Текст книги "Наивны наши тайны"

Беседа девятнадцатая

– Почему убили Риту?! – я больше не могла пребывать в неизвестности. – Я уж не говорю о том, что хотелось бы знать, кто убийца, – но хотя бы почему?.. Все это срывание масок не только не проясняет, но и еще больше запутывает картину. Почему убили Риту?! Скажи мне!

– Не знаю, – неожиданно призналась Ольга.

– Есть тут кто-нибудь живой? – раздался за дверью гостиной недовольный голос.

– Есть. Я, – пискнула Мариша.

– Это милиция! – всполошилась Лариса. И несмотря на то что на протяжении ночи этот факт несколько раз ставился под сомнение, это все же был ее дом, и именно в ее доме произошло убийство. Она понимала, что приход милиции каким-то неприятным образом скажется на ее карьере светской женщины, и хотела бы както все сгладить, например, вовсе не пустить милицию. Но что она могла им сказать: «Спасибо, мы сами разберемся, без представителей закона…»

Дверь отворилась, и недовольный голос обратился непосредственно к Авроре.

– На выход с вещами! Пять минут на сборы.

– Нет, нет! Это незаконно! Почему вы хотите забрать Аврору? – взметнулась Катя и медленно добавила: – Аврора, я принесу вам смену белья, носки, книжку и яблоки…

Это было трогательно, потому что все остальные – вот вам человеческая благодарность за то, что Аврора всю ночь без сна и отдыха измученной душе расследовала преступление, – все остальные едва заметно от нее отодвинулись, всем своим видом показывая, что она отдельно, а они отдельно…

– Раз ее забирают, значит, на это есть основания, – заметил Игорь, и, к сожалению, это прозвучало как-то даже угодливо.

– Конечно, есть основания, – у меня сегодня конференция, – последовал невозмутимый ответ. Племянник сердито тряхнул бородкой и блеснул очками.

В гостиной опять что-то изменилось – все снова придвинулись обратно к Авроре, но если кто-то и испытал стыд за свой страх и мгновенное предательство, то это был не Игорь. И не Лариса, и не Таня, и не Ира, – они своего предательства просто не заметили, хотя как взрослые люди могли бы и отдавать себе отчет в своих душевных движениях.

Племянник огляделся по сторонам и подошел к Тане.

– Доброе утро, – вежливо произнес он, – мы с вами, кажется, где-то встречались…

На самом деле он прекрасно помнил, где именно они встречались, но профессиональная этика не позволяла ему бесхитростно навязывать себя, поэтому он мог только намекать на возможное знакомство, а признаваться в знакомстве или нет – это уж было личным делом его собеседницы.

Таня улыбнулась в ответ так радостно, словно всю эту долгую ночь только и делала, что ждала этого человека с бородкой.

– Не помню, – кокетливо сказала она. – Как странно! Ах! Я очень рада!

Принятые в таких случаях радостные улыбки и восклицания: «Вот совпадение! Как странно!», если задуматься, ужасная глупость, – существует теория, согласно которой абсолютно все знакомы абсолютно со всеми через пять человек. И что уж так охать и ахать, если вдруг встречаешь знакомого? Но Таня почему-то ахала, как будто произошло что-то невообразимое, невероятное, и почему-то находила нужным преувеличенно радоваться и расплываться в глупых улыбках.

Буквально через минуту она действительно вспомнила человека с бородкой и неожиданно бросилась ему на грудь со слезами и всхлипываниями, так, словно только и ждала бородатого Аврориного племянника, чтобы наконец поплакать вволю.

После Таниных слез, восклицаний, вскриков, обмахиванием шифоновым шарфом и валерьянки выяснились следующие обстоятельства.

Оказывается, Таню и Аврориного племянника познакомил Кирилл Ракитин, а племянник узнал, что этой ночью Кирилл Ракитин внезапно умер от инфаркта.

– Он умер, можно сказать, на моих глазах, – сказала Таня и, немного поразмыслив, добавила: – И на моих руках… почти что.

– Шизоидные компоненты наследственного происхождения иногда выявляются после сорока лет. Поздняя смена доминант может привести к суицидным настроениям, а те, в свою очередь, могут послужить первопричиной сердечных болезней… – произнес племянник подчеркнуто печально, стараясь соответствовать ситуации.

Игорь неодобрительно взглянул на него:

– Психология хороша, когда ею занимаются специалисты. А сейчас только ленивый не мнит себя психологом…

– А я как раз весьма ленив, хотя и являюсь доктором психологических наук и практикую в качестве психоаналитика, – скромно ответил племянник. – Так случилось, что я консультировал вашего друга… и хотя мое сегодняшнее присутствие здесь – чистейшая случайность, я могу подтвердить, что психологически он был не в самом лучшем состоянии…

Лариса смотрела на психоаналитика с опаской, как смотрят на врача в ожидании диагноза. Ей все еще по-настоящему не верилось, что Кирилла больше нет, но чем дальше уходило ночное суетливое безумие, тем ярче проступало желание понять – почему все случилось так неожиданно и нет ли в том ее вины. Ей очень понравилась ссылка на шизоидные компоненты наследственного происхождения: это звучало так научно и успокаивающе – с шизоидными компонентами ничего не поделаешь, тем более наследственного происхождения…

– Господи, зачем он ходил к психоаналитику?! Он мне ничего не говорил… Кирилл весь в свою мамочку… Ох уж эта семейка со своими вечными секретами! – не сдержав злости, сказала Лариса, и странно прозвучала эта претензия к людям, которых уже не было в живых.

– А вот у меня с ним была неземная связь, – немедленно отозвалась Таня.

Случайный племянник без имени неожиданно превратился в очень значительную персону, Владимира Семеновича. Значительную для всех, кроме Авроры, потому что нет пророка в своем отечестве, и действительно, трудно воспринимать своего родного племянника так серьезно. Игорь, который за эту ночь привык к положению единственного мужчины в этом серале, сейчас ревниво поглядывал на доктора наук, в качестве психоаналитика Кирилла, знавшего о его друге что-то, чего не знал сам Игорь. К тому же доктор наук оказался племянником Авроры, и это было особенно неприятно – за эту ночь Игорь успел привыкнуть к ней, как к своей собственной тетушке.

– Почему ты не сказал мне, что знаешь, к кому нас везешь?! – грозно прошипела Аврора. – Мне никто ничего не рассказывает!..

Кажется, Аврора даже слегка ущипнула доктора психологических наук за складочку пониже спины. У всех есть свои слабости. Была слабость и у Авроры: обнаруживая в своих сведениях об окружающих какие-то пробелы, она всерьез мучилась и немедленно решала, что никому не нужна.

– Откуда мне было знать, что писатель Кир Крутой и мой клиент – одно и то же лицо? – возмутился Владимир Семенович.

Все это было похоже на своеобразную игру в жмурки, когда глаза завязаны не только у ведущего, но и у всех, а череда нелепых опереточных недоразумений разрешилась самым простым, непоэтическим образом.

– Около месяца назад моя жена попросила проконсультировать своего знакомого. Я даже не знал его фамилии, только имя – Кирилл…

– Опять жена? – довольно-таки сварливо спросила Аврора.

– Да, жена. Моя жена Рита, – недовольно ответил Владимир Семенович.

За этим последовала родственная склока.

Студенты видели Владимира Семеновича вдохновенно читающим лекции – бородка и очки хорошо смотрелись с кафедры. Коллеги считали его неплохим ученым и практиком, на консультации к нему записывались заранее, потому что он был в состоянии разобраться в самых сложных случаях. Многие клиенты влюбленно ходили к нему годами, но Владимир Семенович, что бывает с психоаналитиками нечасто, не злоупотреблял их привязанностью, а старался помочь и выпустить в мир. И так далее, и так далее…

Но в личной жизни у Владимира Семеновича имелась слабость – он любил женщин.

Женщин любил, но не любил выходить из дома, поэтому с каждой своей пассией Владимир Семенович первым делом начинал супружескую жизнь. Он не обещал жениться, а совершенно искренне считал, что уже женился, и те несколько месяцев, что находился с очередной дамой под одним кровом, честно именовал ее женой.

Сам Владимир Семенович называл свое поведение «здоровая компенсаторная установка экстравертного чувствующего типа, которому свойственны широковещательные, но редко доводимые до конца начинания».

Но даже если это была здоровая компенсаторная установка, могла ли Аврора при такой быстрой оборачиваемости невест углядеть за его широковещательными, но редко доводимыми до конца начинаниями? И даже сейчас, когда ей предстояло сообщить ему трагическую новость, в голове у нее вертелась ужасная, глупая и пошлая фраза: «Ты будешь смеяться, но твоя невеста Рита тоже умерла…» И еще одна, такая же глупая и пошлая: «Невестой больше, невестой меньше…» Но ведь у каждого из нас бывают мысли, которых мы ни за что не обнародуем, и у Авроры тоже, тем более она отказалась нести за них ответственность.

Поэтому, поднявшись на цыпочки, Аврора погладила Владимира Семеновича по голове.

– Мальчик мой, бедный мальчик… – сказала она сквозь слезы.

– Что? – с опаской спросил племянник. – Последний раз ты назвала меня своим бедным мальчиком, когда меня ударили совком в песочнице…

…Потрясение Владимира Семеновича, когда он узнал, что Рита убита, было так велико, как только может быть потрясение человека, приехавшего забирать свою престарелую родственницу из загородного дома и неожиданно обнаружившего в этом доме некоторое количество трупов, включая свою теперешнюю жену…

Когда-то Владимир Семенович говорил Авроре, что лучший способ вывести человека из шокового состояния – это дать ему выпить как можно больше воды и побудить к действиям, и теперь Аврора воспользовалась его советом. Она заставила его выпить два стакана воды и сказала:

– А среди нас есть убийца…

Владимир Семенович пришел в себя, насколько это было возможно, – он ведь искренно любил Риту последние несколько месяцев, и они в скором времени собирались в ЗАГС.

– Я клянусь, что выясню, кто и зачем убил Риту, – твердым голосом пообещал он.

– Да-да, ты обязательно выяснишь, и не забудь поехать и покормить Ритиных кошек, – успокаивающим голосом сказала Аврора. – Там у нее две кошки, совсем одни… Бедные кошечки, неужели им придется жить у меня…

Владимир Семенович удивленно сказал, что никаких кошечек у нее не было и в помине. Рита жила у него, и вряд ли он не заметил бы в своей квартире парочку кошек.

Тут Катя вдруг вскочила и выбежала из комнаты. Аврора проводила ее беспокойным взглядом – бедная девочка, наверное, ей опять стало нехорошо… но Катя вскоре вернулась и, запыхавшись, протянула Владимиру Семеновичу Ритину сумку-бочонок.

– Посмотрите, может быть, у нее тоже есть метрика, как у меня? Вдруг она наследница?

– Что за глупости? А впрочем, взглянуть необходимо… Ты посмотри сама, девочка, я не могу, не могу… – протянул он неожиданно высоким голосом.

Катя выложила на журнальный стол пачку бумажных носовых платков, косметичку, в которой одиноко болтался один тюбик помады (Рита обычно делала макияж дома, а на людях только подкрашивала губы), два конфетных фантика, увидев которые, Владимир Семенович издал всхлипывающий звук, записную книжку, дорогую и красивую, – подарок Ларисы, ежедневник в дешевой обложке и мобильный телефон, самый обычный.

– Фи, – сказала Мариша, – фи, никакого воспитания, лазать по чужим сумкам…

– А лазать по сейфам в поисках денег? – мгновенно отозвалась Кирочка.

Катя вытащила что-то со дна сумки и раскрыла широковатую ладонь с длинными пальцами: «Вот он, пузырек… Не его ли искали?.. И вот еще какая-то ампула…»

Неожиданно уверенным жестом Игорь выхватил у нее из рук ампулу и пузырек толстого зеленого стекла.

– Строфантин, – прочитал Игорь. Ему тоже хотелось быть главным. – Убийца подкинул Рите ампулу строфантина и пузырек из-под отвара… но зачем?

– Действительно, зачем? – согласно кивнула Ира. – Бедная Рита…

Аврора пробормотала про себя: «„…У каждого что-нибудь да есть…“ – откуда это, не могу вспомнить…»

– А почему человек все время облизывает губы? – спросила она племянника.

– Это вегетативная реакция на стресс, – машинально ответил Владимир Семенович. – При стрессе губы и язык деревенеют и возникает ощущение, что губы – это инородное тело.

– Тогда я знаю, как убили Кирилла, – заявила в ответ Аврора.

– Вы хотели сказать, как убили Риту, – поправил ее Игорь.

Аврора покачала головой.

– Я знаю, как Рита убила Кирилла. Идеально красиво, просто и безопасно. То есть безопасно для нее, не для Кирилла.

Это был настоящий триумф. Аврора постаралась держаться скромно, и именно так, со скромным достоинством и объяснила, что же навело ее на догадку.

Кошки! Кошки и есть та деталь, которая помогла ей, – и напрасно Рита считала себя умнее других.

– Рита несколько раз говорила про свою любовь к дому в Комарове. Она выросла рядом с этим домом и мечтала о нем. Мания, понимаете? Бывают разные мании, а вот у нее была такая – этот старый дом в соснах. Она чувствовала почти физически, как со дна души поднимается что-то темное и чуть ли не мешает дышать, и это ни в коем случае не была зависть ко всему, что было у Ларисы и Кирилла, – ей нужно было только свое, и она говорила себе: «Хочу эти сосны, хочу это небо» – до тех пор, пока желание не стало таким же простым и естественным, как вода, как воздух, как… как сосны.

Ложь номер один: она сказала, что живет одна и никому не нужна, а мы знаем, что она считала себя замужем и собиралась выйти замуж официально. Это означало стать наследницей дома в Комарове.

Ложь номер два: зачем Рита все время рассказывала про несуществующих кошек? Очень просто – для усиления образа. Она увлеклась, представляя себя в образе старой девы.

Рита была уверена, что мы с Б. А. поженились. Мой наследник – вот он, ее почти что муж. Ей ни в коем случае нельзя было обнаруживать связь с моим племянником. Между ней и ее мечтой была только одна досадная помеха – Кирилл. Вот она его и убила.

Рита знала, что Кирилл в плохом состоянии, что он принимает сердечные препараты. Она украдкой читала его записи, дневник. И все ее действия были как яйцо в мешочек – снаружи круто, внутри жидко. Все зыбко, неопределенно, и каждый конкретный шаг не был шагом к убийству. Она и правда хотела ему помочь и отправила его к психоаналитику. Но не назвала его имени, потому что какие-то смутные планы уже бродили в ее голове. Это еще были не планы, так, волны… она не собиралась его убивать, она же не убийца…

И вообще, убить – страшно. Но волны превратились в план – она задумала убийство внезапно, когда услышала речь Кирилла за столом и подумала, что мы с Б. А. поженились. И тут-то мне и стало ясно, для чего она изучала справочник лекарственных трав, препараты, которые принимал Кирилл. И все, что она делала, замечательно укладывалось в ее план.

– Можно мне продолжать? – кротко спросила Аврора.

Она припомнила некоторые странности, на которые не обратила бы внимания, если бы не пузырек и ампула в Ритиной сумке. В Ритиных словах обнаружились противоречия, то есть вранье. Судите сами.

Разговор первый.

«Как говорится, кто шляпку спер, тот и тетку пришил… – сказала Аврора.

– А что, из кабинета пропала шляпка? – удивилась Рита. – Правда, я никогда не была в кабинете, он никого туда не пускал…»

Разговор второй.

«…Я хочу домой, – жалобно сказала Рита, – у меня там кошки одни… И вообще, я никогда не полюблю этот дом… Вот в Комарове… Там вокруг дома шестнадцать сосен. А в самом доме я никогда не была. Но я помню, там есть башенка, и на картинке она видна…»

Картинку со старым домом с башенкой на фоне сосен Рита могла видеть только в одном месте – это заставка в мониторе Кирилла. Значит, Рита соврала, сказав, что никогда не была в кабинете. Она была в кабинете тогда, когда Кирилл был еще жив. Она вошла в кабинет и либо подменила стакан с холодным чаем, который всегда стоит на его столе, либо просто налила туда отвар ядовитой травы.

– Вы помните, что написано в справочнике? – вдохновенно продолжала Аврора. – «„Digitalis purpurea», пурпуровая наперстянка – стебли, цветы, содержат сердечные гликозиды“».

Рита знала, что Кирилл принимает строфантин. А строфантин и есть сердечный гликозид. Он вызывает усиление работы сердца, но при этом частота сокращения сердца замедляется, и при передозировке сердце может остановиться. Навсегда! Поэтому страшно опасного строфантина всегда назначают совсем чуть-чуть. Рита принесла Кириллу отвар травы, он запил отваром строфантин, произошла передозировка сердечных гликозидов и, следовательно, остановка сердца.

Ей самой все это казалось не убийством, а чем-то другим, между ней и убийством был зазор – она не была уверена, что это произойдет. И затем она сама поверила, что Кирилл умер от инфаркта. Убить – легко…

– Откуда у тебя такие подробные сведения о лекарстве?

– Господи, да Б. А. принимает строфантин, и я сто раз читала аннотацию на лекарство. Ты же знаешь, что я читаю все, что попадает мне в руки. Кстати, аннотации читать очень интересно… Вот, например, вчера мне попалась аннотация на сульфадимезин…

Владимир Семенович сделал странный угрожающий жест – неужели он хотел приподнять Аврору и немного потрясти?.. Он, конечно же, нервничал – кому же приятно сознавать, что делил постель с убийцей?..

Да, и потом, в первые минуты после смерти Кирилла, Рита все время облизывала губы. Конечно, у нее был стресс, все же с непривычки убивать нелегко…

– Она держала тебя за круглую дуру, – мстительно заметил Владимир Семенович, – даже не потрудилась выбросить пузырек.

– А вот и нет! Причина была совсем в другом! – возразила Аврора. – Она не только не выбросила пузырек, но и на всякий случай носила в сумочке ампулу строфантина.

– Зачем? – непонимающе спросила Мариша.

– Ты глупая, – отозвалась Кирочка и засмеялась. – Что же, по-твоему, случилось с Ритой? Может быть, Кирилл отравил ее в ответ? Неужели ты не поняла, что Рита покончила с собой?

Если честно, то вместе с Маришей этого не поняли и все остальные, но, конечно, им было неловко в этом признаваться.

– Проблемы в личной жизни? – спросил Игорь. – Психоаналитики почти так же часто оказываются преступниками, как и секретарши.

– У нее сдали нервы, – вздохнула Таня.

– Проснулась совесть, – предположила Лариса.

– Не уверена. В нашем последнем разговоре я сказала, что никогда и не собиралась замуж за Б. А., и тогда Рита поняла, что совершила преступление напрасно. Просто совершенно бессмысленно. И вот тут-то у нее не выдержали нервы…

Итак, это был триумф Авроры.

– Вы все-таки раскрыли преступление. Правда, не то. Ничего? – сказал Игорь.

– Ничего. В любой победе всегда скрыт нежелательный компромисс, – умиротворенно ответила Аврора.

Удовольствие от триумфа ей портило только то, что не удалось представить дело таким образом, будто она, Аврора, все знала с самого начала.

– Вы понимаете, что обсуждали все свои действия с убийцей? – с запоздалым беспокойством поинтересовался Игорь.

– Ой! И правда! – всполошилась Аврора. – Ой!

Беседа двадцатая

– У Агаты Кристи однажды такое было! Один раз женщина не узнала своего первого мужа. Ты мне скажи, это возможно с физиологической точки зрения?! – спросила Ольга ни с того ни с сего.

– А один раз бутылку с ядом нашли прямо в шкафу у подозреваемого…

– ??

– И еще она часто пишет: «…У преступника сдали нервы». И так все раскрывается.

P. S. Версия психоаналитика. Владимир Семенович не согласен с версией Авроры и считает, что Кирилл Ракитин совершил самоубийство. Мой клиент – препсихотическая личность. У людей такого типа кризис среднего возраста осложняется шизотимическим действующим началом… Как его психоаналитик подтверждаю, что он находился в крайне тяжелом состоянии.

1. У него не была проработана проблема отношений со смертью. Смерть матери повлияла на него самым серьезным образом. Растерялся и не смог справиться со страхом смерти.

2. Узнав, что Кирилл и писатель Кир Крутой – одно и то же лицо, я изучил произведения Кира Крутого и обнаружил в них две проблемы. Во-первых, то, что выходило из-под пера Кира Крутого, влияло на душевное состояние Кирилла. Его Герой был способен повернуть ход событий… а сам Кирилл нет.

Во-вторых, я убежден, что Кирилл тяжело переживал временный творческий застой. Неуверенность могла возникнуть однажды, а затем он сам мог искать ей подтверждения. Для личности его типа характерен бурный расцвет продуктивности и резкое, неожиданное прекращение ее, особенно у писателей.

3. Писательский кризис мог быть связан с проблемами в сексуальной сфере. Известна фраза: «Если у писателя не стоит, он не может писать». Я уверен, что у него были проблемы в сексуальной сфере. Мое предположение заставило Ларису отвернуться и покачать головой, не глядя мне в глаза.

4. Обычные проблемы среднего возраста, о чем можно прочитать в любой книжке.

5. Кирилл всю жизнь переживал по поводу своей национальности, и узнать, что он не еврей, было для него большим потрясением. Кирочка нашла в кабинете открытку. Вот она, эта открытка, подтверждающая мою версию: «Кира, я понимаю, что это конец, что мы расстаемся навеки, что я должен забыть тебя и нашего ребенка. Когда-нибудь просто скажи нашему сыну Кириллу, что был у тебя такой знакомый, Сережка Иванов, и ты его любила… Твой навсегда Сережа».

6. И наконец последнее: смена доминант у шизотимического типа.

Сама Аврора считает, что доктор психологических наук чувствует себя задетым в профессиональном смысле тем, что не сумел распознать Ритину душевную неадекватность и тяжелое состояние Кирилла Ракитина, – но что он мог сделать больше того, что он уже сделал, дав разъяснения по поводу склонности шизотимической личности к сердечным болезням при смене доминант?…