Текст книги "Обман"

– Послушай, юноша, только не пытайся убеждать меня в том, что не разделяешь моих чувств. В конце концов, ты – Шоу, и знаешь это. У нас своя дорога, у них – своя, и мир изменится к лучшему, если все мы будем держаться друг друга. – Она постучала по столу костяшками пальцев, привлекая его внимание. – Только посмей сказать, что ты не согласен. У тебя было достаточно стычек с цветными мальчишками в школьные годы.

– Ба…

Что это за нотки слышатся в его голосе? Раздражение? Вкрадчивость? Умиротворенность? Снисходительность? Агата, прищурившись, пристально смотрела на внука.

– Что? – повелительным тоном спросила она.

Тео в задумчивости провел пальцем по краю чашки.

– Это еще не все, – сказал он наконец. – Я остановился на пристани. После того, что произошло на заседании совета, я вдруг подумал, что неплохо было бы проверить, насколько плавно работают тяговые приводы аттракционов. Кстати, поэтому я и опоздал.

– И?

– И я думаю, что побывал там не зря. Я наблюдал за пятью парнями, затеявшими шумную перебранку на пристани рядом с галереей.

– Ну и что? Кем бы они ни были, я думаю, что с божьей помощью ты прогнал их оттуда. Если у пристани появится репутация тусовочного места окрестных хулиганов, отравляющих жизнь туристам, нам придется похоронить наши планы реконструкции.

– Это были не хулиганы, – ответил Тео. – И не туристы.

– Тогда кто? – вновь раздражаясь, спросила Агата.

От прилива крови к голове у нее шумело в ушах. Если давление снова поднимется, ей здорово достанется от доктора при следующей встрече. Он, без сомнения, продлит еще на шесть месяцев курс реабилитации, который ей наверняка не выдержать.

– Это были подростки, – сказал Тео. – Городские мальчишки. Азиаты и англичане. Двое были с ножами.

– Так именно об этом я и говорю. Когда люди сходят со своего пути, они сразу попадают в беду. Если разрешить иммиграцию из стран, где человеческая жизнь не стоит ни гроша, то надо быть готовым к тому, что пришельцы из этих стран, носители новой культуры, будут свободно разгуливать с ножами. Если честно, Тео, то тебе повезло, что в руках у этих маленьких язычников не было ятаганов.

Тео резким движением встал на ноги. Подошел к столу, на котором стояла тарелка с сандвичами. Взял один сандвич, потом положил его на место. Повел плечами.

– Ба, эти парни с ножами в руках были англичанами.

Она удивилась, но достаточно быстро придя в себя, спросила с насмешкой в голосе:

– Надеюсь, ты отобрал у них ножи?

– Отобрал. Но дело совсем не в этом.

– Тогда, Тео, будь милостив и скажи мне, в чем дело.

– Обстановка накаляется. И ничего хорошего ждать не следует. Балфорд-ле-Нец ждут большие неприятности.

Глава 3

Поиск подходящего маршрута в Эссекс можно считать неудачей, даже если вы его нашли, а если не нашли, то это тоже неудача. Барбаре предстояло сделать выбор: либо пересечь бо́льшую часть Лондона, прокладывая путь в сплошном потоке машин, либо поехать по незнакомой дороге М25, предназначенной для большегрузных автомобилей и проложенной по дуге за границей мегаполиса; даже в самые лучшие времена тому, кто решался ехать по ней, следовало позабыть о планах добраться вовремя до места назначения. Какой выбор ни сделаешь, придется обливаться потом. Приближение вечера не подарило и малейшего намека на то, что жара хоть немного спадет.

Барбара выбрала дорогу М25. Бросив на заднее сиденье рюкзачок, бутылку «Волвика», пакет чипсов, персик и блок сигарет «Плейерс», она отбыла в предписанный начальством отпуск. То, что это не был отпуск в полном смысле слова, ничуть ее не волновало. Если бы ее спросили, как она провела время вдали от Нью-Скотленд-Ярда, она бы ответила: «О, я побывала на море».

Въехав в Балфорд-ле-Нец, Барбара проехала мимо церкви Святого Иоанна как раз тогда, когда башенные колокола пробили восемь часов. На первый взгляд, этот приморский городок не сильно изменился с тех времен, когда она ежегодно проводила здесь каникулы со своей семьей и друзьями своих родителей, милыми толстяками Дженкинсами – Берни и Бетт, – которые ежегодно покидали свой дом в окрестностях Лондона, в Актоне, и катили на восток, к морю, на своем щеголевато отполированном «Рено», вместе с покрытым пятнами ржавчины «Воксхоллом» Хейверсов.

Окрестности Балфорда-ле-Нец также не изменились с того времени, когда Барбара была здесь в последний раз. Поля пшеницы на полуострове Тендринг, простирающиеся к северу от Балфорд-роуд до Уэйда; приливно-отливное болото, в которое впадали и Балфордский канал, и сужающаяся к устью речушка Твизл. Во время прилива Уэйд превращался во множество выглядывающих из воды болотистых островков. После того, как вода сходила, она оставляла после себя толстые наносы грязи и песка, густо покрытые длинными скользкими нитями водорослей. К югу от Балфорд-роуд виднелись дома, окруженные чахлыми деревьями и стоявшие, как и тогда, небольшими анклавами. Некоторые из этих невысоких, словно припавших к земле домиков с оштукатуренными стенами использовались как летние коттеджи, в которые, спасаясь от жары, целыми семьями – как и семья Барбары, – приезжали жители Лондона.

В этом году, однако, она приехала сюда не ради спасения. Ветерок, проникавший в раскрытое окно автомобиля, слегка шевелил пряди неказистой прически Барбары, но не приносил прохлады, поскольку воздух был таким же жарким, как в Лондоне, который она покинула несколько часов назад.

На пересечении Балфорд-роуд и Хай-стрит Барбара, притормозив, задумалась, куда ехать дальше. Поскольку она выехала, что называется, в никуда, надо было решить, где остановиться. В желудке у нее урчало, следовательно, надо было где-то перекусить. Она была в полном неведении относительно того, какие следственные действия предпринимаются в ходе расследования причин смерти пакистанца; значит, необходимо было также выяснить, в чем преуспели местные копы.

В отличие от своего начальника, которого, казалось, никогда не заботило качество пищи, Барбара всегда проявляла должную заботу о своем желудке. Следуя своему правилу и сейчас, она повернула налево, на плавно спускающуюся вниз Хай-стрит, откуда сразу же открылся вид на море.

Как и во времена ее детства, в Балфорде было изрядное количество мест, где можно утолить голод, и, как оказалось, большинство этих заведений не изменилось с тех времен – лишь кое-где были перекрашены стены. Она подъехала к ресторану «Волнорез», расположенному – видимо, в этом был скрыт некий зловещий смысл – рядом с бизнес-центром «Д.К. Корни», вывеска над входом в который сообщала, что там размещены офис похоронного бюро и компании, занимающиеся строительством, внутренней отделкой и теплоснабжением. Видимо, так выглядит реальное воплощение принципа «одного окна», подумала Барбара. Она припарковала свой «Мини», заехав передним колесом на поребрик, и пошла выяснить, чем потчуют в ресторане «Волнорез».

Меню показалось ей небогатым; очевидно, такого же мнения придерживались и другие желающие поесть, поскольку, несмотря на обеденное время, кроме нее, в зале никого не было. Барбара расположилась за столиком возле двери, надеясь подышать свежим морским воздухом, если какой-либо случайный бриз вдруг решит по рассеянности задуть. Подойдя к стойке, над которой возвышалась ваза с пластиковыми гвоздиками, она взяла ламинированную папку с меню. С минуту обмахивалась ею, как веером, а потом, пробежав глазами по строчкам меню, решила, что солидные порционные блюда – это не для нее, хотя и цена их была весьма невысокой (свиные сосиски, бекон, бифштекс, сардельки, почки, гамбургер, котлеты из баранины – в качестве гарнира предлагались помидоры, яйца, грибы и жареный картофель; и стоило такое блюдо всего 5,5 фунта). Она остановила свой выбор на гренках с сыром – фирменном блюде этого ресторана. Заказ приняла молоденькая, почти подросток, официантка, подбородок которой был украшен по центру большим пигментным пятном с бородавчатыми наростами. Не прошло и минуты, как Барбара поняла, что ресторан «Волнорез» предлагает ей собственный вариант получения за одно посещение всего, что ей необходимо.

Рядом с ящиком для столовых приборов лежала малоформатная местная газета. Чтобы взять ее, Барбара прошла по залу, стараясь не обращать внимания на противный чавкающий звук, который издавали ее кроссовки при ходьбе по липкому ресторанному полу.

На первой полосе сверху синими буквами было напечатано «Тендеринг Стандарт». Ниже, после геральдического изображения льва тянулась надпись «ГЛАВНАЯ ГАЗЕТА ЭССЕКСА». Взяв газету, Барбара вернулась к своему столику и разложила ее на клеенчатой скатерти, расписанной мелкими белыми цветами и заляпанной ранее отобедавшими посетителями.

С прошлого полудня газета была уже изрядно захватана, но Барбару интересовало лишь то, что было напечатано на первой полосе, поскольку смерть Хайтама Кураши явилась, по всей вероятности, первым «вызывающим подозрение преступлением со смертельным исходом», случившимся на полуострове Тендринг за более чем пятилетний период. А раз так, то на нем и было в первую очередь сосредоточено внимание журналистов.

Здесь же, на первой полосе, были помещены фотопортрет убитого и снимок места, где было обнаружено тело. Барбара внимательно рассмотрела обе фотографии.

В жизни Хайтам Кураши выглядел весьма безобидным. У него было симпатичное, но совершенно непримечательное темнокожее лицо. Под фотопортретом было написано, что ему было двадцать пять лет, но выглядел он старше. Причиной этого было мрачное выражение лица, да и лысеющая голова также добавляла ему лет. Само лицо, круглое, как луна, было чисто выбритым, и Барбара предположила, что в зрелом возрасте, доживи до него Хайтам, он стал бы тучным. На втором фото был изображен дот, стоящий на косе у подножия скалы. Он был построен из серого бетона, на поверхности которого ясно проступали вкрапления гравия; дот имел форму шестигранника, и входной проем, ведущий внутрь, располагался почти над самой землей. Барбара и раньше видела это строение. Однажды, гуляя в самый разгар дня со своим младшим братом, они, проходя мимо дота, заметили подростков, мальчика и девочку, воровато оглядывавшихся по сторонам и намеревавшихся залезть внутрь. Брат Барбары наивно поинтересовался, не собираются ли эти ребята поиграть в войну, на что та с иронией в голосе объяснила, что, по ее мнению, они вряд ли думают сейчас о том, как отразить вторжение неприятеля с моря, и приложила немало стараний, чтобы увести Тони от дота.

– Я умею издавать звуки, как при стрельбе из пулемета, им это понравится, – настаивал он, а она убеждала его в том, что стрелять из пулемета еще не время.

Принесли заказанное блюдо. Официантка положила на стол нож и вилку – судя по виду, их вымыли не совсем чисто, – и поставила перед ней тарелку. Принимая заказ, она изо всех сил старалась не смотреть на перебинтованное лицо Барбары, но сейчас, глядя на нее своими честными глазами, сказала:

– Можно вас спросить? Вы не возражаете?

– Принесите лимонад, – сказала Барбара вместо ответа. – Со льдом. А ведь у вас, наверное, есть вентилятор, так почему бы его не включить? Еще немного, и я расплавлюсь.

– Он вчера сломался, – объявила девушка. – Так что извините.

Она приложила палец к пятну на подбородке, глядя на которое, Барбара чувствовала, как аппетит ее улетучивается.

– Я думаю сделать то же самое себе, когда накоплю денег. Поэтому я хотела спросить, это очень болезненно?

– Что именно?

– Ну, ваш нос. Вам ведь исправляли его форму? Ваше лицо перебинтовано после косметической операции? – Она поставила на стол хромированную подставку для салфеток и стала рассматривать свое отражение в ней. – Я хочу сделать свой нос курносым. Мама твердит мне, что мы должны благодарить Бога за то, чем он нас одарил, а я спрашиваю ее, зачем же Бог создал пластическую хирургию, если мы должны довольствоваться тем, что получили от него? Я хочу изменить также и скулы, но сначала нос.

– Это не пластическая операция, – сказала Барбара. – Я сломала его.

– Как вам повезло! – воскликнула девушка. – Ведь вам сделали новый нос за счет государственной службы здравоохранения! А интересно…

Было видно, что в мыслях она уже входит в операционную косметической клиники, гордо неся свой длинный, готовый к операции нос.

– Да, но видите ли, в чем дело, они обычно не спрашивают, какую форму носа вы предпочитаете, – сказала Барбара. – Если бы они потрудились спросить меня об этом, я заказала бы такой, как у Майкла Джексона. Я всегда тащусь от перпендикулярно выставленных ноздрей.

Сказав это, она разложила на столе газету, давая этим понять, что разговор закончен.

Девушка – которую, судя по надписи на жетоне, звали Сюзи, – опершись одной рукой о стол и рассмотрев, что именно Барбара читает, сказала доверительным тоном:

– А вы знаете, им вообще не следует приезжать сюда. Все получилось из-за того, что они приезжают туда, где никто не хочет их видеть.

Барбара отложила газету в сторону и, проткнув вилкой яйцо-пашот[23]23
  Я й ц о – п а ш о т – яйцо без скорлупы, сваренное в кипятке.


[Закрыть], спросила:

– Прошу прощения, вы о ком?

Сюзи кивком головы указала на газету.

– Да об этих цветных. Ну чего от них можно ожидать? Кроме волнений и шума, что они, кстати сказать, очень неплохо продемонстрировали сегодня днем.

– Я думаю, они пытаются добиться лучшего места в жизни.

– Хмм… Почему бы им не добиваться этого где-нибудь в другом месте? Моя мама говорит, что нас ждут большие неприятности, если мы позволим им поселиться здесь. Вот смотрите, что получается: один из них принимает слишком большую дозу на мысе, остальные начинают буянить и кричать, что это убийство.

– Его смерть связана с употреблением наркотиков? – Барбара, углубившись в газету, начала перечитывать репортаж, стараясь вникнуть во все подробности.

– А с чем же еще? – удивленно произнесла Сузи. – Всем известно, что они глотают мешками опиум и еще бог знает что в своем Пакистане. Они тайно провозят эту дрянь в нашу страну в своих желудках. Когда они попадают сюда, их запирают в домах, где они, поднатужившись, пукают, чтобы наркотики вылетели из них наружу. После этого их отпускают на все четыре стороны. Неужто вы этого не знаете? Я однажды смотрела об этом по телику.

Барбара вспоминала, что говорили в телерепортаже о Хайтаме Кураши. Было сказано, что он недавно прибыл из Пакистана, ведь так? Впервые она задумалась о том, а правильно ли сделала, направившись на всех парах в Эссекс под воздействием телевизионного репортажа и странно-таинственного поведения Таймуллы Ажара?

Сюзи между тем продолжала:

– Но в этом случае один из мешочков лопнул в животе у этого парня, и он пополз умирать в дот. Для того, чтобы не опозорить своих людей. Ведь в этом им не откажешь, верно?

Барбара, снова уткнувшись в газету, начала со всем усердием читать отчет о происшествии.

– А было ли произведено медицинское обследование трупа?

Сюзи, казалась, неколебимо верила достоверности тех фактов, которыми только что поделилась с Барбарой.

– Да все и так знают, что произошло. Кому нужно это обследование? Но как втолковать это цветным. Когда выяснится, что он умер от передозировки, они все равно обвинят в этом нас. Да вы это и сами увидите.

Повернувшись на каблуках, она направилась на кухню.

– А мой лимонад? – напомнила Барбара, услышав, как за Сюзи закрылась дверь.

Оставшись одна, Барбара без помех дочитала газетное сообщение. Покойный, как было установлено, был начальником производства в компании «Горчица и пряности Малика». Как сообщала газета, владельцем компании был местный бизнесмен Акрам Малик, являвшийся, к тому же, еще и членом городского муниципального совета. Через восемь дней, считая от дня смерти – которая, как установил судмедэксперт местного управления уголовной полиции, наступила в ночь с пятницы на субботу, то есть почти за сорок восемь часов до приезда Барбары в Балфорд, – мистер Кураши должен был вступить в брак с дочерью Малика, а следовательно, стать шурином местного политического активиста Муханнада Малика, который после обнаружения тела возглавил уличные выступления с требованием провести расследование. И хотя расследование было начато незамедлительно, о причине смерти до сих пор объявлено не было. Ввиду этого Муханнад Малик заявил, что влиятельные члены азиатской общины возьмут под контроль проведение расследования. «Мы были бы последними глупцами, притворяясь, что не осознаем смысла формулировки «установление истины», когда дело касается выходцев из Азии», – приводила газета слова Малика, сказанные им днем в субботу.

Барбара отложила газету, видя, что Сюзи появилась перед ее столиком со стаканом лимонада, в котором виднелся единственный обещающий прохладу и весь покрытый пузырьками кусочек льда. Поблагодарив девушку кивком головы, она вновь углубилась в газету в надежде найти еще что-либо интересное. Ей надо было подумать.

Барбара почти не сомневалась в том, что Таймулла Ажар также был «влиятельным членом азиатской общины» и должен был, по утверждению Муханнада Малика, выступить в поддержку их общего требования. Отъезд Ажара из Лондона произошел почти сразу же после этого события, что, несомненно, связывало их воедино. Он уже здесь, и Барбара была уверена в том, что встреча с ним – лишь вопрос времени.

Барбара с трудом могла представить себе, насколько обрадуется он ее желанию регулировать взаимоотношения между ним и местной полицией. Впервые до нее дошло, насколько самонадеянным было ее убеждение в том, что у Ажара возникнет необходимость в ее посредничестве. Он был интеллигентным человеком – университетским профессором, – а поэтому должен был понимать, во что он собирается вмешаться. А может, и нет?

Барбара, водя пальцем по запотевшей поверхности стакана с лимонадом, думала о своем. Все, что ей известно о Таймулле Ажаре, она узнала из разговоров с его дочерью. Когда однажды Хадия сказала: «Вчера вечером папа был на занятиях», Барбара решила, что он студент. Думая так, она скорее принимала в расчет возраст этого человека, нежели убеждение в том, что выходцы из Азии приезжают сюда лишь затем, чтобы учиться. Ажар же выглядел, как студент, и когда Барбара узнала, что он профессор микробиологии, ее удивление в большей степени подогревалось желанием узнать его возраст, нежели тем фактом, что общепринятый расовый стереотип имеет исключения. Ему было тридцать пять, и он был на два года старше Барбары. В это было трудно поверить, поскольку выглядел он как минимум на десять лет моложе.

Возраст возрастом, но Барбара понимала, что существует некая naïveté[24]24
  Naïveté – наивность, простодушие (фр.).


[Закрыть] сопутствующая профессии Ажара. Наука, которой он занимался, создавала вокруг него некую башню из слоновой кости, защищавшую от реальностей повседневной жизни. Все его мысли и заботы сосредотачивались на лабораториях, экспериментах, лекциях и недоступных для понимания простых смертных публикациях в научных журналах. Тонкости полицейского расследования будут для него настолько же непонятными и странными, насколько непонятными и странными покажутся Барбаре безымянные бактерии, видимые только под микроскопом. Политические аспекты университетской жизни – с ними ей пришлось столкнуться при расследовании одного из дел прошлой осенью в Кембридже – не имели ничего общего с политическими аспектами работы полиции. В ее профессии внушительный список опубликованных работ, участие в конференциях и наличие ученой степени не имели такого значения, как опытность и чутье при расследовании убийств. Ажар, без сомнения, поймет это на первой же минуте разговора с руководителем оперативно-следственной группы – если, разумеется, захочет.

Желание узнать, кто руководит расследованием, заставило Барбару вновь взять газету в руки. Если она, предъявив удостоверение, вмешается в расследование, надеясь не дать Таймулле Ажару проявить себя, это поможет ей узнать, кто руководит всем шоу. Она принялась за чтение второй, связанной с убийством, статьи, помещенной на третьей полосе. Имя, которое она искала, встретилось ей в первом же абзаце. Вся публикация была посвящена руководителю оперативно-следственной группы. Не только потому, что это было первым «вызывающим подозрение преступлением со смертельным исходом», случившимся на полуострове Тендринг за более чем пятилетний период, – впервые руководство подобным расследованием было возложено на женщину.

Ее звали Эмили Барлоу, а должность старшего инспектора уголовной полиции она получила в результате недавнего повышения. «И бывает же такое», – пробормотала себе под нос Барбара, и по ее лицу разлилась широкая улыбка, стоило ей прочитать это имя. Ведь все три курса в школе следователей в Медстоне она проучилась, сидя за одним столом с Эмили Барлоу.

Это, решила Барбара, не иначе как хорошее предзнаменование: просвет в тучах, весточка от Бога, или – если вам больше нравится – послание, начертанное красными неоновыми буквами на странице ее будущего. Дело было не только в том, что знакомство с руководителем группы Эмили Барлоу открывало ей доступ к расследованию – эта встреча была для нее очень кстати, поскольку давала надежду на то, что неожиданно подвернувшееся участие в расследовании, а главное опыт, который она здесь приобретет, послужат как нельзя лучше ее быстрому карьерному взлету. Ведь это неоспоримый факт, что не было еще женщины более компетентной, более пригодной для уголовного расследования, более искусной в политике, связанной с полицейской деятельностью, чем Эмили Барлоу. И Барбара понимала, что за неделю работы рядом с Эмили она сможет узнать намного больше того, что написано в любом учебнике криминологии.

В школе следователей, где они учились, Эмили за глаза называли «Барлоу-Ищейка». В мире, где мужчины продвигаются вверх по служебной лестнице лишь потому, что они мужчины, Эмили прокладывала свой путь к чинам в уголовной полиции благодаря тому, что не уступала ни в чем представителям противоположного пола.

– Сексизм[25]25
  С е к с и з м – дискриминация по половому признаку (в особенности дискриминация женщин).


[Закрыть]? – переспросила она однажды вечером, отвечая на связанный с этим вопрос Барбары (в это время Эмили изо всех сил упражнялась на беговой дорожке), и ответила, ничуть не сбавляя темпа бега: «До этого и не доходит. Когда мужики поймут, что ты прищемишь им яйца, если они поведут себя не так, как надо, то они и не рискнут так поступать. Неправильное поведение, вот как это называется, а не сексизм».

Она продвигалась по службе, имея перед собой одну цель: получить должность начальника полиции. Поскольку Эмили Барлоу в свои тридцать семь лет уже имела чин старшего инспектора уголовной полиции, Барбара была уверена в том, что та без особого труда достигнет поставленной цели.

Барбара торопливо доела свой обед и расплатилась, одарив Сюзи щедрыми чаевыми. Она чувствовала себя намного лучше, чем в предшествующие дни. Снова оказавшись в своем «Мини», повернула ключ в замке зажигания, мотор заурчал. Сейчас она должна во все глаза высматривать Хадию; это необходимо еще и для того, чтобы не дать Таймулле Ажару переступить черту, за которой его могут ждать неприятности. А наградой за эти усилия будет возможность наблюдать, как работает Барлоу-Ищейка, надеясь, что частицы звездной пыли, окружающей блистательного старшего инспектора, возможно, осядут и на ее сержантских погонах.

– Инспектор, хотите, я пришлю вам в помощь Присли?

Услышав этот каверзный вопрос, старший инспектор уголовной полиции Эмили Барлоу прикинула в уме, как следует ответить на него начальству. Истинный смысл его вопроса был следующим: «Сможете ли вы утихомирить этих пакистанцев? Если нет, то у меня найдется другой инспектор, который сможет вместо вас справиться с этой работой». Дональда Фергюсона должны были назначить на должность заместителя начальника полиции, и он меньше всего хотел, чтобы на его гладкой до сей поры карьерной дороге вдруг появились воронки от взрывов политических страстей.

– Я не нуждаюсь ни в чьей помощи, Дон. Ситуация под контролем.

Фергюсон усмехнулся лающим смехом.

– Двое моих сотрудников в госпитале, а стадо паков вот-вот взбесится. Не надо уверять меня, что все под контролем, Барлоу. Лучше расскажите, как обстоят дела.

– Я сказала им правду.

– Блестящий шаг, – прозвучал с другого конца провода вкрадчивый голос Фергюсона, умащенный сарказмом.

Эмили размышляла, почему в столь поздний час шеф еще на работе, ведь пакистанских демонстрантов давно рассеяли, тем более что ее руководитель был не из тех, кто находит радость в сверхурочной работе. Она знала, что он еще в своем офисе, потому что, разговаривая с ним раньше, запомнила номер; ей тогда уже стало ясно, что ответы на звонки вышестоящих чинов будут частью ее новой работы.

– Это поистине блестящий шаг, – продолжал шеф. – Позвольте спросить, как по-вашему, когда он снова выведет своих на улицы?

– Если вы дадите мне еще людей, нам не придется волноваться по поводу того, что происходит на улицах, да и в других местах.

– Обходитесь теми, кто у вас есть, раз вам не нужен Присли.

Еще один надзиратель? Ну уж нет, только не это.

– Мне не нужен Присли. Мне необходимо создать видимость присутствия полиции на улицах. Мне нужны полицейские.

– Что вам нужно, так это настучать кому следует по голове. Если вам это не под силу…

– Обеспечение порядка на улицах не входит в мои обязанности, – резко прервала его Эмили. – Мы здесь для того, чтобы расследовать убийство, и семья убитого…

– Позвольте вам напомнить, что семейство Маликов – это не семья Кураши, если быть точным и абстрагироваться от того факта, что все эти люди живут вперемешку.

Эмили обтерла пот со лба. Она всегда считала Дональда Фергюсона задницей, к тому же в поросячьем обличье, и каждая произнесенная им фраза служила подтверждением этого. Он хотел заменить ее. И как можно скорее. Малейший промах – и о дальнейшем карьерном продвижении можно забыть. Отвечая ему, Эмили собрала остатки терпения.

– Дон, после женитьбы он стал бы членом этого семейства.

– И вы поведали им правду. Сегодня днем они учинили черт знает что на улицах, а вы сообщили им правду, которая еще больше распалит их. Вы хотя бы понимаете, как сильно это подорвет ваш авторитет, инспектор?

– Какой смысл скрывать от них правду, ведь их-то я и хочу допросить в первую очередь. Будьте любезны, посоветуйте, как мне проводить расследование убийства, не сообщая никому о том, что именно убийство и является предметом расследования?

– Не говорите со мной таким тоном, инспектор Барлоу. Что уже успел предпринять Малик? Что, кроме подстрекательства к беспорядкам? А почему, черт возьми, он еще не арестован?

Эмили не стала напоминать Фергюсону об обстоятельствах, которые он не мог не знать: толпа рассеялась, как только закончились телевизионные съемки, и никто не смог задержать того, кто бросил кирпич.

– Он сделал только то, что намеревался, – сказала она. – Муханнад Малик никогда не угрожал попусту, и я не думаю, что он прибегнет к этому лишь для того, чтобы увидеть нашу реакцию.

– Благодарю вас за впечатляющий скетч. А теперь прошу ответить на мой вопрос.

– Он сказал, что пригласит кого-то из Лондона, и сейчас этот человек здесь. Какой-то эксперт в том, что он называет «иммиграционная политика».

– Господи, помилуй, – пробурчал Фергюсон. – И что вы ему сказали?

– Вы хотите, чтобы я повторила все дословно, или просто изложила суть?

– Может, уже хватит толочь воду в ступе, инспектор? Если у вас есть что сказать, прошу вас, говорите прямо, а то мы уже и так заговорились.

У нее было что сказать, причем немало, но только не сейчас.

– Дон, уже поздно, и я чертовски устала. Здесь, наверное, не меньше тридцати градусов. Мне хочется еще до рассвета попасть домой.

– Это мы еще согласуем, – ответил Фергюсон.

Господи! Ну что это за жалкий мелочный тиран… Как он упивается своим служебным положением! Он просто не может без этого. Эмили была уверена: окажись шеф сейчас в ее офисе, он не колеблясь расстегнул бы молнию на брюках, чтобы доказать, кто из них двоих является мужчиной.

– Я сказала Малику, что мы связались по телефону с патологоанатомом министерства внутренних дел и вскрытие будет произведено завтра утром, – ответила она на ранее заданный вопрос. – Я сказала ему и то, что, по всей вероятности, причиной смерти мистера Кураши явилось убийство, как он сам сразу и предположил. Я сказала ему, что у «Стандарта» есть версия и они напечатают ее в завтрашнем номере. Ну как?

– Мне нравится оборот «по всей вероятности», – сказал Фергюсон. – Он как бы дает нашим локтям пространство, необходимое для того, чтобы удерживать крышку над котлом, в котором кипят срасти. Следите за тем, чтобы все шло так, как вы наметили.

Он закончил разговор в своей обычной манере – бросил трубку на рычаг. Эмили отняла трубку от уха, держа ее двумя пальцами, поднесла к аппарату – и так же, как он, бросила на рычаг.

В офисе было нестерпимо душно. Она вытащила из пачки одноразовый платок и, развернув его, прижала к лицу. Тот мгновенно стал влажным. Большой палец ноги отдала бы она сейчас за вентилятор. Всю ступню за кондиционер. Так и есть, у нее осталась только одна жалкая упаковка с теплым томатным соком, но это все-таки лучше, чем не иметь ничего, чем можно хоть как-то утолить жажду, вызванную безжалостной дневной жарой. Эмили потянулась за упаковкой и концом карандаша проткнула фольгу, закрывающую отверстие. Сделав глоток, начала массировать шею ниже затылка. Надо заняться собой, думала она, и вновь осознала, что один из недостатков в ее трудовой деятельности – в дополнение к необходимости общаться с такими свиньями, как Фергюсон, – это менее физически активный образ жизни по сравнению с тем, который ей необходим. Будь Эмили сама себе хозяйкой, она давно бы уже работала веслами на воздухе вместо того, чтобы делать то, что предписывают ей ее должностные обязанности: звонить тем, кто хотел поговорить с ней в течение прошедшего дня.

Она бросила в мусорную корзину листок с записью последнего телефонного номера, по которому надо было позвонить; пустая упаковка из-под сока отправилась туда же. Собрав в стопку папки, Эмили засовывала их в объемистую холщовую сумку, когда в дверях вдруг возникла одна из прикомандированных к ней женщин-полицейских, с неразрезанным свитком факсовой бумаги в руках.

– Вот данные на Муханнада Малика, которые вы запрашивали, – объявила Белинда Уорнер. – Только что пришли из бюро полицейской разведки в Клактоне. Будете смотреть сейчас или утром?

Эмили протянула руку за свитком.

– Что-нибудь новое?

Белинда пожала плечами.

– Как я поняла, он ни с кем не связан. Но это всего лишь предположения.

Именно это и предвидела Эмили. Она кивком поблагодарила женщину, и та вышла. Через минуту клацанье ее каблуков по лестничным ступеням разнеслось по всему плохо проветриваемому зданию, в котором располагалось управление полиции Балфорда-ле-Нец.