Текст книги "Малышкина и Карлос. Магические врата"

– Что еще за Собор темных сил? – насторожился Швыров.

– Чтобы приветствовать воскресшего Брюса, в Москве будет проведен парад инфернальных сил, – пояснил Карлос, – а значит, на нем будут присутствовать не только нижние чины ада, мелочовка вроде йерубов или мертверов, но и черные маги разной степени посвящения. Вы представляете, что это означает для Москвы и живущих в ней людей?

Михаил не удержался от грубого слова, но профессор и Карлос не обратили на это ни малейшего внимания. Ситуация оправдывала употребление даже более крепких выражений. Профессор Серебряков, погромыхивая латами, обошел стол по кругу и направился к окну. Отодвинул тяжелую коричневую портьеру, выглянул на улицу. Сумрак заметно сгустился по сравнению со вчерашним днем. Небо почти полностью было обложено черными облаками, закрученными в воронки с рваными клочковатыми завитушками по краям.

Подавленный этим мрачным зрелищем, он вернулся к столу и остановился между Швыровым и Карлосом, но ничего не сказал. В противном случае пришлось бы оправдываться. Ведь всю эту атмосферную кашу вкупе с нарушением магической симметрии заварил именно он, профессор Серебряков.

Карлос, взглянув искоса на старого ученого, подумал, что он в этих серебристых латах очень похож на рыцаря печального образа – профессионального романтика из Ламанчи – Дон Кихота. Некоторое время они молча смотрели на красочную цифровую скатерть, переливающуюся всеми цветами радуги.

И вдруг Швырова осенило!

– А ты определил место проведения их отстойного съезда? – спросил он Карлоса.

Испанец ответил, что пока нет, но это вопрос буквально нескольких часов. Ясно одно: Собор будет проведен в Москве. Скорее всего, в Кремле на Ивановской площади или рядом с ним на Красной. На ней удобнее всего проводить парады. Есть пирамида вечно живого покойника Ленина, которую можно использовать в качестве трибуны. Есть некрополь за Мавзолеем, где покоится тело еще одного забальзамированного мага – Сталина, а еще ряда других, послабее, чем эти два, но тоже оставивших свой темный след в истории магической вселенной.

– Сомневаюсь, что это произойдет там, где ты сказал, – скептически скривился Швыров. – Для этого сначала надо захватить власть в городе – занять почту, телеграф, Интернет, не говоря уже о Кремле и Белом доме. Сначала они соберутся на своей территории. Это ясно как дважды два четыре.

– Это здесь, в реальном мире, четыре, – парировал его выпад Карлос, – а в магическом может быть сколько угодно. Давайте подождем пару часов, выясним, где они соберутся, и нанесем удар. Если мы сумеем этапировать Брюса во времени и доставить в будущее, где все под контролем, ваш мир вернется к состоянию равновесия.

На том и остановились. Профессор Серебряков подошел к телефону и набрал какой-то номер. Долго стоял с трубкой у поднятого забрала, но так и не дозвонился.

– Ты не знаешь, почему Ванда не отвечает на звонки? – поинтересовался профессор у Швыра.

– Ее дома нет. Она мне на мобильник эсэмэску скинула, чтобы я не волновался, – беспечно отмахнулся от вопроса Михаил.

– Я все-таки не понимаю, – возмутился Серебряков, – как Ванда могла оставить меня в таком ужасном положении? Ведь мы партнеры! Это как-то, знаете, не по-товарищески!

Накинув на себя перед зеркалом белую, достающую до пят сорочку, баба Ванда довольно подмигнула своему отражению. Она распустила свои длинные волосы, и они растеклись у нее по спине тяжелой каштановой волной.

Переступая босыми ногами, ворожея подошла к торцевой стене полуподвала и произнесла заклинание, сопровождая слова пассами. В стене возникла тяжелая дубовая дверь с витой медной ручкой. Ванда, не подходя к ней, мысленно потянула ее на себя, и она отворилась.

Об этом помещении, кроме нее, не знал никто, даже Михаил. Посреди большой сводчатой комнаты стоял алтарь, покрытый черным плюшем, на нем в строгом порядке были расставлены массивные подсвечники. Еще один взмах руки, и свечи загорелись. В углах комнаты задымились кадильницы с благовониями, наполняя помещение сладким ароматным дурманом.

У подножия алтаря лежала охапка цветов, красные яблоки и синий виноград. В стеклянной чаше таяли кубики льда, в небольшом фужере был насыпан мелкий желтый речной песок, на подставке стоял полый стеклянный запаянный шар.

Она подошла к алтарю и встала на колени. Взяла яблоко от подножия алтаря, закрыла глаза и тихим голосом заговорила:

– Через яблоко человек в раю соблазнился, змей-искуситель к нему спустился. Заклинаю я своим колдовским делом, заклинаю своим телом. Духи Адама и Евы, явитесь, часы времени повернитесь. Будь кровь моя, как соль четверга обличьем, как мед сладка, кожа нежна, как розы цвет. Заклинаю я белый свет и темную ночь: пойди старость прочь! Духи стоят, яблоки едят, поминают старость мою и дают мне вечность свою!

Баба Ванда поднялась с колен и положила яблоко в чашу со льдом, туда же отправились две соленые кильки.

– Кровь моя кипит, немая рыба не говорит. Пусть рыба старость изопьет, на себя заберет, а яблоко мне младость пошлет!

Она схватила охапку цветов и стала рвать букет на мелкие части, на пол полетели листья и лепестки изорванных цветов.

– Стою я на нынешний день и скорый час, и мой ведьмин наказ, на ясное солнце, на закрытое оконце. Снимаю я с себя шкуру старую, как бросаю лист цветов, как эти цветы под моей ногой! Не минута, не час, не год, а старость пусть с меня сойдет!

Баба Ванда посыпала себе голову щепоткой речного песка, взяв его из фужера.

– Идут два братца, два седых старца. Мало вам своей беды, седых волос, седой бороды? Возьмите мою седину на свою голову! Против естества, по воле колдовства! Заберите старость и унесите. Слово мое крепко, дело мое лепко. Язык. Ключ. Замок.

Поднявшись с колен, баба Ванда загасила свечи и тихонько выскользнула из тайной комнаты…

Алиса и домовой сидели у себя на кухне и разговаривали о погоде, когда к ним присоединился Разбой, спавший до этого на кровати Корделии в спальне супругов Малышкиных. Котенок несколько раз смешно потянулся после сладкого сна, а потом принялся жалобно мяукать, наверное, от голода. Алиса положила ему в миску творогу со сметаной, и котенок, урча, как старый холодильник, принялся уплетать ужин.

– Я бы тоже чего-нибудь перекусил, – грустно сказал домовой, наблюдая, с каким энтузиазмом Разбой расправляется со своей порцией.

– Хочешь бутерброд с колбасой? – спросила его Алиса.

– А можно мне то же, что и ему? – ревниво показал на котенка Грызлов.

Пряча улыбку, Алиса положила ему творог на тарелку и щедро залила сверху сметаной. Домовой с таким энтузиазмом приступил к трапезе, что уже через минуту показалось дно тарелки. Он взял ее в руки и с достоинством принялся вылизывать, как вдруг без видимой причины исчез. Тарелка повисела в воздухе и медленно опустилась на стол. В прихожей послышались голоса. Алиса выглянула из кухни.

– Алиса, иди сюда скорей, познакомься с дедушкой! – крикнула ей улыбающаяся Корделия.

Высокий старик с длинными седыми волосами подошел к Алисе, обнял ее и крепко прижал к себе.

– Внученька моя, – причитал старик, – какая большая! Какая красивая!

И Алисе вдруг показалось, что она знает его давным-давно, прямо с самого рождения…

Мать и дочь быстро нарубили две салатницы «оливье», опустошив холодильник, накрыли в гостиной стол, и потекла беседа. Алиса как завороженная слушала рассказы дедушки о его пасеке, о цветущих горных деревьях, об орехах, которые растут просто так, в лесу. Еще он описывал диковинные горные озера, такие глубокие, что во время шторма на море в них всплывают медузы. А еще – таинственные пещеры и другие заповедные места, до которых пока еще не добрались вездесущие туристы.

– Я обязательно к тебе приеду, – сказала Алиса. – Так хочется увидеть это все своими глазами! Только знаешь, я пчел боюсь.

Старик по-доброму усмехнулся в седые усы:

– Это ты зря. Пчелы умные, своих не кусают. А меня слушаются, как солдаты маршала.

Если не считать Грызлова, Алиса осталась дома одна. Родители с дедушкой уехали на продолжение банкета к Ниночке, пообещав вернуться за полночь. Алиса помыла тарелки и уютно устроилась у себя в комнате на кресле с «Практическим магомъ» в руках. Рядом с креслом на ковре прикорнул Разлай Макдональдович. Его тихое похрапывание очень радовало и смешило Алису. Монотонно тикали настенные часы, храп домового постепенно преобразовался в размеренное сопение. Алиса не заметила, как начала погружаться в дрему. Фолиант сам собой закрылся и тихонько сполз с ее коленей на пол. Она крепко заснула.

Ей снилось, что она находится в странной круглой пещере с выступающими из стен полуколоннами. Ее шаги гулко отдаются под высоким куполообразным сводом. Помещение наполнено светом, мягким и не дающим тени. Источник его неизвестен. Алисе не страшно, она что-то ищет, внимательно разглядывая выложенный белыми шестиконечными пентаклями красный гранитный пол.

Вдруг под куполом возникает шум тысяч и тысяч крыльев, но никого не видно! Она оглядывается и замечает, что вход в пещеру едва виднеется, еще немного, и он сольется окончательно с кладкой из белого камня. Становится очень холодно, Алиса начинает дрожать мелкой дрожью. Прямо под ногами, в середине звезды Соломона она видит свою камею и понимает, что это и есть могущественная печать Гермеса. Алиса протягивает руку, чтобы поднять ее, но в это время стены неожиданно оживают, превращаются в клочья черного тумана. А они в свою очередь мгновенно принимают форму тысяч черных летучих мышей. Они в хаотическом беспорядке мечутся по залу, громко пищат…

И вдруг, словно по команде, как рыбы в косяке, поворачиваются все одновременно в ее сторону остренькими мордочками и бросаются на нее! Алиса подхватывает с пола печать Гермеса, поднимает над собой… Писк нападающих мышей сливается в какой-то давящий на уши и мозг ультразвук. Вот теперь Алисе становится по-настоящему страшно и…

Алиса проснулась оттого, что Грызлов тряс ее за плечо.

– Алиса, да очнись же ты, Алиса! – теребил ее домовой одной рукой, подавая трубку другой. – Телефон звонит!

– Алло, – сказала в микрофон Алиса охрипшим голосом.

Это звонила Юля.

– Привет, Алиска, ты что, простудилась? – спросила она.

– Да нет, это я со сна…

– Я вот что звоню, ты не знаешь, где баба Ванда?

– Нет, а что случилось?

– И Миха не знает, она ушла куда-то и как в воду канула, а она мне очень нужна. Понимаешь, я не могу снять перстень. Он меня уже достал, сначала я его и не замечала, а теперь как-то неприятно стало.

Сна как не бывало – Алиса вскочила с кресла.

– Давай ко мне подваливай, – взволнованно сказала она, – я сейчас Швырову позвоню, с ним все обсудим…

Юлька пришла быстро, видно бежала, потому что запыхалась. И была она какая-то грустная, подавленная. Правда, очень обрадовалась Грызлову, погладила его по кудлатой голове и спросила.

– Как дела, Разлай Макдональдович? Не достает тебя Алиса?

– Ленится немного, чем весьма меня огорчает, – с нажимом произнес домовой.

Вообще-то он был очень доволен молодой хозяйкой, но для порядку считал необходимым ее поругивать. Из педагогических соображений!

– Какая у тебя шерсть густая и блестит, как шелковая! – сделала ему комплимент Юля.

– Знаешь, как на Руси раньше говорили? Домовой мохнат, хозяин богат! – самодовольно сказал Грызлов.

Минут через пятнадцать явился чем-то озабоченный Швыров.

– Ну, девчонки! – сказал он. – Тут такие дела творятся! Армагеддон да и только.

Алиса и Юля засыпали Швырова вопросами, и он рассказал о намечающемся в ближайшее время Соборе темных cил.

– Я как сейчас помню, – ударился в воспоминания домовой, – такой же Собор проходил в одна тысяча девятьсот тридцать седьмом году и тоже в Москве. Только тогда он назывался съезд победителей. Ужас сколько было делегатов! А после съезда одни победители других без соли съели. Уничтожили друг друга, и магическая симметрия сама собой восстановилась. Не сразу, конечно, постепенно, к концу двадцатого века. А теперь все снова здорово начинается! А в чем вопрос?

– Карлос хочет арестовать Брюса и забрать его в будущее, чтобы он у нас тут не наломал дров, – объяснил Швыров. – Я на его стороне, профессор тоже. Насколько я понимаю, этот Кинг-Конгович такую нам диктатуру сердца организует, если дорвется до власти, – Гитлер со Сталиным отдыхают. А вы как, присоединяетесь?

– Я – да! – решительно заявила Алиса и вопросительно посмотрела на Юлю с Грызловым: – Вы идете с нами?

– Обязательно! – неуверенно сказал Грызлов.

– Я против, – заявила Юля и рассмеялась, окинув взглядом расстроенных друзей. – Да ладно, чего вы, я пошутила.

Кроме всего прочего, ей так хотелось увидеть Карлоса еще раз! А вдруг у них завяжется дружба или еще более тесные отношения? Он ведь такой душка, такой милон!

Юля была уверена, что теперь, когда после инициации на крыше высотки на площади Восстания она стала подающей надежды колдуньей, ей по силам покорить сердце любого мага, хоть тебе черного, хоть тебе белого…

В квартире Ниночки на Соколе история с застольем повторилась с точностью отлаженного механизма. Тот же «оливье» со товарищи на стол, и примерно те же тосты: за встречу, за то, чтобы все было хорошо, за природу…

Петр Водорябов второй раз за долгие годы одиночества оказался за семейным столом. Вокруг суетились родственники и близкие, которые его любили и старались всячески угодить. То подкладывали лакомые кусочки в тарелку, то подливали в рюмочку, то принимались нахваливать его замечательный, неповторимый мед, чем льстили ему несказанно.

Он никак не мог прийти в себя от радости. Мало того что у него объявились две такие замечательные дочки, так еще и парни у них хоть куда! Все они клятвенно заверили старика, что непременно приедут к нему отдыхать. А Саша церемонно, по всем правилам светского этикета попросил у него руки дочери, заверив, что будет нежно любить ее всю жизнь. Старик прослезился и дал согласие.

Нине не осталось ничего иного, как извлечь из холодильника заветную бутылку шампанского, и они с шумом отпраздновали это событие. Корделия и Владимир уехали домой далеко за полночь.

Ниночка уложила отца на диван, а сама устроилась на раскладушке. Водорябов уснул сразу, утомленный счастливыми событиями и переживаниями, а Ниночка долго ворочалась и вздыхала, но сон не шел. Покрутившись еще немного, она решила пойти к Саше, вдруг он тоже не спит?

Ниночка вышла на лестничную клетку и столкнулась со своим суженым нос к носу. Он не решался постучать в Ниночкину дверь, чтобы не разбудить старика. Они расхохотались и, зажимая себе рты, чтобы не побеспокоить соседей, на цыпочках перешли в Сашину квартиру.

– У меня есть для тебя подарок, вернее, не столько от меня, сколько от Нептуна, – улыбнулся Саша, усаживая невесту за стол на кухне. – Подожди секунду, я быстро.

Он ушел в свою комнату, вынул из ящика компьютерного стола браслет, поднес его к свету и повертел в руках. Дешевые стразы сверкали и переливались, словно все сокровища пещеры Аладдина вместе взятые.

Саша вернулся на кухню, торжественно надел браслет Ниночке на запястье, и она залюбовалась цветными камешками.

– Это мне? – спросила она. Саша несколько раз кивнул с довольной улыбкой. – Откуда такая красота неземная?

– Ты не поверишь, буквально со дна морского! Нашел, когда плавал в Анапе. Я почистил его зубной пастой, он был весь покрыт водорослями и отложениями соли. Видишь, это скарабеи, они схватились друг за друга лапками и не отпускают. Спинки у них из рубинов, а глазки из опалов. А может, это не опалы, я в этом не разбираюсь. Ручная работа, потому что камни и скарабейчики неодинаковые, даже по размеру отличаются.

– Какой замечательный! – сказала счастливая Ниночка. – Как ты думаешь, он из чего сделан?

– Наверное, какой-то сплав или металл с покрытием. – Саша не стал разочаровывать Нину, незачем было ей говорить, что наши челноки везут такой вот ширпотреб из Эмиратов мешками. – Но он мне почему-то очень нравится. Что-то в нем есть такое… Сам не пойму что.

За всю жизнь ни один мужчина не подарил Ниночке ни одного, даже самого простенького колечка. Она очень завидовала телевизионным дамам, которые, раздвинув изящные пальчики, чтобы было лучше видно драгоценности, хвастались на работе подаренными украшениями. Поэтому она очень обрадовалась нежданному презенту, тем более что по Сашиному довольному и счастливому лицу было видно, что подарок был сделан от души.

Они проговорили до утра, и это был обычный разговор влюбленных: о себе, о детстве, о привычках и о том, как замечательно они скоро заживут под одной крышей…

Глава 3

Баба Ванда с Оссуарием на плече подошла к двери квартиры Серебрякова и внимательно, будто обнюхивая, осмотрела ее. Потом скосила глаз на своего сопровождающего и поняла, что тот видит то же, что и она. По едва заметным линиям пентакля на деревянной поверхности можно было понять, что кто-то бросил на дверь заклятие – довольно мощное. Ну ничего, дело поправимое.

Ванда отступила назад, вытянула вперед сжатую в кулак руку, что-то шепча, резко разжала пальцы. С ладони ее сорвалась голубая шаровая молния и…

Дверь распахнулась – остолбенев от неожиданности, Ванда застыла на месте. В полутьме коридора она отчетливо увидела преградившую ей путь серую мумию! Да, она была бы ужасно похожа на настоящую египетскую мумию, если бы не четырехугольная шапка с кисточкой на макушке и черные перчатки со странными металлическими бляшками на ладонях! Никак сам Брюс развлекается? Ванда присмотрелась к серому существу: коротенькие ножки, узкий таз, широченная грудь, косая сажень в плечах. Зачем это Брюсу понадобилось заматываться в туалетную бумагу?

Все сомнения развеял голос, донесшийся из середины мумии: сухой, шелестящий и неживой.

– Сударыня, сегодня присутственный день для инфернальных особ. Живых людей барин изволит принимать по нечетным дням и только по предварительной договоренности. Соблаговолите перенести визит ваш на завтра.

Ванда опешила от неожиданности. Не успел граф очнуться от мертвого сна, как уже развел такую бюрократию, какая администрации президента не снилась в самых розовых снах. Как быть, не уходить же, не сделав дела? Она уже вытянула руку, чтобы отстранить мумию и шагнуть через порог, как вдруг Оссуарий взмахнул крыльями так резко, что едва не сбил синие очки с носа ворожеи. Она закрыла от неожиданности глаза, а когда их открыла, гомункулуса в коридоре не было. В ту же секунду из глубины квартиры донесся низкий, рокочущий бас графа:

– Папирус, проси боярыню пожаловать в комнаты.

Мумия, которую, как оказалось, следует звать Папирусом, с бумажным шелестом ступила назад и в сторону, баба Ванда скользнула в прихожую. Дверь за ней сама собой захлопнулась и закрылась на замок. Папирус сделал шаг влево и оказался у Ванды за спиной. Она пошла по коридору в гостиную.

Брюс, по-обезьяньи опираясь при ходьбе на костяшки пальцев, вышел к ней навстречу. Он был в длинном, мелко завитом белом парике и черной профессорской мантии, надетой поверх белой шелковой рубахи с кружевами. Эта одежда, с ее драпирующими линиями, скрадывала уродство графа и делала его фигуру еще более монументальной. Выглядел он грозно. Из-за его спины выглядывал с улыбкой на птичьем лице принявший человеческий облик Оссуарий.

– Кажется, я имею счастье лицезреть боярыню Ванду? – спросил граф с самым мрачным видом. – Чем обязан?

– Я пришла, чтобы вернуть вам Оссуария, ваше сиятельство, – схитрила Ванда. – И к тому же нам есть о чем поговорить.

Брюс посторонился, пропуская ее в квартиру. И тут у Ванды появился шанс удивиться еще больше. Ничего похожего на привычную московскую квартиру она не увидела. Прямо у ее ног начиналась длинная анфилада залов и комнат, заполненных толпами самых фантастических существ, сбежавших то ли с картин-видений Иеронима Босха, то ли со страниц гоголевского «Вия»…

В квартире на Самотеке повисла напряженная тишина. Карлос, Швыров и профессор Серебряков с возрастающей тревогой наблюдали за прибытием в Москву разномастных представителей магического корпуса. Все трое старались не отходить надолго от овального стола, превращенного в мощнейший суперкомпьютер, чтобы не пропустить что-нибудь важное.

Профессор с удивлением убедился в том, что в магическом мире, во-первых, действует антидарвиновский принцип неестественного отбора, а во-вторых, имеется своя номенклатура и бюрократическая иерархия, причем очень четкая.

Общая масса начинающих магов вроде самого Серебрякова в сетке координат отображалась зеленым цветом, оранжевые пики означали, что появился колдун среднего уровня, а вот красный цвет – это тревога, значит, явился очень сильный маг! Пока, судя по амплитудным всплескам на анимированном графике спецпрограммы, к нам в гости валом валила одна пузатая мелочь, красный цвет практически отсутствовал.

– Извините, дон Карлос. Вот здесь, – профессор показал рукой на одно из окошек на экране овального дисплея, – в списке прибывших перечисляются: три абааса, два албасы, фэри, греза одна. Это что за абракадабра?

Карлос рассмеялся:

– Это делегации нечисти подтягиваются. Вот смотрите, абаасы – Якутия, это такие железные чудища, искусители, могут лишить рассудка жадного человека. Албасы – из Тувы, злые духи, прародители тувинских шаманов, превращаются при встрече с мужчиной в женщину, при встрече с женщиной в мужчину и морочат им голову. Так, фэри – Карелия, злобный дух березы, сводит с ума, умеет останавливать сердце.

– А греза, это кто или что? – спросил профессор. – Красивое имя! Неужто принцесса?

– Греза явление повсеместное, это видение, мираж, внушает несуществующее, соблазняет. Очень боится иголок, поэтому, по крайней мере раньше, путешественники всегда имели иголку, воткнутую с обратной стороны воротника и обмотанную ниткой.

Ломаные линии графика в окне программы, измеряющей силовые поля отдельных магов, замерли, словно невидимый самописец взял на секунду тайм-аут, но тут же с новой силой ожили и еще быстрее и размашистее побежали слева направо.

Зеленых всплесков стало гораздо меньше. Оранжевый цвет явно начал преобладать. Некоторое время Карлос, Швыров и профессор Серебряков сидели молча.

– А это что за существа – трясовицы? – воскликнул профессор снова. – Перечисляются поименно: трясея, отпея, гладея, аввариуша, храпуша, пухлея, желтея, овея, немея, глухея, каркуша!

– Двенадцать безобразных духов, – объяснил Карлос, – они насылают болезни.

– Точно, – подтвердил Швыров. – Это двенадцать дочерей царя Ирода, которых наказал бог за избиение младенцев! Присутствуют в русском фольклоре и в текстах заговоров! Они жутко прилипчивые и злобные. Теперь ждите вспышек различных заболеваний.

– А вот эту уродину я в подземелье видел, – заметил Серебряков, увидев в другом окошке скатерти-дисплея существо, похожее на то, которое он располосовал мечом на тысячу огненных мотыльков. – Это что за злокачественное магическое образование?

Швыр пригляделся к приплюснутой голове, узким глазам, тонким лапам с острыми как бритва когтями и объяснил, что это типичная замануха. Появляются такие существа не только в подземельях, они есть и в водоемах, их люди зовут русалками, есть они и в лесу, это всем известные лешие. В основном это души людей погибших не в срок и не своей смертью. Если уморит такая сущность человека, он тоже становится заманухой. В старые времена люди знали о заманухах все и умели от них беречься, всегда брали с собой заговоренную краюшку хлеба, которую нужно было кинуть в ноги нечисти, отчего она уже не могла преследовать свою жертву.

– Вам крупно повезло, Вилен Стальевич, что вы вовремя проснулись, – заметил Швыров напоследок. – Еще немного, и все силы вытянула бы из вас проклятая нечисть!

Внезапно Карлос поднял руку вверх, словно командир, призывающий солдат к повышенному вниманию.

– Есть место проведения Собора! – Он одним прикосновением пальца увеличил нужную картинку до размеров всего экрана. – Вот смотрите: Сталинский зал измайловского подземного комплекса Метро-3 имени Л. М. Кагановича…[8]8
  Л. М. Каганович – сталинский нарком путей сообщения, строитель Московского метрополитена, названного его именем.


[Закрыть]

Ниночка Водорябова появилась в программе «Метеоскоп» в далеко не лучшие времена, но это не помешало ей в кратчайшие сроки, уже после нескольких эфиров, стать подающей надежды «звездочкой». Дело в том, что в последние дни в Москве и Московской области установилась хотя и отвратительная, но при этом удивительно устойчивая в этой своей отвратности погода.

Сообщать, по сути, было нечего. Изо дня в день одно и то же: та же температура, тот же ветер и та же скорость ветра. Эта ненормальная сплошная облачность над одним отдельно взятым регионом огромной страны начала беспокоить всех – от правительства и военных до ученых Академии наук и простых агрономов.

Студия погоды организовала несколько «круглых столов» с привлечением представителей различных профессий и социальных групп, депутатов Госдумы, ведущих политиков и даже астрологов.

А вести этот «круглый стол» по рекомендации режиссера студии «Прогноз погоды» Ролана Качкова руководство канала поручило никому не известной Нине Водорябовой. И оказалось, что это попадание в десятку. Ее рыжий, солнечный имидж удачно контрастировал с мрачными прогнозами погоды и внушал доверие даже самым отъявленным пессимистам.

Даже когда она ошиблась, сказав, что сегодня ожидается переменная облачность, и с ужасом ждала выволочки от начальства, скандала и увольнения, все закончилось для нее вполне благополучно. Потому что количество черных вихрей в небе сразу же после ее передачи уменьшилось, и в серых просветах между черными клочьями облаков даже появился некий намек на солнечный диск. Правда, вскоре все вернулось к аномальной норме: то есть опять потемнело. Но журналисты представили Ниночкин прогноз как сенсацию, и ее рейтинг подскочил до небес.

После этого руководители канала без всяких опасений стали поручать ей самые престижные репортажи. Визажист Света работала над ее мейк-апом вдвое дольше и старательнее, чем в начале ее телевизионной карьеры.

Нина даже успела овладеть слегка капризным тоном звезды, тщательно копируя, сама того не желая, интонации Корделии. Поговаривали, что Водорябову скоро пригласят на работу в НТВ ведущей одной из самых популярных передач.

Теперь Ниночке тоже приносили в перерывах между эфирами кофе и чай, и она отдыхала в кресле, закрыв глаза, отрешившись от студийного шума. Со своим чудесным браслетом она не расставалась. У нее даже появилась привычка машинально крутить его на запястье. Как раз во время этого «кручения» к ней подошла Хрюкова, жена продюсера канала, известная своими рублевскими замашками и снобизмом великосветская дама.

Раньше, когда Водорябова была никем, она не обращала на нее ни малейшего внимания, но теперь, по ее мнению, все изменилось. Походкой от бедра, цокая высоченными каблуками, она вошла в редакторскую, поправила изящным жестом унизанной кольцами руки дорогущую прическу, стоившую не менее половины старой Ниночкиной зарплаты. Вид у нее был такой, будто она от своего появления среди простых смертных ожидала сенсации. Ниночкин браслет явно вызвал у нее сильный приступ черной зависти.

– Дорогая, вы не боитесь разгуливать с такой дорогой игрушкой на руке? – заботливо спросила она, показывая на скарабейчиков своим холеным пальчиком. Нина удивилась и сказала, что нет. – Тогда советую вам срочно обзавестись телохранителем. Я бы на вашем месте не стала так рисковать… – И Хрюкова, заученно покачивая стройными бедрами, удалилась, оставив Ниночку в полнейшей растерянности.

Честно говоря, Водорябова даже не допускала мысли, что браслет может быть таким дорогим, иначе не приняла бы его в подарок даже от жениха Саши.

Ниночка решила посоветоваться с Корделией и побежала ее искать. Сестра нашлась в гримерной, где над ней колдовала волшебница макияжа Светочка. Корделия сидела перед обрамленным горящими лампочками зеркалом, закутанная в специальную накидку, чтобы пудра с кисточки визажистки не попала ей на платье.

– Привет, дорогая, – одними губами сказала Малышкина, увидев краем глаза Ниночку, – я сейчас освобожусь.

– Я подожду здесь. – Нина прислонилась спиной к притолоке. – Мне надо с тобой поговорить.

Светочка, словно кошка, повела на звук ухом, с жадным любопытством перевела взгляд с Корделии на Нину и обратно. Но узнать больше того, что она услышала, ей не удалось.

Сестры, не забыв закрыть за собой дверь, покинули гримерную и остановились в коридоре на безопасном расстоянии от чужих ушей.

– У тебя есть знакомый ювелир? – заговорщицким тоном спросила Ниночка. – Тут, понимаешь, такая история вышла… – Она передала Малышкиной свой разговор с Хрюковой.

Разумеется, у Корделии был свой ювелир, лысый и говорливый дядечка, который, однако, умел держать язык за зубами, когда дело касалось его клиентов. Фамилия у него была смешная – Мабутько.

Сестры договорились о совместной экспедиции к эксперту для выяснения истинной стоимости Сашиной морской находки.

Резиденция Мабутько находилась совсем недалеко от Останкино, и сестры добрались до него пешком во время одного из перерывов между эфирами. Ювелир практиковал частным образом за двойной железной дверью обычной квартиры в доме на улице Академика Королева. Над этой похожей на сейф дверью была прикреплена маленькая видеокамера, поэтому никаких проблем с допуском в квартиру не возникло.

Ювелир вышел в прихожую навстречу гостьям, и сразу Ниночке понравился, наверное потому, что он был похож на известного актера Леонова и одновременно на Винни-Пуха. Такой же кругленький, с короткой шеей и овальным брюшком, наползающим сверху на ремень черных брюк. Он был в белой рубашке и черной жилетке. Во лбу у ювелира торчала, словно обрезанный у основания рог, маленькая лупа в коричневой оправе.

Нина с любопытством осмотрелась. Однокомнатная берлога ювелира представляла собой странную смесь стиля шестидесятых годов прошлого века с антикварной лавкой. Журнальный столик на комариных ножках служил подставкой для большой старинной вазы, под зеркалом в изумительной бронзовой раме, украшенной изящно вырезанными в бронзе виноградными листьями, примостилась жутковатого вида полочка из ДСП.

Старик уселся за массивный, потемневший по краям стол, включил мощную лампу и примостил лупу поближе к глазу. Затем выжидательно уставился на сестер.

– Яков Рувимович, – проворковала Корделия – Не откажите нам, пожалуйста, в небольшой консультации!

Она попросила Нину снять браслет и передать его на экспертизу. Ювелир пригласил дам садиться, указав на стоящие у стены стулья. А сам низко склонился над своим рабочим столом. На нем кроме монитора с картинкой лестничной клетки стояли горелки, тисочки и прочие совершенно неизвестные большинству женщин этой планеты приспособления.