Текст книги "Версаль. Мечта короля"

Маркиза де Монтеспан снова присела в реверансе и улыбнулась королю. Теперь ее улыбка могла соперничать с солнцем.

Комната, где одевалась Софи, была перегорожена ширмой. Беатриса, стоявшая по другую сторону ширмы, поторапливала дочь.

– Ну сколько можно одеваться? Поторапливайся, не то Генриетте придется тебя ждать! А ведь должно быть наоборот.

На самом деле Софи давно была одета и готова. Но сейчас она думала не о Генриетте. Софи держала в руке записку, которую ей в ведерке спустил с лесов этот очаровательный каменщик. «Завтра в полдень приходи на лестницу за часовней. На самый верх. Бенуа». Часы на столике показывали без десяти двенадцать. У нее оставалось всего десять минут, чтобы успеть к месту свидания!

– Матушка, выходите пораньше, не ждите меня, – сказала Софи.

Ее пальцы гладили записку. Софи думала о глазах парня, о его кудрях и пыталась представить свои ощущения, когда он к ней прикоснется.

– Хорошо, – со вздохом сказала Беатриса.

Софи слышала материнские шаги. Дверь открылась, потом закрылась. Выждав еще немного, девушка улыбнулась, глубоко втянула в себя воздух и вышла из-за ширмы.

Беатриса стояла посреди комнаты. Ее лицо раскраснелось от гнева. Увидев в руке дочери записку, она силой вырвала у Софи послание Бенуа.

– Отдайте! – потребовала Софи.

– Замолчи!

Прочтя записку, Беатриса скомкала ее в руке.

– Ты не будешь встречаться с этим… животным! – заявила Беатриса, потрясая кулаком перед носом дочери.

– Вы не можете мне указывать, с кем говорить! – дерзко возразила Софи.

– Могу, и еще как могу, моя маленькая глупышка. Ты живешь в блаженном неведении и, как ребенок, совсем не задумываешься о последствиях своих поступков. Я говорю о последствиях не только для тебя самой, но и для меня!

Софи попыталась вырваться из комнаты, но Беатриса схватила ее за руку и втолкнула обратно.

– Ты должна мне пообещать, что прекратишь свидания с этим парнем! Если ты настоишь на своем, ты разрушишь все, что я с таким трудом создавала! Понимаешь? Всё!

Софи и прежде досаждала матери, но тогда огорчение Беатрисы было наигранным. В этот раз с матерью творилось что-то странное. Софи показалось, что Беатриса чем-то сильно напугана.

– Матушка, что случилось?

– Королю нужны грамоты, подтверждающие подлинность титулов дворянских семей. Уж об этом ты наверняка слышала. Королевское требование распространяется на всех без исключения.

– Но вы говорили, что нам из По привезут все нужные бумаги.

В глазах Беатрисы блеснули слезы. Слезы бессильной ярости. Беатриса не смогла их удержать, и они покатились по щекам.

– Матушка, выходит… нам этих грамот не привезут?

– Мы… не те, за кого себя выдаем.

– Я… что-то я вас не понимаю.

– Конечно не понимаешь. Но правда не зависит от твоего понимания. Ты родилась… гугеноткой. Протестанткой, как и твоя мать.

Софи заткнула уши.

– Перестаньте! Я не хочу слушать! Никогда больше не говорите подобных вещей!

– А ты перестань капризничать! У многих в твоем возрасте уже бывают дети, а ты сама ведешь себя, как неразумный ребенок… Я нашла способ сделать нас дворянами. Сложила фундамент и кропотливо добавляла туда по кирпичику. Пока ты была мала, я не могла рассчитывать на твою помощь. Теперь же я остро в ней нуждаюсь. Если ты будешь действовать против меня, все пойдет насмарку.

– Но как я могу быть дворянкой, если ею не родилась?

– Ты ведь ощущаешь себя девушкой благородного происхождения? До этого дня у тебя не было ни капли сомнения. Правда?

Софи кивнула.

– Значит, ты и есть настоящая дворянка. И никогда не допускай иных мыслей.

– А что случится, если король узнает правду?

– Тогда нас повесят вместе с прочими самозванцами.

Софи спрятала лицо в ладони. Ее плечи затряслись от рыданий.

– Доченька, неужели я тебя напугала? – участливо произнесла Беатриса. – Хватит реветь. Ты же у меня хорошая девочка.

Софи вдруг почувствовала себя совсем маленькой. Ей захотелось, чтобы ее успокоили, пожалели. Она подняла голову, но Беатриса звонко шлепнула ее по ягодицам.

– И чтобы больше – никаких глупостей!

– Зачем вы мне все это рассказываете? – всхлипывала Софи, рукавом вытирая слезы. – Я теперь не поверю ни одному вашему слову!

– И напрасно, – сказала Беатриса, на лице которой вновь проступила непоколебимая решимость. – Теперь твоя жизнь зависит от неукоснительного выполнения всего, что я скажу.

Софи торопилась в покои Генриетты. Откровения матери вызвали настоящий сумбур в ее голове. Ей не хотелось попадаться на глаза придворным. А вдруг взрослые способны видеть насквозь и сумеют узнать ее страшную правду? Что скажет Генриетта? Вдруг она поймет, что Софи вместе с матерью ее обманывали? А если уже поняла, что тогда?

– На ловца и зверь бежит, – послышалось сзади.

Софи медленно повернулась и увидела догонявшую ее мадам де Монтеспан.

– Здравствуйте, сударыня, – заплетающимся языком произнесла Софи и присела в неуклюжем реверансе.

– Софи, дорогая, вы мне нужны для одного поручения, – сказала маркиза де Монтеспан.

– Моя госпожа вряд ли меня отпустит.

Монтеспан как-то странно улыбнулась и потрепала девушку по щеке:

– Отпустит. Поручение исходит от самого короля.

Не прошло и часа, как они уже сидели в карете, катящейся на север. Госпожа де Монтеспан смотрела то на сельские пейзажи за окном, то на прелестную девушку, выбранную ею в спутницы. Лицо Софи оставалось непроницаемым, хотя Атенаис сразу почувствовала: девчонку что-то гложет.

– А вы не из болтливых. Мне это импонирует, – сказала маркиза.

– Я здесь, чтобы служить вам. Вам и моему королю. Я ваша должница.

– Какие могут быть долги? Я с удовольствием взяла вас с собой. И потом, это был даже не мой выбор. Ваше имя назвал мне король, – солгала госпожа де Монтеспан, желая произвести впечатление на Софи.

– Неужели?

– Да. К чему мне вас обманывать?

Софи проглотила ложь Монтеспан. Желая сделать приятное своей старшей компаньонке, она спросила:

– Как поживает ваш супруг?

Взгляд маркизы сразу стал каменным, напомнив Софи собственную мать.

– Вот что значит похвалить раньше времени, – вздохнула она, качая головой.

– Сударыня… прошу вас, примите мои извинения. Я не думала, что задаю бестактный вопрос.

– Да не волнуйтесь вы так. Спросили и спросили, – усмехнулась госпожа де Монтеспан. – Вот только ответить на ваш вопрос я не могу, поскольку сама не знаю. К счастью, он далеко, очень далеко от нашего благословенного Версаля.

– Вы скучаете по нему?

– В детстве я ухитрилась переболеть дизентерией, тифом и рахитом. Так вот, по ним я скучаю сильнее, чем по своему мужу.

Маркиза де Монтеспан откинула волосы, упрямо лезшие ей в глаза.

– Замужество приносит положение, богатство, власть, но не имеет ничего общего с любовью. Любовь способна подарить удивительные переживания, но прошлогодним обедом сыт не будешь. Постарайтесь запомнить эту нехитрую истину. Пригодится в странствиях по жизни.

Появление Людовика в покоях Генриетты было неожиданным. Генриетта отложила книгу псалмов и встала, приветствуя короля.

– Занимательное чтение? – спросил он, подходя к ней.

– Я бы не сказала, – вздохнула она.

Людовик обвел глазами комнату, где они были вдвоем.

– Я на время одолжил госпоже де Монтеспан вашу молоденькую фрейлину. Она сказала, что ей нужна помощь юной девушки.

– Ничего удивительного, – пожала плечами Генриетта, пытаясь скрыть досаду. – Разве Атенаис можно в чем-то отказать?

Людовик взял со столика книгу, небрежно перелистал.

– Откуда она у вас? – спросил король.

– Филипп привез с войны. Подарок предназначался Шевалье, но ему книга не понравилась, поэтому…

– На тебе, Боже, что нам негоже?

– Я привыкла.

Людовик стал вглядываться в страницы. Теперь он листал их очень медленно, замечая, что в верхней части каждой страницы был проставлен какой-то символ. Один очень напоминал букву «h». У короля вдруг округлились глаза.

– Все страницы в пометках, – сказала Генриетта. – Надо же так испортить книгу!

– Где, ты сказала, мой брат ее раздобыл?

В покои Беатрисы Шевалье приходил без приглашения и тогда, когда это было удобно ему самому. Сейчас он стоял, сцепив руки за головой и упираясь спиной в подоконник.

– И как Софи осваивается у Генриетты? – спросил он.

Беатриса отложила платье, рукав которого вышивала, и придала лицу выражение полной уверенности.

– Генриетта очень ею довольна.

– В самом деле? Тогда, быть может, вы объясните, почему ее видели отъезжавшей в карете вместе с маркизой де Монтеспан?

Игла замерла в пальцах Беатрисы.

– Я… я об этом даже не знала.

– Когда она вернется, передайте, что мне нужен подробный отчет о том, как Генриетта проводит время. С кем встречается, о чем пишет. Словом, все.

Беатриса сделала еще стежок. Нитка легла не так – стежок получился кривым.

– Конечно. Теперь я понимаю.

– И что вы понимаете? – морща лоб, спросил Шевалье.

– Почему вы приложили столько усилий, чтобы ввести Софи в свиту Генриетты.

– Вы меня удивляете, дорогая кузина. А я было подумал, что вы всегда опережаете меня на два шага. На вашем месте я бы постарался, чтобы так оно и было.

Шевалье повернулся к окну. Вдали, над лесом, в синеве неба летала стая скворцов, образуя живые прихотливые узоры.

– И вот что, Беатриса. Приведите в порядок свои дворянские грамоты. Король не вчера объявил об этом. Ваша медлительность начинает отражаться на мне не лучшим образом.

– Наши документы уже должны были отправить с оказией.

– Тогда истово молите Бога, чтобы эта оказия благополучно достигла Версаля.

На этот раз гвардейцам велели стоять за дверями Салона Войны и никого внутрь не пускать. Фабьен Маршаль разложил на столе перехваченное шифрованное донесение и раскрыл сборник псалмов, поместив его рядом с шифровкой. Король, Бонтан, Кольбер и Лувуа подошли ближе. Атмосфера в салоне была полна напряженного, нетерпеливого ожидания.

– И что это? – спросил Людовик.

– Сведущие люди считают это цистерцианским кодексом, – сказал Фабьен. – Не здешним. Из голландских земель. Вещь очень редкая и почти забытая. Судя по всему, символы служили альтернативой римским цифрам.

– Просто другие цифры, – разочарованно произнес Лувуа. – Что в них удивительного?

– То, что каждой цифре соответствует буква. И символы, которые мы видим на каждой странице, отнюдь не результат небрежного обращения с книгой. – Фабьен повернулся к королю. – Ваше величество, книга была обнаружена в Камбре. До недавнего времени эти земли принадлежали Фландрии. Посему смею предположить, что заговор с целью вас убить берет начало там. Голландцев наша война держала в постоянном напряжении. Они старались прекратить ее любыми доступными им средствами.

– Вы предполагаете, что Вильгельм Оранский собирался подослать сюда убийцу под видом фанатичного испанца?

– Ваше величество, я не предполагаю. Я в этом уверен. И что еще важнее, их сюда послали для поиска местных пособников. Значит, их приспешники находятся среди нас. Потерпев неудачу, враги наверняка повторят попытку.

Людовик сдержанно кивнул.

– Первое послание очень простое, – сказал Маршаль. Он взял лист, на котором производил расшифровку. – Здесь сказано: «Тех, кто принесет этот шифр, убейте». А вот второе послание – оно более интригующее. Это даже не послание, а загадка.

Фабьен передал лист королю.

– «Конец близок, – прочитал вслух Людовик. – Примирись с Богом».

Луизе снилось, что она одна в большой комнате без окон и дверей. Но вместо кромешной тьмы там было нестерпимо светло. Луиза пыталась закричать и не могла произнести ни звука. Она хотела встать. Тело ее не слушалось. Кто-то подошел к ней сзади и поцеловал в шею. Это подняло в Луизе волну надежды. Она узнала прикосновение и того, кто к ней прикоснулся. Луиза уперлась в него спиной, вынырнув из ярко освещенного пространства сна… в темноту своей спальни.

– Я не ждала вас сегодня, – прошептала она не до конца проснувшимися губами.

Луиза напрягала зрение, стараясь при слабом мерцании звезд рассмотреть лицо короля. Он продолжал целовать ей шею. Потом его руки приподняли подол ночной сорочки, а губы принялись целовать ее живот, опускаясь все ниже, к заветному пространству между ног.

– Но ваши ласки я узнаю всегда и везде.

Король целовал влажное лоно, слизывая соки ее страсти. Луиза застонала.

Луна, вынырнувшая из-за облака, осветила спальню. Голубоватый луч упал прямо на лицо того, кого Луиза приняла за короля.

– Дорогая, в ласках мы с ним похожи. У нас это семейная черта, – засмеялся Филипп.

Луиза вскрикнула и буквально скатилась с кровати.

– Боже, будь ко мне милосерден!

Филипп остался на кровати. Взгляд прищуренных глаз был откровенно угрожающим.

– Я передам брату свои ощущения. Скажу, что у него отменный вкус.

– Уходите! – закричала Луиза. – Я пожалуюсь на вас королю!

– И что же вы ему скажете? А? Сердце мое, не забывайте: я – его брат. И всегда останусь его братом. А вы – одна из тех, на ком король временно остановил свое внимание. Надо смотреть правде в глаза: вы его больше не интересуете. На вашем месте я бы не брыкался, а наслаждался, пока вам еще дарят наслаждение.

Филипп грубо схватил Луизу за руку и заставил вернуться в постель.

– Королевское внимание греет, как солнце. Но учтите: когда вы окончательно опостылеете моему брату, наступит холодная зимняя ночь.

Карета остановилась напротив громады Кассельского замка. В сумерках он всегда выглядел более зловещим, чем при свете дня. Слуга помог маркизе де Монтеспан и Софи выбраться из кареты. Ветер кружил сухие листья по широким ступеням крыльца. Вечерний воздух был обжигающе холодным.

Атенаис крепко сжала руку Софи и требовательно прошептала:

– Говорить буду я. Если он начнет к вам приставать, сделайте вид, что вам это нравится. Поверьте моему опыту: если ему не оказывают сопротивления, он быстро теряет интерес.

Софи вздрогнула. Ей показалось, будто опавшие листья каким-то образом оказались у нее внутри.

– Да, сударыня, – прошептала она.

– Вот и умница.

Собрав всю смелость и решимость, незваные гостьи поднялись на крыльцо.

Слуга привел их в тускло освещенную переднюю и попросил обождать на скамейке. Сквозняки, гулявшие по замку, пригибали пламя единственной свечи, заставляя его клониться в разные стороны. Откуда-то доносились приглушенные звуки, разобрать которые было невозможно. На дальней стене висел портрет герцога, но маркиза де Монтеспан намеренно избегала смотреть на полотно.

Послышались шаги. К Атенаис и Софи приближался хозяин замка. Его осанка была горделивой, а походка – уверенной.

– Кого я вижу! Моя маленькая инжиринка. Какая приятная неожиданность.

Гостьи встали и сделали реверанс.

– И я, герцог, очень рада снова вас видеть.

– Малышка Атенаис успела вырасти. – Герцог Кассельский масляно улыбнулся Софи. – Сколько красоты за один день. Воистину я родился под счастливой звездой.

– Герцог, я приехала по поручению короля, – сказала маркиза де Монтеспан. – Он приглашал вас на грядущее празднество, однако не получил ответа.

– Неужели я не ответил? Проклятая забывчивость. Передайте его величеству мои искренние извинения. Уверен, он поймет причины, не позволяющие мне посетить Версаль. Это не мешает мне испытывать большую радость по поводу славного окончания войны.

Герцог Кассельский повернулся, намереваясь уйти.

– Отчасти вы правы: встреча в Версале действительно задумана королем как празднество, – сказала Монтеспан. – Но это еще и дань памяти всем благородным и мужественным людям, пожертвовавшим жизнью ради победы в войне.

Ее слова вынудили герцога остановиться.

– Поблагодарите его величество. Но я предпочитаю отдавать дань памяти в одиночестве.

Маркиза де Монтеспан и герцог Кассельский долго глядели друг на друга. Их молчание становилось тягостным.

– Я по достоинству оцениваю вашу роль королевского гонца, – наконец сказал герцог Кассельский. – Вам пришлось проделать неблизкий путь. Сочту за честь, если вы со своей юной спутницей останетесь у меня на ужин. Но сразу хочу предупредить: мое решение не изменится.

– И все-таки я надеюсь вас переубедить.

– Вы немало преуспели, Атенаис, – улыбнулся герцог Кассельский, пощипывая нижнюю губу. – Я еще тогда видел в вас большие способности. По правде говоря, мне лестно, что вы приехали в мое захолустье. Сознайтесь: я ведь был вам хорошим учителем?

Софи беспокойно поглядывала на них.

– Христос говорил, что, только спустившись в глубины ада, можно достичь небес, – сказала мадам де Монтеспан. – Если помнить об этом… да, я действительно должна поблагодарить вас за уроки.

– Ах, прелестная Атенаис. Вы всегда стремитесь нанести ответный удар, – ответил герцог Кассельский.

Он больше не улыбался.

Откуда-то донесся негромкий бой часов. Герцог Кассельский величественным жестом пригласил дам следовать за ним. Софи немало пугала перемена, случившаяся во взгляде госпожи де Монтеспан. Глаза этой женщины, улыбчивые и даже насмешливые во время их путешествия, теперь сделались стальными и холодными.

Обеденный зал герцога напомнил Софи королевский дворец: такие же высокие сводчатые потолки, бесчисленные портреты с застывшими суровыми лицами и громадный стол, за которым свободно разместилось бы четыре десятка гостей, а то и больше. Но ни жарко пылающий огонь в очаге, ни серебряные тарелки, на которых подавались кушанья, не могли ослабить ощущение ветхости и запустения.

Мадам де Монтеспан проголодалась, однако не спешила насытиться, памятуя о королевском поручении. Поэтому, откусив кусочек тушеной утки, она продолжила наступление на герцога.

– Дорогой герцог, король считает, что без вас его празднество будет неполным, – сказала она.

– Его величество льстит моей скромной персоне, – усмехнулся герцог Кассельский.

– Король знает о вашей нелюбви к перемещениям. И в то же время его величество обожает здешние места. Да и придворные без ума от севера Франции. Словом, король делает вам еще одно предложение.

– Какое же? – встрепенулся герцог Кассельский.

– Если вы не можете или не хотите ехать на королевское празднество, оно само прибудет к вам.

– Что это значит?

– А то, что вы станете хозяином празднества. Король прибудет сюда вместе со всем двором. Но сначала он пришлет армию строителей, которые перестроят и обновят замок и примыкающие строения. Ведь нужно будет принять несколько тысяч гостей.

Герцог Кассельский засмеялся, но вовсе не потому, что счел слова маркизы де Монтеспан остроумной шуткой. Ему явно было не по себе. Не по себе было и Софи. Она сцепила руки под столом, начисто позабыв о еде.

– Его величество изволит шутить на мой счет, – сказал герцог Кассельский.

– Ни в коем случае, дорогой герцог, – возразила мадам де Монтеспан. – Он устроит празднество за ваш счет.

Герцог Кассельский махнул рукой:

– Ну, это не было бы для меня тяжкой ношей, однако…

– Герцог, не надо притворяться, – сказала маркиза, буравя его ледяным взглядом. – Я видела, в каком состоянии ваш замок. Ветхая мебель. Такие же ветхие гобелены. Плесень на стенах. Ваш замок напоминает вас: благообразный фасад, а все балки и перекрытия прогнили насквозь.

– С чего вы взяли, Атенаис? Вы даже не представляете, как я богат!

– Эту песню я помню с ранних лет. Вы всегда хвалились своими богатствами. Говорили, будто в Париже на вас работают десятки людей. Возможно, когда-то так оно и было, но сейчас ваше положение изменилось. В Париже никто уже на вас не работает. Думаю, что и здешним слугам вы давно не платили жалованья.

Герцог Кассельский взял ломтик хлеба, но тут же положил обратно на тарелку. Он поскреб подбородок, стараясь оставаться спокойным, хотя его покрасневшее лицо выдавало гнев.

– Боюсь, приезд его величества был бы сопряжен со множеством неудобств.

– Гораздо бóльшим неудобством для короля будет ваше отсутствие в Версале. А ведь вам дважды отправляли приглашение.

Дальше говорить было не о чем. Добыча попалась в расставленные силки. Герцог Кассельский поерзал на стуле, потом вдруг уставился на Софи, сидевшую рядом с маркизой де Монтеспан.

– Правда, она очаровательна? – спросила Атенаис.

– Иди ко мне, дитя мое. – Герцог Кассельский похлопал себя по колену. – Сколько тебе лет?

Софи попыталась спрятаться за подругу.

– Я обожаю, когда они сопротивляются до последнего, – сказал герцог Кассельский.

– Герцог, не торопитесь, – осадила его маркиза. – Десерт подают в конце обеда, а не в середине. Смею вас уверить: король задумал необыкновеннейший пир.

Софи чуть не вскрикнула. Ей казалось, будто она вот-вот исторгнет наружу все, что успела съесть.

Близилась полночь. Людовик в сопровождении двух гвардейцев переступил порог спальни брата. Скрип половиц мгновенно разбудил Генриетту. Филипп продолжал храпеть, уткнувшись лицом в подушку. Храп был громким и пьяным. Генриетта попыталась встать, как того требовал придворный этикет, однако Людовик махнул рукой. Ему сейчас было не до этикета.

Король остановился возле постели, глядя на брата.

– Мне докладывали, что после ужина он выпил девять кружек туринского розолио.

– Да, – подтвердила Генриетта. – И еще три по возвращении сюда. И мгновенно заснул.

Людовик склонился над братом, участливо глядя на храпящего Филиппа.

– Когда он спит, он снова чувствует себя ребенком.

– Во сне мы все возвращаемся в детство, – сказала Генриетта.

Филипп вдруг открыл глаза. Из горла вырвался хриплый крик. Протянув руку, он схватил Людовика за горло и издал боевой клич, считая, что находится на поле брани. Людовик сдавленно вскрикнул. Гвардейцы поспешили на помощь королю. Наконец до Филиппа дошло, кого он держит за горло. Он разжал пальцы. Людовик поспешил отойти подальше и встал, растирая горло.

– А-а-а, это ты, – пьяным, усталым голосом произнес Филипп. – Мой брат. Волшебник.

– Волшебник? – хмуро переспросил Людовик.

– Ее английский брат, – Филипп указал на Генриетту, – вступил в союз с двумя королями. Этот союз направлен против тебя. Готовься к зимней кампании, что означает полуголодных солдат и нехватку фуража. Дороги зимой сам знаешь какие. Только ты мог подписать договор о прекращении боевых действий и назвать это победой.

Людовик печально покачал головой:

– Брат, ты проспись, а утром мы поговорим.

– Лучше сейчас, – возразил Филипп. – Вряд ли я завтра проснусь.

– Ты до сих пор не дал официального ответа на наше приглашение. Я все же полагаю, что ты будешь присутствовать на торжестве.

Филипп поднялся и сел на край кровати. Рука потянулась к полупустому бокалу с вином, который стоял на ночном столике.

– Так точно, ваше величество. Я всегда выполняю приказы моего начальства.

– Сегодня можешь пить сколько влезет, – разрешил Людовик. – Но я не хочу, чтобы нечто подобное повторилось во время нашего празднества, иначе ты испортишь нам все веселье.

– Я найду чем себя увеселить. Помню, брат, ты всегда говорил: «Нет большей доблести, чем умереть за своего короля и свою страну». Мой собственный опыт вынуждает меня с тобой не согласиться. Должен тебе сказать: величайшая доблесть состоит в том, чтобы жить.

Филипп поднял бокал, словно чокаясь с братом, и залпом допил вино.

Герцог Кассельский считал Тома погибшим. Однако его верный головорез был жив, хотя и находился без сознания. Тома все еще лежал в кухне Массона. Культю отнятой ноги ему прижгли, чтобы остановить кровотечение. Массон сидел на прежнем месте, беспокойно пощипывая кожу на костяшках пальцев. Фабьен Маршаль поглядывал то на Клодину, то на раненого. Клодина сознавала, какая опасность ей грозит, если человек на столе вдруг умрет.

Но веко Тома дрогнуло. Он стал кашлять, потом застонал, моргая единственным глазом. Он вдруг понял, где находится и какая смертельная угроза над ним нависла. Поманив Клодину, он прошептал:

– Прошу вас, помогите.

Фабьен наклонился, разглядывая пленника.

– Потрясающе, – сказал он. – Пожалуй, я назову этого красавца Лазарем. А вас, милая девушка… пока даже не знаю, как вас назвать.

Маршаль прошел к ящичку с медицинскими инструментами и взял скальпель.

– Кто этот человек? – спросила Клодина. – Что он вам сделал?

Фабьен прихватил скальпель и вернулся к столу, повернув лезвие так, чтобы оно отражало свет масляной лампы. Тома зашевелился, пытаясь встать, но Маршаль крепко придавил его к столу.

– Он ничего не сделал. И ничего не сказал, – запоздало ответил глава полиции на вопрос Клодины.

– Не портите мою работу… – начала было Клодина.

– Тихо! – шикнул на нее Фабьен.

Он наклонился к Тома, держа скальпель у самого лица разбойника.

– Шарлотта Партене умерла у меня на руках. Это ведь ваш мушкет оборвал ее жизнь?

– Я ее не убивал, – сказал Тома.

– Но вы там были. Кто убил девочку?

– Я не видел!

– Значит, вы не видели. Или не желали смотреть. В таком случае и глаза вам не нужны. От одного вас уже избавили. Сейчас я уберу и второй.

С этими словами Маршаль вонзил скальпель в глазницу уцелевшего глаза Тома. Тот закричал и задергался. Фабьен неторопливо вырезал глаз и подал Клодине.

– Пополните вашу коллекцию, – сказал он оторопевшей от ужаса девушке.

– Сохраните ему жизнь! Пожалуйста! – взмолилась Клодина.

– Обещаю. Я всего лишь хочу получить от него ответ на простой вопрос.

– Дайте слово! – потребовала Клодина.

– Даю вам слово. Я сохраню ему жизнь.

Фабьен вновь склонился над Тома. Веки раненого двигались над окровавленными пустыми глазницами и казались совершенно лишними. Изо рта сочилась слюна. Тома стонал и всхлипывал.

– Кому ты служишь? – спросил Маршаль.

– Королю, – с трудом ответил Тома.

– Мы все служим королю. Но кто твой господин? Кому ты приносил клятву верности?

Скальпель застыл над подрагивающей яремной веной.

– Герцогу Кассельскому! – сказал Тома. – Герцогу Кассельскому.

– Спасибо, – поблагодарил Фабьен Маршаль и перерезал ему горло.

Тома застонал, заливая кровью стол.

– Вы же мне обещали! – в ужасе воскликнула Клодина. – Вы говорили, что сохраните ему жизнь.

– Так оно и было. Я продлил ему жизнь на целых три секунды. Я всегда держу данное слово.

Версаль снова пополнился апельсиновыми деревьями. Заботу о них Жак редко доверял другим садовникам. Вот и сейчас он стоял на коленях, разбрасывая землю вокруг дерева. Солнце припекало, и Жак расстегнул пуговицы рубашки. Он был поглощен работой, когда вдруг увидел королевские сапоги. Как же он мог не заметить приближавшегося короля? Жак торопливо встал и поклонился:

– Ваше величество, каждый ваш приход для меня – большая честь.

Людовик посмотрел на Жака, потом на обширные сады, созданные за какой-то год. Королевский взгляд переместился дальше – на участки, которым еще предстояло стать садами.

– Ответь мне, Жак, чтó война делает с человеком?

Садовник отряхнул землю с колен.

– Ваше величество, вы и без меня это знаете. Вы же были на войне.

– А что бывает с солдатом, когда он возвращается домой?

– Никто не возвращается с поля боя таким, каким он туда попал. Многим мерещатся призраки. У кого-то запах жарко́го вдруг будит в памяти какое-то сражение, где пахло горелым человеческим мясом. Некоторые трогаются умом. Кто-то начинает пить. Есть и те, кто кончает с собой. – Жак улыбнулся уголком рта. – А есть те, кто растит апельсиновые деревья для короля.

– Ты тоже вернулся другим?

– Мне просто было досадно, когда я не получил обещанной платы.

– И что ты сделал?

– Сразу же стал искать работу.

– Твоя семья довольна, что ты стал королевским садовником?

– Война отняла у меня семью. Было трое сыновей. Все погибли, служа вашему величеству.

– Я помяну их в своих молитвах.

– Незачем, ваше величество. В доме Бога для нас нет места.

– Оно появится, если ты помиришься с Богом.

– Ваше величество, мне не в чем исповедоваться. Я знаю, что не совершал никаких грехов.

Только сейчас Жак заметил, что король пристально смотрит на его грудь, где тянулся длинный выпуклый шрам.

– Тебе лучше знать, – сказал Людовик.

Он пошел дальше.

– Ваше величество, желаю, чтобы ваш праздник удался на славу! – крикнул ему вслед Жак.

– Я сделаю все для этого, – ответил король.

Долгожданное празднество происходило не во дворце, а в амфитеатре, возведенном среди садов. Быстро стемнело, но никто не жаловался на недостаток света. Помимо множества фонарей, было светло от метателей огня, которые, наряду с музыкантами, развлекали гостей. Деревья вокруг амфитеатра были увиты гирляндами плюща. Столы украшали диковинные сочетания фруктов и перьев. На подходе к амфитеатру были расставлены золотые кадки высотой в человеческий рост. Каждая имела барельеф с ликом «короля-солнце». Оттуда поднимались вечнозеленые растения, которым садовники искусно придали очертания животных. В центре амфитеатра стоял помост, где и восседал Людовик. Мимо помоста длинной цепью тянулись приглашенные дворяне, выказывая свое почтение королю. Справа от короля сидела Мария Терезия, а слева – Луиза. Рядом с королевой пустовал стул, предназначенный для Филиппа, который еще не подошел. Генриетта была уже здесь. Шевалье и Беатриса стояли за спиной короля. Все с интересом наблюдали за процессией знати.

В числе идущих были маркиза де Монтеспан и герцог Кассельский. Он вел Софи, держа ее под руку. Беатриса, глядя на дочь, горделиво улыбалась. Дворяне, конечно же, заметили присутствие герцога Кассельского и тихо делились впечатлениями, недоумевая, каким образом королю удалось заманить этого упрямого, своевольного феодала в Версаль. Подруги Софи удивленно перешептывались и таращили глаза, видя красивую, но неуклюжую девушку рядом со знаменитым вельможей.

Людовик кивнул маркизе де Монтеспан, затем взглянул на герцога и Софи.

– Какая очаровательная пара. Вы не находите? – спросил он Луизу де Лавальер.

– Нет, ваше величество, – ответила Луиза.

Она посмотрела на Марию Терезию и по глазам королевы поняла: та тоже не находила очаровательной эту пару.

– Герцог Кассельский! – окликнул герцога кто-то из знати. – Вот уж не ожидал увидеть вас здесь.

Тот учтиво улыбнулся, решив добросовестно играть навязанную ему роль. Его тошнит от Версаля, но этого никто не должен видеть. Он – влиятельный аристократ с развитым чувством собственного достоинства, которое проявляется во всем.

– Как я мог не приехать, когда меня пригласили?

Вскоре и герцог Кассельский оказался напротив помоста. Король махнул ему. Герцог взял Софи под руку, собираясь подойти вместе с нею. Однако маркиза де Монтеспан вцепилась в другую руку девушки и потащила ее к себе.

– Прошу прощения, герцог. Я должна вернуть это сокровище. Возможно, она бы и не прочь остаться с вами, но мне ее… одолжили на время.

– Вот ведь, неблагодарная дырка, – процедил сквозь зубы герцог Кассельский, при этом не переставая улыбаться.

Госпожа де Монтеспан тоже улыбнулась:

– Мужчины почему-то думают, что могут оскорбить нас словом, обозначающим нашу женскую принадлежность. Да, я – дырка, и этим горжусь. А вот вы, герцог, – стручок. Маленький, сморщенный, никчемный стручок. – Атенаис повернулась к Софи. – Что стоишь? Ты свободна.