Текст книги "Живые из Атлантиды"

Глава тринадцатая

Город Углич жил своей размеренной провинциальной жизнью. После потрясений двадцатых годов, угличане радовались установившемуся, хотя и относительному, но спокойствию. Было в новой жизни много того хорошего, от чего люди уже отвыкли. А некоторые никогда и не привыкали. На отрицательное старались внимание не обращать, конечно, если оно не касалось непосредственно их. Все было так, пока не докатился до города слух о стратегии на обводнение Москвы-реки путем соединения с верховьем Волги. Приближение индустриализации стало еще ощутимее после принятия Постановления «О порядке изъятия земель для строительства Рыбинского и Угличского гидроузлов на реке Волга».

Молва начала выдавать прогнозы на предмет затопления частей города, а может быть и всего Углича. Народ придумывал перечень деревень, которые станут дном водохранилища. Больше всего горожане жалели монастыри и храмы, хотя уже в основном и закрытые, без текущего ремонта, ставшие складскими помещениями и чем-то еще.

Слухи несколько утихли, когда построили деревянные бараки, административные здания, казармы, сторожевые вышки, обнесли занятую территорию на правом и левом берегу реки колючей проволокой. Из других городов в Углич хлынул поток разных специалистов: инженеров, мастеров земляных работ, аэрофотосъемщиков, триангуляторов, или проще геодезистов. Селили всех в отведенных пустующих домах, переделанных на скорую руку в общежития. Подселяли в пустующие комнаты коммуналок, иногда «уплотняли». Но раздражение у коренных угличан это не вызывало. Командированные в основном были люди молодые, непьющие. Они не проявляли наглости и хамства, не сквернословили.

По чистой случайности в одной комнате общежития, развернутого в пустующем отсеке дома купцов Зиминых, оказались мастера земляных работ и геодезист. Дмитрий Селиванов из Ленинграда, Виталий Кирпиченко из Вологды. За их плечами участие в археологических экспедициях на раскопках могильников, в том числе захоронений викингов. Стас Дойченко командирован из Москвы. Там он родился, вырос и закончил институт геодезии и картографии.

Селиванов, двадцатидвухлетний красавчик, стриженный под «ежик», что ослабляло рыжий цвет его волос – во всяком случае, его не выпячивало. Нос и уши выделялись, но не очень сильно и не портили привлекательности его лица.

Кирпиченко принадлежал к категории людей, именуемых неприметными. Посмотришь на такого два раза, а на третий не узнаешь и пройдешь мимо.

Дойченко внешне напоминал актера немого кино. Все в его лице было правильным и гармоничным. Но до красавца ему было совсем недалеко, но весь облик чем-то отталкивал.

Вряд ли вольные люди могли оказывать какое-либо влияние на зону. Сила было за зеками. Многое перекочевывало из их быта к вольнонаемным. В том числе традиция давать клички. Независимо ни от чего Селиванова стали звать «Рыжуха». У Кирпиченко зацепиться за внешние признаки оказалось невозможным. Недолго мудрствую стали звать его «Кирпич». Дойченко получил сразу несколько кличек, но укоренилась только одна «Синема» или «Синёма», как стали звать потом.

В свободные дни друзья часто ходили по городу. Однажды в Иерусалимской части Углича они увидели мужчину, который, подложив под лист бумаги синюю картонную папку, что-то рисовал карандашом. Речь, конечно, шла о каком-то наброске – может быть, будущем пейзаже, другого быть не могло. Мужчина производил впечатление настоящего художника, не нуждающегося в присутствии посторонних. Одет он был старомодно. В глаза бросалась осанка, выдававшая в нем либо бывшего военного, либо спортсмена. Он привлекал внимание не только необычным для сегодняшнего дня занятием, но и всем своим внешним видом, отличным от окружающего мира.

Познакомились. Интеллигент представился Богаевским Романом Савватьевичем, преподавателем рисования, черчения и эстетики в местном педагогическим училище.

– Видите ли, молодые люди, скоро эта часть города уйдет под воду. Распространенная сегодня фотография мне не по карману. А вот рука и глаз, привыкшие переводить в рисунок окружающее, позволяют сохранить для потомков наследие прошлого. Может быть, сегодня оно не очень актуально, а завтра ему цены не будет. Хотя «до основания, а затем?» я бы сначала сделал «затем» и тогда, скорее всего «до основания» не потребовалось бы.

– Позвольте с Вами не согласиться, – вступил в дискуссию «Рыжуха», – ведь строительство ведется не для того, чтобы сломать, а чтобы через грандиозное строительство решить очень важную проблему. В данном случае – сделать столицу нашего государства доступной для большого судоходства. Вы, наверное, слышали или читали в газетах «Москва – порт пяти морей». А проблема воды для столицы? Город растет, развивается промышленность, да и люди хотят пить.

– А Ваши друзья думают также?

– Дмитрий абсолютно прав, – сказал уверенным тоном «Синема», – конечно, он никого не удивил, но здесь уже ничего нового не придумаешь. Такое решение проблемы связано с дилеммой: что мы теряем и что приобретаем.

– А знаете ли Вы, что Углич – это город с тысячелетней историей? Дата его возникновения относится к 937 году.

– Это, скорее всего, дата первых поселений! Видимо, возраст найденных при раскопках предметов, определенный экспертизой, – заявил «Рыжуха» с интонацией бывалого археолога.

– Ваша реплика говорит в пользу практического знакомства с археологией. Скорее всего, были в составе какой-то экспедиции, ведь так?

«Рыжуха» кивнул.

– Наши краеведы к первым поселениям относят участок Грехова ручья. Если интересно, могу объяснить, где это находится. В 937 году к берегам Волги прибыл посланец княгини Ольги, воевода Ян Плецкович. Он выбрал место между впадением реки Шелковки и Каменного ручья в Волгу, и поставил крепость. Кто-то из вас, если я правильно понял, москвич?

Богаевский продолжил:

– Конечно, вы представляете Кремлевскую стену в Москве, обращенную к реке. С одной стороны, угол образует Водовзводная башня, с другой – Беклемышевская. Со стороны Водовзводной в Москву-реку впадала Неглинка, а за Васильевским спуском – Яуза. Правда, очень похоже.

Такая практика строительства детинцев была распространена долгое время на Руси.

– Я никогда над этим не задумывался, – «Синема» искренне удивился.

У друзей появилось еще много вопросов, и они спрашивали Романа Савватиевича о том, что их интересовало. Новый знакомый пригласил их к себе в гости, пообещал демонстрацию своих акварелей и рисунков. Объяснил, как найти его дом.

По дороге в общежитие ребята обсуждали состоявшееся знакомство. Спорили в основном двое. «Кирпич» всегда был немногословен и порой, казалось, что безразличен ко всему. Хотя с удовольствием слушал разговоры. Видимо, все объяснялось инфантильностью его личности. Он никогда не спорил, не высказывал своих суждений, а когда на что-то смотрел, казалось, ничего и не видит. Вместе с тем в гости к Богаевскому собирался пойти.

Маршрут своего движения часто выбирали без учета расстояния и шли через бывшую базарную площадь. Именно там, проходя по этой площади, Виталий произносил одну и ту же фразу: «Здесь когда-то проводилась ярмарка невест!»

Действительно, в семнадцатом веке два раза в год на базарную площадь свозили крестьянских девок на выданье. Организацией руководили родители и близкие родственники невест. Знакомились, сватались. Летописи отмечали многолюдье и оживленность при проведении таких ярмарок. Видимо условия труда и быта не оставляли времени на флирт и ухаживания.

На следующий день с самого утра друзья, как обычно, двинулись на работу, каждый на свой участок. Вечером третьего дня отправились в гости к краеведу. На улице Ярославской под указанным номером стоял старенький деревянный дом с палисадом, забором и открытой калиткой. Дверь в дом тоже была не заперта. В сенях их встретила чистота и порядок. При входе в комнату пришлось постучать в дверь. Через несколько секунд на пороге появилась миловидная женщина лет сорока – сорока пяти.

– Вы к Роману Савватиевичу? Проходите. Хозяин появится с минуты на минуту.

В комнате в красном углу висели иконы. Не многие уже отваживались на такой гражданский подвиг. Это было непривычно и, наверное, опасно, могли и с работы уволить. От красного угла в две стороны вдоль стен расходились скамейки. В середине стол, служивший, видимо, и письменным, и обеденным. Самовар находился на полу у русской печки. Налево от входа, за печью, угадывался шкаф и там же сундук, накрытый цветастым покрывалом. На двух окнах в один ряд – занавески. Слева – дверной проем в перегородке, за которым, видимо, скрывалась спальня. Все, что предстало взору посетителей, никак не соответствовало первому впечатлению. Неожиданно скромно. Оглядев посетителей с ног до головы, как бы с вызовом, она сказала:

– Меня зовут Анастасия Степановна, я жена Романа Савватиевича. Так же, как и он, коренная угличанка. Присаживайтесь. Угощенье подавать пока не буду. Хозяин на сей счет распоряжений не давал.

За всех отозвался «Рыжуха». Он представил всех присутствующих поименно:

– Мы специалисты на строительстве гидроузла. Приехали сюда из разных городов. Стас из Москвы, закончил геодезический институт. Виталий из Вологды, так же, как и я – мастер земляных работ. Меня зовут Дмитрий, я из Ленинграда. Мы успели немного пообщаться и поняли, что Роман Савватиевич пытается сохранить для будущих поколений память о старом Угличе.

– Странно слышать от представителей вашего поколения такие речи. Молодёжи всегда был свойственен экстремизм в суждениях, а сегодня так особенно. Как в песне «мы рождены, чтоб сказку сделать былью!».

– Мы сюда поэтому и приехали, – первым отреагировал «Синема», – представьте красивейшую плотину, которая перегораживает реку. Со стороны водохранилища расположено здание гидроэлектростанции. Сбоку от плотины, со стороны левого берега – шлюз, через который пойдут комфортабельные, белые, как снег, теплоходы.

«Рыжуха» подхватил мысль и продолжил:

– И самоходные баржи, груженные тракторами, автомобилями, частями воздухоплавательных судов. По мосту между правым и левым берегом курсируют трамваи.

– Тогда не понятно, что вас могло заинтересовать в Романе Савватиевиче? Он человек старой формации и никак не вписывается в философию сегодняшнего, а, тем более, завтрашнего дня, – жена Богаевского не выдержала.

– В том-то и дело, что Роман Савватиевич, – «Рыжуха» традиционно брал первенство в дискуссии, – это энциклопедия истории города Углича. Конечно, город скоро изменит свой облик. А грядущим поколениям будет интересно знать, как выглядел памятник древнерусской городской архитектуры. Место важных событий для России.

Такая позиция пришлась хозяйке по душе:

– Насчет самобытности и красоты Углича свидетельствует факт. Батый, предводитель Золотой Орды, прокатившись огненной войной по Руси, пожалел наш город, не стал его сжигать и разрушать. Казалось бы, необразованный вождь дикого войска проникся красотой архитектуры. А вот поляки в смутное время не пожалели и сожгли Углич дотла. Просвещенная нация, рыцари, князья, бароны оказались хуже варваров.

– Анастасия Степановна, а Вы кто по профессии? – возник Дмитрий со своим вопросом.

– Я преподаватель русского языка и литературы. Кто из вас ответит на вопрос – откуда взялось название нашего города?

Наконец в разговор попытался вклиниться «Кирпич» И, как результат его глубоких раздумий, прозвучала версия:

– Видимо название происходит от слова уголь. Ведь уголь – это дерево, пролежавшее долгое время в земле.

– И что? – не выдержал «Синема». Антонина Степановна чуть заметно улыбалась:

– Сходу на такие вопросы не отвечают. Нужно понимать, ученые исследуют массу документов, изучают архивы и не всегда находят ответы. Некоторые уверены, что название нашего города происходит от слова «угол». Вы, наверное, видели, что в месте расположения Кремля, Волга делает поворот, образует тот самый угол. Другие ученые отталкиваются от бытовавшего в древности понятия мест поселения, или отгадка в мертвых языках древних племен. Есть еще мнение – «медвежий угол». Но единого мнения до сих пор нет.

На последней фразе отворилась дверь, и в комнату вошел хозяин.

– Вот и молодежь, приятно вас видеть. Не забыли о нашей договоренности! А я почему-то думал, что не придете. Мне показалось, что ваше увлечение городом носило мимолетный характер, знаете, как говорят – «от нечего делать». А вы настроены серьезно. Верно истолковал причины вашего появления?

Опять заговорил «Рыжуха» и с некоторым подобострастием продекламировал, что, дескать, благодарен судьбе за возможность пообщаться с профессиональным краеведом. Но такое сладострастие вызвало раздражение у хозяина:

– Мои суждения не всегда совпадают с сегодняшней позицией властей. Если у кого-то из вас присутствует желание пообщаться с антиобщественным элементом, то есть со мной, а потом сообщить в компетентные органы, то предупреждаю – обо мне уже сигнализировали. Меня уже вызывали «куда следует» и беседовали. Обошлось. Я ведь никакой агитации не провожу. Отстаиваю свою точку зрения и не пытаюсь ее навязывать. Если думаете, что у меня дефицит общения, ошибаетесь. От работы с учащимися устаю так, что иногда отказываюсь от ужина.

– Как же после всего сказанного, – вопрос исходил от «Синема», – Вы не лишились возможности преподавать?

– Мои дисциплины – это законы композиции, света и тени, вопросы объемности изображения, масштаб при черчении, правила пользования чертежными инструментами, приборами. По эстетике рассказываю об общих правилась поведения, о том, что не хорошо зевать, икать, чихать, громко сморкаться. Конечно, все эти правила проходят на практике в детстве, но коль так вышло в нашей с вами истории, нужно делать попытки исправить положение.

Синема, почувствовав расположение к себе хозяина, попросил показать обещанные акварель и рисунки.

Как и предполагали гости, результаты творческого труда Богаевского хранились в шкафу, в нескольких папках с тесемками. На каждой папке было выведено название коллекции, а на каждой картинке – наименование: «Купеческий дом», «Городской базар», «Городская библиотека», «Дом крестьянина», «Сельская школа», «Набережная и причал», «Трактир», «Ворота Кремля XV в.», «Усадьба в предместье города» и еще многое – многое другое. Привлекали внимание исполненные акварелью и карандашом жанровые сцены: «Писарь и жалобщик», «Панорама торговой пристани», «Приговор в суде», «В поле». На многих рисунках запечатлены храмы, монастыри, фрагменты церковной архитектуры.

«Рыжуха» спросил:

– У Вас в красном углу висят иконы, не приходилось держать ответ за это в карающих инстанциях?

– Видите слева и справа занавески. Приходили, спрашивали, стыдили. Но я закрывал их и объяснял, что держу иконы только для себя и своей жены. А посетители у меня бывают очень редко. А если и бывают, то никакой религиозной агитации не видят. По этому вопросу хочу высказать свое твердое мнение – убежден, что православие, испытанное лихолетьем – многовековая твердая вера нашего народа. Никогда и никому не удастся лишить нас этой веры. Пройдет немного времени или чуть больше, и народ снова пойдет в храмы, монастыри примут иноков, заработают церковные учебные заведения. И уверяю вас, вступительные экзамены туда будут держать умные, физически полноценные, красивые молодые люди.

Потом еще долго в доме Богаевских что-то обсуждали, порой спорили, а потом ужинали. Папки с рисунками и акварелями вернули в шкаф, а на столе появилась пареная репа, гречневая каша и куски домашнего хлеба. Антонина Степановна предложила квас собственного приготовления. До самовара так дело и не дошло. Прощались довольные друг другом.

Обратно возвращались через бывшую базарную площадь, и опять услышали от «Кирпича» известную фразу про ярмарку невест, гикнули от смеха и пошли дальше мимо храма иконы Казанской божией матери в сторону дома купцов Зиминых. У входа в общежитие «Синема» предложил еще немного пройтись. «Кирпич» захотел спать, а «Рыжуха» согласился, и они двинули в сторону Воскресенского монастыря. Москвич поинтересовался семьей ленинградца, родителями, братьями и сестрами. «Рыжуха» рассказал:

– Мои мать и отец по профессии были геологами. Зимой жили в Ленинграде, а летом выезжали на поисковые работы. В 1925 году они сгинули где-то в тайге, и я остался с теткой, переехав к ней в комнату на Васильевский остров. Хотел стать геологом, но с институтом не заладилось. В армии служил в пограничных войсках на территории Белоруссии. Хотел поступать в Московское пограничное училище, и еще настойчиво предлагали сверхсрочную службу старшиной заставы. Не случилось. Ну, так и вернулся в Ленинград. Работал на заводе и учился в ФЗО, после окончания, которого стал мастером земляных работ. Тетка померла. Двинул в археологическую экспедицию вместе со студентами и преподавателями Ленинградского университета. Потом хотел поступать в этот вуз. Да, видимо, всему свое время, остался работать мастером. А когда узнал, что идет набор на стройку века, попросился – взяли. Вот я здесь. А ты?

Если бы «Рыжуха» знал, как «Синема» провел детство и раннюю юность, наверное, пожалел бы, что этот вопрос задал.

– Моя жизнь похожа на твою. Только родителей я потерял недавно, они умерли уже старыми, как говорят «своей смертью». Я в это время заканчивал институт, получил распределение на Волгострой. Наша с тобой разница в том, что я сугубо штатский, в армии не служил, винтовку в руках не держал. Мое оружие – циркуль, линейка. Одним словом – геодезия и картография.

Глава четырнадцатая

Иногда сосед водил Стаса в ресторан, баловал деликатесами, учил разбираться в фирменных блюдах, винах. Давал карманные деньги.

За это Стас исполнял некоторые поручения своего учителя: кое-какие вещички перевезти из одного адреса в другой; встретить человека по приметам на вокзале; передать привет от кого нужно и сопроводить на квартиру. Однажды Василий Сергеевич свел Стаса с молодым парнем по имени Степан, представил его как своего племянника из Курска, попросил помочь родственнику. Помощь состояла в дежурстве под окнами на предмет появления случайных прохожих. Дежурство называлось – стоять на атасе. Только Степану не повезло, его и еще двоих задержали прямо в квартире, которую они хотели ограбить. Стас вовремя сообразил, чем его дежурство может закончиться и дал деру. К соседу не пошел, спрятался у себя дома и три дня не выходил за дверь, а когда появился во дворе, то узнал, что Василия Сергеевича увезли в милицию на специальной машине. Все это стало забываться, когда Стасу предложили закончить институт по ускоренной программе и поехать на главную стройку страны. Он согласился с радостью.

Утро вечера мудренее. Утром исчезают ночные сомнения, хочется жить и радоваться. Снова обитатели комнаты общежития разошлись по своим рабочим местам. Завтракали, где придется, все зависело от количества дней до зарплаты.

Дойченко в своем отделе был человеком новым. Однако уже зарекомендовавшим себя умным, грамотным и безотказным специалистом, способным работать и в поле, и за рабочим столом. На данном этапе строительства аккорд приходился на обработку данных. Подготовительные работы завершились, уступив место практическому воплощению в жизнь схем, графиков и расчетов. Однако из восьми геодезистов трое, по наблюдению Стаса, работали на НКВД.

Одного Синёма не смог отгадать. Сергей Иванович Кац приехал из Жердевки Тамбовской области. Там он работал в совхозе. Большего о себе не рассказывал. Ни разу не упомянул жену, детей, родителей. Складывалось впечатление, что он свалился с луны. В знакомство ни к кому не лез, вопросов кроме служебных не задавал. Жил один в съемной комнате. Создавалось впечатление, что Кац замороженное существо, но живой, ест, пьет, делает свою работу.

И вот однажды после рабочего дня по дороге домой Стаса догнал Кац. Спросил что-то ничего не значащее, но упомянул кличку Синёна.

– Откуда вы знаете, как меня называют друзья?

– Это что великая тайна? Сведи нас с тобой жизнь, я тоже дал бы тебе кличку из кино «Артист» или «Трагик». Видать девки от тебя без ума.

– Вам что от меня нужно, Сергей Иванович? Вас так по моему зовут?

– И по жизни, и по паспорту зовут меня именно так. От тебя мне нужно понимание и умение держать язык за зубами. В последнем я не сомневаюсь, ты далеко не дурак, а как быть с первым?

Молча прошли еще несколько шагов и Кац спросил вновь:

– Так что, могу надеяться на понимание? Со своей стороны обещаю полную конфиденциальность.

– Чего-чего? Какую еще конвентиальность?

– Конфиденциальностью зовется сохранение в тайне.

Была в том человеке какая-то притягательная сила, главное у Стаса не возникало настороженности. Тогда со своим соседом он чувствовал себя униженным, принимал рекомендации и советы. Этот говорил на равных, ни разу не загордился возрастом или заслугами.

– Моя помощь нужна именно вам, или кому-то еще?

Стас уже обжёгся один раз и не хотел повторять ошибок.

– Помощь нужна исключительно мне. Но сперва хочу услышать согласие со вторым пунктом моих условий.

– Если я согласился с первым, то я принял ваше второе условие.

– Как я знаю, вы задружились с местным краеведом Богоевским.

– Вам откуда это известно?

– Чего вы так встрепенулись? Может решили, что я за вами следил? Только я уже не в том возрасте, чтобы подглядывать из-за угла. Просто я собрался идти к Богоевскому и увидел вас троих у его дома и не стал мешать.

– Какой у вас вопрос к краеведу?

– Давай присядем на скамейку, а то уже скоро дом Зиминых покажется. А нам предстоит небольшой экскурс в историю.

Кац имел очень выразительный голос, умел своей интонацией заинтересовать слушателей, не растекаться по древу и выдать саму суть проблемы. Суть сводилась к тому, что императрица Елизавета Петровна оставила заботу о своей дочери Ольге другой императрице Екатерине Великой. Екатерина приняла обязательства и подобрала жениха царевне. По ее мнению, предводитель дворянства в Угличе Николая Авдеевич Супонев был достоен ее руки. В качестве подарка на свадьбу Екатерина Алексеевна построила молодым дворец. Вы москвич, наверняка видели в Останкино тот дворец, который нам оставил граф Шереметев? Супоневский двор еще был еще краше. К основному зданию примыкали два крыла: левое и правое. Липовая аллея, фруктовые деревья, искусственные пруды с островами. На островах скульптуры из греческой мифологии. В семнадцатом году дворец разграбили, а теперь при строительстве гидроузла сломали его левое крыло.

– Так о чем спросить Богаевского?

– Мне нужна схема левого разрушенного крыла и место нахождения китайской комнаты.

– Значит, клад ищите?

– Значит, ищу.

– Надеюсь я вхожу в круг лиц, допущенных к поиску клада?

– Спросите проще, молодой человек. Конечно, в случае успеха вы получите свою долю.

– Мне что прямо про крыло спросить Богоевского и про китайскую комнату?

– Я думаю лучше попросить все материалы по Супоневскому дворцу.

Рабочая смена подходила к концу. Иволгин начал мечтать о наполнении своего желудка непонятной едой, но по любому она утоляла голод. Прикидывал в голове, о чем пойдет очередной диспут между Бормаром и Бормоном. Расстроился, что левый сапог стал подтекать, а ботинки зекам полагались такие, что разносить их можно было только к глубокой старости. Иволгина окликнули. Сперва он подумал, что на строительстве имеется еще один Иван Алексеевич. На второй окрик оглянулся.

– Откуда здесь Очкасов? – мелькнуло в голове и тут же радость обуяла весь его организм.

Но очень быстро радость сменилась испугом.

– Им интересовалось НКВД. Как быть? – Иволгин с твердым намерением предупредить своего друга, двинул ему навстречу.

– Ничего не говори, я все понял. Давай хотя бы обнимемся!

Они обнялись и, бывший ротмистр прошептал на ухо:

– Зовут меня Кац Сергей Иванович.

Иволгин решил поинтересоваться, каким образом Очкасов проник в запретную зону.

– Убил всех охранников, – последовал ответ, – разрезал колючую проволоку и вот я здесь! Ха-ха! На самом деле перед тобой триангулятор третьей категории, вольно наемный инженер Волгостроя. Скажи мне в каком ты отряде, в какой бригаде, в каком бараке живешь?

– Ты что сможешь меня под амнистию подвести? Ха-ха!

– С амнистией не прокатит, а вот выходной тебе смогу выхлопотать.

На другой день в самый разгар смены к Иволгину подошел старший охранник и велел следовать за ним. Ивана Алексеевича привели в санчасть, где в комнате завхоза был накрыт стол и сидел улыбающийся Очкасов.

– Помнишь, как тогда в вагоне, в тесноте да не в обиде.

Конечно Иволгин знал, что его друг прирожденный комбинатор, но был уверен в его слабости перед сложившейся советской системой. Видимо ротмистр понял мысли друга и начал с примечания:

– За любой системой стоят люди, а с человеком всегда можно договориться. С группой людей сложнее, все-таки страна Советов, но тоже возможно.

Сергей Иннокентьевич разлил мутную жидкость по кружкам и предложил тост за дружбу. Иван Алексеевич с удовольствием выпил и накинулся на еду. Даже скудное меню не шло ни в какое сравнение с той баландой, которой кормили зеков. Очкасов подождал, когда Иволгин завершит трапезу и только потом начал задавать вопросы.

– Похоже ты, Иван, хотел послужить новой власти, а она как ретивая кобыла лягнула тебя по самое не хочу.

– Где-то так, – ответил Иволгин и рассказал про свою жизнь в Харькове, про Антонину и пожар на конезаводе.

– Семью успел переправить? Спас от неминуемой гибели?

– Успел, да так хорошо переправил, что Зинаида даже личную жизнь свою устроила. Ну и ладно. От меня какой толк? Зато Сашка университет закончил, инженером стал.

– Откуда такая осведомленность? У тебя что, имеется нелегальный канал связи с зарубежьем.

Иван понял, что сказал лишку и начал подбирать отговорки. Очкасов не стал ставить друга в неловкое положение.

– Все ясно, НКВД привлекло тебя к сотрудничеству. Нет, похоже не привлекло.

– Почему ты решил, что не привлекло. Некоторые договоренности достигнуты.

– Кабы они тебя привлекли, то ты уже тачку не возил бы и киркой не махал. Работал бы истопником, электриком на подстанции, на худой конец учетчиком. А местные опера тебя не тревожат, ну там привет тебе от Иван Ивановича…

– Один зек подкатывал ко мне, получил отворот-поворот. Потом к оперу водили, на том все и кончилось.

– Думается мне, что тот, который с тобой договаривался, сам оказался в местах не столь отдаленных. У них у самих чистка одна за другой идут. И похоже он не успел лагерное начальство о тебе известить. А может специально не поставил их в известность.

– Что же мне теперь делать?

– Сколько тебе впаяли? Десятку? Вот и сиди тихо. Делай, что нужно и будет, что будет. Ты, Иван, не можешь с государством вразрез жить, со мной тебе точно нельзя.

– Меня в НКВД про тебя спрашивали, фото показывали. Интересовались поручиком Кондратьевым из деревни Гореносово. Вроде ты к нему домой наведывался.

– Я не к Кондратьеву хаживал, а к его матери. Лекарство она мне доставала для раненых товарищей. Ты то с какого края в Гореносово оказался?

Иван рассказал про свою история про бегство из-под расстрела и про все остальное, вплоть до драки в поезде.

– Может потому и живой, что до Деникина не добрался? Они охотятся за мной, а нас с тобой судьба опять свела. Смогу тебе помочь. Кем тебя опер обещал назначить на зоне? Завхозом клуба? Помогу решить тебе такую задачу. Не в твоем возрасте и не с твоим здоровьем тачку катать.

– Буду весьма признателен. Вот о себе ты ничего не сказал. Помнится, жену и сына в Польшу отправил.

– Ничего о них не знаю. Ты же наслышан о войнах СССР с поляками. Туда мне дорожка заказана. Думаю, что жена о прежних своих связях с Россией вспоминать не хочет, а про сына ничего хорошего не жду.

– Теперь ты Кац, да еще вольнонаемный. Объясни дураку, откуда и что взялось.

– Боишься оказаться другом предателя? Не волнуйся. Ротмистр Очкасов Родине никогда не изменял и не собирается. Мне неважно как она называется империя или СССР, она Россия. Фамилия Кац – очередное мое прикрытие. Понадобилось, я за три дня геодезистом стал. Немного теории, а в остальном на практике дошел.

– Тогда ответь мне на один вопрос. Как в вашем департаменте проморгали февраль семнадцатого, а потом октябрь?

– Если коротко, то существует такая формула: правитель любит своих псов, так нас большевики называли, хотя первым делом у себя создали такой же департамент; если правитель любит и слушает своих цепных псов, то народ любит правителя. Как только он продает своих верных слуг, имею ввиду перестает слушать и доверять им, так и правителю скоро каюк. Так было, так есть и так будет. Нынешний правитель заботится о своих псах. Кормит, поит, но и спрашивает с них строго. А вот попробуй в народе плохо о них сказать, моментально найдут недовольного и накажут.

– Но тогда зачем все эти твои маскировки и риски? Зачем ты здесь?

– Слушай, коль тебе интересно! После смерти царя Алексея Михайловича претендентов на престол оказалось в конце концов двое. Софья была уверена в своей победе и велела изготовить золотые монеты со своим профилем. Назвали те монеты «Софолками», точнее с ударением на первом слоге. Когда Петр победил, он каким-то образом узнал, что Софолки уже перевезли в Европу. Там он их разыскал и вернул назад. Основную часть переплавил, малую коллекцию оставил на память. Потом коллекция перекочевала к его дочери Елизавете Петровне. Та передала их в подарок своей дочери Ольге. Ольша вышла за муж в Угличе за предводителя дворянства. Екатерина Великая подарила им дворец. Я знаю место, где коллекция спрятана. Как только изыму коллекцию, сразу исчезну.

– И куда ты с ними? Зубы себе вставишь? У тебя и свои хорошие.

– Один американец за одну Софолку дает целое состояние.

– И куда ты в СССР с такими деньжищами пойдешь?

– Не знаю, не думал, но мне интересно.

Вошел конвоир и напомнил о времени.