Текст книги "Сердце мое"

– Не знаю, – холодным, ровным голосом произнесла Шелли. – Во всяком случае, достоинства других женщин всегда интересовали его гораздо больше. Он никогда не упускал возможности провести ночь-другую с теми, кто был не слишком-то разборчив…

– Интересно, – усмехнулся Кейн, но улыбка его была жесткой и злой. – Если так, то он, должно быть, когда-нибудь да наткнется на мою бывшую жену… Да, я бы даже хотел, чтобы она ему попалась – вот уж попортила бы крови! Им явно надо встретиться – пусть Друг на друге и отыгрываются! Удивительная все-таки штука жизнь. Мы с тобой, одинаково чувствительные, ранимые и одинокие, сошлись с мерзавцами, которые только друг друга, по-видимому, и стоят на этой земле. Что скажешь, Шелли?

– Ко всему прочему мы оба были и наивные, как только что вылупившиеся цыплята… – с горечью добавила Шелли, вспоминая свои почти детские мечты.

Какое-то время Кейн молчал. Потом вдруг разразился громким смехом. Он прижал ее к груди и, не переставая смеяться, стал медленно покачивать, успокаивая, будто маленького ребенка.

Больше Шелли была не в силах сопротивляться его нежным, нетребовательным объятиям, как, впрочем, и o его искреннему смеху. Он проникал в нее через те защитные слои, которые она выстроила за долгие годы одиночества. Его смех, ласки, дышащее теплом и нежностью тело совершенно покорили ее, открыли в ней женщину, заставили забыть о разочарованиях, страхах, стыде и унижении…

Поэтому сейчас она просто прижалась к нему так крепко, как только могла, и громко заплакала.

– Даже слезы твои на вкус сладкие, – прошептал ей Кейн.

И по-кошачьи бережно и осторожно он слизнул горячие капельки с ее щек кончиком языка.

– Ох, Кейн, что же я делаю… Что же мы с тобой будем делать? – прошептала она сквозь слезы, чувствуя себя совершенно беззащитной перед этим сильным человеком, укачивающим ее на руках, точно маленькую девочку, человеком, который больше не был для нее чужим.

– Ну, у меня есть на этот счет кое-какие предложения, но, боюсь, они тебя шокируют…

И Кейн посмотрел ей прямо в глаза с удивительно мужской улыбкой, глядя на которую ей снова захотелось разрыдаться. Он рассмеялся – удивительно нежно и тихо.

– Кейн, Кейн, – прошептала Шелли, сжимая его в объятиях, пытаясь теперь укачивать его так же, как всего несколько мгновений назад баюкал ее он. – Я ведь только разочарую тебя, Кейн…

«А потом, – добавила она про себя, – потом ты разочаруешь меня, когда уйдешь, даже не попрощавшись. Путешественник, бродяга… Нет, мы совершенно не подходим друг другу…»

– Твой поцелуй – это единственное, что не разочаровало меня за многие годы, – ответил ей он.

И снова тихонько прикоснулся своими губами к ее, а потом, высунув кончик языка, слизал горячие слезы с ее щек.

– А если я сведу тебя с ума, попробуешь меня на вкус, языком, а? Как я тебя сейчас? – Как смешно это ни звучало, в его вопросе явно слышалась надежда.

Шелли не могла удержаться от смеха – про слезы она и забыла. Она потерлась щекой о его сильную, мускулистую грудь.

– Ты, конечно, известный ренегат, отступник, – сказала она ему, – но по крайней мере очень привлекательный и умный отступник. И еще очень ласковый.

Кейн нежно провел рукой по шее Шелли и чуть приподнял ее голову.

– Знаешь, ты первая, кто обвиняет меня в нежности, – прошептал он. – И мне это очень приятно…

Губами он коснулся ее нежного рта, еще мокрых от слез щек. Потом поцеловал в глаза – на длинных густых ее ресницах дрожали слезы.

– Ты просто удивительная на вкус. – Он все еще ласкал ее.

И вот руки Кейна скользнули вниз, взяв Шелли за ягодицы и прижимая ее к своим бедрам. Только тогда Шелли почувствовала, насколько сильно он возбужден.

– Как бы я хотел сейчас, – прошептал он ей, – Снять с тебя одежду и попробовать тебя всю – всю, абсолютно всю. Еще ни одна женщина никогда не вызывала у меня такого желания.

С этими словами он посмотрел прямо в ее огромные карие глаза и увидел в них не только страх и настороженность, но и зарождающееся желание.

– Я знаю, – просто сказал он ей. – Ты думаешь сейчас, что мы знакомы слишком мало времени. Но я хотел бы, чтобы ты поняла, что ты для меня значишь. И чтобы ты подумала об этом. Я хочу, чтобы у тебя не оставалось никаких сомнений в том, как сильно я тебя хочу. Честное слово, ни одна женщина на свете никогда не возбуждала меня так, как ты. Забудь о том, что этот ублюдок, твой бывший муж, когда-то тебе наговорил. Это все в прошлом. А мы с тобой – в настоящем. И только настоящее – это правда.

Кейн опустил голову. Медленно, осторожно он стал ласкать губы Шелли кончиком языка. А потом еще более усилил чувственный ритм тем, что, соприкасаясь с ней бедрами, стал тихо покачиваться…

После того как прошло первое мгновение шока, она робко, нерешительно ответила ему на поцелуй. Шелли почувствовала, как по всему телу Кейна пробежала дрожь, когда она дотронулась языком до его губ. Одно только осознание того, как сильно она его возбуждает, опьяняло ее, словно глоток хорошего коньяка. Она обняла его за шею и, встав на цыпочки, прижалась к нему всем своим телом – мягким и нежным…

И Кейн почувствовал все эти изменения в ней, почувствовал обещание в ее ласках и прикосновениях.

Хрипло застонав, он поднял руку от бедер, поднося ее к груди Шелли.

В одно мгновение Шелли напряглась и застыла.

– Нет. – Ее голос был резким, словно она хотела выскользнуть из его рук.

– Я ведь не собираюсь затаскивать тебя в спальню, – сказал он, нежно проводя рукой по ее ребрам до талии и назад, лаская ее. – Я просто хотел коснуться тебя…

Шелли быстро схватила его руку.

– Нет!

В ее голосе послышались отчаяние и какой-то панический страх. Она и впрямь казалась до смерти напуганной.

– Что такое, Шелли? – удивленно спросил ее Кейн.

– Послушай, эта часть моего тела вовсе не заслуживает того, чтобы на нее обращали внимание, а уж тем более из-за нее спорили. Прошу тебя, поверь мне на слово…

Голос ее сейчас был таким же ровным, как и тоненькая линия губ.

– По-моему, – сказал Кейн мрачно, – я сейчас слышу не твой голос, а какие-то отголоски прошлого…

– Ты можешь думать все, что угодно, – ответила ему она. – Но я сказала «нет» – значит, нет.

И она, отступив на несколько шагов, освободилась из его объятий.

Конечно, Кепи мог ее удержать, однако не стал этого делать. Он хотел было что-то возразить, но, подумав, промолчал. Глядя на ее напряженное, взволнованное лицо, слыша ее неровное дыхание, он снова вспомнил ощущение мягкого тепла ее груди в своей ладони за мгновение до того, как она выскользнула у него из рук.

– Как ты думаешь, смогу я в ближайшем будущем повидаться где-нибудь с твоим бывшим мужем? – спросил он с отсутствующим видом.

– Ну если только у тебя будут дела во Флориде…

– К сожалению, пока нет… – И Ремингтон взволнованно потер руки. – Хотя, может, и не к сожалению. Иначе я бы непременно врезал ему хорошенько… Ох, прости, Шелли, я хотел сказать, поговорил бы с ним по-мужски.

Слова Кейна, прозвучавшие совершенно спокойно, шокировали Шелли не меньше, чем до этого изумила нежная страстность его поцелуя. А злая, жестокая улыбка, с которой он посмотрел на свои крепкие и сильные руки, тоже отнюдь не способствовала тому, чтобы ее успокоить.

– Кейн? – нерешительно, почти со страхом обратилась она к нему.

Он помолчал, но потом, глубоко вздохнув, сказал:

– Все в порядке, ласка, не волнуйся ни о чем. Просто, когда я вижу совершенно осознанную жестокость, это выводит меня из себя.

– Да, но я не хотела быть ни к кому жестокой! Огромные серые глаза Кейна изумленно расширились, но уже через мгновение их выражение изменилось – они засветились нежностью, точно так же, как малось раньше в один миг зажглись дикой яростью. Кончиком пальца он осторожно провел по ее губам и улыбнулся, почувствовав, какими мягкими становятся они под его прикосновениями.

– Что ты, Шелли, я говорю вовсе не о тебе, а о том подонке, за которым ты была замужем. Он ведь сделал все, что только мог, чтобы так изничтожить твою душу, я же вижу… А знаешь, почему он это делал?

В каком-то немом оцепенении Шелли покачала головой, слушая, как Кейн задает вопрос, мучивший ее саму столько времени.

– Потому, что ты прекрасная, замечательная женщина, тогда как он и на четверть не был мужчиной.

Слезы снова заблестели в глазах Шелли. Она поняла, что еще немного – и она снова разрыдается. А ведь до сегодняшнего дня она не плакала уже несколько лет. Кажется, в последний раз она ревела навзрыд только после последней мерзкой и унизительной попытки бывшего мужа заняться с ней любовью.

– По-моему, – хриплым голосом обратился к ней Кейн, – нам сейчас самое время ехать выбирать обоечно-ковровые образцы. Иначе я ведь могу невзначай позабыть все свои добрые и благопристойные намерения…

Шелли быстро заморгала, смахивая с глаз слезы, и попыталась улыбнуться:

– Ты хочешь сказать, что, если мы не начнем работу прямо сейчас, ты откажешься от намерений заниматься всей этой скучной для тебя работой?

Кейн медленно покачал головой:

– Нет, вовсе не это… Я всего лишь хотел сказать, что, если мы не уйдем сейчас отсюда, я просто повалю тебя вот на этот самый ковер и научу некоторым вещам, которые касаются нас с тобой, но которые ты, по-моему, еще не вполне готова пока принять… к сожалению…

Шелли открыла было рот, чтобы снова сказать ему, что все это только разочарует его, но вовремя спохватилась: ее слова могли только еще больше раздразнить Кейна. Кроме того, он ведь вполне мог принять их за вызов или своего рода приглашение к действию. Или же за то и другое сразу. А она не хотела этого, хотя и почувствовала, как сильно и быстро забилось ее сердце при последних словах Кейна.

«Он ведь прав, – подумала Шелли, – я действительно еще не готова принять его… нас, наши отношения».

И, вспомнив о его бродячей жизни, добавила про себя:

«К тому же у меня с Кейном вообще ничего не получится. Никогда…»

И она, быстро открыв дверь, вышла из его пристанища, которое в ближайшем будущем намеревалась сделать для него настоящим домом.

– Давай на сей раз поедем на моей машине, – предложила она Кейну, когда они вышли. – Я припарковала ее на другой стороне улицы.

– Но я не возражаю против роли твоего шофера, – возразил было Кейн, но она осветила:

Если ты имеешь в виду свой «ягуар», то ты ведь можешь оставлять его в местах общественных стоянок А мотоцикл слишком мал для ковров, красок, обоев и прочей муры, как ты все это называешь. Кроме того, я и сама прекрасно знаю эти места – не забывай, я ведь прожила в этом городе несколько лет. А ты приезжал сюда только время от времени.

Не найдя что ответить, Кейн молча последовал за ней к ее машине. И отнюдь не удивился, увидев, что по улицам Лос-Анджелеса Шелли, оказывается, умеет разъезжать с не меньшей ловкостью и умением, чем обращаться со Сквиззи.

– Кстати, а как насчет мебели? – спросила она, ведя машину. – Собираешься брать напрокат?

– Нет, – решительно ответил он. – Мебель напрокат – это для жилищ. А мне нужен дом, не забывай этого…

– Дом, чтобы ты имел возможность возвращаться в него в любой момент, когда только пожелаешь? – Она старалась говорить спокойно, но, по-видимому, это не слишком-то у нее получалось.

– Да, мне нужен дом, чтобы я мог возвращаться в него, когда только пожелаю, – ответил Ремингтон, не сводя с нее пристального взгляда. – Я ведь глава компании, Шелли. И поэтому могу себе позволить быть там, где мне нравится, и тогда, когда мне это нравится.

– Возвращаться в свой собственный дом и при этом много путешествовать, – задумчиво произнесла Щелли, не отрывая взгляда от дороги. – Что ж, прекрасно тебя понимаю. Ведь наземле так много прекрасных мест, нетронутых, заповедных уголков… Я имею в виду, вдали отсюда…

Кейн с удивлением услышал, как неожиданно смягчился ее голос, когда она произнесла «вдали отсюда», и с удовлетворением улыбнулся.

– Ты ведь и сама их любишь, не так ли? – спросил он ее.

– Что? – переспросила она, бросая на него быстрый взгляд через плечо.

– Дикие, нетронутые уголки, – пояснил Кейн. – К примеру, Сахару – это море песка… И еще – пампасы, и малонаселенные, необжитые просторы Центральной Австралии, и тибетские плато… Горы, вершины которых упираются в небо… И заброшенные города – древние, как время…

Шелли завороженно слушала его голос. В нем ощущались целые пласты воспоминаний: красота дальних мест, которая не дает покоя, зовет к себе, манит в странствия…

«Бродяга… Путешественник…»

– Но больше всего на свете я все же люблю свой дом, – сказала она.

В ее голосе Кейну послышались одновременно отчаяние и страх, желание и стремление, голод и одиночество – все то, чем она жила эти долгие годы. Ее слова были полны чувств, желания покоя. В его же голосе оживали воспоминания о далеких странствиях, прекрасных местах.

Неужели же эмоции, чувства, желания и стремления у них совершенно разные?

– На всем белом свете, – тихо сказала Шелли, – есть только одно место, которому я по-настоящему принадлежу – это мой дом!

Теперь Кейн услышал в ее словах вызов, почти обвинение…

– Но кто сказал тебе, что ты не можешь одновременно иметь дом и путешествовать по всему свету? – спросил ее Кейн.

– Жизнь, – убежденно ответила она. Зажегся красный свет, и Шелли плавно остановила машину.

– Не все, чему тебя успела научить жизнь, правда, – возразил Ремингтон. – Посмотри, что успел сделать с тобой твой бывший муж, а ты ему поверила! Всей этой чепухе!

– Ну, об этом уж не тебе судить, – резко ответила Шелли, явно не желая обо всем этом говорить. – Откуда тебе знать, чепуха это или нет?

– Кому же тогда судить, если не мне? – вздохнул он. – Ведь моя бывшая жена пыталась убедить меня в том же, что так старательно и долго вбивал тебе в голову твой супруг.

– То есть? – не поняла Шелли.

– То есть в том, что я совершенное ничтожество как любовник.

Шелли повернулась и изумленно уставилась на него, приоткрыв рот от удивления; в глазах ее застыло абсолютное недоверие.

– Тогда я тебя просто не понимаю, – сказала она вконец. – Почему же ты так долго не подписывал бракоразводные бумаги? Ты, привлекательный для стольких женщин…

Теперь настал черед Кейна изумляться. Он нерешительно улыбнулся:

– Пожалуй, лучшего комплимента…

Шелли густо покраснела и отвела взгляд.

– Но ведь это правда, и ты сам отлично это знаешь… – смущенно сказала она.

– Но тогда-то я этого не знал! – возразил он. – Поэтому мне пришлось пройти через множество связей и знакомств с женщинами – просто для того, чтобы убедиться, что это и в самом деле не так. Не знаю, сумеешь ли ты меня понять… У тебя ведь все было не так…

– Связи с женщинами? Нет, у меня их не было, – дерзко ответила Шелли. – Я в этом отношении человек консервативный. Можно даже сказать, безнадежно отсталый.

Кейн улыбнулся, но решил не отвлекаться от темы:

– Я имел в виду, у тебя не было отношений со многими мужчинами… ну для того, чтобы осознать собственную привлекательность, тебе этого не потребовалось.

Его слова прозвучали скорее как утверждение, нежели как вопрос, однако Шелли все же решила ему ответить.

– Нет, – просто сказала она.

– Опять консерватизм, или просто боялась? – поинтересовался он.

– Скорее, элементарная разборчивость, – последовал ответ.

– Наверное, к тому же немножечко боялась разочароваться? – настаивал Кейн.

– Да, черт тебя побери! – Шелли снова была разгневана, напряжена. – Ну что, теперь доволен? Получил все, что хотел?

– Что ты, отнюдь. – И он еле заметно улыбнулся. Шелли вспомнила нежные движения кончика его языка на своих губах, вспомнила, как Кейн покачивал бедрами, прижимаясь к ней… Она поджала губы и отвернулась.

– В том-то и состоит моя проблема, – тихо сказала она ему. – Я заранее знаю, что, кто бы ни занимался со мной сексом, разочарование ему обеспечено.

– Какая чушь! – возмутился Кейн. – А все из-за того, что твой экс-муж просто не знал, понятия не имел, как ему себя вести с настоящей женщиной!

Его голос несколько смягчился, когда он провел пальцами по ее щеке.

– Это замечательно, что ты разборчива, ласка, – тихо сказал он. – Просто замечательно. Я ведь и сам теперь такой. Но для этого нужно было сначала повзрослеть…

Сзади раздался долгий автомобильный гудок, напомнивший Шелли, что загорелся зеленый свет. Она быстро переехала перекресток. Румянец все еще горел на ее щеках – она была очень взволнованна…

Не желая больше давать Ремингтону никаких возможностей начать очередной слишком откровенный разговор, Шелли на довольно большой скорости вела машину к дизайн-центру, говоря с Кейном исключительно об образцах тканей и предпочтительных для него pacцветках.

Он вежливо отвечал на все ее вопросы, время от времени вставляя и какие-то свои комментарии.

Пока Шелли не оборачивалась в его сторону и не смотрела на него, ей еще удавалось поддерживать у самой себя иллюзию того, что она ведет не более чем обычный деловой разговор с обычным клиентом. Однако достаточно было кинуть на Кейна хотя бы беглый взгляд, чтобы она снова вспомнила об удивительных ощущениях, которые пережила рядом с ним и которые так хотела бы сейчас забыть.

Поэтому, когда они наконец въехали на стоянку у дизайн-центра, она почувствовала необыкновенное облегчение – точно гора свалилась с плеч. Сам центр представлял из себя огромное, вытянутое в длину стеклянное здание, в котором выставлялось на всеобщее обозрение необыкновенное количество образцов самой разной мебели – тут было все, что только можно было себе представить. Каждый дизайнер, желавший добиться мирового или хотя бы национального признания, должен был непременно иметь здесь свой зал. И хотя большинство из них не продавали мебель что называется в розницу, предпочитая оптовые поставки, у Шелли с ее визитной карточкой «Золотой лилии» была возможность покупать здесь мебель в любых количествах.

– Ну, вот мы и приехали. – сказала она, выключая двигатель.

А через два часа Кейн, набегавшись вслед за Шелли по залам, почувствовал себя абсолютно выжатым. Больше он был совершенно не в состоянии смотреть на мебель. Еще бы! За эти два часа ему пришлось перевидать более сотни коллекций и экспонатов, каждый из которых был абсолютно неповторим, уникален, требовал к себе внимания посетителя, его можно по-разному оценить с точки зрения той или иной эстетической концепции.

– Я чувствую себя примерно так; – признался Кейн, – как некоторые наши туристы, которые заказывают себе туры на неделю по всей Европе и высунув язык бегают за гидом с фотоаппаратом… Лишь бы только успеть обежать все церкви и музеи… Знаешь, если ты потащишь меня хотя бы еще к одной коллекции, я просто сойду с ума!

Шелли усмехнулась:

– Это именно то, что нужно! Если это действительно так, то это значит, что как раз сейчас ты можешь сделать правильный выбор.

– Послушай, я что, непонятно выразился? Я же выжат, как лимон!

– Да нет же, я прекрасно тебя поняла. Еще раз говорю тебе: это как раз то, что мне и нужно!

– Это что, своеобразная форма садизма?

– Нисколько. Это всего-навсего своеобразный способ заставить тебя забыть о том разнообразии, которое ты только что увидел, и выбрать то, что действительно будет тебе по душе. Ты сейчас чувствуешь себя абсолютно выжатым – что ж, прекрасно! Значит, если уж что-то привлечет твое внимание даже сейчас, значит, Эта вещь действительно тебе по душе!

Кейн пробормотал под нос какое-то ругательство, но Шелли его уже не слушала. Она торопилась успеть побывать в как можно большем числе залов, чтобы иметь Я возможность выбирать из большего. Кейн вздохнул – Д ему оставалось только послушно следовать за ней.

Часам к четырем они уже побывали во всех залах, а в некоторых и по нескольку раз. Шелли больше не я расставалась с блокнотом и ручкой, постоянно что-то ж записывая, делая для себя какие-то пометки. Но Кейн уже не возражал. Он понимал, что для Шелли это единственная возможность не растеряться в этом море мебели, причудливых названий и хитрых дизайнерских ярлыков.

Кейн вынужден был признать, что метод работы Шелли действительно очень эффективен, хотя и жесток. Через несколько часов непрерывного путешествия по выставочным залам, Ремингтону было достаточно двух-трех мгновений, чтобы сразу понять, нравится ему вещь или нет. Кроме того, он начинал понимать, что просто бросается в глаза, но зато быстро ему надоедает, а что, напротив, в первый миг кажется не слишком привлекательным, зато потом начинает нравиться.

То же самое было и с выбором красок и обойных образцов. Некоторые варианты, привлекавшие его в – первое мгновение, уже скоро начинали его утомлять, казаться скучными и банальными. Другие же, напротив, нисколько не надоедали – не важно при этом, как долго он на них смотрел.

Теперь он уже не отвечал Шелли столь же однозначно, как вначале. За каждым его «да» и «нет» таилось «может быть», говорящее о понимании, раздумьях, выборе.

– Ну, спасибо тебе, конечно, но только, может быть, на сегодня и вправду хватит? – взмолился он наконец.

– Что ж, тебе повезло. – Шелли усмехнулась. – Скоро они закрывают… – И нахмурилась: – Господи, как же я забыла о размерах твоей квартиры!

– Тебе что, нужно с точностью до дюйма? – спросил Кейн.

– Нет, конечно, – ответила она. – Просто мне нужно выбрать между двумя гарнитурами, а это, как ты понимаешь, не в последнюю очередь будет зависеть от их размеров. Один из них может оказаться слишком большим для твоей гостиной. А потом еще для спальни…

– Двадцать футов на тридцать восемь, – прервал ее Кейн, лениво зевая.

– Что?

– Это я о гостиной. А спальня – пятнадцать на тридцать. Остальное нужно?

– Мне нужно все, что у тебя есть…

– Это правда? Обещаешь? – И он хитро улыбнулся.

– Веди себя пристойно, или я устрою тебе еще один обход по всем этим залам с подробным осмотром каждого экспоната…

Кейн начал перечислять размеры всех комнат своей квартиры. Причем делал это настолько быстро, что у Шелли, аккуратно записывавшей все это за ним в блокнот, сложилось впечатление, что он не называет их по памяти, а просто считывает откуда-то. Когда он закончил, она подняла глаза и посмотрела прямо на него.

– Ты уверен, что ни разу не ошибся? – скептически спросила она.

– Я ведь инженер, Шелли. Глаза – это мои основные рабочие инструменты. Так что у меня глаз – алмаз. Кейн улыбнулся и окинул ее взглядом с головы до ног. У Шелли сжалось сердце – в этот момент она припомнила, какими жестокими, бесчеловечными могут быть некоторые взгляды.

– Ты носишь десятый размер – я имею в виду платья, – сказал он наконец. – Но для более дорогой одежды, я думаю, предпочитаешь все-таки восьмерку… С туфлями то же самое. Восьмерка, если не ошибаюсь.

– Повтори, пожалуйста, размер ванной, если тебе не трудно, – попыталась прервать его Шелли, но это было не так-то просто: он явно входил во вкус.

– Ну а основные, так сказать, параметры – тридцать четыре, двадцать четыре, тридцать пять плюс-минус какая-нибудь мелочь. – Кейн посмотрел на ее грудь и добавил: – Как раз для моих ладоней. Что очень даже приветствуется…

– Перестань, – резко одернула его Шелли.

– Почему же? Ты ведь таким образом узнаешь что-то новое…

– Я и сама прекрасно знаю все свои размеры.

– Но как бы иначе я мог тебе доказать, что не ошибаюсь сейчас в размерах моей собственной квартиры? – Его улыбку Шелли нашла несколько вызывающей. – Ты не согласна?

Она с шумом захлопнула блокнот.

– Сейчас мне нужно пойти и заказать мебель, – сказала она Кейну. – Почему бы тебе не пристроиться где-нибудь поблизости и не подождать меня? Я постараюсь недолго…

Случайно бросив взгляд через ее плечо, он увидел довольно своеобразную выставочную композицию: в одном из залов была представлена самая настоящая средневековая камера пыток – гильотина, кровать, утыканная гвоздями, прикованные к полу колодки и прочие орудия пыток… Здесь явно порезвился какой-то дизайнер-шутник, намекавший на то, чего следует избегать для достижения комфорта.

– Заказывай, – примирительно сказал Кейн, поднимая руки вверх в знак своего поражения. – Давай заказывай. Что бы ты там ни решила, что бы ни сделала, я на все согласен.

Он положил руки ей на плечи и притянул к себе.

– Я заранее согласен на все, ласка, – прошептал он. – Я все приму, кроме лжи. Я ведь сам никогда не лгу. Ты действительно создана для моих рук, для моих ладоней…

Он поцеловал ее, и этот поцелуй был одновременно нежным и горячим, страстным, как и его руки, соскользнувшие с ее плеч и теперь осторожно обнимавшие ее за талию. Но прежде чем она успела что-либо ему возразить, он уже отпустил ее.

– В самом деле, постарайся не слишком долго, ладно? Нам еще сегодня предстоит обед.

– Обед? Сегодня? Нам?..

Теперь Шелли была уже окончательно сбита с толку, не зная, сердиться ли ей или пускаться в долгие дискуссии.

– Обед или ужин, если тебе так угодно. На пляже, – спокойно ответил Кейн. – Да ты не беспокойся, – добавил он, зевая. – Джо-Линн там поблизости не будет.

– Хоть на том спасибо, – вздохнула Шелли. – Вот уж кого я совершенно не могу выносить…

– Нисколько в этом не сомневаюсь. – Он подождал, пока Шелли отойдет от него на несколько шагов, и добавил: – Знаешь, а я ведь очень рад, что на ощупь показался тебе похожим на Сквиззи – «сильный, теплый и твердый. Очень, очень твердый»… Так ты, кажется, выразилась?

Изумленная, Шелли остановилась – только через несколько мгновений она поняла, что Джо-Линн рассказала Кейну о ее словах, брошенных в сердцах в «Золотой лилии». Она быстро повернулась и посмотрела прямо на Кейна.

Он дружелюбно улыбнулся ей, и Шелли поняла, что не сможет забыть этой его улыбки до конца своих дней. Быстро отвернувшись, она пошла прочь. Ее тонкие каблучки громко стучали по красивым плитам центра – она шла все быстрее и быстрее, словно в такт все учащающемуся ритму своего сердцебиения.

Хотя никто и ничто не преследовало ее, кроме воспоминания об этой улыбке Кейна, Шелли все равно словно бы ощущала за собой погоню.