Текст книги "Обман"

Глава 8

Фабрика «Горчица и пряности Малика» представляла собой небольшое предприятие, расположенное на северной окраине Балфорда-ле-Нец. Здание фабрики располагалось у дороги к Нецу, вписываясь в угол, образуемый изгибом идущего на северо-запад от моря шоссе Холл-Лейн, после которого эта дорога становилась улицей Нец-Парк-роуд. Здесь, в обветшалых зданиях, был сосредоточен промышленный сектор города: мастерская по пошиву парусов, ателье по изготовлению мебели и матрасов, столярная мастерская, автосервис, мастерская по изготовлению оград, рынок подержанных автомобилей, ателье по изготовлению пазлов[50]50
  П а з л ы – составные картинки-загадки.


[Закрыть] по индивидуальным заказам, владелец которого выбирал такие сюжеты своих композиций, что постоянно балансировал на грани предания его анафеме с амвонов всех городских церквей.

Корпуса, приютившие эти предприятия, были по большей части укреплены стандартными металлоконструкциями. Да и сами корпуса выглядели стандартно и вполне нормально вписывались в окружающую их среду: проходящая мимо них мощеная дорога была в выбоинах и ямах; у каждого здания стояли оранжевые контейнеры для мусора с дурацкой надписью «Золотые отбросы» на погнутых и обшарпанных бортах, в них сваливали все, от обрезков парусины до проржавевших матрасных пружин; стоящая в зарослях крапивы и конского щавеля ограда, составленная из нескольких скрепленных вместе велосипедных рам – такая ограда могла бы присниться огороднику лишь в страшном сне; листы гофрированного металла; гниющие деревянные поддоны; пустые пластмассовые емкости; громадные ржавые металлические конструкции, пробраться через которые не было никакой возможности.

Среди этого хаоса и развала фабрика «Горчица и пряности Малика» выглядела не только благопристойно, но и бросала упрек своим равнодушным к чистоте соседям. Она занимала одну треть здания, построенного в викторианском стиле со множеством труб на крыше; в нем в былые времена располагался Балфордский лесопильный завод. Через несколько лет, прошедших после Второй мировой войны, завод, как и вся промышленность города, прекратил свое существование. Но сейчас здание, в котором он когда-то размещался, преобразилось: его кирпичный фасад был очищен от вековой грязи, деревянные конструкции были заменены новыми и ежегодно окрашивались. Оно служило как бы бессловесным, но наглядным примером того, во что могут превратить свои здания другие бизнесмены, имей они хотя бы половину энергии Саида Акрама Малика и четверть его решительности.

Акрам Малик приобрел заброшенный завод в день пятой годовщины прибытия его семьи в Балфорд-ле-Нец, и одновременно с этим приобретением стал обладателем почетного памятного знака, подаренного ему в честь этого юбилея. Этот знак сильнее всего поразил Эмили, когда она вошла в здание фабрики, предварительно втиснув свой «Пежо» в свободное пространство среди стоящих вдоль улицы машин.

У нее дико болела голова. Причиной этого, как ей казалось, было то, что она понервничала после утренней встречи с Барбарой Хейверс, которая и сейчас еще не вышла у нее из головы. Ей совсем не нужен был политкорректный полисмен в команде, и желание Барбары взять в разработку того, кто был бы более всего угоден этим чертовым азиатам – англичанина, – беспокоило ее, заставляя задуматься еще и о том, насколько ясно представляют себе ситуацию другие детективы. К тому же присутствие в ее жизни Дональда Фергюсона – постоянно, словно кот-охотник, следящего за каждым ее шагом, – только усугубляло ее и без того незавидное положение.

Рабочий день начался со звонка шефа. Не утруждая себя ни приветствиями, ни пожеланием доброго утра, ни сочувственным комментарием по поводу несносной погоды, он с ходу пролаял:

– Барлоу, что вам удалось сделать?

Она, задохнувшись от злости, застонала. В восемь часов утра в ее офисе было так же, как в карцере Алека Гиннеса[51]51
  А л е к Г и н н е с с – британский актер театра и кино, известный по фильмам «Лоуренс Аравийский», «Доктор Живаго», «Звездные войны» и другие; удостоенный премии Оскара за фильм «Мост через реку Квай».


[Закрыть] на реке Квай; ее пятнадцатиминутные поиски вентилятора на чердаке в душном, пыльном воздухе практически никак не облегчили ее существования. Звонок Фергюсона, раздавшийся как раз тогда, когда она изнемогала от жары и раздражения, был непереносимой приправой к ее утреннему меню.

– Дон, вы намерены дать мне возможность работать? – спросила она. – Или мы с вами будем, как учитель с учеником, играть каждое утро в контрольный опрос?

– Придержите язык, – в голосе Фергюсона послышались угрожающие нотки. – Советую вам не забывать о том, кто находится на другом конце провода.

– Да как я могу забыть об этом. Вы не даете мне ни малейшего шанса. Скажите, вы и всех остальных держите на коротком поводке? Пауэлла? Хонемана? И старину Присли?

– Да их общий стаж работы больше, чем полвека. Они не нуждаются в том, чтобы за ними наблюдали. А Присли – меньше всего.

– Ну как же, ведь они мужчины.

– Не переводите разговор на равноправие полов. Если вы ищете повод для ссоры, советую вам угомониться, пока кто-нибудь, менее выдержанный, чем я, не заставит вас сделать это. Итак, что вам удалось сделать, инспектор?

Чуть слышно выругавшись, Эмили напомнила ему о том, что за столь короткий период времени, прошедший с его последнего звонка прошлым вечером до сегодняшнего утра, она физически не имела возможности совершить большой прорыв в расследовании.

Выслушав ее, он задумчиво спросил:

– Вы говорите, эта женщина из Скотленд-Ярда? А вы знаете, Барлоу, мне нравится ваша мысль. Даже очень нравится. Это придаст вашим отношениям с общиной больше искренности, разве я не прав? – Эмили слышала, как он пьет, как стакан, поднесенный ко рту, коснулся телефонной трубки. Дональд Фергюсон был фанатом апельсиновой фанты. Он пил ее весь день напролет, и всегда почему-то с тончайшим, не толще бумажного листа, ломтиком лимона и одним кубиком льда. Сейчас он наверняка осушал уже четвертый стакан. – Хорошо. А что по поводу Малика? Что-нибудь известно о его пособнике из Лондона? Вы взяли их в детальную разработку? Обязательно займитесь ими, Барлоу. Выясните о них все, вплоть до того, какого цвета были носовые платки, в которые они сморкались на прошлой неделе. Понятно?

– Разведотдел прислал мне данные на Муханнада Малика. – Эмили, сообщая Фергюсону наиболее важные сведения о молодом азиате, не без удовольствия отметила, что хотя бы в этом опередила своего руководителя. – Вчера я послала запрос по поводу еще одного фигуранта: Таймуллы Ажара. Поскольку он из Лондона, нам необходимо связаться с отделом SO11[52]52
  SO11 – разведывательная служба британской полиции.


[Закрыть], но раз с нами работает сержант Хейверс, с этим проблем не будет.

Фергюсон снова звякнул стаканом о трубку. Она не сомневалась, что сейчас он не жалеет сил на то, чтобы скрыть свое удивление ее послушанием. Шеф принадлежал к тому типу мужчин, которые с пеной у рта доказывают, что Бог, создавая женскую руку, ставил перед собой лишь одну цель: сделать ее как можно более приспособленной для управления пылесосом «Хувер». Тот факт, что женщина действительно обладает способностью мыслить, а поэтому заранее предвидела необходимость сделать то, что потребуется на последующих этапах расследования, несомненно пробил брешь в системе предвзятых догм, за которую изо всех сил цеплялся ее шеф.

– Что-нибудь еще? – спросила она миролюбиво. – А то через пять минут у меня летучка по поводу сегодняшних дел. Я не люблю опаздывать, но если у вас есть что-то для всей группы…

– Ничего у меня нет, – резко прервал ее Фергюсон. – Продолжайте работать. – И он со стуком бросил трубку.

Сейчас, придя на горчичную фабрику, Эмили с усмешкой вспоминала об этом. Фергюсон в силу определенных обстоятельств поддержал ее назначение на должность старшего инспектора уголовной полиции. Поддержал в надежде опровергнуть отрицательный отчет Министерства внутренних дел о выполнении обязательства управления полиции в Эссексе предоставлять равные возможности сотрудникам. В разговоре с глазу на глаз Фергюсон предупредил Барлоу о том, что каждое ее решение будет тщательно изучаться под объективом его личного микроскопа. Он испытывал самую настоящую радость от того, что вдоволь потешит себя хотя бы в течение одного раунда той игры, в которую они, согласно его плану, будут играть друг с другом.

Эмили открыла входную дверь горчичной фабрики Малика и вошла в приемную, где за столом сидела молодая женщина с азиатским лицом, одетая в льняную кремовую блузку и брюки такого же цвета. Несмотря на дневную жару, которую практически не ослабляли толстые стены фабричного здания, голова женщины была прикрыта янтарного цвета шалью. Очевидно, в соответствии с фантазией кутюрье, шаль, собранная в складки, опускалась на плечи. Когда женщина, оторвав взгляд от компьютерного монитора, подняла голову, подвески из кости и бронзы на ее ушах слабо звякнули. По цвету и дизайну подвески и замысловатой формы ожерелье составляли один гарнитур. На табличке, прикрепленной к столу, было указано имя: С. МАЛИК. Это, должно быть, его дочь, подумала Эмили, невеста того самого убитого мужчины. Она была симпатичной девушкой.

Эмили назвала себя и показала удостоверение.

– А вы Сале, верно? – обратилась она к девушке.

Родимое пятно клубничного цвета на щеке девушки потемнело, когда она, глядя в глаза Эмили, кивнула головой. Ее руки застыли над клавиатурой; быстрым движением она опустила запястья на подставку перед клавишами и сцепила пальцы в замок, спрятав большие пальцы в ладони.

У нее был вид провинившегося и уличенного в этом человека. Ее руки словно говорили: «Наденьте на меня наручники». Выражение лица было плачущим. «Нет, пожалуйста, не надо», – казалось, молило оно.

– Примите мое сочувствие в связи с утратой, – сказала Эмили. – Понимаю, как вам сейчас нелегко.

– Спасибо, – тихо произнесла Сале. Посмотрев на руки, она расцепила их, видимо, поняв, в какой странной позе они застыли. Движение ее рук было мгновенным, но Эмили его заметила. – Я могу чем-либо помочь вам, инспектор? Мой отец все утро занят в рецептурной лаборатории, а брат еще не подъехал.

– Вообще-то они мне не нужны, а вы можете помочь мне, если устроите встречу с Ианом Армстронгом.

Взгляд девушки метнулся в сторону одной из дверей, ведущих из приемной. В верхнюю половину двери было вставлено прозрачное стекло, сквозь которое Эмили увидела несколько письменных столов на фоне рекламных плакатов, сплошь покрывающих стену.

– Он там, верно? – спросила Эмили. – Насколько мне известно, его приняли на прежнее место, которое освободилось после смерти мистера Кураши.

Девушка подтвердила, что нынешним утром Армстронг работал на фабрике. Когда Эмили попросила отвести ее к нему, Сале нажала несколько клавиш для того, чтобы выйти из программы, в которой она работала, и выключить компьютер. Она извинилась и молча вышла из приемной через другую дверь, ведущую в производственные помещения фабрики.

И тут Эмили обратила внимание на тот самый памятный знак. Он был сделан из бронзы и висел на стене, на крупномасштабной панорамной фотографии комбайна, работающего на бескрайнем желтом поле; несомненно, это было поле горчицы. Эмили прочла надпись, выбитую на знаке: ЧИТАЙТЕ И ЗНАЙТЕ! ОН СОВЕРШИЛ АКТ СОЗИДАНИЯ, ЗАТЕМ СОВЕРШИЛ ЕГО ВНОВЬ, ДОКАЗАВ, ЧТО ВЕРИТ В ДОБРЫЕ ДЕЛА И СОВЕРШАЕТ ИХ, ТРУДЯСЬ ЧЕСТНО И ЖИВЯ ПО ЗАКОНУ. За этой надписью следовала надпись на арабском языке, под которой были начертаны слова: МЫ БЫЛИ ПОРАЖЕНЫ ТЕМ, ЧТО УВИДЕЛИ ЗДЕСЬ 15-ГО ИЮНЯ, четыре последующих цифры означали год.

– Он проявил доброту к нам, – произнес голос за спиной Эмили. Обернувшись, она увидела Сале, но вместо Иана Армстронга перед ней стоял ее отец. Девушка, чуть склонив голову, стояла на шаг позади него.

– Кто? – спросила Эмили.

– Аллах.

Достоинство и лаконичная простота, с которыми он произнес имя своего бога, восхитили Эмили. Акрам Малик быстро пересек приемную и поздоровался с ней. Он был одет так, как положено одеваться для работы в лаборатории: белый, похожий на медицинский, костюм; полосатый фартук, повязанный вокруг талии; голову покрывал белый бумажный колпак. Стекла его очков были забрызганы чем-то, с чем он, вероятно, работал в лаборатории. Акрам на мгновение снял очки, протер их фартуком и кивком головы указал дочери на компьютер.

– Сале говорит, что вы пришли, чтобы повидаться с мистером Армстронгом, – сказал Акрам, потирая обеими руками щеки и лоб. Эмили поначалу приняла эти жесты за мусульманское приветствие, и только потом поняла, что он всего лишь обтирает ладонями влажное лицо.

– Она сказала, что он сегодня на фабрике, Я не думаю, что наш разговор с ним займет больше четверти часа. И я совсем не хотела отрывать вас от работы, мистер Малик.

– Сале поступила совершенно правильно, вызвав меня, – ответил отец девушки, а сама она подтвердила правильность своего поступка тем, что ее колено рефлекторно дрогнуло. – Я провожу вас к мистеру Армстронгу, инспектор.

Указав кивком головы на застекленную дверь, он провел Эмили в офис, расположенный рядом с приемной. В дополнение к закрывающей всю стену панорамной фотографии, которую Эмили видела из приемной, в офисе были четыре письменных стола, несколько шкафов для хранения папок и два кульмана. За одним из столов мужчина с азиатским лицом чертил что-то цветными фломастерами. Увидев Акрама с Эмили, он прервал работу и почтительно поднялся со стула. За другим столом женщина средних лет во всем черном и два молодых человека – пакистанцы, такие же как Малик, – обсуждали что-то, разложив перед собой глянцевые цветные фотографии выпускаемых компанией изделий, стоящих среди блюд на столах, накрытых для новогодних приемов. Они тоже прервали работу. Все молчали.

Неужто их предупредили о том, что их может навестить полиция, мелькнуло в голове Эмили. Они, вполне естественно, могли ожидать, что к ним наведается следователь криминальной полиции Балфорда. Возможно, они подготовились к этому визиту. Но, подобно Сале, с которой она встретилась в приемной, все другие работники компании почему-то выглядели так, словно за ближайшим поворотом жизненного пути их ожидает виселица.

Акрам провел ее в небольшой коридор, в который выходили открытые сейчас настежь двери трех офисов. Прежде чем остаться наедине с Армстронгом, Эмили все-таки решила использовать шанс, предоставленный Сале.

– Мистер Малик, не уделите ли вы мне несколько минут, я хочу побеседовать и с вами.

– Прошу вас. – Он указал жестом на открытую дверь в конце коридора.

Подойдя к двери, Эмили увидела стол для совещаний и старинный сервант, на полках которого вместо посуды стояли продукты, выпускаемые компанией. Это был поражающий цветом и разнообразием форм строй банок и бутылок с соусами, вареньями, горчицей, чатни[53]53
  Ч а т н и – индийская кисло-сладкая фруктово-овощная приправа к мясу.


[Закрыть], маслами, салатными заправками. Да, семья Маликов прошла длинный путь, начав свой бизнес с производства простой горчицы, которую продавали с прилавка, арендуемого в булочной на Олд-Паер-стрит.

Малик закрыл за ними дверь, но не плотно, оставив щель не менее двух дюймов, по всей вероятности для того, чтобы не создавать почвы для слухов и подозрений по поводу уединения с женщиной в комнате для совещаний. Дождавшись, пока Эмили сядет, он сел сам, снял с головы бумажный колпак и сложил его пополам в аккуратный треугольник.

– Чем могу быть полезен, инспектор Барлоу? – спросил он. – Моя семья и я сам не можем прийти в себя из-за постигшей нас трагедии. Смею вас заверить, что все мы готовы оказать вам любую посильную помощь.

Его английский был безупречен для человека, прожившего первые двадцать лет своей жизни в глухой пакистанской деревне с единственным колодцем, где не было ни электричества, ни элементарных бытовых удобств, не говоря уже о телефоне. Но из агитационных публикаций, изданных во время избирательной кампании по выборам в муниципальный совет, а также из уличной агитации Эмили было известно, что Акрам в течение четырех лет после приезда в Англию учил язык с частным преподавателем. «Добропорядочный мистер Джеффри Талберт, – называл он учителя. – Он научил меня любить страну, которая меня приняла, любить ее славную историю и прекрасный язык». Такое заявление поколебало укоренившееся в обществе недоверие к иностранцам и как нельзя лучше поспособствовало самому Акраму в достижении его личных целей: он довольно легко победил на выборах и вселил в своих избирателей веру в то, что его политическое вдохновение не улетучится после того, как он займет свое кресло в душном зале заседаний муниципального совета Балфорда-ле-Нец.

– Ваш сын сообщил вам о том, что мы считаем убийство причиной смерти мистера Кураши? – спросила Эмили, а когда Акрам, сделав скорбное лицо, утвердительно кивнул, продолжила: – В таком случае все, что вы расскажете мне о нем, окажет помощь следствию.

– Многие среди нас уверены в том, что это преступление на расовой почве, – сказал Малик. Это был разумный способ высказать мысль – не обвинять, а навести на размышления.

– И среди них ваш сын, – не без скрытого лукавства произнесла Эмили. – Но, мистер Малик, у нас есть свидетельства того, что это было заранее подготовленное убийство. И данные, которыми мы располагаем, позволяют сделать вывод о том, что именно мистер Кураши – и никто другой из выходцев из Азии – был выбран объектом покушения. Это не значит, что его убийца не мог быть англичанином, так же как и не значит, что мы исключаем расовый мотив преступления. Это значит лишь то, что данное преступление совершено против конкретной личности.

– Едва ли такое возможно. – Малик еще раз сложил пополам бумажный треугольник и кончиками своих темных пальцев разгладил морщины, образовавшиеся на бумаге. – Хайтам пробыл здесь весьма недолго. Он был знаком всего лишь с несколькими людьми. Почему вы решили, что он знал своего убийцу?

Эмили объяснила ему, что имеются некоторые факты, подтверждающие это, но она, сохраняя тайну следствия, не может посвятить его в то, о чем известно только полиции и убийце; эти, и именно эти, факты помогут в случае необходимости припереть убийцу к стене.

– Нам доподлинно известно, что кто-то следил за тем, куда он ходит, а потому знал наверняка, что в ту ночь он будет на Неце; если мы будем знать, куда Хайтам обычно ходил, то, возможно, вычислим убийцу.

– Не знаю, с чего начать, – задумчиво произнес Малик.

– Может быть, с помолвки вашей дочери, – подсказала Эмили.

На лице Малика мелькнули чуть заметные желваки.

– Надеюсь, вы не считаете Сале соучастницей убийства Хайтама?

– Насколько мне известно, это был брак по договоренности. Она была согласна с этим?

– Более чем согласна. И знала, что ни я, ни ее мать не выдадим ее замуж против ее воли. Она встречалась с Хайтамом, и ей было позволено проводить с ним некоторое время наедине. Она вполне одобряла наш выбор. Полностью одобряла и была готова выйти замуж. Если бы она решила иначе, Хайтам немедленно отправился бы назад в Карачи к своей семье. Именно такое условие мы поставили перед его родителями, и только после того, как обе стороны пришли к согласию, он приехал в Англию.

– А вы не думали, что молодой человек, пакистанец, родившийся в Англии, больше подходил бы вашей дочери? Ведь Сале родилась здесь, верно? И ей было бы лучше с тем, кто тоже родился здесь.

– Азиатские мальчики в Англии иногда забывают о своем происхождении, инспектор Барлоу. Они часто забывают об исламе, о важности семьи, о нашей культурной традиции, о нашей вере и убеждениях.

– Ваш упрек можно адресовать и собственному сыну?

Малик, казалось, не слышал ее вопроса.

– Хайтам жил, соблюдая законы ислама. Он был очень хорошим человеком. Он хотел стать хаджи. Именно такого человека я желал в мужья своей дочери. Сале чувствовала то же самое.

– А как ваш сын относился к тому, что мистер Кураши должен был войти в вашу семью? Ведь он занимает высокий пост на вашей фабрике, так ведь?

– Муханнад – коммерческий директор. Хайтам был начальником производства.

– Должности равные по значению?

– Практически да. Я сразу отвечу на вопрос, который вы собираетесь мне задать: производственных конфликтов между ними не было. Они не пересекались по работе друг с другом.

– Я думаю, они оба старались работать как можно лучше, – как бы вскользь отметила Эмили.

– Здесь я с вами согласен. Но их личные деловые качества не повлияли бы на будущее. После моей смерти генеральным директором компании станет мой сын. Хайтам знал об этом. И конечно же, он был абсолютно уверен в том, что так оно и будет. Таким образом, у Муханнада не было никаких оснований опасаться вхождения Хайтама в нашу семью, вы ведь это имели в виду? Но фактически в ситуации присутствовал и прямо противоположный аспект. Хайтам снял ношу с плеч Муханнада.

– И что это за ноша?

Малик расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и снова провел ладонями по влажному лицу. Воздух в комнате словно застыл, и Эмили не понимала, почему он не откроет хотя бы одно из двух окон в помещении.

– До приезда Хайтама Муханнаду было вменено в обязанность следить за работой мистера Армстронга. Тот был временным работником и не являлся членом нашей семьи, а поэтому за его работой надо было постоянно и строго следить. Как начальник производства, он отвечал за работу всей фабрики. И хотя претензий к нему не было, он, зная, что является временным работником, наверняка не вникал во все мелочи, как это делал бы человек, имеющий личную и постоянную заинтересованность в положении дел на фабрике. – Подняв вверх палец, Малик этим жестом попросил Эмили не перебивать его, видя, что она собирается задать очередной вопрос. – Я никоим образом не хочу сказать, что мы были недовольны работой мистера Армстронга. Будь это так, я никогда бы не попросил его вернуться на прежнее место после смерти Хайтама.

То, что она услышала, было очень кстати, а также проясняло то, на чем зациклилась Барбара Хейверс. Армстронга попросили снова вернуться на фабрику «Горчица и пряности Малика».

– И как долго, вы полагаете, мистер Армстронг будет работать здесь на этот раз?

– Пока я не найду для своей дочери другого подходящего мужа, который тоже сможет работать на фабрике.

И для этого, подумала Эмили, потребуется некоторое время, за которое положение Армстронга на фабрике еще более укрепится.

– А мистер Армстронг был знаком с мистером Кураши? Они встречались друг с другом?

– Конечно, встречались. Иан в течение пяти дней перед тем, как уйти, вводил Хайтама в курс дела.

– И какие между ними были отношения?

– Вполне добросердечные. С Хайтамом было легко ладить. Врагов на моей фабрике у него не было.

– А он знал всех работников фабрики?

– Хайтам должен был знать всех. Ведь он руководил производством, то есть фактически был директором фабрики.

Да, значит, придется говорить со всеми, подумала Эмили, ведь у каждого есть враги, несмотря на то, что Акрам Малик думает иначе. Задача состоит в том, чтобы выявить их. Это надо будет поручить двум детективам. Они смогут работать в зале для совещаний. И должны будут действовать осмотрительно. Она задала новый вопрос:

– А за пределами фабрики? Кого знал мистер Кураши?

Этого вопроса Акрам, казалось, ждал.

– Очень немногих. Из «Сообщества джентльменов». Ведь он присоединился к этому сообществу почти сразу, как приехал сюда.

О «Сообществе джентльменов» Эмили было известно. В период избирательной кампании оно особенно громко заявило о себе тем, что представило публике разнообразную агитационную литературу, описывающую достоинства Акрама Малика. По сути, это был клуб городских бизнесменов, созданный Акрамом вскоре после открытия фабрики. Раз в неделю они собирались на обед и раз в месяц собирались на ужин. Сообщество провозгласило целью стимулировать своих членов проявлять добрую волю, сотрудничать в бизнесе, делать все для процветания города и улучшения качества жизни его жителей. Основная задача состояла в том, чтобы находить и использовать во благо общие устремления входящих в сообщество бизнесменов; философия создателя сообщества зиждилась на том, что люди, работающие во имя единой цели, – это люди, живущие в гармонии друг с другом. Будет интересно, подумала Эмили, найти различия между «Сообществом джентльменов», созданным Акрамом Маликом, и «Джамой», созданной его сыном. А заодно и выяснить, насколько несхожи эти два человека и как эта несхожесть может повлиять на их будущего зятя.

– Ваш сын тоже является членом этого сообщества? – с притворным любопытством спросила она.

– У Муханнада другая компания, которая мне не нравится, – ответил Малик. – Но он, конечно же, является членом Сообщества.

– Но менее преданным общему делу, чем покойный мистер Кураши?

Лицо Малика помрачнело.

– Вы ищете связь между моим сыном и смертью мистера Кураши, не так ли?

– Как ваш сын относился к этому браку по договоренности? – спросила Эмили, неожиданно меняя тему разговора.

По изменившемуся выражению лица Акрама она поняла, что тот не будет отвечать на ее вопросы о своем сыне до тех пор, пока не будет знать, какую цель преследует она, задавая их. Однако на этот вопрос он все-таки ответил:

– Муханнад и сам вступил в брак по договоренности, поэтому подобный брак сестры он воспринял как должное. – Сев поудобнее, он продолжил: – Мой сын, инспектор, был далеко не пай-мальчиком. На него, да это и понятно, оказали большое влияние западная традиция и западная культура. И тем, кто видит, как это влияние проявляется в его поведении, бывает трудно его понять. Но он уважает свои корни и гордится кровью, которая течет в его жилах. Он человек своего народа.

Эмили нередко доводилось слышать подобные фразы, когда дело касалось хулиганов из ИРА[54]54
  ИРА – Ирландская республиканская армия, военная организация движения за воссоединение Ирландии, применяющая тактику террора.


[Закрыть] и других оголтелых политических экстремистов. В словах Акрама была логика, и политическая активность Муханнада в городе не противоречила тому, что говорил о нем отец. Само существование «Джамы» свидетельствовало не только о том, что молодой человек гордится кровью, которая течет в его жилах, но давало наглядные примеры того, что он не испытывает большого уважения к закону и может манипулировать людьми, играя на их невежестве и страхе. Думая о «Джаме», Эмили спросила:

– Скажите, мистер Малик, мистер Кураши входил в братство, которое создал ваш сын?

– Братство?

– Вам же известно о «Джама», не так ли? Хайтам Кураши входил в нее?

– Вот этого-то я и не знаю. – Акрам развернул бумажный колпак так же аккуратно, как свернул его некоторое время назад, неотрывно следя за движением своих пальцев по бумаге. – Это вам скажет Муханнад. – Он нахмурился, но вдруг поднял голову и посмотрел на Эмили: – Должен признаться, что направленность заданных вами вопросов меня тревожит. И это наводит меня на мысль о том, что мой сын – который, я согласен, слишком быстро приходит в ярость и бывает глух к голосу разума, когда дело касается межрасовых конфликтов, – оказался прав, утверждая, что вы намеренно закрываете глаза на то, что единственным возможным мотивом этого убийства являются ненависть и невежество.

– Я вовсе не закрываю на это глаза, – возразила Эмили. – Преступления на расовой почве – это мировая проблема, и с моей стороны было бы глупо не рассматривать эту версию. Но, если единственным возможным мотивом убийства Кураши являются ненависть и невежество, почему был убит именно он, а не первый азиат, попавший на глаза убийце? Нам необходимо проследить все контакты мистера Кураши в обеих общинах. Это единственный путь, по которому можно выйти на след убийцы. «Джентльменское сообщество» отражает одну сторону его жизни в Балфорде-ле-Нец, «Джама» – думаю, вы согласитесь – другую. – Она встала. – Вы не проводите меня к мистеру Армстронгу?..

Акрам Малик задумчиво посмотрел на нее. Его пристальный взгляд, казалось, раскрыл ей все различия, существующие между ними, – не просто разницу между мужчиной и женщиной, а непреодолимые различия, проистекающие из несходства их культур. Они проявлялись в манере одеваться: блузка из тонкой ткани с бретельками, серые брюки, непокрытая голова. Они проявлялись в привычной для нее свободе: Эмили была самостоятельной женщиной, существующей в необъятном мире, в котором ей все было доступно. Они проявлялись в должности, которую она занимала: главная фигура в команде, состоящей преимущественно из мужчин. Она и Акрам Малик – несмотря на его публично объявленную любовь к новой родине – всегда будут друг для друга представителями разных миров.

– Сюда, пожалуйста, – сказал он, вставая со стула.

Барбара вдоволь натряслась в своем «Мини» по ямам и ухабам бокового проезда, пока нашла место для парковки. Она остановилась перед задним фасадом крупнопанельного здания с вывеской, весьма неопределенно информирующей о том, что внутри размещается «Развлекательный центр Хегарти для пожилых». Заметив в одном из окон батарею воздушных кондиционеров, Барбара почувствовала непреодолимое желание войти в здание и, раскинув руки, встать под струи прохладного воздуха. Вот это было бы действительно стоящим развлечением для пожилых, решила она.

Переносить жару на побережье стало труднее, чем в Лондоне, где организм, казалось, дошел до предела возможного. Если климат Англии и вправду станет тропическим, как это уже много лет предсказывают ученые, занимающиеся глобальным потеплением, подумала Барбара, то хорошо бы обзавестись тропической одеждой и другими аксессуарами, необходимыми человеку, живущему в тропиках. Сейчас разносчик в белой куртке с подносом сингапурского слинга[55]55
  С л и н г – смесь джина или другого спиртного напитка с водой и сахаром.


[Закрыть] пришелся бы очень кстати.

Барбара посмотрела на себя в зеркало заднего вида, чтобы выяснить, насколько пот повредил макияж, нанесенный Эмили на ее лицо. Она ожидала увидеть свою физиономию изменившейся, аналогично тому, как это происходило с доктором Джекилом[56]56
  Д о к т о р Д ж е к и л – герой психологического романа Р.Л. Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», по которому американский режиссер Виктор Флеминг снял фильм «Доктор Джекил и мистер Хайд».


[Закрыть], однако и основа, и румяна были там, где им положено быть. Вероятно, все дело в опыте, приобретенном благодаря тому, что каждое утро колдуешь над баночками с косметикой, стараясь сделать себя красивой.

Барбара побрела по разбитой дороге назад, к зданию, в котором располагалась компания «Горчица и пряности Малика». Побывав перед этим в доме Маликов, Барбара выяснила, что Сале работает на фабрике вместе с отцом и братом. Об этом ей сообщила безвкусно одетая, полная женщина, державшая на руках ребенка, в то время как второй ребенок цеплялся за ее подол; глаза женщины беспрестанно рыскали по сторонам, а над верхней губой была заметная поросль тонких, но густых черных волос. Взглянув на удостоверение Барбары, она сказала:

– Так вам нужна Сале? Наша маленькая Сале? Господи, что же она такого сделала? Ведь уже приходил человек из полиции, чтобы поговорить с ней…

Но в ее вопросах слышались нотки радости, свойственной женщинам, которым либо нечем разнообразить жизнь, либо обрадованным тем, что есть, наконец, возможность добиться своекорыстной цели в отношениях с золовкой. Она сразу же сообщила Барбаре об их родственных отношениях, объявив, что является супругой Муханнада, старшего и к тому же единственного сына в семье.