Текст книги "Императорский Рим в лицах"

Гальба

Свержение Нерона и провозглашение Гальбы открыло новую страницу в истории Римской империи.

Тацит об этих годах пишет так: «Я приступаю к рассказу о временах, исполненных несчастий, изобилующих жестокими битвами, смутами и распрями, о временах диких и неистовых даже в мирную пору.

Сначала смерть Нерона была встречена бурной радостью и ликованием, но вскоре весьма различные чувства охватили как сенаторов, народ и преторианцев, так и легионы и полководцев, ибо разглашенной оказалась тайна, окутывавшая приход принцепса к власти, и выяснилось, что им можно стать не только в Риме» (Тац. Ист. I, 2-4).

Сервий Сульпиций Гальба, человек очень знатный и богатый, правитель Испании, был провозглашен императором в июне 68 г. испанскими и галльскими легионами, а в Риме сенат и преторианцы выразили свое согласие с их выбором.

Гальба (?). Мрамор. Париж. Лувр

Гальба прибыл из Испании в Рим только осенью и недолго смог продержаться у власти, ибо быстро в Римском государстве начался такой разгул произвола, что один из сенаторов тонко заметил: «Боюсь, как бы нам скоро не пожалеть о Нероне» (Плут. Гальб. VIII).

«Общая продажность, всевластие вольноотпущенников, жадность рабов, неожиданно вознесшихся и торопившихся обделать свои дела, пока старик Гальба еще жив, – все эти пороки прежнего двора свирепствовали и при новом, но снисхождения они вызывали гораздо меньше» (Тац. Ист. 1, 7).

Гальба, человек сурового и негибкого характера, отказался заплатить воинам за свое избрание, твердо заявив, что он привык вербовать, а не покупать воинов (см. Свет. Гальб. 16). Это главным образом и сгубило его. 15 января 69 г. он был убит в Риме разъяренными преторианцами, которые, желая получить деньги, провозгласили нового императора – Отона, а несколькими днями раньше (2 января) германские легионы объявили своего императора – Вителлия. Надвигалась гражданская война.

Тацит так пишет о Гальбе:

«За свои 73 года он благополучно пережил пятерых императоров (от Августа до Нерона) и при чужом правлении был счастливей, чем при своем собственном. Семья его принадлежала к древней знати и славилась своими богатствами. Его самого нельзя было назвать ни плохим, ни хорошим; он скорее был лишен пороков, чем обладал достоинствами; безразличен к славе не был, но и не гонялся за ней; чужих денег не искал, со своими был бережлив, на государственные – скуп. Если среди его друзей и вольноотпущенников случались люди хорошие, он был к ним снисходителен и не перечил им ни в чем, но зато и дурным людям прощал все самым недопустимым образом. Тем не менее все принимали его слабость и нерешительность за мудрость – отчасти благодаря знатности его происхождения, отчасти же из страха, который в те времена владел каждым.

В расцвете лет и сил он снискал себе громкую воинскую славу в германских провинциях, в должности проконсула умеренно и осторожно управлял Африкой, уже будучи стариком, заставил Тарраконскую (северо-восточную) Испанию уважать законы Рима. Когда он был частным лицом, все считали его достойным большего и полагали, что он способен быть императором, пока он им не стал» (Тац. Ист. I, 49).

Отон

Марк Сальвий Отон, который стал императором в возрасте 37 лет, пользовался в Риме плохой репутацией. Наглый, жестокий и развратный, он был приспешником Нерона и участником его оргий. Как пишет Тацит, «ему были свойственны расточительность, непосильная даже для императора, и безденежье, нестерпимое даже для частного человека» (Тац. Ист. I, 21). Сам Отон признавался, что долги его столь велики, что ему необходимо сделаться императором, иначе все равно он обречен на гибель (см. Свет. От. 5). Сначала Отон надеялся, что бездетный Гальба усыновит его, но, когда надежды эти не оправдались, он совершил государственный переворот.

Как пишет Светоний, «за несколько дней до выступления Отону удалось вытянуть миллион сестерциев у одного императорского раба за доставленное ему место управляющего. Эти деньги стали началом всего дела» (Свет. От. 5).

Отон. Мрамор. Мюнхен. Глиптотека

Как пишет Тацит, свой путь к власти Отон начал весьма скромно; он сговорился с двумя воинами из охраны Гальбы, «пригласил их к себе, засыпал подарками и обещаниями, а также дал им денег, чтобы они могли и других переманить на свою сторону. И вот два воина задумали передать Римскую империю из одних рук в другие и действительно сделали это» (Тац. Ист. I, 25).

В момент своего провозглашения императором Отон держался очень театрально. «Он простирал к толпе руки, склонялся перед ней в почтительном поклоне, посылал воздушные поцелуи и, стремясь стать владыкой, вел себя, как раб» (Тац. Ист. I, 36).

«Спокойствие, однако, не возвратилось. Рим был полон звона оружия и выглядел, как город, охваченный войной. Сообща преторианцы больше не затевали никаких смут, однако поодиночке и тайком воины, действуя якобы от имени и в интересах государства, продолжали нападать на дома наиболее знатных, богатых и вообще чем-либо выделяющихся граждан, к тому же по городу распространился слух, будто в Рим проникли легионеры Вителлин, чтобы выведать настроения различных группировок, и многие этой сплетне верили. Поэтому все всех подозревали, и даже разговоры, которые люди вели у себя дома, при закрытых дверях, не были полностью безопасны.

Но больше всего страху натерпелись те, кому приходилось принимать участие в государственных делах: какую бы весть ни принесла молва, каждый старался настроиться на нужный лад и придать своему лицу подходящее к случаю выражение, как бы кто не подумал, что он легкомысленно относится к дурным известиям или недостаточно обрадован хорошими. Особенно сложно было держать себя на заседаниях сената, где молчание могло показаться строптивостью, а независимость – подозрительной. Впрочем, Отон, который еще недавно сам был частным лицом и вел себя точно так же, хорошо знал цену всем этим уловкам. На разные лады все называли Вителлия врагом и изменником, наиболее дальновидные ограничивались обычными словами порицания, другие, хотя и осуждали его более резко, но старались, чтобы их слова прозвучали неотчетливо или утонули бы в общем шуме» (Тац. Ист. I, 85). «С этого времени все делалось по произволу преторианцев. Даже префектов (высших начальников) они стали выбирать себе сами. Воины требовали отменить плату за предоставление отпусков, по традиции взимавшуюся центурионами (командирами центурий – отрядов, состоявших из 60 человек) и превратившуюся для рядовых преторианцев в ежегодную подать. Никак не меньше четвертой части воинов каждого манипула (отряд из двух центурий), уплатив центуриону определенную сумму денег, постоянно уходили с его разрешения в город или слонялись без дела по лагерю. В состоянии ли преторианцы внести такую сумму, откуда они ее достанут – это никого не интересовало, и им приходилось, чтобы оплатить свое право на отдых, заниматься разбоем или выполнять унизительные работы, обычно поручаемые рабам. Воинов же, имевших свои деньги, центурионы преследовали и донимали нарядами до тех пор, пока те не соглашались заплатить за отпуск. Когда эти люди, в прошлом зажиточные и трудолюбивые, возвращались в свой манипул, растратив все деньги, привыкнув к безделью, развращенные нищетой и распутством, они жадно искали возможности ввязаться в заговоры, распри и даже в гражданскую войну. Отон понимал, однако, что, удовлетворивши требования воинов, он рискует настроить против себя центурионов, и поэтому обещал ежегодно выплачивать деньги за отпуска из своей казны, – мера, бесспорно, правильная, и которую впоследствии лучшие из императоров превратили постепенно в постоянно действующее правило» (Тац. Ист. I, 46). «Отон, вопреки всеобщему ожиданию, не предавался ни утехам, ни праздности. Отказавшись от любовных похождений и скрыв на время свое распутство, он всеми силами старался укрепить императорскую власть. Правда, такое его поведение внушало еще больший ужас, ибо все понимали, что добродетели эти показные, а его порочные страсти, если им снова дадут волю, окажутся еще страшнее, чем прежде» (Тац. Ист. 1, 71). «Бешеных вожделений Отона римляне боялись больше, чем ленивого сластолюбия Вителлия» (Тац. Ист. II, 31).

В отсутствие Вителлия и Отона их войска 14 апреля 69 г. вступили в ожесточенную битву при селении Бедриаке (около Кремоны в Северной Италии). Войска незадачливого Отона были полностью разбиты, а ему самому в скором времени пришлось покончить с собой. По свидетельству Диона Кассия, перед смертью он сказал слова немногие, но достойные: «Справедливее умереть одному за всех, чем всем за одного» (Дион Касс. 64, 13). Плутарх пишет: «Прах Отона предали земле и поставили памятник, не вызывающий зависти ни своими громадными размерами, ни слишком пышною надписью. Я был в Бриксилле и своими глазами видел этот скромный надгробный камень с надписью: «Памяти Марка Отона».

Его жизнь порицали многие достойные люди, но не меньшее их число восхваляло его смерть. Он прожил нисколько не чище Нерона, но умер гораздо благороднее» (Плут. От. XVIII).

Вителлий

После самоубийства Отона Вителлий остался единственным императором.

«Между тем Италия терпела беды и страдания еще худшие, чем во время войны. Рассыпавшиеся по стране вителлианцы крали, грабили, насиловали; жадные и продажные, они любыми правдами и неправдами старались захватить побольше и не щадили ни имущества людей, ни достояния богов. Находились и такие, что переодевались воинами, дабы расправиться со своими врагами. Легионеры, хорошо знавшие местность, выбирали самые цветущие усадьбы и самых зажиточных хозяев, нападали на них и грабили, а если встречали сопротивление, то и убивали; командиры понимали, что сами находятся во власти воинов и не решались запрещать им что бы то ни было» (Тац. Ист. II, 56).

Авл Вителлий был не таким человеком, который способен был справиться с этим разгулом безвластия.

Несерьезный и порочный, Вителлий мог быть и очень жестоким, и весьма добродушным. В молодости он был приспешником разврата Тиберия, а в последующие годы был в милости у Калигулы, Клавдия и Нерона.

Став властителем Римской империи, Вителлий не придумал ничего лучшего, как объявить, что для него образцом императора будет Нерон (см. Свет. Вит. 11).

Самым выдающимся качеством Вителлия была его страсть к еде.

«Пиры он устраивал по три раза в день, а то и по четыре, и на все его хватало, так как всякий раз он принимал рвотное. В один день он напрашивался на угощение в разное время к разным друзьям, и каждому такое угощение обходилось не менее чем в 400 тысяч сестерциев. Самым знаменитым был пир, устроенный в честь его прибытия братом: говорят, на нем было подано отборных рыб 2 тысячи и птиц 7 тысяч. Но сам он затмил и этот пир, придумав блюдо такой величины, что сам назвал его «щитом Минервы-Градодержицы». Здесь были смешаны печень рыбы скар, фазаньи и павлиньи мозги, языки фламинго и молоки мурен. Не зная в чревоугодии меры, он не знал в нем ни поры, ни приличия – даже при жертвоприношении, даже в дороге не мог он удержаться: тут же, у алтаря, хватал он и поедал чуть ли не из огня куски мяса и лепешек, а по придорожным харчевням не брезговал и тамошней продымленной снедью, будь то хотя бы вчерашние объедки» (Свет. Вит. 13).

Говорили, что за несколько месяцев своего императорства Вителлий проел 200 миллионов сестерциев (Тац. Ист. II, 95).

В июле 69 г. легионы в Африке, Иудее и Сирии провозгласили императором Веспасиана, к которому в скором времени примкнули легионы Испании, Галлии и других территорий Европы. В конце октября 69 г. под Кремоной в Северной Италии войска Ви-теллия потерпели поражение, после чего «полное безразличие овладело им. Если бы другие не помнили, что он еще император, сам он давно забыл бы об этом» (Тац. Ист. III, 63).

В конце концов Вителлий отрекся от власти и был убит в декабре 69 г.

Веспасиан

Тит Флавий Веспасиан родился 17 ноября 9 г. в небольшой деревне Фа-лакрины около Реате (совр. Риети) недалеко от Рима. Он был человеком очень скромного происхождения: его предки не отличались ни знатностью, ни богатством и не совершили ничего выдающегося.

Веспасиан. Мрамор. Копенгаген. Глиптотека Новый Карлсберг

Веспасиан много лет отдал военной деятельности; он служил в римских войсках во Фракии (территория совр. Болгарии), управлял Критом и Киреной, командовал легионом в Германии. Особенно он отличился в Британии, где участвовал в 30 сражениях, покорил два сильных племени и более 20 селений. Именно в Британии, по словам Тацита (Агр. 13), «всесильным роком был впервые замечен Веспасиан». За победы в Британии он удостоился в Риме триумфа и стал консулом в 51 г.

Успехам на поприще военной и государственной деятельности Веспасиан в первую очередь обязан своей энергичной натуре, природному трезвому уму, осмотрительности и осторожности; именно эти качества в сочетании со скромным образом жизни позволили ему сравнительно благополучно пережить тяжелые и опасные времена правления остервенелого Калигулы, бесхарактерного Клавдия и сумасбродного Нерона.

Чтобы получить должности в Германии и Британии, Веспасиан прибег к покровительству Нарцисса, одного из трех могущественнейших вольноотпущенников, которые заправляли всеми делами Римского государства при безвольном Клавдии. Но Нарцисс был врагом Агриппины Младшей, суровой матери Нерона, и гнев Агриппины грозил обратиться также и против Веспасиана, который, однако, как человек здравомыслящий и осторожный, вовремя сумел удалиться от дел и исчезнуть с глаз грозной императрицы.

После того как Нерон в конце концов разделался со своей строптивой матерью, Веспасиан смог вернуться к государственной деятельности и получил в управление провинцию Африку. На этом посту он не разбогател и, возвратившись в Рим, заложил родному брату свои имения, а сам стал торговать мулами, хотя древние римские законы запрещали сенаторам заниматься торговлей, торговля же мулами считалась особенно малопочтенным занятием; за это молва наградила его презрительным прозвищем «погонщик мулов».

Веспасиан был в числе тех лиц, которые сопровождали Нерона в его «гастрольном турне» по Греции в 66 г., и навлек на себя его немилость, так как не раз или уходил из театра, когда Нерон пел перед публикой, или, что еще хуже, засыпал.

В жизни Веспасиана произошел крутой поворот, когда внезапно в феврале 67 г. Нерон назначил его главнокомандующим в войне против Иудеи.

Римляне впервые вторглись в Иудею в 63 г. до н. э., в 6 г. н. э. она была обращена в римскую провинцию. С 41 г. в правление императора Клавдия Иудея на некоторое время была переведена на положение царства, зависимого от Рима; царем Иудеи стал дружественно настроенный к римлянам Ирод Агриппа, но после его смерти в 44 г. Иудея снова была обращена в римскую провинцию, управляемую прокуратором. В 66 г. жители Иерусалима перебили римский гарнизон, и восстание охватило всю Иудею. Рим бросил против восставших свои войска из Сирии, но они были разбиты. Тогда Нерон был вынужден вспомнить о военных талантах Веспасиана и простить ему непочтительное отношение к своему пению, тем более, что тот был, как пишет Светоний (Been. 5), «человеком испытанного усердия и нимало не опасным по скромности своего рода и имени».

За два года войска Веспасиана сумели подавить восстание. Это было в первую очередь заслугой полководца. Как пишет Тацит, «Веспасиан обычно сам шел во главе войска, умел выбрать место для лагеря, днем и ночью помышлял о победе над врагами, а если надо, разил их могучею рукой, ел, что придется, одеждой и привычками почти не отличался от рядового воина» (Тац. Ист. II, 5).

Вся Иудея была возвращена под власть римского оружия, только Иерусалим не был взят. Веспасиан, однако, сознательно не торопился идти на Иерусалим, хотя его легионы яростно рвались в бой за иудейскую столицу, которую тем временем терзали внутренние распри. Свою медлительность Веспасиан так объяснил своим воинам:

«Лучшим полководцем, чем я, является бог, который хочет отдать иудеев в руки римлян без всякого напряжения сил с нашей стороны, а войску нашему подарить победу, не связанную с риском. Пока враги собственными руками губят сами себя, пока терзает их самое страшное зло – междоусобная война, – нам лучше пребывать спокойными зрителями этих ужасов и не ввязываться в борьбу с людьми, которые ищут смерти и неистово беснуются друг против друга… Самообладание и обдуманность приносят столько же славы, сколь и подвиги в бою, когда они ведут к победе. А пока враг истощает сам себя, мое войско будет отдыхать от трудов войны и наберется сил… Итак, ради безопасности разумнее всего предоставить самим себе людей, пожирающих друг друга» (Иос. Фл. И. В. 4, 6, 2).

В действительности же Веспасиана удерживало от похода на Иерусалим опасение, как бы не вспыхнула междоусобица в самом Риме.

Он оказался единственным из римских полководцев, который сумел правильно оценить ситуацию, сумел долгое время продержаться в стороне, не ввязываясь открыто в ту борьбу за власть, которая неминуемо должна была вспыхнуть в Риме в результате безрассудного правления Нерона, тем более что Нерон был последним представителем семейства Юлиев-Клавдиев, власть которых над Римом продолжалась около века.

Веспасиан, не торопясь, готовил наступление на Иерусалим, но тотчас прекратил войну, как только получил известие, что Нерон свергнут и покончил с собой в июне 68 г.

Римское государство оказалось во власти своих собственных войск.

Нерон покончил с собой тогда, когда легионы, стоявшие в Испании и в Галлии, провозгласили императором (точнее – принцепсом, главой государства) Гальбу.

Веспасиан признал Гальбу и отправил к нему своего сына Тита. Однако Веспасиан, очевидно, понимал, что у Гальбы мало шансов удержать власть, и Тит не спешил к новому императору.

В начале января 69 г. легионы, находившиеся в Германии, провозгласили императором Вителлия, а 15 января в Риме Гальба был убит.

Получив об этом известие, Тит вернулся к Веспасиану.

Но в Риме в день убийства Гальбы преторианская гвардия провозгласила своего императора – Отона, которого признали легионы, стоявшие на Дунае. Веспасиан в Иудее привел свои легионы к присяге Отону.

Веспасиан, командовавший тремя легионами, и наместник Сирии Муциан, в распоряжении которого было четыре легиона, сохраняли спокойствие. «Полководцы видели мятежные настроения воинов, но пока что предпочитали выжидать и смотреть, как будут воевать другие. Победители и побежденные в гражданской войне, рассуждали они, никогда не примиряются надолго. Гадать же сейчас, кому удастся взять верх – Отону или Вителлию, не имеет смысла: добившись победы, даже выдающиеся полководцы начинают вести себя неожиданно, а уж эти двое, ленивые, распутные,, вечно со всеми ссорящиеся, все равно погибнут оба, – один оттого, что проиграл войну, другой – оттого, что ее выиграл. Поэтому Веспасиан и Муциан решили, что вооруженное выступление необходимо, но что его надо отложить до более подходящего случая. Остальные по разным соображениям давно уже придерживались того же мнения, – лучших вела любовь к отечеству, многих подталкивала надежда пограбить, иные рассчитывали поправить свои денежные дела. Так или иначе, и хорошие люди, и дурные, все по разным причинам, но с равным пылом, жаждали войны» (Тац. Ист. II, 7).

В Северной Италии при Бедриаке (около Кремоны) войска Отона напали на войска Вителлия, но были разбиты и перешли на сторону последнего. Отон покончил с собой, а римский сенат признал императором Вителлия.

Осторожный Веспасиан привел свои войска к присяге Вителлию.

Осмотрительно и не торопясь, шел Веспасиан к власти, сумев поставить время себе на службу. Два неразумных соперника уже погибли, оставался один Вителлий.

Тацит так описывает эти события:

«Сейчас нам даже трудно представить себе, до чего возгордился Вителлий и какая беспечность им овладела, когда прибывшие из Сирии и Иудеи гонцы сообщили, что восточные армии признали его власть. До тех пор в народе на Веспасиана смотрели как на возможного кандидата в принцепсы (императоры), и слухи о его намерениях, хоть и смутные, хоть и неизвестно кем распускаемые, не раз приводили Вителлия в волнение и ужас. Теперь и он сам, и его армия, не опасаясь больше соперников, предались, словно варвары, жестокостям, распутству и грабежам. Веспасиан между тем еще и еще раз взвешивал, насколько он готов к (междоусобной) войне, насколько сильны его армии, подсчитывал, на какие войска у себя в Иудее и в других восточных провинциях он может опереться. Когда он первым произносил слова присяги Вителлию и призывал на него милость богов, легионеры слушали его молча, и было ясно, что они готовы восстать немедленно… Но нелегко решиться на такое дело, как гражданская война, и Веспасиан медлил, то загораясь надеждами, то снова и снова перебирая в уме все возможные препятствия. Два сына в расцвете сил, шестьдесят лет жизни за плечами – неужели настал день, когда все это надо отдать на волю слепого случая, воинской удачи?.. Перед тем, кто идет на борьбу за императорскую власть, один лишь выбор – подняться на вершину или сорваться в бездну» (Тац. Ист. II, 73-74).

Веспасиан мог рассчитывать в это время на поддержку девяти легионов, стоявших в Иудее, Сирии и Египте. Особенно побуждал Веспасиана к захвату власти наместник Сирии Муциан, который «отличался богатством и любовью к роскоши, привык окружать себя великолепием, у частного человека невиданным; он хорошо владел словом, был опытен в политике, разбирался в делах и умел предвидеть их исход» (Тац. Ист. II, 5).

Первый решительный шаг сделал наместник Египта Тиберий Александр; 1 июля 69 г. он привел свои легионы, стоявшие в Александрии, к присяге Веспасиану как императору. 11 июля Веспасиану присягнули его легионы в Иудее. Случилось все это, как пишет Тацит (см. Ист. II, 79), внезапно, ибо все решил энтузиазм воинов. «Сам Веспасиан в этих новых и необычных обстоятельствах оставался таким же, как прежде – без малейшей важности, без всякой спеси. Едва прошло первое волнение, густым туманом застилающее глаза каждому, кто попадает на вершину могущества, он обратился к войску с несколькими словами, по военному простыми и суровыми» (Тац. Ист. II, 80).

Немедленно признали Веспасиана легионы в Сирии, а также Сохем, царь Софены (Юго-Западной Армении), Антиох, царь Коммагены (на Верхнем Евфрате), Ирод Агриппа II Младший, властитель части Сирии и Северо-Восточной Палестины, и царица Береника, его сестра; «молодая и красивая, она даже старого Веспасиана обворожила любезностью и роскошными подарками; все приморские провинции вплоть до границ Азии и Ахайи (Греции), и все внутренние, вплоть до Понта (Черного моря) и Армении присягнули на верность Веспасиану» (Тац. Ист. II, 81).

«Подготовку к войне Веспасиан начал с того, что набрал рекрутов и призвал в армию ветеранов; наиболее зажиточным городам поручил создать у себя мастерские по производству оружия, в Антиохии начали чеканить золотую и серебряную монету. Эти меры спешно проводились на местах особыми доверенными лицами. Веспасиан показывался всюду, всех подбадривал, хвалил людей честных и деятельных, растерянных и слабых наставлял собственным примером, лишь изредка прибегая к наказаниям, стремился умалить не достоинства своих друзей, а их недостатки… Что до денежного подарка солдатам, то Муциан на первой же сходке предупредил, что он будет весьма умеренным, и Веспасиан обещал войскам за участие в гражданской войне не больше, чем другие платили им за службу в мирное время: он был непримиримым противником бессмысленной щедрости по отношению к воинам, и поэтому армия у него всегда была лучше, чем у других» (Тац. Ист. II, 82).

Веспасиан позаботился о безопасности восточных границ Римской империи, отправив послов к парфянам и армянам, а сам направился в Александрию. Город Рим получал хлеб из Египта, и теперь от Веспасиана зависело: дать хлеб столице империи или голодом принудить ее к покорности.

На сторону Веспасиана перешли также римские войска, находившиеся в Иллирии, Далмации, Мезии и Паннонии (территория Восточной Адриатики и Венгрии). В Паннонии Веспасиана горячо поддержал полководец Антоний Прим, который «был лихой рубака, бойкий на язык, мастер-сеять смуту, ловкий зачинщик раздоров и мятежей, грабитель и расточитель, в мирное время нестерпимый, но на войне небесполезный» (Тац. Ист. II, 86).

Оба римских флота, Равеннский и Мизенский, также признали Веспасиана.

«Провинции содрогались от грохота оружия, поступи легионов, передвижений флотов» (Тац. Ист. II, 84).

Успехи Веспасиана объясняются тем, что его поддержала рабовладельческая знать восточных римских провинций, которая стремилась сравняться в правах с римской аристократией; гражданские войны I в. до н. э. и долгие годы террора при императорах первой половины I в. н. э. уничтожили значительную часть старой римской аристократии, и теперь, с окончанием династии Юлиев-Клавдиев, провинциальная знать почувствовала свою силу и жаждала сделать хозяином Рима такого человека, который соответствовал бы ее интересам. Именно таким был Веспасиан, незнатный, здравомыслящий, прижимистый, хладнокровный и увенчанный военной славой.

Хотя Веспасиана признали также легионы в Африке, Испании и Галлии, он тем не менее не торопился в Рим. Войска на Рим повели его сторонники Муциан, Антоний Прим и другие.

В конце октября 69 г. войска Вителлия были разбиты в сражении под Кремоной; в декабре Рим был взят штурмом.

«Вителлий был убит; война кончилась, но мир не наступил. Победители, полные ненасытной злобы, с оружием в руках по всему городу преследовали побежденных; всюду валялись трупы; рынки и храмы были залиты кровью. Сначала убивали тех, кто случайно попадался под руку, но разгул рос, вскоре флавианцы принялись обшаривать дома и выволакивать укрывшихся там. Любого, кто обращал на себя внимание высоким ростом или молодостью, будь то воин или житель Рима, тотчас же убивали. На первых порах победители еще помнили о своей вражде к побежденным и жаждали только крови, но вскоре ненависть отступила перед алчностью. Под тем предлогом, что жители могут скрывать у себя вителлианцев, флавианцы запретили что-либо прятать или запирать и стали врываться в дома, убивая всех сопротивлявшихся. Среди самых бедных плебеев и самых подлых рабов нашлись такие, что выдали своих богатых хозяев; других предавали друзья. Казалось, будто город захвачен врагами; отовсюду неслись стоны и причитания; люди с сожалением вспоминали о наглых проделках воинов Отона и Вителлия, вызывавших у них в свое время такую ненависть. Полководцы флавианской партии сумели разжечь гражданскую войну, но оказались не в силах справиться с победившими воинами: во время смут и беспорядков чем хуже человек, тем легче ему взять верх; править же в мирное время способны лишь люди честные и порядочные» (Тац. Ист. IV, 1).

Рим фактически оказался в руках Антония Прима, который вел себя в захваченном императорском дворце как хозяин.

Веспасиан и его старший сын Тит, находившиеся вне Рима, получили от сената должности консулов; младший сын Веспасиана Домициан находился в Риме, он поселился во дворце, принял титул Цезаря и сидел в полном бездействии, «он походил на сына принцепса (императора) лишь своими постыдными и развратными похождениями» (Тац. Ист. IV, 2).

«Между сенаторами царили раздоры, побежденные скрывали в душе злобу, победителей никто не уважал, законы не соблюдались, принцепс (император) находился вдали от Рима. Таково было положение, когда (в январе 70 г.) Муциан вступил в город и немедленно сосредоточил всю власть в своих руках. Он отстранил от дел Антония Прима… Муциана постоянно окружали вооруженные воины, он жил каждый день в новом дворце, беспрерывно менял одни сады на другие, и весь его вид, походка, повсюду сопровождавшая его охрана показывали, что он-то и есть настоящий принцепс (император), хоть и не соглашается принять это звание» (Тац. Ист. IV, 11).

Муциану удалось восстановить в Риме порядок, и у него хватило ума не вступать в соперничество с Веспасианом.

Летом 70 г. Веспасиан, наконец, прибыл в Рим; лучшую часть своей армии он оставил в Иудее и передал командование своему сыну Титу, который весной того же года начал осаду Иерусалима.

Свое вступление в Рим Веспасиан ознаменовал тем, что спас его от голода; предварительно он отправил из Египта в столицу империи корабли с зерном, и когда они прибыли, то оказалось, что в городе было запасов хлеба едва на десять дней.

По мнению Тацита (см. Ист. I, 50), Веспасиан – единственный император, которого власть изменила в лучшую, а не в худшую сторону: он обладал величайшей терпимостью и прислушивался ко всякому правдивому слову (см. Тац. Ор. 8).

«Щедр он был ко всем сословиям: сенаторам пополнил их состояния, нуждавшимся консулярам (бывшим консулам) назначил по 500 тысяч сестерциев в год, многие города по всей земле отстроил еще лучше после землетрясений и пожаров, о талантах и искусствах обнаруживал величайшую заботу» – так характеризует его Светоний (Been. 17).

Веспасиану удалось установить хорошие отношения как с сенатом, который был оплотом древней римской аристократии, так и с провинциальной знатью.

Будучи в 73 г. цензором, он пересмотрел списки сенаторов и всадников, кое-кого по своему усмотрению исключил, а достойных людей из числа жителей Италии и провинций ввел в состав сената и всадничества.

Веспасиан навел порядок в войсках и поднял дисциплину. Восставшие во время гражданской войны батавы в Галлии были усмирены, Иерусалим взят, с опасной Парфией удалось установить мирные отношения.

Веспасиан очень заботился о безопасности границ римских владений, ничто не ускользало из поля его зрения; он проявил заботу о безопасности даже далекого иберийского (грузинского) царя Митридата, союзника Рима, и повелел построить (или основательно реставрировать) для него крепость около Мцхеты, древней столицы Иберии (Грузии), что и было сделано, как о том повествует найденная в XIX в. на территории Мцхеты греческая надпись, которая теперь экспонируется в Историческом музее города Тбилиси.

Веспасиан покровительствовал Испании, Галлии и Африке в ущерб странам Восточного Средиземноморья; он лишил самостоятельности Грецию, которая получила ее от Нерона за то, что прилежно рукоплескала его выступлениям в театре.

Греки были недовольны Веспасианом, и философы-киники стали всячески порочить его, за что и были изгнаны из Рима в 71 г.; одновременно были изгнаны и астрологи.

Веспасиан имел славу справедливого человека. По словам Светония (Been. 15), «ни разу не оказалось, что казнен невинный – разве что в его отсутствие, без его ведома или даже против его воли». Он не был злопамятен и мстителен. Еще во времена Нерона ему было однажды отказано от двора, и когда он в смятении стал спрашивать, куда же ему теперь деваться, наглый дворцовый служитель ответил, чтобы он убирался подальше. Став императором, Веспасиан повстречал наглеца, а когда тот смиренно стал просить прощения, он так же послал его на все четыре стороны. Один философ-киник отнесся к Веспасиану непочтительно и даже залаял на него, но могучий император ограничился тем, что обозвал его псом (см. Свет. Been. 13-14).