Текст книги "Крестовый поход на Русь"

Рассказывая о действиях осажденных в Отепя, новгородский летописец продолжает: «Чюдь же начата слати с полономъ и лестию (видимо, обещая вернуть захваченных в рождественском походе пленных), а по Немцы послаша». Из Хроники Генриха мы знаем, что немецкие рыцари уже находились в крепости, то есть эсты послали за дополнительной помощью. В течение 17 дней новгородско-псковское войско осаждало Отепя. Немцы стреляли из замка из балист, им в ответ неслись русские стрелы, было много раненых и убитых. Потом русские отравили воду, которая поступала к осажденным, набросав туда трупов убитых. Положение осажденных становилось все тяжелее. Не выручила и подоспевшая немецкая помощь. Об эпизоде сражения, связанном с ее подходом, сообщает новгородский летописец. Воспользовавшисьтем, что русское войско сошлось на совет, обсуждая «мирные предложения» осажденных, и оставило без присмотра войсковой обоз («товар»), неожиданно подошедшие немцы напали на него. Но новгородцы вовремя спохватились, бросились к обозу и вступили в бой с противником. Генрих Латвийский отмечает огромное численное преимущество русских, предопределившее исход боя, что, однако, вряд ли соответствует действительности, учитывая упомянутый тем же автором довольно представительный состав командиров немецкого войска: магистр меченосцев Фольквин, Бертольд Венденский и брат рижского епископа Теодорих. По словам новгородского летописца, многие немцы попали в плен, другие бежали в Отепя, сообщается и о гибели двух немецких воевод. Генрих Латвийский, перечисляя погибших, называет три имени, в том числе и знаменитого рыцаря-авантюриста Бертольда Венденского. Вошедший в Отепя отряд усилил голод и бедствия в замке. Спустя три дня после сражения осажденные начали переговоры. 1 марта 1217 года был заключен мир, по которому немцы обязывались покинуть Отепя, а значит, отказаться от всякого присутствия в Унгавии. Драмой закончилась кампания и для зятя Владимира Теодориха. Приглашенный тестем в Псков для подтверждения мира, он вышел к нему из замка, но был тотчас захвачен в плен новгородцами, по всей видимости не желавшими видеть его в качестве главы посольства, а может опасаясь новой измены Владимира Псковского.

Ни Ригу, ни Новгород подписанный в Отепя мир не устраивал. Отправив послов в Новгород для утверждения мира, епископ Альберт отправляется в Германию за новой партией крестоносцев. Эстонская конфедерация, в свою очередь, направляет посольство в Новгород с просьбой о помощи. Но события в северной русской столице развиваются не по желанному эстами сценарию. Пертурбации на новгородском столе обернулась катастрофой для Эстонской конфедерации. Не получившие обещанной помощи от союзников ее силы были разбиты в битве при Вильянди 21 сентября 1217 года.

Попытаемся разобраться, почему это произошло. Летом 1217 года Мстислав Удатный покидает новгородский стол на этот раз навсегда и уходит на юг Руси завоевывать Галицкое княжество, на которое претендует венгерский король. Новгородцы с долгими уговорами отпускают его и приглашают на княжение из Смоленска Святослава, сына киевского князя Мстислава Романовича. Смена князей на новгородском столе примерно совпадает с приходом эстонского посольства. Генрих Латвийский пишет, что обещания военной помощи эсты получили уже от преемника Мстислава. В связи с этим, историк Г. Л. Назарова предположила, что невыполнение новгородским князем своих обещаний связано с внутриполитической борьбой, обострившейся в тот момент в Новгороде[72]72
  Назарова Е. Л. Место Ливонии в отношениях между Новгородом и Псковом. 1 четверть XIII в. С. 356.


[Закрыть]. Конфликт между боярскими группировками вылился в вооруженное столкновение. Князь Святослав обвинил во всем посадника Твердислава и попытался снять с его должности, но новгородцы отстояли главу своего боярства. Святославу пришлось самому покидать новгородское княжение. Вскоре его отец киевский князь Мстислав Романович присылает в Новгород его младшего брата Всеволода, прежде княжившего в Пскове. Однако эта внутриновгородская распря вряд ли могла повлиять на посылку военной помощи Эстонской конфедерации. По новгородской летописи она целиком датируется зимой 1217/1218 гг., когда эсты были уже разбиты. Вероятнее предположить, что ошибка вкралась в сообщение Генриха Латвийского. Эстонские послы получают заверение о помощи еще от Мстислава Удатного, а Святослав соглашений своего предшественника не выполняет просто по причине нежелания ввязываться в конфликт с Ригой.

Битва при Вильянди описана Генрихом Латвийским очень подробно. Во главе войска эстонской конфедерации стоял вероятный автор русско-эстонского союза князь Саккалы Лембиту, под знамена которого встали дружины из Роталии, Гервена, Виронии, Гарианы, Ревеля. Все эстонское войско хронист определяет в шесть тысяч человек. Около 15 дней Лембиту ждал в Саккале прихода русских союзников, но так и не дождался. Не менее представительное войско крестоносцев выступило им навстречу: «С ними (рижанами) пошел граф Альберт с рыцарями и слугами своими, Волквин, магистр рыцарства, со своими братьями, Бернард аббат Динамюндэ, настоятель Иоанн, ливы и лэтты, а также преданнейший Каупо, никогда не забывавший битв Господних и походов». Сражение состоялось близ замка Вильянди. Генрих Латвийский сообщает, что рыцарское войско было поставлено в центр, ливы Каупо заняли правый фланг, на левом стояли латгалы. Примерно так же тремя групировками поставило свои войска и эсты. Исход сражения решили немецкие рыцари, превосходившие противника в оружии и снаряжении. Рыцарское войско первым сломило сопротивление эстов, затем уже в бегство обратились и отряды с флангов. Хронист отмечает, что наиболее долго и упорно сражались на левом фланге воины Лембиту, но, увидев, что центр войска разгромлен, также стали отступать. Сам Лембиту погиб во время отступления вместе с другими нобилями Саккалы, кто-то из победителей отрубил уже убитому главе конфедерации голову и увез в Ливонию. В том же бою погиб и союзник крестоносцев ливский князь Каупо.

После тяжелого поражения сил на сопротивление у эстонской конфедерации не оставалось. Брат погибшего князя Лембиту Уннепевэ вскоре после битвы прибыл в войско, еще разорявшее Саккалу, с просьбой о мире. Получив заложников и заключив мир, войско возвратилось в Ливонию. Вскоре войско рижан совершило поход в приморские области, правители Роталии, Ревельской земли и Гариама также признали себя вассалами немцев. Итак результатом поражения при Вильянди стало установление немецкого контроля над южной, западной и центральной Эстонией. Фактически непокоренным оставался лишь остров Саарамаа, и Унгавия, которую крестоносцы покинули по условиям мира при Отепя.

А, между тем, новый князь Новгорода Всеволод Мстиславич, решается наверстать упущенное старшим братом и вновь вступает в борьбу за Эстонию. Описавший этот поход новгородский летописец как всегда краток: «Том же лете иде князь Всеволодъ с новгородьци къ Пертуеву, и усретоша стороже Немцы, Литва (здесь явная ошибка летописца, имевшего в виду, конечно же, латгалов-леттов, а не литовцев), Либь, и бишася; и пособи Богъ новгородъцемъ, идоша подъ городъ и стояша 2 недели, не взяша города, и придоша сторови». Генрих Латвийский относит этот поход к концу лета – началу осени 1218 года, и пишет об участии в нем также Владимира Псковского и его сына Ярослава (Герцеслава), сообщает о «стоянии» обоих войск по берегам небольшой реки, отступлении оттуда крестоносцев, вслед за чем русские войско разорило Имеру и Идумею и осадило Венден, а затем и расположенный поблизости замок вендов (вероятно, именно он назван русским источником Пертуевым). Не овладев укреплениями, русское войско отступило в Унгавию, где получило известие о разорении Пскова литовцами. Возможно, что именно это известие заставило новгородско-псковскую рать покинуть Ливонию.

Именно литовское разорение заставило псковичей сразу после похода отправить в Ригу делегацию для мирных переговоров. Но предложение осталось без ответа, в 1220 году воюющие стороны обменялись грабительскими набегами. Братья-рыцари Мелюкэ и Варигриббэ и латгалы из Кокнесе совершили набег на окрестности Пскова, в ответ псковское войско адресно разорило земли этих рыцарей.

Но с 1219 года обострилась ситуация в самой Ливонии. Датский король, которого епископ Альберт пригласил для войны против Руси, становился все более грозной силой в регионе. В 1219 году он совершает поход в Ревельскую область и строит укрепленный замок Ревель (буд. Таллин) на месте эстского Колываня. Замок становится оплотом датчан для вступления в борьбу за Эстонию. С 1220 года началось открытое соперничество Ливонии и Дании за сферы влияния в Эстонии. По свидетельству хрониста датчане силой и угрозами вынуждали эстов, крещенных Ригой, принять «их крещение», то есть признать их вассалитет. По описанием этого конфликта очень отчетливо видно, что понятия «крещение» для немцев было равно понятию «вассальная клятва» и имело мало общего с церковным таинством, так как и датчане, и немцы были одинаковыми католиками.

В поисках помощи против датчан и русских Альберт обратился к римскому папе и германскому императору. Но те отказали ему, посоветовав «держаться мира и дружбы с датчанами и русскими, пока над молодым насаждением не вырастет впоследствии крепкое здание» (то есть ливонская церковь). Не получив поддержки, в начале 1220 года епископ Альберт отправил послов в Новгород для мирных переговоров. Но переговоры, вероятно, закончились ничем, а в 1221 году и Псков разорвал мир, заключенный при Отепя. На помощь новгородцам и псковичам прибыл князь Святослав Всеволодович из Суздальской земли. Вслед за этим русское войско вторглось в Ливонию и осадило Венден: «идоша новгородьци съ Святославомь къ Кеси (Венден), и придоша Литва въ помочь же; и много воеваша, нъ города не взяша».

Об участии в походе литовских дружин говорит и Генрих Латвийский. Были ли они присланы в помощь смоленскими князьями Полоцка, или новгородцы имели соглашение с самим Литовским княжеством, неясно. Немецкий хронист расходится с русским летописцем, утверждая, что русское войско вовсе не осаждало Венден, а, «оставив замок в стороне», перешло Гаую и принялось разорять Торейду. Меченосцы не смогли дать достойный отпор из-за существовавшего тогда в стране некоего «несогласия». Судя даже по сообщению немецкого хрониста, всегда преувеличивающего победы своих, здесь немцам похвастаться было нечем. Дело ограничилось мелкими стычками с отдельными грабительскими отрядами, затем русское войско покинуло Ливонию, разоряя все на своем пути. Это был последний поход русских в Эстонию перед началом эстонского восстания.

Эстонское восстание 1223-1224 гг.

Восстание эстов началось в январе 1223 года взятием эзельцами совместно с войсками из приморских областей Эстонии датского замка на Эзеле.

«Тогда эзельцы, собравшись со всех деревень и областей, осадили этот замок и послали к приморским эстамсказать, чтобы шли им на помощь. И пошли некоторые из них в Варболэ и познакомились там с применением патерэлла, то есть осадной машины, которому датчане научили варбольцев, как своих подданных. Возвратившись на Эзель, они начали строить патерэллы и иные машины, уча тому же других, и стали все у них строить себе машины. Затем, явившись все вместе, с семнадцатью патерэллами, они пять дней без перерыва метали массу больших камней, не давая покоя бывшим в замке, а так как у тех не было ни домов, ни друтих строений и не было никакого убежища в замке еще недостроенном, то многие из осажденных пострадали. Немало и эзельцев пало ранеными из самострелов, но они все же не прекратали осады замка. После многодневной битвы эзельцы сказали бывшим в замке: «Вы знаете, что в этом замке вам никак нельзя спастись от наших непрерывных нападений. Послушайтесь нашего совета и просьбы: заключите с нами мир, выходите из замка здравыми и невредимыми, а замок и нашу землю оставьте нам». Те, вынужденные сражаться под открытым небом, не имея домов и самого необходимого, приняли эти условия мира, вышли из замка, взяв с собой на корабли свое имущество, а замок и землю оставили эзельцам».

Находившийся в замке брат епископа Теодорих попал в заложники к эзельцам. Захватив замок, они отправили посольства по всей земле эстов, уговаривая «сбросить с себя иго датчан и уничтожить в стране христианство». При этом «учили людей строить осадные машины, петереллы и прочие военные орудия».

На призыв откликнулись поморские области Вик, Гариана, а также Гервен, Вирония, Саккала, и Унгавия и вскоре восстание охватило всю Эстонию. Были перебиты братья-рыцари, фогты и другие немцы в замках Вильянди, Дерпте и Отепя, жители Виронии и Гервена пощадили своих священников и отправили их невредимыми в Ревель. «По всейЭстонии и Эзелю прошел тогда призыв на бой с датчанами и тевтонами, и самое имя христианства было изгнано из всех тех областей» – пишет Генрих Латвийский. Правители Саккалы отправили в Ригу посольство о мире, но с условием, что «веры христианской впредь не примут никогда, пока останется в стране хоть годовалый мальчик ростом в локоть», предлагая также обмен заложниками. Эзельцы, виронцы и гервенцы осадили Ревель, однако, взять его не удалось: осада была отбита вышедшими из замка датчанами.

Как следует из немецкой хроники, восстание эстов не было спровоцировано Новгородом. Оно началось с приморских областей и Сааремаа, а не из традиционно контактировавшими с Русью Уганди и Саккалы. Основные опорные пункты крестоносцев эсты захватывали сами. Лишь затем, когда сорвалась осада Ревеля, а меченосцы вновь втянули в войну латгалов и ливов, восстановленная Эстонская конфедерация обратились к Новгороду в поисках могущественного союзника. «Русских же из Новгорода и Пскова эсты призвали к себе на помощь, закрепили мир с ними и разместили – некоторых в Дорпате, некоторых – в Феллине, а других – в других землях, чтобы сражаться против тевтонов». Хронист добавляет немаловажную деталь, что при призвании русских в основные отбитые у немцев крепости эсты разделили с ними «коней, деньги, все имущество братьев-рыцарей и купцов, все, что захватили». Такой обычай преподнесения богатой захваченной добычи в средние века существовал в отношении сеньора или того, кому предлагались вассальные отношения. Становится виден политический замысел эстов: выйти из вассалитета ордена и Дании и стать вассалами Новгорода. Отбитые замки были сильно укреплены. Генрих Латвийский сообщает о патереллах и баллистах (механических самострелах), размещенных на стенах крепостей. По его свидетельству, техника была захвачена у немцев. Однако часть этой техники вполне могла быть и привезена русскими, имевшими на вооружении самострелы и баллисты уже со второй половины XII века.

В начале 1223 года восставшие начали ответное наступление на ливские земли Метсеполе и Торейду и латгальскую Трикату. Вместе с эстами в походе участвовали приведенные в Вильянди русский гарнизон. Его воевода Варемар погиб в одной их мелких стычек. Имя этого воеводы неславянское, вполне возможно, он мог быть родом из подвластных Новгороду финно-угорских земель.

Епископ Альберт дождавшись прибытия пилигримов, собрав меченосцев из Вендена и Зигевальде, а также мобилизовав дружины подвластных ливов и латгалов, начинает ответное наступление. В сражении на реке Имере крестоносцы и их союзники взяли реванш за поражение 1210 года. Хронист отмечает, что эсты «сопротивлялись весьма храбро», но вскоре побежали под напором рыцарского войска. Остатки разбитой дружины ушли в свою землю.

Епископ Альберт объявил новую мобилизацию и 1 августа 1223 года крестоносцы осадили Вильянди. Чуть более двух недель продолжалась оборона замка. Осаждавшие «соорудили малые осадные машины и патерэллы; построив крепкую и высокую башню из бревен, продвинули ее ко рву, чтобы можно было снизу вести подкоп под замок. Сильно им мешали, однако, балистарии, бывшие в замке, ибо против христианских балист у осажденных была масса балист, отнятых у братьев-рыцарей, а против осадных машин христиан они и сами соорудили машины и патерэллы. И шел бои с обеих сторон много дней».

Поднаторевшие в штурмах крепостей немцам так и не удалось взять замок приступом, фактически он был взят просто тактикой «облежания». Прекратить сопротивление и сдаться вильяндцев заставил лишь недостаток воды и начавшийся в городе мор из-за жары и разлагавшихся трупов. Еарнизон крепости был беспощадно истреблен, а попавшие в плен русские воины подверглись позорной казни. «Что же касается русских, бывших в замке… – пишет Генрих Латвийский, – то после взятия замка всех повесили перед замком на страх другим русским». Как бы не объяснял менестрель немецкой чести и доблести мотив поступка крестоносцев, он был недостоин рыцарского кодекса средневековья. Рыцарь мог убить пленного врага мечом или другим оружием, но не подвергать его позорной казни при помощи веревки.

Быть может, эта непристойная расправа с русским гарнизоном Вильянди стала дополнительной причиной надежды эстов на более серьезное вмешательство в события русских, причем уже не только Новгорода и Пскова. После падения Вильянди состоящее из нобилей посольство Саккалы отправилось в Суздаль к князю Юрию Всеволодовичу, считавшемуся самым влиятельным сеньором на Руси. Посольство было успешным, уже в том же году «послал король суздальский своего брата и с ним много войска в помощь новгородцам, и шли с ним новгородцы и король псковский со своими горожанами, и было всего в войске около двадцати тысяч человек». Численность русского войска, хронистом, конечно же, подверглась традиционному десятикратному преувеличению. В реальности брат суздальского князя Ярослав (тогда правивший Новгородом) и Владимир псковский привели в Эстонию около двух тысяч воинов, что вобщем-то составляло весьма внушительную дружину.

Русское войско подошло к Юрьеву, где жители, подтвердив вассальные отношения, вручили Ярославу богатые дары, а также передали в его руки знатных немецких пленников. Ярослав усилил гарнизон города, оставив там часть пришедших с ним людей. То же самое он сделал и в Отепя, желая, по выражению хрониста «иметь господство в Уганди и всей Эстонии». Присоединив к войску эстонскую дружину из Уганди, князь двинулся к ливским землям. Однако его планы были вскоре изменены. Прибывшая к нему дружина эзельцев уговорила его развернуться и нанести удар по засевшим в Ревельской цитадели датчанам. Ярослав последовал совету эзельцев. Пройдя сквозь разоренную Саккалу и увидев своих повешенных соотечественников на стене Вильянди, он направился через Гервен, Виронию и Варболэ. По дороге к нему присоединялись дружины из этих земель. Русское войско подошло к Ревелю и в течение месяца осаждало его, одновременно совершая рейды и истребляя и захватывая в плен крестоносцев по всей Эстонии. Но взять город так и не удалось, и отягченное добычей войско вернулось на Русь.

Об этом походе сообщает кратко и новгородский летописец (1223): «Прииде князь Ярославъ от брата и со всею областию къ Колываню, и повоева всю землю Чюдьскую, а полона приведоша бещисла, но город не взяша, а злата много взяша, и приидоша вси здрави».

Одновременно с осадой русскими Ревеля, немцы также неудачно пытались взять Юрьев, но также довольствовались лишь добычей.

Итогом похода были не только захват добычи и неудачная осада Ревеля. Соглашение о вассалитете Эстонии все же было заключено. Вскоре после похода Генрих Латвийский сообщает, что новгородцы и суздальцы послали в Юрьев бывшего князя Кокнесе Вячка, снабдив его дополнительным отрядом в двести человек лучников и деньгами, и «поручив господство в Дорпате и других областях, какие он сумеет подчинить себе». Бывший князь Кокнесе становился не просто наместником Юрьева, как его обычно представляют, он получил в управление все желавшие принять вассалитет русских эстонские области. Дерпт, а точнее Юрьев, всегда бывший основным центром русского присутствия в Эстонии, становился по задумке Ярослава лишь столицей фактически вновь создаваемого княжества, по структуре и форме власти близкого Есриксому княжеству, вассальному Полоцку. Юрьевский округ эстскими князьями, признававшими Вячко своим сеньором, был передан ему в домениальное владение, подати с которого шли в личное распоряжение князя. Он тут же развивает бурную деятельность, совершая походы в Вайгу, Виронию, Саккалу и Гервен, стремясь расширить выделенное ему владение. Немцы в ответ совершают походы и возвращают себе власть над Гервеном и Гарианой, а 14 апреля 1224 года вновь осадили Юрьев. Но и на этот раз безуспешно.

Развитие событий вынудило епископа Альберта отплыть в Германию за новой партией «пилигримов» и начать новые переговоры по урегулированию отношений с Орденом меченосцев. Последнему была отдана треть эстонских земель, остальные две трети поделены между самим Альбертом и епископом Эстонии Генрихом. Лишь после этого объединенные силы крестоносцев, вновь значительно усиленные с «большой земли», начали генеральное наступление на Унгавию.

«Того же лета убиша Немцы князя Вячка в Юрьеве, а город взяша» – так сухо сообщил о героической обороне новгородский летописец. Но на самом деле осада Юрьева, пожалуй, одно из самых драматических событий войны за Эстонию. Князю Вячко осадившие город крестоносцы «предлагали путь для выхода с его людьми, конями и имуществом, лишь бы он ушел». Но Вячко, видимо вспоминая свое бегство из горящей Кокнесе, на этот раз отказался. Хронист предполагает, что он надеялся на подход войск из Новгорода. А может, просто, как и подобает сеньору, не бросил своих вассалов, а твердо решил разделить с ними одну участь. Генрих Латвийский оставил подробнейшее описание осады Юрьева:

«Поля покрылись шатрами, началась осада замка. Стали строить малые осадные машины и патерэллы, наготовили множество военных орудий, подняли крепкую осадную башню из бревен, которую восемь дней искусно строили из крупныхи высоких деревьев в уровень с замком, затем надвинули поверх рва, а внизу тотчас начали вести подкоп. Для рытья земли днем и ночью отрядили половину войска, так чтобы одни рыли, а другие выносили осыпающуюся землю. Поэтому с наступлением утра значительная часть подкопанного обрушилась с вала, и вскоре можно было продвинуть осадную башню ближе к замку».

Русские и эсты из луков, баллист и пороков осыпали нападавших стрелами и камнями и наносили им большой урон. Немцы также забрасывали в город камни и горшки с горящей смолой. Бой шел много дней. Интересны описанные Генрихом своеобразные приемы «психической атаки», применявшиеся с обеих сторон. По ночам, когда бой стихал, и осаждавшие и осажденные начинали кричать и играть на музыкальных инструментах, бить мечами о щиты, не давая друг другу спать, а может, пытаясь этим показным весельем деморализовать противника. Когда башня приблизилась к замку, осажденные «зажгли большие колеса, открыли широкое отверстие в валу и стали через него скатывать колеса, полные огня, вниз, направляя их на башню и подбрасывая сверху кучи дров». Немцы в ответ подожгли мост у крепостных ворот. Это стало решающим маневром, предопределившим их победу. Русские, отстаивая вход в крепость, бросились к воротам, оставив эстов одних на стенах. Воспользовавшись этим, немцы пошли на штурм крепостной стены. Тесня оставшийся в меньшинстве и без помощи отряд эстов, крестоносцы ворвались в Юрьев. Последние защитники города во главе с князем Вячко, укрылись во внутренней цитадели (детинце), которая держалась дольше всего. Все ее защитники погибли, погиб и сам князь Вячко разделивший судьбу своей русской дружины и многих юрьевцев-эстов. Началось тотальное истребление жителей города. По свидетельству Генриха Латвийского, победители убивали не только мужчин, но и женщин, что так редко встречалось в практике средневековых войн и служило свидетельством особой жестокости. В живых оставили лишь не названного в хронике по имени боярина Юрия Всеволодовича, командовавшего вспомогательным отрядом суздальских воинов, посланных на помощь князю Вячко. Его отправили на Русь сообщить о происшедшем. Юрьев был сожжен дотла.

В том же 1224 году Новгород и Псков заключили мир с Ригой. Немцы, в ответ на отказ от дальнейшего вмешательства в «эстонские дела» признали за Псковом права на «толовскую дань». Сами отношения по Эстонии этим договором не урегулировались. Причиной «замирения» с немцами стало обострение военно-политической ситуации для Новгорода на других направлениях. За год до падения Юрьева соединенная армия русских князей была разгромлена татарами в битве при Калке. Генрих Латвийский напрямую связывает это поражение с подписанием мирных соглашений с русскими князьями (кроме Новгорода и Пскова примерно в то же время Рига заключила мир и со Смоленском и Полоцком). Второй причиной для Новгорода стал конфликт со смоленскими князьями. В 1223 году на новгородском столе всерьез и надолго укрепилась династия суздальских князей. Однако «домен Мстислава Великого» (Торопецкая волость и некоторые другие земли) смолянам возвращен не был. Обострение ситуации появилось, прежде всего, в почти ежегодных набегах на спорную территорию литовских дружин, несомненно, присылаемых из Полоцка, находившегося также во владении смоленских князей. Отстаивать юго-западные рубежи и воевать с Ливонией одновременно Новгороду было не под силу.

Однако окончательно отказываться от противостояния с Ригой Новгород не собирался. Не отказались новгородцы и от претензий на Юрьев и эстонские области Унгавию и Саккалу, которые были их данниками. Поражение эстонского восстания, как показывают дальнейшие события, новгородцы не считали своим окончательным поражением. Но на следующем этапе русско-немецкого соперничества в Прибалтике на первый план для Новгорода неожиданно выдвинулись внутриполитические противоречия в отношениях с претендующим на независимость Псковом.

Договор 1224 года, вероятно, был заключен на обычный трехлетний срок. За это время крестоносцы завершили покорение Эстонии, окончательно урегулировали противоречия по ее разделам между собой и с датчанами. Последним оплотом независимости в Эстонии оставался о. Сааремаа (Эзель). Его покорение откладывали на зимнее время, когда лед на море станет настолько крепок, что по нему можно будет провести тяжелое рыцарское войско и осадную технику. В разгар этой подготовки и произошел несостоявшийся новгородский поход на Ригу 1228 года.

То вы, а то новгородци; а нам ненадобе; нь оже поидуть на нас, ть вы нам помозице…

Новгородская первая летопись о союзе Пскова и Риги

1228 год. Всполошный звон поднялся над неприступными псковскими башнями. Горожане заволновались, заспешили на вече. Только что прискакали гонцы с вестью, что князь Ярослав ведет свои полки на город. На площади уже собрались псковичи. Люди кричали, размахивали руками. Их голоса тонули в общем шуме, смешиваясь со звоном вечевого колокола. Один из гонцов забрался на возвышение и, дождавшись, пока набат умолк, что есть силы, крикнул:

– Ярослав войска ведет на Псков! С собой обоз великий везет. А там оковы, чтобы лучших псковичей, всех до единого, в них заковать!

Слова гонца были встречены возмущенным ревом вечников. Со всех концов понеслось:

– Не быть тому!

– Не позволим!

– Затворить ворота!

Взволнованное вече решило: город закрыть, стоять крепко, не пускать Ярослава. На городские стены поднялись вооруженные воины. Толстые ворота со скрипом затворились. Город словно съежился, приготовившись к осаде.

* * *

Ярослав получил известия, что псковичи не собираются принимать его. В нерешительности он простоял некоторое время в Дубровне и повернул назад в Новгород. Здесь он стал ждать, советуясь с дружинниками о новом походе. Ярослав решил идти на Ригу, чтобы если не уничтожить, то ослабить воинственных иноземцев, покушавшихся на земли, искони считавшиеся владениями Новгорода и Пскова. Прошло немного времени, и к Ярославу подошли переяславские полки. Вместе с новгородцами собралось большое войско. Вновь направился Ярослав к Пскову. С городских стен псковичи видели множество шатров. Огромный военный лагерь вырос возле города. Вновь Псков затворился в тревоге. Не ждали горожане добра от князя. На псковском торгу все продукты сразу выросли в цене. Еще до подхода Ярославова войска псковичи отправили посольство в Ригу.

В Риге послы Пскова заключили мирный договор. Это обрадовало правителей молодой Ливонии, ведь лестно иметь союзником столь сильный город. Договор предусматривал взаимную помощь в трудных ситуациях. Епископ рижский и орденские братья взяли в заложники 40 псковичей, как тогда было принято в дипломатии, в виде гарантии крепости заключенного мира. Отряды орденских рыцарей и латгалов, эстов, ливов пришли в Псков для помощи затворившимся горожанам.

Князь отправил в закрывшийся настороженный город своего посла Мишу. И вновь собралось беспокойное вече. Миша добросовестно передал псковичам слова Ярослава:

– Глаголет князь, «идемте со мной в поход. И никакого зла я на вас не мыслил. А выдайте мне тех, кто оклеветал меня перед вами».

И вновь зароптали горожане, загудела площадь. Посланца отправили назад в стан Ярослава. О решении Пскова сообщил Гречин, присланный к князю от города. Его устами Псков сказал:

– Тебе, княже, и братьям новгородцам кланяемся. В поход мы не идем, и братьев своих не выдадим. А с рижанами мы заключили мир. Лучше нас иссечите, а жен и детей наших возьмите себе, нежели поганым достанутся. Тем вам и кланяемся.

Получив отповедь псковичей, Ярослав вскипел гневом. Но тут и новгородцы поддержали псковичей. Их посланцы объявили князю, что без псковичей на Ригу не пойдут. Князю ничего не оставалось, как распустить собранные полки по домам.

Тогда и псковичи отпустили союзных рыцарей, эстов, латгалов и ливов в свои пределы.

* * *

Итак, поход на Ригу не состоялся, фактически он был сорван псковичами. Среди историков эти события всегда вызывали разные комментарии: одни называли псковских бояр «предателями интересов Руси», другие оправдывали их действия собственными псковскими интересами в Ливонии, прежде всего, в Талаве. Да, несомненно, в столь поспешном военном союзе с Ригой нельзя не видеть активизацию все той же пронемецкой партии псковского боярства, что стояла и за договором Владимира 1210 года. Но может быть, не стоит отступать в интерпретации данных событий от мнения летописца? Основной причиной раздора стал князь Ярослав, которому ни псковское, ни новгродское боярство в то время не доверяло. Ведь и сейчас мы не можем точно сказать, вел ли князь суздальские полки на Ригу, или действительно собирался подчинять своей воле Псков? А если поход на Ригу действительно был предлогом, а на деле Ярослав стремился подчинить Псков, не признавший его верховенства? Разве не правы тогда новгородцы, саботировавшие поход? А если псковичи были правы относительно оков, припрятанных в княжеском обозе, кто они тогда – предатели Руси или радетели за свои интересы в Ливонии?