Текст книги "Звезда Черноморья"

Я схватил мужика за руку с решением убить его или хотя бы проучить, но дверь в это время захлопнулась, оставив нас с Настей на лестничной площадке.

– Устала, надоело, не жизнь, а сплошная карусель чертовщины, – рыдала у меня на плече Настя спустя полчаса.

Мы сидели на сухом островке моей квартиры, который назывался застекленным балконом, и жаловались друг другу на жизнь и ее несправедливые удары.

– С мужем мы развелись, квартиру разменяли, мне этот район достался. Теперь куда денешься?

Я гладил соседку по всклокоченным волосам, сочувствовал. Мне самому не нравился наш дом. Я не любил соседей, меня раздражали двери, которые скрипели и хлопали, вонь в подъезде, животные, снующие вверх и вниз по лестнице и гадящие на ковриках, беспринципность и хамство жильцов.

– Давай съедемся! – слова вырвались сами, и я даже икнул, когда закончил фразу.

Настя молча глянула мне в глаза и ничего не сказала, но по прикосновению ее теплой и мягкой руки я понял, что она согласна. Я развязал лямки на её халатике и забыл обо всём. Мир, с его потопами, землетрясениями и человеками, перестал существовать. Были только я, Настя и маленький застекленный балкончик на пятом этаже.

* * *

Наша новая двухкомнатная квартира, на которую мы обменяли две наши однокомнатные, была просторной, в прекрасном зеленом районе. Внизу, во дворе, маленькая беседка утопала в сирени, а детская площадка имела приятный, ухоженный вид и блестела свежевыкрашенными карусельками и качелями. Настя оказалась чудесной, тихой и мягкой женщиной. Она прекрасно готовила и, несомненно, могла бы стать хорошей матерью. Спустя месяц я сказал ей об этом, и мы решили пожениться тихо, спокойно, без лишнего шума. Тёплым солнечным днём, сразу после ЗАГСА, внося жену через порог в квартиру, я споткнулся и, с трудом удержав равновесие, замешкался в коридоре. В это время свет в квартире вдруг вспыхнул. Встревоженный и удивленный, я поставил дорогую жену на пол и растворил двери гостиной. За большим обеденным столом в центре расположились странные гости, если не сказать хуже. Около дюжины котов разных мастей и окраса чинно сидели за столом, тут же были и старые знакомые: узколобый баран, поросенок в костюме, корова, рыба и, конечно, Василий, которого мы оставили на старой квартире с разрешения новых хозяев. Завидев нас, они радостно завопили на разные голоса, а слившиеся в единое целое звуки какофонии родили на свет такое знакомое и такое модное слово: «СЮРПРИЗ»

Сюрприз был, да ещё какой, мы-то думали, что, поменяв местожительство, мы навсегда избавились от такого неприятного соседства.

– Нет, – Васька положил свою мохнатую лапу на мое плечо, – не могли же мы, в самом деле, не поздравить вас.

– Конечно, – покорно согласился я и погладил по руке медленно приходящую в себя жену.

– Вот и ладненько, – обрадовался Василий и улыбнулся гораздо теплее, чем раньше.

– А мне ваш райончик нравится, – вдруг отозвалась корова, – стоит подумать об обмене.

Я вывел Настю на улицу.

– Поживем на даче, – предложил я.

– Конечно, – согласилась Настя.

* * *

Через неделю на дачу пришёл Василий. Он был худ и ободран. Настя налила ему в мисочку молока и накрошила хлеба. Он с удовольствием поел, благодарно потёрся о ноги хозяйки и после этого проспал сутки.

– Что припёрся? – поинтересовался я у Василия, когда тот запрыгнул мне на колени и подставил мне свою башку, чтобы я почесал.

– Мур мя, – сказал кот и зажмурился.

– Ты мне голову не морочь, – пригрозил я, – отвечай, как положено. Или слова забыл?

– Мау, мау, – ответил кот и замурлыкал.

– Настенька, – позвал я жену из кухни, – у нас кот сломался.

– Чего? – нараспев протянула жена.

– Не хочет отвечать.

Настя подошла к Ваське и заглянула в его круглые глаза, потом потрогала нос.

– Холодный, – констатировала она.

– Не говорит, – пожал плечами я.

– А где это ты видел, чтобы коты говорили? – Настя глянула на меня странным взглядом.

– Действительно, – хмыкнул я и столкнул Ваську с колен.

Тот недовольно пискнул и пошел вон.

– Иди, я дам тебе котлетку, – сказала Настя.

– Мне? – обрадовался я, потому что в животе давно урчал недовольный жилец моего желудка, который очень любил пожрать.

– Нет, – пока я только зову Ваську.

Кот зыркнул на меня победным взглядом и попёрся за Настей на кухню. С этого дня он больше не говорил. Иногда, в часы послеобеденного отдыха, я сажал Ваську на колени и пытался разговорить его, но тот только таращил на меня свои рыбьи глаза и делал вид, что не понимает, о чём я пытаюсь его спросить. Через месяц мы вернулись в город. Время отпусков закончилось, да и не могли же мы жить на даче вечно. Чертовщина вроде оставила нас и дала возможность жить обыкновенной жизнью.

Через год Настя родила двойню. Мальчик был крепким и спокойным, а девочка оказалась маленькой и капризной. Она будила нас по ночам жалобным писком и не унималась до самого утра. Вымотанный и невыспавшийся, я шёл на работу и там дремал, сидя за стареньким столом среди бумаг и папок. В один из таких дней и появилась она, женщина, которую я ждал всю жизнь. Сон мгновенно слетел с моих ресниц, глаза широко раскрылись, и я увидел перед собой удивительное хрупкое создание с синими волосами. Девушка протянула мне накладную и попросила расписаться. Не читая текста, я поставил автограф и остался сидеть на месте, разинув от изумления рот. Она была совершенством, и вся её сущность являла собой образец женственности, порочности и целомудрия одновременно.

Через неделю я ушёл от Насти, переселившись к своей новой возлюбленной. Не скажу, чтобы я разлюбил жену или меня не волновала судьба близнецов, но чувство, овладевшее мной, не оставило мне выбора. С этого дня началось мое падение. Я таскался за Ритой на работу, провожал её на теннисный корт, где она проводила немало времени, стирал её полотенца после бассейна и часами массировал её холеное тело, борясь с невидимым врагом – целлюлитом. Я чудовищно ревновал её после частых вечеринок и фуршетов, где каждый мужик считал своим долгом выразить моей Риточке соболезнования по поводу того, что рядом с ней такое ничтожество, как я. Однажды, нахлебавшись досыта, я устроил своей Риточке грандиозный скандал, собрал пожитки и ушёл. На пороге собственной квартиры я ещё раз спросил своё замызганное сердце, чего я хочу, и, получив не менее грязный ответ, позвонил вместо того, чтобы открыть своим ключом.

– Это ты! – воскликнула Настя то ли горестно, то ли радостно.

– Я пришёл за своим фотоаппаратом, – непонятно зачем соврал я и вошёл в квартиру.

На ковре в куче, состоящей из тарелок, ложек, прищепок и еще массы мелких и необходимых в хозяйстве предметов, трудились близнецы. Сынок на мгновенье оторвался от своего занятия и бросил на меня недовольный взгляд:

– Заявился, папаша, – сердито сказал он, при этом совершенно не раскрыв рта.

От неожиданности я вздрогнул и удивлённо уставился на Настю, которая стояла сзади и с умилением взирала на играющих деток. Однако Настя только пожала плечами, мол, растут детки. Я перевел взгляд на дочку и залюбовался её беленькими волосёнками.

– Насовсем или как? – спросила доченька точно таким же хрипучим голосом и так же, не раскрывая рта.

Я упал в кресло и закрыл глаза. Что-то мягкое и тяжелое брякнулось мне на колени и, ткнув в щёку чем-то сырым, хрипло сказало:

– Я тебя спрашиваю, надолго?

Я открыл глаза и в сантиметре от своего лица увидел лохматую и довольную рожу кота Васьки. Он перебирал когтистыми лапами у меня на груди и громко мурлыкал. Я скосил на Настю глаза и покраснел от стыда. Надо же так обознаться! А ведь я уже подумал, что это мои близнецы заговорили!

– Они только сидеть научились, – укоризненно покачала головой Настя, – а говорить начнут только через год, в лучшем случае.

– Настя, – я спихнул кота на пол и, вскочив с кресла, приблизился к жене, – я поживу у тебя?

– Твое дело, – равнодушно махнула рукой супруга, – это ведь и твоя квартира.

От её слов на сердце у меня полегчало. Я мог остаться, ведь, в сущности, я любил жену и тянулся к детям. А Рита, ну что Рита – мечта, которая по плечу не каждому. Сказал себе это и начал жить заново. Однажды в доме появилась тёща. Не скажу, чтобы я не любил её очень, но недолюбливал, это факт. Я же ей не понравился раз и навсегда. Ей не нравились мои штаны, её раздражала моя причёска и не давали покоя мои газеты, которые она уничтожала быстрее, чем я успевал их прочесть. Однажды, ремонтируя светильник в коридоре, я нечаянно подслушал разговор жены и тещи, из которого следовало, что жизни со мной всё равно не будет, и ей, Насте, лучше собрать детей и уехать в деревню к бабушке, если она, конечно, не хочет жить с ней, матерью. Настя плакала и пыталась оправдать меня, но потом вдруг согласилась и сразу успокоилась. Следующим же утром, без скандалов и разбирательств, я проводил тёщу и жену с близнецами до поезда. Помог загрузиться в вагон, поцеловал супругу в щёку и попросил, хорошо подумав, возвратиться в ближайшее время. Кота Ваську, естественно, оставили на моей шее. Придя с вокзала, я пнул кота в угол, завалился на диван и целый день смотрел телевизор. Кот, в отместку, три дня ничего не жрал, похудел и облез до неузнаваемости. На пятый день я решил ехать в деревню и везти бедолагу Насте.

Настя встретила меня так, словно мы и не прощались. Она подняла Ваську высоко над головой и ласково сказала:

– Любимый, какой же ты стал худой.

– А я? – обиделся я.

– А ты нет, – строго сказала жена, и, нежно спустив Ваську на землю, ласково защебетала, – миленький, хорошенький, как ты жил с этим извергом, он тебя не кормил, он тебя не мыл, он вообще за тобой не ухаживал.

Васька тёрся о ноги хозяйки и изредка жалобно подвывал в тон супруге. Во дворе у колодца резвились близнецы, если это можно было так назвать. Огромная белая коза, подогнув передние ноги, пыталась встать, но все её усилия были напрасны, потому что сверху на ней сидел сын, а дочурка цепко держала бедное животное за бороду. Манька, так звали животное, хрипло жаловалась и трясла головой, пытаясь освободиться от детских ручонок.

– Ради Бога, – взвизгнул я, – отгони ты их от козы.

– Сами договорятся, – махнула рукой жена.

В это время окно в доме распахнулось, и в нём появилось старушечье лицо.

– А, – скрипучим голосом воскликнула она, – твой, Настька, появился, ну иди сюда, милок, на тебя посмотрю.

Я покорно опустил голову и вошёл в дом.

Вечером, когда умаявшаяся малышня видела третий сон, я, бабушка Дуня и Настя сидели за старым дубовым столом, пили чай и разглядывали фотографии, аккуратно вклеенные в старинный кожаный альбом.

– Это, – поясняла баба Дуня, – наша тётка по материнской линии, – и тыкала в жёлтую отретушированную цветными карандашами карточку, на которой была изображена корова в белой блузке и клетчатой юбке. – Ты не смотри на неё так, – поймала мой недоуменный взгляд Дуня. – Наша деревня, она особенная. Тут все то ли люди, то ли наоборот. Не страшись, у меня, видишь, тоже кое-что есть, – она проворно выбралась из-за стола и достала коробочку с нижней полки секретера. В ней оказался костяной рожек козы. – Отпал, – с сожалением сказала она, – стара уж я для такого украшения.

Я перевел испуганный взгляд на Настю и открыл было рот, чтобы спросить, а что у неё есть из таких вот штучек, но та передёрнула плечами и язвительно сказала:

– Змеиный характер, не заметил, что ли?

– Нет, – честно признался я. Настя была доброй женщиной и скорее походила на пёструю овечку.

– Это наш дед, – продолжала Дуня, не замечая нашей короткой перепалки.

На фотографии стоял молодой жираф в черной шляпе и с красным шарфом.

– Это мама ему подарила, он же с юга жить приехал на север, как маму полюбил.

Всю ночь сквозь поцелуи и сладостный туман я искал на теле Насти костные наросты, рыжую и черную шерсть.

– Да нет на мне ничего, я в семье особенная, – смеялась Настя в краткие минуты отдыха.

– А откуда они все? – допытывался я.

– А кто их знает! – опять смеялась Настя. – Никто ж толком не знает, да и не распространяются больно.

– Конечно, – соглашался я, – кто ж поверит.

А с другой стороны, я же верю. Посетившая меня неожиданно мысль вдруг насторожила и заставила задуматься. Дождавшись, когда Настя заснула, и встав с кровати, я тихо подобрался к старому трюмо с огромным овальным зеркалом и стал разглядывать своё голое тело. В лунном свете, струившимся из окна, трудно было разглядеть ногти и зубы, но хвост, болтавшийся сзади, не увидеть было нельзя. Я брезгливо взял в руки живую веревку с кисточкой на конце и с силой дернул за неё. Вопль, вырвавшийся из моей груди, разбудил не только всех собак в округе, но и петухов, которые мгновенно проснулись и, испугавшись, что проспали, заголосили во весь дух. Однако в доме никто не проснулся. Я допрыгал на одной ноге до двери и свалился в коридоре. Когда боль утихла, я встал с пола и на цыпочках вышел из дома. Интересно, когда это у меня вырос хвост и почему я его раньше не замечал. А ведь Рита говорила мне: «Какой у тебя хвостик», – и почесывала мне в том месте, при этом становилось тепло и приятно. Она шутила или она знала? А почему мне не сказала? Да ведь она говорила! Иногда даже осликом меня называла. Я потрогал свои уши, но, наученный горьким опытом, дёргать не стал. Значит, я осёл, сделал вывод я. А с другой стороны, не козёл же. Однако вывод, сделанный мной в течение этого часа, не придал мне спокойствия. Осёл – это мое внутреннее состояние или только внешнее? Вопросы росли в геометрической прогрессии, превращаясь в снежный ком моего недоумения и негодования. Доставая из колодца ведро, чтобы немного хлебнуть воды и остудиться, я глянул вниз и увидел страшную рогатую рожу, которая погрозила мне пальчиком и подмигнула. Я разжал руки и выпустил тяжёлое ведро, которое, полетев в колодец, оборвало цепь.

– Дурак, – раздался голос из колодца, а эхо, переиначив сказанное, повторило:

– Осёл, осёл, осёл.

Я плюнул мимо колодца и рысцой побежал в дом. Там я растормошил Настю и спросил её, так ли это.

– Нет, конечно, – сонно пролепетала она и, закрыв глаза, плюхнулась на подушки, – ослик мой, – прошептала она, снова погрузившись в сон.

Всё утро я ходил мрачный и нервный. Хвост злился у меня в штанах, отстукивая дробь.

– Не переживай, – сказала за обедом Дуня, – вы, мужики, все одинаковые, ты не один такой. Тебе вообще повезло. В городе каждый второй с рогами да копытами.

Я благодарно взглянул на Дуню и перевёл взор на жену. Вот спасибо, ведьма. Значит, мы, мужики, страдаем из-за таких, как моя жена, которые делают нас козлами, ослами и даже петухами. А с другой стороны, мы тоже не остаёмся в долгу: и коровы они у нас, и лошади, и змеи, и рыбы. От этой мысли стало легче и за себя, и за мужскую часть человечества.

– А дети наши кто? – вдруг вспомнил я о близнецах.

– Они ещё просто дети, – сказала жена и положила мне на тарелку две котлетки.

Я взял одну котлету, подозвал к столу Ваську и, бросая ее на пол, с пафосом сказал:

– КУШАЙ, БРАТ, А ТО КТО О ТЕБЕ ЕЩЁ ПОЗАБОТИТСЯ, КАК НЕ БЛИЖНИЙ ПО КРОВИ И СУТИ.

Кот признательно зыркнул на меня и вцепился зубами в котлету. Может быть, подумалось вдруг, когда я стану окончательным ослом и не смогу больше постоять за себя, такой же собрат по несчастью протянет мне руку помощи, снимет с моей натруженной спины непосильную ношу и принесет охапочку сена, чем вернёт мне силы к ослиному существованию, называемому семейная жизнь.

Виктория Данилова
Спасение утопающих…

«Спасение утопающих – дело рук самих утопающих» – есть ли в этой фразе истина? Случай со мной произошёл в далеком 2005 году, когда я работала барменом в местном заведении. Расстояние от места жительства до моей работы было небольшим, приблизительно километра три-четыре. Путь мой пролегал сначала по некогда оживлённой, а теперь малолюдной дороге, потом по тропе вдоль ручья, заросшего кустарниками. Обычно здесь стояли дальнобойщики, так как рядом находились складские помещения. После надо было перейти железнодорожные пути и спуститься по небольшой лестнице на узкую дорожку, которая пролегала перпендикулярно автомобильному мосту вдоль речки, потом опять подняться по ступенькам и, наконец, выйти на трассу. А далее по пешеходному тротуару благополучно дойти до места работы.

Работали мы до десяти вечера, бывало, конечно, что и задерживались. В тот вечер именно так и было. Закрыв наше питейное заведение около полуночи, я направилась по описанному выше маршруту в обратном направлении. Ночь была тихой и тёмной. Кроме звезд на небосводе и отдельных фонарей, которые светили через один, а может даже реже, более ничего дорогу не освещало. Вот уже скоро закончится тротуар, и мне нужно спуститься рядом с мостом и повернуть на узкую тропу. Проходя мимо остановки, расположенной на противоположной стороне дороги, боковым зрением увидела, что в ней сидит мужчина. В мою голову закрались не очень хорошие мысли, холодок пробежал по спине. Человек резко встал и начал переходить дорогу по направлению ко мне. Рядом с мостом я рванула вниз к тропе. «Хоть бы успеть пробежать эту тропку и выйти на железнодорожные пути, ведь там горит спасительный свет, наверняка маньяк испугается освещенного участка», – мозг пытался просчитать варианты спасения. Клеймо маньяка незнакомцу я повесила, когда он еще сидел на остановке и никого не трогал. По-моему мнению, в это время навряд ли кто-то нормальный будет сидеть и ждать автобуса. «ДЭвушка! Стойте», – крикнул незнакомец, я ускорила шаг. Тропа в десять метров мне казалась километровой дистанцией, которую я никак не могла преодолеть. Оказывается, не только время может бежать, когда ты счастлив, или замедляться в ожидании чего-нибудь, но и расстояния, при определенных обстоятельствах, также могут уменьшаться или растягиваться на километры. И вот я где-то на середине тропы. Слева от меня речка, справа заросли неизвестного мне кустарника, сзади меня догоняет маньяк. Только впереди этот дающий надежду свет прожекторов. Вариантов для спасения немного.

В этот момент мужчина хватает меня за руку и пытается остановить, при этом громко говоря – «Куда ты спешЫшь красавЫца, стой!». В это момент мой мозг перебрал все спасительные варианты и, ничего лучшего не изобретя, заставил меня выкрикнуть: «К мужу спешу!». Хватаю его за руку и начинаю тащить за собой к свету. Маньяк, видимо, сначала опешил, поэтому пошел за мной, не сопротивляясь. Этого времени мне хватило, чтобы вытащить его на железнодорожные пути. «А где твой муж?», – спросил маньяк. «А вон там, где большие машины, ждёт меня. Пошли, познакомлю», – и начинаю ещё с большим усердием тащить его за собой. Даже не знаю, кто в этой ситуации испугался больше, я от своей смелости или этот несчастный малый. Он наверняка представил моего не существующего мужа большим таким мужиком, похожим на огромного медведя. Зачастую дальнобойщики – закаленные, сильные мужчины. Он начал пятиться, но не тут-то было «Куда ты? Не бойся, тебя никто не обидит, сейчас познакомлю с мужем, ты же хотел сегодня с кем-нибудь познакомиться, тут такой шанс», – не унималась я, всё так же крепко держа его руку. Но так как он всё-таки был сильнее меня, ему удалось вырваться из моих цепких рук. Так быстро от меня не убегал ещё ни один мужчина. Я стояла под светом прожекторов и смотрела вслед этому несчастному. Он плохо знал эту тропку, так как в кромешной тьме, оступившись, он сначала завалился в кусты, потом упал в речку. Преодолев эти барьеры на десятиметровом участке, он убежал в неизвестном направлении. Мне даже стало его немного жаль. Возможно, он вовсе и не был маньяком, но, к моему счастью, мне этого так и не удалось узнать.

Владимир Беляев
Прохожий

Была Страстная суббота, я изнемогал от страстей.

Две недели назад жена попросила меня очистить помещение, и я временно мыкался на матрасике у родителей.

С головой происходило что-то совсем нехорошее. То бросало в жар, то хотелось пойти укусить первого встречного, то обнять какую-нибудь тумбочку и разрыдаться.

Наступил вечер, стемнело, я отправился на воздух. Требовалось побыть одному. Родители жили на горе, на улице Звёздной, 120—140 метров над морем. И я стал гулять по горе. Когда гора кончилась, я перебрался на другую гору, на улицу Адмирала Макарова. Она нравилась мне своим безлюдьем.

Обычно в такие прогулки я брал большую бутылку пива и на ходу отхлёбывал, но в этот раз почему-то не взял. И хорошо.

Улица с частными домами шла прямо по горному хребту. Дальше она выходила на пятачок с несколькими многоэтажками. В одной из них пять лет назад мы с женой снимали квартиру. Я тысячу раз возвращался по этой улице домой. А сейчас мне некуда было возвращаться.

Я чувствовал себя глупым купальщиком, который пытается дважды войти в одну реку. Резиновая шапочка съехала набок, кожа на ветру покрылась пупырышками, а этот голый дурень всё пробует пальцами ноги ледяную воду, всё надеется, что она станет теплее, и в неё можно будет влезть.

– Остановитесь! – услышал я вдруг решительный голос. – Подойдите сюда!

На другой стороне дороги, под фонарём, стоял мужчина в пиджаке. Я удивился и подошёл.

– Что вы здесь делаете? – спросил мужчина.

Он был на полторы головы ниже меня, по возрасту – в районе пятидесяти лет.

– Гуляю, – сказал я. – Здрасте.

Мужчина пристально смотрел мне в глаза. И молчал.

– На сон грядущий воздухом подышать вышел, – пояснил я.

– На сон грядущий, говоришь, – тихо повторил коротышка и вдруг отчаянно взвизгнул: – Следуйте за мной! И не вздумайте бежать!

Если бы не моя глубокая погружённость в детали семейного разлада, я бы, наверное, запротестовал и даже выказал агрессию. Но сейчас мной владело некоторое безразличие к внешним обстоятельствам.

– Куда следовать-то? – поинтересовался я.

– К тому дому, – указал он пальцем на четырёхэтажное здание, бывшее общежитие машиностроительного завода имени XI годовщины Октября.

Минуту мы шли молча. «Участковый, наверное, – подумал я. – Пиджачишко задрипанный. Голос мерзкий. Привык с шушерой общаться. Точно участковый. Капитанишко сраный».

Но коротышка был вовсе не капитанишко сраный и вообще никакой не милицейский.

У него зазвонил телефон.

– Да, Зина! Менты едут? Наконец! Хорошо! Я тут одного деятеля задержал. Подозрительный. Здоровый такой. Марина как себя чувствует, успокоилась? Скажи ей, сейчас устроим опознание. Пусть будет готова.

«Во влип!» – подумал я. Действительно, вид у меня был если и не подозрительный, то точно не шибко интеллигентный: тренировочные штаны с неспортивными ботинками, старая кожаная куртка и шапочка-пидорка. И еще я с горя несколько дней не брился.

– Я тут раньше жил, несколько лет назад, в сорок первом доме, – сказал я коротышке. – Меня многие знают. Спросите.

– Спросим, обязательно спросим, – процедил сквозь зубы липовый капитан.

– А вы, кажется, в общаге на третьем этаже живете, – добавил я, но он не отреагировал.

Мы уже подошли к многоэтажкам. Вон на той скамейке я пил пиво, пока мой трёхлетний сын ковырялся в песочнице. В этот магазин ходил за куревом и хлебом (остальное там было дорого из-за удалённости). На этом турнике подтягивался по утрам одно время – пару месяцев, когда вдруг решил стать суперменом…

– Вы уже догадываетесь, что случилось? – спросил мужчина.

Сама постановка вопроса была обнадеживающей. Наверное, до коротышки наконец дошло, что я не совсем тот, кто ему нужен.

– Догадываюсь, – ответил я. – Только что произошло изнасилование.

– Нет! – взвизгнул мой низкорослый конвоир. – Не изнасилование! Изнасилования не было!

– Не было, так не было, – согласился я. – Ну и прекрасно.

– У моей дочери из рук вырвали сумку и содрали с неё шубу! Какой-то мерзавец! Попадись он мне только! Мразь! Изувечу!

Я подумал, что шуба, видимо, очень шла дочурке, раз она надела её в тринадцать градусов тепла. Но вслух не сказал, чтоб не расстраивать человека лишний раз.

Мы стояли у детской песочницы. К дому уже подъезжала ментовская «девятка». Благородный отец пострадавшей девицы начал махать им руками.

Двое ментов вышли наружу. Один щекастый, другой с беличьей мордочкой, оба в форме.

– Что тут у нас произошло? – спросил щекастый, потирая рукой поясницу.

– Дочку ограбили по дороге с работы, – ответил благородный отец. – Шубу и сумку. Она сейчас спустится…

– Этот, что ли, ограбил? – указал на меня щекастый.

– Да нет, – махнул рукой благородный отец. – Этот случайно тут оказался.

– Жаль, – сказала беличья мордочка. – Может быть, всё-таки, он? Что-то он мне не нравится. Где потерпевшая? Она его уже видела?

– Сейчас потороплю, – сказал благородный отец и стал набирать номер.

Минуту спустя на крыльце дома показались две женские фигуры: тонкая изящная дева в джинсах и свитерке и дородная дама в халате.

– Поймали! – обрадовалась дама в халате.

– Да это не он, – как-то безучастно проговорил благородный отец.

– А ты откуда знаешь? Доча, это он?

– Нет, – покачала головой дева. – Тот был, кажется, худой и ниже ростом. И без шапки.

– А пусть снимет шапку, – предложила беличья мордочка.

Я стянул с головы вязаную шапку.

– Ну? – с надеждой спросила мамаша?

– Так – вообще ни капельки не похож, – обиженно ответила дева и отвернулась.

– Извините, – сказал мне благородный отец. – Ошибся. Сами понимаете. Перенервничал.

– Ничего, бывает, – великодушно ответил я.

Щекастый и беличья мордочка полистали мой паспорт, переписали на бумажку фамилию с пропиской и сказали, что я могу топать домой.

– А что, – говорила беличья мордочка, когда я уже почти уходил, – грабитель, сто пудов, сумку бросил, а деньги из нее вытащил. А сам с пальтом вниз побежал. По тропинке – тут их много. Для грабежа место шикарное. А сумка валяется. Надо походить, поискать.

И я поспешил от этого шикарного места. Я уже дошел туда, где гора с улицей адмирала Макарова переходит в гору с улицей Звёздной, когда услышал: «Тормози, командир!»

Передо мной стоял милицейский «Газик». Опять менты. Из машины высовывался усатый в штатском.

– Куда идёшь? – спросил он.

– Вы, наверное, на ограбление едете? – зачем-то начал я показывать свою осведомленность.

– Какое-такое ограбление? – прищурился усатый.

– Ну, какое… С девушки содрали шубу.

– Ну-ка, ну-ка? – удивился усатый. – И что?

– Да ничего. Меня уже допросили и отпустили. Ваши коллеги.

– Так это ты шубу взял? А зачем?

– Да нет, не я. Тот, кто взял, наверное, вниз побежал. С горки – на Грознефть. Чего ему тут гулять? Не я это был!

– А чего же ты тогда не побежал вместе с ним? – спросил другой голос из машины, с водительского сидения.

– А я гуляю, – ответил я. – Мне и так хорошо.

– Так, – сказал усатый. – Ничего не понял. Что будем с ним делать?

– С собой возьмём, – ответил напарник-водитель. – Уж больно много знает. Подозрительно. Залазь, парень, на заднее сидение.

Делать было нечего. Я полез в машину. Через пару минут мы затормозили у песочницы. Первые менты уже уехали. Причем мы их не встретили: там две параллельных дороги, одна широкая, другая узенькая, мы приехали по широкой, они уехали по узенькой. Семья потерпевшей девы, видимо, вернулась домой.

– Ну и что делать? – спросил усатый. – Почему не встречают? Где тут кто, куда нам податься?

Его коллега, сидевший за рулём, пожал плечами.

– А телефон ты их не записывал? – снова спросил усатый.

– Нет, а ты?

– Они на третьем этаже живут, – вмешался я. – Вон их окна. Посигнальте – они выглянут. Люди ждут, волнуются.

– Грамотный задержанный, хорошо, что мы его взяли, – сказал водитель и дважды нажал клаксон.

В одном из горящих окон тут же показалась фигура благородного отца, помахала нам рукой и исчезла.

– Сейчас прибегут, – сказал водитель, опустил стекло и стал закуривать.

Усатый включил свет в салоне и, разложив на коленях папку, начал перебирать бумаги.

– А зачем на одно преступление приезжают две машины? – решился спросить я.

– Так то пэпээсники, наверное, – объяснил курящий водитель. – А мы уголовный розыск

Из подъезда вышла давешняя троица. Впереди решительно шагал благородный отец. Он приблизился к машине, заглянул внутрь и встретился глазами со мной.

– Свои, – сказал я и помахал ему рукой.

Лицо благородного отца вытянулось.

– Вылезай, – велел мне усатый.

– Я же говорила, что это он! – заверещала мамаша. – А ты мне не верил!

– Да не он это! – крикнула стройная дева, хватаясь обеими руками за голову. – Не он! Тот худой был и лысый, а этот в шапке!

– А ты внимательней посмотри! – орала мама – Пусть он шапку снимет. Может быть, узнаешь.

Я стянул шапку. Благородный отец начал объяснять усатому менту детали происшествия.

Еще через полчаса мне сказали, что я свободен.

– Ну не ходите, не ходите вы здесь! – крикнул мне на прощанье благородный отец.

«Странная просьба», – подумал я.

Я возвращался с твердой уверенностью, что в том месте, где меня взяли второй раз, снова встретятся менты. Иногда случаются такие приступы ясновиденья. Когда уверен: будет так и так, и никак иначе. А спроси почему – чёрт его знает. Наитие какое-то. Редко, но бывает.

И когда в том месте из темноты вынырнула милицейская машина и оттуда послышался голос: «Далеко собрался, уважаемый?», я даже испытал что-то вроде облегчения: не подвело чутьё.

Не дожидаясь приглашений, я открыл заднюю дверцу и плюхнулся на сиденье. Кроме водителя, в машине никого не было. Я протянул ему свой паспорт со словами.

– Я не грабитель. Потерпевшая уже дважды это подтвердила.

Мент взял паспорт и стал листать.

– А тебе тут что, такси, что ли? – спросил он. – Расселся. Пересядь вперёд. Ещё шарахнешь чем-нибудь тяжёлым по голове.

Мы поехали к общежитию, по пути я вводил мента в курс дела. Он был не пэпээсником и не из уголовки, а участковым. Вышла какая-то накладка.

– Посигнальте, – посоветовал я участковому, когда мы остановились у песочницы. – Они сейчас спустятся.

Благородный отец, увидев меня, беззвучно выматерился.

– Я же просил вас не ходить здесь больше, – прошептал он.

– Не, ну ты гля! – сказала мамаша. – Не дойдёт сегодня паренёк до дому. Доча, а может, всё-таки он? Глянь внимательно.

Стройная дева, цокнув языком, закатила глаза вверх и ничего не ответила.

…Домой я всё-таки в тот вечер добрался. «Вот такой смешной случай, – думал я, лежа на матрасике. – Можно будет друзей за бутылкой веселить».

А ещё я думал: « А вдруг у них там опять что-то запутается, и они снова меня схватят. Среди ночи приедут. Адрес у них есть. Надо же вора предъявить. И будет совсем весело».

И мне стало весело. От всех этих дурацких ограблений, мечущихся потерпевших и уставших ментов. И от того, что я на свободе и лежу себе на матрасике.

А завтра ещё Пасха. Все будут говорить «Христос воскрес!», а я буду отвечать: «Спасибо, я атеист».