Текст книги "Регуляция эмоций. Клинико-психологический аспект"

Довольно рано М. Селигман отходит от чисто бихевиористской трактовки феномена выученной беспомощности. Уже в его ранних исследованиях было показано, что формирование «беспомощности» у человека зависит не только от неконтролируемости ситуации, но и от его установок, субъективной оценки и интерпретации им стрессогенной ситуации (Hiroto, Seligman, 1975). Нетрудно заметить, что М. Селигман использует представления Р. Лазаруса о когнитивной оценке угрозы, а также работы Б. Вайнера, в которых еще в начале 1970-х годов было показано, что от интерпретации переживаемой неудачи зависит настойчивость субъекта по ее преодолению (Weiner et al., 1971). М. Селигман с соавт. использовали эти взгляды при объяснении того, почему у одних людей возникает беспомощность, а других не возникает. Это зависит от присущего субъекту стиля интерпретиции событий: у одних он оптимистический, а у других пессимистический (Зелигман, 1997; Abrahamson, Seligman, Teasdale, 1978).

Дальнейшие исследования показали, что опыт беспомощности всегда ассоциирован с изменениями в мотивационной, когнитивной и эмоциональной сферах. Мотивационные изменения проявляются в нежелании сопротивляться негативным событиям, в неспособности действовать, активно вмешиваясь в ситуацию. Когнитивные – в неспособности впоследствии обучаться тому, что затронуто опытом беспомощности, а также в пробелах в знаниях и нарушениях памяти на эти события. Испытуемые со сформированной выученной беспомощностью тратили больше времени на решение когнитивных задач и на поиск выхода из ситуации, ассоциированной с ситуацией беспомощности (Seligman, Schulman, 1986). Эмоциональные изменения выступают в виде тревоги, фрустрации и стойкой эмоциональной напряженности, а также в подавленном или даже депрессивном состоянии, возникающем из-за бесплодности собственных действий (Зелигман, 1997; Hiroto, 1974; Sullivan, Liu, Corwin, 2012; Varela et al., 2011; и др.).

Очевидно, что обозначенные тезисы имеют прямое отношение к проблеме саморегуляции и РЭ.

Дальнейшие исследования М. Селигмана были направлены на разработку методов оказания психологической помощи, которая должна быть направлена на изменение неадаптивных установок, сформированных опытом выученной беспомощности (Зелигман, 1997). Актуальность таких исследований Селигмана определялась тем, что вслед за работами З. Фрейда и Дж. Сандлера по проблеме депрессии и психической травме он видел в переживании беспомощности важнейший пред-испозиционный фактор развития депрессии.

Вторая большая линия исследований эмоций и возможности их регуляции в рамках бихевиоризма представлена в работах по изучению наличия врожденной готовности к формированию условных связей в эмоциональном реагировании и возникновении фобий.

Представители классического бихевиоризма придерживались точки зрения, что фобии могут интерпретироваться как выученные условно-рефлекторные формы поведения, которые могут возникать в отношении любого стимула, то есть любой нейтральный стимул, совмещенный по времени с событием, взывающим страх, в последующем сам может вызвать реакцию страха. Но эта связь должна закрепиться многократным повторением такого сочетания стимулов. В противном случае страх не возникнет (Толмен, 1980; Уотсон, 1980; Хегенхан, Олсон, 2004; Wolpe, Rachman, 1960).

Однако в работах М. Селигмана и И. Маркса эти представления были поставлены под сомнение. Был сформулирован тезис о том, что не все объекты вызывают страх и что существует некая врожденная готовность к формированию фобий в отношении определенных объектов. И, если эту врожденную склонность подкрепить реальной угрозой, она может перерасти в страх и даже фобию (Marks, 1969). Таким образом, для возникновения фобий необходимо взаимодействие двух факторов: 1) наличия врожденной готовности к образованию условно-рефлекторных связей между реакцией страха и «условно фобическими» объектами; 2) наличия «пусковой ситуации», когда человек сталкивается с такими объектами в небезопасных условиях (Хегенхан, Олсон, 2004).

Перечисленные выше положения легли в основу методов психологической работы в рамках бихевиористского подхода с негативными эмоциями, прежде всего со страхами и тревогой. Во всех этих методах в качестве определяющего используется представление о научении и об условно-рефлекторном обусловливании, а также о возможности изменения эмоциональных реакций человека путем трансформации неконструктивных связей между стимулами и реакциями.

В качестве методов РЭ (точнее, управления эмоциями) в поведенческом консультировании и терапии наиболее часто используются: 1) нервно-мышечная релаксация, 2) метод систематической десенсибилизации и 3) метод погружения (Нельсон-Джоунс, 2000; Эффективная терапия посттравматического стрессового расстройства, 2005; Sadock, Sadock, Ruiz, 2014).

1. Процедура прогрессирующей нервно-мышечной релаксации, предложенная Э. Джекобсоном, среди известных сегодня методов бихевиоральной терапии имеет наибольшую популярность. Метод основан на предположении, что наличие так называемой «нервно-мышечной гипертензии» связано с такими рефлекторными реакциями, как гипервозбуждение и гиперраздражение (Jacobson, 1938). Очевидно, что в данном методе в качестве базовых посылок использованы не только положения теорий И. П. Павлова и Дж. Уотсона, но и классической психологии У. Джемса. Согласно представлениям самого Джекобсона и современных специалистов по когнитивно-поведенческой терапии, метод показан при связанных с напряжением головных болях, бессоннице, эмоциональной напряженности, то есть имеет широкий спектр показаний. Он может использоваться самостоятельно и входит в качестве составной части в более сложные методы, например, в метод систематической десенсибилизации (Гулина, Зинченко, 2015; Незнанов, Карвасарский, 2008; Соколова, 2001, 2008; Шапиро, 1998; Kramer, Bernstein, Phares, 2009; Wolpe, 1964, 1990).

2. Систематическая десенсибилизация считается одним из наиболее ранних методов поведенческой психотерапии. Принято считать, что авторство метода принадлежит Дж. Вольпе, однако сам он отмечает приоритет М. Ковер (Wolpe, 1990; Wolpe, Lazarus, 1966) в описании десинсибилизации. Метод основан на систематическом постепенном уменьшении чувствительности человека к пугающим объектам. Основной принцип метода заключается в том, что антагонистическая по отношению к страху реакция, которая может быть сформирована во время действия стимулов, вызывающих страх, постепенно подавляет его реакции. В качестве такой реакции, как правило, выступает расслабление. Считается, что релаксация, выступая в качестве стимула, не вызывающего страх, возникая, способна привести к угасанию прежнего рефлекса – рефлекса страха. Метод может использоваться как со стимулами, реально присутствующими в психотерапевтической ситуации, так и на основе представлений (Kazdin, Wilson, 1978; Kramer, Bernstein, Phares, 2009; Wolpe, 1990). Метод систематической десенсибилизации причисляют к наиболее часто используемым в поведенческой психотерапии тревожных расстройств, включая ПТСР. По подсчетам, больше трети публикаций на темы поведенческой психотерапии так или иначе связаны с этим методом (Kramer, Bernstein, Phares, 2009; McGlynn, Smitherman, Gothard, 2004; Mischel, Shoda, Ayduk, 2008; Sadock, Sadock, Ruiz, 2014).

3. Метод погружения, лежащий в основе имплозивной терапии (Stampfl, 1970) и техник «наводнения» (Polin, 1959), предполагает намеренное «погружение» пациента в травмирующие воспоминания с целью реинтеграции подавленных эмоций. Пациент подвергается конфронтации с максимально неприятным стимулом. Соответственно он должен пережить максимально выраженную реакцию страха, гнева и т. д. в этот момент. Имплозивные методики основаны на двух феноменах: 1) феномене угасания условных рефлексов и 2) феномене привыкания. Предполагается, что после этого человек осознает непродуктивность своих эмоциональных реакций на пугающий объект, что он способен обрести хладнокровие в стрессовой ситуации, следствием чего будет угасание реакции страха и формирование более реалистических представлений об объекте (Эффективная терапия…, 2005; Kramer, Bernstein, Phares, 2009; Polin, 1959). Однако специалисты по поведенческой и когнитивно-бихевиоральной терапии сходятся во мнении, что, хотя данный метод является эффективным, но одновременно крайне стрессовым и имеет множество противопоказаний (Эффективная терапия., 2005; Jaeger et al., 2009; Sadock, Sadock, Ruiz, 2014; Solter, 2007). Вместе с тем, согласно опубликованным данным, в последние годы можно возрождается интерес к данному методу. Это связывают, с одной стороны, с приходом «новых технологий» в психологическую диагностику и психотерапию, например, технологий виртуальной реальности (Gorman, 2006; Price, Anderson, Rothbaum, 2008; Tortella-Feliu, Bornas, Llabres, 2008), а с другой – возрастанием числа публикаций, в которых обращается внимание на доказательства высокой эффективности метода (Эффективная терапия., 2005; Sa-dock, Sadock, Ruiz, 2014).

* * *

Итак, классические физиологические концепции эмоций и большинство форм бихевиоризма стали в настоящее время достоянием истории. Однако исследования последних десятилетий показали, что, несмотря на оправданную критику, целый ряд положений классического бихевиоризма относительно проблемы эмоций прошел проверку временем и обрел достаточно надежную доказательную базу. Например, положение о том, что существует набор относительно устойчивых врожденных эмоциональных реакций, на основе которых формируются в последующем более сложные эмоциональные паттерны, легло в основу абсолютно всех теорий базовых эмоций (Изард, 2008; Макдауголл, 1984; Экман, 2010; Izard, 1977, 1990; Johnson-laird, Oatley, 1989; McDougall, 1909; Tomkins, 1963; и др.).

Второе положение, важное в контексте обсуждаемой нами темы – о принципиальной возможности формирования новых, в том числе и противоположных эмоциональных реакций путем создания новых условно-рефлекторных связей и, наконец, третье положение – о возможности постепенного угасания прежних условных рефлексов. Эти положения активно используются в когнитивно-бихевиоральной терапии.

Известно, что практика психологического консультирования постоянно развивается. И сегодня крайне редко можно встретить психологическое консультирование и тем более психотерапию, использующие «в чистом виде» методы бихевиоральной терапии и тем более техники, базирующиеся на физиологических концепциях эмоций. В последние годы все большее распространение получает тенденция сближения когнитивного и бихевиорального направлений психотерапии. Тем самым можно сказать, что классический принцип поведенческой терапии – «принцип минимального вторжения», постулирующий, что во внутреннюю жизнь пациента следует вмешиваться лишь в той степени, в которой это необходимо для решения его актуальных проблем (Kanfer, Kanfer, 1991), все больше отходит на второй план, так же как и директивная позиция психотерапевта (Нельсон-Джоунс, 2000; Холмогорова, 2006; Соколова, 2008) наряду с базовыми теоретическими посылками, характерными для бихевиоризма и классических физиологических концепций эмоций.

Необходимо признать, что исследования эмоций, выполненные в традициях бихевиоризма, по-прежнему, как и много лет назад, отличает чисто эмпирическая направленность (Gross, 2014). Надо отдать должное тщательности соблюдения в них принципов психологического эксперимента (в позитивистском понимании) и учета разнообразных переменных, определяющих поведение. Однако дать ответ на вопрос о факторах, определяющих эмоциональное поведение, и о том, чем, собственно, эмоциональное поведение будет отличаться от «неэмоционального», как и о факторах, определяющих выбор стратегий поведения по регуляции эмоций, исследования, выполненные в четком соответствии с традициями бихевиоризма и физиологической психологии, не могут в принципе.

В классических исследованиях по проблеме эмоций получен богатый набор эмпирических данных о физиологическом обеспечении эмоциональных реакций и состояний, а также о поведенческих проявлениях в разных эмоциональных состояниях; выделены так называемые «базовые» эмоции (Изард, 2008; Макдауголл, 1984; Экман, 2010; Izard, 1977, 1990; Johnson-laird, Oatley, 1989; McDougall, 1909; Tomkins, 1963; и др.).

Необходимо отметить, что в классических концепциях эмоций (в психологии У Джемса и классическом бихевиоризме) проблема регуляции эмоций как таковая в современном понимании данного термина, конечно, не ставилась. В исследованиях, выполненных в классических традициях, подходы к решению вопроса о РЭ базируются на идее возможности научения различным эмоциональным реакциям в ответ на новые стимулы по механизму образования условных связей и изменения эмоциональных реакций человека путем трансформации неконструктивных связей между стимулами и реакциями (Madden, 2013). В качестве методов регуляции эмоций предлагаются десенсибилизация, погружение и контробусловливание, имеющие терапевтическую эффективность, хотя, конечно, в пределах возможностей классической науки.

Логика развития психологии как науки в начале ХХ века такова, что постепенно при столкновении с изучением более сложных объектов начала обнаруживаться неадекватность применения по отношению к ним категориальной сетки, соответствующей простым системам; при попытках объяснения новых, более сложных фактов все чаще стали возникать парадоксы (Зинченко, 2011; Зинченко, Первичко, 2012).

Таким образом, постепенно создавались условия для смены господствующей научной парадигмы в психологии.

В центре внимания неклассической науки в качестве объектов исследования выступают сложные системы, фундаментальной характеристикой которых является наличие системных качеств целого, несводимых к свойствам образующих их элементов. Категории части и целого также обрели новые смыслы: целое не только не зависит от свойств составляющих частей, но и определяет эти свойства. Новые представления о причинности, изменении категориальных смыслов, не укладывающиеся в рамки представлений о простых системах, требовали нового объяснения и новых методов исследования. В предметное поле психологии как неклассической науки попадают саморегулирующиеся системы (Стёпин, 1989, 2003).

Становление неклассического типа рациональности в психологии связано с ее развитием как гуманитарной науки, с признанием уникальности человека и его сознания как предмета исследования. Психология стала превращаться в неклассическую науку, по мнению Д. А. Леонтьева, во многом благодаря открытиям К. Левина, Л. С. Выготского, М. М. Бахтина, А. Адлера и Л. Бинсвангера в 1920—1930-е годы (Леонтьев, 2005).

Становление научного интереса к проблеме РЭ связывают именно с разработкой концепции механизмов психологической защиты и позднее концепции психологической привязанности в психоанализе, а также с представлениями о саморегуляции, пришедшими из общей теории систем и активно вошедшими в когнитивно-психологический дискурс.

1.3. Вопросы регуляции эмоций в исследованиях механизмов психологической защиты

В числе исследователей, обратившихся к проблеме РЭ, первыми по праву называют представителей классического психоанализа, прежде всего З. Фрейда, столкнувшегося с патологическими вариантами этой регуляции, описавшего и объяснившего их в рамках психодинамического подхода с помощью понятия защитных механизмов (ЗМ) (Gross, 2014).

Впервые термин «защита» (defense) встречается в работе З. Фрейда «Защитные нейропсихозы», опубликованной в 1894 году. «Защита» описывалась как способ борьбы Я против болезненных и невыносимых идей и аффектов (Фрейд А., 1993; Freud S., 1962). Позднее, в 1925 году, в работе «Торможение, симптом и тревога» З. Фрейд подчеркивал, что термин «„защита“… должен быть общим обозначением для всех технических приемов, которыми пользуется Я в своих конфликтах, при известных обстоятельствах ведущих к неврозу.» (Фрейд З., 2006, с. 301).

Первоначальное определение защиты, которое было предложено З. Фрейдом и которое включало прежде всего защиту Я от угрозы Оно, в настоящее время в своем классическом значении практически не используется. В соответствии с произошедшей трансформацией представлений о структуре и детерминантах развития личности, изменениями во взглядах на проблему нормы и патологии на протяжении более чем 100-летней истории изучения представления о психологической защите и ЗМ многократно переосмыслялись и дополнялись как в рамках психоаналитических моделей и концепций, так и в иных научно-психологических подходах. Согласно одному из наиболее общих определений, представленных в словаре по психоанализу, ЗМ понимаются как «совокупность действий, нацеленных на уменьшение или устранение любого изменения, угрожающего цельности и устойчивости биопсихологического индивида; <…> речь идет о защите от внутреннего возбуждения (влечения) и особенно от представлений (воспоминаний, фантазий), причастных к этому влечению, а также о защите от ситуаций, порождающих такое возбуждение, которое нарушает душевное равновесие и, следовательно, неприятно для Я» (Лапланш, Понталис, 1996, с. 145).

Как известно, психоанализ отводит основную роль в возникновении тревоги конфликту между биологическими инстинктами и внутренними и внешними сдерживающими факторами. З. Фрейд в работе «Торможение, симптом и тревога» (1926) в главе 8 описывает тревогу как: 1) ощущаемое аффективное состояние; 2) нечто, имеющее очевидный признак неприятного (однако отличное от напряжения, боли и печали); 3) определенные физические ощущения (Фрейд З., 2006). Размышляя о функциях тревоги, З. Фрейд отмечает, что тревога возникает как реакция на положение, составляющее опасность; как выражение беспомощности и реакция на отсутствие объекта. З. Фрейдом был обозначен эволюционный «переход от „автоматически непроизвольного возникновения тревоги” к преднамеренной репродукции ее как „сигнала опасности”» (Фрейд З., 2006).

Уже в начале 1940-х годов многие психоаналитики оперировали термином «регуляция тревоги», активно использовавшимся Фрейдом в конце карьеры. При этом тревога у Фрейда все же являлась синонимом всех негативных эмоций. Итогом всех рассуждений Фрейда о природе тревоги должна была стать новая теория аффектов, однако создание такой глобальной концепции оказалось затруднительным вплоть до настоящего времени из-за сложности аффектов как психического явления и из-за сложного, противоречивого понимания термина «аффект» в работах Фрейда.

Первоначально Фрейд считал, что тревога – это результат отсутствия реализации импульсов либидо. С развитием структурной модели личности Фрейд разработал другую, принципиально отличающуюся от первой теорию возникновения тревоги. Он признавал тот факт, что Эго само по себе может являться причиной возникновения тревоги. Реалистическая, невротическая и моральная тревога, таким образом, появляется при взаимодействии Эго с реальностью, Ид и Супер-Эго соответственно (Фрейд З., 2006).

Реалистическая тревога понималась им как эмоциональный отклик на угрозу, возникающую в реальном мире, ее функцией было поддержание самосохранения. Эго в данном случае было перегружено требованиями внешней ситуации. В таком случае регуляция тревоги принимала форму попыток избегания подобных ситуаций в будущем, даже если это предполагало определенные особенности поведения, такие, как фобические реакции.

Невротическая тревога – ответ на угрозу осознания Эго неприемлемых импульсов со стороны Ид – выражается в форме боязни человека совершить что-либо неприличное и осуждаемое обществом.

Моральная тревога «возникает в ответ на наличие угрозы Эго со стороны Супер-Эго…<она>… происходит от объективного страха родительского наказания за какие-то проступки. Последующее развитие Супер-Эго ведет к появлению социальной тревоги, которая возникает в связи с угрозой исключения из группы сверстников из-за неприемлемых установок или действий (Хьелл, Зиглер, 2003, с. 42).

В общем виде можно сказать, что тревога, основанная на Ид и Супер-Эго, возникает, когда импульсы Ид требуют разрядки, а Эго предсказывает ощущения, которые возникнут в результате такой разрядки (Фрейд З., 2006). Если уровень тревоги достаточно высок, текущий дискомфорт подавляет импульс. В таком случае регуляция тревоги принимает форму свертывания импульсов, которые в будущем могут провоцировать тревогу. Таким образом, тревога помогает человеку избежать осознания неприемлемых инстинктивных импульсов и осуществлять удовлетворение данных импульсов надлежащими способами и в надлежащих ситуациях. Реализации этих функций тревоги помогают защитные механизмы Эго.

Итак, «основная психодинамическая функция тревоги – помогать человеку избегать осознанного выявления у себя неприемлемых инстинктивных импульсов и поощрять удовлетворение этих импульсов надлежащими способами в подходящее время. Защитные механизмы помогают осуществлению этих функций, а также охраняют человека от захлестывающей его тревоги» (Хьелл, Зиглер, 2003, с. 42).

В психоаналитических теориях 1940—1960-х годов понятие «регуляция тревоги» занимало одно из центральных мест (Compas et al., 2014; Cramer, 1991; Marks, 1969, 1987). Это находит свое отражение в понимании защитных механизмов как процессов регулирования тревоги; стратегий, используемых индивидом для защиты Эго от давления со стороны Ид и Супер-Эго. Большинство этих процессов бессознательные, но они могут стать осознаваемыми. Защитные механизмы искажают или фальсифицируют реальность, чтобы уменьшить испытываемую тревогу. Неадаптивные защиты формируются, когда ребенок ассоциирует ситуацию или импульс с высоким уровнем тревоги и учится регулировать эту тревогу через идиосинкразические и проблемные формы регулирования.

Механизмы психологической защиты появляются в ходе развития личности в качестве регуляторов психического и соматического состояния субъекта, приближающих его к ощущению благополучия, достижению удовольствия и избеганию неудовольствия. Индивид в процессе своего развития и становления личности сталкивается с препятствиями, первым из которых является внешний мир с его запретами и преградами на пути к непосредственной реализации импульсов, ведущих к удовольствию, создающих фрустрацию и требующих от индивида специальных усилий и психической работы по адаптации к ним. В дальнейшем в ходе осуществления адаптации к внешним (социальным) условиям происходит дифференцировка структур личности, формирование и усложнение Эго и Супер-Эго. Возникает опасность возникновения внутриличностного конфликта между самими личностными структурами. Создаются условия необходимости защиты Эго как от внешних запретов, накладываемых социумом, так и от внутренних импульсов, исходящих от Ид для поддержания эффективного и гармоничного функционирования личности. Сама функция защиты приобретает двойственный характер, она должна действовать сразу на двух направлениях: преграждать путь непосредственной разрядке импульсов Ид и одновременно с этим проводить такую психическую работу, чтобы разрядка была произведена без нарушения социального запрета и без ущерба для Эго (Соколова, 2007).

Дальнейшее развитие представлений о психологической защите и ЗМ связано с ревизией психоанализа и работами А. Фрейд, представителей эго-психологии и теории объектных отношений, а также психосоматического направления в психоанализе.

Изучению механизмов психологической защиты А. Фрейд отводит одну из главных ролей в ряде исследований, в частности, в работе «Психология Я и защитные механизмы» (1937). Она описывает действие механизмов защиты, функциями которых является предохранение Я от: 1) тревоги, обусловленной ростом инстинктивного напряжения; 2) тревоги, обусловленной угрозами Сверх-Я; 3) тревоги, обусловленной реальной опасностью. А. Фрейд была одной из первых, кто указал на роль защитных механизмов (ЗМ) «в смягчении и преобразовании тревоги, связанной с социальными отношениями. Тем самым, наряду с защитно-искажающей, ею была обозначена функция ЗМ в адаптации и поддержании „структурной” целостности Я во взаимодействии с ближайшим социальным окружением на определенных этапах онтогенеза» (Соколова, 2007, с. 72).

Вплоть до сегодняшнего дня не существует общепризнанной классификации ЗМ. Списки и классификации механизмов психологической защиты, представленные в работах различных авторов, отличаются. Анализу вопроса о соотношении классификаций ЗМ, приводимых в исследованиях различных авторов, посвящен целый ряд специальных публикаций (Cramer, 1991; Paulhus, Fridhandler, Hayes, 1997; Schacter, Gilbert, Wegner, 2011; и др.).

Например, А. Фрейд в своей монографии описала 15 ЗМ (Фрейд А., 1993). В психиатрическом справочнике, опубликованном Американской психиатрической ассоциацией в 1975 году, перечислено 23 ЗМ (A psychiatric glossary…, 1975), а в 5-м издании Синопсиса по психиатрии Г. Каплана и Б. Сэдока – 11 (Kaplan, Sadok, 1988). В последнем, 11-м издании Синопсиса по психиатрии Каплана и Сэдока их уже 29 (Sadock, Sadock, Ruiz, 2014). В большинстве случаев авторы указывают на отсутствие отчетливых границ, позволяющих отделить одну форму ЗМ от другой, что существенно затрудняет решение диагностических задач (Arieti, 1974; Battista, 1982; Bellak, Hurvlch, Gedlman, 1973; Vaillant, 1992, 1994, 2000; Vaillant, Bond, Vaillant, 1986).

Большинство современных исследователей признают определенный набор ЗМ, названия которых стали почти универсальными. Эти защитные механизмы принято подразделять на два, три или четыре уровня «примитивности/зрелости» (Кернберг, 2001; Мак-Вильямс, 1998; McWilliams, 1999, 2004, 2011; Sadock, Sadock, Ruiz, 2014; Schacter, Gilbert, Wegner, 2011; Vaillant, 1992).

Нет точной дефиниции «примитивности» ЗМ. Обычно ее определяют как степень искажения информации, подвергнутой работе защитного процесса, или вред, который защита наносит социализации. Подчеркивается, что первые имеют дело с границей между собственным Я и внешним миром, вторые – с границами внутри личности, то есть между структурами Ид, Эго и Супер-Эго, или между наблюдающей и переживающей частями Эго. Примитивные защиты действуют недифференцированно во всех сферах личности, будь то когнитивный, эмоциональный или поведенческий аспекты. Более зрелые защиты работают только с одной из сфер или же с их определенной комбинацией (Мак-Вильямс, 1998; Соколова, 2007; McWilliams, 1999, 2004; Schacter, Gilbert, Wegner, 2011; Vaillant, 1992).

Большинство специалистов к «примитивным» защитам причисляют: изоляцию, отрицание, всемогущественный контроль, примитивную идеализацию и обесценивание, проективную и интроективную идентификацию, расщепление Эго. Н. Мак-Уильямс прибавила к этому списку диссоциацию. К более зрелым защитам относят вытеснение, регрессию, рационализацию, смещение (или замещение), реактивное образование (Мак-Вильямс, 1998; Соколова, 2007; McWilliams, 1999, 2004; Schacter, Gilbert, Wegner, 2011).

Помимо наиболее известной сегодня в нашей стране типологии и классификации механизмов психологической защиты, представленной в работах Н. Мак-Вильямс, признанной является четырехуровневая классификация Дж. Вейланта. К защитным механизмам он относит все «механизмы функционирования Я…» (Vaillant, 1992, p. 36). В получившей широкую известность книге «Адаптация к жизни» (Adaptation to life, 1977/1995) Дж. Вейлант приводит перечень из 18 психологических защит, которые были разделены им на четыре группы по степени зрелости: на зрелые (альтруизм, юмор, подавление, антиципация, сублимация); невротические (интеллектуализация, репрессия, замещение, реактивное образование, диссоциация (невротическое отрицание); незрелые, или инфантильные (неиллюзорная проекция, шизоидное фантазирование, ипохондрия, пассивноагрессивное поведение, компульсивное отреагирование импульсов, или отыгрывание) и психотические (иллюзорная проекция, отрицание внешней реальности, искажение реальности).

Классификация, представленная в одиннадцатом издании Синопсиса по психиатрии Каплана и Сэдока, близка к классификации Дж. Вейланта (Sadock, Sadock, Ruiz, 2014).

Развитие понятия и моделей ЗМ в русле психодинамического подхода и сближение психоаналитических представлений о защитах с идеями когнитивной психологии позволило расширить понимание функций защитных механизмов как средств адаптации к социальной реальности, помогающих осуществлять более эффективную деятельность в контексте социального взаимодействия. Однако, выйдя за границы психоанализа, «понятие „защитные механизмы”, приобрело многозначность и размытость, в том числе и за счет обогащения феноменологической, гуманитарной и когнитивной традициями» (Соколова, 2007, с. 66). Современные определения защитных механизмов характеризует их как продукты онтогенетического развития и научения; как специфические средства, в том числе и социальной адаптации, предназначенные «для совладения с эмоциями различной модальности в тех случаях, когда опыт индивида сигнализирует ему о вероятных негативных последствиях их переживания и непосредственного выражения» (Романова, Гребенников, 1996, с. 35).

Итак, как видно из приведенного выше анализа, развитие идей о защитных механизмах в рамках различных теоретических традиций привело к увеличению и расширению описаний их функциональности. Однако к основным задачам защитных механизмов по-прежнему относят овладение и преодоление аффекта (чаще всего тревоги и/или горя) и сохранение самоуважения (Мак-Вильямс, 1998), что исходно постулировалось в психоаналитическом подходе.

* * *

Необходимо подчеркнуть, что в философском плане внимание психологов к проблемам регуляции и саморегуляции связано со становлением идеалов неклассического типа рациональности в науке, в частности в психологии.

В классическом психоанализе З. Фрейда разрабатывается понятие «регуляция тревоги», где оно занимает одно из центральных мест. В психоанализе вводится представление о том, что «основная психодинамическая функция тревоги – помогать человеку избегать осознанного выявления у себя неприемлемых инстинктивных импульсов и поощрять удовлетворение этих импульсов надлежащими способами в подходящее время» (Хьелл, Зиглер, 2003, с. 42)

Защитные механизмы понимаются как процессы регулирования тревоги; как стратегии, используемые индивидом для защиты Эго от давления со стороны Ид и Супер-Эго.

Сегодня, как и много лет назад, в проблемном поле психологических защит и ЗМ признанное место занимают психоаналитические исследования. В рамках психоаналитического подхода выделены и классифицированы защитные процессы различной степени сложности; разработаны подходы к диагностике механизмов психологической защиты; описаны «психологические ресурсы» личности, необходимые для эффективной регуляции эмоций. Так, показано, что люди с надежным типом привязанности, вынесшие из детства представления о собственном Я как о сильном и эффективном, в меньшей степени склонны подавлять негативные эмоции и относиться к ним как к не поддающимся контролю. Им в большей степени, чем индивидам с тревожным и избегающим типами привязанности, свойственно наличие способности к рефлексивному функционированию (Бардышевская, 2014; Бардышевская, Лебединский, 2003; Боулби, 2003; Krystal, 1988; Lewis, 2014; Thompson, Meyer, 2007; и др.).