Текст книги "Француз"

***

– Он берет у них кровь!

– Кто?!

– Убийца! На его совести и другие жертвы. Он похоронил их заживо… Прости, но я должен идти.

– Иди. Иди, Фрэнк!

Он схватил куртку и бросился прочь из палаты.

ГЛАВА 20

Ему потребовалось двадцать минут, чтобы уговорить Блетчсра собрать поисковую группу. До хрипоты орал в телефонную трубку, ругаясь и чуть не плача от бессилия:

– Ты понимаешь, Боб, что все они будут на твоей совести. Все, кто там похоронен живьем!

Боб не сразу, но поддался. Фотографии найденного гроба лежали у него на столе. Глубокие царапины – безмолвный крик о помощи. Сколько там закопано гробов? Об этом знает только убийца Значит… Значит, Фрэнк прав, там действительно могут быть и другие. Блетч дал свое согласие.

Сложнее оказалось с детективами. При одном упоминании фамилии Блэка большинство выразительно покрутили пальцем у виска. Очередные бредни сумасшедшего.

Однако на сей раз Блетчер был категоричен. Все в лес, и баста! Искать, пока не найдете!

Легко сказать – искать! Указанный радиус – немаленький Темно. Холодно. Собаки устали. Люди тоже. Энтузиазма – ноль. Но они все равно шаг за шагом прочесывали местность, сбивая обувь о мерзлые коряги и изредка отогревая руки в карманах курток.

Когда Фрэнк прибыл на место, Блетчер вместе с подчиненными уже с час копошился в лесу.

Вереница служебных автомашин вдоль обочины безлюдной дороги. Отдаленный лай служебных собак.

Фрэнк рванул через мелколесье. Не снижая темпа, бежал до тех пор, пока светлячки электрических фонариков, шаривших в темноте, не замелькали сквозь чащу.

С реки дул ледяной ветер, принося с собой влажный запах камней и тающего снега.

Луна изредка проглядывала сквозь облака, и перед тем как вновь исчезнуть, серебрила ветки деревьев и опавшие листья.

Когда Фрэнк догнал поисковый отряд, до него донесся металлический треск радиоприемников и портативных раций, окончательно разрушивших ночное безмолвие лесной чащи.

Он нашел Блетчера, медленно шедшего позади всех. Как и остальные, тот был одет с учетом холодной ночи. Тепло и удобно. Блетчер напоминал полководца накануне генерального сражения.

Завидев Фрэнка, Блетчер выкрикнул приветствие и тут же поднес к уху громко верещавшую рацию:

– Мы прочесали весь берег на милю к северу. Ничего.

Блетчер нахмурился.

– Прочешите еще раз. Они должны быть там. Блетчер виновато потупился:

– Я собираюсь отозвать людей, Фрэнк. Местная спасательно-поисковая группа находится здесь почти час, да и мои люди почти столько же. Эти поиски ни к чему не приведут. Мы ничего не нашли. Мы вернемся, когда будет светло.

Блэк будто не слышал, продолжая идти вперед. Словно гончая по горячему следу, то и дело оглядывался, прислушиваясь к гомону февральской ночи, проводил руками по древесным стволам и верхушкам валунов, ощупывал кучи листьев.

– Фрэнк! Мы уходим. Ты с нами? – голос Блетчера потонул в новом взрыве раций и возбужденных голосов.

Блэк даже не оглянулся.

– К тому времени, когда вы вернетесь, они будут уже мертвы, – бросил он и побрел дальше.

Упрямец! Блетчер направился за ним. Тут к старшему детективу подтянулись Гибелхауз и Камм, вымазанные в грязи. Гибелхауз посмотрел на Фрэнка с откровенным недоверием:

– И о чем он только думает? – рассерженно процедил он, клацая зубами. – Что эти трупы хранятся здесь, как бутерброды в холодильнике? Ни один человек не выживет под землей столько времени. Блетчер перебил его:

– А если выживет?

– Что он собирается делать? – недоуменно протянул в свою очередь Камм.

– Не имею ни малейшего представления, но, похоже, он будет их искать, пока не рухнет от усталости.

– Один?!

– Он не один! – осадил подчиненных Блетчер. – Фрэнк! Погоди! Да погоди ты, стрекозел!

Блетчер перешел на бег, пытаясь догнать Фрэнка, спускавшегося по оленьей тропе вниз к реке.

Из-за сильных дождей последних дней река вышла из берегов. Черный поток разлился почти до самой кромки леса, сверкая под бессонной белой луной матовой чешуей. Поисковая группа остановилась здесь. На тот берег никто так и не рискнул перебраться. Слишком опасно. Темно. Холодно. Единственное, что делала в этих условиях команда, так это визуально прочесывала окрестности. Здесь им равных не было. Огоньки карманных фонариков, освещавшие противоположный берег, образовывали зловещее мигающее ограждение вдоль реки. Собаки скулили и натягивали поводки, нетерпеливо принюхиваясь к воде. Спасатели, ежась от холода и усталости, оттаскивали их назад. Фонари нашли Блетчера, и он невольно прикрыл глаза от яркого света.

– Это все, Боб! Здесь ничего нет, – прокричал кто-то и закашлялся. – Может, мы повернем назад?

Блетчер зашагал к ним, стараясь найти в этой толпе Фрэнка. Но тут его остановил громкий всплеск. Блетчер с трудом разглядел в темноте худощавую фигуру Блэка, входящего в стремительно движущийся поток. Вода сразу же закрутилась вокруг щиколоток, подбираясь выше.

– Фрэнк! Что ты делаешь, черт тебя подери! Ты же закоченеешь!

Фрэнк продолжал медленно брести по воде.

Глядя, как омут затягивает друга-приятеля все глубже и глубже, Блетчер зло выругался. Апостол, упрямец, идиот!

Вода доходила Фрэнку уже до бедер.

– Брось, Фрэнк!

Спасатели изумленно взирали на одинокую фигуру. Впечатление – это привидение, которое своим действием выражает им немой упрек.

Дойдя до кромки воды, Боб остановился. Минуту-другую он мрачно глядел на удаляющийся силуэт бредущего через реку. Затем глубоко вздохнул н вошел в воду.

– О боже!

Холод обжег ноги так сильно, что в первое мгновение он не мог сдвинуться с места. Но вскоре ледяные иглы, покалывающие ступни и голень, стали привычными.

Блетчер с выражением мученичества на полном лице упорно брел по воде следом за Фрэнком. Остальные детективы и поисковая команда возбужденно зашумели за его спиной, оставаясь на прежнем месте.

– Ты что, спятил, Блетч?!

– Пусть катится!

– Ради всего святого, Боб!

Блетчер, задыхаясь от холода, продирался вперед, рискуя каждую минуту быть сметенным речным потоком. Вода поднялась сперва до щиколоток, затем до колен, а потом и выше… иным по пояс будет. Боб тихо ругнулся, представив все последствия своего ночного купания. Особенно волновал один вопрос относительно здоровья. Он его хрипло сформулировал только тогда, когда благополучно добрался до берега:

– Хорошо, что я уже обзавелся семьей, – пробурчал Блетчер, украдкой поглядывая на Фрэнка.

Тот шутку не принял, проигнорировал. Занят был. Фонарик дергался между стволов и кустарников, нервно перескакивая от одной группы деревьев на другую.

– Фрэнк! Подожди! – прокричал Блетчер, шатающейся походкой выбираясь из воды. Как ни странно, но первое, о чем он подумал, забираясь в воду, был фонарик. Спрятанный в нагрудном кармане, он не пострадал. Спотыкаясь на скользкой, замерзшей земле, он побежал, чтобы заставить кровь циркулировать быстрее – впрочем, не только поэтому. Когда он достиг первых деревьев, бежать стало легче. Блетчер старался не выпускать из виду Фрэнка, фонарик которого порхал в темноте, словно светлячок.

– Фрэнк! – снова закричал он и… споткнулся.

Глухой, гулкий звук. Блетчер застыл на месте и уставился на землю. Послышалось? Снова с силой топнул по куче жухлых подгнивших листьев.

Звук повторился.

Внизу – что-то полое. Внизу – что-то живое.

– Фрэнк! – завопил он, упав на колени. – Фрэнк, сюда! Я нашел! Я нашел!

Фрэнк, задыхаясь, подбежал к нему и тоже опустился на колени.

Они яростно разметали землю, мусор. За считанные минуты место было расчищено.

Блетчер глянул – и остолбенел.

– Ого! Ого-го!

Из листвы показалась деревянная крышка еще одного гроба. В ней было просверлено несколько маленьких дырочек – очевидно, отверстия для воздуха. На шершавом дереве были нацарапаны кривые буквы:

LA GRANDE DAME

– Найди края! – вдруг заорал Фрэнк. – Копай там! – указал туда, где один из краев гроба выступал из-под земли.

Блетчер схватился за него и начал раскачивать, пытаясь выдернуть из земли. Тут-то из-под крышки донесся сдавленный звук ударов и нечеловеческие вопли. И снова удары, словно глухие тона сердца.

Блетчер в ужасе отшатнулся:

– Ого! Ого-го!!!

– Винты, Боб! Винты! Найди винты – у того гроба крышка была завинчена! – Фрэнк старался не терять самообладания, но голос выдавал волнение.

Он достал швейцарский армейский нож и просунул туда, куда указывал Блетчер, подцепив шляпку металлического винта.

Сдавленные крики из гроба усилились. Крышка дрожала, будто ТО, что находилось под ней, из последних сил стремилось вырваться наружу.

– Здесь! – закричал Блетчер, выхватывая нож у Фрэнка и пытаясь подцепить еще один винт. Но руки так сильно тряслись, что он выронил нож.

Фрэнк вновь подхватил его и резким движением вырвал винт.

Теперь гроб был открыт с одной стороны. Крики превратились в непрерывный вой. Вой не человека – существа, обезумевшего от страха, темноты и боли.

Фрэнк и Блетчер напряглись, пытаясь оторвать крышку гроба. Дерево затрещало, и наконец поддалось. Они отлетели назад н принялись ощупью искать свои фонарики.

В это мгновение из гроба выползла какая-то фигура.

Блетчер задохнулся от зловония экскрементов и разлагающейся плоти. Отпрянул назад, в ужасе глядя на то, что выбиралось из земли у его ног.

Это был молодой парень, такой грязный, что невозможно было не только определить цвет его кожи, но и сказать, осталась ли на нем вообще кожа. Продолжая выть, он катался по земле.

Только теперь Блетчеру стало ясно, почему доносившиеся до них крики звучали так сдавленно: рот и глаза юноши зашиты. Кривыми грубыми стежками. Из швов сочились гной и кровь. Жутковатое зрелище. Да нет, жуткое! Да нет, жутчайшее!

Кисти рук также оказались сшиты – одна с другой. Грубые стежки стягивали их на запястьях, откуда свисали лохмотья кожи.

Почуяв движение, парень пополз к Блетчеру, жалобно поскуливая. Того сотрясала мелкая дрожь. Несмотря на долгие годы работы полицейским, с таким кошмаром он столкнулся впервые. Затем, точно очнувшись от шока, он хрипло что есть мочи заорал:

– Врача! Нам нужен врач! ВРАЧА!

С противоположного берега раздались ответные крики, а затем – громкий плеск. Поисково-спасательный отряд начал форсировать реку. Дошло наконец!

Завывающие всхлипывания юноши то усиливались, то затихали. Ему было очень плохо. Конвульсивно дрогнув, он потерял сознание.

Фрэнк бережно обнял спасенного и стал его поднимать. Блетчер, собрав мужество и волю в массивный кулак, с трудом встал на ноги. Его шатало. Вместе они перенесли жертву подальше от могилы. Кожа юноши влажная и ледяная на ощупь.

Ничего, парнишка! Все уже, уже все. Ночной кошмар закончился, и теперь все будет хорошо. Но хорошо не будет…

Фрэнк знал, что для некоторых людей этот кошмар никогда, никогда не заканчивается. Он чувствовал, что пройдет время, и убийца снова вернется сюда, волоча еще одну жертву. Потом еще одну. И все со слепой улыбкой спасителя. Лжеспасителя.

От реки стали появляться первые огоньки, быстро двигавшиеся сквозь темноту – это спешили к ним медики из поисковой группы.

В нескольких шагах от Фрэнка Блетчер низко склонился над самодельным гробом, пристально разглядывая его изнутри, одной рукой зажимая нос. Вдруг он резко выдохнул и очень осторожно потянулся вовнутрь.

Там, в дальнем углу, было что-то еще, оказавшееся полиэтиленовым мешком. Блетчер схватил его и вытащил наружу.

Мешок был тяжелым, а полиэтилен скользил и был измазан в чем-то вязком. Не опуская мешка, Блетчер осветил его фонариком.

Луч света прошел насквозь, и из-под мутной пластиковой оболочки на Блетчера уставилось чье-то лицо – полуразложившиеся глаза, серо-голубые щеки, обрамленные спутанными светлыми волосами. У основания шеи наружу выступали позвонки, покрытые обрывками землисто-серой плоти, Одно ухо почти полностью отрезано и болтается около челюсти, точно набухший плод. На лбу у женщины, словно клеймо, вырезано слово:

ТАЙНА

– Пандемия, – прошептал Блетчер.

Фрэнк застонал от боли и ярости. Боже, каким нужно быть чудовищем, чтобы придумать столь извращенную пытку и при этом считать себя правым. Он не испытывал к Французу ничего, кроме омерзения. Хотелось поскорее отыскать его. Отыскать и раздавить. Потому что это уже не человек.

На прогалину выбежали первые спасатели и в ужасе отшатнулись при виде старшего детектива, державшего свой жуткий трофей.

– Они пришли, чтобы помочь тебе, – прошептал Фрэнк молодому человеку. – Они тебе помогут. Все позади.

Он осторожно передал мальчика медикам, а затем выпрямился и обратился к остальным:

– Здесь могут быть и другие! Такие же! Живые. Еще живые, ясно!

Что ж, былого неприятия как не бывало. Ему безоговорочно поверили все. Есть многое на свете, недоступное пониманию. Ты либо принимаешь это, либо нет. Третьего не дано. Беспокойно залаяла одна из собак. Затем спасатели рассыпались по лесу и вновь приступили к поискам – на сей раз уже всерьез.

ГЛАВА 21

Почти рассвело, когда Фрэнк и Блетчер вернулись обратно. Сумрачный свет просачивался сквозь окна кабинета старшего детектива. Люди сновали взад и вперед, принося какие-то бумаги, отправленные факсы и картонные папки.

Фрэнк сидел в кресле, глаза закрыты, лицо – эдакая посмертная маска. Сказывалось нервное напряжение минувшей ночи.

Блетчер нервно раскачивался взад и вперед, не отрывая покрасневших глаз от телефона. Ждал результатов экспертизы, новой информации о пареньке.

В дверях появилась неслышная тень. Некто тихо подошел к Фрэнку и одобрительно похлопал по плечу.

Открыв глаза, тот узнал Гибелхауза. Вчерашний оппонент выглядел иначе. Недавние события отрезвили его, дав пищу для серьезных размышлений. Теперь он признавал правоту Фрэнка, коря себя за давешнюю намеренную грубость.

– Вот. Полагаю, вам это не помешает, – произнес Гибелхауз, протягивая Фрэнку чашку кофе.

– Спасибо!

Ты прощен, Гибелхауз. Иди и больше не греши.

Кофе был тайной слабостью Фрэнка Блэка еще со времен учебы в колледже. Вместе с другими кофеманами они собирались на дружеские посиделки и смаковали разные сорта. Он знал толк в кофе. За чашкой кофе они когда-то познакомились и с Кэтрин. Он вспомнил, как, набравшись смелости, Фрэнк тогда подошел к рыжеволосой красавице и попросил позволения присесть. Две чашки хорошего "Президента" положили начало новой истории любви С тех пор в их доме пили исключительно этот сорт. Кофе, как и сигареты, действительно сближает. Чай – не то. В нем нет магического вкуса и горького аромата. Кофе быстрее остывает – тем самым напоминая о бренности человеческого существования. О бренности человеческого существования вообще.

В полицейском управлении Сиэтла кофе варить умели. И дело здесь даже не в хорошей кофеварке или элитном сорте, дело в другом. Его здесь ценили. Порой только кофе спасал от сна после тяжелого дежурства, он помогал успокоить нервы и являлся замечательным поводом завязать беседу.

Заметив благодарную улыбку, Гибелхауз кивнул, точно извиняясь, и облокотился на стол:

– Нашли еще два гроба. Оба пустые.

– Им недолго бы пришлось оставаться пустыми.

Блетчер повесил телефонную трубку и повернулся к ним.

– Парень только что дал описание подозреваемого. Белый мужчина, около тридцати лет, на голове бейсбольная кепка. Они сейчас работают над фотороботом, – он многозначительно уел Гибелхауза взглядом:

– Преступник взял у него кровь. И при этом сказал, что если анализ окажется положительным, он его убьет. Но, думаю, что он все равно бы его убил. Кстати сказать, они познакомились недалеко от Волонтир-Парка. Вчера утром. Парень голосовал, мужчина его подвез. Потом предложил выпить по стаканчику.

Гибелхауз помолчал и:

– Я был не прав. Пойду, передам новые данные в эфир… – поспешил прочь.

– Таким образом убийца выносит приговор, – произнес Фрэнк. В его голосе слышалась абсолютная уверенность. – Он, вероятно, отправляет кровь на анализ, а затем выносит несчастным смертные приговоры. Он избавляет город от чумы. Блетчер развел руками.

– Чертов ассенизатор. Ну и как нам его поймать?

– Следите за местами преступлений. Убийцы всегда возвращаются туда снова и снова. Отправь в Волонтир-Парк на несколько дней всех, кого сможешь освободить. Сделайте фоторобот. Проверьте все медицинские учреждения, которые делают анализы крови. Должна быть какая-нибудь зацепка.

Блетчер вновь посмотрел на телефон.

– Хорошо. Мы уже направили соответствующие распоряжения во все лаборатории. Фрэнк вздохнул и встал:

– Мне нужно позвонить Кэтрин. Она очень волнуется, я ведь сорвался посредине ночи.

Блетчер протянул ему телефонную трубку. Когда тот взял ее, Блетчер натянуто произнес:

– Я в полиции восемнадцать лет, Фрэнк. Но никогда не видел ничего более ужасного. Неужели мы действительно превращаемся в животных? Ведь ни один нормальный человек не додумается до этого.

– Он ненормальный.

– Знаешь, Фрэнк, сегодня ночью я понял, что это значит для тебя. ЧЕМ это было в твоей жизни и почему ты подал в отставку.

– Ну-ну, старина, ну-ну.

– Да нет, правда.

– Ну-ну.

Минувшая ночь расставила все по своим местам. Обида прошла, да в общем-то он не вправе обижаться на Боба. Блетчер так же, как и Фрэнк, выполнял свой служебный долг. Так, как считал нужным, по-своему. Но за это винить нельзя.

Фрэнк медленно положил телефонную трубку. Провел рукой по измученному лицу, собираясь с мыслями. Раньше он не думал, что придет минута, когда захочется рассказать. Не все, но многое. А Блетчер сейчас как никто другой мог понять мотивы и поступки Фрэнка…

– Это не сразу пришло. Жестокость, неописуемые преступления – все это в какой-то момент стало для меня вполне обыденным делом, лишенным остроты и понимания. Я точно впал в оцепенение, – Фрэнк говорил, будто вспоминая заученные слова, которые произносил и раньше добрую сотню раз. Но оба знали, что это далеко не так. – Через некоторое время я как будто перестал вообще что-либо чувствовать. Лягушка в анабиозе.

– А что было потом? Фрэнк вздохнул и облокотился на край его письменного стола.

– Я работал по делу о серии убийств в Миннесоте. Убийцу звали Эд Каффл. Убийца с извращенным чувством юмора и особым восприятием жизни, если так, конечно, можно сказать о маньяке. Он мог выбрать любой соседский дом, подойти к двери – все совершенно случайно. Под влиянием импульса. Причем когда возникнет этот импульс, никто не знал. Если дверь оказывалась не запертой, он расценивал это как приглашение хозяев войти в дом. Как согласие быть убитыми. Им. Затем он фотографировал свои жертвы "Полароидом" и посылал снимки в полицию… Серийный убийца работает именно так – поэтому их и называют серийными. Сперва они ловят кайф от убийства, от насилия как такового. Крики, вопли только подстегивают их воображение, обостряют чувственность. Потом они ловят кайф уже оттого, что их не могут поймать. И тогда убивают снова и снова. Самый страшный вид зависимости, зависимости от убийства. Они убивают, а мы их в конце концов ловим. Потому что они не могут остановиться и не могут хоть раз да не оставить улики. Они играют с полицией, как кошка с мышью – их возбуждает опасность, возбуждает угроза быть пойманными… Существует два типа серийных убийц. Одни совершают преступления по четко продуманной схеме, в их поступках всегда есть логика. Вторые, напротив, импровизаторы. Каффла было очень сложно поймать – в его убийствах не было логики. Он выбирал свои жертвы абсолютно случайно. Наша работа напоминала расшифровку кода, придуманного сумасшедшим. Мы занимались этим несколько месяцев и все же поймали его. Эд Каффл получил три пожизненных срока.

Он замолчал.

Блетчер терпеливо ждал продолжения. Не дождался и спросил:

– Значит, это случилось тогда? Фрэнк поднял голову. Его глаза блестели, как у безумца.

– Год спустя я забирал почту из ящика и обнаружил там адресованный мне конверт. Без обратного адреса. Внутри… внутри были фотографии Кэтрин. Кэтрин в супермаркете. Кэтрин в школе. И вдруг этот мой душевный наркоз испарился, и оцепенение превратилось в парализующий страх.

– Ты нашел того, кто послал тебе эти снимки?

– Нет. Я даже не находил в себе сил выйти из дома. Зачем ходить на работу, зачем защищать других, если не можешь защитить собственную семью? Джордан… Джордан была для нас настоящим чудом. Доктора говорили, что мы никогда не сумеем зачать ее. Как же я мог жить, зная, что она в опасности?

– Но ведь ты справился с этим, Фрэнк! Ты справился… Но как?

– На меня вышла группа мужчин и женщин, которые помогли мне понять природу этого явления… – он помедлил, – Моего дара.

Моего проклятия.

Блетчер кивнул, точно подбадривая его: у – Та самая группа, "Миллениум"?

– Да.

– И что, они действительно верят во всю эту чушь? В предсказания Нострадамуса, в Апокалипсис, в конец света?

– Они полагают, что нам не следует просто сидеть сложа руки и надеяться на счастливый конец. Тем более совершенно очевидно, что хэппи-энда у человечества не будет. Не заслужили мы хэппи-энд. Слишком много крови накопилось за тысячелетие, слишком много преступлений и открытий. Счастье, Блетч, в незнании. А мы, напротив, стремимся к ЗНАНИЮ. Каждый из нас сознательно идет к собственной гибели, тем самым приближая разрушение всей цивилизации. Известно пять цивилизаций, Боб, но наша будет последней. Однако при желании, при очень сильном желании, эту гибель можно отсрочить, дав шанс нашим детям исправить положение. Близится Миллениум. На стыке веков всегда происходят страшные трагедии и катастрофы. Конец каждого столетия – одновременно череда новых открытий и зверских преступлений, кровопролитных войн и гибели тысяч людей. Неважно, виноваты они в чем-то или нет. Смерть всех уравнивает. Но Миллениум страшен вдвойне. Это своеобразный экзамен для всех, тест на выживаемость. Осилим ли мы еще одно тысячелетие? Иногда мне кажется, что нет. Мы слишком устали от самих себя. Силенок не хватает. Да, слишком много грехов и преступлений, слишком много крови и мало любви. И все же еще можно попытаться… Вдруг получится? Ведь даже в тексте Апокалипсиса, Откровения от Иоанна, есть надежда. Еще не снята седьмая печать. Большинство не верят в предсказания Нострадамуса и Апокалипсис. Только когда происходит очередная катастрофа, люди обращаются за помощью к мистике, психологически так легче пережить горе и страх. Каждый выбирает сам, верить ему в Бога, дьявола, судьбу или фатум. Списывать все неудачи на карму или же пытаться что-либо изменить. Каждый выбирает сам. Я выбрал. Принял решение. Признаться, это было нелегко. Людям из группы "Миллениум" – тоже. У каждого из них свой дар и свое проклятие. Однако мы хотим хотя бы немного очистить мир от скверны, в которую он погружается. Это – как очистить Авгиевы конюшни. Блетчер, я хочу только одного, чтобы моя дочь никогда не испытала на себе той боли и грязи, которые пришлись на мою жизнь. Она заслуживает лучшего. И ради этого я готов на очень многое.

Он снова дотянулся до телефонной трубки и стал набирать номер больницы. Тем самым показывая, что разговор закончен. Он немного жалел об этой импровизированной исповеди, а с другой стороны – понимал: это необходимо. Но достаточно. Достаточно, Боб, дружище!

Осознав, что продолжения не последует, Блетчер на цыпочках вышел из кабинета.

Фрэнк посмотрел ему вслед и нахмурился: из трубки донеслись короткие гудки. Он нажал на рычаг, собираясь перезвонить еще раз, но не успел – телефон тут же зазвонил.

– Кабинет Боба Блетчера, – произнес Фрэнк, взглянув на дверь: не появится ли старший детектив, привлеченный звуком раздраженного телефона.

– Боб? – спросил мужской голос.

– Нет, он только что вышел.

– Звонивший крякнул от досады,

– Вы не могли бы передать ему информацию от меня? Это срочно.

Фрэнк протянул руку, шаря по столу Блетчера в поисках чистого листка бумаги.

– Подождите, я возьму ручку. Записываю.

– Мы проследили те образцы крови, которые он искал. Все они были отправлены в лабораторию, которой пользуется полицейское управление центральной части Сиэтла.

У Фрэнка зазвенело в ушах. Казалось, что голос на другом конце линии стал тише. Он судорожно сглотнул – во рту опять привкус желчи и меди.

– Откуда они были отправлены? – спросил он.

– В этом-то все и дело, – в голосе абонента слышалось не то что бы разочарование, а скорее замешательство. – Они были отправлены по обычным каналам полицейского управления. С тем же курьером. Внутриведомственной почтой.

– Внутриведомственной…

Фрэнк положил трубку и, шатаясь, встал. Казалось, что комната начала расплываться: стулья, столы и книжные полки стали терять свои очертания, сливаясь в унылый пейзаж затопленного леса; становясь полусгнившими пристанями и грязными переулками города, затопляемого приливом, столь стремительным и неотвратимым, что можно было смотреть на него в благоговейном страхе-ужасе, осознавая, что так начинается истинный конец света. Смрад нечистот, запах горящего бензина, тлеющих волос и паленого мяса заполнил комнату. Частицы пыли, медленно кружившиеся над настольной лампой Блетчера, начали сливаться в силуэт соблазнительно извивающейся женщины, или нет: в обезглавленный труп, упакованный в черный пластик.

– Боб!

Голос Фрэнка хрипло прозвенел в пустом кабинете. Он выбежал в коридор, тщетно оглядываясь по сторонам.

– Боб!

Ответа не было.

Он побежал по коридору к грузовому лифту. Сердце гулко стучало в груди. ^ Лифт прибыл лишь через пару минут. Невыносимо медленно тяжелые двери расползлись.

Он прыгнул в кабину, яростно давя на кнопку до тех пор, пока двери вновь не закрылись.

Лифт поехал вниз – еще более медленно и вяло. Прыжок в преисподнюю. Прыжок навстречу смерти в обличье человека.

Фрэнк прислонился к стенке кабины, следя за прыгающими надписями на дисплее: "3", "2", "вестибюль", "гараж".

Тихие щелчки, грохот канатов, приглушенные голоса.

"3", "2", "вестибюль", "гараж".

И наконец на экране яркими красными буквами высветился последний пункт назначения:

МОРГ