Текст книги "Любовь сильнее расчета"

Глава 7

Спустя час Мейсон вернулся с прогулки. Он был полон решимости серьезно поговорить с мадам Фонтейн, нет, поправил он себя, с Райли.

Ему было невероятно трудно избавиться от Дэла, который не спешил уезжать, надеясь, что его пригласят и он еще раз увидится с Райли. Но Мейсон не обращал внимания на друга, и Дэл уехал с таким решительным выражения лица, что было ясно: они видят виконта не последний раз. Сейчас, торопливо поднимаясь по ступеням, Мейсон перебирал в уме ее недостатки.

Он не мог определить, что сильнее раздражало его – ее опоздание, ее удивительно привлекательная внешность или ее кокетливое поведение. Она притягивала к себе как магнит, и ему было необходимо поскорее избавиться от ее влияния. Большую часть прогулки с Дэлом, который в своих разглагольствованиях дошел уже до выбора имен для его с Райли детей, Мейсон решал будущее этой необычной женщины.

Во-первых, она ни при каких обстоятельствах не должна встречаться или разговаривать с лордом Дэландером. Она должна избегать его, чего бы это ни стоило.

Во-вторых, возник вопрос о ее слуге. Он ясно сказал ей, что она не должна брать его с собой. А Хасим сегодня утром разгуливал по Эшлин-сквер как хозяин.

– Белтон, – позвал Мейсон, стягивая перчатки и шляпу.

Из-за угла появился дворецкий.

– Да, милорд?

Мейсон отдал ему плащ и шляпу.

– Пришли мадам Фонтейн ко мне в кабинет, немедленно.

Он уже отошел на несколько шагов, когда ответ Белтона остановил его:

– Мадам уже уехала.

– Уехала? Что значит уехала? – обернулся Мейсон.

– Она и этот дикарь покинули дом полчаса назад.

– Почему?

Белтон сердито посмотрел в сторону лестницы, и Мейсон успел заметить мелькнувшее муслиновое платье одной из девиц, с виноватым видом спасавшейся бегством от надвигавшейся в лице дяди грозы.

– Мадам Фонтейн сказала что-нибудь перед отъездом?

Белтон замялся.

– Боюсь, это был французский, сэр, и его трудно перевести.

Мейсон тяжело вздохнул и направился в свой кабинет. Белтон последовал за ним. На столе ожидали почта и счета, которыми Мейсон должен был заняться еще час назад. Весь его распорядок дня был безнадежно нарушен.

– Позвонить, чтобы вам принесли утренний чай, милорд?

По крайней мере хотя бы чай сохранился!

– Да, и пошли за моими племянницами. Передай им, чтобы явились в мой кабинет через пять минут. Не раньше и не позже.

– Да, милорд, – сказал Белтон, не трогаясь с места.

– Что-то еще? – спросил Мейсон.

Белтон протянул ему ридикюль.

– Это забыла мадам Фонтейн.

– Ты можешь вернуть его ей завтра, – отмахнулся Мейсон.

– Если она приедет… – чуть слышно произнес Белтон.

– Да, ну, я думаю, мадам Фонтейн сделана из крепкого материала, который не по зубам нашим злюкам.

Если Мейсон полагал, что разговор окончен, то он сильно ошибался. Белтон стоял перед его столом твердо, как часовой на посту, в котором Мейсон сейчас отнюдь не нуждался.

– Белтон! Что ты мешкаешь? – Мейсон еще никогда не видел дворецкого таким встревоженным. – В чем дело?

Белтон кашлянул.

– Когда я поднимал ридикюль, из него выпала записка. – Он достал из кармана клочок бумаги и положил его на стол перед Мейсоном.

– Белтон, содержимое ридикюля мадам Фонтейн едва ли должно нас интересовать, и я не могу поверить, что ты позволил себе… – Он не успел сказать «копаться в ее вещах», увидев, что было нацарапано в записке:

УЕЖАЙ ИС АНГЛЕИ ШЛЮХА А ТО ПОПЛАТЕШСЯ

– Хоть слово «шлюха» написали без ошибок, – заметил Мейсон.

Он взял записку в руки и более внимательно рассмотрел ее. Написано не женской рукой, буквы слишком кривые. Почему-то он полагал, что почерк Райли должен быть похожим на саму мадам Фонтейн – полным энергии и округлым, а не такими безграмотными каракулями.

«Так что же, черт возьми, происходит?» – подумал он. Он не видел в записке никакого смысла. Если только не…

Он отогнал эту невероятную мысль.

Кто-то угрожает Райли?

Неожиданно Мейсон почувствовал, что от записки веет холодом смерти, и поспешно убрал ее обратно в ридикюль. И совершил ошибку. Ибо, открыв коричневую бархатную сумку, он уловил легкий аромат духов. Этот аромат знало его тело, знало настолько хорошо, что все его чувства потребовали, чтобы он встал на ее защиту.

Мейсон сразу же приглушил этот неуместный порыв. Дама едва ли имела к нему отношение, и он не обязан о ней заботиться, но все же необходимо было что-то предпринять – он должен вернуть ее ридикюль и разобраться в этом таинственном деле с запиской. Он должен защитить свои капиталовложения.

Да, вложенные в ее театр деньги – это достаточно уважительная причина, для того, чтобы мчаться в «Куинз-Гейт».

Час спустя племянницы покинули его кабинет. Он выслушал их заверения, что они не делали ничего плохого, но не поверил ни единому слову. Слишком настойчиво они его в том убеждали. Поэтому Мейсон отпустил их, предупредив, что они каждое утро будут помогать миссис Мак-Коннеги на кухне, если следующий урок сорвется.

Он направлялся к ожидавшей его карете, когда его заставил вздрогнуть голос кузины Фелисити. Шурша кружевами, она торопливо следовала за ним.

– Мейсон, как мило с твоей стороны приказать подать мне карету, – сказала она, опережая его, и, даже не оглянувшись, уселась в экипаж.

– Кузина, эта карета для меня. Мне нужно ехать по делу, – сказал Мейсон заглянув внутрь, где она уже успела расположиться.

– Ты можешь высадить меня по пути, мне надо сделать кое-какие покупки, – ответила она, указывая ему на место рядом с собой.

– Кузина, я вам говорил, больше никаких лишних расходов.

Фелисити покачала головой.

– Дорогой мой мальчик, у меня нет лишних расходов. Кроме того, ты едешь повидать Райли и отдать ей ридикюль, не так ли?

Он покосился на нее. Неужели в его доме не бывает секретов?

– Да, – подтвердил он, не желая обсуждать эту тему.

– Тогда ты можешь высадить меня по пути, – повторила Фелисити, усаживаясь поудобнее.

Мейсон понял, что нет никакой надежды избавиться от нее сейчас, поэтому сел в карету и приказал кучеру отправляться. Дернувшись, карета тронулась.

– Страшное дело, – как бы между прочим заметила она. – Мейсон, я очень надеюсь, что ты разберешься с этой глупостью.

Он порывисто обернулся:

– Вы читали?

– Ну конечно. Я была там, когда Белтон просматривал… – Она запнулась, чуть не выдав дворецкого, и поспешила закончить по-другому. – Нам надо было узнать, кому принадлежит ридикюль, поэтому Белтон подумал, что лучше его открыть.

Это было самое неубедительное из объяснений, которое он когда-либо слышал. У кузины Фелисити это звучало так, словно забытые дамами ридикюли валялись в их доме повсюду.

– Зачем кому-то понадобилось избавляться от нашей дорогой Райли?

– Не имею представления, кузина. Я уверен, что это не что иное, как театральная шутка. – Он надеялся, что прав, но что-то в этой записке подсказывало ему, что это нечто большее, чем шутка. – Так где мне вас высадить?

– Я доеду только до театра, если ты не против.

– Против, – заявил Мейсон. – Если это угроза мадам Фонтейн, я не хочу, чтобы вы вмешивались.

Кузина Фелисити расправила плечи.

– Я вполне способна постоять за себя. Посмотри, как я расправилась утром с лордом Дэландером.

– Вам действительно это удалось, – сказал Мейсон. – Но вы все еще больше усложнили, намекнув на ее богатство.

– А разве она не богата? – Взгляд кузины Фелисити засветился надеждой.

Покачав головой, Мейсон сказал:

– Нет, кузина, она не богата.

– Какая жалость! Будь Райли богата, ты мог бы на ней жениться.

Мейсон поперхнулся. Похлопав его по спине, кузина продолжала:

– Она очень славная девушка, и из нее получилась бы очень красивая невеста.

Зная способность кузины все путать, Мейсон понимал, что должен ясно объяснить ей суть дела.

– Кузина Фелисити, я не могу жениться на Райли.

– Почему?

– Прежде всего она актриса, – ответил он, настолько удивленный предложением кузины, что был не в состоянии указать еще тысячи других причин, по которым он не мог взять Райли в жены.

Кузина Фелисити вздохнула, словно весь мир сошел с ума. Они въехали в заполненные народом улицы, направляясь к «Куинз-Гейт». Мейсон выглянул в окно, чтобы посмотреть, где они находятся, и неожиданно увидел идущую по улице Райли.

Вернее, он заметил эти проклятые перья, которые своим томным раскачиванием заранее предупреждали о ее появлении и исполняли в ее честь какой-то экзотический танец.

Но сама обладательница этих танцующих перьев двигалась с такой непринужденной грацией, словно входила в бальный зал, а не пробиралась по заваленной мусором улице. Когда прохожие заговаривали с ней или просто здоровались, она кивала в ответ, наклоняя голову с истинно королевским величием. Мейсон почти поверил в ее происхождение от египетских фараонов.

Погруженный в свои мысли, он заметил двух приближавшихся к ней мужчин, когда было уже слишком поздно.

Они зажали ее с двух сторон. Злоба, сверкавшая в их глазах, выдавала их намерения. Не имея возможности пробиться через разделявшую их толпу, Мейсон беспомощно смотрел, как один из мужчин зажал ей ладонью рот, а другой схватил за плечи и они в мгновение ока уволокли Райли в узкий переулок.

Когда грязная рука зажала Райли рот и нос, она начала задыхаться, и у нее заслезились глаза от зловония, исходившего от нападавших. Она не успела ничего понять, как второй бандит скрутил ей руки. Они быстро втащили ее в переулок, и никто из прохожих не успел заметить, что произошло.

– Ты прямо красавица, а? – прошептал первый из них ей на ухо. – Ну, когда мы покончим с тобой, ты уже не будешь так хороша.

Райли с ужасом увидела, что он вытащил длинный нож, угрожающе блестевший даже в темноте переулка.

– Это еще не самое плохое, красавица, – сказал он. – У меня есть и другой кинжал, которым я тоже воспользуюсь.

– Он сказал, никаких забав, Клайд, – недовольно возразил его компаньон. – Никаких забав, если хочешь получить деньги.

– За те жалкие гроши, что он платит нам за эту работу, я могу и позабавиться. Никто ведь не услышит ее, когда дело будет сделано, – сказал Клайд, его смрадное дыхание, доносившееся до Райли, напоминало зловоние сточной канавы в августовский день. – Я не собираюсь оставлять ее живой, чтобы она дышала и болтала.

Райли брыкалась и отбивалась, стараясь вырваться, а они тащили ее все дальше и дальше в переулок. Чем сильнее она вырывалась, тем больнее они сжимали ее руки и били ногами, заставляя двигаться вместе с ними.

Ей не следовало пренебрегать угрозами. Надо было позволить Хасиму сопровождать ее, а не убегать от него тайком. Надо было сделать тысячу разных вещей… Кажется, теперь ее таинственный враг на самом деле увидит ее мертвой.

Но кто он? И почему?

– Если ты считаешь, что от маленьких забав вреда не будет, думаю, займемся этим, прежде чем зарежем ее, – согласился второй убийца, ослабляя свою хватку, чтобы распутать веревку, на которой держались его штаны.

В эту минуту она освободила руку. Точно как учил ее Хасим, она сжала пальцы в кулак и, собрав силы, ударила того, кого называли Клайдом, одновременно стукнув другого по ноге каблуком. Не ожидая ничего подобного, они взвыли от боли, а она бросилась бежать в сторону улицы. Но Клайд оказался проворнее.

– Ты, сучка, – выругался он и швырнул ее на каменную стену.

Райли ударилась затылком и, оглушенная, свалилась на землю. Перед глазами поплыли красные круги.

– Теперь ты – труп.

Она закрыла глаза и стала считать свои последние минуты… На нее нахлынули сожаления. Самым мучительным и сладостным было воспоминание о лорде Эшлине.

Если бы она смогла сделать что-то большее, а не просто поцеловать его. Узнать, скрывается ли за его чопорным поведением неисправимый волокита, или же те несколько мгновений, проведенных в его объятиях, были, как он сказал, ошибкой.

Теперь она этого никогда не узнает. Райли сжалась, ожидая смертельного удара Клайда, но неожиданно услышала какой-то шум. Она потерла глаза, но красные круги по-прежнему мешали ей что-либо разглядеть.

– Что за… – начал Клайд, как вдруг в воздухе мелькнуло что-то серебристое и осветило весь переулок, словно на помощь ей спустился с небес карающий ангел.

Хасим! Он искал ее. Он услышал шум и нашел ее. Жалобный вопль Клайда перекрыл уличный шум.

– Не надо! – удирал, топая по мостовой, второй убийца. – Мы не хотели ей зла!

– Врешь, – пробормотала Райли.

– Это она врет, – огрызнулся Клайд. – Позвала нас сюда, чтоб позабавиться, а потом собиралась ограбить нас.

– Я склонен верить даме, – ответил приятный мужской голос.

Она повернула голову. Ее спаситель говорил. Значит, это был не Хасим, тогда кто же?

– Как вы, Райли? – спросил мужчина – Вы можете идти?

Голос, она узнала его. Вероятно, ей это снится.

Лорд Эшлин? Здесь?

Она потрясла головой, пытаясь отогнать туман, застилавший ей глаза. Все, что удалось увидеть, – это фигуру человека в черном, бросившегося со шпагой в руке в погоню за преступниками, угрожавшими ее жизни.

Совсем как в сцене из ее пьесы. Акт третий, сцена вторая. Жоффруа спасает Эвелину от пиратов.

– О мой Бог, – пробормотала Райли. Она умерла, а это – ее ад, она запуталась в собственной пьесе с лордом Эшлином в главной роли. Почувствовав, что все глубже погружается в темноту и сознание покидает ее, Райли попыталась выкарабкаться обратно.

Конечно, ее пьесы были всего лишь выдумкой, но одна мысль о том, что она может остаться в одной из них навечно, заставляла ее бороться за свою жизнь.

Райли попыталась встать на ноги, но сильные руки подхватили ее, и она очутилась в надежных мужских объятиях. Ее спаситель, ее Жоффруа.

– Теперь вы в безопасности, – произнес глубокий мягкий голос, слишком похожий на голос лорда Эшлина. – Ваши враги уже далеко.

Она хотела открыть глаза, но ее отяжелевшие веки отказывались подниматься, а голова так болела, что она не смогла произнести свою реплику. Поэтому в ответ Райли лишь приподняла голову и прикоснулась к его губам. И в этот момент ее сердце как-то странно забилось. В его поцелуе она почувствовала нежность, удивление и страсть.

Сильную страсть.

Их поцелуй становился все глубже, и Райли вложила в него всю свою радость. Она была жива – более чем просто жива, а этот поцелуй, казалось, убеждал ее, как много она могла бы потерять, умерев.

– Жоффруа, мой дорогой Жоффруа, – шептала в его объятиях мадам Фонтейн.

Мейсон подумал, что ему повезло, что она не попросила еще одного поцелуя, ибо он, бесспорно, подвергался испытанию. Теплые губы Райли прижимались к нему с такой нежностью и доверием. Подобного он еще никогда не испытывал. Они вызывали в нем желание всегда, когда ей потребуется помощь, быть рядом. Но целовать женщину – это одно, и совсем другое, когда она целует вас, произнося имя другого человека.

Мейсон нес ее обмякшее тело. Она не открывала глаз и была очень бледна. Райли, насколько он видел, не была ранена, но находилась в глубоком шоке.

– Жоффруа, – шептала она.

Он посмотрел на свою прекрасную ношу. Кто, черт возьми, этот Жоффруа? Возможно, любовник? Прекрасно, думал Мейсон. Он рисковал жизнью, спасая ее, а благодарность достанется любовнику.

Мейсон подавил неведомо откуда возникшее мелочное чувство ревности. Какое ему дело, есть ли у мадам Фонтейн любовник? Или их целый легион, как приписывает ей молва? Он, конечно, бросился ей на помощь не потому что хотел заслужить ее благосклонность, просто он оказался там, когда ей потребовалась его помощь.

Ну, если быть точным, не его именно.

Он полагал, что там мог оказаться любой. А теперь, когда он ее спас, что, черт возьми, делать с ней дальше? Мейсон заметил справа от себя боковую дверь, ведущую в театр. Толкнув ее, он прошел по короткому коридору и очутился в оркестровой яме.

Над ним, на сцене актеры оборвали репетицию и с изумлением смотрели на свою хозяйку, которую нес на руках совершенно незнакомый человек. В зале стояла мертвая тишина, пока вперед не выступил старик в свободной блузе и черных панталонах.

– О дьяволы, несущие несчастья! – воскликнул он громоподобным баритоном. – Что вы сделали с моей дорогой девочкой?

Услышав эту реплику, другие актеры и рабочие сцены также бросились вперед. Мейсон не отступил, в стороне от кричащей толпы он с облегчением заметил Хасима. По крайней мере хотя бы одно дружеское лицо. Возможно, не такое уж дружеское, ибо на лице Хасима он увидел то же угрожающее выражение, что и у остальной труппы.

– Опусти ее, негодяй, мерзавец, гнусный проходимец! – гремел старик. – Мы еще разделаемся с тобой, как и со всяким, кто осмелится причинить вред нашей Райли, нашей благословенной музе, нашей истинной королеве!

Мейсон покачал головой.

– Вы все не так поняли. На нее напали. Я пришел ей на помощь, – сказал он. Кивнув в сторону двери, он объяснил: – Там были двое. Они утащили ее с улицы. Я помешал им и принес ее сюда.

– Подходящая история, чтобы прикрыть собственное злодеяние! – выкрикнул старик, казалось, вдохновленный пришедшей ему в голову мыслью.

С нарастающим беспокойством Мейсон смотрел, как Хасим вынимает свой меч. Актеры тотчас же расступились, давая дорогу разъяренному сарацину. Хасим подошел к краю сцены и остановился над Мейсоном. Он взглянул на неподвижное тело Райли и затем впился глазами в графа.

– Она ударилась головой, но других повреждений, кажется, нет, – поспешно объяснил Мейсон. – Я подумал, что лучше принести ее сюда, чем оставить одну на улице и гнаться за злодеями.

Хасим кивнул и бросился к выходу в переулок.

– А если ты обманешь нас, разве мы не отомстим? – процитировал старик вслед убегавшему Хасиму. Затем обратился к Мейсону: – Вот вы, чего вы ждете? Несите ее сюда! – Повернувшись к актеру в костюме пирата и другому, в белой рубашке и бриджах, он распорядился: – Дэниел, Родерик, принесите сюда кресло. – И, снова обращаясь к Мейсону, спросил: – Ну? Чего же вы ждете? Если бы наш ходячий персидский ковер думал, что вы в этом замешаны, мы бы сейчас не разговаривали, а замывали место, на котором вы стоите. Давайте же, несите ее осторожно сюда.

Обрадованный таким поворотом судьбы, Мейсон, следуя его указаниям, взял Райли на руки и, взойдя по ступеням на сцену, направился к приготовленному креслу.

Он осторожно уложил ее на кресло, опустился на колени и отвел от ее лица упавшие волосы. Она была так бледна и в то же время так потрясающе красива. Ее губы дрогнули, и он вспомнил то ощущение, которое испытывал, прикасаясь к ним. Почему, черт побери, кто-то хотел причинить ей зло?

Актеры столпились вокруг них, и старик, взяв руку Райли, театральным жестом похлопывал по ней.

– Райли, милая Райли, поговори со мной. Скажи, что за злодей напал на тебя?

Ее ресницы затрепетали, и она, открыв глаза, взглянула на Мейсона.

– Жоффруа, Жоффруа, ты пришел за мной, – произнесла она, и ее глаза снова закрылись.

– Ура! – воскликнул человек рядом с Мейсоном. – Вот это моя Райли. Даже в беде она помнит свою роль. Вот ты, Гортензия, найди эту несносную Нанетту и вели ей принести холодной воды и салфетку для своей хозяйки.

Мейсона поразило услышанное.

– Ее роль? – спросил он. – Этот Жоффруа – герой из пьесы?

– Ну да, из нашей новой пьесы. Откуда же еще? – раздраженно ответил старик.

– Значит, этот Жоффруа не ее… ее?..

Актер широко раскрыл глаза, уловив смысл неуверенного вопроса Мейсона.

– Ее любовник? – Теперь вместо удивления в его остром взгляде блеснула насмешка.

Мейсон кивнул, теперь уже засмеялась вся труппа. Он не понимал, что в его словах вызвало такое веселье, но у него было странное чувство, что смеются над ним.

– Вы редкостный человек, – сказал актер, вытирая выступившие от смеха слезы. – Жоффруа – герой нашей новой постановки. А эта девушка, которую вы так любезно принесли сюда, – ведущая актриса нашего театра. Возможно, вы слышали ее сценическое имя – мадам Фонтейн. – Он замолчал на минуту и изучающе посмотрел на Мейсона, с неодобрением заметив его скромную одежду и галстук. – Как вижу, вы слышали о ней. Теперь вы можете попотчевать ваших деревенских соседей занятной историей. – Он ухватил Мейсона за рукав и потянул к выходу. – Я должен поблагодарить вас за помощь нашей дорогой девочке. Если опять будете в городе в ближайшее время, заходите в театр, и я позабочусь, чтобы вам дали билет на одно из наших представлений. Наше вам почтение. Спросите меня, мистера Петтибоуна.

– Но… но… – возразил Мейсон, увидев, что его ловко уводят от Райли, – я хочу остаться и убедиться, что с ней все в порядке.

Актер оглянулся.

– Не беспокойтесь. Посмотрите, пока мы говорили, она открыла глаза. В полном порядке наша Райли. А теперь уходите, мистер… мистер…

– Сент-Клер, – подсказал Мейсон, которого все дальше и дальше уводили от Райли.

– А, Сент-Клер, так зовут и нашего благородного патрона, графа Эшлина. Может быть, вы в родстве?

– Агги, какой же ты олух, – заговорила наконец Райли.

Мейсон обернулся и увидел, как она, опираясь на локоть, потирает затылок.

– Этот человек, которого ты так бесцеремонно хочешь вышвырнуть из театра, и есть лорд Эшлин.