Текст книги "Обман"

– А это – она с гордостью указала на детей, – сыновья Муханнада. И скоро, – тут она с многозначительной гримасой ткнула пальцем в живот, – ожидается третий сын, третий за три года замужества. Третий сын Муханнада Малика.

Ну и ну, мысленно покачала головой Барбара. Этой женщине необходимо завести какое-либо хобби; может быть, тогда она станет тратить меньше времени на разговоры.

– Мне надо поговорить с Сале, – прервала женщину Барбара. – Будьте добры, позовите ее ко мне.

Но оказалось, что это невозможно. Сале была на фабрике.

– Всегда лучше занять себя какой-либо работой, когда твое сердце разбито, вы согласны? – спросила женщина, и снова Барбара уловила нотки радости в ее голосе, хотя радость была совершенно несовместима со смыслом того, что она сказала. По всему телу у Барбары пробежали мурашки.

Барбара добралась до здания, в котором размещалась компания Малика. Подходя к главному входу, она достала из сумки чек из ювелирного магазина и сунула его в карман брюк.

Хейверс вошла в здание фабрики, где было жарче, чем на улице; ей сразу бросилось в глаза, что папоротники, росшие в горшках, стоявших по обе стороны стола в приемной, вот-вот испустят дух. Молодая женщина, сидевшая за компьютером, была свежая, как утренний цветок, несмотря на то, что была одета с головы до ног. Из рукавов выглядывали только запястья, а ее черные волосы были почти полностью покрыты обычной для мусульманок шалью. Густые длинные волосы были заплетены в толстую косу, спускавшуюся по спине ниже талии.

К ребру столешницы была прикреплена табличка с именем, глянув на которую Барбара поняла, что поиски Сале Малик успешно завершились. Она протянула девушке удостоверение, представилась и спросила:

– Мы можем поговорить?

Взгляд девушки метнулся в сторону наполовину застекленной двери, за которой находилось что-то вроде отдела рекламы.

– Со мной?

– Вы ведь Сале Малик, верно?

– Да, но, если вы хотите говорить о Хайтаме, то я уже говорила об этом с полицией. Я говорила с ними в самый первый день. – На столе лежала длинная компьютерная распечатка. Приглядевшись, Барбара поняла, что это список фамилий. Взяв желтый маркер, Сале принялась выделять им некоторые фамилии и вычеркивать карандашом другие.

– А вы рассказывали им о браслете? – спросила Барбара.

Сале не подняла глаз от распечатки, но Барбара заметила, как ее брови на мгновение сошлись. Возможно, она просто сосредоточилась, ведь работа со списком имен требует концентрации внимания. Но с другой стороны, вопрос Барбары, возможно, ее озадачил.

– О браслете? – переспросила она.

– Об изделии, изготовленном ювелиром по имени Алоисиус Кеннеди. Из золота. С гравировкой «Жизнь начинается сейчас». Вспомнили?

– Не понимаю, почему вас это интересует, – ответила девушка. – Какое отношение имеет этот золотой браслет к смерти Хайтама?

– Не знаю, – пожала плечами Барбара. – Возможно, и никакого. Я думала, может быть, вы мне об этом скажете. Это, – она положила чек на стол, – было найдено в его вещах. Кстати, чек был в запертом на замок кейсе. Вы не знаете почему? Или для начала хотя бы скажите, как он мог оказаться у него.

Сале надела колпачок на желтый маркер и положила его рядом с карандашом на список фамилий. У нее очень красивые руки, отметила про себя Барбара, изящные тонкие пальцы с ухоженными аккуратно закругленными ногтями. Ни на одном из пальцев не было кольца.

Барбара молча ждала ответа. Периферическим зрением она уловила какое-то движение в глубине коридора, куда из приемной вела открытая дверь, и инстинктивно посмотрела в ту сторону. В коридоре, в дальнем его конце, Эмили Барлоу разговаривала с пакистанцем средних лет, в котором по одежде можно было безошибочно узнать самого главного. Акрам Малик? Она представляла его себе не таким старым и не таким мрачным. Барбара снова перевела взгляд на Сале.

– Понятия не имею, – ответила девушка. – Я не знаю, как он попал к нему. – Она, казалось, обращалась скорее к чеку, чем к Барбаре. – Возможно, он хотел отблагодарить кого-то и не нашел ничего лучше, чем купить этот браслет. Хайтам был очень добрым человеком. Очень добрым. Нет ничего удивительного в том, что он захотел узнать стоимость вещи, чтобы подарок соответствовал оказанной ему услуге.

– Простите, как у вас называется такой обычай?

– Лена-дена, – ответила Сале. – Дарение подарков. Мы следуем этому обычаю при установлении новых родственных отношений.

– Так этот золотой браслет был подарком ему? От вас? Мистеру Кураши?

– Я ведь была его невестой, и мой подарок символизировал мое согласие. А он сделал такой же символический подарок.

И снова Барбара не получила ответа на вопрос о том, где сейчас находится этот браслет – ведь среди вещей Кураши его не было. В сообщении полиции также не было сказано, что украшение было обнаружено при осмотре тела. Мог ли кто-то выследить жертву и тщательно подготовить убийство с целью завладения золотым браслетом? Ведь людей часто убивают и за менее ценные вещи, это, конечно, так, но в этом случае… Почему же эта версия кажется ей настолько неправдоподобной?

– Но при нем браслета не оказалось, – сказала Барбара. – Его не нашли ни на его теле, ни в его номере в отеле «Пепелище». Вы не могли бы объяснить, в чем дело?

Сале выделила желтым маркером очередную фамилию.

– Я так и не отдала ему браслет, – ответила она. – Я должна была подарить ему его в день никах.

– Что это за день?

– Это день официального подписания нашего брачного контракта.

– Стало быть, браслет у вас?

– Нет. Зачем он мне теперь? Когда Хайтама убили, я взяла… – Она замолчала. Ее проворные пальцы выровняли стопку бумаги, лежавшую перед принтером. – Это звучит абсурдно и наивно, словно эпизод романа девятнадцатого века. Когда Хайтама убили, я взяла браслет и бросила его в море с пирса. С конца пирса. Я думаю, это было своего рода прощанием.

– И когда это произошло?

– В субботу. В тот день, когда полиция сообщила мне, что с ним случилось.

Однако это объяснение не прояснило ситуации с чеком.

– Значит, он ничего не знал о браслете?

– Не знал.

– А зачем тогда ему понадобился этот чек?

– Не могу сказать. Но, должно быть, он знал, что я собираюсь сделать ему подарок. Такова традиция.

– В соответствии с… как вы это назвали?

– Лена-дена. В соответствии с этим обычаем. А он, должно быть, не хотел, чтобы его подарок мне стоил дешевле моего подарка ему. Ведь это было бы оскорблением для моей семьи, а Хайтам был очень щепетильным в таких вещах. Я думаю… – Тут она впервые за время их разговора подняла глаза на Барбару. – Я думаю, он по собственной инициативе предпринял расследование, благодаря которому выяснил, что именно и где я купила ему в подарок. Не составляет особого труда найти магазины, в которых можно найти подарки к определенным событиям, таким, как никах.

Ее объяснение звучит убедительно, подумала Барбара. Даже слишком убедительно. Единственно, что настораживало, почему ни Рейчел Уинфилд, ни ее мать не сказали ничего в поддержку только что высказанной гипотезы.

– С конца пирса, – как бы про себя повторила Барбара. – А в котором часу это произошло?

– Не знаю. Я не смотрела на часы.

– Я не спрашиваю, во сколько именно. Это было утром? Днем? Вечером?

– Днем. Полиция пришла к нам утром.

Да, слишком поздно она поняла, куда клонит Барбара. Во взгляде мелькнула тревога, но Сале, казалось, понимала, что если она исправит только что сказанное, то сделает себе хуже.

– Это было днем, – повторила она.

А ведь женщину, одетую так, как одевается Сале, непременно заметил бы… хоть кто-то. Ведь пирс ремонтировался. В то самое утро и сама Барбара видела рабочих, снующих по лесам, установленным по фасаду здания, строящегося как раз на том месте, где Сале, по ее словам, выбросила этот золотой браслет. Итак, на пирсе следовало найти кого-то, кто мог бы подтвердить правдивость рассказа Сале.

Внимание Барбары снова привлекло какое-то движение в смежном с приемной офисе. На этот раз это была не Эмили; в поле зрения Барбары появились двое мужчин-азиатов. Они подошли к кульману и с серьезными лицами принялись обсуждать что-то с третьим мужчиной-азиатом, склонившимся над доской чертежного стола. При взгляде на них в памяти Барбары всплыло имя из записной книжки Кураши.

– Ф. Кумар, – обратилась она к Сале. – Это кто-нибудь из работающих там?

– В этом офисе? Нет.

– А в каком офисе?

– Ни в каком – ни в бухгалтерии и ни в отделе продаж. Среди служащих нет человека с такой фамилией. – Она кивнула в сторону застекленной двери. – Но на самой фабрике… на производстве… Я знаю постоянных производственных рабочих, но, кроме них, мы приглашаем людей на временную работу – например, для наклеивания этикеток, когда идет большой заказ.

– Вы имеете в виду временных рабочих?

– Да. Но их я не знаю. Никогда не встречала этого имени в таких документах. – Она провела ладонью по лежащей перед ней распечатке. – Но поскольку мы не начисляем зарплату временным рабочим на компьютере, я не имею с ними дела.

– А кто же имеет дело с временными рабочими?

– Начальник производства.

– Хайтам Кураши, – подсказала Барбара.

– Да, а до него мистер Армстронг.

Вот так на фабрике Малика пересеклись пути Эмили и Барбары, которую Сале отвела на встречу с мистером Армстронгом.

Если размер окна свидетельствовал о чем-либо – как это имело место в Нью-Скотленд-Ярде, где степень значимости сотрудника измерялась количеством окон в его кабинете, – тогда служебное положение Иана Армстронга можно было назвать особым, хотя оно и было временным. После того, как Сале негромко постучала в дверь и они, услышав приглашение, вошли, Барбара увидела комнату, просторную настолько, что в ней, не создавая тесноты, разместились письменный стол и круглый стол для совещаний, окруженный шестью стульями. Поскольку это было внутренним помещением фабрики, то окон в офисе Армстронга не было. С лица Иана струился пот – то ли от жары, то ли от вопросов, заданных Эмили Барлоу.

– …никакой необходимости вести Мики в прошлую пятницу к врачу, – говорил Армстронг, когда открылась дверь и Барбара возникла на пороге его офиса. – Мики, между прочим, это мой сын. Его зовут Мики.

– У него была температура? – Заметив Барбару, Эмили кивнула, приглашая зайти в комнату. Сале, закрыв за Барбарой дверь, ушла.

– Да, но у детей часто скачет температура. – Взгляд Армстронга скользнул по Барбаре, а затем снова обратился к Эмили. Казалось, он не замечал ручейков, струящихся по щекам с его мокрого лба.

Что касается Эмили, то она выглядела так, словно в ее венах текла не кровь, а фреон. С ничего не выражающим лицом Барлоу сидела за столом для совещаний; перед ней стоял портативный кассетный диктофон, записывающий ответы Армстронга.

– Если у ребенка горячий лоб, совсем не обязательно сразу же тащить его в реанимацию, – объяснял Иан. – К тому же у ребенка часто болели уши, и мы знали, что делать в таком случае. У нас есть капли. Капли и согревающий компресс. И ему сразу становится легче.

– Кто-нибудь, кроме вашей жены, может это подтвердить? Может, вы в ту пятницу звонили родителям жены, чтобы спросить у них совета? Или своим родителям? Соседу? Другу?

Выражение его лица стало мрачно сосредоточенным.

– Я… если вы позволите подумать…

– Конечно, подумайте, мистер Армстронг, – согласилась Эмили. – Сейчас главное – точность.

– Понимаете, я никогда раньше не оказывался в подобных ситуациях, и сейчас мне трудно собраться с мыслями. Вы понимаете, о чем я?..

– Естественно, – кивнула головой Эмили.

Пока руководитель следственной группы ждала ответа, Барбара обвела глазами офис. Он был небольшим, но удобным для работы. На стенах висели рекламные плакаты в рамках. Письменный стол на стальном каркасе, стальные шкафы и полки. Стол для совещаний и стоящие вокруг него стулья были сравнительно новыми, но не выглядели дорогими. Единственные достойные внимания предметы стояли на рабочем столе Армстронга. Это были фотографии в рамках. Три фотографии. Барбара подошла ближе, чтобы получше рассмотреть их. На одной была женщина с кислым выражением лица и светлыми волосами, уложенными в прическу, модную в начале шестидесятых годов; на другой мальчик с серьезным лицом разговаривал с Санта-Клаусом; на третьей было представлено все счастливое семейство: на ступеньке лестницы сидела мать, держащая на коленях сына, а отец стоял позади них, положив руки на плечи матери. На фото Армстронг выглядел удивленно-испуганным, словно отцом семейства он стал только что и еще не перестал удивляться этому неожиданно случившемуся превращению.

Иан, как видно, вновь обосновался на фабрике как временный работник. Барбара представила себе, как нынешним утром он торопливо вошел в свой офис с кейсом, в котором были эти фотографии; напевая под нос что-то веселое, достал фотографии, носовым платком стер с них пыль, поставил их на прежние места и только после этого приступил к работе.

Однако то, что она себе представила, совершенно не вязалось с тем, как Армстронг вел себя сейчас. Он испуганно смотрел на Барбару, словно опасаясь, что она собирается обыскать его письменный стол. Эмили наконец-то представила их друг другу.

– А, еще одна… – Он сделал судорожное глотательное движение, как будто проглотил что-то, мешавшее ему говорить. После долгой паузы он произнес: – Родителям жены. – Чуть помолчав и словно обретя силы, он продолжал: – Я точно не помню время, но уверен в том, что говорил с ними в пятницу вечером. Они знали, что Мики нездоров, и позвонили нам. – Он улыбнулся. – Я забыл об этом, потому что вы спросили, не звонил ли я им, а в действительности было наоборот.

– И примерно во сколько это было? – спросила Эмили.

– Вы спрашиваете, когда они звонили? Спустя некоторое время после выпуска новостей. На Ай-ти-ви[57]57
  А й – т и – ви (ITV) – Независимое телевидение.


[Закрыть].

Это что-то в районе десяти часов, отметила про себя Барбара. Она наблюдала за ним сквозь прищуренные веки и гадала, какую часть сказанного он только что придумал и через какое время после их с Эмили ухода из его офиса он схватится за трубку, чтобы уговорить тестя и тещу подтвердить только что рассказанную им сказку.

Пока Барбара обдумывала реальность алиби Армстронга, Эмили перешла на другую тему: на Хайтама Кураши и на то, какие отношения были между ним и Армстронгом. По словам временного начальника производства, между ними сложились вполне нормальные отношения. Прекрасные отношения; они относились друг другу, как родные братья – так выразился Армстронг.

– Насколько мне известно, здесь, на фабрике, никаких врагов у него не было, – заключил Армстронг. – И конечно же, если смотреть правде в глаза, фабричные рабочие были рады иметь его своим начальником.

– И не сожалели о том, что вы уходите? – поинтересовалась Эмили.

– Думаю, именно так и было, – согласился Армстронг. – Большинство наших рабочих – азиаты, и, конечно, они предпочитают, чтобы ими командовал кто-то из своих, а не англичанин. Если вдуматься, то они правы, верно ведь? – Он посмотрел на Эмили, потом перевел взгляд на Барбару, ожидая, что кто-нибудь из них его поддержит. Обе женщины молчали, никак не выражая своего отношения к сказанному. Тогда он продолжил свою мысль: – Нет, здесь врагов у него не было. Если вы ищете среди рабочих того, у кого могла бы быть причина его убить, я не представляю, как и с чего вы могли бы начать свои поиски. Я вернулся сюда всего несколько часов назад и могу заверить вас, что не увидел ничего, кроме истинной скорби среди его соплеменников.

– А что вам известно о человеке по имени Кумар? – обратилась к нему Барбара, сидевшая рядом с Эмили.

– Кумар? – Армстронг сосредоточенно нахмурил брови.

– Ф. Кумар. Вам знакомо это имя?

– Нет, не знакомо. Это кто-то из наших рабочих? Ведь я знаю всех на этой фабрике… Мне это положено по положению. Может быть, мистер Кураши принял на работу кого-то, с кем я еще не встретился…

– Мисс Малик полагает, что это может быть кто-либо из временных рабочих, нанимаемых в авральные периоды. Она упомянула, что временных рабочих нанимают на наклеивание этикеток.

– Временных рабочих? – Армстронг озадаченно посмотрел на Эмили. – Если я могу… – сказал он таким голосом, словно у него уже не было сомнений в том, что для нее он подозреваемый, подошел к одной из полок, взял с нее увесистый гроссбух и, положив его на стол для совещаний, сказал: – Мы всегда очень аккуратно ведем записи. Ведь для репутации мистера Малика нанимать на работу нелегалов равносильно бедствию.

– А что, и здесь это тоже является проблемой? – спросила Барбара. – Насколько мне известно, нелегалы – это головная боль для таких городов, как Лондон или Бирмингем, ведь там большие азиатские общины?

– Да, конечно. Для них это проблема, – подтвердил Армстронг, перелистывая страницы и пробегая глазами по проставленным сверху датам. – Но мы находимся невдалеке от портов. Нелегалам легче проникнуть через порты, поэтому мистер Малик постоянно призывает к бдительности. Мы не должны принимать никого из них.

– А если бы мистер Малик нанимал нелегалов, мог бы Хайтам Кураши обнаружить это? – поинтересовалась Барбара.

Иан Армстронг оторвал взгляд от книги. Он ясно понял смысл ее вопроса, а она по его виду поняла, что доставила ему облегчение, переведя внимание на другие личности. Но тем не менее не попытался уклониться от прямого ответа.

– Возможно, он что-то подозревал. Но если ему представляют хорошо сделанные документы, как можно усомниться в чем-либо. Ведь он не был англичанином. Так как же он мог знать, на что обращать внимание?

«А как англичанин мог знать об этом?» – мелькнуло в голове Барбары.

Армстронг пристальным взглядом изучал страницу в гроссбухе, затем, перевернув ее, пробежал глазами по двум другим.

– Вот самый свежий список временных рабочих, – сказал он, подняв глаза на женщин. – Но Кумара среди них нет. Сожалею, но это так.

Значит, Кураши должен был контактировать с ним на другой почве, решила Барбара. Но на какой? Может быть, они встречались в той самой пакистанской организации, которую, по словам Эмили, создал Муханнад Малик? Это было возможно.

– А вы регистрируете тех, кого Кураши уволил? – спросила Эмили. – Из временных рабочих и постоянных? Данные о них тоже в этой книге?

– Личные дела уволенных, естественно, хранятся в архиве, – ответил Армстронг, указав рукой на один из стоящих у стены шкафов. Его голос звучал слабо, словно издалека; сам он откинулся на спинку стула и задумчиво смотрел перед собой. То, о чем он сейчас думал, вероятно, успокоило его; достав носовой платок, Иан промокнул им взмокшее лицо.

– Вы подумали о чем-то другом? – обратилась к нему Эмили.

– Об уволенных рабочих? – задала наводящий вопрос Барбара.

– Возможно, это и несущественно. Я всего лишь знаю о том, что случилось, потому что говорил с одним из тех, кто работал вместе с этим парнем в транспортном цехе. Там был довольно большой шум.

– А из-за чего?

– Тревор Раддок, молодой парень из города. Примерно три недели назад Хайтам выгнал его с работы. – Армстронг подошел к одному из шкафов и стал перебирать находящиеся в нем папки. Вынув одну из папок, он, читая перечень документов, подшитых в ней, подошел к столу. – Ага, вот он… О, Господи. Да, не очень приятная бумага. – Иан с улыбкой посмотрел на женщин. Видимо, он прочитал что-то хорошее для себя в личном деле Тревора Раддока, но старался не показать своей радости. – Тревора, как сказано в этом документе, уволили за воровство. Докладная записка написана рукой Хайтама. Он поймал Тревора с поличным, когда тот выносил ящик с товаром. Хайтам уволил его немедленно.

– Вы сказали, что он молодой парень, – обратилась к Армстронгу Барбара. – А сколько ему лет?

– Двадцать один, – ответил Армстронг, заглянув в папку.

Эмили поняла ход ее мыслей.

– Он женат? Дети есть?

Армстронг тоже понял, куда дует ветер.

– Нет, – ответил он. – Но Раддок живет дома, как указано в его заявлении о приеме на работу. А я точно знаю, что в этом доме живут пять детей вместе с Тревором, его матерью и отцом. Судя по адресу, я могу заключить, что они живут не в престижном районе. Могу также предположить, что его семье были необходимы деньги, которые он зарабатывал. Так обычно бывает в домах, расположенных в этой части города.

Сказав это, Армстронг внезапно осознал, что его попытка перевести стрелки на другого еще более усилит их подозрения к нему.

– Но мистер Малик вмешался, – поспешно добавил он. – В личном деле Тревора есть копия письма, которое хозяин написал одному из городских бизнесменов, прося его дать Тревору шанс искупить свою вину честным трудом.

– И где же? – спросила Барбара.

– Ему дали работу на Увеселительном пирсе. Не сомневаюсь, что вы найдете его там. Я имею в виду, если вы захотите побеседовать с ним о его взаимоотношениях с мистером Кураши.

Эмили, потянув руку, выключила диктофон. Армстронг вздохнул с облегчением, наконец-то он сорвался с крючка. Но стоило Эмили заговорить, как он снова очутился на крючке.

– Вам запрещается выезд из города в течение следующих нескольких дней, вам понятно? – подчеркнуто любезным голосом спросила она.

– Я и не собирался никуда…

– Отлично, – мило улыбнувшись, сказала Эмили Барлоу. – Нам, без сомнения, захочется еще раз побеседовать с вами. А также и с родителями вашей супруги.

– Понимаю. А как насчет… Тревора… мистера Раддока? Я уверен, вы захотите…

Он снова не мог закончить фразу. Не осмелился. У Раддока был мотив – эти слова Иан Армстронг не осмелился произнести вслух. Хотя они оба потеряли работу из-за Хайтама Кураши, но ведь только одному из них смерть пакистанца моментально принесла удачу. А им, сидящим сейчас за столом, известно, что основную выгоду от единственного акта насилия со смертельным исходом, случившегося на полуострове Тендринг за более чем пятилетний период, получил тот, кто сидит сейчас в офисе, где раньше сидел мистер Кураши, и снова исполняет ту работу, которой лишился после того, как Хайтам приехал в Англию.