Текст книги "Это смертное тело"

Внутри стоял оглушительный шум, исходивший от лоточников, от бумбоксов, установленных на прилавках, от громких разговоров, от покупателей, торгующихся с продавцами, предлагавшими людям все – от сувенирных футболок до произведений искусства. Прилавок изготовителя масок они нашли, после того как протолкались через три прохода. У него было хорошее место – возле дальней двери, и это делало его либо первым в ряду, либо последним, в зависимости от того, откуда идти. Его прилавок нельзя было не заметить, потому что он находился на углу и с обеих сторон его никто не загораживал. Прилавок был большой, больше прочих, и это позволяло мастеру изготавливать маски прямо на месте. За прилавком стоял табурет для заказчика, а рядом – стол с пакетами алебастра и контейнерами. К сожалению, самого мастера они не застали, хотя на тяжелом пластиковом щите у задней стены висели фотографии с запечатленными на них масками и позирующими подле них заказчиками.

Табличка на прилавке указывала время возвращения мастера. Ардери взглянула на табличку, а потом на свои часы.

– Пойдем выпьем что-нибудь, – предложила она Линли.

Они нашли буфет там, откуда пришли, за табачной лавкой. Скрипач, который играл там ранее, ушел, и это было к лучшему, потому что Ардери явно хотела поговорить. Она заказала бокал вина, и Линли удивленно вскинул бровь.

Изабелла это заметила.

– Я ничего не имею против бокала вина во время дежурства, инспектор Линли. Нам он просто необходим после Джейсона. Прошу вас, присоединяйтесь ко мне. Не хочу чувствовать себя выпивохой.

– Пожалуй, я откажусь, – сказал он, – После смерти Хелен как-то не получается.

– А! Да. Я так и предполагала.

Линли заказал минеральную воду, и Ардери в свою очередь подняла бровь.

– Даже безалкогольного напитка не хотите? Вы всегда такой добродетельный, Томас?

– Только когда хочу произвести впечатление.

– А вы хотите?

– Произвести на вас впечатление? Разве все мы не хотим того же? Если станете шефом, все остальные постараются выиграть в ваших глазах.

– Я очень сомневаюсь, что ради должности вы станете тратить много времени на такие маневры.

– В отличие от вас? Вы быстро идете наверх.

– Стараюсь.

Она оглядела двор, в котором они сидели. Здесь было меньше народу, чем наверху, но поскольку у основания широкой лестницы это был единственный ресторан с баром, людей и здесь хватало. Все столы были заняты. Им повезло найти свободное местечко.

– Боже, сколько народу! – воскликнула она, – Как по-вашему, почему люди приходят в подобные места?

– Ассоциации, – сказал он.

Изабелла повернулась к нему. Продолжая говорить, Линли крутил кончиками пальцев фаянсовую сахарницу с рафинадом.

– История, искусство, литература. Возможность вообразить себе что-то. У некоторых людей это место связано с детскими воспоминаниями. Причин приходить сюда может быть сколько угодно.

– Но не ради того, чтобы купить футболку с надписью «Осторожно, яма»?

– Неудачный побочный продукт агрессивного капитализма.

– Вы можете быть слегка забавным, – улыбнулась ему Изабелла.

– Так мне обычно и говорят, с ударением на слове «слегка».

Им подали напитки. Он заметил, что Изабелла нетерпеливо схватила свой бокал, а она заметила, что Линли обратил на это внимание.

– Я пытаюсь утопить воспоминание о Джейсоне. О его ужасных мочках.

– Интересный выбор стиля, – признал Линли, – Что еще войдет в моду, какая причуда в области телесных уродств?

– Выжигание клейма, наверное. Что вы о нем думаете?

– Если не упоминать мочки? Я бы сказал, что его алиби легко подтвердить. На копиях кассовых чеков печатают день и время покупки…

– За прилавком вместо него мог стоять кто-то другой, Томас.

– …и мы всегда можем поговорить с постоянными покупателями, не говоря уже о продавцах соседних магазинов. Они смогут подтвердить, что он был на месте. Я не думаю, что он способен порвать кому-то сонную артерию. А вы так не считаете?

– Согласна. А Паоло ди Фацио?

– Или кто-то другой, кто расписывался на обратной стороне открыток. Там был указан номер мобильного телефона.

Изабелла достала сумку и вынула из нее открытки. В ответ на ее просьбу Джейсон отдал их ей со словами «счастлив от них избавиться, дорогая».

– Это становится интересным, – Ардери внимательно посмотрела на Линли, – что приводит нас к сержанту Хейверс.

– Разговор об интересном? – сухо сказал Линли.

– Вы были рады работать с ней?

– Да, очень.

– Несмотря на ее… – Ардери замешкалась, подыскивая нужное слово.

Он выдал ей на выбор несколько определений.

– Упрямство? Отказ действовать по шаблону? Недостаток тактичности? Интригующие личные привычки?

Ардери поднесла к губам вино и посмотрела на Линли поверх бокала.

– Вы – довольно странная пара. Никто бы вас рядом не поставил. Думаю, вы понимаете, о чем я. Я знаю, что у нее были профессиональные сложности. Читала ее персональное дело.

– Только ее?

– Конечно нет. Я прочла дела каждого. И ваше – тоже. Я хочу получить эту должность, Томас. Хочу, чтобы у меня была команда, которая работает, как хорошо смазанный механизм. Если сержант Хейверс окажется разболтанным винтиком, я от нее избавлюсь.

– Потому вы и предложили ей измениться?

– Измениться? – нахмурилась Ардери.

– Одежду. Макияж. Наверное, в следующий раз я увижу ее с вылеченными зубами и прической от стилиста.

– Женщине не повредит выглядеть должным образом. Я и мужчине из своей команды посоветую сделать что-нибудь со своей внешностью, если он явится на работу таким, как Барбара Хейверс. Вообще-то говоря, только она является на службу в таком виде, словно спала в одежде. С ней кто-нибудь об этом разговаривал? Суперинтендант Уэбберли? Вы?

– Она такая, какая есть, – сказал Линли, – Прекрасный мозг и большое сердце.

– Вам она нравится.

– Я не могу работать с людьми, которые мне не нравятся, шеф.

– Если в приватной беседе, то Изабелла, – сказала она.

Их взгляды встретились. Линли заметил, что у нее, как и у него, глаза карие, но не полностью: на радужке имелись пятнышки более светлого оттенка. Он подумал, что если она наденет одежду другого цвета, а не ту, которая сейчас на ней – кремовая блуза под хорошо сшитым пиджаком цвета ржавчины, – то глаза могут показаться зелеными. Линли отвел взгляд и посмотрел вокруг.

– Вряд ли это место можно назвать приватным, – ответил он.

– Вы понимаете, что я имею в виду.

Изабелла посмотрела на часы. Ее бокал был еще наполовину полон. Прежде чем встать, она допила вино.

– Пойдемте к Паоло Фацио, – предложила она, – Он уже должен вернуться на свое рабочее место.

Он и в самом деле вернулся. Они застали его за пространным монологом. Паоло уговаривал немолодых супругов сделать маски в качестве сувениров к серебряной свадьбе, которую те отметили поездкой в Лондон. Он принес все свои инструменты, разложил их на прилавке, выставил в качестве примера готовые изделия. Образцы были насажены на прутки, закрепленные на небольших подставках из полированного дерева. Изготовленные из парижского гипса, маски были как настоящие и напоминали посмертные, те, что некогда снимали с лиц выдающихся людей.

– Это отличный способ запомнить свою поездку в Лондон, – убеждал ди Фацио своих собеседников, – Куда лучше кофейной чашки с изображением монаршего лица.

Супруги колебались.

– Ну как? – говорили они друг другу.

Ди Фацио ждал их решения. Выражение его лица было вежливым и не изменилось, после того как супруги сказали, что им нужно подумать.

Когда они отошли, ди Фацио обратил внимание на Линли и Ардери.

– Еще одна красивая пара, – сказал он, – У вас обоих лица точно созданы для скульптуры. Дети, наверное, такие же красивые, как и вы.

Ардери хмыкнула и показала свое удостоверение.

– Суперинтендант Изабелла Ардери, Нью-Скотленд-Ярд. Это инспектор Линли.

В отличие от Джейсона ди Фацио тотчас понял, зачем они пришли. Он снял очки в металлической оправе и обтер их о свою рубашку.

– Джемайма? – спросил он.

– Стало быть, вы знаете, что с ней случилось.

Он снова надел очки и провел рукой по длинным темным волосам. Красивый мужчина, подумал Линли, невысокий и худощавый, но с накачанными мышцами плеч и груди.

– Конечно я знаю, что случилось с Джемаймой, – резко ответил ди Фацио, – Мы все знаем.

– Все? Джейсон Друтер понятия не имел о ее смерти.

– Разумеется, – сказал ди Фацио, – Он идиот.

– Джемайма тоже так о нем думала?

– Джемайма хорошо относилась к людям. Она никогда бы этого не сказала.

– Как вы узнали о ее смерти? – спросил Линли.

– От Беллы.

Паоло прибавил то, что было им уже известно: он один из жильцов в доме Беллы Макхаггис в Патни. Это благодаря ему Джемайма поселилась у миссис Макхаггис. Он сказал ей о свободной комнате вскоре после того, как с ней познакомился.

– Когда это было? – спросил Линли.

– Через одну или две недели после ее приезда в Лондон. Примерно в ноябре.

– А как вы с ней познакомились? – спросила Изабелла.

– В магазине, – Он рассказал, что скручивает сигары сам. Табак и бумагу покупает в табачной лавке, – Обычно я покупал это у идиота Джейсона, – добавил он, – pazzo uomo[32]32
  Сумасшедший (ит.).


[Закрыть]. Но однажды вместо него увидел за прилавком Джемайму.

– Вы итальянец, мистер ди Фацио? – спросил Линли.

Ди Фацио вынул из кармана рубашки самокрутку – рубашка на нем была белоснежной и джинсы очень чистые – и сунул сигару за ухо.

– С именем «ди Фацио» – блестящее умозаключение.

– Думаю, инспектор имел в виду, что вы уроженец Италии, – пояснила Изабелла, – Ваш английский безупречен.

– Я живу здесь с десяти лет.

– А родились вы…

– В Палермо. И что? Какое отношение это имеет к Джемайме? Я приехал сюда легально, если вас это интересует. Да сейчас это и неважно: Евросоюз, люди беспрепятственно пересекают границы.

Ардери слегка приподняла пальцы с прилавка, показав, что хочет сменить тему.

– Мы слышали, что вы собирали для Джемаймы открытки из Национальной портретной галереи. Она вас попросила или вы занимались этим по собственной инициативе?

– Почему это должна быть моя инициатива?

– Возможно, вы сами нам скажете.

– Это не так. Я увидел одну из открыток на Лестер-сквер. Узнал ее по выставке: перед зданием есть баннер с портретом Джемаймы. Может, вы видели. Вот я ее и взял.

– Где была эта открытка?

– Не помню… где-то возле театральной кассы, в которой продают билеты за полцены. Может, возле кинотеатра «Одеон»? Она была приклеена к стене, на открытке была какая-то надпись. Я ее снял и отдал Джемайме.

– Вы позвонили по телефону, указанному на обратной стороне открытки?

Он покачал головой.

– Я не знал, кто это такой и что ему нужно.

«Он», отметил Линли.

– Стало быть, вы знаете, что открытки разбрасывал мужчина.

Это был один из опасных моментов, и ди Фацио, явно не дурак, понял это. Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил:

– Она сказала мне, что, скорее всего, это делает ее партнер. Ее бывший партнер. Парень из Хэмпшира. Она узнала его по телефону, написанному с обратной стороны открытки. Джемайма сказала, что оставила его, но он плохо это воспринял и с тех пор пытается разыскать ее. Она не хотела, чтобы он ее нашел. Джемайма хотела уничтожить открытки, прежде чем кто-то узнает, где она находится, и позвонит ему. Поэтому она их собирала, и я тоже собирал их для нее. Где бы мы их ни находили.

– Вы были с ней связаны? – спросил Линли.

– Она была моим другом.

– Кроме дружбы. Была ли между вами интимная связь или вы просто на нее надеялись?

Ди Фацио снова ответил не сразу. Дураком он точно не был и знал, что любой ответ – «да», «нет», «вероятно» – может выставить его в плохом свете. В отношениях между мужчинами и женщинами всегда существует сексуальный элемент, и он, в свою очередь, может стать мотивом для убийства.

– Мистер ди Фацио, – нарушила молчание Ардери, – вам понятен вопрос?

– Одно время мы были любовниками, – ответил он.

– А! – воскликнула Ардери.

Ди Фацио нахмурился.

– Это было до того, как она пришла жить к Белле. У нее была жалкая комната на Чаринг-Кросс-роуд, над «Кейра ньюс». Она за нее слишком много платила.

– И там вы с ней… – Ардери хотела, чтобы он сам закончил эту мысль, – Сколько времени вы знали друг друга, прежде чем стали любовниками?

– Не знаю, какое отношение это имеет к делу, – ощетинился ди Фацио.

Ардери ничего на это не ответила, молчал и Линли.

– Неделя, несколько дней. Не знаю! – выкрикнул ди Фацио.

– Не знаете? – переспросила Ардери, – Мистер ди Фацио, у меня такое ощущение…

– Я пошел купить табак. Она была дружелюбна, кокетлива, ну, вы понимаете. Я спросил, не хочет ли она после работы пойти со мной чего-нибудь выпить. Мы пошли в одно место на Лонг-Акре… в паб… не помню, как он называется. Там было очень много народу, поэтому мы выпили на выносном столике и ушли. Пришли в ее комнату.

– То есть вы стали любовниками в день знакомства, – уточнила Ардери.

– Ну да. Так бывает.

– А потом вы стали жить с ней в Патни, – подхватил Линли, – У Беллы Макхаггис. В ее доме.

Ди Фацио взял сигарету и сказал, что если они хотят продолжать разговор – кстати, он из-за них теряет клиентов, – то лучше это сделать в другом месте, где он, по крайней мере, сможет покурить.

Ардери охотно согласилась на беседу в другом месте. Паоло собрал свои инструменты и сунул их под прилавок вместе с образцами масок на деревянных подставках. Линли обратил внимание на инструменты – они были острыми и могли быть использованы не только для его ремесла. Он знал, что Ардери тоже это заметила. Они переглянулись и вышли вслед за ди Фацио.

Там он зажег свою самокрутку и рассказал Линли и Ардери все остальное. Он думал, что они по-прежнему будут любовниками, но не учел желания Джемаймы подчиняться правилам.

– Секс запрещен, – сказал он, – Белла этого не позволяет.

– Она вообще настроена против секса? – поинтересовался Линли.

– Белла не разрешает секс между жильцами, – пояснил ди Фацио.

Он пытался убедить Джемайму продолжать потихоньку сексуальные отношения, ведь Белла спала как убитая этажом выше, а у Фрейзера Чаплина, третьего жильца, комната находится в цокольном этаже и он бы тоже ни о чем не догадался. Они же двое – Джемайма и ди Фацио – занимали две спальни на втором этаже дома. Белла никогда бы не узнала.

– Джемайма не согласилась, – продолжил ди Фацио, – Когда она пришла посмотреть комнату, Белла сразу ей сказала, что выгнала бывшую жиличку за то, что та сошлась с Фрейзером. Поймала ее рано утром выходящей из комнаты Фрейзера. Джемайма не хотела, чтобы с ней так же поступили: приличное жилье трудно найти, – поэтому она сказала, что секса больше не будет. Сначала секса не было у Беллы, а потом он и вовсе прекратился. Слишком много беспокойства, сказала она.

– Слишком много беспокойства? – переспросила Ардери. – А где вы занимались сексом?

– Не при народе, – ответил он, – И не в Абни-Парке, если вы к этому клоните. В моей студии.

У него было помещение, которое он делил с тремя другими художниками, у пересадочной станции «Клапам-джанкшн». Сначала они с Джемаймой ходили туда, но через несколько недель она отказалась.

– Она сказала, что ей не нравится обманывать.

– И вы ей поверили?

– А что мне оставалось? Она сказала, что все кончено, и закончила.

– Так же, как закончила с тем парнем, что распространяет открытки? Если верить тому, что она вам сказала?

– Похоже на то, – согласился ди Фацио.

Линли подумал, что это дает им обоим мотив для убийства.

Глава 11

Салон медиума Иоланды находился на территории рынка рядом с отелем «Куинсвей» в Бейсуотере. Барбара Хейверс и Уинстон Нката нашли его без труда, как только разыскали сам рынок, куда вошли через входные двери без всякой вывески, обнаружившиеся между крошечным газетным киоском и вездесущим дешевым магазином, торгующим дорожными сумками, – на эти магазины натыкаешься во всех углах Лондона. Рынок был одним из тех мест, мимо которых многие проходят, не замечая: помещения с низкими потолками, этнически ориентированные, где русские кафе сменялись азиатскими пекарнями, а магазины, торгующие кальянами, соседствовали с киосками, из которых звучала африканская музыка.

На вопрос Барбары и Нкаты, заданный в русском кафе, им сообщили, что на территории рынка есть место, называющееся «Духовная конюшня». Там и трудится медиум Иоланда. Судя по времени дня, она должна быть на месте.

Еще немного побродив, они добрались до «Духовной конюшни». Это место очень напоминало настоящую конюшню, с мощенной булыжником улицей, с помещениями, напоминающими стойла, как во всех лондонских конюшнях. Имелось и отличие – крыша как и над всем рынком. Это придавало «Духовной конюшне» мрачную атмосферу тайны и даже опасности. Должно быть, подумала Барбара, некоторые воображают, что сверху в любой момент может спрыгнуть Джек Потрошитель.

Всего на рынке работали три экстрасенса. В салоне Иоланды, на подоконнике единственного окна, занавешенного ради анонимности клиентов, были разложены предметы, свидетельствующие о роде занятий медиума: фарфоровая ладонь с обозначением судьбоносных линий, фарфоровый череп, астрологическая карта, колода карт таро. Не было только хрустального шара.

– Ты веришь в эту чушь? – спросила Барбара у Нкаты. – Гороскоп свой в газетах читаешь?

Уинстон сравнил свою ладонь с фарфоровой рукой на подоконнике.

– Если судить по этому, я должен был умереть на прошлой неделе, – заметил он и толкнул дверь плечом.

Ему пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой косяк, Барбара проследовала за ним в прихожую. Там горело какое-то снадобье и звучал ситар[33]33
  Индийский струнный щипковый музыкальный инструмент.


[Закрыть]. У стены стояло алебастровое божество в виде слона, напротив него висело распятие, похожее на куклу-качина[34]34
  Индейцы пуэбло изготавливают куклы-качина, которые ранее играли церемониальную роль, а в настоящее время являются одним из предметов сувенирной торговли.


[Закрыть], а огромный Будда на полу служил в качестве упора для двери. Судя по всему, Иоланда исповедовала все духовные направления.

– Есть кто живой? – крикнула Барбара.

Занавеска из бус раздвинулась, и вышла женщина. Она была одета не так, как ожидала Барбара. Обычно медиума воображают в цыганском наряде – в шарфах, в цветных ярких юбках, в золотых ожерельях и крупных серьгах в форме колец. На этой женщине был деловой костюм, который наверняка удостоился бы одобрения Изабеллы Ардери. Он отлично сидел на довольно плотном теле медиума, а «французский дизайн» заявлял о себе даже неискушенному взгляду Барбары. Единственным реверансом в сторону стереотипа был шарф, повязанный на голове вместо ленты. Кстати, волосы у нее были не черные, а какие-то оранжевые – довольно странный оттенок, по всей видимости следствие неудачного использования пергидроля.

– Вы Иоланда? – спросила Барбара.

Вместо ответа женщина приложила руки к ушам и зажмурилась.

– Да-да, хорошо! – Голос у нее был на удивление низкий, как у мужчины, – Да слышу я вас, черт возьми, слышу!

– Извините, – удивилась Барбара. Она не думала, что говорит громко. Наверное, медиумы очень чувствительны к звуку, – Я не хотела…

– Я ей скажу! Но перестаньте орать. Я не глухая, вы же знаете.

– Я не думала, что говорю громко, – Барбара достала свое удостоверение, – Скотленд-Ярд.

Иоланда открыла глаза, но не стала смотреть на удостоверение Барбары.

– Ну и крикун! – заметила она.

– Кто?

– Он говорит, что он ваш отец. Он говорит, что вы должны…

– Он умер, – сказала ей Барбара.

– Конечно умер. Как бы иначе я его услышала? Я слышу мертвецов.

– Так же, как вижу их я?

– Не умничайте. Хорошо! Хорошо! Не кричите! Ваш отец…

– Он никогда не кричал.

– А сейчас кричит, детка. Он говорит, что вы должны посетить вашу мать. Она по вам скучает.

Барбара в этом усомнилась. Когда в прошлый раз она навещала мать, та подумала, что видит перед собой свою соседку, миссис Густафсон, и впала в панику: в последние годы проживания в доме она боялась миссис Густафсон, ей казалось, что старуха превратилась в Люцифера. Она не поверила Барбаре, хотя та совала ей свое удостоверение личности и обращалась за помощью к другим обитателям богадельни в Гринфорде. С тех пор Барбара туда не приезжала и считала это разумным.

– Что мне ему сказать? – спросила Иоланда и снова заткнула уши, – Что? Ну конечно я вам верю! – Она снова обратилась к Барбаре: – Джеймс, да? Но ведь его не так звали?

– Джимми.

Барбара смущенно переступила с ноги на ногу и посмотрела на Уинстона. Тот, кажется, тоже ожидал неприятного послания от кого-то в загробном мире.

– Скажите, что я приеду. Завтра. В любое время.

– Вы не должны лгать духам.

– Ну хорошо, на следующей неделе.

Иоланда закрыла глаза.

– Она сказала, что приедет на следующей неделе, Джеймс, – И снова обратилась к Барбаре: – А раньше не сможете? Он очень настаивает.

– Скажите ему, что я на расследовании. Он поймет. Очевидно, он понял, потому что, передав в загробный мир это сообщение, Иоланда вздохнула с облегчением и обратила свое внимание на Уинстона. Она сказала, что у него великолепная аура. Хорошо оформленная, необычная, блестящая. Фан-та-сти-ческая.

– Спасибо, – вежливо сказал Нката, – Не могли бы мы поговорить, мисс…

– Просто Иоланда, – сказала она.

– А что, другого имени нет? – спросила Барбара. Они должны составить протокол. Так положено, Иоланда должна это понять.

– Полиция? Я здесь на законных основаниях, – сказала Иоланда, – У меня лицензия есть. Могу показать.

– Я верю. Мы пришли не с проверкой вашего бизнеса. Итак, ваше полное имя…

Как и следовало ожидать, оказалось, что Иоланда – это псевдоним. Имя Шерон Прайс для ее ремесла явно не годилось.

– Вы мисс или миссис Прайс? – спросил Нката, держа наготове свою записную книжку и механический карандаш.

Иоланда сказала, что она миссис. Ее муж – таксист, а двое их детей выросли и вылетели из гнезда.

– Вы здесь из-за нее? – проницательно спросила Иоланда.

– Так вы знаете Джемайму Хастингс? – спросил Нката. Иоланда не обратила внимания на то, как он произнес этот глагол.

– Ну да, я знаю Джемайму. Но я говорила не о ней. Я имела в виду ее, эту корову из Патни. Это она вам позвонила? Какая наглая!

Они все еще стояли в прихожей, и Барбара спросила, где им присесть для разговора. Иоланда пригласила их пройти вслед за ней сквозь занавеску из бусин. В комнате они увидели диван возле стены, а посредине – круглый стол с нанесенным на него часовым циферблатом. Возле двенадцати часов стоял похожий на трон стул. Иоланда уселась на него и жестом показала, чтобы Хейверс и Нката заняли места возле цифр «три» и «семь» соответственно. Вероятно, дело было в наличии или отсутствии ауры.

– Я о вас немного беспокоюсь, – сказала Иоланда Барбаре.

– И не только вы.

Барбара взглянула на Нкату. Тот смотрел на нее с искренней озабоченностью. Должно быть, сожалел, что у нее нет ауры.

– Я с тобой позже разберусь, – сказала она вполголоса, и Уинстон спрятал улыбку.

– О, да я вижу, вы неверующие, – произнесла Иоланда своим странным мужским голосом.

Она нагнулась под стол, и Барбара подумала, что сейчас произойдет левитация, но медиум вынула то, что, очевидно, и стало причиной изменения ее голосовых связок, – пачку «Данхилла». Она зажгла сигарету и подвинула пачку Барбаре. Судя по всему, она была уверена в том, что Барбара курит.

– Вижу, что вам хочется, – заметила она, – Прошу. Извините, милый, – сказала она Уинстону, – Но не волнуйтесь. Вы умрете не от пассивного курения. Если захотите знать больше, вам придется заплатить пять фунтов.

– Вообще-то я люблю сюрпризы, – ответил он.

– Как хотите, дорогой, – Она с удовольствием затянулась и поудобнее устроилась на своем троне, готовясь к разговору, – Я не хочу, чтобы она жила в Патни. Не столько в Патни, сколько у нее, и под этими словами я подразумеваю ее дом.

– Вы не хотели, чтобы Джемайма жила в доме миссис Макхаггис? – спросила Барбара.

– Да, – Иоланда сбросила пепел на пол. Он был покрыт персидским ковром, но медиума это не беспокоило, – Дома смерти требуют очищения. В каждой комнате должен гореть шалфей. Можете мне поверить: просто помахать им не годится. И я говорю не о том шалфее, что продают на рынке. Вы думаете, его можно купить в отделе пряностей в «Сейнс-бериз»[35]35
  Название фирменных гастрономов и продовольственных магазинов самообслуживания.


[Закрыть], положить чайную ложку в пепельницу и зажечь? Ни в коем случае! Нужно взять настоящий шалфей, который и предназначен для этой цели. И зажечь его надо с определенными молитвами. Тогда духи освободятся, место очистится от смерти и станет здоровым для тех, кто там живет.

Барбара заметила, что Уинстон записывает речь медиума в записную книжку, словно намерен очистить какое-то помещение.

– Извините, миссис Прайс, но…

– Бога ради, зовите меня Иоландой.

– Хорошо, Иоланда. Вы намекаете на то, что случилось с Джемаймой Хастингс?

Иоланду озадачил этот вопрос.

– Я намекаю, что она живет в доме смерти. Макхаггис – поразительно, как ей подходит это имя![36]36
  Английское слово hag означает «ведьма».


[Закрыть] – вдова. В этом доме умер ее муж.

– При подозрительных обстоятельствах?

– Вам лучше спросить об этом у самой Макхаггис, – хмыкнула Иоланда, – Каждый раз, когда я прохожу мимо ее дома, я вижу заразу, сочащуюся из окон. Мне нужно быть более настойчивой.

– Поэтому вы и позвонили копам? – спросила Барбара, – Кто им позвонил? Я спрашиваю потому, что, как нам стало известно, вам велено перестать преследовать Джемайму. Нам сказали…

– Это все домыслы, – прервала ее Иоланда, – Я выразила озабоченность. Я очень тревожилась, поэтому снова вмешалась. Возможно, я была немного… Возможно, перешла черту и стала подглядывать, но что мне было делать? Позволить ей вянуть? Каждый раз, когда я ее встречаю, она все больше сморщивается, так неужели я буду стоять и ничего не делать? Неужели стану молчать?

– Все больше сморщивается, – повторила Барбара, – Что именно?

– Ее аура, – услужливо подсказал Нката.

Похоже, он был в теме.

– Да, – подтвердила Иоланда, – Когда я впервые увидела Джемайму, она цвела. Не так, как вы, милый, – сказала она Нкате, – но заметнее, чем другие люди.

– Как вы с ней встретились? – спросила Барбара.

Довольно об аурах, тем более что и Уинстон явно переключился на эту волну.

– На катке. Не на самом катке, разумеется. По дороге с катка. Нас познакомил Эббот. Мы с Эбботом зашли в кафе выпить кофе. Я с ним познакомилась в магазине. У него тоже очень приятная аура…

– Понятно, – пробормотала Барбара.

– …и он так страдает из-за своих жен, бывших жен, а я хотела, чтобы он так не мучился. Мужчина может только то, что может. Если он не способен оказывать им достаточную поддержку, то зачем страдать? Так ведь можно вырыть себе могилу. Он делает то, что может. Он тренирует. Прогуливает в парке собак. Учит детей читать. Чего еще хотят от него эти три кошелки?

– И в самом деле, – поддакнула Барбара.

– Кто такой этот парень? – спросил Уинстон.

Иоланда сказала, что его зовут Эббот Лангер. Он работает тренером в заведении «Куинс айс энд боул»[37]37
  Каток и боулинг (англ.).


[Закрыть], напротив ее рынка.

Оказалось, что Джемайма Хастингс брала у Эббота Лангера уроки катания на коньках, и Иоланда повстречала их за чашкой кофе в русском кафе на этом же рынке. Эббот представил их друг другу. Иоланда восхитилась аурой Джемаймы…

– Разумеется, – пробормотала Барбара.

…и задала Джемайме несколько вопросов. Они разговорились, и Иоланда вручила ей свою визитку.

– Она приходила ко мне три или четыре раза.

– О чем она спрашивала?

Иоланда умудрилась в момент затяжки выразить возмущение.

– Я не обсуждаю своих клиентов. В моем салоне все разговоры конфиденциальны.

– Нам нужна общая идея.

– Будто вы сами не знаете, – Иоланда выпустила тонкую струйку дыма, – Все как и у других. Она хочет поговорить о мужчине. Они все хотят об этом поговорить. Все разговоры о мужчине. Будет он? Не будет? Будут они? Не будут? Должна она? Не должна? Прежде всего меня беспокоит дом, в котором она живет, но разве она хочет об этом слышать? Разве хочет знать, где ей следует жить?

– А где ей надо жить? – спросила Барбара.

– Только не там. Там я вижу опасность. Я даже предложила ей комнату в своем доме по сходной цене. У нас есть две свободные комнаты, и они очищены, но ей не захотелось покидать миссис Макхаггис. Признаю, я действовала излишне настойчиво. Не надо было мне постоянно говорить об этом. Но ведь делала я это только потому, что ей необходимо выбраться оттуда, что же мне прикажете делать? Молчать? Говорить «будь что будет»? Ждать, пока что-нибудь не случится?

До Барбары дошло, что Иоланда не знает о смерти Джемаймы, и это было довольно странно, ведь она как-никак медиум и к ней явились легавые, задают вопросы о ее клиентке. С одной стороны, имя Джемаймы в прессе не было названо, потому что журналисты еще не добрались до ее семьи. С другой стороны, если Иоланда свободно общается с отцом Барбары, то почему дух Джемаймы не крикнет ей что-нибудь из потустороннего мира?

Подумав об отце, Барбара подозрительно взглянула на Нкату. Уж не связался ли этот гад заранее с Иоландой? Может, позвонил ей и сообщил подробности частной жизни Барбары? С него станет! Он мастер пошутить.

– Иоланда, прежде чем продолжим, мне надо кое-что прояснить: Джемайма Хастингс мертва. Ее убили четыре дня назад в Абни-Парке, в Стоук-Ньюингтоне.

Молчание. А потом Иоланда соскочила со своего трона, словно ошпаренная. Кресло отъехало назад. Иоланда швырнула на ковер сигарету, наступила на нее ногой (Барбара надеялась, что она как следует ее потушила, не хватает еще и пожара), раскинула руки и закричала:

– Я знала! Знала! О, простите меня, бессмертные!

Потом она упала на стол, все так же раскинув руки. Одна ее рука протянулась к Нкате, а другая – к Барбаре. Когда они не сделали то, чего она хотела, Иоланда хлопнула ладонями по столу и снова потянулась к ним. Они вынуждены были взять ее за руки.

– Она здесь, среди нас! – завопила Иоланда, – О, скажи мне, любимая. Кто? Кто?

Она начала стонать.

– Господи Иисусе!

Барбара в ужасе посмотрела на Уинстона. Что им делать – вызвать помощь? Девятьсот девяносто девять или что? Может, ей воды принести? Или шалфей поможет?

– Темный, как ночь, – прошептала Иоланда. Голос ее совсем охрип, – Он темный, как ночь.

«Какой же еще? – подумала Барбара, – Почему-то они все такие».

– Вместе со своим соучастником солнцем он идет на нее. Они делают это вместе. Он был не один. Я его вижу. Я вижу его. О моя любимая!

Она завопила и потеряла сознание. Или притворилась?

– Черт возьми! – прошептал Нката и посмотрел на Барбару.

Ей хотелось сказать, что раз у него роскошная аура, то ему и решать, что делать. Но вместо этого она поднялась из-за стола, он сделал то же самое, вдвоем они поставили на место трон Иоланты, усадили ее и опустили ей голову между колен.

Она пришла в себя (это случилось так быстро, что они усомнились в истинности ее обморока) и принялась стонать, упоминая Макхаггис, дом, Джемайму и вопросы Джемаймы: «Он меня любит, Иоланда? Он тот, кто мне нужен, Иоланда? Должна ли я сделать то, что он просит, Иоланда?» Но кроме стонов «темный, как ночь, что накрыла меня» – Барбаре эта фраза напомнила строку из какого-то стихотворения, – Иоланда ничего полезного не сообщила. Она сказала, что Эббот Лангер, возможно, знает, почему Джемайма так увлеклась катанием на коньках. Он был поражен ее рвением к урокам.