Текст книги "Живые из Атлантиды"

Глава одиннадцатая

Поезд из Харькова в Москву шел около пятнадцати часов. Старший лейтенант Астафьев Сергей Семенович решил прямо с вокзала ехать в управление. Он намеревался доложить о результатах работы с арестованным Иволгиным и получить санкцию на привлечение его к сотрудничеству. Начальник принял его сразу, но когда Астафьев вошел в кабинет, его поразил вид начальника.

– Что-то случилось? – задал вопрос майор и попытался встретиться с начальником взглядом.

Но тот смотрел в сторону и думал о чем-то своем. Астафьев доложил о результатах и приступил к формулировке выводов.

– Казельский оказался прав. Иволгин именно тот человек, который нам нужен. Прошу вашей санкции на вербовку его в качестве нашего кандидата для работы в особых условиях. Вопрос начальника обескуражил Астафьева:

– Ты уже зарегистрировал документы о работе с арестованным?

– По вашему совету я не стал этого делать до поездки в Харьков. Но теперь я уже не имею права держать материалы при себе незарегистрированными.

– Ты их не держи, ты их уничтожь.

– Не совсем понимаю вашу… Потрачено столько сил. И теперь, когда наши надежды оправдались…

– Ты, Сергей, послушай меня внимательно. Пока ты находился в Харькове, произошли некоторые события. Провалились два наших новых агента, которых мы вывели в Скандинавию.

– «Марго и Великан»? – поднял брови Астафьев.

– Именно они. И мое твердое мнение, что у нас в отделе окопался германский шпион. Только вот у руководства управления мнение другое. Меня пытаются обвинить в штурмовщине, в излишней торопливости.

– Теперь без конкретного виноватого дело просто так не закончится, – заметил начальник, – таким виноватым скорее всего окажусь я, но ничего не поделаешь. Все к тому идет. Так что ты, Сергей, пока забудь про Иволгина и в других делах особо не высовывайся. Пусть Иволгин получает свою десятку и едет туда, где ты насчет него договорился. Надеюсь, твои договоренности осуществлялись в рабочем порядке?

– Все через личное знакомство. Но мне надобно Иволгина предупредить, чтобы он правильно понял свою брошеность на неопределенное время.

– Через неделю пошлю тебя в Белгород. Там в Валуйках, в лагере по разработке меловых залежей, к администрации обратился полковник Штыков из белогвардейцев. Съезди, поговори с ним. Не думаю, что может быть что-то интересное. Изыщи возможность из Валуек смотаться в Харьков. Там недалеко и даже ходит рейсовый автобус.

– Никогда не думал, что в родном отечестве придется вести себя, как в условиях глубокого подполья.

– Человеческая жизнь стоит того, чтобы нам принять любые меры предосторожности.

От Белгорода до Валуек было железнодорожное сообщение, но местные сотрудники выделили московскому гостю автомобиль с водителем и охрану. Астафьев сразу высказал сомнения о целесообразности его охраны. Получил довольно странный ответ:

– Если с вами что-то случится, нам не оправдаться.

В Валуйках его уже ждал начальник местного отдела НКВД, предложил номер в гостинице или частный дом на балансе управления. Астафьев выбрал второе и попросил немедленно отвезти его в лагерь. Бывший полковник царской армии Штыков Аристарх Христофорович служил у Колчака при штабе. Проверить всю его биографию от родового гнезда до поступления на службу к адмиралу, следствие не смогло. Архивы сгорели, церковные записи исчезли.

Штыков сообщил, что знает место, где спрятано царское золото, находившееся у Колчака. Он указал это место на карте и потребовал направить туда экспедицию. Астафьев организовал Штыкову отдельную камеру и велел все подробно изложить на бумаге. Сам же Астафьев с картой нахождения золота вынужден был поехать в Харьков для консультации с одним арестованным бывшим Белогвардейцем. Под это дело ему выделили машину. Охрану тоже отправили с ним.

Иволгин не ожидал появления Астафьева в выходной день. В тюрьме все дни одинаковые, а у тех, ко на свободе существует воскресенье. По всему чувствовалось, что Сергей Семенович торопится и он начал разговор без предисловий.

– Некоторое время связи со мной не будет. Считайте наш разговор незаконченным. Скажу, что существует определенная перспектива наших отношений.

– К чему же мне надо готовиться?

– Принято постановление ЦК и СНК РСФСР «О порядке изъятия земель для строительства Рыбинского и Угличского гидроузлов на реке Волга». В города Калинин, Рыбинск, Ярославль, Углич направлено большое количество молодых специалистов. Но рабочая сила – заключенные. Осужденные по разным статьям УК. Они имеют различные режимы проживания на строительстве. Есть зэки, имеющие право выхода в город, есть, которые могут проживать за пределами колючей проволоки, в городе. Ваша предполагаемая должность – администратор лагерного клуба. Будете отвечать за отопление, освещение, ремонт здания и за многое – многое другое. По месту все будет ясно, но какое-то время придется поработать киркой и лопатой, повозить тачку.

В лагере охраны труда в прямом понимании не существует. Став свидетелем чего-либо вопиющего со стороны администрации лагеря, проявляйте хладнокровие и безразличие. Необходимо балансировать между зэками, администрацией и командированными специалистами. Пристальное внимание со стороны зэков и администрации на полгода, как минимум, гарантировано. Могут иметь место предложения о сотрудничестве с особистами. Отказ мотивируйте плохой памятью, рассеянностью и всем, чем угодно. Главное, чтобы им было понятно. Если не подействует, соглашайтесь, но добросовестно ничего не делайте.

– Сергей Семенович, ведь может произойти что-то непредвиденное, требующее немедленного вмешательства.

– В самом крайнем случае можете обратиться к заместителю начальника лагеря майору НКВД Севастьянову Алексею Валентиновичу. Запомните его фамилию, имя и отчество. При встрече скажите, что обратиться к нему посоветовал Сергей Семенович. Это как пароль. В ближайший год Севастьянов будет служить в этом лагере и в этой должности.

Далее Сергей Семенович с особой тщательностью произнес следующее:

– Ваша статья 58 УК. Следствие признало вас соучастником событий. Вас отвезут на закрытое заседание, зачитают приговор. Запомните обстановку в зале суда, фамилию следователя, судей, количество конвойных, номер зала судебных заседаний, расположение окон и прочие мелочи.

Возникла пауза. Потом Астафьев продолжил:

– Скворцова может отважиться на путешествие к месту отбытия наказания мужем. Это испортит все дело. Администрация лагеря вынуждена будет перевести вас в другую зону. Требования инструкции выполняются безукоризненно. Многие продают имущество, перебираются поближе к месту отбытия наказания своих родственников, а при получении таких данных заключенного переводят в другую область, подальше от прежнего места.

Белгородские коллеги с легкой душой проводили Астафьева и даже подарили ему продуктовый набор из товаров местного производства.

Поезд пришел в Москву с опозданием, и Сергей Семенович еле-еле успел на последний трамвай, чтобы добраться до дома. Зато утром свежевыбритый, пышущий здоровьем, раньше обычного прибыл к месту службы. Быстро составил отчет о поездке в Белгород, приложил к нему собственноручное заявление царского полковника и карту с указанием возможного места схрона с царским золотом. Отправился в секретариат регистрировать документы, но по дороге его перехватил незнакомый лейтенант.

Удостоверившись, что Астафьев именно тот, кто ему нужен, он пригласил его в кабинет к начальнику отдела. Астафьев догадался и тут же поинтересовался, где сам старший майор Трауберг. Лейтенант ничего не ответил и указал рукой направление движения.

В кабинете еще продолжался обыск. Содержимое сейфов, ящиков стола и шкафа лежало кучей на столе. У другого стола сидел старший офицер и внимательно рассматривал вошедшего Астафьева. Представился и указал на стул. Первым делом спросил про документы в руках майора.

– Ваше полномочие, товарищ следователь, у меня не вызывает сомнений, – сказал Астафьев и протянул папку документов.

– Скажите на словах, – потребовал следователь.

Астафьев подробно объяснил суть заявления полковника Штыкова.

– Что вам известно о провале «Марго» и «Великана»?

– Только то, что они провалились.

– Кто вам об этом сообщил?

– Старший майор Трауберг.

– Каковы причины их провала по вашему мнению?

– Не могу даже предположить, так как не знаю кто такие «Марго» и «Великана».

– С чем была связана ваша командировка в Харьков?

– С необходимостью поиска кандидатов для работы в особых условиях.

– Конкретнее.

– Сотрудник харьковского управления Козельский обратил наше внимание на бывшего офицера царской армии Иволгина. Тот как раз находился под арестом по делу о диверсии на конезаводе. По мнению Козельского Иволгин служил у Деникина и мог располагать связями среди белой эмиграции, попавших на службу к Гитлеру.

– И что?

– Иволгин убитый жизнью человек. У Деникина не служил, связями среди белой эмиграции не располагает.

– Знаете, что Козельский застрелился?

– Не слышал.

– Как бы то ни было, вы пошли на поводу у этого недобитка. Видимо Трауберг заставлял вас торопиться в достижении результата. Получается, что вы брали в изучение всех подряд.

Астафьев никак не отреагировал и промолчал. Видимо это еще больше распалило неуемную натуру разоблачителя, и он перешел в наступление:

– Похоже царское золото вам покоя не дает. Хотите орден получить? А может все гораздо проще?

Понимая, что перегнул палку, следователь поспешил сменить тему.

– Дело по розыску Очкасова у вас в работе?

– У меня.

– Чем порадуете?

Астафьев посмотрел на присутствующих офицеров, и следователь понял его намек.

– Мои офицеры имеют допуск, и они люди надежные. Так что там по Очкасову?

– Разосланы запросы в территориальные органы по местам возможного появления объекта.

– И все? Нет, так работать нельзя! Вы даром едите народный хлеб, раскатываете по просторам нашей великой Родине и думаете, что заняты серьезным делом.

Астафьев понял, что перед ним пустой служака, который ни одного живого объекта в глаза не видел, но теоретически подкован во всех отношениях. Подобные деятели всегда вызывают сочувствие родни по причине хронической усталости от очень ответственной и важной работы. Капитан ответил:

– Виноват!

Глава двенадцатая

Лагерный барак, куда привели Иволгина и еще восемь зеков с их этапа, представлял собой низкорослое строение, собранное наспех предшественниками, сильно вытянутое вдоль колючки, с малыми оконцами высотой в толщину бревна и одними воротами в торце. Внутри пахло немытыми мужицкими телами, влажной одеждой, грязными портянками и обмотками. К обонянию добавлялась смесь звуков из приглушенных голосов, ахов, охов, глухих стуков и скрипов. Если закрыть глаза и все это воспринимать без подглядывания, все равно сомнений не останется – это большая тюремная камера, куда поместили неимоверное количество арестантов.

Выбор шконки был единственным правом зека в этом замкнутом мирке, но и это право контролировалось старшим по бараку. Если бы такого человека Иволгин встретил в обычных условиях, он точно дал бы ему в морду. Уж больно кичился тот своим начальствующим положением. Но Иволгину было все равно, какое место он получит: определит его сам или по согласованию со старшим. Он бросил выданный матрас на первое попавшееся свободное место в правом ряду. Постоял, выждал, поняв, что его выбор никому не интересен, сел на шконку и начал смотреть в сторону входных ворот барака. На весь этот балаган полагались два тусклых светильника под самым потолком в виде загаженных лампочек. Люди воспринимались при таком свете как силуэты в театре теней.

Неожиданно Ивана Алексеевича кто-то тронул сзади. Обернувшись, он увидел мужчину лет под пятьдесят. Его изможденность усиливалась отсутствием нормального освещения. Обвисшие веки, щеки и уголки губ мужчины сливались в единый образ несчастного человека. Только глаза светились внутренним светом, и четкий голос с хорошей дикцией свидетельствовали об интеллигентности этого человека:

– Не спрашиваю, что Вас сюда привело, в чем Вы оказались виновны. Это мне не интересно, равно как и статьи присутствующих в этом прекрасном общежитии. Но мне будет намного удобнее, если Вы представитесь. По объективным причинам без обоюдного общения нам с Вами не обойтись. Знание хотя бы имен друг друга упростит на будущее наш диалог.

Иволгин назвал себя и тут же услышал.

– Векслер Дементий Осипович, из Москвы. Во врагах Советской власти значусь с 1929 года, сначала как шпион, а по новому приговору – пропагандист и агитатор. Здесь, Иван Алексеевич, большинство таких. Есть, правда, контингент послабее, они только взгляды разделяли. Но главное здесь в другом – какую выработку даешь! Тачка и лопата – это все наше оружие. Имейте в виду, здесь очень много осужденных священников. Этих приравняли к врагам Советской власти за их службу, но скажу, что многие подготовлены для жизни на зоне лучше, чем мы, мирские. Батюшка из Курской губернии значится во врагах с 1930 года, а работает чертежником участка.

Векслер рассказал еще много интересного Иволгину, и явно ждал откровения со стороны нового знакомого. Иван Алексеевич сообщил, что в прошлом офицер царской армии, воевал с немцами, потом в обычных обстоятельствах получил тяжелое увечье, в мирное время работал на конезаводе конюхом.

– Потом конюшня сгорела или лошади сдохли, и Вы оказались здесь?

– Была похожая ситуация? – спрашивает Иволгин.

– Похожая в масштабах всей нашей необъятной родины. Вы имеете строительную специальность или нет? Могу похлопотать. Мой знакомый, тоже враг Советской власти, Виктор Гаврилович, на строительстве работает старшим геологом-консультантом. К нему прислушиваются вольно – наемные и просят подобрать еще такого же специалиста.

– Ничего такого я не умею. К лошадям точно не пустят, буду тачку возить, землю копать.

– Ладно, еще поговорим, давайте спать! Завтра опять горбатиться.

После построения Иволгина определили в одиннадцатую бригаду на выборку камней из поднятого грунта и переносу их на носилках в нужное место. Напарником оказался колхозный агроном из Тамбовской области, по его вине исчез семенной фонд картофеля для следующего урожая, и мужик оказался на зоне. Тридцатипятилетний агроном, приученный к физическому труду, не злобный и очень медлительный. Работалось с ним легко, и Иволгин перестал замечать неудобства, которые в первые дни вызывали у него раздражение или апатию. Любимой темой агронома при редких перекурах была еда, точнее то, чем кормили зеков в лагере.

– Почему они в баланду не добавляют куриный помет? А? Помет содержит кальций, укрепляет организм и дает дополнительную сытость.

– Успокойся, – сетовал Иван Алексеевич, – не ровен час, услышит кто-нибудь и переведут тебя на водяные работы. Не нравится, не ешь баланду, ешь только кашу.

– На машинном масле. Ты нюхал эту кашу? Понял, чем они ее сдабривают?

В остальном мужик проявлял терпение и молча нес свой страдальческий крест так же, как и все остальные на этом строительстве. Иволгин, по понятным причинам, выделял Векслера среди других, окружавших его, лагерников и каждый раз жил надеждой на общение вечером со своим соседом.

В один из вечеров Векслер прочел Иволгину целую лекцию, которая изменила отношение Ивана Алексеевича к окружающему его на стройке миру.

– Можете представить масштабы ведущегося строительства? Грандиозно! Но смею все-таки заметить, что такая стройка есть история провалов и прорывов, разгильдяйства и энтузиазма, желания свернуть горы и неумения составить более или менее выполнимый план. Шутка ли сказать, на одно и то же дело составляется по шесть-восемь чертежей, но ни один из них не является окончательным. Нет стыковки проектировщиков, строителей и снабженцев. Каждый сам за себя – Лебедь, Рак и Щука. Теперь для справки: гравий добывают в Плесе, лес заготавливают под Череповцом, что-то делают в Калязине, штаб в Переборах, под Рыбинском. В Угличе даже полноправного представительства нет.

Наверное, Дементий Осипович мог говорить еще долго, но его голос становился громче и начал привлекать внимание всего барака. Иван Алексеевич был вынужден попросить его замолчать.

Через месяц пребывания в бригаде Иволгин не только знал тонкости всех видов земляных работ, но и научился выбирать себе напарников. Начал понимать, что очень многое зависит от охранников. Условно разделил их на две категории: люди и нелюди. Научился выделять начальников из общей толпы людей в форме. Различал их по должностям на иерархической лестнице. Для своей внутренней забавы давал им клички, которые легко позволяли идентифицировать командиров по манере поведения: «эскадрон», «тачанка», «свояк», «атаман». Разобрался Иван Алексеевич и в инженерных премудростях будущего гидроузла. Комплекс будет состоять из плотины, которая поднимет уровень воды и обеспечит нужный напор; станции с турбинами для выработки электрического тока; сбросных сооружений для поддержки нужного уровня воды; судоходного сооружения, т. е. шлюзовой камеры для плавсредств. Строительство велось методом береговой компоновки, т. е. возводилось без перекрытия Волги. Русло оставалось нетронутым и ожидало своей участи.

Ночью Векслеру стало плохо. Он громко стонал, метался по шконке, пытался руками ухватить что-то невидимое. Иволгин обратился к старшему по бараку. Но тот, бывший партийный деятель, а еще раньше вокзальный грузчик, все происходящее оставил до утра. Отругал Иволгина за панику и ушел в свой угол. Утром барак пошел на работы, а Иван Алексеевич продолжал возиться с несчастным. Мочил водой полотенце, клал этот примитивный компресс на лоб, не давал больному свалиться со шконки. Когда старший привел фельдшера, тот долго не мог сообразить с чего надо начинать осмотр больного. Вдруг Векслер пришел в себя, оглядел затуманенным взором присутствующих и прошептал:

– Мне очень жаль!

Через минуту он умер.

Нового соседа Иволгина привели с этапом через неделю. Механизм пополнения стройки века свежими силами работал справно. Соседом оказался Семенович Арнольд Пинхосович, учитель истории средней школы из Самары.

«Историк не может рассчитывать на место под солнцем. Будет копать землю, возить тачку, таскать камни», – нисколько не издеваясь со свойственным для всех зеков цинизмом и спокойствием, констатировал про себя Иволгин. Однако Ивану Алексеевичу снова повезло с собеседником. От него он узнал, что тема соединения двух рек – Москвы и Волги, звучит со времен царя Алексея Михайловича Тишайшего. Но у этого царя не было инженеров, технических возможностей и денег. Петр I дал команду военному инженеру – немцу Георгу Геннину изучить вопрос и составить записку. Вывод Петра был однозначным: «Сея работа будет зело велика», подпись Императора и дата 1723 год.

Но в 1746 году по указу Императрицы Екатерины II Геннин продолжил свои изыскания и предложил новый проект в трех вариантах: Яуза, Клязьма, Истра.

В 1750 году канал все-таки открыли, истратив на его строительство уйму денег, сделав 65 верст прокопов. Назвали сей канал именем Великомученицы Екатерины. Канал не был способен осуществлять проводку судов. Через десять лет его упразднили, сооружение разобрали. Остался только один памятник тем событиям – искусственное озеро Сенеж.

Из нового большого этапа в барак определили восемь человек. Соседями по ряду оказались два Бориса. Различать их по фамилии нужды не было. Тот и другой моментально получили клички. Один считал себя убежденным марксистом и готов был спорить с любым, кто сомневался в идеалах общества свеобщего благоденствия. Сначала его прозвали «Борист-марскист», но после осмысления сократили до «Бормара». Второй был монархистом. Не сторонником Дома Романовых, а считал государственное устройство для России приемлемым. «Борист-монархист» переименовался толпой в «Бормон».

Каждый вечер Бормар заводил дискуссию:

– Но, пережиток прошлого, – обращался он к оппоненту, – прошлый раз ты утверждал, что образованный царь сам по себе несет дух просветительства. Где ты видел просвещенного тирана?

– Образованный человек никогда не может стать тираном. Насилие над обществом чуждо образованному человеку.

– А как же эксплуатация одним человеком другого? Ведь царь и есть гарант такого строя. Да он и сам является эксплуататором.

– Такое явление в природе называется естественный отбор. Кто умнее, дисциплинированнее и образованнее, тот и становится эксплуататором. А неуч, нерадивый или такой болтун, как ты, состоит у него в услужении.

– А что же не стал эксплуататором, коли высокого мнения о себе?

– Революция помешала.

– А, революция ему помешала, правильно, что тебя упекли!

– Я-то ладно, ты чего тут образовался? Пролетарии всех стран соединяйтесь?

– Я дело другое, просто сразу не разобрались, скоро разберутся.

– Где должны разобраться с тобой? Лет через пятнадцать придут к тому, что ты не виновен.

Конечно, у каждого на робе был нарисован номер. Для администрации он служил учетом зеков. Но среди своих преобладали клички, или погоняло, или погремухи. Иволгин не стремился познать уголовный жаргон. Под номером 36–24 в бараке образовался новый зек. Он упорно не хотел называть себя и потому сразу получил кличку «Угрюмый». Так сложилось, что Угрюмый заговорил только с Иволгиным и то на третий день. Первые фразы ошеломили Ивана.

– Вообще, меня хотели расстрелять, но в последний момент пришла замена. Сначала на двадцать пять лет, потом на пятнадцать, теперь определили сюда на пять лет.

– Впервые слышу про такие прыжки со стороны власти. Не похоже на систему.

– Если я скажу тебе свою фамилию, подведу тебя под самый монастырь. Я родной брат одного из высших командиров РККА. Сам я к армии отношения не имею, но мой брат служил бок о бок с Тухачевским.

– Тогда тебя за что упекли? Помогал шпионить? – с шуткой сказал Иволгин.

– Полагаю, что упекли меня за осведомленность о разговорах между высшим командованием. Я присутствовал на всех посиделках, вечеринках и пьянках.

– Мало ли, что командиры могут наболтать по пьяному делу?

– Ты не понял. Тухачевский всеми фибрами души ненавидел Сталина. Почему и когда это началось мы уже не узнаем. Знаю, что, когда вождь еще только шел на Олимп власти, маршал уже тогда был заметной фигурой в государстве.

– Ну разошлись их пути дороги, и что и того?

– Сталин часами сидел в приемной у Тухачевского, ждал встречи и не всегда был уверен, что маршал его примет.

– Может начало в другом? Когда Тухачевский учился в Германии и, сказывают, веселился от души?

– Маршал и тут жил полнокровной жизнью. В ходе следствия я понял и, когда это понял, все встало на свои места. Ежели антигосударственную, антисоветскую деятельность приравнять к антисталинской, то все встает на свои места.

– Могу сказать, что в сегодняшних условиях по-другому нельзя.

– Ты же в прошлом офицер царской армии.

– Потому и отвечаю за свои слова. На зоне, в каждой бригаде, в каждом бараке велось оперативное наблюдение за контингентом. Основным инструментом всегда был осведомитель, секретный сотрудник, если хотите, стукач. Термин можно использовать любой, только суть не меняется и полностью зависит от оперативного работника, который и управляет этим инструментом. Если работник глупый, то и помощник его будет допускать такие вещи, от которых, как говорят, и смех, и грех.

Иван Алексеевич был готов ко всему, и потуги Олега Савельева из десятой бригады задружиться с ним, справедливо принял за проверочные меры. Знакомство Олег начал с биографических вопросов, но ничего нового не услышал: офицер царской армии, в гражданской войне участия не принимал, после войны работал на конезаводе, осужден за вредительство.

Согласно отработанной линии поведения Олег начал стыдить Иволгина за его безразличие к политике, тем более за равнодушие в период гражданской войны.

– Как ты мог, офицер-фронтовик, остаться в стороне? В белой гвардии такие офицеры были на вес золота.

– Ты – то откуда знаешь, что там было на вес золота?

– У меня брат участник ледового похода Деникина Антона Ивановича.

– И что?

– Бороться надо!

«Вот идиот», – подумал Иван Алексеевич. И ответил так:

– Ты уже опоздал, борьба идет каждый день, не на жизнь, а на смерть.

– Я тоже хочу быть в этой борьбе ради памяти брата! – затараторил осведомитель, почувствовав весомый результат.

– Брата младшего или старшего?

– А-а-а-а, да мы близнецы!

– Тогда так! С завтрашнего дня нарисуй мелом на правом кармане своей робы цифру 73. Это будет означать, что ты от меня и тебе вполне можно доверять! Когда подойдет к тебе один из наших и скажет «73», бросай все и следуй за ним. Тебя торжественно примут в ряды борцов.

– А ты?

– А что я? У меня другие задачи!

Сколько дней ходил осведомитель с цифрой 73 на кармане, Иволгин не знал. Но через неделю день-в-день его повели в административное здание. Втолкали в кабинет без надписи. За столом сидел молодой парень с петлицами лейтенанта по меркам НКВД – сержант. Его лицо вызвало у Иволгина удивление и отвращение одновременно. Голова никак не гармонировала с военной формой. Таким людям к лицу косоворотки и гармонь, и озорные частушки на завалинке. Лицо будто полнолуние в окне. Нос тоже круглый, похожий на репу со стороны корневища. Две ноздри больше повернуты наружу. Злые, глубоко посаженные глаза, цвета спитого чая. Толстые алые губы, как у девки после первой брачной ночи.

– Моя фамилия Простов, садитесь, – сказал офицер.

– Какая интересная фамилия, Простой, первый раз такую встречаю, – сказал Иволгин, усаживаясь на стул. Его распирало еще что-нибудь добавить, но он сдержался.

– Ты не только слепой, да еще и глухой! – начал злиться опер. Еще немного и начались бы оскорбления.

Иволгин сделал серьезное выражение лица и продемонстрировал полное внимание.

– Что означают цифры 73, откуда они взялись? – спросил Простов.

– Знамо откуда, из арифметики. Означают семь десятков и еще три единицы.

– Хватит валять дурака! Отвечай!

– Так вы вон про что. Тогда так, при сложении будет десять, при вычитании – четыре, при умножении – двадцать один, деление не соображу – ровно не получается.

– Ты просил одного человека нарисовать мелом на кармане цифру 73.

– Зачем, гражданин начальник?

– Не знаю зачем, ты его просил.

– Я никого ни о чем не просил. Слепой, глухой, но не двинутый.

– Пошел вон отсюда!

– Один не могу, гражданин начальник, нужен провожатый в виде конвойного.

После этого разговора Иволгина более не вызывали в оперативную часть.