Текст книги "Испытание"

***

Цветок принесли на следующий день вечером. Он был метровый, с оранжевыми прожилками. Виктория спала когда это случилось, а Дина, расписавшись за посылку, прощупала каждую складку бумаги. Ей почему-то казалось, что должна быть записка. Однажды он обязательно напишет записку… Но записки не было. Тогда она отломила цветочную чашечку, а ветку с листьями порезала ножницами на мелкие кусочки. Резала и приговаривала про себя: «Всем неверным мужьям за обиженных женщин! Чтобы каждый из вас знал и боялся… Чтобы от страха мысли не было взглянуть на другую! Чтобы вы все поняли наконец, что такое женская ненависть!» Она чувствовала себя ведьмой, колдующей справедливость. Она поднимала поруганное знамя оскверненной женской гордости. И ненависть к неверным мужчинам была ее гимном, и молитвой, и проклятьем…

***

Еще через день Дине позвонила Катя. Захлебываясь переполнявшими ее чувствами, она умоляла Дину приехать к ней домой немедленно. Зная, что Катя не может оставить сына надолго, но не желая показываться в ее доме, Дина назначила ей встречу в кафе, неподалеку от ее дома.

– Это ужасно… то, что произошло. Я знаю, нельзя радоваться смерти, но я и не смерти радуюсь, мне, несмотря ни на что, жаль Славу. Я радуюсь тому, что мой мальчик спасен! Мой сын будет ходить!

Она плакала и смеялась одновременно. Она сумбурно пересказала историю вчерашнего дня, последнего, который она должна была провести в своем доме.

Амелин пришел с работы в полдень, собираясь лично проследить, чтобы Катя выехала в назначенный ей срок. Они с сыном в это время должны были уже вернуться от врача, но задержались, потому что Катя вынуждена была признаться, что у нее нет денег на операцию.

Врач вела мальчика последние пять лет, и именно она составила программу его лечения. Да что там лечение – он стал для нее близким человеком. И вот теперь… Плакали обе. Катя, теряя последнюю надежду. Врач – забыв о гуманности своей профессии и проклиная Амелина на чем свет стоит. Потом обе долго пудрились и красились: мальчик не должен быть заметить их заплаканных глаз. Врач обещала наскрести собственных средств на телевизионную рекламу. Хотя Катя практически не верила в успех этого предприятия, пятьдесят тысяч долларов – слишком большая сумма.

Сын смотрел на нее с надеждой, когда она вышла из кабинета. Она везла его домой и думала только об одном: именно сейчас ей придется рассказать ему все. И о том, что они разводятся с отцом, и о том, что операции не будет. Она и так оттягивала этот момент до последнего. Дальше откладывать некуда.

Подъезжая к дому, Катя вдруг поняла, что в последний раз взяла сегодня машину мужа. C завтрашнего дня возить сына по врачам ей будет гораздо сложнее. Наверно нужно вызывать такси, а для того, чтобы позволить себе такую роскошь нужно зарабатывать… Это ничего, работать она умеет. И эти треклятые пятьдесят тысяч евро она когда-нибудь заработает. Она сумеет! Жаль, что тогда будет поздно… Операция необходима сейчас.

Занятая своими мыслями, Катя не сразу заметила необычное скопление людей и машин возле их дома. Сначала она решила, что у соседей праздник и собираются гости, пока не разглядела милицейскую машину и скорую помощь. Сын двигался с огромным трудом и, конечно, терпеть не мог выбираться из машины при посторонних. Катя вышла узнать, что случилось.

Ее пропускали, перед ней расступались. Она удивленно смотрела на соседей, но никто из них не сказал ей ни слова. Скорая медленно отъезжала от дома. Слова милиционера никак не укладывались у нее в голове. Милиционер был молоденьким мальчиком, чуть старше сына. Он говорил, что кто-то сломал шею, и она согласно кивала, не понимая, почему он обращается именно к ней.

– Я могу пройти домой?

– Я ведь объяснил вам…

И он начал сначала. Да, кто-то упал с третьего этажа и сломал шею. Это она поняла. Но никак не могла понять, почему ей нельзя домой. Но вдруг в голове молнией сверкнула мысль: Слава. И молоденький милиционер, объяснивший ей все, но забывший сказать о ком речь, произнес: «Ваш муж».

Это ее добило. Она села на ступеньки и заплакала. Да не тихонько, как привыкла в последнее время, глотая мелкие слезинки и надрывая сердце. Она завыла, раскачиваясь из стороны в сторону, как мусульманка, и рвала бы на себе волосы, если бы соседка крепко не обняла ее за плечи. «Этого не может быть!» – причитала Катя, и кроме Дины ей некому было рассказать о том, что она пережила.

– Никому, – верите, кроме вас – никому, – говорила она, смеясь сквозь слезы. – Меня как будто в могилу живьем закопали, а когда последний лучик надежды погас, вдруг выкопали обратно и сказали: живи и радуйся.

– Да, есть Бог, он все слышит, – кивнула Дина.

– Бог? Да о чем вы говорите?! Вы – мой Бог, Виктория – мой Бог.

– Да полноте – отмахнулась Дина. – Мы-то…

– Не говорите, – зашептала Катя. – Богу я денно и нощно молилась. Он меня не слышал. А вы услышали. И как вы сказали мне тогда: жди.

Катя перегнулась к Дине через столик.

– Я ждала. Ваши слова для меня были как нагорная проповедь. Я ждала. И вот… – она шептала совсем тихо. – Родная моя, вы спасли нас, мне вам руки целовать хочется. Я…

Катя была вне себя от счастья и действительно сделала попытку дотянуться до Дининой руки. Та спрятала руки под стол и так же тихо сказа:

– Катенька, не делайте глупостей. На нас люди смотрят. И послушайте: впереди еще много трудностей. Вам предстоит их преодолеть. Как вы видите свою дальнейшую судьбу?

– Нам главное – операция. А дальше – будь что будет.

– Нет, Катя. Вы должны получить все сполна за свои мучения. Завтра же я пришлю к вам своего адвоката. Пусть займется бумагами. Вы даже представить себе не можете, как вас могут облапошить добрые люди. Сан Саныч – высококлассный юрист. Стоит не дешево, но все деньги, которые вам полагаются после смерти мужа, выбьет вам до копеечки.

– Как это выбьет? – не поняла Катя. – Разве все не становится моим автоматически?

Дина вздохнула.

– Ах, святая простота. Отстали вы от жизни. Посмотрите, сколько на ваше наследство найдется желающих: начиная от партеров, уверяющих, что фирма гроша ломанного не стоит, заканчивая брюхатыми девчонками с заявлениями об отцовстве вашего бывшего.

Катя поморщилась:

– Господи, мне сейчас совсем не до этого!

– Я к вам пошлю прекрасного пожилого мужчину: он деликатен, честен и умен. Он сможет подменять вас, пока вы будете заниматься делами. А о делах поговорим в другом месте. Запомните адрес: Декабристов, дом пять, квартира… Только, пожалуйста нигде не записывайте. Через неделю, когда ваш сын ляжет на операцию, приходите туда. Я буду ждать вас. Кстати, познакомитесь с Викторией.

– Мне никогда вас не отблагодарить…

– Меня не нужно благодарить. Я ведь и сама прошла через жестокие испытания. Ваше счастливое лицо – вот моя награда. Пусть торжествует справедливость. А мы ей только немножко поможем. Вам пора к сыну. И помните, ни с кем не разговаривайте без Сан Саныча!

Глава 16

Полина сладко спала, а Виктория еще долго сидела в гостиной, пытаясь успокоиться.

Она совершенно точно знала, что в последние несколько недель не выходила из дома.

Женщин, счастливо потерявших своих мужей, было уже около десятка. Дина занималась их делами. И время то времени одна из них как бы невзначай рассказывала о тяжелой судьбе подруги… С женой Свешникова, например, познакомилась Катя Амелина. Совершенно случайно встретила в поликлинике и почувствовала, что женщина буквально стоит на краю пропасти… Катя пыталась помочь самостоятельно, потащила новую знакомую на курсы, предлагала работу в своей фирме. Но Рита Свешникова вышла на работу лишь на один день. А на следующий попала в больницу – мужу не понравилась ее идея стать самостоятельной… Возмущенная Катя рассказала об этом Дине и уже через два месяца они с Ритой вместе ездили на какие-то курсы в Швецию.

***

Все женщины воспринимали происходящее как должное. Перед Викторией благоговели как перед жрицей страшного, но

справедливого Бога. И все были довольны, кроме Вики. Все чаще и чаще ее посещала мысль: неужели она проведет всю свою жизнь так же, как эти два года? Она казалась самой себе самым случайным человеком, среди этих женщин, которые видели в происходящем высшую справедливость и считали своим святым долгом помогать всем тем, кто оказался в таком же положении.

Их можно было понять. Любовь, пережившая себя не должна оборачиваться предательством. Все они выжили в страшном кораблекрушении и занимались теперь вопросами безопасного плавания. Те, кто занял места своих мужей, набирая штат, удивляли своими требованиями. Карьеристки, не состоявшие в браке, их просто не интересовали. Среди замужних предпочтение отдавалось тем, у кого больше детей. Неудачницы, обремененные семейством и вот уже много лет не имеющие надежды вырваться из нищеты, принимались на работу без всяких рекомендаций, не взирая на неподходящее образование. Но через несколько месяцев этих женщин было не узнать: они становились лучшими. Судьба давала им шанс – возможно последний или единственный – и они хватались за него мертвой хваткой. Недостаток знаний пополняли работодательницы. Тема первой лекции, которую читали сотрудницам, звучала так: «Как стать независимой женщиной». Каждой одинокой матери находили няню, совмещающую функции домработницы, которую на первых порах, пока она сама не могла этого делать, оплачивала фирма. А что касается профессиональных знаний… Свешникова, например, после краткосрочного обучения сумевшая с успехом руководить фирмой мужа, о делах которого до этого даже представления не имела, считала, что научить можно кого угодно чему угодно, было бы у человека желание.

***

Выходило, что благодаря Виктории в мире стало гораздо больше счастливых женщин. Но ей-то самой от этого счастья не прибавилось. Скорее – наоборот. Ей приходилось иметь дело с их мужьями, которые отнюдь не были приятными людьми. В первое время она говорила себе, что это – расплата. За тот безалаберный образ жизни, который она вела.

Но чем дальше, тем хуже ей становилось. В конце концов, все на свете должно иметь предел и границы. Расплата тоже не может длиться вечно. Больше всего ее поражало то, что Дина принимала ее жертву как должное. Она стала вдохновительницей маленького кружка и упивалась своей новой ролью мстительницы.

О судьбе дочери она совсем не думала.

Виктория изнемогала под тяжестью своей ноши и вот однажды, она впервые позволила себе протестовать.

– Я больше не стану этим заниматься, – сказала она Дине, когда та принялась рассказывать ей историю очередной жертвы мужского произвола.

Дина оторопела. Она не ожидала такого поворота.

– Ты хочешь сказать, – начала она, прищурившись, но тут ей в голову, очевидно, пришла другая мысль, потому что она улыбнулась: – Ты сможешь теперь обойтись без мужчины?

– Дурацкий вопрос.

– Не дурацкий, а прямой. Я спрашиваю – сможешь?

– Что это меняет?

– Если сможешь – бог в помощь. Я, по крайней мере, буду спокойна за тебя. Но если нет… Ты ведь не допустишь, чтобы из-за твоей прихоти гибли невинные люди. Вспомни того мальчика…

– Мама!

Виктория убежала в свою комнату и хлопнула дверью так, что со стены упала картина. Дина повесила картину на место и улыбнулась закрытой двери. «Подумай, подумай…» – пробурчала она себе под нос и отправилась хлопотать по хозяйству. Ее подопечные требовали все больше и больше ее времени, а потому она подумывала о том, чтобы нанять домработницу. Вечером она позвонила в «Помощницу»…

***

Позже, когда Виктория вышла к ужину, Дина все-таки успела рассказать ей о женщине, находящейся в таком тяжелом положении, которое грозило «непоправимыми последствиями». Так она выразилась.

– Я не стану больше этого делать, – твердо ответила Виктория.

– Ты нашла выход? Во избежание осложнений, я бы хотела узнать что это за выход заранее.

– Я не обязана… – начала Вика, но Дина спокойно оборвала ее.

– Пора бы повзрослеть. Я устала сталкиваться с твоими проблемами в тот момент, когда они становятся неразрешимыми.

И все-таки Виктория не отступила от своего решения. Желание вырваться из когтей бога смерти, которому она служила, было настолько сильным, что она готова была на любое сумасбродство. Даже подумывала о том, не пойти ли ей в милицию и не признаться во всем. Наверно если бы в этой истории была замешана только она, Виктория так бы и сделала. Но если пострадают и другие…

***

…Как то, пока она металась в поисках выхода, Дина позвонила ей из больницы и попросила срочно приехать.

В палате умирала женщина, которой Виктория не захотела помочь. Дина молча сидела рядом и держала ее за руку.

– Что с ней?

– Она отравилась. Врачи ничего не сумели сделать. Знаешь, я думаю, сейчас для нее уже все позади. Ей было страшно только в последнюю неделю, когда она собиралась это сделать.

Виктория могла бы поклясться, что мать готова произнести еще одну фразу: «Когда ты думала только о себе!» Но она сдержалась, ничего не сказала.

В палату привезли девушку без сознания.

– Что с ней? – спросила Виктория медсестру.

– Да тоже отравилась, – манула рукой та. – Сейчас только промывание делали.

– Она тоже умрет? – спросила Вика в ужасе, разглядывая совсем юное лицо.

– Эта – нет. Оклемается. Правда если решилась на такое сознательно, прямая дорога ей в психушку…

Виктория стояла рядом с девушкой, когда та открыла глаза.

Девушка смотрела на нее словно сквозь пелену. Она была такая молоденькая, такая беззащитная, что Виктория не смогла уйти. Ей хотелось уберечь хотя бы ее, потому что не удалось уберечь ту другую, которую не спешили перенести в морг. Виктория нагнулась к девушке так низко, что чувствовала ее теплое дыхание. Она пыталась заговорить с девушкой, но та смотрела на нее безжизненно, то ли не слыша, то ли не понимая.

– Послушай меня, – быстро шептала Виктория. – Что бы с тобой не случилось, ничего им не рассказывай. Скажи, что случайно приняла не то лекарство. Слышишь? Слу-чай-но!

– Какое лекарство? – девушка с трудом расклеила губы.

– Которым отравилась. Скажи у мамы взяла, думала от головной боли, перепутала.

– У меня нет мамы…

– Ах… Но…

***

Она вернулась домой и слегла. Ей не выбраться, думала она тогда. Нет никакой надежды… Оставалось – бежать… Но куда? Как? Да и кто знает, не последует ли этот сумасшедший за ней? На всякий случай Виктория оформила загранпаспорт. Она не верила, что сумеет укрыться в отеле одного из европейских городов, ей казалось, он найдет ее там очень быстро. И это будет игра по его правилам. Виктория подумывала об Африке, заворожено слушая рассказы о маленьких одинаковых городках…

К тому же была еще одна проблема: деньги лежали на счету у матери, а значит она не могла бежать без позволения Дины.

Виктория бросила взгляд в сторону компьютера. Пожалуй, договор на новый роман она оформит на себя. Оставит Дине записку, а через год, когда, может быть, все утрясется, они встретятся: здесь или там – не важно…

***

Телефонный звонок вывел Викторию из забытья. Она, как зомби, смотрела на трубку. Кому бы это пришло в голову позвонить ей в половине двенадцатого? Телефон звонил, не умолкая, и Виктория все-таки ответила:

– Я слушаю, – сказала она, почувствовав тут же, как пересохло в горле.

– Здравствуйте, – молодой женский голос звучал неуверенно, – вас беспокоят из пансионата «Дюны». Ваша мама просила передать… Произошел очень неприятный случай. Она хочет, чтобы вы завтра же приехали к ней…

– С ней все в порядке? – перебила Виктория.

– Да. Она пережила небольшой шок, только и всего, так мне кажется. Но очень волнуется после…

– Да что случилось, объясните!

Девушка помолчала, подбирая слова:

– Как вы знаете, ваша мама живет в люксе. С джакузи и сауной.

– Что? – вскрикнула Виктория.

– А разве вы не знали?

Конечно, она не знала. Покупая путевку, мама выбрала самую дорогую. Двухкомнатный номер «люкс-плюс» с балконом и видом на залив – вот что ее интересовало. Зная собственную леность, Дина не была уверена, что найдет в себе силы ежедневно гулять по пляжу, а вот сидеть с книжкой на балконе и поглядывать на море – это она любила.

– Да, конечно, – бросила Виктория девушке, – что же случилось?

– Она, вероятно, включила сауну, вошла туда, а когда собиралась выйти, дверь заклинило.

– Как?!

– Поймите меня правильно, такое у нас впервые. Мы и сами не можем понять, в чем дело. Ваша мама звала на помощь и горничная, прибежавшая на ее крик, открыла дверь достаточно легко. Если честно, мы в замешательстве. Может быть, у вашей мамы нечто вроде клаустрофобии?

– Я могу позвонить ей в номер? – спросила Виктория.

– К сожалению не можете. Она решила переехать в другой номер, трехместный с двумя соседками. Как мы не отговаривали ее… Это номер совсем другого класса и, конечно же, там нет всех тех удобств… К тому же сейчас ваша мама спит, – доктор сделал ей успокоительный укол. Если вы не возражаете, он тоже хотел бы поговорить с вами завтра.

– Я буду к девяти, – пообещала Виктория и повесила трубку.

«Так вот значит оно что! Вот почему сегодня принесли это отвратительное создание», – думала Вика, глядя на цветок.

Он устал от преследований и решил действовать наверняка. Ведь если не станет Дины… Что тогда? Виктории даже страшно было думать об этом!

Что у Вадима на уме?

Будет ежедневно стоять под ее дверью? Вряд ли, не тот он человек. А если… У Виктории холодок пробежал по спине. Она так редко выходит из дома, что если не станет выходить недели две-три, то даже их бдительный консьерж не забьет тревогу. Он хочет… Он придет к ней. И ей уже некуда будет от него деться. Кто знает, сколько еще у него методов заставить ее вернуться?..

***

Что бы она ни делала, Вадим незримо стоял у нее за спиной. До недавнего времени ей казалось, что она использует его. Но сегодня он доказал ей, что не намерен шутить. И не намерен отступаться. Похоже, он собрался действовать решительно. И от одной этой мысли у Виктории замирало сердце.

«Что у него на уме? Чего он хочет?» – спрашивала она себя чуть не плача. И беспощадная память услужливо нашептывала ей: «Ты – моя. Ты только моя. Когда устанешь жить в одиночестве, придешь ко мне. Я буду ждать. И ты останешься со мной. Это тебе мое проклятье. Запомни его хорошенько…»

Глава 17

В огромной, похожей скорее на бальный зал, гостиной стоял полумрак. Белый кот лежал на коленях Андрея и урчал как паровоз, заглушая звуки, слабо доносившиеся с улицы. Неожиданно зажженный яркий свет заставил его зажмуриться, а кота испуганно шарахнуться к камину.

– Неужели нельзя без этих фокусов? – Андрей с раздражением посмотрел на вошедшего Вадима.

– Прости, я не знал, что ты здесь, – спокойно ответил тот. – Погасить?

– Ладно уж, – махнул рукой Андрей. – Я как раз собирался с тобой поговорить. Ты в последнее время так редко бываешь дома…

– Ты можешь позвать меня в любой момент, – ответил Вадим, усаживаясь на диване напротив. – Просто позвони на мобильный…

– Да уж… – усмехнулся Вадим. – Кажется, ты послал меня куда подальше, когда я…

– Отец, – Вадим натянуто улыбнулся. – Ты даже представить себе не можешь, насколько твой звонок был в ту минуту некстати…

***

Некстати… Да этот звонок едва не погубил его!

Он совсем позабыл про мобильник, настолько был одержим яростью.

Когда раздался звонок, он стоял позади маленького лысого господина в его особняке…

Виктория…

Рано или поздно он получит ее.

Так он решил и не собирался отступать от своего. Чем-то они были неуловимо похожи, он чувствовал в ней родственную душу. Она знала толк в одиночестве, так же как и он. Она жила в мире собственных фантазий. Как спящая царевна пребывала в летаргическом сне, среди людей, которых рисовало ей воображение. Только с ними она была настоящей, совершая набеги на мир реальный лишь для того, чтобы приглушить свои земные потребности.

Порой ему казалось, что если убрать из ее комнаты компьютер, она превратится в обычную умалишенную, а ее фантазии, так красиво ложащиеся на бумагу, станут заурядным бредом высохшего от одиночества сердца.

Безусловно, ему нравился и ее успех. Неудачница не могла бы удостоиться его внимания.

Успешность – это тоже судьба. Успешность – это кармическое здоровье, присущее исключительно душам высокого уровня организации.

Но самое главное, Виктория каждую ночь являлась ему во сне, и он просыпался с отчаянной надеждой, что она вернется. Одумается и вернется.

Но время шло, а она и не думала возвращаться. Словно не было тех двух дней, которые они провели вместе.

Воспоминания о них за два года не только не стерлись, но даже не выцвели и не потускнели от времени. Они, пожалуй, стали только ярче от десятков женщин, перебывавших в его постели за это время.

***

В тот день, когда она убежала от него, он стоял и смотрел ей в след до тех пор, пока пелена дождя окончательно не стерла ее силуэт. А в следующую минуту от клуба медленно отъехал автомобиль, такой же серый, как дождь… С той минуты Вадим не выпускал Викторию из вида.

Довольно долго она никуда не выходила. И он надеялся. Но неожиданно его человек, ведущий наблюдение позвонил и сказал, что она вышла из дома. И Вадим захотел увидеть ее. Так сильно, что развернул машину и поехал на Петроградскую сторону. Он до сих пор содрогался при мысли, что мог бы не поехать, мог бы довериться посыльному, пусть надежному и наблюдательному, но… Он бы не узнал ее. Да и как ее было узнать, когда она вошла в большое многолюдное кафе у метро строгой блондинкой в сером брючном костюме, а вышла ветреной брюнеткой в крохотной кожаной юбке. Даже самому наблюдательному человеку не пришло бы в голову… Но Вадим видел Викторию иначе. Он несколько минут обалдело смотрел на брюнетку с походкой Виктории, с манерой Виктории поправлять волосы, с высокомерно поднятым подбородком, совсем как у Виктории, пока не понял, что это и есть она.

До клуба «Плаза» он ехал, маневрируя то немного впереди нее, то несколько позади, но не выпуская ее из вида. За мостом Строителей он чуть не потерял ее, потому что свернул вправо, а она вдруг перешла дорогу и повернула налево. Не обращая внимания на оживленное движение, Вадим развернулся посреди набережной Макарова и притормозил у Биржи. Она прошла мимо него совсем близко, и в салон через полуоткрытое окно донесся запах ее духов, смешанный с запахом ее тела. Вадим на минуту зажмурился и чуть не пропустил тот момент, когда она скользнула в клуб.

Самые противоречивые чувства раздирали его в тот момент. Слежка казалась ему унизительной, а ревность вышла из берегов и затопила все, что именовалось им здравым смыслом. Ему хотелось встретиться с нею, хотя бы просто пройти мимо, кивнуть. Или может быть задержаться на минуту, сказать, как он рад ее видеть. Но… она пришла сюда развлечься. И это понимал не только он, но и каждый мужчина в зале…

Последняя мысль заставила его сорваться с места и ринуться в клуб. Не известно, как сложилось бы все, войди он туда минутой раньше… Но он опоздал. Она танцевала с пустоголовым смазливым мальчишкой…

Вадим стоял в полумраке зала, в стороне от танцующих пар, всего несколько минут, пока к нему не вернулась способность думать. Эти несколько минут показались ему вечностью, черным провалом в никуда.

Он упал в пропасть безумия так стремительно, что даже не сразу понял, отчего это с ним приключилось. Ему хотелось вернуться в машину, взять пистолет и перестрелять всех, кто здесь находился, как соучастников… Из пропасти он выбирался медленно, цепляясь за остатки здравомыслия и инстинкта самосохранения. Он вышел из клуба и сел в машину, приготовившись ждать…

…Мальчишка оказался вовсе не хлипким, каким показался ему с первого взгляда. Когда Вадиму удалось вскрыть квартиру – старинный трюк, которому его еще в детстве научил отец, – и он неожиданно появился у того за спиной, мальчишка лишь поднял бровь и даже, кажется, попытался шутить.

Пока не понял насколько все серьезно.

Нужно отдать ему должное – за все время их короткой схватки он не издал ни единого звука и сопротивлялся как зверь… Но никакими специальными методами борьбы он не владел, а потому Вадим одолел его достаточно легко.

…Он выскользнул из подъезда незамеченным до того, как около тела стали собираться люди. Вадим сидел в машине и ждал, когда же появится она. Но, несмотря на то, что парень лежал на асфальте целую вечность, она так и не появилась.

Дина возвращаясь домой, шарахнулась в сторону от толпы, закрыв рот рукой. Вадим усмехнулся.

Сейчас она выйдет.

Сейчас…

Но он зря ждал и зря тревожно вглядывался в окна. Она не вышла. Ни в одной комнате даже занавеска не шевельнулась. «Что это значит?» – спросил он себя. И сам себе улыбнулся: это значит, что ей – наплевать… Она подобрала этого мальчишку точно так же, как он подбирал женщин по барам и ночным клубам: они существовали для него лишь те несколько часов, что согревали постель. Их дальнейшая судьба была ему безразлична.

Значит они с Викторией – одной крови. И значит – когда-нибудь она придет к нему…

Он выжал сцепление и отъезжая вдруг подумал: она должна знать. Она должна все время чувствовать его присутствие. И – понимать: так будет с каждым.

Он заехал к подруге отца Евгении, которая, в отличие последнего, всю жизнь баловала его.

В зимнем саду янтарного стекла томились несколько орхидей. Она позволила ему срезать один цветок, поцеловала его на прощание и долго не выпускала его руки из своих – сухих и морщинистых. Он был удивительно похож на отца. Она часто говорила ему это…

***

Когда его наблюдатель позвонил ему в следующий раз, Вадим был почти уверен, что она направляется к нему. Он был так в этом уверен, что остался в клубе дожидаться. Но второй звонок едва не свел его с ума: наблюдатель уверял, что она снова перевоплотилась в брюнетку.

Это был самый невыносимый день в его жизни. На этот раз перед ним был мерзкий, лысый и, судя по всему, весьма состоятельный человечек. Скорее всего, испугалась и решила… что? Выйти замуж, чтобы спрятаться за чью-то спину? Или стало жалко молоденьких?

Все было не так, как в первый раз. Все было чинно и тупо: они ходили в кафе, им привезли в офис коробку шампанского, а потом она села за руль и отвезла его домой. В доме горели огни, мелькал женский силуэт. Виктория словно давала понять, что Вадиму на этот раз не повезло. Ему не удастся…

Смешная!

На следующий день он знал о мерзком господине все, начиная со школьной скамьи и заканчивая тем, что в ближайшее время он собирается разводиться с женой. Похоже, Виктория действительно собралась замуж…

Он как раз стоял за спиной господина Амелина в его особняке, когда неожиданно зазвонил мобильный телефон. От удивления у того выпала сигарета изо рта. Вадим достал трубку, ответил: «Папа, ты не вовремя!», а потом без лишних разговоров поддел господина Амелина за ноги и опустил головой вниз за оконную раму.

…Хруст позвонков он услышал даже с третьего этажа…

***

– Мне кажется, у тебя проблемы, – начал Андрей.

– Никаких, – пожал плечами Вадим. – Наши дела как никогда…

– Я не о делах. У тебя личные проблемы.

– С чего ты взял? – поморщился Вадим.

– Ты прекрасно знаешь, сколько стоят цветы, за которыми ты ездишь к Евгении. Обычной девке, – это слово он словно выплюнул, – ты не стал бы их дарить. Я слишком хорошо тебя знаю. Значит…

Андрей внимательно посмотрел на Вадима.

– Неужели любовь? – он удивленно поднял брови.

Вадим молча смотрел на отца. Не в его правилах было задавать вопросы. Если его что-то беспокоило, то через несколько часов он обычно знал об интересующем его предмете все.

– Тебе не кажется, что эта твоя любовь как-то очень… затянулась?

Вадим не ответил. Признать, что ты в чем-то проигрываешь, пусть временно, но, безусловно, – проигрываешь, да еще перед отцом, было выше его сил.

– Два года добиваться женщины. Нет, я отказываюсь понимать тебя! Когда мне сказали, я не поверил своим ушам.

– Отец, я не намерен обсуждать это, – Вадим повернулся, чтобы выйти.

– Зато намерен убивать, рискуя быть разоблаченным?

Вадим остановился в дверях и болезненно поморщился.

– Раз ты все знаешь…

– Сядь, – приказал Андрей и Вадим подчинился. – Я знаю даже больше, чем ты. Мальчишка! Неужели она свела тебя с ума настолько, что ты утратил не только разум, но и интуицию. Глупый ребенок, который заладил: «Хочу игрушку! Дай игрушку!» Если уж тебе нужна именно эта… «игрушка» – пойди и возьми ее. Нечего разводить церемонии. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить годы на подобные игры. К тому же, на этот раз именно ты стал игрушкой в чужих руках.

Вадим хотел возразить, но Андрей перебил его:

– Молчи и слушай. Ты болен, потому что не получил то, что хочешь. Ты болен до такой степени, что престал видеть очевидное, ты не ведаешь, что творишь. Почему ты не пришел ко мне сразу же? Эта девка давно бы жила с тобой!

– Она не девка!

– Тем лучше! Значит быстрее поняла бы, что от нее требуется… Ты даже не догадываешься, что она использует тебя?

Вадим улыбнулся.

– Отец, ты не знаешь ее. Она не может никого использовать.

– А ее мать?

– Не думаю, что она в курсе…

– Ты не о чем не думаешь! – Андрей встал с кресла и прошел к окну. – Ты ослеп!

Он замолчал, пытаясь справиться с собой. Сын был единственным человеком на свете, судьба которого волновала его. Можно было бы сказать, что Андрей любил сына. По-своему. Так, как может это делать человек, не имеющий ясного представления о том, что такое любовь.

Вадим никогда не видел отца в таком волнении.

– Мне неприятно, что две бабы водили тебя за нос столько времени, – взяв себя в руки, сказал Андрей.

Вадим попытался возразить, но отец только махнул рукой.

– Я расскажу тебе. Всему свое время. Но прежде я хотел бы получить ответ на вопрос: она действительно нужна тебе? Или это только упрямство? Не отвечай сразу. Подумай хотя бы немного.

– Здесь нечего думать. Без этой женщины мне… Я никогда не буду счастлив.

– Допустим, она не любит тебя. Что тогда?

– Главное, чтобы она была рядом. Она ведь никого не любит. Такая натура.

Андрей снова сел в кресло. Когда Вадим болел корью или ветрянкой в детстве, это казалось ему совсем не так опасно, как теперь, когда он заболел любовью.

– Все те мужчины, которых ты… убрал со своего пути, были приговорены.

Приговорены твоей Викторией или ее матерью, а скорее всего – ими обеими.

Они помогли их женам избавиться от мужей, получить их деньги и жить в свое удовольствие. Возможно, это такой бизнес и им тоже что-то перепадало от наследства. Ее мать опекает этих женщин по сей день. Они собираются раз в месяц в небольшой квартирке на Декабристов. Ты, вероятно, в курсе, что Виктория там тоже бывает? А вот и список, – он потянул Вадиму фамилии женщин, посещающих квартиру.