Электронная библиотека » Элеонора Раткевич » » онлайн чтение - страница 9

Текст книги "Деревянный Меч"


  • Текст добавлен: 3 октября 2013, 18:11


Автор книги: Элеонора Раткевич


Жанр: Героическая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Пока Кенет отлеживался в домике деревенского старосты, лесной лагерь разбойников прекратил свое существование. Женщин, детей и стариков перевезли в деревню на тех самых, навеки овеянных боевой славой телегах и приняли безоговорочно. На самих разбойников поначалу нехорошо косились, но узнав их горестную историю, деревня ужаснулась и простила все.

Когда-то разбойники мирно жили своей деревней и возделывали землю. Деревня как деревня, не лучше и не хуже прочих. Однако земля, на которой деревня стояла, зачем-то понадобилась Инсанне. Его слуги в одночасье вышвырнули из деревни все ее трудолюбивое население. А вернувшись назавтра, жители своей деревни не нашли. Их взору предстало даже не пепелище, что было бы страшно, но понятно. Земля на месте исчезнувшей деревни была сплавлена невероятным жаром в единый монолит. А на его еще теплой поверхности пестрели вдавленные следы. Кто его знает, какие существа могли ступать по жидкому огню, оставляя ни на что не похожие отпечатки.

Делать нечего, пришлось уходить. Да только никто не проявлял желания даже на ночлег пустить изгнанных великим магом: у страха глаза велики. Несчастных гнали отовсюду. Они голодали, питались ягодами, грибами, кореньями. Уже в первую зиму кое-кто начал подворовывать в деревнях, но у стариков не хватило духу упрекнуть за содеянное: те, что крали, кормили всех. Жители деревни не умерли. Они двигались все дальше и озлоблялись все сильнее. К исходу второй зимы воры превратились в грабителей.

Кое-что от прежних деревенских устоев у них все же сохранилось, хотя и приобрело на редкость причудливый вид. Неприязнь настоящих земледельцев к пьянству сделалась чем-то вроде самооправдания: разбойники грабили только те деревни, где вина было вдоволь, – ведь там живут грешники, а значит, и грабить их не грех. Своего пьянчужку-атамана – бывшего воина, подобранного в придорожной канаве, – разбойники дружно презирали.

Трудно сказать, чем бы закончились их похождения, не повстречай они Кенета. Зато теперь эти самые похождения закончились бесповоротно. Принявшая их деревня порешила сменить гнев на милость: рабочие руки лишними не бывают. Пусть уж лучше чужаки землю пашут, чем бесчинствуют.

Выздоравливал Кенет медленно и мучительно. Хотя деревенский староста и оказался заодно и деревенским знахарем, хотя и лечил он господина воина на совесть, прошло много времени, прежде чем Кенет впервые переступил порог его дома.

Легенды, окружившие его за это время, к моменту его выздоровления достигли поистине эпических размеров. Меч его из деревянного превратился даже не в сияющий, а попросту в пламенный. Пьянчужка-воин таскался за Кенетом следом и канючил, умоляя показать меч, – а увидев, отказывался поверить, что это тот самый и есть. Разбойники внимали гласу своего победителя, как велениям некоего божества. Деревенские превозносили храбрость господина воина в таких выражениях, что он начинал чувствовать себя хуже, чем в бою. Нужно было срочно уходить.

Однако ноющее плечо напоминало Кенету, что он еще не готов отправляться в дорогу. А глядя на хмурое осеннее небо, Кенет понимал, что уйти он не успеет. Лужи по утрам уже подергивались тонким ледком. Снегопад застигнет Кенета в пути, если даже он и сумеет покинуть деревню до наступления зимы.

Глава 7
Тень медведя

Раздосадованный задержкой Кенет решил посоветоваться со старым знахарем: не найдется ли в здешних местах какого-нибудь укромного уголка, где он мог бы перезимовать подальше от людей. Заговорил Кенет об укромном уголке не вдруг: как объяснить подобное желание, он не знал. В деревне господин воин ни в чем не ведал отказа, и каждый был бы рад и счастлив принять его в своем доме, буде ему надоест гостить у прежнего хозяина. Нужно быть уж очень неблагодарным человеком, а заодно и полоумным, чтобы сорваться с места без объяснения причин и променять теплый дом и всеобщую приязнь на прелести одинокой лесной зимовки.

Когда же Кенет решился наконец заговорить со стариком об уходе, тот только вздохнул. Кенету было невыразимо жаль обижать этого славного человека, к которому он успел привязаться.

– Самому бы не хотелось, – признался Кенет, – а только надо мне уходить.

– Понимаю, господин ученик мага, – ответил старый знахарь. – Надо – значит надо. Вы не тревожьтесь, место подходящее найдется.

Кенету показалось, что он ослышался: он ведь ни малейшего повода для подозрений не подавал, даже посохом своим, как раньше, без нужды не пользовался, чтобы не привлекать внимания.

– Да ведь все понятно было сразу, – поспешил старик рассеять его недоумение. – Еще когда мы с вами мыслями встретились – помните? И потом, когда вы огонь зажгли. Да разве может простой огонь так быстро и сильно разгореться? Все маги поначалу овладевают волшебством огня. Иной раз даже незаметно для себя. Это ведь самое простое.

Кенет криво ухмыльнулся.

– По-моему, мне самая пора написать на лбу «ученик мага», да так и ходить. Никак мне тайну сохранить не удается. Сначала один человек… он гадал на мое имя. Учитель мой вроде тоже понял что к чему. И вот теперь опять…

– Сохранить тайну можно, – возразил старик, – только смотря от кого. Если гадатель искусный, от него, как говорится, нос на лице не спрячешь. Учителю стыдно не догадаться. А я какой-никакой, а все же знахарь. Конечно, знахарь – не то что маг, мы люди маленькие. А все ж таки кое-что и мы умеем.

Называя себя по сравнению с магом человеком маленьким, старик лукавил. Он был горд своим ремеслом и не променял бы его ни на какое другое. Конечно, настоящий великий волшебник и настоящие великие чудеса творит, да поди его поищи, когда нужда припала. А знахарь – вот он тут, всегда рядом, всегда под рукой. Лошадь ли у кого захворала, или у жены пастуха прялку сглазили. Или, скажем, если господину молодому воину сломанную ключицу срастить – извольте. И ходить далеко не надо. Опять же маг сколько пар обуви истаскает по нехоженым дорогам, пока найдет свое место средоточия. А знахарю вольно поселиться, где сам пожелает. Сила его хоть и невелика, зато, пока он еще только учится ремеслу, людям от него опасности никакой. И жениться знахарь может безо всяких предосторожностей – была бы девушка согласна да ее родители не против. Хорошая жизнь, спокойная. И без дела не сидишь, и односельчане уважают. Не всем же бегать по большой дороге и посохом махать, должен кто-то и коров лечить.

– А место есть, хорошее место. Я его давно нашел. Все не знал, для кого оно. Там если с умом, так и всю деревню спрятать можно. Думал, от разбойников туда уйдем, если уж совсем донимать станут. Самое для вас подходящее место.

Старик был прав. Место оказалось действительно хорошее. Кенет был им очарован с первого взгляда. Сама природа так удачно укрыла его среди лесных холмов, что если не знать о его существовании, так и не найдешь. В голову даже не придет искать. А посреди этого великолепия стояло несколько старых дубов. Поздней осенью для неопытного взгляда они мало чем отличались от остальных деревьев, но Кенет понял: то были мертвые деревья. При жизни они срослись кронами, а кое-где и стволами, и смерть не разлучила их. Древние стволы не обратились в труху. Былая мощь не покинула их и в посмертии. Даже и теперь их вид невольно внушал уважение.

– Необычайное дело, – тихо произнес Кенет. – Дубы ведь так не растут.

– Вот и я полагаю, – согласно кивнул старик, – самое подходящее будет место. Конечно, надо будет щели между стволами заделать, крышу настелить…

Кенет и сам видел, куда лягут опорные потолочные балки. Могучие ветви и не такой вес выдержат. Всего-то и надо – срубить несколько мешающих веток. Не все, далеко не все – зачем? Ему не хотелось обрубать лишнее без нужды, хотя деревья и давно мертвы. Он уже наметил, какие именно ветки необходимо убрать, и почти ощущал в руке тяжесть топора.

Конечно, одному, да еще с недавно зажившей ключицей, да с запретом касаться живого металлом Кенету бы не управиться. Помогали ему двое сыновей знахаря. Сам знахарь наведался разок-другой присмотреть за работой и только в бороду ухмыльнулся, видя, как ловко орудует топором «господин воин», отсекая мертвые ветки. Однако обустройство очага он своим сыновьям не доверил. Сам его и складывал вместе с Кенетом, наставительно повторяя, что очаг, в котором маг будет огонь зажигать, сам же маг должен и складывать, и не будь господин воин, он же ученик мага, столь зелен и неопытен в этом полезном искусстве, не стал бы старый знахарь с таким делом связываться. Опасная это работа и муторно кропотливая. А потому господину воину лучше как следует усвоить все тонкости этого занятия, ибо в другой раз рядом с ним старика знахаря не окажется, и посоветоваться будет не с кем.

– И вообще, – бурчал старик себе под нос, – раньше надо было посоветоваться. Оно конечно – ну что может посоветовать господину воину и будущему великому магу жалкий деревенский знахарь? Господин воин и сами все знать изволят. А только куда годится – к зимовке готовиться, когда зима на носу? Ни снаряжения, ни припасов…

– Перезимую, – уверенно ответил Кенет. – С охотой мне, конечно, трудновато придется, но ведь можно стрелы сделать с костяными наконечниками… силки ставить… ягоды сизянки с кустов только после первых сильных заморозков обирают, иначе кислятина выйдет несусветная. А сизянку я в лесу видел. У вас подснежники водятся?

– Сколько угодно, – ответил старик, поглядывая на Кенета с внезапным уважением. Похоже, молодой господин воин – не просто парень с головой и не только о магии и ратной славе думает. Он и вообще в жизни толк знает. Ягоды сизянки – типично деревенское лакомство. До первых морозов от сизянки попросту скулы сводит, зато потом она становится столь же нежной и сладкой, сколь прежде была кислой и деревянистой. Ягода лесная, и только лесная: в садах она отчего-то ну никак не приживается. Устав от попыток культивировать сизянку, садовники объявили упрямый дичок растением для простонародья. А посему пироги с сизянкой – любимое кушанье сельской детворы. Горожане от них нос воротят, даже не попробовав, а зря: отведали бы – пальчики бы облизали.

С подснежниками и того веселее получается. Занятный гриб – подснежник. Летом для него слишком жарко. И лишь когда землю припорошит первый снежок, лиловато-розовые грибы начинают дружно лезть, взламывая тонкий ледок, к искрящемуся инеем солнечному свету. Самый поздний гриб, настоящее спасение в неурожайную осень. И самый ранний: едва осядет ноздреватый весенний снег, а в первых проталинах уже жмутся зябко первые бледно-розовые грибочки-протальники. Весенний протальник не так вкусен, но тоже вполне съедобен. А подснежник – лакомство изысканное. Ни один сборщик налогов слова поперек не скажет, даже если всю подать выплатить ему подснежниками: он же на этом первый и заработает. Огромными возами отовсюду, где только водятся подснежники, гонят их по первопутку к императорским поставщикам. На дворцовой кухне их выдерживают в сладком маринаде, пропаривают в густых сливках со знаменитыми каэнскими пряностями, и получается нечто невероятное. А деревенские мужики эти самые подснежники попросту, без затей, жарят. Язык проглотишь, до чего вкусно! Вот и получается, что нигде, кроме императорского двора и самых захудалых деревень, подснежники не едят. И откуда господин воин только знает о подснежниках? Что-то не похож он на столичного придворного. Конечно, старый знахарь этих придворных отродясь не видывал, но все равно выглядят они по-другому, голову готов прозакладывать. И уж в любом случае столичный придворный не может знать, где и когда собирают подснежники.

– Беру свои слова назад, – помолчав, сказал старик. – Похоже, господин воин действительно перезимует.

К сбору подснежников Кенет едва успел. Надо было закончить очаг, надо было ущелить мхом стены и крышу. Стрелы с костяными наконечниками старый знахарь Кенету подарил, но пока снег не стал слишком глубоким, они лежали без дела: мясо добыть Кенет всегда успеет, а грибы дожидаться не станут. Собранные грибы Кенет укладывал рядами, пересыпал снегом и поливал водой. Теперь, если ему захочется полакомиться, достаточно будет растопить лед, и грибы будут не хуже свежих. По счастью, год выдался грибной до изумления. Даже не имея никакой другой пищи, кроме грибов, на одних только подснежниках Кенет мог продержаться месяц-полтора. А скоро сизянка пойдет, да еще охота, да старый знахарь обещал, что сыновья его будут к господину воину наведываться, и притом не с пустыми руками. Возможно, зима Кенета ожидает хлопотная, но никак уж не голодная. А похлопотать ему придется, и не только о пропитании. Кенет твердо решил, на что употребить одинокий досуг. Он вплотную займется изучением устава. До сих пор ему так и не удалось прочесть бесценные страницы полностью. То времени не хватает, то люди кругом… А здесь, в его зимнем домике, тепло, уютно и никого нет. Для одинокого жильца даже слишком просторное получилось обиталище. Плошку заячьего жира натопить, фитиль смастерить, запалить – вот и светильник. И читай в тепле и спокойствии, сколько твоей душе угодно. И можно не беспокоиться, что, неловко потянувшись, смахнешь с полки посуду. И уж точно никто не помешает. Кенет только нежно жмурился, как сытый кот, при одной мысли о долгих зимних вечерах, заполненных чтением устава. Ему не терпелось поскорее вновь приступить к осуществлению своей заветной мечты – стать магом. Особенно потому, что из этой мечты сама собой вырастала другая, еще более дерзкая.

После встречи с разбойниками воспоминания об Инсанне вновь начали мучить Кенета. Подумать только, он едва не поддался на улещивания черного мага! Память об этой минуте слабости угнетала Кенета. Он воспринимал свое минутное увлечение как свой вечный несмываемый позор. Как он мог? Как он только мог?! Поверить, поддаться – пусть даже на самое краткое время! Как он мог не почувствовать зла, источаемого его речами? Зла, которое одним своим присутствием едва не убило его побратима – наместника Акейро? Зла, которое пожирало мертвые тела – и превратило старую больницу в тайную бойню? Зла, которое околдовало одного из учеников Аканэ? Зла, ради прихоти своей в единую ночь уничтожившего целую деревню, обрекая на скитания и разбой ее жителей?

Кенет даже не думал, ненавидит ли он Инсанну. Но в своих мечтаниях он теперь упивался дивным зрелищем: как он становится невиданно великим магом и побеждает мерзкого Инсанну. Даже в кружении снежных хлопьев, даже в перекрещениях черных ветвей на фоне светло-серого неба угадывалась эта упоительная картина. Конечно, порой Кенета охватывали сомнения – а сумеет ли он выполнить столь великое дело, по плечу ли ему сражение с самим Инсанной?

– Ничего, – мрачно пообещал себе Кенет в свой шестнадцатый день рождения, – я ему еще уши на нос намотаю.

И с чистой совестью принялся уплетать пирог с сизянкой. День у него выдался трудный: снегу намело почти по пояс, и разыскать, а затем натаскать хворосту оказалось потрудней обычного. Пришлось повозиться дольше, чем всегда. Здраво рассудив, что дальше ему легче не станет, Кенет ухлопал весь остальной день на сбор топлива. Вернувшись, он обнаружил, что сыновья старика наведались в его отсутствие, и его запасы еды существенно пополнились. Изнемогая, едва не падая от усталости, Кенет распихал принесенное по местам и уже за полночь принялся стряпать пресный пирог-завертку со сладкой ягодной начинкой. С куда большим удовольствием он бы лег и заснул, но в день своего рождения человек обязательно должен съесть сладкий пирог, чтобы и весь следующий год его жизни был сладким. Обычай такой.

Проклиная все на свете обычаи и с трудом превозмогая усталость, Кенет добросовестно испек завертку, добросовестно разлепил слипающиеся веки, добросовестно съел пирог и лишь затем лег спать.

Великая вещь – обычай. Может, и вправду что-то есть в старом поверье, обязывающем непременно испечь сладкий пирог ко дню рождения? Ведь если бы не пирог этот пресловутый, ничего бы назавтра не случилось. И потекла бы жизнь Кенета совсем по иному руслу. И оказалась бы, вероятнее всего, недолгой. В любом случае зимовать бы ему пришлось совершенно иначе.

Потому что силки свои Кенет проверял обычно еще затемно и возвращался с добычей домой с первыми лучами рассвета. А тут, извольте видеть, день рождения. Пока пирог испечешь, да пока его съешь, засыпая над каждым куском… Когда Кенет проснулся, солнце стояло уже высоко.

Выйдя из дому гораздо позже обычного, Кенет и с добычей возвращался поздно. Если бы не пирог, сидел бы он уже дома, и встреча бы не состоялась. И какая встреча!

Едва выйдя на полянку перед домом, Кенет замер: посреди полянки стоял огромный медведь.

Его могучий костяк выпирал сквозь свалявшийся, грязный, словно бы траченный молью мех. Исхудал медведь настолько чудовищно, что казалось, даже его громадная морда, и та осунулась. Не важно, что именно прервало его зимнюю спячку, но случилось это уже давно. Однако, несмотря на истощение, зверь был все еще достаточно силен, а значит, вдвойне опасен.

И все же при виде медведя Кенет не подумал об опасности. Лохматый гигант выглядел изможденным, грязным и ободранным, как нищий бродяга. Когда медведь повернул голову в сторону человека, Кенет, не раздумывая, отхватил охотничьим ножом изрядную часть мертвого зайца и швырнул медведю. Увесистый кусок еще теплого мяса полетел, кувыркаясь, в сторону оголодавшего зверя и тяжело шлепнулся в снег.

Мучительный голод, снедавший медведя, победил природную осторожность. Почуяв запах свежей теплой крови, медведь устрашающе зарычал; глаза его помутнели, словно подернувшись голодной слюной. Кенет наблюдал за пожирающим мясо медведем словно зачарованный. Бедняга! Тяжело ему пришлось. Все съел. Даже капельки крови на снегу не оставил: и ту слизал.

Покончив с вылизыванием снега, медведь вновь поднялся во весь свой могучий рост. Перед ним стоял человек. Летом медведь не только не принял бы подачки, еще пахнущей его извечным врагом, но и вообще постарался бы с ним не встретиться. Зимой холод и голод привели медведя на край безумия. Перед ним стоял человек и держал в руках еду: окровавленную заячью тушку.

Кенет слегка растерялся: о таком обороте дела он как-то не подумал. Ему не жаль было отдать медведю добычу: голодным он не останется. Да с его запасами он в состоянии накормить медведя досыта. Хоть с десяток медведей, если на то пошло! Но сейчас лишний кусок мяса попросту убьет медведя.

Медведь не хуже Кенета знал, что слишком обильная еда после долгого голода губительна. Но сам вид этой еды, ее запах окончательно сводил его с ума. Не в силах оторвать взгляда от вожделенной добычи, медведь зарычал. Он уже не помнил, что этот человек только что накормил его, пусть и не досыта. Это был человек, у человека была еда, и человек не собирался с ней расставаться.

Медведь сделал шаг, потом еще один. Кенет безотчетно шагнул ему навстречу. Он не ведал, что с ним происходит. Почему его колени чуть присогнулись, почему приспустились плечи, почему он идет навстречу медведю медвежьей походкой? Но когда движения его тела в точности уподобились движениям медведя, Кенет понял, что они означают, с ясностью, не оставлявшей места для сомнений. И неведомо откуда он обрел не только способность понимать этот первозданный язык движений, запахов, звуков и взглядов, но и умение объясняться на этом единственно понятном зверю языке.

Медведь и человек сделали еще несколько шагов навстречу.

«Я сильнее тебя, – без слов говорили яростные глаза медведя. – Ты умрешь».

«Я умнее тебя, – ответил спокойный взгляд Кенета. – Ты не умрешь».

Еще мгновение человек и медведь смотрели друг другу в глаза. Потом медведь опустился на четвереньки и вперевалку побрел в лес.

Когда назавтра медведь вернулся, Кенет уже успел изругать себя за глупость и опрометчивость, строго отчитать за растяпство, предаться размышлениям о горестной судьбине медведя-шатуна и приготовить для четвероногого страдальца завтрак. Медведь хотя и обнюхал разложенную на снегу еду, однако приношение принял без колебаний. Стоя в дверях, Кенет с удовольствием наблюдал, как на дальнем краю полянки возится в снегу насытившийся медведь.

На следующий день медведь вновь посетил полянку, где на снегу растет свежее мясо и сушеные ягоды. И через день. И потом. Постепенно Кенет убедился, что медведь его не тронет, и перестал осторожничать. Он оставлял еду все ближе и ближе от дома, а под конец и вовсе у самых дверей. И в один прекрасный день после сытного обеда медведь отстранил лапой ошеломленного Кенета, вошел в дом, грузно опустился на лежанку, устроился поуютнее и засопел.

Новая берлога медведю понравилась: теплая, удобная, просторная. А еще в берлоге живет человек, который так славно расчесывает мех деревянными зубами и мясо портит только для себя, а медведю отдает хорошее мясо, хотя тоже мог бы полакомиться вкусненьким. Странный человек. Хороший.

Пришлось Кенету самому проведать старого знахаря прежде, чем он пришлет к нему своих сыновей.

– Рад видеть господина воина в добром здравии, – степенно приветствовал его старик. – Неужели припасы все вышли?

– Нет, – покачал головой Кенет, – спасибо за еду, мне покуда хватает. Просто у меня теперь медведь живет.

Старик от подобного известия разом утратил дар речи.

– Прижился он у меня, – смущенно объяснял Кенет, – не гнать же его, в самом деле. Медведь хороший. Я просто предупредить хотел. Меня-то он не трогает, а чужого, пожалуй, и задерет. Так что ходить ко мне лучше не надо, а то может нехорошо получиться.

Старик поначалу решил, что господин воин попросту по-юношески прихвастнул. Однако, побуждаемый любопытством, он предпринял вылазку в лес и убедился, что Кенет не соврал. Он собственными глазами увидел, как человек и медведь неспешно прогуливаются по зимнему лесу, что-то увлеченно обсуждая по-своему, по-медвежьи. Когда старый знахарь увидел, как Кенет о чем-то азартно заспорил, а медведь сначала возражал, а потом согласился, старик только головой покачал и поспешил поскорее убраться, покуда друзья не обнаружили его. Еды для господина воина он теперь присылал побольше, памятуя, что есть тому в одиночку не приходится, а у здорового медведя и аппетит должен быть здоровый. Свертки с едой сыновья знахаря теперь оставляли, по уговору с Кенетом, на месте бывшего разбойничьего лагеря, и, прогуливаясь с медведем, Кенет их забирал. Самые храбрые из жителей деревни и бывших разбойников тоже выбрались в лес посмотреть издалека на господина воина в обнимку с господином медведем. В рассказах этих храбрецов за господином воином следовала целая толпа медведей, и все они ходили перед ним на задних лапах. Легенда о великом воине, обладателе деревянного меча, обрастала новыми подробностями.

Кенет, понятное дело, не знал и не ведал, какое впечатление производят его прогулки в компании медведя. Самому ему эти прогулки доставляли необыкновенное удовольствие. Он искренне гордился своим спутников. Могучие мускулы медведя гладко перекатывались под великолепным мехом. В тепле и холе медведь отъелся и уже ничем не напоминал заморенного бродягу. Скорей уж он сделался похож, по мнению Кенета, на князя Юкайгина: такой же мощный, властный, величественный и непредсказуемый.

Однако прелесть неторопливых прогулок и интеллектуальных бесед о медвежьем житье-бытье не заставила Кенета забросить изучение устава. Он занимался уставом очень прилежно. Каждый вечер, отужинав, медведь забирался на лежанку, а Кенет садился рядом с ним и принимался за чтение. Иногда медведь ложился не сразу. Случалось, он подолгу задерживался, мечтательно глядя на кусочек солнышка в очаге. Тогда Кенет садился с ним рядом, спиной к спине, и погружался в предписанные уставом ежедневные мысленные упражнения.

Старый знахарь сказал правду: овладеть огнем проще всего. Когда видишь, как кто-то молниями плюется, так и подумаешь невольно, что перед тобой невесть какой великий волшебник. А на самом деле это любой ученик умеет. Дурацкое дело нехитрое. Есть вещи потруднее. Каждый вечер Кенет с головой погружался в устав: чего он не должен делать, что он должен делать обязательно, а главное, зачем он должен делать именно это. Он уже не напрягал глаза, пытаясь в неверном свете плошки разобрать чуть порыжевшие от времени знаки: на рукояти его меча ярко сиял, не обжигая, волшебный свет. Сумрак уже не заполнял жилище Кенета, сливаясь с тенями в единое мутное марево. Все предметы в залитой ясным сиянием комнате отбрасывали четкие, резкие тени. Однажды Кенет, к великому удовольствию медведя, устроил целое представление теней на стене. Ловкие руки Кенета заставляли на стене прыгать лопоухих зайцев, следом за ними взлетали черные орлы, расцветали невиданные черные цветы… Медведь только щурился от неведомого прежде блаженства: бродячий цирк перед медведями обычно не выступает, и медведь с наслаждением постигал впервые в жизни эстетику несъедобного. Пляшущие на стене тени очаровали его.

Однако в тенях медведь разбирался намного лучше Кенета. В отличие от человека звери превосходно знают, что далеко не все тени безобидны. Тени бывают разные.

Поглощенный чтением устава, Кенет ни разу не заметил, что среди обычных теней, отброшенных предметами, начинают появляться совсем другие. Он был слишком сосредоточен, чтобы услышать предостерегающее рычание медведя. Конечно, он ощущал исходящую неведомо откуда смутную тревогу, но приписывал неприятное чувство своей неопытности в магическом ремесле и начинал заниматься с еще большим рвением. С каждым разом тени придвигались все ближе. Они уже тянулись к Кенету, уже примеривались, как бы его половчее схватить. И тогда медведь, сидевший, по обыкновению, рядом с Кенетом, грузно поднимался и снова садился, но уже по-другому. Его огромная черная тень всей своей тяжестью легла на незваные тени и пожрала, поглотила их. Больше чужие тени не приходили. Но медведь с тех пор ни разу не ложился прежде, чем Кенет закончит занятия, неизменно дожидаясь, пока человек встанет и отложит в сторону пятнистые листы. Поразмыслив, медведь решил ничего не говорить человеку о тенях. Зачем пугать его понапрасну? Да и поймет ли он? Много есть на свете таких вещей, которых не понимают даже самые умные люди.

Одним словом, и без воспоминаний об Инсанне Кенету было чем себя занять. По правде говоря, занятый учением Кенет об Инсанне и думать забыл: учиться ему было интересно само по себе, даже без сладостных видений грядущей расплаты с мерзостным злодеем. А в часы, не занятые уставом, куда приятнее поболтать с медведем о том о сем, за хворостом сходить, пирог испечь или просто подремать, уткнувшись носом в теплый медвежий бок. Нет, Кенет об Инсанне и вовсе не думал.

А вот Инсанна думал о Кенете. Он тоже был занят по горло. Особенно много времени у него отнимало писание двух капитальных трудов: руководства по прикладной магии для начинающих и книги воспоминаний. Дело подвигалось медленно. Слишком часто Инсанну беспокоили повседневные заботы. А тут еще непрошеные мысли вторгаются в его совершенный разум, мешают приняться за работу, вселяют тревогу. Вот и теперь…

Инсанна правой рукой отложил смоченную тушью кисть на письменный прибор и невесело задумался, продолжая левой рукой сжимать вторую кисть. Обнаружив это, он в сердцах сжал кисть так сильно, что она расщепилась. Такого с ним уже несколько сотен лет не случалось. Инсанна усилием воли заставил себя обрести прежнее ледяное спокойствие. Оснований для тревоги попросту нет.

Да кто он такой, этот сопляк из трактира? Было бы о чем беспокоиться. Мальчишка еще совершенно зелен. Он еще ничегошеньки не понимает. Знак на посохе намалевал… Инсанна презрительно фыркнул, припомнив начертанный в порыве хвастливого тщеславия знак «исполнение». Нет, мальчишка ни о чем не догадывается. Исключено.

И все же…

Выходя из «Весеннего рассвета», Инсанна был вполне доволен собой. Поездка, несомненно, удалась. Конечно, в новой больнице он пока мертвыми телами не разживется. Так ведь не одна она на свете. А жалкий червяк Акейро, дерзнувший лишить его поставщиков, будет примерно наказан. Даже заклинаний на него тратить не придется: сам умрет, соприкоснувшись с несокрушимой силой великого Инсанны. Уже умирает.

А беседа в трактире окончательно настроила Инсанну на благодушный лад. Совсем еще сопливый мальчишка, такому что ни скорми – все проглотит. До чего же удачно, что Инсанна случайно натолкнулся на него! Потом, со временем, это приобретение обещает стать весьма и весьма ценным. Ради такого и потрудиться малость не жалко. Инсанна был само обаяние, он льстил мальчишке без зазрения совести, заранее предвкушая удовольствие от неизбежной через несколько лет развязки. Все же он решил не полагаться только на удачу и свое очарование и вручил мальчишке пластинку со змеей, обвивающей сокола. Забавная штука эта самая пластинка. Куда бы ни пошел ее обладатель, в конечном счете его потянет к Инсанне, и он придет, полагая, что сделал выбор по собственной воле. А Инсанна может в любой момент с помощью волшебной пластинки понаблюдать за ее владельцем и даже усилить тягу, если понадобится.

Хорошего его настроения не развеяла даже беседа его подопечного со своим так называемым учителем. Оказывается, этот притворщик Инсанну все-таки узнал. Что ж, пусть ему от этого будет лучше. Пусть тешится мыслью о том, как напугал он своего ученика рассказами о зловещем Инсанне, чтоб и думать неповадно было. На самом деле достаточно и того, что напугал. Ведь у страха своя магия: чем страшнее, чем больше леденит душу, тем притягательнее. Уж теперь-то мальчишка точно придет.

И то, что сопляк тем же вечером закопал пластинку в лесу, Инсанну не обеспокоило. Он скорее был рад сообразительности подопечного. Значит, он не ошибся в выборе, а это само по себе приятно. Ничего, что пластинка лежит в земле. Настанет срок, и мальчишка ее выкопает. Как бы он ни старался, ему не дано забыть места, где он зарыл кусочек серебра. Даже если бы не он, а кто-то другой спрятал пластинку, стоит Инсанне захотеть, и подопечный найдет ее без труда. А пока в этом нет никакой надобности. Довольно и того, что парень держал пластинку в руках и смотрел на нее. Этого хватает, чтобы даже схороненная в земле пластинка дала Инсанне возможность понаблюдать за подопечным – а заодно за его притворой-учителем.

До сих пор все шло, как и положено. А вот дальше произошло невероятное. Решив взглянуть, что поделывает его трактирный знакомец, Инсанна не увидел ничего. Он был не столько раздосадован, сколько удивлен, и снова повторил попытку. Потом еще и еще раз. Бесполезно. Все его усилия разбивались о глухую стену темноты. Он не мог увидеть своего подопечного. Он не мог ощутить, где сейчас находится пластинка, да и существует ли она вообще. Его волшебный серебряный глаз был ослеплен надежно. Не уничтожен, нет – уничтожить изделие рук Инсанны не так-то просто. Да и если бы у мальчишки достало сил уничтожить пластинку, Инсанна бы это почувствовал. Хотя как знать? Уже само по себе ослепление пластинки совершенно невероятно. Может, со временем мальчишка и сумел бы заставить серебряный глаз закрыться… со временем, да, но ведь не сейчас!

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9
  • 3.8 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации