Текст книги "Регуляция эмоций. Клинико-психологический аспект"

Включение схемы опасности организует весь процесс переработки информации, значительно искажая как внешнюю ситуацию, так и внутренний опыт субъекта. Таким образом, внешняя информация перерабатывается со значительными искажениями, которые рассматриваются как основной механизм усиления патологической тревоги. «Симптомы тревожных расстройств представляют собой неадекватную автоматическую реакцию, базирующуюся на значительной переоценке степени опасности и недооценке собственной способности справиться с ней» (Beck, Emery, 1985, p. 22). Центральная характеристика схемы опасности в когнитивно-бихевиоральной терапии – «Я слаб и некомпетентен, мир опасен и непредсказуем».

Включение схемы опасности «запускает» определенные когнитивные процессы. Правила, по которым работает эта схема, не позволяют адекватно перерабатывать информацию с учетом всей совокупности обстоятельств и фактов, поскольку акцентируется прошлый негативный опыт. В этом случае возникают существенные искажения реальности, благодаря наличию которых происходит расширение набора стимулов, воспринимаемых как опасные. Как было показано, данная тема конкретизируется при каждом варианте расстройства (Соколова, 2001, 2008; Холмогорова, 2006; Эффективная терапия., 2006; Beck, 2005; Beck, Emery, 1985; Knapp, Beck, 2008; и др.).

Основными вариантами «когнитивных ошибок» при тревожных расстройствах являются: 1) катастрофизация (максимизация опасности); 2) селективное абстрагирование (игнорирование одних стимулов и избирательный выбор других); 3) персонализация (отнесение нейтральных событий к себе и трактовка их в духе подтверждения собственной уязвимости и враждебности окружения) (Гаранян, 1996; Холмогорова, 2006; Beck, Emery, 1985; Knapp, Beck, 2008).

В ряде исследований предприняты попытки выявить онтогенез схемы «опасности», заставляющей тревожных больных соответствующим образом контролировать социальное окружение и физическую среду. В качестве таковых указываются:

– смерть значимого другого – событие, предшествующее манифестации агорафобии с паническими атаками и значительно редуцирующее чувство безопасности и контролируемости событий;

– опыт ранней сепарации и, соответственно, переживания сепарационной тревоги в детстве;

– опыт «небезопасной» привязанности в раннем детстве (Cottraux, Mollard, 1988).

Постановка вопроса об онтогенезе схемы опасности в работе, представляющей когнитивно-бихевиоральную парадигму в психотерапии, сама по себе отчетливо иллюстрирует становящуюся все более очевидной тенденцию к смыканию когнитивно-ориентированной психотерапии с психодинамическим подходом. Она проявляется, согласно мнению специалистов, в повышении интереса к глубинным психологическим источникам ситуативно разворачивающегося поведения и к истории жизни пациента, а также и в активном использовании в когнитивно-бихевиоральном дискурсе аналитических терминов (Падун, Котельникова, 2012; Соколова, 2001, 2008, 2015; Холмогорова, 2006; Beck, Freeman, Davis, 2004; Knapp, Beck, 2008; Marks et al., 2015; и др.).

* * *

Два рассмотренных подхода к терапии тревожных и аффективных расстройств являются классическими для когнитивно-ориентированной психотерапии. Именно в работах А. Бека и А. Эллиса были сформулированы теоретические положения, значимые в методологическом плане для данного направления психотерапии на современном этапе развития психологии и психотерапии. В наши задачи входило показать, что представленный в работах А. Бека и А. Эллиса анализ когнитивных процессов пациентов с аффективными и тревожными расстройствами позволяет получить представление о РЭ этих пациентов. На основании выполненного анализа можно заключить, что в их работах довольно определенно обозначен подход к пониманию РЭ: и внешняя регуляция, и саморегуляция эмоций субъектом возможна на основе перестройки иррациональных убеждений.

Ценность этих работ для разработки проблемы РЭ определяется еще и тем, что в данном случае речь идет о выделении факторов и психологических механизмов нарушений когнитивной регуляции эмоций, причем у представителей именно тех клинических групп, для которых в соответствии с данными клинических описаний и психологических исследований эмоциональные нарушения составляют важнейшую часть клинической симптоматики. Правда, само понятие «регуляция эмоций» как подлежащее специальной разработке в работах этих авторов не обозначается. Это и не удивительно: в психологический дискурс этот термин активно вошел относительно недавно, только в конце 1980-х годов.

Как видно из представленного анализа, когнитивная психотерапия значительно отходит от классической бихевиоральной модели в понимании проблемы РЭ. Как мы уже отмечали, в проанализированных подходах присутствует тенденция к интеграции с современными представлениями психодинамической традиции: в самом факте наличия «когнитивных ошибок» можно усмотреть проявление работы защитных механизмов.

Согласно когнитивной модели Бека, каждое психическое расстройство имеет свой специфический когнитивный профиль: при депрессиях превалируют мысли о потерях и неуспехах, в то время как при тревожныхрасстройствахмысли об угрозе и собственном бессилии (Бек, 2006; Холмогорова, 2006). Вместе с тем анализ опубликованных данных позволяет заключить, что когнитивная модель тревожных расстройств на данном этапе развития психологии и психотерапии еще далека от своего четкого оформления. Допустимо предположить, что продуктивное решение этого вопроса может оказаться возможным на основе более глубокой разработки тематики нарушений РЭ у этих больных.

1.6. Подходы к проблеме регуляции эмоций в современной когнитивной психологии

Сегодня ни у кого не вызывает сомнений, что эмоции выполняют ряд жизненно важных функций. В числе этих функций принято, как минимум, выделять отражательно-оценочную (сигнальную), побудительную, активирующую, регулирующую, синтезирующую, смыслообразующую, защитную и экспрессивную (Бреслав, 2016; Вилюнас, 2008; Gross, 2014; и др.). Способность эмоций содействовать продуктивному функционированию человека или, напротив, подрывать его зависит от того, в какой степени эмоциональное возбуждение замечается, оценивается, а при необходимости контролируется человеком, то есть каким образом реализуется регуляция эмоций.

Термин «регуляция эмоций» в качестве самостоятельной научной категории утвердился в психологии относительно недавно – в 1980-е годы. Его введению в научный дискурс мы обязаны работам, представляющим разные направления когнитивной психологии и психотерапии того времени (Gross, 2015; Koole, 2009).

В настоящее время можно выделить несколько основных определений РЭ. Наиболее общее представление о термине в обзоре современных исследований эмоциональной регуляции предлагает С. Коул: РЭ – процесс, при котором индивид пытается регулировать спонтанный поток своих эмоций (Koole, 2009). Р. Томпсон определяет ее как совокупность внешних и внутренних процессов, ответственных за мониторинг, оценку и изменение эмоциональных реакций, в особенности их интенсивности и продолжительности во времени, для достижения определенных целей (Thompson, 1994). Дж. Гросс дает две возможные дефиниции, изменения в которых отражают в известном смысле эволюцию его взглядов на проблему РЭ:

1) РЭ как процесс, с помощью которого индивид влияет на то, какие эмоции он испытывает, когда он их испытывает, как он переживает и проявляет свои эмоции (Gross, 1999);

2) РЭ как процесс, который требует активного целеполагания для усиления или ослабления магнитуды или длительности особых эмоциональных откликов (Gross, 2015).

Также можно встретить определения, в которых РЭ понимается как совокупность внутренних и внешних факторов, под воздействием которых эмоциональное возбуждение перенаправляется, контролируется, изменяется для того, чтобы позволить индивиду функционировать адаптивно в эмоционально значимых ситуация (Cicchetti, Ganiban, Barnett, 1991), или же как процесс, используемый для управления и изменения интенсивности, времени и условий, в которых личность переживает эмоции; психических состояний и того, как эмоции выражаются в поведении (Eisenberg, Spinrad, Eggum, 2010).

В когнитивистской парадигме в последние годы сформировалось представление о ней как о совокупности осознаваемых и неосознаваемых психических процессов, усиливающих, ослабляющих, модифицирующих, перенаправляющих либо удерживающих на одном уровне качество и интенсивность эмоциональных реакций и эмоциональных состояний человека для того, чтобы позволить ему функционировать адаптивно в эмоционально значимых ситуациях (Cicchetti, Ackerman, Izard, 1995; Compas et al., 2014; Davidson, 1998; Gross, 1998, 2013, 2015; Koole, 2009; Thompson, 1994; и др.).

М. А. Падун (2015), развивая эти идеи с позиций системного подхода, предлагает рассматривать регуляцию эмоций в качестве системного процесса.

Выделение РЭ в качестве самостоятельной категории в психологических исследованиях с необходимостью ставит вопрос об определении ее отличий от других терминов в близлежащем смысловом поле. Как уже отмечалось в предыдущих разделах данной главы, в этом случае встает вопрос о разграничении трех категорий: психологическая защита, совладание и регуляция эмоций.

Выполним этапы такого сравнения последовательно.

Соотношение категорий «психологическая защита» и «совладание» в решении задачи РЭ

В ответах на вопрос о возможности сравнения этих категорий и поиска критериев различения/сходства единого мнения не существует. В том случае, если копинги определяются как произвольные и осознанные действия, критерием их отличия от ЗМ является осознанность (Клиническая психология., 2012; Compas, 1998; Compas et al., 2001, 2013). П. Крамер в качестве критериев дифференциации совладания и ЗМ выделяет: 1) осознанный/бессознательный характер и 2) произвольную/непроизвольную природу процессов (Cramer, 1998).

Кроме того, выделяется еще один критерий, характеризующий процесс и результат анализа: направленность на искажение реальности либо на пересмотр состояния. Искажение привязано к цели избегания негативных эмоций и осуществляется преимущественно неосознанно. Пересмотр состояния действует в согласии с целью максимально точного отражения реальности, то есть избегания искажений (Miceli, Castelfranchi, 2001). В случае использования процессов совладания действия человека управляются целью «приближения к реальности». В случае использования ЗМ человек не «проверяет» реальность, а изменяет свое состояние вне зависимости от нее, чтобы уменьшить отрицательные эмоции (Рассказова, Гордеева, 2011; Miceli, Castelfranchi, 2001). В этом случае эмоционально-ориентированные копинги – неоднородное понятие. С одной стороны, они включают ряд феноменов, связанных с избеганием или минимизацией проблемы – уменьшением негативных эмоций. В таком случае к ним относятся классические ЗМ. С другой стороны, к ним могут быть отнесены собственно копинг-стратегии, направленные на принятие проблемы и связанных с ней эмоций (Miceli, Castelfranchi, 2001).

В работе И. Р. Абитова (2007) выделяются такие параметры сравнения, как особенности цели (адаптация-комфортность состояния), характер приспособления (активное-пассивное), степень осознанности (осознанное изменение ситуации-бессознательное реагирование на угрозу), возможность коррекции (обучение-осознание).

Дж. Вэйлант в своих исследованиях считает целесообразным выделять три класса копинг-стратегий в их широком понимании (Vaillant, 1992, 2000, 2011; Vaillant, Bond, Vaillant, 1986). К первой группе относятся стратегии, связанные с получением помощи и поддержки от других людей, – социальный копинг. Ко второй группе относятся осознанные когнитивные стратегии, которые люди используют в трудных ситуациях (копинг-стратегии в их традиционном понимании). Третью группу составляют непроизвольные психические механизмы, или ЗМ, подразделяемые на четыре уровня с точки зрения оценки их зрелости. В их числе для решения задачи РЭ, с точки зрения Дж. Вейланта, особый интерес имеют зрелые защиты, использование которых, помимо доказанной эффективности для решения адаптационных задач, предполагает принципиальную возможность осознания своих чувств и представлений, а также их последствий.

Первые выводы о типологии и иерархии защитных механизмов и возможности их включения в качестве подкласса в общую категорию процессов совладания первоначально были сделаны Дж. Вейлантом в 1977 году на основании результатов лонгитюдного исследования, выполняемого им на протяжении 40 лет в рамках проекта «Grant Study» в Гарвардской медицинской школе, для участия в котором в 1939–1944 годы были отобраны 268 физически и психически здоровых студентов Гарвардского колледжа. Это исследование длится уже свыше 70 лет, предоставляя его организаторам все новую информацию о качестве жизни его участников и связанной с ним эффективности работы системы психологической защиты. Согласно полученным данным, использование ЗМ четвертого уровня предсказывает лучшее «субъективное здоровье» и не связано с ухудшением объективного здоровья (Vaillant, 1992, 2000, 2011; Vaillant, Bond, Vaillant, 1986).

Таким образом, вопрос о соотношении категорий «психологическая защита» и «совладание» в решении задачи РЭ на настоящем этапе развития научного знания однозначного ответа не имеет, что создает известные проблемы для определения понятия «регуляция эмоций» при осознании исследователями необходимости введения этой категории. Одним из аргументов сторонников идеи о необходимости выделения категории РЭ в качестве самостоятельной категории научного дискурса является тезис о том, что введение этого третьего понятия будет способствовать возможности более четкого разграничения понятий «психологическая защита» и «совладание» (Gross, 2014).

Соотношение категорий «регуляция эмоций» и «психологическая защита»

Современные исследования регуляции эмоций все еще тесно связаны с решением задачи сокращения негативного эмоционального опыта с помощью поведенческого и когнитивного контроля. Однако поле исследования РЭ в последние годы заметно расширилось в сравнении с первоначальными психоаналитическими представлениями: теперь сюда включается пути усиления и ослабления, а в некоторых случаях и пролонгирования переживаний; а также проявления различных отрицательных и положительных эмоций (Parrott, 1993), в то время как защитные механизмы в основном регулируют импульсы и инстинкты, стремясь как можно больше ограничить их влияние на личность.

Эмоциональные проявления более гибкие, они имеют больший спектр проявления, в то время как импульсы – более ригидны по своей природе и имеют значительно более ограниченное количество целей (Gross, 1999). Также современные теории РЭ свидетельствуют не только и не столько о бессознательных стратегиях регуляции, сколько об осознанных когнитивных механизмах (Bargh, Williams, 2007; Gross, 1999, 2015).

Соотношение категорий «регуляция эмоций» и «совладание»

И наконец, обратимся к поиску ответа на последний из обозначенных вопросов – о возможности разграничения понятий «совладание» и «регуляция эмоций».

Наиболее распространенной является точка зрения, согласно которой термин «совладание» включает в себя весь диапазон поведенческих, когнитивных и эмоциональных реакций на тяжелую ситуацию (Costa, Somerfield, McCrae, 1996). При этом «совладание», соответственно, понимается как более широкая категория, включающая в себя РЭ (Gross, 1999, 2013).

С другой стороны, говоря о копингах, или совладающем поведении, мы всегда подразумеваем действие стрессора, в том время как РЭ может осуществляться и вне стрессовой ситуации (Gross, 2013). Кроме того, копинг-стратегии, как правило, реализуются на более длительных временных промежутках, нежели РЭ (Gross, 1999, 2015). Также копинги традиционно не затрагивают многих важных аспектов эмоциональной регуляции: например, влияния положительных эмоций в случае признания ситуации значимой и позитивной и регулирования экспрессивной части эмоций (Gross, 1999, 2015).

Также основные группы исследователей копинг-поведения сходятся во мнении, что копинг всегда подразумевает внутреннюю активность субъекта (Compas et al., 2001). Эмоциональная регуляция же может осуществляться другой значимой фигурой (особенно на ранних этапах онтогенеза). Выделяя общие представления о копинге и регуляции эмоций, стоит отметить, что в настоящий момент все специалисты в данной области признают процессуальность данных реакций. Все определения включают слово «процесс» или подразумевают наличие некоторой динамики (Compas et al., 2001; Skinner, Zimmer-Gembeck, 2007). Также для обоих терминов ведется обсуждение степени их осознанности: если ряд ученых (Lazarus, Folkman, 1984) предполагают, что стратегии совладания всегда осознанны, то Дж. Гросс (Gross, 2013) и Б. Компас (Compas et al., 2001) относительно стратегий РЭ склонны усматривать наличие некоторого континуума: от автоматических до осознанных регулирующих действий. Однако при этом всеми признается, что обычно и копинги, и эмоциональная регуляция имеют высокую вариативность, индивид использует все доступные стратегии при совладании с трудными ситуациями (Рассказова, Гордеева, Осин, 2013; Compas et al., 2013; Skinner, Zimmer-Gembeck, 2007).

Столь высокому вниманию к проблеме РЭ в последние годы мы обязаны, прежде всего, высокому практическому запросу: РЭ, как известно, не всегда оказывается успешной. Некоторые формы регуляции приводят к тому, что индивид демонстрирует излишне сильную эмоциональную реакцию там, где хотел этого избежать (Wegner, Erber, Zanakos, 1993). Когда человек постоянно не может справиться с задачей регуляции своих эмоций, можно говорить о серьезных психологических дисфункциях, которые способны сопровождать различные формы психопатологии (Bradley, 2000; Koole, 2009; Kring, Werner, 2004).

Итак, необходимо признать, что в последние десятилетия ХХ века возникло четкое осознание того факта, что «люди различаются не только по тому, какие эмоциональные явления возникают у них и как они протекают, но и по тому, насколько успешно они их распознают и умеют обходиться с ними» (Бреслав, 2016, с. 141). Это привело к появлению и активной разработке такого понятия, как эмоциональный интеллект, которое в 1990-е годы становится весьма популярным.

Способность понимать эмоции и управлять ими в последние годы активно изучается в концепциях эмоционального интеллекта (ЭИ).

Согласно модели ЭИ, предложенной П. Саловеем и Дж. Майером в 1990 году, ЭИ включает «способности точно воспринимать, оценивать и выражать эмоции, способности получать доступ и/или генерировать эмоции, помогающие мышлению, способности понимать эмоции при наличии осведомленности в области эмоций и способности регулировать эмоции для достижения эмоционального и интеллектуального развития» (Рычкова, 2014, с. 178; Mayer, Salovey, 1997, p. 10). ЭИ включает четыре компонента (способности): восприятие эмоций, их понимание, использование эмоций для повышения эффективности мышления и деятельности и управление эмоциями и их регуляцию.

Модель предполагает иерархически организованные отношения между выделенными способностями: «ядром» интеллектуального управления эмоциями является понимание эмоций, а его «вершинным уровнем» – способность к РЭ. Иными словами, для того чтобы выработать стратегию РЭ, которая поможет адаптироваться к ситуации, человек должен быть успешен в трех предшествующих регуляции «ветвях» ЭИ (Mayer, Salovey, Caruso, 2004). Такая зависимость и иерархия характерны для понимания как своих, так и чужих эмоций. В предложенной авторами методике диагностики ЭИ (Mayer – Salovey – Caruso Emotional Intelligence Test – MSCEIT) в лаконичной форме измеряются указанные составляющие, включая способность к РЭ (Сергиенко, Ветрова, 2010; Mayer, Salovey, Caruso, 2002).

В модели «эмоционально-социального интеллекта» Р. Бар-Она проблеме РЭ также отводится определенное место: во всяком случае в своих публикациях автор подчеркивает, что именно попытки поиска ответа на вопрос о том, каким образом люди регулируют свои эмоции, явилось важным фактором его интереса к теме ЭИ (Bar-On, 1997, 2006).

В числе составляющих ЭН в данной модели определены: (1) внутриличностные навыки (intrapersonal skills: эмоциональное самосознание, ассертивность, самоотношение, самоактуализацию, независимость); (2) межличностные навыки (эмпатия, межличностные отношения, социальная ответственность; (3) способность к адаптации (способность к решению проблем, тестирование реальности и гибкость). В число компонентов социально-эмоционального интеллекта в модели Р. Бар-Она также вошли способность к управлению стрессом (толерантность к стрессу и хороший контроль над импульсами) и показатель «общее настроение», подразумевающий оптимизм и способность испытывать счастье (Рычкова, 2014; BarOn, 1997, 2006). Очевидно, что в список составляющих ЭИ включены разноуровневые параметры. Это дает основания специалистам относить концепцию Р. Бар-Она к так называемым «смешанным» моделям ЭИ, когда в число измеряемых параметров входят не только собственно когнитивные, но и личностные черты. Однако что касается собственно РЭ, то в указанной модели она остается только условно намеченной, несмотря на исходную заинтересованность автора, что не удивительно для «смешанных» моделей, которые, к сожалению, всегда остаются методологически противоречивыми (Рычкова, 2014; Шабанов, Алешина, 2014).

В модели эмоционального интеллекта М. Миколайчака также затрагивается аспект РЭ. «Модель предполагает, что уровень знаний об эмоциях, их внешних проявлениях и поведении, соответствующий переживанию эмоций (первый уровень), реализуется в виде способностей применять знания и выбирать соответствующую стратегию поведения (второй уровень), и порождает склонность человека вести себя определенным образом в определенных ситуациях (третий уровень)» (Рычкова, 2014, с. 180). Второй и третий уровни в структуре ЭИ отражают именно способность к РЭ. М. Миколайчак указывает на связь эмоционального интеллекта с копинг-поведением и алекситимией и рассматривает ЭИ в качестве важнейшего фактора сохранения человеком своего психического здоровья (Рычкова, 2014; Mikolajczak, 2009; Mikolajczak, Luminet, Menil, 2006).

Считается доказанной связь показателей ЭИ с личностными чертами, отвечающими за адаптивные возможности личности, такими, как конструктивный копинг. Получены данные, свидетельствующие о высокой роли низких значений ЭИ в качестве «негативного предиктора» многих психопатологических проявлений (Плужников, 2010; Рычкова, 2014; Mikolajczak et al., 2009; Petrides, Perez-Gonzalez, Furnham, 2007).

В диссертационном исследовании И. В. Плужникова (2010) предложена клинико-психологическая модель ЭИ. Данное исследование представляет для нас особый интерес, поскольку оно подходит для обозначения психологического механизма функционирования и развития ЭИ, следовательно, механизма РЭ, а также его связи с психопатологическими проявлениями. Этот механизм – нарушения в звене опосредствования, что соответствует принципам культурно-деятельностного подхода (Колымба, 1997; Тхостов, 1997, 2012; Тхостов, Колымба, 1998б, 1999), рассмотрению основных положений которого будет уделено большое внимание в специальном параграфе второй главы.

* * *

Таким образом, рассмотренные модели ЭИ могут описывать регуляцию эмоций, прежде всего в ее феноменологических проявлениях. Однако при разработке моделей ЭИ и при получении эмпирических данных в рамках рассмотренных в данном разделе моделей довольно скоро стали накапливаться сведения, что понимания своих и чужих эмоций и простого использования этих знаний для их восприятия и воздействия на ситуацию явно недостаточно для успешной регуляции эмоций в сложных ситуациях. Констатация этого факта с особой остротой поставила вопрос о поиске механизмов РЭ, что, в свою очередь, вызвало необходимость разработки и эмпирического обоснования моделей РЭ.

Между тем в перечисленных моделях ЭИ и работах по его изучению эти вопросы фактически не выводятся в фокус внимания исследователей.

Именно невозможностью ответа на обозначенные вопросы и была обусловлена организация цикла исследований, в последующем получившего статус модели, их целью стало прицельное рассмотрение различных аспектов проблематики РЭ (Gross, 1998; Gross, Thompson, 2007; и др.).