Текст книги "Регуляция эмоций. Клинико-психологический аспект"

Однако, несмотря на описание целого ряда феноменов и психологических закономерностей, обеспечивающих развитие и функционирование процессов РЭ в норме и патологии, в рамках психоаналитического подхода не учитывается системный характер вклада осознанных и бессознательных аспектов психического в РЭ; игнорируется роль сознания и культуры в ее становлении и функционировании.

Сотрудничество научных школ в изучении защитных механизмов и реакций на психическую травму стимулировало развитие представлений о РЭ в рамках когнитивного подхода. Это привело к появлению новой проблемной области и новых категорий в психологии, таких как «совладание» и «совладающее поведение» и далее к формулировке представлений собственно о РЭ и, соответственно, к созданию новых объяснительных моделей в этой области.

Кроме того, это, несомненно, выступило мощным стимулом развития когнитивно-бихевиоральной и когнитивной психотерапии тревожных и аффективных расстройств, для которых проблема эффективной РЭ является одной из центральных.

Рассмотрению разработки проблематики РЭ в этих подходах будут посвящены два последующих раздела данной главы.

1.4. Разработка проблемы регуляции эмоций в исследованиях стресса и совладания

Традиция изучения стресса и копинг-стратегий является важнейшим источником представлений о регуляции эмоций. Это направление иследований было начато У Кэнноном, который впервые употребил термин «стресс», изучая физиологическое обеспечение эмоций (Cannon, 1915), а также Г. Селье, который популяризовал представления о стрессе как об «общей неспецифической нейрогуморальной реакции организма на любое предъявленное ему требование» (Selye, 1936).

Известно, что в своей популярной книге «Телесные изменения при боли, голоде, страхе и гневе» (1915) У Кэннон употребляет термины «stress» и «distress» фактически как синонимичные. С именем У Кэннона обычно связывают введение метафоры «двух F стресса»: речь идет о реакциях бегства (flight) и/или нападения (fight), возникающих в состоянии опасности и/или боли в организме вследствие физиологических и нейрогуморальных изменений. Однако сам У Кэннон отмечал, что авторство метафоры «двух F» ему не принадлежит, он связывал его с именами Г. Спенсера и У Макдугалла. Его заслуга – в начале систематических исследований физиологической и нейрогуморальной основы данных состояний (Cannon, 1915). В работах Кэннона заложено представление о стрессе как о реакции организма на реальную или воображаемую опасность.

Сегодня стала популярной метафора «пяти F стресса»:

1) freezing — замирание;

2) fidget — беспокойство;

3) fligh — бегство;

4) fight – борьба;

5) faint — оцепенение, возникающее последним в случае, если все предыдущее оказывается невозможным (Bracha, 2004).

Метафора «пяти F стресса» убедительно иллюстрирует, насколько описательным и в известной степени популистским стало это понятие за 90-летнюю историю исследований и описаний.

Г. Селье описал неспецифические морфологические изменения, сопровождающие нейрогуморальные реакции. Всю совокупность этих реакций он объединил в понятие общего адаптационного синдрома и выделил три основные стадии этого синдрома: реакции тревоги, адаптации и истощения, или гибели (Selye, 1956).

Прошло еще 20 лет, прежде чем Селье вновь обратился к идее о неравнозначности стрессовых реакций. Наибольшее влияние на его работы в этом время оказала публикации шведского ученого Л. Леви, который впервые на основании анализа физиологических реакций и их центрального обеспечения выделил положительный и негативный стресс (Levi, 1972). Г. Селье дал название этим двум видам стресса: «дистресс» и «эустресс» как стресс в ответ на негативный, неприятный стрессор и на вызывающий позитивных эмоции соответственно (Selye, 1974; Szabo, Tache, Somogyi, 2012). В последних работах Г. Селье активно проявилась мысль о том, что «стресс – это не то, что случается с человеком, а то, как он на это реагирует» (Se-lye, 1977; цит. по: Szabo, Tache, Somogyi, 2012).

Интерес к проблематике стресса возрастает во время Второй мировой войны после получения данных о влиянии военной ситуации на мирное население и военнослужащих и о связи пережитого стресса и социальной адаптации. В послевоенное время интерес сместился на изучение стрессоров мирной жизни.

Начиная с конца 1950-х годов в Университете Беркли (США) был инициирован масштабный исследовательский проект по изучению стресса и эмоций под руководством Р. Лазаруса. В 1966 году выходит его знаменитая книга «Психологический стресс и процесс совладания». Разрабатываемый Р. Лазарусом и его научной группой оригинальный когнитивный подход к проблеме стресса, оценки угрозы и копинга со временем привели к тому, что из скромной сноски, которую сделал в одной из своих последних работ Г. Селье, выросла концепция копинга, она заняла одно из центральных мест в современных теоретических моделях стресса и эмоций (Ялтонский, Сирота, 2008).

Если начальные исследования стресса были ориентированы на изучение физиологических реакций, то начиная с конца 1960-х годов фокус внимания исследователей сместился на психологические стрессоры и психологические реакции (Lasarus, Folkman, 1987; Gross, 1998, 2014). Ученые пытаются определить, «какие механизмы отвечают за преобразование внешнего события в нечто внутреннее и адаптивно-значимое для индивида» (Gross, 1998, p. 275). В многочисленных исследованиях, предпринятых по тематике психологического стресса и копинга за эти годы, было обосновано, что необходима постановка вопроса о выделении психологических факторов и механизмов, действие которых приводит к возникновению стрессовых ответов разных типов как при незначительных стрессорах, так и при максимально стрессовых событиях (Lasarus, 1968, 2006; Lasarus, Folkman, 1984, 1987; и др.).

Модель Р. Лазаруса относят к числу транзактных моделей стресса (Леонова, 2000, 2007, 2013; Клиническая психология., 2012). По мнению Р. Лазаруса, стресс – это всегда особая связь между личностью и средой. Личность оценивает стресс с точки зрения соответствия возникшей ситуации существующим возможностям человека и угрозе его благополучию. Взаимодействия (транзакции) между стрессом и личностью возникают тогда, когда стрессор и индивид взаимно влияют друг на друга. Индивид рассматривается как активный субъект, отвечающий на текущие требования среды (Lasarus, Folkman, 1984; Compas et al., 2014). Основными психологическими категориями, разрабатываемыми в работах Р. Лазаруса, являются «когнитивная оценка» и «копинг-стратегия».

Понятие когнитивной оценки, заимствованное из когнитивной психологии, подразумевает постоянную оценку окружающей среды и происходящих событий. Результатом такой оценки является соотнесение доступных возможностей и ресурсов организма с требованиями, которые предъявляет окружающая среда. Другим результатом этой оценки будет характер и интенсивность переживаемых человеком эмоций.

Разделяют первичную и вторичную когнитивную оценку. Задача первичной когнитивной оценки – оценить значимость происходящего события для данного индивида. Это тесно связано с мотивационным аспектом деятельности. Сам по себе факт включения первичной оценки означает осознанность происходящих событий и обозначения их как стрессовых. По результатам первичной оценки возможны три варианта заключений: 1) ситуация признается незначимой для индивида, а значит, не оказывает влияния на его эмоциональные реакции и поведение; 2) ситуация признается значимой и позитивной, вызывает положительные эмоциональные реакции и ведет к повышению благополучия индивида; 3) ситуация признается значимой и рассматривается как стрессовая. Ситуация, признанная стрессовой, может быть оценена как ущерб, вред (угроза причинить ущерб) или вызов, обращенный к адаптационным ресурсам личности (Сирота, Ялтонский, 2007; Ялтонский, Сирота, 2008). Стрессовая ситуация актуализирует переживание тревоги. Другими когнитивными параметрами оценки стрессовой ситуации будет, например, степень опасности угрозы, вид стрессора, который представляет угрозу, личностные особенности индивида. Если ситуация оценивается как угрожающая, она вызывает реакцию страха. Если же стрессор оценивается как вред или потеря, то реакцией будет печаль (иногда гнев). Эти стрессовые эмоции (страх, печаль) активизируют и направляют готовность человека к действию для определенных адаптивных реакций.

Вторичная оценка – оценка ресурсов индивида и доступных в данной ситуации способов реагирования. Именно она будет являться основой для реализации копинг-поведения, определяя доступный личности арсенал методов для преодоления стресса (Вассерман и др., 2009; Исаева, 2009; Клиническая психология…, 2012; Рассказова, Гордеева, 2011; Lasarus, 1968, 2006; Lasarus, Folkman, 1984, 1987). В зависимости от оценки человек выбирает ту или иную форму совладания для конкретной ситуации.

В концепции Лазаруса совладание, или копинг, рассматривается как «попытки преодоления состояния ущерба, угрозы или вызова, когда обычные или автоматические ответы трудно достижимы, а требования среды должны быть встречены новыми поведенческими решениями, или старые поведенческие решения должны быть приспособлены к встрече с возникшими стрессорами» (Lasarus, 2006, p. 12). Р. Лазарус и С. Фолкман выделяют два типа и в зависимости от типа, соответственно, две основные функции копинга: 1) сфокусированные на проблеме копинги – направленные на разрушение связи между индивидом и стрессовой ситуацией; 2) сфокусированные на эмоциях копинги – направленные на управление эмоциональным состоянием, возникающим в стрессовой ситуации. При использовании эмоционально-ориентированного копинга человек не обращается к самой ситуации (Lasarus, 1968, 2006). Большинством исследователей сегодня разделяется эта точка зрения на проблему выделения типов совладания (Вассерман и др., 2009; Крюкова, 2004; Клиническая психология., 2012; Рассказова, Гордеева, 2011; Ялтонский, Сирота, 2008; Compas et al., 2001, 2013; Costa, Somerfield, McCrae, 1996).

Как правило, для преодоления стрессовой ситуации используются оба варианта копинг-стратегий. Такой подход Р. Лазаруса объединяет существовавшие раньше представления о методах борьбы со стрессом либо как о действиях, либо как об эмоциональном реагировании. Из утверждения Р. Лазаруса и С. Фолкман о том, что стресс проявляется на эмоциональном, когнитивном и поведенческом уровне, вытекает необходимость борьбы со стрессом в пространстве поведения, эмоциональной и когнитивной сферах (Lazarus, Folkman, 1984; см.: Compas et al., 2013). Однако соотношение двух типов совладания в каждой конкретной стрессовой ситуации может изменяться. Большинство исследователей сходятся во мнении, что наиболее эффективно использование копингов, сфокусированных на проблеме, в тех ситуациях, которые объективно открыты для изменений и являются управляемыми; а эмоционально ориентированных копингов – в ситуациях, недоступных для изменения индивидом. Наиболее успешным в такой ситуации будет механизм принятия (Рассказова, Гордеева, Осин, 2013).

Среди выделяемых различными исследователями вариантов совладания отдельного внимания заслуживает так называемый проактивный, или действенный, копинг. Он заключается в осуществлении совладания до возникновения трудной жизненной ситуации, на фазе подготовки к ее возникновению. Такой копинг ориентирован на будущее, а значит, предполагает наличие у субъекта развитой способности к перспективной рефлексии. Обнаружена связь использования подобного типа совладания с такими личностными характеристиками, как высокий самоконтроль, высокая самооценка и оптимизм (Клиническая психология., 2012; Compas et al., 2013; Lasarus, Folkman, 1987). Характерной чертой использования данного вида копинга является особая оценка будущей трудной ситуации: она оценивается как вызов, а не как угроза, то есть в позитивном ключе, предполагается возможность совладания с ней (Белинская, 2009; Рассказова, Гордеева, Осин, 2013; Lasarus, 2006; Compas et al., 2013).

Разные группы людей склонны использовать различные копинг-стратегии. Так, молодые люди больше склонны использовать проблемно-ориентированные копинги, в то время как пожилые – эмоционально ориентированные; мужчины чаще используют проблемно-ориентированные стратегии совладания, женщины – эмоционально ориентированные и в больше степени рассчитывают на помощь и поддержку извне, их диапазон совладающего поведения шире, чем мужской (Rook, Dooley, Catalano, 1991).

Изучение проблемы совладания в обозначенном контексте делает актуальной постановку вопроса об эффективности копинга и поиске оптимальных стратегий совладания. Традиционно эффективным называют копинг, приводящий к желаемому результату, который подкрепляется чувством компетентности и поощряет будущие копинг-попытки. Неэффективный копинг часто вызывает дополнительный стресс, приводит к чувству неудовлетворенности (Сирота, Ялтонский, 2007; Белинская, 2009; Lasarus, 2006; Compas et al., 2013). Однако, несмотря на огромное число публикаций по данной теме, по-прежнему остается открытым вопрос о том, влияет ли частота использования копинг-стратегий на их эффективность и можно ли выделить устойчивые паттерны копинг-стратегий, характерные для определенной личности в тех или иных ситуациях.

* * *

Общими чертами совладания, согласно мнению большинства специалистов, в настоящее время, как и много лет назад, признаются: детерминация этого процесса характеристиками ситуации и личностными особенностями, а также взаимодействием этих факторов (Битюцкая, 2010; Вассерман и др., 2009; Исаева, 2009; Клиническая психология., 2012; Крюкова, 2004; Совладающее поведение., 2008; Compas et al., 2013; и др.). В последние годы исследователи все более активно подчеркивают динамический характер совладания (то есть совладание – это процесс, разворачивающийся во времени).

История исследования совладания насчитывает уже более сорока лет. Появившись в рамках проблемы стресса, совладание далее начало развиваться и обогащаться данными уже в качестве самостоятельной области исследований, ставящей перед учеными новые проблемы и задачи (Белинская, 2009; Исаева, 2009; Ялтонский, Сирота, 2008; Compas et al., 2013).

Переход к акцентированию когнитивного полюса в отличие от поведенческого в качестве основополагающего и определяющего при изучении совладания, а также становление динамического подхода к его анализу задает тон современным исследованиям, в которых все более активно видны попытки перехода от рассмотрения и исследования феноменологии копинга (описания и классификации стратегий совладания) к поиску механизмов саморегуляции субъекта, обеспечивающих выбор и использование тех или иных стратегий совладания в конкретных ситуациях (Белинская, 2009; Клиническая психология…, 2012; Рассказова, Гордеева, 2011; Compas et al., 2013; Skinner, Zimmer-Gembeck, 2007; и др.). Обозначенные тенденции все более отчетливо характеризуют современное состояние области исследований совладания.

Сама постановка вопроса о поиске механизмов саморегуляции субъекта в стрессовых ситуациях, по сути, обосновывает необходимость выделения тематики регуляции эмоций в отдельную область исследований.

1.5. Проблема регуляции эмоций в когнитивной психотерапии

Хорошо известно, что период времени, начиная с 1960-х годов, ознаменован интенсивным развитием когнитивной психологии в ее теоретическом и прикладном аспектах. Для клинической психологии это имело особую значимость, поскольку послужило мощной основой и действенным стимулом для разработки теории и практики когнитивно-ориентированной психотерапии. Именно в эти годы создавались психотерапевтические концепции двух классиков когнитивно-ориентированной терапии – А. Эллиса и А. Бека.

В книге Е.Т. Соколовой «Психотерапия: теория и практика» приведена емкая характеристика пространственно-временного контекста оформления когнитивной терапии в рамках когнитивизма 1950-1960-х годов. Е.Т. Соколова отмечает, что это время, характеризуется развитием «философии оптимизма», впечатляющими достижениями теории информации и кибернетики, а несколько позже и достижениями психобиологии, что «подпитывало» гуманистический пафос формирующейся модели человека. «В противовес „психоаналитическому человеку“ с его беспомощностью перед лицом мощных сил иррационального и бессознательного провозглашалась модель „человека познающего“, способного прогнозировать будущее, контролировать настоящее и не обращаться в раба своего прошлого. Кроме того, широкой популярности этого направления способствовала вера в позитивные изменения, достичь которые человек способен, перестраивая способы своего мышления, тем самым изменяя субъективную картину мира. Таким образом укреплялось представление о „человеке разумном“ – исследующем способы своего познания мира, перестраивающем их, создающем новые представления о мире, в котором он – активный деятель, а не пассивная пешка» (Соколова, 2008, с. 141).

Напомним, что, согласно базовым положениям когнитивной психологии, мозг перерабатывает средовые события в соответствии со схемой, которая хранит представления человека о себе и о внешнем мире, сложившиеся на основе прошлой информации. Упроченные схемы хранятся в долговременной памяти. Часто подкрепляющиеся схемы отличаются высокой стабильностью, их крайне трудно изменить. Содержание этих схем определяет эмоциональные и поведенческие реакции субъекта (American Psychological Association, 2013; Eysenck, 1990). Исходя из обозначенных представлений, допустимо сформулировать заключение о том, что эмоции, с позиций когнитивного подхода (конечно, с известной долей допущения), можно обозначить как «посткогнитивный» феномен.

Таким образом, говоря о психологических основаниях когнитивной терапии, следует выделить теории переработки информации человеком, подчеркнув особое место когнитивных теорий эмоций, которые показали роль когнитивных переменных в возникновении эмоций разного знака и модальностей (Гаранян, Холмогорова, 1996; Lazarus, 1968; Schacter, Gilbert, Wegner, 2011). Эти положения отчетливо проявились в формулировках базовых положений психотерапевтических концепций и А. Эллиса и А. Бека.

Так, в качестве одного из базовых положений рационально-эмотивной терапии поведения (РЭТП) А. Эллиса постулируется, что негативные эмоции и дисфункциональные поведенческие реакции должны рассматриваться как появляющиеся не вследствие опыта как такового, а вследствие интерпретации этого опыта, то есть как результат неверных когнитивных установок (Эллис, Драйден, 2002; Эллис, Макларен, 2008). Эмоции сопровождают мышление, а мышление предвзято, иррационально и субъективно (не случайно для описания когнитивной составляющей сознания им используется термин «irrational beliefs» (Ellis, 2005).

В 1960-е годы А. Эллис создает основы РЭТП и модели возникновения эмоциональных расстройств – так называемой «Модели ABC», или в поздних работах – «Модели ABCD». Согласно данной модели, дисфункциональные эмоции (C – следствия, consequences) возникают не под влиянием активирующих событий (A – activating events), а под влиянием иррациональных верований, или убеждений (B – beliefs), формулируемых в форме абсолютистских требований или долженствований (demands). Ключом к позитивным изменениям в модели считается обнаружение, анализ и активное оспаривание иррациональных верований, что соответствует этапу D (disputation) в расширенной модели ABCDE, с последующим закреплением результатов (Е – end result). Для этого клиентов обучают замечать и различать дисфункциональные эмоции и искать их когнитивные причины (Ellis, 2005).

Итак, согласно базовым положениям теории Эллиса, нельзя относиться к чувствам как к процессам, непосредственно вызванным событиями: необходимо учитывать мыслительные процессы. Следовательно, расстройства эмоциональной сферы должны описываться как результат нарушений когнитивной сферы. Мысли о происходящем могут быть негативными, позитивными, нейтральными либо смешанными. Наличие смешанных мыслей приводит к тому, что человек может испытывать и позитивные, и негативные чувства в отношение к одному объекту (амбивалентность чувств) (Эллис, Макларен, 2008). Эллис придерживался точки зрения, согласно которой интенсивные эмоции, безусловно, имеют адаптационный смысл, поскольку важны для выживания, однако они в основном мешают мышлению и составляют основу иррациональных убеждений. Отсюда следует довольно радикальный вывод: негативные мысли и эмоции могут быть перестроены, и тогда мышление станет рациональным и логически стройным. В этом случае, в свою очередь, будет создана основа для появления гармоничных позитивных переживаний. Наличие уплощенного аффекта оценивается им как признак психотического процесса (Эллис, Макларен, 2008; Ellis, 2005).

Еще один представитель когнитивно-ориентированного подхода в психотерапии – А. Бек – считал, что природа эмоциональной реакции человека зависит от того, как он структурирует свой внутренний мир и воспринимает определенные события, а именно находит ли он их обогащающими, угрожающими и т. п. (Глэддинг, 2002). Внешние события «запускают» мысли, которые, в свою очередь, приводят к выбору определенного поведения. Аффективная патология возможна в том случае, если внешние события интерпретируются неверно. Бек отходит от разделения эмоций на позитивные и негативные, полагая, что все они имеют адаптивный смысл: трудности и проблемы возникают тогда, когда искажается восприятие реальности. Когнитивная терапия А. Бека, помимо когнитивных модификаций, большое внимание уделяет работе с эмоциями. Постулируется необходимость отслеживать связи между когнитивными процессами, эмоциями, психическими образами и поведением. Бек утверждает, что эмоции первично связаны с личностным смыслом событий и аргументирует необходимость использования специальных техник, направленных не только на модификацию когнитивных процессов, но и на модификацию и отреагирование эмоций (Бек, Фримен, 2002).

Обе обозначенные концепции предполагают, что люди обладают так называемыми «эмоциональными привычками», то есть они приучены к переживанию определенных чувств. Для переживания психологической безопасности необходимо испытывать привычные позитивные чувства. Они получили название «личностно-типичные аффекты». Если личностно-типичные аффекты негативны, они побуждают людей к поиску того опыта, который продуцирует эти негативные чувства, что препятствует продвижению терапии (Гулина, 2013, с. 81).

Терапевтические концепции А. Эллиса и А. Бека начали создаваться в 1950—1960-е годы. Известно, что именно в это время во многих научных областях, и в психологии в частности, в фокус внимания исследователей попадает понятие саморегуляции (что было во многом обусловлено разработками Л. Фон Берталанфи в области общей теории систем (Берталанфи, 1973). Очевидно, что и их подходы создавались под влиянием общенаучных идей системности, активно входящих в этот момент в психологический дискурс представлений о саморегуляции.

Говоря об истоках разработки этой категории в психологии, необходимо особо выделить имя А. Бандуры – автора теории социального научения. Именно ему принадлежит приоритет использования понятия «саморегуляция» в когнитивно-бихевиоральном дискурсе. В своих экспериментальных исследованиях он показал, что в основе способности субъекта регулировать свое поведение лежат интериоризованные им стандарты и связанный с ними уровень притязаний (Холмогорова, 2006, с. 64).

Так, в экспериментах А. Бандуры и его сотрудников дети, которым предъявлялись модели, устанавливающие высокие стандарты, одобряли свои действия только в случае их превосходного выполнения, а дети, которым показывали модели вознаграждения себя за маленькие достижения, научались поощрять себя за небольшие успехи. «В своих крайних формах строгие требования в оценке себя порождают депрессивные реакции, хроническую неуверенность, чувство неполноценности и недостаток целеустремленности» (Bandura, 1977, p. 141; курсив мой. – Е. П.). Также было показано, что «промежуточные цели приемлемой сложности будут обладать наибольшей побудительной и удовлетворяющей силой» (ibid., p. 162).

А. Бандура утверждал, что в качестве важнейшего механизма саморегуляции выступают наши представления о собственной эффективности. Для обозначения этого феномена он ввел понятие самоэффективность. Он отмечал, что переоценка своей эффективности в определенных ситуациях чревата разочарованием и дезадаптацией. Наконец наши внутренние самоподкрепления (в виде самоподбадривания, похвалы самому себе и т. п.) А. Бандура считал более важными, чем внешние подкрепления для успешного осуществления тех или иных задач. Признано, что результаты, полученные в экспериментах А. Бандуры, дали мощный толчок многочисленным исследованиям когнитивных процессов, обеспечивающих самоэффективность при различных психических расстройствах, прежде всего – тревожных и аффективных (Холмогорова, 2006; Maddux, 1991).

Первые попытки целенаправленного изучения когнитивной сферы депрессивных пациентов были предприняты А. Беком (Бек, 2006; Бек и др., 2003; Гаранян, Холмогорова, 1996; Соколова, 2001; Beck, 1976; и др.).

А. Бек начинал свою психотерапевтическую практику как психоаналитик. Однако, испытав разочарование, он направил свои усилия на создание терапевтической системы, способной оказать помощь клиентам в более короткие сроки. Он поставил задачу поиска возможностей повышения социальной адаптации субъекта за счет осознавания и коррекции существующих неадаптивных когнитивных схем (Соколова, 2008, с. 143; курсив мой. – Е.П.). На основании данных анализа сновидений, типичных мыслей и фантазий депрессивных больных он обнаружил две основные характеристики психической продукции этих пациентов:

а) фиксированность на теме реальной или мнимой утраты (смерти близких, разрыве отношений, крушении надежд, неуспехе в достижении значимых целей) в виде постоянных негативных мыслей, неподконтрольных сознанию, которые он назвал автоматическими;

б) группировка этих мыслей вокруг трех основных тем, которые он назвал депрессивной «негативной триадой»: это негативный взгляд на себя, на будущее и на мир (Бек, 2006; Бек и др., 2003; Гаранян, Холмогорова, 1996; Соколова, 2001; Холмогорова, 2006).

Помимо понятия «автоматических мыслей», А. Бек предложил понятие когнитивной схемы – системы убеждений пациента, касающихся определенной темы или проблемы. Он пришел к выводу, что система убеждений у больных депрессивными расстройствами отличается абсолютистским, ригидным и императивным характером с более частым, чем в норме, употреблением таких речевых форм, как «следует» и «я должен». Наличие таких убеждений А. Бек вслед за К. Хорни назвал «тиранией долженствования», подчеркнув сходство этого понятия с понятием сурового Супер-Эго (Гаранян, 1996; Холмогорова, 2006).

Упрощенное содержание посылок, директивность, очевидный недостаток когнитивной дифференцированности депрессивных пациентов свидетельствуют, по мнению М. Ковач с соавт., об инфантильной природе депрессогенных базисных посылок (Kovacs et al., 1994), что перекликается с психодинамическими представлениями о психологической природе этих расстройств.

В исследованиях А. Бека анализируется типичный травматический опыт таких пациентов. Так, были показаны их характерные черты.

– Утрата одного из родителей в детстве. Есть данные о том, что депрессивные больные переживают утраты в детстве чаще, чем испытуемые контрольных групп. Этот опыт может привести к тому, что любые утраты человек будет интерпретировать как необратимые и оставляющие незаживающие раны.

– Наличие родителя, чья система убеждений вращается вокруг темы собственной неполноценности, или родителя, чья система конструктов состоит из ригидных, жестких правил. Таким образом, ребенок может приобщиться к неадаптивным схемам на основе механизма социального моделирования.

– Дефицит социального опыта и социальных навыков, негативный опыт общения со сверстниками или братьями/сестрами также могут препятствовать эмпирической проверке и переоценке ранних детских убеждений.

– Физический дефект способствует формированию «образа Я» как отличного от других, а связанные с дефектом естественная застенчивость и избегание контактов могут препятствовать проверке и изменению детских представлений о собственной непривлекательности.

– Перестройке неадаптивных убеждений на основе противоречащего им нового опыта препятствует система когнитивных искажений, среди которых центральную роль для депрессии играет негативное селектирование – склонность избирательно вычленять и запоминать информацию с негативным смыслом и игнорировать позитивную (Бек, 1996; Бек и др., 2003; Гаранян, Холмогорова, 1996).

Согласно когнитивной модели, эмоциональные, мотивационные и поведенческие компоненты депрессивного синдрома – тоскливый аффект, пассивность, снижение мотивации, самообвинения и самодеструктивное (вплоть до суицидального) поведение – являются продуктом вышеописанных когнитивных нарушений, поэтому основными «мишенями» когнитивной психотерапии депрессий должна стать коррекция когнитивных искажений, негативных автоматических мыслей и лежащих в их основе неадаптивных когнитивных схем (Бек, 1996; Бек и др., 2003; Гаранян, 1996; Соколова, 2001; Холмогорова, 2006; Beck, 1976).

Вторую группу расстройств, рассмотрению которых в терапии А. Бека было уделено большое внимание, составили тревожные расстройства.

А. Бек, ассимилируя теоретические положения классического бихевиоризма, наработки бихевиоральной терапии и идеи когнитивной психологии, разрабатывает один из наиболее признанных и в современной науке подходов к терапии тревожных расстройств.

А. Б. Холмогорова (2006) отмечает, что этот подход разрабатывался А. Беком в отсутствие в общепринятой в когнитивно-бихевиоральном дискурсе концепции генеза патологических тревожных реакций и состояний. Авторы обычно подчеркивают вклад когнитивных, нейрохимических, аффективных, поведенческих факторов в их интегративном взаимодействии, говоря о биологической и психологической предиспозиции к тревожным расстройствам (Barlow, 2002).

При разработке своей концепции А. Бек опирался на представления о нормальной и патологической тревоге З. Фрейда (2006). Он указывает на антиципирующий характер патологической тревоги, которая начинает свою деятельность по предвосхищению опасности не в связи с угрожающей ситуацией, а уже в связи с возможностью ее наступления. Мобилизация организма против возможной или имеющей место опасности при тревожных расстройствах возникает там, где этой реальной опасности нет или же она очень сильно преувеличена в воображении больного. Зачастую больной и сам осознает иррациональность своей тревоги, но он не в силах контролировать ее. Это интерпретируется А. Беком как показатель того, что в этот момент происходит включение каких-то глубинных и плохо осознаваемых схем опасности, которые соответствуют уровню процесса переработки информации, наиболее автоматическому и неподконтрольному сознанию (Гаранян, 1996; Холмогорова, 2006; Beck, 1976).