Текст книги "Возвращение в Ахен"

– Скальные хэны! – произнес Алвари. – Несчастье бьется в наши Красные Скалы, точно река Элизабет во время половодья. Беда нависла над нами и приблизилась эпоха проклятых лже-кумиров!

При этих словах несколько хэнов откинули капюшоны и поглядели на оратора с неподдельным ужасом. Алвари подумал, увидев их, что совершенно забыл их имена. Даже лица собратьев казались ему почти незнакомыми, хотя то были его ровесники, немолодые уже хэны, для которых эпоха лже-кумиров была более чем реальностью, – все они пережили ее в юности и теперь вспоминали с содроганием.

– Черный Торфинн, сеющий семена зла в каждом из миров, где появляется его проклятый Кочующий Замок, – продолжал Алвари, – ворвался в мир Красные Скалы. Его когтистая лапа протянулась уже к пещерке в скале Белые Пятна…

– Необоснованные слухи, распускаемые еретиками, – недовольно проворчал один из более молодых хэнов и откинул капюшон. У него были совершенно желтые волосы, перевязанные на лбу бисерной лентой. – Всем известно, что Кари со скалы Белые Пятна – еретик.

Алвари пристально посмотрел на него.

– Как твое имя, достославный хэн?

– Андвари, – гордо сказал молодой хэн и выпрямился.

Несколько секунд Алвари молчал. Потом спросил:

– Прости мою назойливость, достославный Андвари, но не носит ли твоя мать имя Анди?

– Нетрудно догадаться, – фыркнул Андвари.

– Ну что ж, – сказал Алвари, расправляя плечи, – поскольку моих сестер зовут Алви и Анди, смею предположить, что ты приходишься мне племянником, о Андвари. Узнай мое имя. Я – Алвари.

– Алвари! Не может быть! – завопил хэн в черном плаще с синей каймой и, вскочив, сорвал с себя капюшон. – Это ты, Алвари? Я же помнил, помнил твое имя! Все эти годы берег в памяти! А вот лицо, извини, позабыл. Давно это было, давно…

Алвари посмотрел на хэна в черном плаще, но не сумел его узнать.

– Извини забывчивость, порожденную давностью лет, о добрый соотечественник, – сказал он, – но имя твое не приходит мне на память.

– Еще бы! – хмыкнул хэн в черном. – Тебя тогда контузило. Ты не только меня – себя, наверное, позабыл… Я Манари из Угольных Погребов. Вспомнил? Алвари, старый булыжник, так ты жив! Мы тогда решили, что ты погиб… Помнишь, в битве с еретиками у Зеленого Куста…

– Что?! – завопил, подскочив, еще один хэн. – Тупорылые ортодоксы! Вы заманили нас в ловушку, чтобы отомстить за те поражения, что мы нанесли вам?

– Кто нанес нам поражение? Еретики, для которых нет ничего святого? – завопил другой. – Братья! Защитники твердынь!

– Друзья! Ревнители свободомыслия!

Хэны постарше повскакивали, побросали корзины, их глазки загорелись. Старая, давно забытая вражда быстро развела их на два лагеря. А ведь когда-то война завершилась именно потому, что она попросту всем надоела. Но, видно, за столько лет хэны изрядно соскучились по активным действиям. К тому же, многие из них забыли, в чем конкретно заключалась война, и помнили только, что поначалу было очень интересно. Кое-кто из молодых побежал воздвигать лже-кумира «Сегодня ты, а завтра я, и пусть побежденный плачет».

Глядя на своих соотечественников, Алвари отчаянно боролся с желанием присоединиться к старым боевым товарищам. Это желание было настолько сильным, что оно превозмогло даже исконную неприязнь истинного хэна к свалкам, военным союзам и прочим проявлениям массовости.

– Остановитесь! – выкрикнул Алвари срывающимся от волнения голосом. – Андвари, чтоб тебя сожрали, брось лже-кумира! Я тебе как дядя приказываю! Остановитесь, о собратья по скалам! Я призвал вас ради поклонения бесспорному и истинному божеству, равно дорогому как для хранителей устоев, так и для бесстрашных искателей нового!

Алвари указал на бога, высившегося почти точно посередине между двумя группами ощерившихся противников. Он стоял перед ними, точно на ничейной земле. Одной рукой бог бережно прикрывал вырезанное у него на груди изображение такого же божества, только уменьшенного в несколько раз. В руку впилась стрела, процарапанная древним умельцем во всех деталях – с оперением, с длинным зазубренным наконечником. Бог носил имя «Сам погибай, а товарища выручай».

Тяжело переводя дыхание, хэны смотрели на бога и не понимали, о чем речь. Сам-Погибай был, конечно, повсеместно чтимым божеством и, несмотря на явно зловещую окраску смысла заключенной в нем Истины, остался в числе бесспорных. Однако вот уже несколько столетий почитание этого бога было в достаточной степени абстрактным.

– Не будем поддаваться злобе, от которой возрадуется черное сердце Торфинна, – продолжал Алвари. – Достаточно и того, что он захватил в плен и, несомненно, жестоко терзает наших собратьев.

Теперь уже все хэны были без капюшонов. Среди них обнаружилась и одна хэнша – Акани, старшая сестра Кабари. Сотня круглых голубых и зеленоватых глаз смотрела на Алвари, пока он, не жалея красок, расписывал все, что обнаружил в пещере Белые Пятна. Не забыл Алвари и подробно остановиться на всех своих чувствах, переживаниях и перенесенных физических и душевных муках. Глядя на его расцарапанную физиономию, на которой застыло выражение тревоги, трудно было усомниться в достоверности этого рассказа.

– Так было мне открыто, о досточтимые хэны, что Кари и Кабари оказались в руках Черного Торфинна, который ныне пытает их там раскаленным железом, ибо в пещере я не обнаружил трупов.

Акани начала погребальный плач. Она не видела брата несколько десятилетий и теперь потеря казалась ей непереносимой. Растрепав темно-рыжие волосы, почти одного цвета с кожей, она грузно рухнула на землю и, раскачиваясь из стороны в сторону, принялась громко причитать. Остальные хэны не мешали ей – пусть. Обычная хэновская терпимость взяла на этот раз верх, что несказанно порадовало Алвари.

– Хэны, – провозгласил он, – наши друзья в смертельной опасности. Мы должны спасти их или хотя бы вынести из замка их тела, дабы они были достойно погребены.

Услышав последнюю фразу, Акани зарыдала так оглушительно, что Манари из Угольных Погребов поморщился. Втайне он всегда считал себя прирожденным воином и вспоминал эпоху лже-кумиров как лучшее время своей жизни. Известие о том, что приближается новая война, заставило его сердце радостно забиться.

– Веди же нас на штурм, фронтовой друг! – крикнул он в восторге.

Алвари даже подскочил, однако быстро взял себя в руки.

– О нет, отважный Манари, испытанный боевой товарищ, – сказал он, по возможности спокойно. – Я философ. Я не гожусь на роль военачальника. Тем более, сам знаешь, – контузия… Вознесем же молитву великому богу Сам-Погибаю, дабы надоумил, что нам делать.

С этими словами он воздел свои короткопалые ручки и начал произносить слова древнего гимна, мелодия которого давно была забыта.

К вечеру Сам-Погибай, установленный совместными усилиями всех собравшихся в центре святыни, был так обильно смазан маслом, что процарапанное в камне изображение стрелы почти невозможно было разглядеть. Хэны расположились вокруг, закусывая жертвенной снедью и умоляя Сам-Погибая вразумить их и подсказать правильное решение. В конце концов, все так утомились, что заснули прямо на траве, посреди храма.

Никто не заметил, как ветеран гражданских и религиозных войн Манари из Угольных Погребов и с ним несколько решительных и воинственных хэнов, в том числе Андвари, выбрались из святыни и на трех легких лодках спустились вниз по Реке, к скале Белые Пятна. Они нашли пещерку, в которой Кари хранил свою долбенку, где и укрылись в ожидании восхода солнца.

Замок поразил Аэйта своими огромными размерами. Здесь было темно – намного темнее, чем на берегу реки. Высоким стенам, упирающимся в тихие небеса, казалось, не будет конца – черные, неприступные, они заслоняли собой весь мир. Несмотря на то, что в просторном дворе было прохладно, Аэйт начал задыхаться – совсем как в доме Эогана, когда там появлялся колдун. Удивительно, мельком подумал Аэйт, как это Ингольв Вальхейм столько лет дышит таким воздухом?

Но капитану это было, похоже, нипочем. Он вел Аэйта по двору, держась в тени стен.

Подвал, где был заперт Мела, находился под винным складом. Сообразив это, Ингольв остановился.

– Что-нибудь случилось? – прошептал Аэйт.

– Да.

Ингольв прижался к стене и осторожно выглянул за угол. Так и есть: у входа маячит невысокая коренастая фигура в островерхом шлеме. Идиот, подумал Ингольв, адресуясь к самому себе. Он сам установил здесь пост во избежание недоразумений, связанных с самовольным и чрезмерным распитием горячительных напитков. Хотя бы в одном его солдаты разительно отличались от бессловесной мебели: они все любили выпить и в нетрезвом состоянии были способны на что угодно.

– Там часовой, – объяснил Ингольв. Он уже узнал стражника. Это был Айвор, молчаливый, сдержанный человек лет тридцати, чем-то похожий на самого Вальхейма, когда тот еще служил в Ахенской армии. Несколько секунд Вальхейм раздумывал, потом велел Аэйту ждать и вышел из-за угла.

Человек в шлеме кивнул капитану. Вот сейчас самое время убить часового. Ингольв покривил рот, заранее зная, что не сможет этого сделать.

Айвор спокойно смотрел в хмурое лицо Вальхейма. Наконец он спросил вполголоса:

– Что-нибудь не так, господин капитан?

– Да, – ответил Ингольв. – Слушай, Айвор…

Он все еще колебался. Насколько самостоятельны слуги Торфинна? Может быть, при малейшей попытке Вальхейма изменить господину Кочующего Замка они должны немедленно убить его? У Вальхейма еще не было случая проверить это. Он предавал Торфинна впервые. Было сущим идиотизмом доверяться этому Айвору.

– Убирайся отсюда, – сказал Ингольв. – Иди в казарму и ложись спать. Завтра я накажу тебя за то, что ты забыл разбудить смену.

Айвор все так же спокойно кивнул.

– Вам лучше знать, господин капитан, – сказал он и ушел.

Ингольв ошеломленно смотрел ему вслед. Так просто?..

Что-то зашуршало у него за спиной. Ингольв резко обернулся и увидел Аэйта. Мальчишка стоял совсем близко и нарочно шаркал по земле, чтобы Вальхейм его услышал. Как ему удалось подобраться так бесшумно?

Аэйт весело засопел.

– Выберемся из замка – я тебе и не такое покажу, – обещал он, бесстыдно прочитав мысли Вальхейма. – Все морасты это умеют. Здесь такой воздух, что в нем не растворишься. Не то, что в лесу…

Вальхейм схватил его за шею и пригнул к земле, едва не придушив.

– Еще одна выходка в том же роде – и я тебя действительно повешу. Ты что, с ума сошел? Хочешь, чтобы тебя обнаружили? – Он выпустил посиневшего Аэйта и добавил: – И что это за «выберемся»? Ты, может быть, и выберешься, если не будешь валять дурака, а я остаюсь здесь.

Он взял Аэйта за руку и потащил к подвалу. Откатив в сторону одну из пустых винных бочек, Ингольв открыл вход в подземелье и ступил на первую ступеньку скользкой от плесени деревянной лестницы.

– Зажги свечу от факела, – приказал он Аэйту, протягивая ему свечку в медном шандале.

Аэйт взгромоздился на пустую бочку, чуть не своротив ее при этом, и поднес свечку к факелу, горевшему прямо над его головой.

– Тише ты, – прошипел Ингольв. – Давай сюда.

Он отобрал у Аэйта шандал и, держа ладонь перед огоньком, начал спускаться вниз. Аэйт бесшумно ступал следом.

В подвале отвратительно пахло. Что-то хлюпало под ногами. Ингольв старался не думать об этом, пока пробирался между низкими деревянными столбами, увязая на каждом шагу в липких нечистотах. Вокруг царило добротное средневековье. На стенах висели крючья, щипцы и какие-то неизвестные Вальхейму орудия пытки, покрытые ржавчиной и кое-где подгнившие. Аэйт жался к капитану.

Они обошли почти весь подвал, но Мелы нигде не обнаружили. Ингольв пошевелил ногой кучу истлевших тряпок, думая, что пленник, может быть, зарылся в них и спит, но его ждало разочарование: там тоже никого не было. Аэйт начинал сопеть, подозревая Вальхейма в коварстве. Он уже открыл было рот, чтобы возмутиться, но в этот момент Ингольв сунул свечку ему в руки.

– Посвети-ка мне в том углу, – распорядился он.

Аэйт поднял свечу повыше. Маленький огонек слабо трепетал в затхлом воздухе, готовый погаснуть в любое мгновение. Ингольв присел на корточки, обхватил обеими руками каменную плиту и с натугой сдвинул ее. Открылась чернота – настолько жуткая и беспросветная, что капитан поневоле отпрянул.

– Значит, и в этом мире тоже, – пробормотал он и, увидев удивленное лицо Аэйта, пояснил: – В разных мирах замок выглядит по-разному. Я не был уверен, что Торфинн опять устроил подземную темницу. Он иногда этого не делает.

Склонившись над черной дырой, капитан задумался. Лестницы здесь не было. Те, кого сталкивают в подземелье, чаще всего обречены остаться там навсегда. Ингольв прикидывал, насколько глубока пропасть.

– Ну что, – сказал он наконец, – делать-то нечего. Полезу, пожалуй. Посвети.

Аэйт вытянул руку со свечой. Ингольв сел на край зияющего провала, подмигнул мальчишке и спрыгнул вниз.

Он приземлился на четвереньки в жидкую грязь и довольно сильно ударился. Кругом был непроглядный мрак. Дав глазам привыкнуть, Ингольв поднялся на ноги, вытер руки о штаны и тихо свистнул. Высоко над ним в светлом пятне мелькнула физиономия Аэйта.

– Все в порядке, – сказал ему Ингольв. – Погаси свечу и сиди как мышь.

Он осторожно двинулся вперед и почти сразу споткнулся. В темноте послышался невнятный стон. Ингольв быстро присел на корточки и пошарил вокруг себя руками. Что-то неприятно теплое и мокрое содрогнулось под его ладонью.

– Мела, ты? – спросил Ингольв и вдруг испугался: так гулко прозвучал его голос под каменными сводами.

В ответ закашлялись и захрипели. Потом попытались высвободиться – впрочем, безуспешно. Ингольв сильно сжал чьи-то плечи.

– Кто здесь? – повторил он. – Это ты, Мела?

– Я, – сипло ответил голос. – Что тебе нужно от меня, Ингольв Вальхейм?

Ингольв прикусил губу. Если один брат умеет читать мысли, то почему бы другому не видеть в кромешной тьме?

– Как ты узнал меня?

– По хватке. – Мела дернул плечом. – За каким чертом ты явился?

– Заткнись, – грубо ответил Вальхейм. Он вдруг подумал, что найти общий язык с Мелой будет куда проще, чем с его младшим братом. – Ты будешь отвечать на мои вопросы, хорошо? А все остальное время ты будешь молчать.

Мела, казалось, погрузился в задумчивость. Ингольв решил считать ее признаком согласия.

– Ты можешь ходить?

– Не пробовал, – буркнул Мела.

– Ну так попробуй, – сказал Вальхейм и выпустил его.

Мела пошевелился в грязи и тихо охнул.

– Твои подчиненные, Вальхейм, очень исполнительные люди. Я бы на твоем месте повысил им жалованье. По-моему, этот Онтлак или как там его, переломал мне все ребра.

– Заставь дурака богу молиться… – пробормотал Вальхейм.

– К тому же, – продолжал Мела, – недавно сюда бросили еще одного. Мне показалось, что его зовут Петипас. Не знаю уж, за что ты с ним так обошелся, но крыл он тебя отчаянно.

– Петипас? Здесь? – Ингольв подскочил. Чертов Дагоберт явно перестарался. Завтра сам сядет на хлеб и воду.

– Через полчаса этот Петипас обнаружил меня, – как ни в чем не бывало, рассказывал Мела. – Сперва мы долго бранили тебя хором, а потом он попытался меня убить… Хорошо, что он ногу сломал, когда падал сюда сверху, иначе бы мне от него не уползти…

– Где он?

– Валяется где-то тут…

– Ладно. – Ингольв пока отложил мысли о лучнике и вернулся к своему делу. – Так ты можешь ходить?

Из темноты донеслось чавканье грязи и невнятная брань, потом Мела сказал:

– Можно мне держаться за тебя?

– Конечно. – Ингольв протянул руку и невольно поморщился, когда пальцы Мелы сильно вцепились в нее.

– Я стою, – сообщил Мела, – что дальше?

Вместо ответа Ингольв поднял голову и сказал, повысив голос:

– Аэйт, там, на стене, висит моток веревки. Между «испанским сапогом» и «железной кобылой».

Сверху донеслась возня, после чего голос Аэйта виновато произнес:

– Я не вижу тут никакой кобылы.

– А веревку видишь? – разозлился Ингольв.

– Сейчас.

С легким топотом Аэйт убежал.

Мела слабел. Ингольв подхватил его под мышки, потом, крякнув, поднял на руки. Для своего роста Мела оказался довольно тяжелым.

Увесистый конец веревки больно стукнул Вальхейма по макушке, так что капитан едва не выпустил свою ношу.

– Все в порядке! – сообщил Аэйт. – Я ее к столбу привязал.

Голос звучал так самодовольно, что Вальхейму страшно захотелось тут же надрать парню уши. Он потрогал веревку. У него на руках Мела становился все тяжелее, и Ингольв понимал, что его пленник теряет сознание. Он связал Меле запястья своим ремнем, повесил его себе на шею и медленно полез наверх. Прошло, как ему показалось, очень много времени, прежде чем он очутился опять в подвале пыток. После подземелья это помещение выглядело довольно уютным. Свалив Мелу на пол, капитан снял с его рук ремень и стал спускаться вниз.

– Ты куда? – встревожился Аэйт.

– Займись лучше братом, – буркнул Ингольв. – По-моему, он умирает. Я сейчас вернусь.

Аэйт склонился над Мелой. Свечка, которую он, вопреки приказанию, не потушил, горела на грязном полу и почти вся уже оплыла. Мела с трудом раскрыл глаза. Онтлак так сильно избил его, что Аэйт почти не узнавал старшего брата.

– Аэйт… – шепнул Мела. – Это действительно Ингольв Вальхейм?

– Конечно, – ответил Аэйт.

– Он что… ненормальный? – спросил брат. – Зачем он это делает?

– Он ненормальный.

В этот момент тот, о ком они говорили, вновь показался над краем пропасти. Лицо капитана побагровело от натуги. Он с видимым усилием выбрался из подземелья и упал на бок. Человек, которого он вытащил, моргал, ослепленный тусклым светом свечи. Ингольв высвободился, но развязывать ему руки не стал. Как только лучник пришел в себя, он хрипло сказал:

– Сволочь Дагоберт. Вы ему припомните, господин капитан… Он нарушил приказ… Вы же ему на гауптвахту велели, а он куда…

Ингольв, не слушая, осторожно ощупал левую ногу лучника. Она сильно распухла. Петипас взвыл от боли.

– Ладно, потерпи, – сказал Ингольв.

– Дагоберт, – выдавил Петипас сквозь слезы. – Сволочь…

Ингольв отвернулся от него и встал. У него были более неотложные дела, чем не ко времени усердный Дагоберт.

– Так, – произнес он. – Мела ходить не сможет. Аэйт, ты сумеешь дотащить его на себе?

Младший брат смотрел на капитана так тоскливо, что сомнений не оставалось. Ничего он не сумеет. Ингольв подумал еще немного. А не поручить ли это дело Одо Брандскугелю? Идеальная кандидатура: туп до святости, могуч и беспредельно предан его благородию…

В винном погребе у них над головами загремели чьи-то шаги. Ингольв замер. Неужели он все-таки допустил ошибку, оставив Айвора в живых? Стражник, небось, побежал прямо к Торфинну… Склонив голову, он прислушался. Нет, похоже, пока оснований для паники нет. Наверху бродили от бочки к бочке, видимо, в поисках вина. Потом голос Торфинна, слегка дребезжащий, но все еще звучный, произнес:

– А! Вот оно.

Забулькала жидкость, наливаясь в сосуд. Ингольв поморщился. Не в силах отогнать свои страхи, старый чародей опять впал в запой. Но в то же время капитан ощутил облегчение: сейчас Торфинн уйдет и можно будет спокойно выбраться отсюда.

– Ваша милость! – неожиданно завопил Петипас. – Ваша милость! Припадаю к стопам! Произошло недоразумение! Дагоберт, этот нерадивый пес…

– Заткнись, – прошипел Ингольв и пнул его по больной ноге. Петипас заорал и тут же затих, давясь, когда капитан вынул из ножен саблю и показал ему.

Но было уже поздно.

– Э! – сказал Торфинн, пьяно удивляясь. – А что это подвал открыт… а?

Он прошел в тот угол, откуда доносился голос, и толкнул ногой каменную плиту, служившую дверью в подвал пыток. Ингольв, который хорошо знал все интонации этого тяжелого голоса, слышал, что Торфинн уже успел достаточно набраться.

– Непорядок, – тянул Торфинн. – И стража где-то шляется… Завтра спущу с Вальхейма три шкуры. Совсем распустил своих паршивцев…

Кряхтя, старик задвинул плиту. Лязгнул засов. Стало очень тихо.

Петипас в ужасе смотрел на Вальхейма.

– Это что же? – прошептал он. – Ведь он нас запер! Почему вы не дали ему знать, ваше благородие?

– Молчи, – сказал Вальхейм.

– Почему вы не кричали? Вы прятались тут? А, измена! – завопил Петипас. – Я всегда подозревал, ваше благородие, что вы изменник. Вы заговорщик. Предатель! Вы!..

– Заткнись, – процедил Вальхейм. – Он «всегда знал»! – издевательски передразнил он лучника. – Когда это «всегда»? Ты на свет-то появился неделю назад. Ты хоть знаешь, кто ты такой?..

Лучник приподнялся, опираясь на локоть.

– Я человек, – сказал он твердо.

– Я велел тебе молчать, – напомнил Ингольв.

Петипас тяжело упал на спину и уставился в низкий закопченный потолок.

– Ненавижу тебя, – сказал он капитану. – Мразь…

Ингольв сел, обхватил руками колени. Несколько минут он слушал, как Петипас поливает его грязью, и размышлял: не столкнуть ли его обратно в подземелье. Но почему-то он не мог этого сделать.

Зато Аэйт совершенно не чувствовал никакой ответственности за жизнь Петипаса. Он выбрал подходящий момент и огрел лучника по голове дубиной, которую подобрал среди пыточного инвентаря. Солдат замолчал и закашлялся, выплевывая кровь.

Ингольв даже не шевельнулся. Завтра Торфинн обнаружит их здесь – всю компанию. Ему было даже страшно представить себе, какая судьба ждет Аэйта и Мелу. Может быть, самое лучшее – убить братьев сейчас, чтобы не отдавать их в руки Торфинна?..

Неожиданно ему стало жарко, точно за спиной у них развели костер. В тот же миг подвал озарился багровым пламенем. Ингольв резко обернулся и закрыл собой Аэйта. В первое мгновение он даже не понял, что происходит, такой невероятной была картина, представшая его глазам.

Из черной пропасти, откуда они только что выбралсь, вырывались языки пламени. Казалось, под полом развели гигантский костер. Огонь бешено вгрызался в черноту, окутавшую подвал.

– Что это? – прошептал Аэйт, но ответа не получил. Он почувствовал, как дрожит Ингольв, и ему стало дурно от страха.

Из пламени показался полуобнаженный торс. Плоское лицо с красными злобными глазками ухмылялось и скалило зубы. Царственным жестом чудовище скрестило на груди перепончатые лапы. Не узнать его было невозможно. В какой-то миг Вальхейму показалось, что ожил и запылал меч Гатала – чужое оружие, несущее смерть Черному Торфинну, жаркий клинок, в который вложены Темные Силы, искусная рукоять, посвященная Хозяину Подземного Огня…

– Здравствуй, Хозяин, – сказал Ингольв. Зубы у него все еще постукивали.

Существо расхохоталось, блестя желтоватыми клыками.

– Что ж, недурной прием. Но ты мне не нужен, человек Торфинна. Я пришел ради младшего сына Арванда. Где он?

Аэйт вздохнул и вышел вперед.

– Я здесь, Хозяин, – сказал он, опускаясь на колено и склоняя голову.

Хозяин Подземного Огня удовлетворенно хмыкнул, разглядывая белобрысого парнишку.

– Вежливый, воспитанный юноша, – пророкотал он. – Эоган был прав, о да…

Аэйт сел, скрестив ноги, перед самым костром. На его бледном лице показалась улыбка. Вальхейм с удивлением увидел, что мальчишка совершенно успокоился.

– Эоган… – пробормотал Аэйт. – Великий Хорс, как здорово…

Хозяин зашипел.

– Небесный огонь не очень-то дружен с подземным, – предупредил он, нахмурившись. – Осторожней выбирай выражения, Аэйт, сын Арванда.

– Прости меня, Хозяин, – тут же отозвался Аэйт. – Я был так рад услышать имя Эогана, что перестал следить за своей речью.

Хозяин поморгал красными глазками и, наконец, одобрительно ухмыльнулся, выпустив изо рта струю пламени.

– Да, я понимаю, понимаю, чем ты взял Эогана, этого старого упрямца, – произнес Хозяин рокочущим голосом. – То-то кузнец, позабыв свою гордость, валялся у меня в ногах, умоляя спасти тебя. Не очень-то мне по нраву бегать по мирам. Я уже не мальчик, да… Стар я для таких дел. Эоган продал мне свою душу на три года. Ладно. Ради такого дела можно и побегать. Сильная душа, старая душа… – Он смерил Аэйта взглядом. – Да, в тебе есть свет. Слишком много света. Даже смотреть больно. Я помогу тебе, Аэйт, сын Арванда. Скажи, Мела, сын Арванда, тоже здесь?

– Мела здесь, – тихо ответил Аэйт.

Хозяин приложил перепончатую лапу к глазам.

– Где?

Аэйт слегка отодвинулся, чтобы Хозяин мог разглядеть.

– А, вижу, – небрежно произнес Хозяин. – Помирать собрался. И зачем он только понадобился Эогану? В нем нет ни искры света, ни капли тьмы. Примитивный убийца, сиречь воин. Но Эоган почему-то восхищался им. Знаешь, что он говорил? «Мела, – говорил он, – сумел воспитать воина, не убив в нем чародея». Может быть, ты объяснишь мне, что это означает?

Аэйт покраснел и ничего не ответил. Глядя на него, Хозяин прищурился, его рубиновые глазки почернели, как угли.

– Вас, людей, сам черт не разберет.

– Мы не люди, – тут же поправил его Аэйт.

– Нашел, чем гордиться, – фыркнул Хозяин, разбрызгивая искры. – По мне так, вы, морасты, ничем не лучше людей. Такие же идиоты. Кем тебе приходится Эоган? Почему он так трясется из-за тебя?

– Собственно, никем, – растерялся Аэйт. – Я жил у него, когда был в плену.

Хозяин пожевал губами и спросил невнятно:

– Алага кто в гроб загнал? Ты или кузнец?

– Ни мне, ни кузнецу такое не под силу, – ответил Аэйт. – Это сделал Безымянный Маг…

– Ух! – выдохнул Хозяин. – Ну и дела вокруг творятся… Стоит, пожалуй, побегать по мирам Элизабет, чтобы послушать такое… Ладно. Я пришел сюда не ради пустой болтовни. Завтра Торфинн, мерзавец и пьяница…

Услышав, как Хозяин бранит черного мага, Аэйт удивился.

– Разве Торфинн не служит, как и ты, Темной Силе?

Глаза Хозяина полыхнули оранжевым светом.

– Рано я похвалил тебя, сын Арванда. Кто научил тебя перебивать речи старших?

– Я взволнован и испуган, господин мой, Хозяин Подземного Огня, – быстро проговорил Аэйт. – Потому и не успел уследить за своим языком. Нетерпеливый вопрос сорвался с него, опередив мой разум.

– Ну-ну, – снисходительно произнес Хозяин, но, чуть ли не против своей воли, улыбнулся, выставив желтоватые клыки. – Ты так умеешь подмаслить свою грубость, что я, пожалуй, отвечу тебе. Я старше Торфинна. Моя Сила тоже темна, но мы с ним служим разной Тьме. Тьма – не Свет, у нее много оттенков. Торфинн умрет, а я был всегда и пребуду всегда. Я не чародей, мой мальчик, – я бог.

Аэйт склонил голову.

– Я должен был догадаться, видя твое могущество.

Хозяин самодовольно похлопал себя по животу. Окрашенные пламенем, перепонки между его когтистых пальцев засветились бледно-желтым светом.

– Итак, завтра Торфинн, богохульник и заносчивый невежда, разрежет вас на куски. Таков один из вариантов будущего, весьма прискорбный. Когда Эоган вызвал меня, я разжег гадальный костер прямо в кузнице. Между языков пламени мы с ним разглядели такое, от чего он кричал, точно перепуганная девчонка. Я его таким и не упомню… – Хозяин пристально посмотрел на Аэйта. – Почему ты не спрашиваешь, что было явлено нам в огне?

– Если ты сочтешь нужным, Хозяин, ты сам расскажешь, – ответил Аэйт.

Его показное смирение не обмануло подземного бога, но он, тем не менее, фыркнул одобрительно.

– Ладно, образец учтивости, именуемый в мирах Элизабет Аэйтом, я не стану пугать тебя понапрасну. Зачем терять время? Это всего лишь один из вариантов будущего, но он не воплотится, если, конечно, у вас достанет ума. Слушай меня, младший сын Арванда. У тебя есть разрыв-трава и у тебя есть Светлая Сила. Этого хватит, чтобы сокрушить твердыню Торфинна. Будь у тебя только что-то одно, я не стал бы тратить на тебя ни минуты.

– Как я могу уничтожить Торфинна? – удивился Аэйт. – Я думал, ты пришел, чтобы помочь нам выбраться отсюда…

– Помочь? – Хозяин расхохотался. От его громового смеха едва не рухнул потолок. – Да кто вы такие, чтобы я помогал вам? Нет, друзья мои, вы должны помочь себе сами. Говорю тебе: вы уничтожите Кочующий Замок, иначе вам придется умереть страшной смертью. И ты, Аэйт, знай: ты способен раздавить Торфинна.

– Не верю, – с силой сказал Аэйт.

Он чувствовал подступающее отчаяние. Замок был огромен, он был напоен силами Зла, и маленькая светлая искорка, горевшая в душе молодого воина, терялась в беспросветном мраке. Откуда взяться надежде?

– Не веришь? – громыхнул Хозяин. – Наглец! Боги не лгут; лгут только чародеи!

– Прости, Хозяин Подземного Огня, – поспешно проговорил Аэйт. – Язык опять подвел меня. Я хотел сказать, что не верю в свои слабые силы.

– И напрасно, – все еще сердитым тоном заметил Хозяин. – На твоей стороне судьба. Торфинна ждет смерть от ладони странника, вооруженного необычным оружием. Если бы этот невежественный гордец получше знал древние языки, он не стал бы делать глупости и шарахаться от меча, выкованного Эоганом. Меч, конечно, опасный. Смертоносный меч, тут и спорить нечего. Но Торфинн так струсил, что не заметил смерть у себя под носом – и как раз там, где он ее не видит.

Хозяин вытянул лапу и когтями указал на Вальхейма.

– Ты – раб Торфинна, человек?

Вальхейм встал.

– Можешь называть меня и так, Подземный Хозяин.

– Не гордый, – проворчал Хозяин. – Хорошо. Я не собираюсь ничего делать за вас. Ты знаешь замок достаточно, слуга чародея. Ты видел его в разных мирах. Нет, я не собираюсь вмешиваться. Я – Хозяин Подземного Огня. Зачем мне лезть не в свое дело? Зачем это я, старый бог, буду становиться между Черным Торфинном и его гибелью? Ингольв Вальхейм, проданный своей сестрой, ты видел Истинный Замок. Ты видел его, когда он находился между мирами. Я не намерен давать советы. Я ухожу.

Языки пламени стали уползать в подземелье. Заметно потемнело.

– Остановись! – крикнул Аэйт. – Стой! Хозяин, подожди!

– В чем дело? – вопросил Хозяин.

– Ты сказал, что в обмен на мое спасение Эоган отдал тебе свою душу…

– Положим… на три года…

– Что с ним теперь будет?

– Ты мне не спрос, мальчишка, – угрожающе сказал Хозяин. – Что надо, то и будет.

– Я хочу знать, – упрямо повторил Аэйт.

– Как ты смеешь! – загремел Хозяин.

– Ответь мне, – сказал Аэйт совсем тихо.

Последний сполох угас, и Хозяин, извиваясь, сполз в подземелье. И уже оттуда донесся его приглушенный голос:

– Эоган не ошибся в тебе, Аэйт, сын Арванда. Да, он не ошибся. Прощай.

Воцарилась глубокая тишина. Потом Ингольв, все еще ошеломленный, сказал:

– Послушай, Аэйт… Откуда он знал о предсказании?

– Такие вещи обычно бродят по мирам, – ответил Аэйт. – А как понимал его сам Торфинн?

– «Жди смерти от руки бродяги, вооруженного чужим оружием», – вспомнил Вальхейм.

Аэйт смотрел на свою раскрытую ладонь.

– Так вот почему он так испугался моего брата, – пробормотал он. – И меч Гатала привел его в ужас. А бояться надо было моей ладони. Но я не могу понять… – Аэйт взял Вальхейма за рукав и прижался к нему. – Ох, Ингольв… Разрыв-трава сокрушает только оружие и металл. Как я могу сокрушить Кочующий Замок?

Он с тоской оглядел замшелый влажный камень стен. Ингольв сильно вздрогнул.