовала себе разные сцены, где такое переживание могло бы стать стержнем любопытного сюжета. Виктория так и не успела раскрыть журнал до возвращения Дины. А после того, как мать вернулась, она и думать о нем забыла…

Дина вошла в гостиную бледная, на лице ее было написано отчаяние.

– Мама, тебе нехорошо? – подскочила Виктория. – Валидол? Или померить давление? Что, мама?!

Дина покачала головой и достала из кармашка таблетки. Проглотив одну, она спросила, пытаясь улыбнуться:

– Плохо выгляжу, да?

– Мам, – пошутила Виктория, чтобы подбодрить Дину, – ты выглядишь так, словно увидела привидение.

По опыту Вика знала: чем охать и пугаться, лучше сделать вид, что все не так страшно, тогда мать сама не пугается и достаточно быстро приходит в себя. Но на это раз Дина посмотрела на Викторию с ужасом:

– Иногда мне кажется, что ты видишь сквозь стены… Я действительно, – она словно мысленно заглядывала в себя, – действительно видела привидение.

– Ну, мама! – укоризненно покачала головой Виктория.

Дина подняла голову.

– Ведь когда человек умирает, душа не отходит сразу, она где-то рядом с мертвым телом…

Виктория испугалась за мать. Она встала с дивана, подошла к ней. Обняла за плечи:

– О чем ты говоришь? Ведь никто не умер. Это…

Дина сухо всхлипнула:

– Я шла из булочной… А там этот… негодяй, – последнее слово она произнесла чуть не плача. – Ну, скажи на милость, Вика, почему люди совсем не думают о других?! Как же это можно вот так взять и…

Виктории на минуту показалось, что они поменялись ролями. Она взрослая и опытная мать, а ее маленькая дочурка хнычет, испугавшись чего-то…

– Мам, так что там приключилось?

– Ох, – Дина прикрыла глаза. – Нет, не могу. Не усну сегодня. Целую ночь будет у меня перед глазами стоять.

– Что «будет стоять»? – Виктория все еще думала о какой-нибудь ерунде, которая так впечатлила Дину, когда та ответила:

– Самоубийца этот.

– О, Господи! – воскликнула Виктория.

Еще со времен развода, впервые попав в больницу с инсультом, мать панически боялась смерти. Зная это, Виктория старательно избегала любой темы, касавшийся скоротечности жизни. Она никогда не извещала мать о смерти знакомых, не говоря уже о том, чтобы рассказывать о гибели неизвестных ей людей. Даже в своих романах она всеми мыслимыми средствами старательно избегала темы старости и смерти, пусть даже не насильственной.

– Мамочка, ну надо же так! Я надеюсь, это произошло не на твоих глазах, – испуганно спросила Виктория.

– Да какая разница! – возмутилась мать. – Что на моих, что – нет! Ведь он там так и лежит! Никто даже не потрудился убрать его с тротуара! Столпились и пялятся! Может быть, даже не догадались позвонить в скорую, – посмотрела она на Викторию. – Ты знаешь, – Дина засуетилась, – я сейчас позвоню. Иначе он до завтра там будет лежать.

Она быстро вышла в холл:

– Вика, ты не помнишь, скорая у нас 02 или 03?

Но Виктория не отвечала ей. Она подошла к окну и отодвинула занавеску. С третьего этажа ей прекрасно было видно и стоящих в кружок людей и молодого человека, лежащего на тротуаре у их ног. Поодаль остановилась милицейская машина, и Виктория уже хотела крикнуть матери, что звонить никуда не нужно. Но слова неожиданно застряли у нее в горле. Она узнала молодого человека, ветреного, как майский ветерок и ухватилась за подоконник, чтобы не упасть.

И она не упала, не потеряла сознания, но все-таки выпала из реальности, потому что пришла в себя, только когда осознала, что мать пытается и никак не может оттянуть ее от окна.

Виктории казалось, что у нее остановилось сердце. Она то и дело прислушивалась, бьется оно или нет. Но расслышав лихорадочные частые его толчки, она не могла понять, почему ей трудно дышать и весь мир плывет куда-то к чертовой матери. Почувствовав во рту вкус валидола, она сжала таблетку зубами, словно только так и можно было выжить и никак иначе.

Потом она снова пересказывала матери свои тайны, и ей казалось, что это никогда не кончится. Злой рок преследует ее, и каждый шаг теперь обернется ужасом или страданием, а раскаяние всегда будет запоздалым и бесполезным.

Мир восстал против Виктории, но мать неожиданно приняла ее сторону. Дина гладила Викторию по голове – мать и дочь снова поменялись ролями. Дина смотрела на вещи трезво. Главное сейчас – чтобы происшествие не получило огласку.

– Вика, – шептала она, – ты вышла незаметно, ведь так? Тебя не мог увидеть кто-нибудь из соседей?

Вика качала головой, изнемогая от воспоминаний. На губах, на шее, на груди вспыхивали и гасли нежные поцелуи. Тело не хотело забывать…

– Вы ведь с ним разговаривали, Вика, а? Он не показался тебе странным?

Нет же, он не показался ей странным. Он показался ей самым нормальным из всех тех, с кем когда-нибудь приходилось встречаться. Он был ненавязчив, ласков и мил. И слишком легкомыслен, чтобы решиться на такое… Чтобы отважиться…

Ей вдруг стало необыкновенно жалко его, так жалко, словно погиб ребенок. Она заплакала. Слезы катились по щекам, и она мотала головой: нет, ей не показалось, что у него была причина делать это. Нет, он не говорил ни о несчастной любви, ни о карточном долге. Нет, не просил у нее денег взаймы. Нет, она не отказывала ему, потому что встретиться еще раз он не предлагал.

– Вика, – требовательно говорила Дина, – вспомни все до малейших подробностей: о чем вы с ним говорили?

Он говорил, что любит кофе без сахара – горький, как коньяк. Дальше она пропустила что-то, потому что пробовала его высказывание на вкус: коньяк был ароматней и у него другая плотность… Он говорил, что она непереносимо хороша и ему хочется снова забраться с ней в постель. Но поскольку они делали это уже трижды, то он боится застрять в сегодняшнем дне навсегда, как мартовский кролик. Он однажды застрял так, но не по своей вине. Одна девушка хотела, чтобы он остался у нее навсегда, как мартовский кролик. И это означало – жениться. Но он не хочет жениться. Ему страшно застрять где-нибудь на одной кухне, на одном диване. Он странник… А девица до сих пор сходит с ума: дышит в телефон, дежурит в подъезде… Он говорил: «Пока, моя хорошая, даст бог свидимся еще. Хорошо, провожать не буду. Честно говоря – даже рад. Энергии теперь – море, засяду-ка за работу»…

«Дай-ка я тебя поцелую на прощанье», – говорил он.

– Это все? – спросила Дина.

– Все. Если не считать того, что через полчаса он… Он все-таки застрял в сегодняшнем дне.

Звонок в прихожей раздался так внезапно, что Дина и Виктория разом вздрогнули. Дина оправилась первой. Консьержу вполне можно доверять, Бог знает, кого он не пропустит. Возможно, соседка…

Но на пороге стояла совсем не соседка, а улыбчивый юноша с коробкой в руках.

– Служба доставки, – представился он, – посылка для Виктории Королевой. Пожалуйста, распишитесь.

– От кого, интересно? – пробурчала Дина, ставя подпись в указанной графе.

– Если внутри нет записки, можете позвонить в нашу службу, и дежурный назовет вам отправителя, – пожал плечами парень.

Он протянул Дине узкую длинную коробку и побежал вниз по ступенькам.

Виктория вышла в холл и поморщилась. Что-то неуловимо знакомое и неприятное витало в воздухе. Пока мать вскрывала посылку, она пыталась вспомнить, что же это такое. И когда Дина отбросила верхнюю крышку, Виктория поняла…

Орхидея была сиреневой, необыкновенной. Наверно такая красота призвана возбуждать высокие и такие же красивые чувства. Но Виктория смотрела на нее как утопленница. Цветок показался ей страшным, как сама смерть…

***

Несколько дней в доме стояла мертвая тишина. Ни у Дины, ни у Вики не было сил обсуждать происшедшее. Орхидея медленно умирала на полу в холе. Суеверный трепет не позволил Дине выбросить цветок или оставить его без воды. Цветок казался живым, мыслящим, но бездушным существом.

Виктория пыталась забыться за работой. Но выходило из рук вон плохо: несколько строчек в день – вот все, что она могла из себя выжать, к тому же даже эта пара строк не могла пережить следующий день.

Дина подходила к комнате дочери, затаив дыхание возле двери, прислушиваясь. По ту сторону стояла полная тишина. Так дальше продолжаться не могло.

– Вика, ты не хочешь уехать ненадолго? – предложила как-то она. – Может быть куда-нибудь за границу: острова, теплые моря…

– Нет, мама. Я никуда не хочу.

– Почему? Ведь там…

– Потому что я боюсь, мама.

– Вика, но ведь может это простое совпадение…

– Может быть. Все может быть.

– Мне кажется, тебе пора взять себя в руки. Звонили из редакции…

– Я не могу написать ни строчки, понимаешь?

– Девочка моя, это вполне нормально после двух десятков романов. Ты просто исчерпала весь запас сюжетов. Тебе нужно что-нибудь новенькое…

– Мама, я ведь объясняла тебе: сюжет погоды не делает…

– … главное – расшевелить твои чувства. Вот я и подумала…

Виктория пристально смотрела на Дину. Мать пришла к ней не просто так. Пришла как фокусник – что, интересно у нее в рукаве на этот раз?

Дина тем временем слабо улыбнулась дочери и протянула письмо.

– Вот почитай.

– Что это? – поморщилась Виктория. – Очередное признание в вечной любви тринадцатилетней корреспондентки? Со стихами?

Дина встала.

– Я оставлю тебя одну. Почитай. Ты известная, богатая, молодая, красивая. Слезы твои, они, что называется, от того, что бисер мелок. У людей беды пострашнее…

– Ой, нет, я не хочу читать про чужие беды.

– Придется, – отрезала Дина. – Я уже прочитала и не могу выбросить это письмо из головы. Мне очень хочется помочь этой женщине, понимаешь? Но чем помочь – ума не приложу. Мне нужен твой совет. Так что ради меня – прочитай. Я не прощу себе, если не помогу ей хоть чем-то…

Дина вышла из комнаты и осторожно прикрыла за собой дверь. Виктория пожала плечами и взглянула на конверт. «От Амелиной Е. Г.» – стояло сверху. Ну что ж, придется…

***

…Виктория вынырнула из своих мыслей и на нее вмиг обрушились музыка и вопросы Полины. Весело ответив ей, Виктория приняла, наконец, решение.

– Поля, – небрежно заметила она. – Мы с тобой уже столько выпили, что если бы нас видела моя мама…

Они дружно рассмеялись.

– Так, – изображая повышенную серьезность, продолжила Виктория, – сейчас я закажу такси, и мы поедем ко мне. И не вздумай возражать! Я не отпущу тебя одну так поздно в твою Тмутаракань!

Виктория теперь держала себя совсем по-другому. Она много говорила, то и дело смеялась и даже в такси, сев рядом с водителем, все время оборачивалась к Полине…

– Не хотите забрать с собой ваш прекрасный цветок? – удивленно спросил официант, когда они встали из-за стола.

– Конечно!

Про себя Виктория проклинала его заботу, на чем свет стоит:

– Пожалуйста, заверните мне его во что-нибудь…

Она больше не станет смотреть, как этот дымчатый зверь подыхает в ее прихожей. Она забудет его в такси под сидением…

Но и таксист оказался бдительным:

– Девушки, ваш сверток, – радостно сообщил он.

Всю дорогу Виктория, оборачиваясь к Полине, всматривалась в стекло: не едет ли кто-нибудь следом за ними. Она была взвинчена не на шутку. Алкоголь придавал ей смелости, но смелость эта попахивала отчаянием.

Впервые получив такой вот цветок, она едва не сошла с ума. Причудливое растение выступало в роли посыльного смерти, и каждый раз приводило ее в ужас. Но Виктория всегда знала, что означает это послание.

Но сегодня?

Сегодня этого цветка не должно было быть! Не должно было, но он все-таки появился в ее доме, и Полина теперь хлопотала в гостиной, устраивая его на почетное место в самой красивой вазе.…

Виктория выдала Полине, – едва державшейся на ногах от усталости шампанского и массы счастливых впечатлений вечера, – комплект постельного белья и одну из своих пижам, устроив ее в вечно пустующей комнате для гостей. А сама села в кресло возле стола и уставилась на непрошенного серого пришельца с такой ненавистью, точно пыталась испепелить его взглядом…

Глава 15

Письмо Кати – в ту пору еще Екатерины Григорьевны Амелиной – совершенно незнакомого ей человека, произвело на Викторию большое впечатление.

Она привыкла влезать в шкуру своих героев, представляя, что они должны чувствовать и о чем думать, а потому ей не составило труда прочувствовать все то, что стояло за сдержанными словами письма. Прочтя последние строки и бросив письмо на кровати, она пришла к Дине.

– Нужно что-то делать и немедленно. Эта женщина может натворить глупостей. Может быть, поедем к ней? Мама, сейчас же!

Дина странно посмотрела на нее тогда… Очень странно. И Виктория, словно обретя на мгновение способность к телепатии, прочла в этом взгляде все, что та хотела ей сказать… Боль и гнев, порожденные недавними событиями, рвались вылиться местью любой несправедливости этого мира.

Господин Амелин в тот день представлялся ей олицетворением самой страшной несправедливости. Ей объявили войну, и она приняла условия, защищая все то, что еще могла защитить…

***

Дина позвонила Амелиной утром. Женщина занималась приготовлениями к переезду и совсем не ожидала какого-либо участия со стороны своей любимой писательницы, а потому, едва Дина представилась и произнесла слова утешения, Амелина расплакалась навзрыд, да так, что разговор пришлось прервать…

Она перезвонила Дине через полчаса.

– Вы не представляете, что для меня значит ваш звонок, – сказа ей женщина. – У меня ведь даже подруг нет… Это счастье – знать, что на свете есть такие добрые люди. Только… Ради бога, не подумайте, что я обратилась к вам за деньгами или там… Нет. Мне достаточно и того, что вы позвонили. Это согреет мою душу.

– Послушайте меня, – серьезно сказала Дина. – Не делайте глупостей. Немедленно выбросьте из головы мысль о том, чтобы покончить с собой или… Словом, вы меня понимаете. А теперь запомните то, что я вам скажу: прекратите собирать вещи и перезвоните мне через неделю. Слышите? Ровно через неделю.

***

…Господин Амелин – маленький круглый человечек с лоснящейся лысиной на затылке – откупорил бутылку коньяка, чтобы достойно завершить трудовой день. Пока наливал, затрещал телефон, и он поморщился: ясное дело, звонила Зоя. «Вот ведь не жена еще, а уже пасет почище самой законной», – пронеслось в голове Амелина и он не торопился взять трубку. Коньяк обжег горло ароматными парами, пошел по телу…

– Вячеслав Анатольевич, вас Зинаида Николаевна.

– Давай, – буркнул Амелин в трубку. – Слушаю.

– Котик, это я.

Зинаида говорила преувеличенно мягко. Ей так не терпелось занять место Кати в его роскошном особняке, что она, позабыв об осторожности, ежедневно донимала Амелина расспросами о том, как скоро завершатся сборы и будет заказана машина. Если бы «котик» позволил, то она непременно заявилась бы к нему домой собственной персоной и помогла бы Катьке упаковать вещи, лишь бы ускорить процесс. Собственные пожитки она упаковала еще неделю назад и жила, что называется, на чемоданах.

– Извини, не отниму у тебя много времени, – прощебетала Зинаида, прощупывая почву.

Но почва сегодня была зыбкая. Котик не ответил, не сказал, что «все его время принадлежит теперь ей одной», как было в прошлый раз, а лишь тяжело засопел в трубку. Зинаида почувствовала опасность. Пожалуй, сегодня не нужно начинать разговор о переезде. Но вопрос вертелся на кончике языка и сорвался сам собою:

– Котик, она еще не выехала?

– Нет, – в голосе Амелина сквозило раздражение.

– Ах, милый… – вздохнула Зинаида. – Долго ли тебе ее еще терпеть?

– Не плачь, – бросил он довольно резко. – Выедет, куда денется. Сегодня я встречаюсь с адвокатом по поводу развода. Вроде бы она не станет подавать на раздел имущества.

– Дорогой мой! – теперь Зинаида была по-настоящему счастлива. – Тогда я просто не смею тебя задерживать! Такая важная встреча! Увидимся завтра, как планировали?

– Угу, целую, – он бросил трубку на рычаг и посмотрел на бутылку.

Рюмка коньяка была той точкой, которую он обычно ставил в конце дня. Зинка нарушила его ритуал. После рюмки он уже не подходил к телефону, а садился за руль и ехал домой. Вот и теперь у него осталось ощущение, что точка так и не поставлена. Он налил вторую рюмку до краев, с удовольствием поднес ко рту и тут снова зазвонил телефон. Коньяк расплескался. Грязно выругавшись и выругав заодно секретаршу, он спросил:

– Что тебе? Убью, если из-за ерунды…

– К вам дама, – простонала она. – Говорит, вы ее ждете.

– Зина? Зинаида Николаевна что ли? Какая еще дама?

– Нет, не Зинаида Николаевна. Она не желает представляться, извините.

Амелин снова выругался и щелкнул тумблером. На его мониторе появилась приемная. Рядом с перепуганной секретаршей на краешке стола, покачивая ногой, сидела умопомрачительная брюнетка в короткой кожаной юбке. Амелин хмыкнул и сказал в трубку уже совсем другим тоном:

– Ладно, посмотрим. Дуй сюда с тряпкой и дезодорантом.

Секретарша появилась мгновенно, вытерла со стола лужицы коньяка, хотела было прыснуть освежителем воздуха, но Амелин остановил ее: не стоит, рабочий день закончился, он имеет вполне законное право расслабиться.

Подумав, он достал вторую рюмку и поставил рядом с бутылкой.

– Зови, и можешь быть свободна. Я сам закрою.

Впившись глазами в монитор, он видел, как брюнетка слезла со стола, взмахнув юбкой. Через минуту дверь открылась, и он смог рассмотреть ее в натуральном виде. Таких ног Амелин не видел последние двадцать лет, а такого сочетания, когда и ноги хороши и мордашка прелесть, – вообще припомнить не мог. Молодая, глупая и наглая, – сразу же поставил он диагноз девице. Хорошо бы начала клянчить вакансию или какие-нибудь пожертвования. Уж он бы сумел воспользоваться ее нуждой! По полной программе. Прямо здесь и сейчас. Ах, какая цыпочка…

Посетительница тем временем удобно устроилась в кресле и закинула ногу на ногу.

– Можно курить? – спросила она, уже затягиваясь.

«Очень наглая. Если она из благотворительного общества, то не ошибусь, предположив, что это не что иное, как профсоюз ночных бабочек», – подумал Амелин, но отвечать не стал: пусть понервничает.

Но девица нисколько не смущалась его молчанием, а лишь выпускала колечки дыма в потолок. И так ловко у этой бестии получалось все это – демонстрировать свои ноги, голый живот и абсолютную уверенность в себе, – что Амелин не выдержал, улыбнулся ей.

– С чем пожаловали? – спросил он вальяжно, тоже доставая сигарету.

– А вы разве не знаете? – спросила она, серьезно удивившись. – Мне сказали – поймете.

Девица насторожилась и даже перестала пускать кольца.

– Я ведь не ошиблась? Вы – Амелин Вячеслав Анатольевич?

– Да, – протянул он, лихорадочно соображая, кто же мог подослать ему такую штучку.

«Витек, что ли? – быстро соображал он. – Да нет, зачем ему. Он делиться не любит. Димка совсем отпадает – он брат Зинки, шутить с таким вещами не станет…»

– Мне сказали, вы скоро женитесь, – подсказала девица. – Так?

– Ну…

– Вам друзья собираются мальчишник устроить…

– А! – протянул Амелин. – Так вы…

– Ну, из торта выпрыгивать не обещаю, – ухмыльнулась девица. – Однако, скрасить ваш маленький сабантуй, пожалуй, смогу.

– Вы…

Амелин снова улыбнулся и спросил девицу по-свойски, чего церемониться, раз она «из этих»:

– Выпьешь?

– Смотря что, – обворожительно улыбнулась она в ответ. – Количеству предпочитаю качество.

«Из дорогих, наверно», – решил Амелин.

– «Рене Мартин» подойдет? – ехидно спросил он.

– Настоящий? – кокетливо наклонила она голову.

Амелин вздохнул, всем своим видом показывая, что вопрос не уместен и разлил коньяк. Поскольку девица вставать из кресла не собиралась, ему пришлось выйти из-за стола и подать ей рюмку.

Она потянулась за ней тонкими пальчиками и выпила, глядя Амелину в глаза. Вторая рюмка – это уже перебор, если остановит гаишник, но ведь он всегда может вызвать такси. А раз он вызовет такси, то, пожалуй, может задержаться с этой кошечкой на полчасика и обсудить, не стоит ли им перенести мальчишник на сегодня, чтобы не обременять себя долгим ожиданием.

Он чувствовал легкое опьянение и сладкую свободу. Неужели все это закончится через три недели, когда Зинка въедет в его дом? Обеды – это конечно прекрасно, но ведь на свете есть и другие радости. Амелин погладил девушку по ноге в шелковистом чулке и внутренне замер: что будет? У него никогда не было таких женщин: страшно молодых и как с картинки. Он никогда и не надеялся, что они у него будут. И вот на тебе, на старости лет… Хотя. Какие там годы. Рядом с ней он чувствовал себя мальчишкой. С той лишь разницей, что мальчишкой он никогда бы не решился даже посмотреть в сторону такой цыпочки.

– Ты… из агентства какого-то что ли? – спросил он ласково. – Давай еще по одной?

– Давай. А почему ты спросил про агентство?

Он ухмыльнулся:

– Адресок оставь, навещу как-нибудь.

Она расхохоталась:

– Разоришься.

Амелин с недоумением оглядел свой кабинет и костюм: неужели он производит впечатление человека не кредитоспособного? Нужно подумать об этом на досуге, обсудить с имиджмейкером. Но сейчас хочется поскорее заняться с барышней делом. Черт с ним, с мальчишником. Пусть представит, что из торта уже сиганула, и отработает свои денежки прямо сейчас. Он плотоядно покосился на кожаный диван и, представив, как по нему заскользят ее чулочки, зажмурился.

– Так ты из самых дорогих? – он присел рядом с ней на стул и уже не отрывал ладони от ее ноги.

– Я – эксклюзив, разве не заметно? – девица взлохматила его редкие волосы, и он окончательно потерял голову.

Такого мощного призыва собственной плоти он не слышал со времен подросткового периода, когда впервые ему на глаза попали порнографические картинки.

– Может быть, мы не станем ждать п… праздника, – запинаясь от волнения произнес он. – Может, организуем праздник п… прямо сегодня? Сейчас!

Девушка посмотрела на него задумчиво.

– Хотите проглотить десерт в один присест? – спросила она сощурившись. – Нет, конечно, можете навалиться на меня прямо здесь, сделать свое дело в три минуты и всю оставшуюся жизнь потом жалеть, что так поторопились. У меня своя программа…

– Хочу программу, – прохрипел Амелин. – Сейчас.

– Хорошо, – девушка резко поднялась. – Тогда мне потребуется шампанское, взбитые сливки и шоколадная паста. К тому же я страшно голодна. Может быть, мы сначала посетим какой-нибудь уютный ресторанчик? Здесь на углу, кажется, есть что-то стоящее. Если вы располагаете временем, конечно.

Амелин позвонил шоферу и велел привезти ящик шампанского и все перечисленное девушкой.

– Вы любите детей? – неожиданно спросила девушка, когда он ставил офис на сигнализацию.

– Обожаю. Но Бог миловал, у меня их нет…

«Как же, нет! Ах ты, дрянь…» – остатки сомнений покинули Викторию, уступив место гневу.

Этот негодяй получит по заслугам. Готов тратить бешеные деньги на девку, а собственному больному ребенку собирается выплачивать грошовые алименты!

По улице они шли медленно. Виктории приходилось чуть ли не силой удерживать своего прыткого кавалера. Она незаметно взглядывала в стекла витрин, стараясь заметить, следят ли за ними. Будет обидно, если нет. Тогда придется все сделать самой… Но сможет ли она?

В кафе они пробыли полчаса. Назад возвращались так же медленно и неторопливо. Вика постаралась не привлекать к себе внимания охранника, как и в прошлый раз и проскользнула на лестницу, пока Амелин брал у того ключи.

– Симпозиум? – пошутил охранник, завистливо кивнув в сторону лестницы.

– Коллоквиум, – вздохнул Амелин. – Приедет Алик, пусть поднимется и оставит все у входа. Я сам заберу. Понимаешь? – доверительно шепнул он.

– А кто бы вас не понял! – развел руками охранник.

Не смотря на все ухищрения Вики, близость их заняла ровно пять с половиной минут, и чтобы повторить этот трюк у ее кавалера явно не хватало физической подготовки. Она еще исполнила для него несколько акробатических упражнений без шеста, отчего он пришел в полный восторг: глазами он был жаден. В конце концов, они спустились вместе вниз, Вика снова шмыгнула мимо охранника, а на улице взяла Амелина под руку.

– Давай я отвезу тебя домой, – ласково предложила она. – Мой герой устал, – прибавила она льстиво.

– А как же ты потом? – лениво проявил он галантность. – Я живу на окраине, там и метро-то нет.

– Думаешь, меня никто не подвезет до дома? – удивленно спросила она. – Поехали.

У дома Амелин поблагодарил Викторию и записал номер телефона, который она придумала на ходу.

– У тебя горит свет? – спросил она. – Ты живешь не один?

– А-а… – протянул он и, не моргнув глазом, соврал: – Домработница. Я просил ее дождаться меня. Она живет неподалеку, сейчас выпровожу.

– Молоденькая? – подняла брови Вика.

– Карга, – шепнул он, наклонившись к ней и целуя в шею. – Увольняю в конце недели. Так что милости прошу…

– Забегу, – пообещала Виктория туманно.

***

Домой она вернулась глубокой ночью.

…Коттеджи, где жил Амелин, стояли на отшибе у леса, и никакого транспорта там действительно не было. До дороги, где можно было поймать машину, Виктория шла добрых пятнадцать минут. Она шла быстрым шагом, стараясь не оглядываться, и каждой клеточкой чувствовала, что она не одна на темной улице. Кто-то незримо сопровождал ее… И от ужаса у нее сводило скулы, и губы она искусала в кровь…