Текст книги "Версаль. Мечта короля"
Автор книги: Элизабет Мэсси
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)
9
Конец 1670 г.
Сцена, открывшаяся взору Бонтана, была воплощением покоя и безмятежности. Король прогуливался по аллее, шествуя мимо величественных статуй и изящных фонтанов, умолкших на зиму. В льдисто-голубом небе плыли белые зимние облачка. Душа Бонтана преисполнилась благоговения и любви. Но государственные дела были глухи к красоте этого момента, а положение первого камердинера вынуждало принять их сторону. Бонтан поспешил к Людовику.
– Доброе утро, ваше величество. Пора, – поклонившись, сказал он.
Людовик вздохнул и с тоской посмотрел на сад:
– Да, конечно.
За живыми изгородями и кустами зимних роз высился дворец, куда сейчас и направлялись Людовик с Бонтаном.
– Есть какие-нибудь новости? – спросил король.
– Ночью прибыл курьер. Корабль с ее высочеством на борту позавчера вышел из гавани Кале. При благоприятном стечении обстоятельств сегодня ее высочество уже должна прибыть в Дувр.
– Может, я допустил ошибку, отправив туда Генриетту? – спросил король, задумчиво почесывая подбородок.
– Ваше величество всегда делает то, что считает наилучшим для Франции.
– А если она не вернется?
– Вернется, ваше величество. Я уверен.
– Откуда у вас такая уверенность?
– Она предана вашему величеству. И потом, ее место – здесь.
– Кроме места, есть еще и предназначение. В чем предназначение Генриетты? Быть заботливой женой?
– Не мне об этом рассуждать.
– Бонтан, вы хотели бы родиться женщиной? – вдруг спросил король.
– Нет, ваше величество.
– Вот и я не хотел бы, – усмехнулся Людовик.
В королевских покоях гардеробмейстеры быстро и ловко переодели его величество, сменив утренний наряд на белую кружевную рубашку, черный камзол и новые, тщательно начищенные сапоги. Бонтан зачитывал Людовику список назначенных встреч. Когда он дошел до встречи с епископом Боссюэ, которая должна была состояться в середине утра (епископ желал поговорить о протестантизме), король решительно покачал головой:
– Отмените эту встречу. У меня нет ни времени, ни настроения слушать нескончаемые монологи Боссюэ.
– Как вам будет угодно, ваше величество, – сказал Бонтан. – В одиннадцать часов утра у вас назначена встреча с королевским астрономом Кассини, а между одиннадцатью часами и полуднем вы обещали позировать художнику для портрета. После трапезы у вас…
– Пока достаточно. Больше отмен не будет.
Людовик замер, не мешая слугам набрасывать ему на плечи золотую, расшитую узорами накидку. Посмотревшись на себя в зеркало и оставшись довольным увиденным, король вышел из своих покоев, чтобы начать длинный, хлопотный день.
В кабинете было людно. Голоса сливались в общий гул, поднимаясь к сводчатому расписному потолку. Сидя за массивным письменным столом, Людовик подписывал десятки бумаг, подаваемых ему Бонтаном. Неподалеку от стола дожидались своей очереди Кольбер и Лувуа. Роган расположился на приоконном диванчике, подставив плечи утреннему солнцу.
Протянув Бонтану очередную подписанную бумагу, король заметил Лувуа и поманил военного министра к себе:
– Кажется, у вас есть для меня письмо.
– Да, ваше величество. От шведского короля.
Людовик отложил перо:
– Вскройте. Прочтите и вкратце передайте содержание.
Лувуа послушно сломал печать и прочел послание.
– Ваше величество, шведский король согласен разорвать союз с Голландией и поддержать нас.
– Прекрасно. Нам осталось лишь склонить Англию на нашу сторону.
Людовик снова взял перо, обмакнул в чернила. Подписание бумаг продолжалось.
– А что сделали с узником? – спросил Роган. – С тем, что замышлял убить ее высочество?
– Его допрашивает господин Маршаль, – ответил Бонтан.
Людовик подписал последнюю бумагу.
– Передайте Маршалю, что я хочу его видеть.
Бонтан поклонился и вышел. Король подозвал к себе Кольбера:
– Как подвигается обустройство Трианона?
– Ваше величество, произошла… некоторая заминка с облицовкой стен. Плитка не держится и постоянно опадает. Лево спрашивал, не будет ли вашему величеству угодно изменить фасад.
– Нет. Без фасада здание потеряет всякую привлекательность. А как состояние канала?
– Ленотр уверен, что к лету канал заполнится водой.
– В таком случае нам понадобятся суда.
– Какие суда, ваше величество?
– Гребные лодки. Кораблики – уменьшенные копии настоящих кораблей. Гондолы. Вода существует не только для красоты.
Плавание через пролив Па-де-Кале было на удивление спокойным. Холодный ветер уравновешивался теплыми лучами солнца. Генриетта надеялась, что приятное путешествие сменится успешным выполнением поручения Людовика, но, едва она, Софи и слуги оказались во дворе перед Дуврским замком, серые стены, увитые плющом, мгновенно поглотили ее надежды. Сердце Генриетты вдруг ощутило всю тяжесть возложенной на нее миссии. Она улыбалась, сохраняя внешнюю уверенность, но это стоило ей немалых усилий.
Дуврский замок стоял на скалах, возвышаясь над проливом. Не столько замок, сколько большая, мрачная крепость, просоленная морскими ветрами. Увидев сэра Трокмортона и его свиту, Генриетта вдруг остро почувствовала разницу между Францией и Англией.
– Добро пожаловать на родину, ваше высочество, – приветствовал ее Трокмортон. – Как протекало ваше путешествие?
– Благодарю вас. Мы добрались без особых хлопот, – сдержанно ответила Генриетта, помня, что шутки при встрече тоже остались по другую сторону пролива.
Трокмортон провел гостей во внутренний двор, держа путь к двери у дальней стены.
– Хочу заранее извиниться перед вашим высочеством. В это время года в замке… холодновато.
– Мне предстоит встреча только с его величеством? – спросила Генриетта.
– Нет. На ваших переговорах будут присутствовать граф Арлингтонский и лорд Эранделл.
– А не могла бы я повидаться с его величеством до начала переговоров? С глазу на глаз?
– Боюсь, что нет, ваше высочество. Это противоречило бы протоколу.
Генриетта остановилась.
– Дай мне платок, – шепотом попросила она Софи. – Что-то в глаз попало.
Софи достала платок и решила помочь своей госпоже. Когда она наклонилась, чтобы убрать соринку, Генриетта прошептала:
– Я не гожусь для таких дел. У меня не хватает смелости.
Никакой соринки не было, однако Софи добросовестно делала вид, что удаляет ее из глаза Генриетты.
– Ваше высочество, а вы начните выполнять то, что вам поручено, и смелость появится.
– У вас что-то случилось? – спросил Трокмортон, успевший отойти на несколько шагов.
Генриетта расправила плечи и заставила себя улыбнуться:
– Все в порядке, сэр Уильям.
У двери стояла вооруженная охрана. Караульные пропустили Трокмортона и Генриетту. Остальным было велено ждать снаружи.
В коридорах замка было гораздо темнее, чем в версальских, однако Генриетта хорошо помнила эти коридоры. Помнила лестницы, стены, такие же серые, как снаружи, простые каменные полы, разносившие гулкое эхо. Трокмортон ввел ее в просторное помещение, все убранство которого составляло тяжелое, украшенное резьбой кресло и стол с чернильницей и широкой вазой, наполненной перьями.
– Его величество сейчас совещается, но скоро подойдет, – сказал Трокмортон.
– Благодарю вас.
Генриетта вздрогнула, надеясь, что Трокмортон этого не заметил.
Его затылок ударился о столб. Перед глазами замелькали россыпи звезд. Закусив от боли щеку, он заставил себя улыбнуться Маршалю, наградившему его этим ударом.
Глава королевской полиции проверил надежность веревок, которыми Мишель был привязан к столбу. Потом взял кожаный ремень. Двое караульных бесстрастно наблюдали за его действиями.
– Кто тебе приказал убить ее высочество? – спросил Маршаль.
– Не знаю.
Кожаным ремнем Фабьен накрепко привязал голову Мишеля к столбу, лишив его возможности двигаться.
– Как он общался с тобой?
– Не знаю.
Из своего пыточного арсенала Фабьен выбрал молоток потяжелее и железный шип. Мишель умел выдерживать удары. Но и у него был порог, за которым просыпался страх.
Острие шипа уперлось Мишелю в череп рядом в правым ухом.
– Человеческий мозг – удивительная штука. Если знать, в какое место ударить, – а я это хорошо знаю, – у жертвы останется способность думать и говорить. И только. Жертва больше не сможет пошевелить ни рукой ни ногой. И так – до конца жизни. Ты слышал об этом?
Мишель напрягся всем телом, пытаясь разорвать веревки, но они держали крепко.
– Я… я вообще никогда его не видел. Он оставлял мне записки. Каждый раз – в новом месте.
– Чем ты занимался, пока не поступил ко мне в дорожную охрану?
– В таверне работал.
Маршаль опустил шип.
– Ты знаешь, кто такой Вильгельм Оранский?
– Нет.
– Ты боишься?
– Чего? – огрызнулся Мишель.
– Ты сам ездишь к нему или он приезжает во Францию?
– Кто – он? О ком речь? – спросил арестованный, не оставляя попыток разорвать веревки.
– Да все о нем. О Вильгельме Оранском.
– Не знаю я такого!
– Где находится таверна, в которой ты работал?
– На юге, недалеко отсюда.
Фабьен наклонился к арестованному:
– Он снабжает тебя деньгами?
– Кто – он?
– Вильгельм Оранский!
– Говорю вам, не знаю я такого! – закричал Мишель, брызжа слюной из разбитых губ. – Я ни разу не был в Голландии!
Фабьен выпрямился, холодно улыбаясь уголками рта:
– А я не говорил, что он из Голландии. Это ты проболтался.
Дверь в пыточную комнату с шумом распахнулась. Вошел Бонтан. Маршаль сердито обернулся, недовольный, что ему помешали в самый кульминационный момент. В лице Бонтана не дрогнул ни один мускул.
– Король желает вас видеть.
Маршаль снова повернулся к арестованному.
– Передайте его величеству…
– Незамедлительно, – добавил Бонтан.
Фабьен досадливо вздохнул и стал вытирать руки.
– С этого красавца глаз не спускать, – приказал он караульным. – Не разговаривать с ним и на его просьбы не откликаться.
Маршаль и Бонтан ушли. Гвардейцы безучастно смотрели на Мишеля. Он интересовал их не больше, чем мебель или стены. Через несколько минут дверь в пыточную комнату снова открылась. Мишель сжался, думая, что вернулся Фабьен. Но это был Роган. Караульные преградили ему путь.
– Где господин Маршаль? – спросил Роган. – Король требует его к себе.
– Так он… уже пошел к его величеству, – растерянно ответил один из гвардейцев.
– Тем лучше. А это, стало быть, и есть предатель? – спросил Роган, проталкиваясь вперед.
Гвардейцы смешались, не зная, как себя вести с лучшим другом короля.
Мишель и Роган сердито поглядели друг на друга.
– На месте Фабьена я бы с тобой не возился, – сказал Роган. – Только время зря тратить. Я бы тебя повесил, а потом четвертовал.
Роган взял со стола шип, повертел в руках:
– Какая жуткая штука. Для чего она?
– Людей убивать, – процедил сквозь зубы Мишель.
Гвардеец подошел к Рогану:
– Господин, вы бы…
– Убивать? – переспросил Роган. – Вот так?
Повернувшись, он со всей силой вонзил шип караульному в глаз. Гвардеец с пронзительным воплем рухнул на пол. Роган успел завладеть его кинжалом и, когда второй гвардеец бросился к нему, метнул кинжал. Оружие застряло в горле гвардейца, который тоже упал, безуспешно пытаясь вырвать кинжал и лишь усугубляя свои муки. Равнодушный к предсмертным судорогам раненых, Роган быстро освободил Мишеля от веревок и достал из-под плаща принесенное монашеское одеяние.
Мишель торопливо натянул на себя сутану.
– Что теперь? – спросил он.
– Спускайся в прачечную. Там тебя ждет гвардеец из наших. Он выведет тебя из дворца. Поедешь в Париж, навестишь нашего друга. Передай ему: из тех, кто у него есть, пусть отберет самых лучших. Их ты отведешь сам знаешь куда. Там будете ждать моих дальнейших распоряжений. Торопись!
Пламя очага окрашивало гостиную Филиппа в мягкие оранжевые тона, даруя тепло и уют, но не уменьшая напряжения, разлитого в воздухе. Филипп и Шевалье сидели рядом, глядя на танец огня и слушая треск поленьев.
– Ты помнишь первую нашу ночь, проведенную вместе? – спросил Шевалье.
– Нет.
– А слова, которые я сказал тебе наутро?
– Тоже нет.
– Я тогда сказал: «Отныне каждый день, когда я не касаюсь тебя, не вкушаю тебя, не чувствую тебя и не дышу тобой, станет для меня днем смерти и скорби».
Филипп едва заметно пожал плечами. Шевалье повернулся к нему, стараясь заглянуть в глаза:
– Для меня эти слова не утратили смысла. Я могу повторить их и сейчас. Я совершил очень серьезную ошибку. Своим поступком я нанес оскорбление королю и тебе. Но моя любовь к тебе остается столь же крепкой, как в день нашей встречи.
Шевалье протянул руку.
Медленно, не сводя глаз с пламени, Филипп протянул свою. Их пальцы переплелись.
Ожидание затянулось. В помещении, где сидела Генриетта, было не теплее, чем во дворе. По полу гуляли сквозняки. Генриетта потеряла представление о времени. Наконец дверь открылась, и вошел его величество король Карл II. На нем был плащ с горностаевым подбоем. Короля сопровождали Генри Беннет, он же граф Арлингтонский, а также лорд Генри Эранделл, сэр Уильям Трокмортон и четверо караульных с каменными лицами. Генриетта сделала реверанс. Мужчины в ответ поклонились. Они улыбались, но в их глазах Генриетта безошибочно улавливала снисходительность.
– Приветствую вас, моя дорогая младшая сестра, – произнес Карл, протягивая руку. – Помнится, когда мы виделись в последний раз, вы очень боялись, что у вас под кроватью прячется призрак. Надеюсь, эти страхи давно прошли.
Генриетта поцеловала протянутую руку:
– Я приехала сюда не как ваша сестра, а как посланница Франции.
– Разумеется, – ответил Карл.
Его советники переглянулись, затем посмотрели на Генриетту так, как смотрят на докучливого ребенка, которого некоторое время придется терпеть.
– Более того, – с легкой усмешкой добавил он. – Понимаю.
– Я представляю… его величество короля Людовика Четырнадцатого, – сказала Генриетта и с ужасом подумала: «Я даже не могу спокойно с ним говорить! У меня не хватает на это сил!»
Она отвела взгляд, опустив глаза, и тут же поняла, что допустила ошибку.
– В любом случае я рад вас видеть, – продолжал король. (Как хорошо она помнила этот величественно-пренебрежительный тон!) – А теперь к делу. Сэр Уильям изложил мне предложения вашего короля. Боюсь, я не смогу принять их во всей полноте. Из них следует, что Англия видится королю Людовику маленькой, невзрачной соседней страной, начисто лишенной собственных устремлений…
«Напрасно я согласилась сюда поехать, – думала Генриетта. – Это было моей ошибкой!»
Потом ей вспомнились слова Людовика. Они звучали столь отчетливо, как тогда, во время их прогулки по версальским садам. «Каждое твое движение, каждый жест должны показывать, насколько ты владеешь собой. Все чувства держи внутри».
– …он желает, чтобы мы оставались в стороне, пока он вторгается в Голландию и прибирает к рукам их торговлю. Это неприемлемо. Он предлагает помочь нам наладить отношения с папой римским…
«Выдерживай его взгляд. Играй на его слабостях».
Генриетта смотрела не на короля, а чуть в сторону. И вдруг… Она столько времени просидела здесь, но только сейчас увидела всю неприглядность этой холодной комнаты. Обветшавшие стены. Крысу, притаившуюся в углу. У караульных, застывших как статуи, были изношенные, лопающиеся по швам сапоги. Стекло в нижней части окна потрескалось в нескольких местах, а из-за протекающего потолка на полу образовалась лужа.
– И под какие гарантии король Людовик предлагает нам все это? – вопрошал Карл. – Короче говоря, все его предложения построены с заметным перевесом в пользу Франции.
Генриетта повернулась к брату. «Выдерживай его взгляд. Играй на его слабостях». Вдохнув в себя побольше воздуха, она почувствовала приток внутренней силы. Ей стало спокойнее.
– Сколько вы хотите? – спросила она, глядя в глаза королю.
– Простите, я не совсем понимаю ваш вопрос.
«Ты все понял, раз позволил себе нахмуриться».
– Дорогой брат, вы можете стараться впечатлить меня вашими замками и смелыми речами, но вам не удастся меня одурачить.
– Одурачить? – переспросил Карл, уже не скрывая своего недовольства.
– Вы разорены.
– Какая очаровательная мысль посетила вашу голову! – усмехнулся король.
Генриетта чувствовала: на самом деле ему не до смеха. Она ударила по больному месту, изменив положение в свою пользу. В пользу Франции.
– Шесть лет назад Лондон сильно пострадал от чумы. А еще через два года значительная часть города была уничтожена пожаром. Вы разорены, но упорно не желаете этого признавать. Я еще раз спрашиваю: сколько вы хотите?
Королевские советники молча глядели на брата и сестру.
– Нам не свойственно обсуждать подобные вопросы в такой манере.
– Зато мне свойственно.
– Дорогая сестра…
– Я предпочитаю, чтобы вы обращались ко мне «ваше высочество».
Карл стиснул зубы. Его молчание не было долгим.
– Мы рассчитывали получать в течение года по полмиллиона ежемесячно. В свою очередь, мы…
– Полгода с ежемесячным поступлением трехсот тысяч.
– Но это слишком маленькие деньги.
– Два миллиона крон, которые, считайте, упадут вам с неба. Более того, мы предоставим вам пять тысяч солдат для вашей личной охраны.
– Зачем мне эта армия?
Генриетта сомкнула пальцы и высоко подняла голову:
– Если английский народ снова вздумает бунтовать и потребует вашу голову, как когда-то они потребовали голову нашего отца, вам очень пригодятся надежные люди, способные вас защитить.
Карл посмотрел на советников. Сэр Трокмортон едва заметно кивнул. Кивок был утвердительным.
Людовик заявил, что хочет собственными глазами увидеть арестованного заговорщика. Маршалю не оставалось ничего иного, как повести его величество в пыточную комнату. Туда же направились остальные, включая королевских телохранителей. Все они спускались по винтовой лестнице.
– А вы уверены, что за спинами заговорщиков стоит Вильгельм Оранский? – спросил Людовик, когда они уже подходили к кабинету Маршаля.
– Да, ваше величество.
– И вы считаете, что сумеете выбить правду из этого мерзавца?
– Я выбью из него все, что он знает. Но едва ли ему известно абсолютно все. Думаю, его хозяева позаботились, чтобы он знал ровно столько, сколько необходимо для осуществления злодеяний.
Едва открыв дверь кабинета, Маршаль почуял неладное. Почему дверь в пыточную комнату распахнута настежь? Фабьен бросился туда. На полу валялись тела зверски убитых караульных. Арестованный исчез.
– Поставить охрану на все выходы из дворца! – крикнул Фабьен караульным, пришедшим вместе с ним. – Немедленно! Послать отряд на поиски беглеца! Обыскать все окрестные публичные дома и таверны! Оповестить наших людей в Париже и Орлеане!
Людовик стоял посреди пыточной комнаты. Его сапоги были забрызганы кровью убитых. Голос короля звучал глухо, словно говорил не человек, а каменная статуя.
– Надо же, как всем не повезло. Мне, поскольку дворец больше не является для меня безопасным домом. Франции, потому что Вильгельм Оранский вскоре будет примерять ее корону. И главе моей полиции, который не впервые оказывается несостоятельным по части своих прямейших обязанностей. Он больше не пользуется доверием того, кто брал его на службу. – Людовик повернулся к Бонтану. – Передайте бывшему главе моей полиции, что я желаю ему успехов на новом поприще.
Король вышел, оставив Маршаля наедине с убитыми. Его взгляд застыл на кожаном ремне, который еще совсем недавно стягивал лоб Мишеля, не позволяя шевельнуть головой.
Бонтан догнал Людовика на лестнице:
– Ваше величество, я не пытаюсь защищать господина Маршаля. Его действия направлялись не столько разумом, сколько жестокостью к арестованному. И тем не менее я по-прежнему считаю его человеком долга, заслуживающим доверия.
Людовик остановился:
– Он меня подвел, причем не в первый раз!
– Да, ваше величество. И все же, поверьте мне, если бы не Маршаль, вас, вероятно, уже не было бы в живых.
Король постоял, тяжело дыша, затем снова двинулся вверх по лестнице.
Карл II вполголоса переговаривался с советниками. Их разговор был недолгим.
– Я согласен принять предложения его величества, – сообщил Карл, поворачиваясь к сестре. – Во Францию вы вернетесь с подписанным договором.
Генриетта сдержанно кивнула.
– Рада слышать, – столь же сдержанно произнесла она.
Пока Трокмортон готовил все необходимое для подписания, Карл отвел Генриетту в сторону:
– Вы ручаетесь, что Людовику можно доверять?
– Да, – ответила Генриетта. – У вас с ним сходные амбиции.
– Нет. Людовик желает стать центром вселенной. У меня такого желания нет.
– Он хочет, чтобы потомки называли его великим королем. Разве вы не того же хотите?
– Мои амбиции куда скромнее. Я хочу, чтобы обо мне вспоминали как о короле, который никому не причинил вреда… Простите, совсем забыл спросить: как вам там живется?
– Спасибо, хорошо, – улыбнулась Генриетта.
– По Англии скучаете?
– Я скучаю по своему брату… когда он не пытается подавлять свою младшую сестру.
Карл нежно взял ее за руку:
– Но сюда вы не вернетесь. Ваша жизнь там. С ним.
– С ним?
– Да, с ним. С вашим мужем. Говорят, он отличается странными пристрастиями. Еще я слышал, что вы очень близки с королем.
Генриетта покачала головой:
– Вас это удивляет? Не забывайте: мы с ним вместе росли. Детская дружба и должна быть крепкой.
– Значит, до меня доходили лишь злобные сплетни?
– Разумеется. И потом, при дворе достаточно женщин, на которых распространяются ухаживания его величества.
Карл крепко сжал руку сестры, потом уселся за стол и обмакнул перо в чернильницу.
Маршаль внимательно осмотрел дверь, потеки крови и положение тел убитых гвардейцев. Каждое преступление оставляет ниточки, потянув за которые можно добраться до клубка. Вот только это не всегда удается. Освобождение Мишеля было проведено дерзко и с умом. Кто-то сумел не только войти в пыточную комнату, но и быстро расправиться с двумя вооруженными караульными. Фабьен взял шип, повертел в руке, затем повернулся, представляя себя на месте арестованного. Перед ним стоял Бонтан. Обычно Фабьен слышал каждый шорох. «Вот и тебя сейчас могли бы ухлопать», – подумал он.
– Его величество проявил к вам милосердие, позволив и дальше исполнять свои обязанности, – сообщил Бонтан, стараясь держаться подальше от окровавленного острия шипа. – Но король помнит о череде ваших промахов. Считайте, что это ваш последний шанс.
Фабьен молча отвернулся и продолжал осматривать место разыгравшейся трагедии. Бонтан, пожав плечами, удалился.
Джованни Кассини обладал не только познаниями в астрономии, но и несомненным актерским дарованием. Слушая его красноречие, многие недоумевали, тот ли род занятий выбрал Кассини. Он был уже немолод, но отличался поистине юношеской живостью. Сейчас придворный астроном выступал в Государственном кабинете, живописно рассказывая собравшейся знати о Солнечной системе и расстояниях между планетами. Однако Людовик, как могло показаться, совсем не слышал слов Кассини, а был глубоко погружен в собственные раздумья. Мадам де Монтеспан, сидевшая рядом, прошептала:
– Его величеству сегодня не до астрономии.
– Почему же? – возразил Людовик. – Совсем наоборот.
Кассини театрально поклонился:
– А теперь, от имени всей французской науки, я хочу поблагодарить его величество, нашего удивительного короля, который своей щедростью и покровительством помогает нам, ученым, в неустанных поисках истины.
Людовик встал. Придворные тоже встали и разразились аплодисментами.
– Скажите, господин Кассини, вы поддерживаете теории Коперника и Ньютона относительно местоположения Солнца и Земли во Вселенной? – спросил король.
– Да, ваше величество, – улыбнулся Кассини. – Солнце – это центр, сердце, отец Вселенной. Без его тепла и света вся жизнь на нашей планете мгновенно погибла бы. И люди не были бы исключением.
– А можно ли применить методы небесных измерений к измерениям территории Франции?
– Ваше величество, счастлив сообщить, что топографическая съемка Франции уже началась.
– Прекрасно, – задумчиво кивнул король. – Будем надеяться, что мы не преувеличили размер наших владений.
Улыбка Кассини померкла. Придворные заерзали на стульях. Вопрос был более чем животрепещущим.
– Ваше величество, как ни печально, но предварительные результаты показали ошибочность наших прежних упований. Франция не так уж велика, как нам казалось.
– Это с учетом земель, которые я приобрел в войне с Испанскими Нидерландами?
Лицо Кассини покраснело.
– Ваше величество, спорить с истиной не дано никому. Даже королю.
– В таком случае мне лишь остается склонить голову перед истинами науки, – ответил Людовик, покидая Государственный кабинет.
Вслед за ним, шумно обсуждая услышанное, вышли придворные.
В это время мимо проходил Филипп, и король, раздосадованный признанием Кассини, перенаправил свою досаду на брата.
– Дорогой брат, должен признаться, я недоволен твоей медлительностью. Как ты помнишь, я просил тебя заняться придворным этикетом. Ты обещал подумать. Поскольку ты до сих пор ничего мне не представил, вывод напрашивается сам собой: или ты забыл о моем поручении, или твои размышления оказались бесплодными.
Филипп, который тоже находился далеко не в благодушном настроении, не стал медлить с ответом:
– Ты прекрасно знаешь, что твое предложение меня не интересует.
Людовик почти прижал брата к стене, вынудив остановиться.
– Это не было предложением. Советую вспомнить наш разговор и крепко подумать. Возможно, на сей раз твои мысли принесут плоды.
Стук в дверь заставил герцога Кассельского оторваться от расходной книги.
– Кто там? – недовольно спросил он.
– Ваш старый друг.
Старым другом оказался не кто иной, как Монкур. Размеры комнатенки, в которую он попал, заставили его скорчить гримасу.
– Угощайся, – предложил герцог Кассельский, подвигая ему графин с вином.
– Благодарю. Что-то не хочется.
– Думаю, ты уже слышал, что наш замысел с убийством невестки короля провалился, – сказал герцог Кассельский, закрывая книгу. – Предполагаемый убийца схвачен и посажен под арест.
– Слышал, – ответил Монкур, присаживаясь на узкую койку. – Я еще тогда понял, что это рискованная затея.
– Мне другое покоя не дает. Кто же это мог донести о заговоре королю? Круг знающих был невелик.
– Успокойтесь, герцог. Не я.
– Конечно, не ты, хотя… меня удивляет легкость, с какой король тебя простил.
– А даже если бы это был я, что бы вы сделали? Рассказали королю? Но на виселицу я бы отправился не один. Все бы вы там болтались. Так что ничего бы вы мне не сделали. А если вы снова увидите наших таинственных друзей, передайте им, что я больше не желаю принимать участия в их заговорах. Я достаточно настрадался от рук короля, но я познал и его благословенную щедрость.
– Я вовсе не хочу избавляться от короля, – признался герцог Кассельский. – Мне достаточно поставить его на место и вернуть жизнь в прежнее русло.
Монкур встал и отряхнул панталоны, словно он замарал их в жилище герцога.
– Жизнь никогда не вернется в прежнее русло. Нам обоим суждено провести остаток дней в Версале. Позаботимся о том, чтобы это были счастливые дни.
Монкур подошел к двери.
– А бывшим союзникам я прошу передать мои наилучшие пожелания. Я очень рассчитываю на то, что более о них не услышу.
Угощение, принесенное слугами, было обильным, отменно приготовленным и красиво разложенным по тарелкам, блюдам и вазам. Но Филипп лишь поморщился. У него совершенно не было аппетита. Отщипнув от грозди виноградину, он повертел ягоду между пальцами и швырнул в горящий очаг. Потом взял пирожное, понюхал.
– Не припомню, когда в последний раз я был по-настоящему голоден, – сказал Филипп, возвращая пирожное на блюдо.
Шевалье тоже отщипнул виноградину, которую немедленно отправил в рот.
– А что король понимает под этикетом? – спросил он.
– Нечто сумасбродное и необдуманное. Если я об этом заикнусь, меня сочтут дураком. Брат требует от меня создать… свод правил, определяющих поведение придворных и вообще всех, кто оказывается во дворце. Людовику нужно, чтобы мы все превратились в марионеток.
– Но так ли уж плох этот замысел? Думаю, ты недооцениваешь своего брата, а зависть не позволяет тебе видеть его несомненные таланты.
– Я просто вижу его таким, какой он есть на самом деле.
Шевалье взял вторую виноградину. Эту он катал между пальцами.
– А ведь твой брат придумал изумительный способ управлять всеми. Что может быть успешнее свода правил, которые регламентировали бы каждое слово и движение? Гениальный замысел. И потом… – Шевалье отправил виноградину в рот, с наслаждением разжевал и проглотил. – Он проявил щедрость и вернул меня к тебе.
– Стало быть, я перед ним в долгу?
– Да. Нельзя считать королевскую милость чем-то само собой разумеющимся.
Шевалье вскочил, прошелся по комнате, потом остановился возле письменного стола Филиппа.
– Итак, мы превратим версальскую знать в послушных слуг, – сказал он, водя пером по подбородку. – Отныне день каждого придворного будет тщательно расписан от рассвета до заката. Правила будут диктовать им, как надо ходить, говорить, вести себя с мужчиной или женщиной. А сколько правил можно придумать для обедов! Наконец, поведение придворных в присутствии короля. Тут вообще непочатый край. Ты, мой дорогой, станешь главным церемониймейстером.
Филипп откинулся на спинку стула:
– Ты с ума сошел.
– Так давай сходить вместе, – улыбнулся Шевалье и полез за бумагой.
– Уж не знаю, почему мне сегодня сопутствует удача, – сказал король, разглядывая карты, сданные Кольбером.
Время было позднее, но король не торопился идти спать. Вместе с Роганом и Кольбером он играл в пикет, избрав для игры уютный дворцовый салон. Мадам де Монтеспан, Филипп, Шевалье и еще несколько придворных, удостоившихся приглашения, наблюдали за игрой. Атенаис стояла почти у самого стола, и ноздри короля ловили запах ее духов.
Роган оценил свои карты, сбросил две и взял две новые. Людовик сбросил четыре карты.
– Роган, а ты ведь с детства здорово играешь в карты, – сказал Людовик. – Я еще тогда удивлялся.
– Я жульничал, но никто из вас этого не замечал.
– Вот оно – запоздалое признание в детских грехах! Сейчас бы ты не осмелился жульничать.
– Ваше величество, мне сейчас немного больше лет, чем тогда. И у меня нет надобности обманывать вас, что в картах, что во всем остальном.
Игроки раскрыли карты. Кольбер подсчитал суммы и поморщился:
– Его величество набрал сорок семь очков. У господина Рогана – пятьдесят шесть. Получается, что его величество должен господину Рогану две с половиной тысячи франков.
В салоне стало тихо. Все внимательно смотрели на короля. Людовик усмехнулся:
– Ну что, сыграем еще одну партию? Но ставки надо повысить.
– Хорошо, повысим ставки, – согласился Роган.
«Эта ставка будет настоящей и весомой», – мысленно решил Людовик.
– Скажи, как зовут коня, на котором ты вчера ездил на псовую охоту? – спросил он у Рогана.
– Тарквиний.
– Если выиграю я, ты отдашь мне Тарквиния. А если ты, я выплачу тебе два миллиона франков.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.