Текст книги "Это смертное тело"

Мередит решила, что делать этого не станет. Она лишь позвонит в главное отделение. Потом она возьмет дело в свои руки. Мередит знала, что происходит что-то неладное, и она придумала, где начнет копать.

Для этого ей понадобилась Лекси Стринер. Итак, позвонив в свою дизайнерскую фирму с сообщением, что на нее напала поганая простуда и она не хочет заразить ею сослуживцев, а потом притворно чихнув несколько раз перед Кэмми, чтобы дочка не страдала из-за материнской хитрости, Мередит отправилась за Лекси Стринер.

Ей не понадобилось упрашивать Лекси взять выходной. В отличие от Ники Кларка[23]23
  Ники Кларк – знаменитый парикмахер, обслуживающий лондонскую богему.


[Закрыть] из Рингвуда счастливое будущее девушки не собиралось прилетать к ней на крыльях Меркурия. Отца Лекси не было дома: он продавал кофе, чай, печенье и прочее из своего фургона на обочине шоссе А-336, а мать, рассчитывая найти внимательную аудиторию, желающую услышать о том, что такое добродетель в современном мире, подсовывала брошюры «О четвертой заповеди блаженства» под дворники автомобилей, дожидавшихся в Лимингтон-Пире парома на остров Уайт. Ни тому ни другой неоткуда было узнать, что Лекси сбежит с работы, да их это и не волновало, так что Лекси просто позвонила в салон Джин Мишель и со стоном сказала, что после несвежего гамбургера ее всю ночь тошнило. После этого она повесила трубку и попросила Мередит дать ей время собраться.

Сборы выглядели так: Лекси надела кружевные колготки, туфли на высокой платформе, очень короткую юбку – наклониться в ней было немыслимо – и блузку, ширина которой заставляла вспомнить фильмы, поставленные по романам Джейн Остин, или одежду будущих мам. Это полностью отвечало намерениям Мередит, потому что Лекси стала похожа на девушку, попавшую в затруднительное положение.

Они действовали хитро, но в рамках закона. Лекси должна была сыграть роль девицы, нуждающейся в защите и исправлении. Ее старшая сестра – в данном случае это была Мередит – прослышала о программе, которую организовала одна очень хорошая молодая женщина, недавно приехавшая из Уинчестера. «Я не могу с ней справиться. Если мы не примем меры, она слетит с катушек» – такой линии намеревалась придерживаться Мередит. Сначала она планировала совершить набег на колледж Брокенхерста, куда после окончания школы поступали девушки возраста Лекси, надеявшиеся научиться тому, что поможет им в будущем устроиться на работу, а не сидеть на пособии по безработице.

Колледж находился за пабом «Змеелов», на Линдхерст-роуд. Согласно назначенной ей роли Лекси должна была выглядеть мрачно, курить и вообще вести себя необщительно. Такое поведение было чревато всем, начиная от беременности и до потери трудоспособности и наркозависимости. Хотя Мередит ничего не сказала девушке, но несколько шрамов на ее руках, видневшиеся из-под коротких рукавов блузки, придавали достоверность придуманной ими истории.

Мередит сумела найти тенистое место для парковки машины и вместе с Лекси пошла по плавившемуся асфальту к административному зданию. Там они поговорили со страшно занятой секретаршей, пытавшейся удовлетворить запросы иностранных студентов с плохим английским.

– Чего вы хотите? – спросила она у Мередит, – Вам нужно поговорить с Моникой Паттерсон-Хью, она занимается младенцами.

Сначала они подумали, что секретарша не вполне поняла, к чему клонит Мередит, намекнувшая ей о «ситуации младшей сестры». Но, решив, что Моника Паттерсон-Хью лучше, чем ничего, они отправились на поиски этой особы. А когда отыскали, то увидели, что Моника показывает группе девочек-подростков, как следует менять пеленки, причем у девочек был заинтересованный вид будущих нянечек. В качестве образца здесь использовалась потрепанная тряпичная кукла. Очевидно, анатомически правильные искусственные младенцы были этой организации не по карману.

– Во второй части курса мы используем настоящих младенцев, – сказала Моника Паттерсон-Хью и встала в сторонку, позволив будущим нянечкам поупражняться на кукле, – Мы снова выступаем за тряпочные пеленки. Нужно, чтобы дети вырастали в естественной обстановке, – Она посмотрела на Лекси, – Вы хотите поучиться, милая? Это очень популярный курс. Мы собираем девушек со всего Хэмпшира, когда они заканчивают школу. Вам нужно подумать над своей внешностью – с волосами надо что-то сделать, – но при умелом руководстве как в одежде, так и в общем уходе вы далеко пойдете. Если, конечно, заинтересуетесь.

Лекси без подсказки состроила кислую гримасу. Мередит отвела Монику Паттерсон-Хью в сторонку.

– Это не то, – объяснила она, – Это совсем другое. Лекси немного свихнулась, а я за нее отвечаю. Мне рассказали, что существует программа для девочек вроде Лекси. Кто-то должен взять таких девочек в руки, дать им пример, заинтересоваться ими, вести себя с ними как старшая сестра. Я, конечно, старшая сестра, но настоящая старшая сестра совсем не тот авторитет, к которому захочет прислушаться девочка, особенно такая, как Лекси. Она всегда создавала нам проблемы: плохие мальчики, алкогольные напитки и прочее. Разве захочет она прислушиваться к той, кого считает «противной богомольной коровой»? – Последние слова Мередит произнесла шепотом, – Я слышала о программе… – повторила она с надеждой, – Молодая дама из… кажется, из Уинчестера занимается с трудными девочками-подростками.

Моника Паттерсон-Хью нахмурилась. Потом покачала головой. Колледж такой программой не занимается. Она не знает никого, кто бы вел подобную программу. Девочки из группы риска… Обычно с ними занимаются в более раннем возрасте. Может, эта программа исходит из муниципалитета Нью-Фореста?

Лекси явно вжилась в свою роль: она рявкнула, что не хочет «иметь ничего общего с гребаным муниципалитетом», после чего вынула сигарету с явным намерением закурить прямо в аудитории. Моника Паттерсон-Хью пришла в ужас: «Девочка, ты не можешь…», на что Лекси сказала, что она, черт возьми, может делать все, что захочет, и где захочет. Мередит подумала, что Лекси переборщила, и торопливо вывела «младшую сестру» в коридор.

Как только они отошли подальше, Лекси захохотала:

– Вот здорово! Куда мы теперь? В следующем месте я поговорю о своем парне. Что ты об этом думаешь?

Мередит хотела сказать ей, что чуть меньше драмы будет правдоподобнее, но у Лекси было слишком мало развлечений, а их увеселительная поездка внесла в ее жизнь оживление и увела от помешанных на Библии родителей. В Линдхерсте, в администрации Нью-Фореста, представлявшей собой комплекс зданий под названием «Эпплтри-Корт», построенный в форме буквы U, они разыграли такой убедительный спектакль, что их немедленно направили к социальному работнику по имени Доминик Читерс, который принес им кофе и лимонное печенье с имбирем. Видно было, что он очень хочет помочь, и Мередит стало стыдно за то, что они лгут этому человеку.

Но и в здешней администрации им сказали, что программы для девочек из группы риска у них нет и уж точно нет программы, разработанной Джиной Диккенс из Уинчестера. Доминик так хотел оказаться полезным, что даже обзвонил «собственные источники». Но результат был прежним – ничего. Тогда он пошел еще дальше: позвонил в Управление образованием в Саутгемптоне и спросил, чем они могут помочь. К этому моменту Мередит поняла, что помочь они не могут ничем.

Приключение с Лекси Стринер отняло у нее чуть ли не весь день. Но Мередит решила, что с пользой провела время. Теперь у нее появилось настоящее доказательство того, что Джина Диккенс солгала о своей жизни в Нью-Форесте. А по личному опыту Мередит знала, что единожды солгавший солжет много раз.

Оставшись один, Гордон свистнул Тесс. Собака примчалась немедленно. Она с самого утра была на участке – сидела с северной стороны дома, в своем любимом тенистом месте под вьющейся гортензией. Тесс устроила себе там лежбище на земле, которая в самые жаркие летние дни оставалась сырой.

Гордон взял щетку, Тесс хитро улыбнулась и завиляла хвостом. Она вспрыгнула на стол с низкими ножками, стоявший там именно с этой целью. Гордон придвинул к столу табурет и стал вычесывать собаку, начиная с ушей. Ретриверу требовалось ежедневное вычесывание, и сейчас для этого наступил хороший момент.

Гордону хотелось закурить, но сигарет при нем не было, поэтому он отвлекал себя тем, что яростно вычесывал собаку. Он был весь зажат, с головы до ног, и ему необходимо было расслабиться. Он не знал, как этого добиться, и поэтому вычесывал и вычесывал собаку.

Они отошли от машины и направились к сараю. Джина, должно быть, удивилась зачем, но ей ни к чему было это знать, ведь Джина была нетронутой, словно лилия, выросшая на куче экскрементов, и Гордон хотел, чтобы это так и осталось. Поэтому он ничего ей не сказал, и она осталась стоять на дорожке с озадаченным видом, или испуганным, или озабоченным, или встревоженным, или какой там еще может быть вид у женщины, когда мужчина, которому она открыла свое сердце, похоже, находится во власти человека, способного навредить ему или им обоим.

Он все вычесывал и вычесывал собаку. Услышал, как взвизгнула Тесс, и понял, что действует слишком грубо. Гордон ослабил нажим и продолжил вычесывать собаку.

Итак, они вошли в сарай, а пока они туда шли, Гордон попытался создать видимость, что визит незнакомца связан с землей. Он показывал рукой по сторонам, и это развеселило визитера.

– Надо понимать, твоя девчонка уехала, – сказал он, когда они оказались в прохладном помещении сарая, – Но мне кажется, – он подмигнул и сделал грубый жест, намекающий на сексуальные отношения, – с этим у тебя затруднений нет. Она красивая девушка, лучше той, прежней. Отличные, крепкие бедра. Сильная. Та, другая, помельче будет.

– Чего вы хотите? – спросил Гордон, – Мне нужно работать, и Джине тоже, а вы загородили подъездную дорожку.

– Ай-ай, какие неудобства! Куда подевалась другая?

– Какая другая?

– Ты знаешь, парень, что я имею в виду. До меня дошли слухи, что кое-кто дал тебе отставку. Где другая? Колись, Гордон.

У него не оставалось выбора, и он сказал, что Джемайма по неизвестной причине уехала из Нью-Фореста без автомобиля и оставив все свои вещи. Если бы он не сказал этого, правда все равно вышла бы наружу.

– Просто так взяла и уехала? – спросил мужчина.

– Да.

– Почему? Может, ты ее плохо обрабатывал, Гордон? Такой здоровый парень, как ты, у которого все на месте?

– Я не знаю, почему она уехала.

Мужчина оглядел его. Снял очки и протер их специальной тряпочкой.

– Вот только не надо этого, – сказал он голосом, из которого исчезла прежняя игривость и остался только лед, как если бы кто-то вдруг приложил клинок к горячей коже, – Не делай из меня дурака. Мне не нравится, когда в разговорах всплывает твое имя. Слышать его мне неприятно. Ты по-прежнему хочешь сказать, что она уехала и ты не знаешь почему? Я этого не потерплю.

Гордон с тревогой подумал: а вдруг Джина войдет в сарай, захочет узнать, что происходит, захочет помочь, вмешаться или защитить, потому что это у нее в натуре.

– Она сказала, что не может с этим справиться. Понятно? Не может справиться.

– С чем? – Визитер медленно улыбнулся. Улыбка получилась недоброй, – С чем справиться, дружок? – повторил он.

– Вы прекрасно знаете с чем, – произнес Гордон сквозь зубы.

– А… Не хами мне, парень. Это тебе не идет.

Глава 9

Поголовный опрос жильцов в Стоук-Ньюингтоне ничего не дал, как и тщательное обследование территории вокруг часовни и всего чертова кладбища. У них было достаточно народу, чтобы сделать это, – они привлекли силы местной полиции и пригласили офицеров из других отделений, но в результате не получили ни свидетелей, ни оружия, ни сумки, ни кошелька, ни удостоверения личности. Зато расчистили весь мусор на кладбище. В то же время к ним поступила масса звонков, и описание, полученное дежурно-диспетчерской службой, дало зацепку. В этом им помогло то, что у жертвы были необычные глаза: один зеленый, а другой карий. Как только они ввели эту информацию в компьютер, в запросах о пропавших людях остался лишь один человек.

Согласно заявлению, она ушла из квартиры, которую снимала в Патни. Туда и направили Барбару Хейверс через два дня после обнаружения тела, точнее, на Оксфорд-роуд, находившуюся практически посередине между Патни-Хай-стрит и парком Уондсворт. Барбара нагло припарковалась в месте, предназначенном только для жильцов, показала полицейское удостоверение и позвонила в дверь дома, палисадник которого, судя по количеству урн и пластиковых контейнеров, был центром вторичной переработки мусора. В дом ее впустила пожилая женщина с военной стрижкой и намеком на военные усики. На ней был спортивный костюм и белоснежные спортивные туфли с розовыми шнурками. Отрекомендовавшись Беллой Макхаггис, женщина заявила, что наконец-то явился коп, за что они только налоги платят, чертово правительство ни черта не делает, вы только посмотрите на состояние улиц, а уж о метро и говорить нечего, она звонила копам два дня назад, и…

Ля-ля-ля, подумала Барбара. Пока Белла Макхаггис давала волю своим чувствам, Барбара оглядывала помещение: деревянный пол, не покрытый ковром, в прихожей вешалка для зонтов и пальто; на стене, в рамке, документ, озаглавленный «ПРАВИЛА ДЛЯ ПРОЖИВАЮЩИХ», внизу подпись хозяйки дома.

– Если держишь жильцов, правил много не бывает, – заверила ее Белла Макхаггис. – У меня они повсюду, правила. Это помогает: люди знают, что и как.

Через большую кухню хозяйка провела Барбару в столовую, а оттуда – в гостиную. Там она объявила, что ее жиличка Джемайма Хастингс пропала и если у тела, найденного в Абни-Парке, один глаз карий, а другой зеленый… В этом месте Белла остановилась и попыталась разгадать выражение лица Барбары.

– У вас есть фотография этой молодой женщины? – спросила Барбара.

Белла ответила утвердительно и пригласила следовать за собой. Через дверь в дальнем конце гостиной они попали в узкий коридор, ведущий в направлении парадного входа. С этой стороны видна была задняя сторона лестницы, а под ней – дверь, незаметная для тех, кто входил в дом. На двери был наклеен постер. Несмотря на тусклый свет, Барбара увидела, что постер представляет собой черно-белую фотографию молодой женщины с легкими волосами, упавшими на лицо из-за дуновения ветра. Позади нее, немного не в фокусе, виднелась львиная голова. Лев был мраморным, спящим, слегка подпорченным погодой. Сам постер выступал в качестве рекламы мероприятия компании «Кэдбери» под названием «Фотопортрет года». По всей видимости, это был какой-то конкурс, победителю которого была обещана выставка в Национальной портретной галерее на Трафальгарской площади.

– Ну что, это Джемайма? – спросила Белла Макхаггис. – На нее не похоже, чтобы ушла и никому ничего не сказала. Когда я увидела статью в «Ивнинг стандард», то подумала, что если у девушки такие глаза – разного цвета…

Барбара повернулась к ней, и Белла замолчала.

– Мне нужно осмотреть ее комнату, – сказала Барбара.

Белла Макхаггис не то выдохнула, не то заплакала. Барбара поняла, что у женщины доброе сердце, и поспешно сказала:

– Я не совсем уверена, миссис Макхаггис.

– Дело в том, что они становятся для меня чем-то вроде семьи, – пояснила Белла, – Большинство моих жильцов…

– У вас и другие есть? Я бы хотела поговорить с ними.

– Сейчас их нет дома. На работе. Кроме Джемаймы есть еще двое. Молодые люди. Очень приятные молодые люди.

– Может, с кем-то из них у нее сложились особые отношения?

Белла покачала головой.

– Это против правил. Я считаю неприемлемым, когда дамы и джентльмены заводят роман, проживая под одной крышей. Когда умер мистер Макхаггис и я начала пускать жильцов, то сначала у меня не было такого правила. Но потом я подумала… – Белла посмотрела на постер, – Я подумала: зачем мне осложнения, если жильцы, скажем так, станут вступать в неформальные отношения? Зачем мне эта напряженность, возможность разрыва, ревность, слезы, выяснение отношений за завтраком? Вот я и установила правило.

– А как вы узнаете, что жильцы нарушают это правило?

– Поверьте мне, я узнаю.

Барбара подумала, уж не означает ли это осмотр постельного белья.

– Но Джемайма была знакома с жильцами-мужчинами?

– Конечно. Лучше других она знала Паоло. Он ее сюда и привел. Паоло ди Фацио. Он родился в Италии, но по виду ни за что не скажешь. Никакого акцента. И… никаких странных итальянских привычек, если вы понимаете, что я имею в виду.

Барбара не понимала, однако кивнула. Интересно, что это такое? Может, когда люди наливают томатный соус в хлопья «Витабикс»?

– …его комната к ней ближе всего, – говорила между тем Белла, – Джемайма работала в магазине где-то возле Ковент-Гардена, а у Паоло торговое место на Юбилейном рынке. Мне нужен был жилец. Хотелось, чтобы это была женщина. Паоло знал, что она ищет постоянное жилье.

– А ваш второй жилец?

– Фрейзер Чаплин. У него комната в цокольном этаже, – Белла кивнула на дверь, на которой висел постер.

– Это его постер?

– Нет. Это просто вход в его комнату. Постер принесла мне Джемайма. Думаю, ей не понравилось, что я повесила его здесь, не на виду. Но… так уж вышло. Другого места я не нашла.

Барбара удивилась. Ей казалось, что места здесь сколько угодно, даже при обилии развешанных повсюду правил. Она еще раз быстро взглянула на постер и снова попросила разрешения осмотреть комнату Джемаймы Хастингс. На снимке Джемайма и в самом деле была похожа на молодую женщину, чьи посмертные фотографии показывала утром Изабелла Ардери. Но как и всегда, видеть эту разницу между живым и мертвым человеком было ужасно.

Барбара поднялась за Беллой на следующий этаж. Комната Джемаймы находилась со стороны фасада, а комната Паоло – в конце коридора. Белла сказала, что ее комната этажом выше.

Хозяйка отворила дверь в комнату Джемаймы. Дверь не была заперта, и с внутренней стороны в замочную скважину не был вставлен ключ, но это не значило, что в комнате вообще не было ключа, хотя тот, кто нашел бы его там, совершил бы подвиг, не уступающий подвигу Геракла в Авгиевых конюшнях.

– Она была барахольщицей, – заметила Белла.

Все равно что сказать, что Ной построил гребную лодку. Такого беспорядка Барбаре видеть еще не доводилось. Комната была просторной, но чего в ней только не было! Одежда на неубранной кровати и на полу; белье, вывалившееся из открытых ящиков комода; разбросанные повсюду журналы, таблоиды, карты и рекламные брошюры, которые раздают на улице; колоды игральных карт вперемешку с визитками и открытками; стопки фотографий, стянутых резинками…

– Сколько времени она здесь жила? – спросила Барбара.

Ей казалось невероятным, что один человек может натащить столько барахла менее чем за пять лет.

– Почти семь месяцев, – ответила Белла, – Я с ней говорила об этом. Она сказала, что разберется, но думаю…

Барбара взглянула на женщину. Белла задумчиво дергала себя за нижнюю губу.

– Что? – спросила Барбара.

– Думаю, это приносило ей чувство комфорта. Она ни от чего бы из этого не отказалась.

– Да? Ну… – Барбара вздохнула, – Все это необходимо осмотреть, – Она достала мобильник и пояснила Белле: – Без помощи не обойтись.

Линли воспользовался автомобилем как причиной – так было легче всего сказать самому себе и Чарли Дентону, что он собирается выйти из дома; не то чтобы он всегда докладывал об этом помощнику, однако он знал, что молодой человек все еще беспокоится о его душевном состоянии. Линли заглянул в кухню, где Дентон в этот момент проявлял свои незаурядные кулинарные таланты, а именно готовил маринад для рыбы.

– Я вырвусь ненадолго, Чарли. В Челси, на часок.

От него не ускользнуло выражение восторга, осветившее на мгновение лицо Дентона. Слово «Челси» могло означать сотню разных целей, но Дентон вообразил себе лишь одну, позвавшую Линли из Белгрейвии.

– Я бы хотел проверить новую машину, – пояснил Линли.

– Будьте осторожны. Вы ведь не хотите повредить свежую краску.

Линли пообещал сделать все возможное, чтобы избежать такой трагедии, и отправился в конюшни, где он держал автомобиль, который купил вместо «бентли», пять месяцев назад превратившегося в руках Барбары Хейверс в груду металлолома. Линли отпер гараж и, по правде говоря, при взгляде на эту блестящую металлическую красоту ощутил слабое волнение собственника. Ну что такое четыре колеса?

Всего лишь средство передвижения, но есть передвижение и Передвижение, и в данном случае это было передвижение с большой буквы.

Обладание «хили эллиот» давало ему возможность сосредоточиться во время езды на чем-то таком, что вытесняло мысли о предметах, о которых он не хотел задумываться. Это и было одной из причин для покупки подобного автомобиля. Требовалось подумать, где лучше припарковаться, какой маршрут выбрать, чтобы попасть из точки А в точку В и при этом уберечь автомобиль от столкновения с велосипедистами, такси, автобусами и пешеходами с сумками на колесиках, не соображающими, куда они идут. Чрезвычайно важно было не запачкать машину, держать ее в поле зрения, если придется припарковаться в чуть менее благоприятном месте, так же важно было следить за чистотой масла, за свечой зажигания, за балансировкой колес, за тем, чтобы шины были накачаны как надо. Это ведь был винтажный английский автомобиль, такой, как и все винтажные английские автомобили. Он требовал постоянного догляда и ухода. Короче, это было то, что требовалось Линли в данный момент жизни.

Расстояние от Белгрейвии до Челси было таким коротким, что Линли мог бы пройти его пешком, невзирая на жару и толпы покупателей на Кингсроуд. Меньше чем через десять минут с того момента, как он закрыл дверь своего дома, Линли уже медленно двигался по Чейни-роу в надежде отыскать место для парковки поближе к углу Лордшип-плейс. Ему повезло: микроавтобус, доставивший товары в паб «Голова короля и восемь колоколов», только что отъехал. Наконец Линли направился к высокому кирпичному дому, стоявшему на углу Лордшип-плейс и Чейни-роу, и тут его окликнул женский голос:

– Томми! Привет!

Голос прозвучал со стороны паба – его друзья только что свернули из-за угла с Чейни-уок. Должно быть, прогуливались вдоль реки, решил Линли, зная что этот переулок оканчивается на набережной. Саймон Сент-Джеймс нес собаку, длинношерстную таксу, которая ненавидела жару так же сильно, как и прогулки, а Дебора, жена Сент-Джеймса, держала мужа под руку, а в другой руке несла босоножки.

– Ногам на асфальте не слишком горячо? – крикнул Линли.

– Ужасно горячо, – весело подтвердила Дебора, – Я хотела, чтобы Саймон понес меня. У него был выбор: я или Пич, и он предпочел Пич.

– Единственный выход – развод, – посоветовал Линли.

Супруги подошли к нему, и Пич, узнав его, стала извиваться, требуя, чтобы ее поставили на землю, там она подпрыгнула и снова стала проситься на руки. Собака лаяла, махала хвостом и подпрыгнула еще несколько раз, пока Линли здоровался за руку с Сент-Джеймсом и обнимался с Деборой.

– Привет, Деб, – сказал он ей в волосы, когда она прижалась головой к его груди.

– О, Томми… – Она отступила на шаг и подняла с земли таксу. Собака продолжала крутиться, лаять и требовать, чтобы на нее обратили внимание, – Ты выглядишь чудесно. Я так тебе рада. Скажи, Саймон, правда Томми отлично выглядит?

– Почти так же хорошо, как и его машина, – Сент-Джеймс пошел взглянуть на «хили эллиот». Восхищенно присвистнув, он спросил: – Ты специально на ней приехал, чтобы все ахнули? Боже, какой красавец! Тысяча девятьсот сорок восьмого года выпуска?

Сент-Джеймс всегда был любителем старинных автомобилей, он и сам ездил на старом «MG», специально приспособленном для его искалеченной левой ноги. Это был классический автомобиль с независимой передней подвеской, примерно 1955 года выпуска, но возраст «хили эллиот» и форма кузова делали машину Линли редким зрелищем. Сент-Джеймс покачал головой – волосы у него, как всегда, слишком отросли, Дебора наверняка каждый день твердит, что ему пора подстричься, – и тяжело вздохнул.

– Где ты его откопал?

– В Эксетере, – ответил Линли, – Увидел объявление. Один несчастный чуть ли не всю жизнь потратил на его восстановление, но жена расценила машину как соперницу…

– И кто ее может обвинить? – язвительно заметила Дебора.

– …и не отстала от него, пока он ее не продал.

– Полное безумие, – пробормотал Сент-Джеймс.

– Ну вот, и я оказался очень кстати. Выложил наличные, и «хили эллиот» мой.

– Знаешь, мы побывали в Рейнлаг-Гарденс, говорили о новых возможностях усыновления, – сказал Сент-Джеймс, – Мы сейчас как раз оттуда. Но знаешь что? Ну их, этих младенцев! Я бы лучше удочерил эту машину.

Линли рассмеялся.

– Саймон! – возмутилась Дебора.

– Мужчины – это мужчины, милая, – сказал ей Сент-Джеймс и снова обратился к Линли, – Ты давно вернулся, Томми? Заходи. Мы сейчас в саду говорили о «Пиммсе». Присоединишься?

– Для чего и жить летом? – ответил Линли.

Он последовал за ними в дом, там Дебора опустила собаку на пол, и Пич направилась к кухне, как и положено таксам, вечно ищущим еду.

– Две недели назад, – ответил Линли на вопрос Сент-Джеймса.

– Две недели назад? – возмутилась Дебора, – И ты не позвонил? Томми, а кто-нибудь еще знает, что ты вернулся?

– Дентон не забил упитанного тельца для соседей, если ты об этом, – сухо ответил Линли, – Но это по моей просьбе. Он бы нанял самолеты для воздушной рекламы, если б я ему позволил.

– Должно быть, он рад, что ты дома. Мы счастливы, что ты вернулся. Ты должен быть дома.

Дебора быстро пожала ему руку и окликнула отца. Бросив босоножки возле вешалки, она сказала через плечо:

– Попрошу папу сделать нам «Пиммс», – и пошла в том же направлении, что и собака, – вниз, в кухню, находившуюся с обратной стороны дома.

Линли посмотрел ей вслед. Он позабыл, что значит быть рядом с женщиной, которую хорошо знал. Дебора Сент-Джеймс ничуть не была похожа на Хелен, однако не уступала ей в энергии и живости. Это понимание больно его кольнуло, и он невольно вздохнул.

– Давай выйдем, – предложил Сент-Джеймс.

Старый друг прекрасно его понимал.

– Спасибо, – пробормотал Линли.

Они уселись под декоративной вишней, где вокруг стола стояли потертые плетеные стулья. Вскоре к ним присоединилась Дебора. Она принесла поднос, на котором стоял кувшин с «Пиммсом», ведерко со льдом и бокалы с букетиками огуречной травы[24]24
  Традиционное украшение этого коктейля.


[Закрыть]. За Деборой увязалась Пич, а следом явился большой серый кот Сент-Джеймсов, Аляска, и сразу стал подкрадываться к газону в поисках воображаемых грызунов.

Возле них шумел летний Челси: слышался рев отдаленных машин, несущихся по набережной, в кустах чирикали воробьи, в соседнем саду перекликались люди. В воздухе запахло барбекю, а солнце по-прежнему жарило землю.

– У меня был неожиданный посетитель, – сказал Линли. – Исполняющая обязанности суперинтенданта Изабелла Ардери.

Он рассказал им о сути ее визита, о просьбе Ардери и о своей нерешительности.

– Что ты станешь делать? – спросил Сент-Джеймс, – Знаешь, Томми, наверное, уже пора.

Линли перевел взгляд на цветы, росшие у подножия старой кирпичной стены, ограждавшей сад. Кто-то – наверное, Дебора – очень хорошо о них заботился, возможно используя воду, оставшуюся после мытья посуды. В этом году цветы выглядели лучше, чем в прошлом, были пышными и яркими.

– Мне удалось разобраться с детской в Хоунстоу и с одеждой Хелен, остававшейся там. Но я не могу смотреть на ее вещи в Лондоне. Две недели назад, когда вернулся, казалось, что готов. Выяснилось, что нет, – Он отхлебнул «Пиммс» и посмотрел на стену, увитую лиловым клематисом, – Они до сих пор здесь, в шкафу и в комоде. В ванной тоже: косметика, флаконы с духами. Щетка, на которой остались ее волосы… Они у нее были темные, с отдельными каштановыми прядями.

– Да, – сказал Сент-Джеймс.

Линли услышал в его голосе страшную тоску, которую Сент-Джеймс не мог выразить словами, считая, что горе Линли неизмеримо сильнее. И это несмотря на то, что Сент-Джеймс тоже очень любил Хелен и когда-то даже хотел на ней жениться.

– О господи, Саймон, – начал было он, но Сент-Джеймс его перебил:

– Тебе нужно время.

– Это так, – подтвердила Дебора, глядя между ними.

Линли знал, что она тоже понимает. И подумал о том, как один безумный акт насилия затронул множество людей, в том числе их троих, кто сидел сейчас в летнем саду, не решаясь произнести ее имя.

Отворилась дверь цокольного этажа, в котором находилась кухня, и все трое повернули головы, ожидая, кто оттуда выйдет. Это оказался отец Деборы, он давно управлял домашним хозяйством и был помощником Сент-Джеймса. Линли подумал было, что он хочет к ним присоединиться, но Джозеф Коттер сказал дочери:

– К нам тут еще гости, детка. Вот я и подумал… – Он взглянул на Линли.

– Прошу вас, никому не отказывайте из-за меня, Джозеф! – воскликнул Линли.

– Это понятно, – сказал Коттер и взглянул на Дебору, – Просто я подумал: вдруг его сиятельство не захочет…

– Почему? Кто это? – спросила Дебора.

– Детектив-сержант Хейверс, – ответил Коттер, – Не знаю, чего она хочет, детка, но она спрашивает тебя.

Последним человеком, которого Барбара ожидала увидеть в саду дома Сент-Джеймса, был ее прежний напарник. Тем не менее это был он, и ей потребовалась лишь секунда, чтобы понять: изумительная машина на улице наверняка принадлежит ему. Что ж, так и должно быть. Он соответствовал автомобилю, а автомобиль – ему.

Линли выглядел гораздо лучше, чем два месяца назад, когда она видела его в Корнуолле. Тогда он заглушал свои страдания длинным походом по побережью. Сейчас у него был скорее умиротворенный вид.

– Сэр, вы ненадолго или совсем вернулись?

– В настоящий момент я просто вернулся, – улыбнулся Линли.

Барбара была разочарована и знала, что ее лицо выдало это.

– Ну что ж, – сказала она, – шаг за шагом. Вы закончили свой корнуоллский поход?

– Да. Инцидентов больше не было.

Дебора предложила Барбаре «Пиммс». Барбара с удовольствием выпила бы бокальчик или хотя бы вылила его содержимое себе на голову, потому что пекло стояло страшное. Она изжарилась в своей новой одежде и проклинала инспектора Ардери за то, что та подвергла критике ее манеру одеваться. Для такой погоды лучше подходят полотняные штаны и свободная футболка, а не юбка, колготки и строгая блузка, ради которых ей пришлось совершить еще один поход с Хадией. В этот раз все получилось быстрее: Хадия настаивала, а Барбара уступала. Барбара благодарила бога лишь за то, что юная подруга не заставила ее купить блузку с бантом.

– Нет, я на службе, – ответила Деборе Барбара, – Я к вам с полицейским визитом.

– Вот как? – Дебора бросила взгляд на мужа и снова посмотрела на Барбару, – Так вы хотите поговорить с Саймоном?

– На самом деле с вами.