Текст книги "Гроздь рябиновых ягод. Роман"

Глава 23. Малмыж

Уже стемнело, когда совершенно окоченевшая Настя разыскала нужный дом на окраине деревни. Хозяйкой небольшого, в три окошка, дома оказалась женщина немногим старше Насти. Она неохотно впустила незнакомку в дом, и лицо ее все больше мрачнело по мере того, как она читала письмо. А Настя тем временем оглядывала комнату, в которой очутилась. Обстановка была небогатой, но какой-то городской. Больше всего ее поразил большой книжный шкаф, стоявший в красном углу. За стеклянными дверцами поблескивали золотым тиснением корешки книг. Такого Настя ни в одном доме не видывала.

– Ну, вот что… как вас? Настя? Вот что, Настя, постояльцев мы не держим, самим тесно. Но раз уж родня так за вас просит, я пущу вас. Но только на первое время, пока вы не найдете себе другое пристанище.

Настя была и этому рада, лишь бы не оказаться в мороз на улице. Ей отвели закуток за печкой: лежанка да тумбочка, вот и вся обстановка. Зато тепло.

Хозяйка, Вера Ивановна, была местной учительницей. Овдовев в гражданскую войну, она с двумя дочерьми перебралась из голодной Елабуги в деревню, в этот доставшийся ей по наследству дом, да и прижилась здесь. Пригодилось и ее гимназическое образование.

Настя заплатила за постой за месяц вперед. Денег у нее осталось совсем мало, нужно было срочно найти хоть какую-то работу. Каждый день с утра пораньше отправлялась она в Малмыж, стучалась чуть не в каждый дом, но безрезультатно. Зимой огородов не копают и окон не моют. Редкие случайные заработки не спасали ситуацию. Настя потеряла покой и сон.

Как-то в один из таких отчаянных дней, вернувшись в свое временное пристанище, Настя обнаружила пятнадцатилетнюю Марусю, младшую дочку хозяйки, сидящей на полу перед разложенными лоскутами. Девочка задумала смастерить себе обновку из платья старшей сестры, но дело оказалось труднее, чем она думала. Настя взялась ей помогать, и к приходу Веры Ивановны новое платье было почти готово, благо, в доме нашлась швейная машинка. Хозяйка с удивлением разглядывала обновку дочери.

– Так ты, Настя, умеешь хорошо шить? Что же ты молчала?

Открыла сундук, порывшись, достала несколько отрезов.

– Вот, дочкам на обновки берегу, а сшить некому. Знаешь, что? Хватит тебе по морозу без толку ходить, возьмись нам шить, а я с тебя за прожитье да за стол денег брать не буду. Согласна?

Не веря своей долгожданной удаче, Настя молча кивнула. Горло перехватило, на глаза навернулись слезы – неужели судьба, наконец, повернулась к ней лицом?!

С этого дня у нее началась другая жизнь. Больше не надо было обивать чужие пороги в поисках заработка, она занималась любимым делом, не думая о куске хлеба. Дважды в неделю ходила в детский дом проведать детей. По воскресеньям, если было не слишком морозно, брала их на прогулку по парку или по берегу реки.

Узнав, что в деревне появилась своя портниха, к Насте потянулись соседки: кому мужнин пиджак перелицевать, кому юбку сшить, кому детскую одежку справить. Рассчитывались, в основном, продуктами – с деньгами в деревне было небогато. Кто десяток яиц принесет, кто кринку молока, кто мучицы – и уж кто кого кормил, Вера Ивановна Настю, или Настя ее семью, не разберешь. Теперь Настя могла и детей гостинцем побаловать. Жизнь потихоньку стала налаживаться.

Между тем приближались новогодние праздники. Подготовка к ним в детском доме началась загодя. В учебной комнате, где обычно дети делали уроки, царила веселая суета. Одни раскрашивали разноцветной гуашью листы бумаги, другие резали их на полоски, клеили длинные цепочки-гирлянды и фонарики, третьи вырезали из бумажных салфеток снежинки и с помощью куска мыла крепили их на стекла и стены. Девочки нанизывали кусочки ваты на нитки, потом привязывали нитки к длинному шпагату, который воспитатели натягивали под высоким потолком. Получалось, будто с потолка крупными хлопьями падает снег.

В последний предновогодний день учеников отпустили из школы рано. Нина с Лизой возвращались в детдом вприпрыжку. Радовало все: и начинающиеся каникулы, и пятерки-четверки в дневниках, и предстоящий праздник, и искристый снег. Дорогой обсуждали, придет ли на елку Дед Мороз и будут ли подарки. Но хорошее настроение тут же улетучилось, стоило только девочкам войти во двор. Несколько мальчишек пинали шапку, словно футбольный мяч, а между ними метался плачущий Веночка с непокрытой головой.

Сестры, не сговариваясь, налетели на обидчиков. Завязалась потасовка, в ход пошли холщовые сумки с учебниками. Мальчишек было больше, Нину сбили с ног, крепкая рука вдавила ее лицом в снежный наст, Нина отчаянно барахталась, пытаясь вырваться. Вдруг ее отпустили, чьи-то руки поставили на ноги. Нина увидела улепетывающих в разные стороны мальчишек. Перед ней стоял незнакомый парнишка года на два постарше. Серые глаза смотрели сочувственно.

– Эк тебе все лицо расцарапали, паршивцы. Тебя как зовут?

– Нина… Нина Халевина.

– А меня Вовка Проскуряков. Ежели тебя кто впредь обидит, мне скажи, я ему голову носом назад поверну.

Поднял злосчастную шапку Веночки, нахлобучил ему на голову.

– И тебя в обиду не дам, так и скажи, коль еще полезут.

Натянул собственную свалившуюся в драке шапку на светлую коротко стриженную голову, подхватил свою сумку и ушел, беззаботно насвистывая.

– А я? За меня ты тоже будешь заступаться? – крикнула ему вслед Лиза.

Вовка оглянулся, весело помахав им рукой.

– Вот это да! Вот это парень! – Лиза шмыгала носом, размазывая замерзшей ладошкой тоненькую струйку крови.

Веночке, как самому маленькому, приходилось в детдоме труднее всех, мальчишки постарше часто обижали его, демонстрируя собственную лихость. Потеряв свои шнурки, носки, полотенце, без зазрения совести отбирали их у малыша. Сестры, обнаружив в очередной раз братишку в ботинках без шнурков, на босу ногу, пытались найти обидчиков, да без толку. После этой стычки Веночке жить стало легче, Вовку Проскурякова мальчишки уважали и побаивались.

В коридоре девчоночьего корпуса красовалась пушистая елка, наполняя хвойным духом все помещение. Вокруг нее царила веселая предпраздничная кутерьма. Кто-то развешивал последние украшения, кто-то растягивал на стене кумачовый плакат, кто-то устанавливал патефон, принесенный по такому случаю из кабинета заведующей. В учебной комнате шла последняя репетиция гимнастов, готовящихся показать «пирамиду», рядом пионервожатая повторяла с малышами декламацию стихотворения.

Праздничная суета захватила и Нину с Лизой. Позабыв о недавней драке, девочки взялись готовить свои костюмы. В концерте они должны были танцевать лезгинку. Им дали два новых черных халата, предназначенных для уборщицы. Чтобы они стали похожи на черкески, девочки пришили к ним бумажные газыри, подпоясали мальчишечьими ремешками, к ним прицепили картонные кинжалы. Для пущей убедительности угольком нарисовали себе усы. Это был их первый настоящий Новогодний праздник, с Дедом Морозом, подарками, выступлениями, и они волновались.

После торжественной линейки начался концерт. Лезгинку проводили дружными аплодисментами. Радость девчушек омрачало только то, что мама не видит их триумф, посещения родственников в этот день были запрещены. После «пирамиды» гимнастов пришел, наконец, Дед Мороз. Из-под обшитой ватой кумачовой шапки смотрели такие знакомые молодые и веселые глаза. Веночка недоуменно оглянулся на сестер:

– Так это же… наш воспитатель… Тимофеевич…

И тут же забыл о своем маленьком разочаровании, потому что «Дед Мороз» раскрыл свой мешок и начал одаривать ребятишек. Каждому досталось по румяному яблоку и по настоящей шоколадной конфете в ярком фантике. Праздник закончился хороводом. Взявшись за руки, детдомовцы дружно пели:

Мы дети заводов и пашен,

И наша дорога ясна.

За детство счастливое наше —

Спасибо, родная страна!

И они искренне верили, что детство у них действительно счастливое. А другого-то они не знали…

Шли дни. Солнечный, морозный январь сменился вьюжным, пасмурным февралем. Отношения между Верой Ивановной и Настей с каждым днем становились все более теплыми. Вечерами, закончив все дела, хозяйка освобождала кухонный стол, ставила на него керосиновую лампу и миску с сушеными яблоками, доставала из шкафа книгу и погружалась в чтение. Насте это было удивительно. Однажды, выйдя на кухню попить воды, она присела за стол.

– И чего тебе, Вериванна, не спится ночами? Керосин, опять же жжешь. Неужто так интересно?

– Еще как интересно, Настьюшка. А хочешь, я и тебе дам книжку почитать?

Настя неуверенно пожала плечами, а хозяйка уже рылась в шкафу.

– Вот, прочти-ка для начала, – положила перед ней тоненькую книжку.

Настя открыла наугад:

В полном разгаре страда деревенская…

Доля ты! – русская долюшка женская!

Вряд ли труднее сыскать…

Дочитала стих, потрясенно подняла глаза на хозяйку:

– Это кто так про жизнь нашу написал?

– Некрасов, большой поэт. Понравилось? Ты читай, читай, – улыбнулась та.

Настя перевернула страницы:

Однажды, в студеную зимнюю пору,

Я из лесу вышел; был сильный мороз.

Гляжу, поднимается медленно в гору

Лошадка, везущая хворосту воз…

Забыв обо всем, Настя читала и читала, пока Вера Ивановна не захлопнула свою книгу.

– Ну, хватит на сегодня, пора спать, завтра дочитаем.

С тех пор так и повелось. Закончив дневные дела, усаживались они вдвоем под лампой с книгами.

В маленьком домике на окраине затерянной в северных лесах деревушки перед Настей открылся новый мир, необъятный и прекрасный. Мир, в котором царили справедливость, разум и любовь, а добро побеждало зло. Мир, полный приключений и надежд… Жизнь ее изменилась, наполнилась новым смыслом. Днем руки привычно делали знакомую работу, ноги шагали по нахоженной дороге меж заснеженных елей в Малмыж, а мысли следовали за героями книг. То она вместе с чистой сердцем гувернанткой разгадывала тайны английского поместья, то вместе с узником обдумывала план побега из мрачных казематов замка Иф, то с цыганкой-танцовщицей страдала от любви к блестящему офицеру. Весь день Настя ждала вечера, того момента, когда, открывая том, она словно распахивала дверь в иную реальность и забывала о своих проблемах и невзгодах. Книга стала ее другом и спасением на всю оставшуюся жизнь.

Однажды Вера Ивановна положила перед ней сказки Андерсена. Едва начав читать, Настя спросила:

– А можно я возьму книжку в детский дом, почитать детям?

– Бери, конечно, только не потеряй.

В воскресенье, устроившись со своими ребятишками у окошка учебной комнаты, Настя стала им читать «Снежную королеву». Лиза с Веной вначале вертелись, толкались, но вскоре притихли, сказочная история захватила их внимание. Когда чтица, устав, захлопнула книгу, оказалось, что вокруг них собралась целая компания. В следующее воскресенье Настю ждали не только ее дети. Круглолицая девочка с растрепанными косичками дернула ее за рукав:

– Тетя Настя, а сегодня будет сказка?

В разгар чтения в учебную комнату заглянула Александра Карловна.

– Что здесь происходит? Что за собрание?

Подошла, взяла из рук Насти книгу, глянула на обложку, перелистнула страницы.

– Сказки читаете? Можно, я тоже послушаю?

Настя кивнула, продолжила читать, от смущения спотыкаясь на каждом слове. Но вскоре, увлекшись историей, забыла о заведующей. Та, послушав немного, тихонько встала и вышла, прикрыв за собой дверь, с озадаченным лицом вернулась в свой кабинет.

Так прошла еще одна суровая зима.

Глава 24. Вовка и другие

Апрельский вечер подкрался тихонько, словно на кошачьих лапках. На фоне нежно-алого заката четко вырисовывались островерхие силуэты темных елей. Легкий ветерок доносил из леса едва уловимый аромат набухших почек, обещая скорое торжество тепла.

Настя последний раз провела скомканной газетой по только что домытому стеклу и собралась закрыть окно, как вдруг ее внимание привлекла маленькая фигурка, бегущая по дороге из Малмыжа. Пригляделась, и наскоро набросив на плечи платок, сунув ноги в калоши, выбежала из дома на дорогу.

– Ниночка, дочка, что случилось? Что-то с Лизой? С Веночкой?

Запыхавшаяся девочка кинулась к ней на шею.

– Нет, мамочка, с нами все в порядке. Я за тобой. Ворона… ой, то есть Александра Карловна, послала меня за тобой. Она на работу тебя хочет взять! Она сказала, чтобы я завтра за тобой сходила, ну а я не стала ждать до завтра, а то пока сюда, пока с тобой обратно, а она вдруг уйдет, не успеем… я сразу и побежала. А дорогой смеркаться стало, я и испугалась, что стемнеет. Дорогу-то я не очень хорошо помню, вот и бежала. Уф, успела дотемна!

Спать мама и дочка легли вместе, впервые за долгое время. Девочка, уютно устроившись под теплым маминым боком, хотела пошептаться, но уснула на полуслове, набегалась за день. А Насте не спалось. Она вдыхала родной аромат дочкиных волос, тихонько похлопывала по худенькому плечику и беззвучно молилась извечной материнской молитвой, прося у Бога здоровья своим детям. Потом мысли ее обратились к предстоящим переменам. Сон сморил только под утро.

На следующий день принаряженная Настя, волнуясь, вошла в кабинет заведующей детским домом. Та встретила ее приветливо, и через пятнадцать минут Настя вышла из кабинета уже помощником повара. Впервые в жизни у нее появилась настоящая работа и трудовая книжка. Она не верила своей удаче! Но возникла и проблема. Рабочий день должен был начинаться в шесть утра, чтобы вовремя попасть на работу, надо выходить из дома еще ночью, идти одной через темный лес. А страшно!

Но и эта проблема решилась неожиданно легко. Стеша, посудомойка, предложила Насте поселиться у нее.

– Мы с матушкой тутока рядышком живем, места хватит, а лишняя копейка не помешает. Да я недорого возьму. Опять же, где по хозяйству поможешь… на работу спозаранок вдвоем веселей бежать.

В тот же день Настя собрала пожитки и попрощалась с Верой Ивановной и с ее дочками. Обнялись расставаясь.

– Ну, что ж, с богом, дорогая! Нам тебя будет не хватать, Настюша. С кем теперь вечерять за книжкой буду? А в деревне-то как бабы наши расстроятся! Портниха уехала. Ты уж нас не забывай, навещай хоть изредка. А это тебе от меня на память, – учительница протянула ей книгу. На обложке значилось С. Есенин. «Собрание стихотворений».

Работы на кухне хватало, воспитанников в детдоме было более двухсот. Настя старалась все успеть, день-деньской на ногах, детей своих видела только в столовой, да зато каждый день. Где лишнюю булочку сунет, где компота добавки нальет, об учебе спросит, мимоходом по головке погладит, к себе прижмет – вот и радость. Вечером, после ужина, возвращалась в Стешин дом уставшая. А там ее ждали домашние дела. Как-то так само получилось, что большая их часть легла на ее плечи. И уж Стеша по-хозяйски покрикивала, ежели что не по ее. На работе тихая и услужливая, дома она преображалась в ворчливую и жадную тетку. Настя терпела и только с грустью вспоминала уютные вечера над книгой в доме Веры Ивановны.

Меж тем весна брызнула свежей зеленью молодых листочков, закружила головы острым запахом тополиных почек, из поселкового парка потянуло тонким ароматом черемухи. Собственно то, что местные жители гордо именовали парком, на самом деле было довольно запущенным, заросшим сквером. Из развлечений в парке была деревянная эстрада, где по праздникам играл духовой оркестр пожарной дружины, да парашютная вышка ОСОАВИАХИМ – высоченное сооружение. Прыжки с вышки с парашютом были модным развлечением среди спортивной молодежи.

Нина, Лиза, Васса и Нюра, как обычно, веселой гурьбой возвращались из школы. Идти было недалеко, достаточно пересечь парк, перейти дорогу – и вот он, детский дом. Около парашютной вышки стояла, задрав головы, безмолвная толпа. Лиза ойкнула, дернула сестру за рукав, показывая вверх. Нина глянула, и сердечко замерло в груди. На самом верху по длинной балке, к которой крепился парашют, раскинув руки, медленно шел Вовка Проскуряков. Вот он дошел до конца стрелы, остановился. Дальше ему необходимо повернуться. Но как?!

– Сейчас сорвется… – выдохнул кто-то в толпе. Сестры зажмурились, вцепившись друг в друга. Время, казалось, остановилось, медленно текли секунды. По толпе пронесся вздох облегчения. Девочки осторожно открыли глаза. Вовка уже шел обратно к площадке вышки. Еще несколько бесконечных минут, и вот он ухватился рукой за ограждение, спрыгнул на площадку. Толпа выдохнула.

Через газон к вышке бежали двое мужчин, один из них в милицейской форме, другой в дворницком фартуке. Рыжий парень лет пятнадцати кинулся было наутек, но сразу несколько человек вцепились в него:

– Куда?! А ну сымай часы, как обещал. Проспорил – отдавай. Ишь, хитрован какой! Парень нехотя расстегнул ремешок настоящих командирских наручных часов, протянул их спустившемуся с вышки Вовке:

– Забирай. Отцовские…

Тот схватил часы, ловко увернулся от подбежавшего милиционера, перемахнул через ограду, и только пятки замелькали.

Вечера сестры часто проводили в читальном зале детдомовской библиотеки. Лиза любила листать подшивку журналов «Мурзилка», а Нина предпочитала читать книжки. У нее было свое любимое местечко около дальнего окна, откуда виднелся берег реки и заречные зеленые дали. Вот и в этот вечер она устроилась в своем уголке с книжкой и целиком погрузилась в горькую историю бедняжки Козетты. От жалости к сиротке на глаза наворачивались слезы. Она вздрогнула, когда над ней раздался знакомый голос:

– Ты чего ревешь?

Рядом, опираясь на подоконник, стоял Вовка.

– Да так… история жалостливая.

– Гляди какие! Настоящие, командирские! На спор выиграл, – парнишка покрутил перед ее глазами запястьем с часами.

– Да мы видели… Ты, Вовка, совсем с ума спятил? А если бы сорвался с вышки?

– Но ведь не сорвался, – засмеялся тот. – А если бы сорвался, ты бы обо мне плакала?

– Дурак!

Немного помолчали, глядя в сумерки за окном. Издалека, со стороны, где Шошма впадает в судоходную Вятку, донесся гудок парохода.

– Знаешь, я, когда вырасту, капитаном стану…

– А где на капитанов учат?

– Сначала лоцманскую школу закончу, тут, в Малмыже, а там уж подскажут, куда дальше.

– Так ты осенью уже туда пойдешь учиться? Уходишь из детдома?

– Ну, да. В нашем детдоме только до шестого класса живут, потом по другим детдомам распределяют. Лучше уж сразу в лоцманскую школу.

– А ты к нам в гости приходить будешь?

– Конечно, куда я денусь?

И снова замолчали, думая каждый о своем.

Забегая вперед в своем повествовании, расскажу такую историю. Дело было ненастным ноябрьским днем в небольшом приморском городке, спустя несколько лет после Великой Отечественной войны. Молодая учительница биологии Нина Георгиевна просматривала в учительской кем-то забытую местную газету. На глаза ей попалась заметка о том, что в бухте укрылся от шторма сухогруз «Черноморец». Капитан корабля – герой войны Проскуряков В. И. Корабль простоит на рейде до окончания шторма.

Нина подошла к окну, из которого хорошо просматривалась вся бухта. Небо еще было затянуто тучами, но горизонт уже чист, и солнечные лучи пробивались сквозь пелену. В этих лучах неспешно разворачивался к выходу из бухты большой корабль.

– Счастливого плавания тебе, Вовка! – чуть слышно шепнула она.

Но вернемся вновь в довоенный тридцать пятый год.

Начались летние каникулы. В теплый солнечный денек стайка девочек вместе с воспитательницей отправилась на берег Шошмы. Хотели посидеть на бережку, побегать по мелководью, но в тени ракит оказалось много комарья. Визжа и отмахиваясь от кусачих насекомых, все побежали на пригорок, подальше от воды. Проселочная дорога огибала территорию ремонтно-механического завода. Рядом на обнесенной колючей проволокой площадке начались какие-то строительные работы. Мужчины в одинаковых черных матерчатых шапочках и черной одежде с нарисованными белой краской номерами рыли землю. Вдоль забора ходил часовой с ружьем.

– А это кто? Почему на них номера? Почему часовой с ружьем? – девочки забросали вопросами воспитательницу.

– Пойдемте, пойдемте отсюда, нам не стоит здесь задерживаться. Это заключенные.

Воспитательница собирала детей, как наседка цыплят, уводя их подальше от опасного места. Но востроглазая Лиза вдруг дернула сестру за руку:

– Нина, смотри, это же наш Сергей Степанович, директор из Кизнера!

– Нет… не похож… он же старый, Сергей Степанович моложе…

Но вот заключенный остановился передохнуть, знакомым жестом провел рукой по лицу, словно умываясь.

– Точно, это он, – согласилась Нина.

Они хотели подойти к забору, окликнуть человека, который год назад спас их от голода, взяв в детский дом, но встревоженная воспитательница спешно увела их дальше по дороге.

После обеда девочки рассказали матери о происшествии. Настя разволновалась.

На следующий день она собрала узелок со своим обедом и, отпросившись на полчасика, побежала к заводу. Заключенные работали там, так же как вчера. Настя подошла к ограждению не со стороны дороги, а сбоку, там, где трактор прикрывал ее от часового. Увидев арестанта, похожего на Сергея Степановича, тоже засомневалась, он ли это, седой, худой, сгорбленный. Неужели человек может так измениться всего за шесть месяцев? На всякий случай, дождавшись, когда заключенный окажется поближе, окликнула его. Тот оглянулся, увидев Настю, растерялся, потом отвернулся:

– Обознались, гражданочка, – и, подхватив лопату, ушел к дальнему концу котлована.

Настя уже не сомневалась, что это был Сергей Степанович. Но почему он не захотел с ней поговорить? Позже она поняла, что бывший директор не хотел, чтобы она, Настя, видела его таким жалким, раздавленным судьбой. А может, боялся навлечь на нее неприятности.

Настя подсунула узелок с провизией под колючую проволоку, обдирая руки примостила его на камень, чтобы заключенные его увидели, и побрела обратно в столовую.

Между тем в лопухах за детдомовской столовой собрались почти все дети, привезенные из Кизнера, обсуждали новость. Дружно решили, что Сергею Степановичу нужно помочь, ведь многим он, по сути, заменил отца. Дети договорились делиться самым вкусным, что давали на обед, и по очереди относить гостинцы бывшему директору, все хотели его повидать, сказать что-то хорошее, чтобы ему не было так плохо. Решено – сделано. Настя помогала дочкам увязывать провизию, добавляя от себя то яичко, то шанежку, то огурчик. Дети по три-четыре человека ежедневно украдкой бегали к заводу, относя увесистые узелки.

От общения с детьми Сергей Степанович не смог отказаться. Он был очень рад их видеть и тронут до слез их заботой. Конвойный, узнав, в чем дело, разрешал передачи, забирая себе часть провизии, и позволял поговорить несколько минут, приглядывая со стороны за ними и за дорогой, чтобы ненароком самому не нарваться на неприятности. Остальные заключенные помалкивали, зная, что им тоже что-нибудь перепадет.

Сергей Степанович расспрашивал детей, как им живется, как они учатся, здоровы ли. Дети, желая порадовать его, охотно расписывали, как хорошо им в здешнем детдоме, гораздо лучше, чем в Кизнере, даже не догадываясь, что причиняют ему боль. Они не задавали себе вопрос, был ли Сергей Степанович действительно в чем-то виноват, просто дарили ему тепло, как когда-то он каждому из ребят. Как-то Сергей Степанович спросил Нину о маме, просил передать ей привет, но сказал, чтобы она сюда не приходила:

– Вам, деткам, ничего не сделают, а у нее могут быть неприятности.

Так продолжалось пару недель. Однажды, пролезая с узелком в дырку в заборе детдома, дети угодили прямо в руки Александры Карловны. Та заметила их шушуканье, ежедневные исчезновения и подкараулила заговорщиков. Узнав, что происходит, директриса строго-настрого запретила детям бегать к заключенным, а Насте пригрозила увольнением.

А тем временем работы были закончены, котлован вырыт, и вместо арестантов пришли рабочие-строители.

Больше о судьбе Сергея Степановича ни Настя, ни ее дети ничего и никогда не слышали.