Текст книги "Седьмой грешник"

Все эти качества свойственны сумасбродам, увлеченным областями науки, которые граничат с фантастикой. Но они присущи также и тем ученым, кого их современники не понимают и считают фанатиками. Ученые-классики глумились над мечтами Шлимана о Трое. Галилей и Земмельвейс[40]40
  Земмельвейс Игнац Филип (1818 – 1865) – венгерский акушер. Установил причину послеродового сепсиса и предложил метод обеззараживания рук хлорной водой.


[Закрыть] всю жизнь не находили признания. Стоит ли продолжать? Таких примеров полно.

Тот факт, что Альбертом владела навязчивая идея, еще не доказывает, что эта идея была неверна. Если допустить, что Альберт не был сумасшедшим, что он не наложил на себя руки, как тогда расценивать его поведение на вечеринке? Что, если его дикие обвинения, будто его обокрали, не бред параноика, а сущая правда? Короче говоря, не было ли его убийство преступлением ради наживы?

Мы гадали, не идет ли речь о семейной реликвии, о какой-то дорогой вещице, которой мог обладать даже такой бедняк, как Альберт. А ответ все время напрашивался сам собой! У Альберта было только одно сокровище, он больше жизни дорожил только одним – своей работой.

К моему удивлению, я обнаружила, что это простое предположение сразу расставляет все по местам. Оно объясняет и поведение Альберта на вечеринке, и несоответствие между жалкой пачкой бумаг, найденной в его комнате, и битком набитым портфелем, под тяжестью которого он всегда сгибался. Понятен стал и мотив убийства. Если Альберт действительно сделал какое-то важное открытие, достойное того, чтобы его присвоить, кража не могла остаться без последствий. Альберт не был глуп. Если бы его работу опубликовал кто-то другой, он сразу узнал бы свой труд. И пусть даже ему не удалось бы доказать авторство, шумиха, поднятая вокруг работы, сильно повредила бы похитителю. Научные репутации весьма зыбки.

– Подождите, – вмешалась Джин. – По-моему, вы сказали, что это было убийством ради наживы. Но какая здесь нажива?..

– Убийство ради наживы – это убийство с целью завладеть тем, что вам не принадлежит. Наша беда в том, что, говоря о ценностях, мы представляем себе только нечто материальное. Но вы-то – люди науки, художники, – как никто другой, должны понимать, что бывают желания куда более страстные, чем простая жажда денег. Кому-то необходима новая идея, новое оригинальное исследование. Да Боже мой! В наше время заработать деньги или украсть их куда безопаснее, чем ради них убить. Другое дело – убить ради чего-то неосязаемого, чего не достичь обычными средствами. Ведь, как гласит поговорка, – или вам дано, или не дано. Раз вы не способны родить новую блестящую идею, как ни бейся, ничего не получится. А если именно такая идея нужна кому-то во что бы то ни стало...

– Ну, вы уже заговорили загадками, – подал голос Хосе. – Я согласен с вашей точкой зрения, вы правы, мы все знаем, что такое жажда научной славы. Но какое отношение это имеет к Энн? Она же скульптор. Как она могла воспользоваться работой Альберта?

– Совершенно верно. И все же Альберт думал, что на него напала Энн.

– Переодевание! – резко выдохнул Энди. – Вы уже упоминали об этом – как легко переодеться кем-то другим.

– Правильно, переодевание, – перебила его Жаклин. – Только кому имело смысл выдавать себя за Энн? Если моя теория о мотиве верна, большинство из вас сразу отпадает. Майкл, так же как и Энн, художник, на что ему работа Альберта? Ни к чему она и Хосе... Джин? Тоже отпадает. Я библиотекарь и знаю, как узки научные специальности каждого из вас. Джин занимается историей средневекового искусства. Если она вдруг опубликует труд о древнехристианских святых, это вызовет всеобщее изумление. Значит, остается только трое заинтересованных. Трое занимающихся тем или иным аспектом римской археологии и истории. Мы ведь так и не узнаем, над чем именно работал Альберт.

Все глаза медленно и неуклонно обратились в одну сторону.

– Нет! – закричала Дейна и неуклюже поднялась из-за стола. От блестящей Клеопатры и следа не осталось – перед собравшимися стояла рыхлая, с нездоровым цветом лица девушка в нелепом костюме, она цеплялась за стол, чтобы не упасть. – Нет, я его не убивала! Я бы не могла! Я...

– Поддержите ее кто-нибудь, она сейчас упадет, – велела Жаклин. – Нет, Дейна, это не ты.

– Но выдать себя за Энн могла только она! – возразил Энди. – Девушке это ничего не стоит. Надеть парик...

– Энди! – остановила его Жаклин. – Неужели ты не понял, что все бесполезно? Теперь ты не сможешь использовать материалы Альберта, ты выдашь себя с головой. Ты просчитался! Все было зря. Не лучше ли признаться и покончить со всем этим? Всем нам и так тяжело, – всем и каждому.

Энди потряс головой.

– Вы просто обезумели, – тихо сказал он. – Безумная старая...

Жаклин посмотрела на Сковила и заговорила так быстро, будто хотела закончить объяснения как можно скорей.

– Помещение, где произошло убийство, было плохо освещено, но не так уж плохо, чтобы Альберт принял Дейну за Энн, к каким бы ухищрениям Дейна ни прибегла. Во-первых, у них совершенно разные фигуры... И одежда... у убийцы не было времени для переодевания, не мог же он прийти в церковь с чемоданом. Парик и тот пришлось бы нести в коробке. Интерес к работе Альберта можно приписать и Теду, но нечего и говорить, уж он-то никак не мог выдать себя за Энн. А вот сходство Энн и ее брата разительно. Энн – девушка довольно высокая, Альберт же был небольшой, судить о росте брата и сестры он мог, только если бы они стояли рядом. А волосы, одежда – все у них было одинаковое. В тот день они оба приехали на экскурсию в темных брюках и рубашках. Энди оставалось только мазнуть губы помадой, повязать голову шарфом и надеть темные очки. Для задуманного плана этого было достаточно.

Как только я в этом разобралась, все стало указывать на Энди. У него были и мотив, и возможность действовать, вот он и действовал. Естественно, Альберт обсуждал с Энди свою работу, он считал его другом детства и таким же энтузиастом, каким был сам. Альберт неважно говорил по-английски, и беседовать с ним было трудно, но Энди знает французский и, как я подозреваю, арабский тоже – лучше, чем хочет показать. Вообще он прекрасный лингвист. Из всех вас только он мог судить о работе Альберта, о значении его открытия. И он же единственный мог с успехом использовать украденную рукопись. Она в общем-то по его специальности, а Энди позарез нужна была свежая идея. Ведь скоро будет решаться вопрос о грантах. Энди должен был его получить. Все от него этого ждут. Но он... Сэм, простите меня, я не виню вас, никто вас не может винить, но Энди мучает страх, что он подведет вас – вас и себя. Юноша с другим характером иначе реагировал бы на великолепный пример для подражания, который вы собой являете. Энди же считал себя обязанным не только стать с вами вровень, но и превзойти вас.

– А как же я защитил диссертацию, – вдруг высоким неузнаваемым голосом воскликнул Энди. – Мне ни к чему воровать чужие идеи. Ведь наш Энди блестящий исследователь! Он умнее всех на свете...

– О Боже, – прошептала Дейна.

– Да, защитил, – повторила Жаклин. – А помнишь, у тебя был когда-то друг, юноша, – он покончил с собой. У кого же тогда был нервный срыв, Энди? Сколько раз Энн лгала, выручая тебя? В том, первом случае она тоже знала или только подозревала?

Видно было, как Энди отчаянно старался совладать с собой. Дикий блеск в его глазах угас, и дрожащие пальцы снова обрели твердость.

– Хватит! – сказал он. Его голос звучал так спокойно, уверенно и рассудительно, что все почувствовали себя неловко. – Сейчас мы покончим с этим бредом. Вы говорите, что убил тот, кто похитил работу Альберта, да? Альберт утверждал, что его так называемое сокровище украли в тот день, когда у нас была вечеринка, пока он выходил поесть. Так? А я весь тот день безвылазно просидел в библиотеке. Многие из вас могли меня там видеть.

– Это правда, – сказал Тед. – Я был в книгохранилище в полдень и видел Энди в его кабинете. А потом я долго сидел в читальном зале и заметил бы, как он уходил.

– Я тоже его видела, – подтвердила Джин.

– Хорошо, – сказала Жаклин. – Придется испить горькую чашу до дна, так я понимаю? Энн!

Энн сидела закрыв грубо раскрашенное лицо руками. Она подняла глаза. Слезы проложили в гриме дорожки, но даже при этом лицо Энн никому не показалось смешным.

– Одного из вас, тебя или брата, обвинят в убийстве, – сказала Жаклин. – С логикой шутить нельзя. Мотив может быть у любого из вас – твоя преданность Энди хорошо известна. Ты вполне могла бы ради него совершить кражу. Наверно, ты даже предпочла бы взять его вину на себя. Ведь ты жертвуешь собой ради Энди всю жизнь. Но ты, Энн, лучше всех знаешь, каков он, так неужели ты допустишь, чтобы он остался на свободе? Он болен, и, может быть, его еще можно лечить. Так это или нет, готова ты жертвовать собой ради него или нет, но ты не имеешь морального права жертвовать жизнью еще и его возможных жертв. А ведь все это повторится снова.

Долгое время все затаив дыхание ждали. Потом Энн склонила голову.

– Это была я, – еле слышно произнесла она. – В тот день в библиотеке была я. Вы сами говорили, как легко нам подменить друг друга... Энди сказал, что это нужно для какой-то шутки. А когда Альберт умер... никто меня ни о чем не спрашивал! А я не хотела верить...

Ди Кавалло уже приготовился к прыжку, но Энди опередил его. Оттащил его от сестры Майкл, пальцы Энди, словно когти, уже впивались в горло Энн. Пришлось обоим, Майклу и лейтенанту, держать его, пока он, наконец, не обмяк и не разразился бурными рыданиями. Смотреть на это было невозможно, но Джин поняла, что до конца дней своих она не забудет другого – какими глазами глядел на Энн старший Сковил, проклиная дочь за то, что она предала брата.

Глава 10

К утру над городом разразилась гроза, с оглушительными раскатами грома и вспышками молний, будто сам Юпитер наслаждался своей мощью. Днем после грозы воздух в Риме был удивительно прозрачен. Над морем зеленых ветвей словно плыл величавый купол собора Микеланджело[41]41
  Собор Святого Петра.


[Закрыть]. Дома на пригородных улочках казались свежевыкрашенными в теплые солнечные цвета – янтарный и оранжевый, золотистый и кирпично-красный. Они всегда будут вспоминаться Джин, когда она задумается о Риме. Небо было божественно голубым, того же редкого оттенка, что и плащи мадонн на картинах Фра Анджелико[42]42
  Фра Анджелико (1400 – 1455) – итальянский живописец.


[Закрыть], а на пустыре возле кафе рдели, как рубины, дикие маки.

В кафе у Джузеппе кроме Джин никого не было. Она ушла от Жаклин рано утром, когда та еще спала, и Джин не ждала, что здесь, где они привыкли собираться, к ней присоединятся ее друзья. Больше Семь Грешников никогда не будут встречаться, а это затрапезное кафе пронизано воспоминаниями, к которым Джин еще долго не захочется возвращаться.

И все же, заметив, что на холм поднимаются две знакомые фигуры, она почему-то не удивилась. При взгляде на них что-то в ее душе сдвинулось и встало на место. Прошлое со счетов не скинешь, с ним надо свыкнуться. К тому же кое-какие воспоминания слишком дороги, чтобы от них отворачиваться.

Хосе снова был весь в черном, но его орлиные черты все еще напоминали о Монтесуме. Тед внешне был такой, как всегда, однако выражение его лица стало другим, а походка сделалась более легкой. Они немного смущенно поздоровались с Джин.

– Мы надеялись, что ты придешь, – сказал Тед. – Но уверены не были...

– Как и во многом другом, – перебил его Хосе. – Вчера вечером нечего было и думать задавать вопросы.

– Не ждите, что я смогу на них ответить, – запротестовала Джин. – Для меня все это такая же неожиданность, как и для вас. До чего же...

Ее голос дрогнул, но Хосе спокойно продолжил:

– Невыносимо! Потому-то нам и надо поговорить друг с другом, немного посплетничать, только так и можно относиться к беде – рационально и обыденно. Ведь могло быть хуже. – Встретив изумленный взгляд Джин, он пояснил: – Ты могла любить Энди. Тогда тебе было бы еще тяжелей.

– Я и любила его. Я вас всех любила.

Тед кивнул.

– Да, я и не предполагал, что мы успели так сильно привязаться друг к другу. Но ты же понимаешь, что Хосе имеет в виду совсем не такую любовь.

– Понимаю, и одно время мне даже казалось... Ой, смотрите! Неужели Жаклин?

– Жаклин и Майкл, – подтвердил Хосе.

В это утро Майкл выглядел настоящим щеголем – он не только побрился, но и причесался и даже надел свою «хорошую» рубашку – ту, в которой не было дыр. На Жаклин был безукоризненный голубой полотняный костюм. Сумка, перчатки и туфли были цвета слоновой кости, а волосы уложены узлом на затылке.

Молодые люди поднялись, приветствуя столь элегантную даму, и Хосе выдвинул стул, приглашая ее сесть.

– А я ждал, что вы придете, – сказал он.

– Не могла не прийти. – Снимая перчатки, Жаклин оглядела каждого из них. – Сегодня я уезжаю, и, может быть, мы больше никогда не увидимся. А я чувствую, что вас разрывает от вопросов. И считаю, что должна рассказать вам все до конца, пока вы не прочтете это в газетах.

Однако теперь, когда можно было задавать вопросы, никто не знал, с чего начать. Помолчав, Жаклин с легкой улыбкой призналась:

– Я не была уверена, что вы вообще захотите со мной разговаривать.

– Почему же? – удивился Тед. – Ах да, понимаю. Думаете, мы могли почувствовать себя подсадными утками? Но мы же не шайка уличных хулиганов! Принцип «один за всех, все за одного» для нас не главное.

– И потом, вы сами сказали – у всех народов это преступление считается самым тяжким, – добавил Хосе.

– Не говоря уже о такой незначительной детали, что Джин цела и невредима, – подхватил Майкл. – Нас она устраивает именно в таком виде.

– Ну, простите, – покаянно покачала головой Жаклин. – Видимо, я слишком долго имела дело не с лучшими представителями вашей возрастной группы.

– Прежде чем задавать вопросы, – сказал Тед, – может, стоит подождать, не подойдет ли Дейна?

– Она придет, – заверила Жаклин, и губы ее тронула загадочная улыбка. – Впрочем, ее можно не ждать... А вот и она.

На улице показался автомобиль. Но друзья поняли, кто в нем, только когда машина, подъехав к поребрику, припарковалась с полным презрением к знаку, запрещающему подобные действия. В этой открытой спортивной машине серебристого цвета за рулем сидел ди Кавалло, а рядом с ним Дейна, довольная собой, как сытая персидская кошка.

Они вышли из машины и присоединились к компании. Обменявшись со всеми приветствиями, ди Кавалло деловито спросил Жаклин:

– Ну что, вы уже закончили свой доклад?

– Еще и не начинала. Да ведь вчера вечером мы почти все объяснили.

– Но я вот чего не понял, – сказал Хосе. – Вы упомянули о каком-то еще самоубийстве – о приятеле Энди. Вы действительно имели в виду то, что я заподозрил?

– Этот случай всплыл, когда полиция стала ворошить прошлое каждого из вас, – немного подождав, не ответит ли ди Кавалло, сказала Жаклин. – В свое время о нем писали достаточно, но теперь уже доказать ничего нельзя. Да и не надо, не стоит снова причинять боль родителям юноши. Но я думаю, даже почти уверена – в тот раз Энди впервые попробовал себя в роли убийцы. Ведь его диссертация, вызвавшая столько восторженных отзывов, была написана сразу после смерти его друга.

– Но как же это сошло ему с рук? – удивилась Джин. – Ведь у погибшего был научный руководитель, и, наверно, у Энди с этим юношей были общие друзья? Неужели ни у кого не возникло подозрений?

– А ты знаешь работы своих коллег во всех подробностях? Ведь мы совершенно не умеем слушать друг друга, даже удивительно. Научный руководитель? На это вот что могу сказать: хотите верьте, хотите нет, но в глубокой древности я и сама работала над диссертацией. С научным руководителем я встречалась раз в месяц, и он рассказывал мне прелестные истории о своей собаке. Можете считать это преувеличением, но настоящий обмен мнениями у нас сводился к минимуму. Спасибо, что он вообще со мной встречался. От других и этого не дождешься.

– А какую диссертацию вы писали? Магистерскую или докторскую? – спросил Хосе.

– На какую тему? – полюбопытствовал Тед.

– Это к делу не относится, – сдержанно отозвалась Жаклин. – Я привела себя в пример, только чтобы убедить вас. Энди практически не рисковал, похищая чужие идеи. Допустим даже, что случилось маловероятное, кто-то заметил сходство между работами Энди и его друга. Ну и что? Решили бы, что тот списал у Энди. Нет, нет, Энди тогда ничем не рисковал. Если бы он на этот раз не запаниковал и не стал покушаться на Джин, он и убив Альберта мог выйти сухим из воды.

– Чем, кроме детективного таланта, вы объясняете свой успех? – спросил Тед.

– Тем, что обстоятельства сложились на редкость удачно, чего вполне могло не случиться, – с некоторой многозначительностью ответила Жаклин. – Видите ли, библиотекарь всегда находится на периферии науки. Я достаточно хорошо знакома с миром ученых, и мне легко было представить, что могло послужить мотивом убийства, но, чтобы разобраться в мелких деталях, которые сбивали вас с толку, моих знаний не хватало. А уж что в нашей библиотечной профессии мы умеем, так это искать. Нам приходится иметь дело с разными областями знаний, ни в одной из них мы не являемся специалистами, но знаем, где найти нужные сведения. Конечно, есть библиотекари, которые относятся к книгам, как к кубикам, – они их расставляют, систематизируют, ну еще время от времени отдают в переплет; но вы не поверите, как много среди нас таких, кто прочел кучу этих проклятых книг! Я начинала в маленьком городке, где у меня в библиотеке было всего понемножку – от детских книг до археологии и детективов. Я прочла сотни триллеров, и у меня всегда вызывали недоверие эти хитроумные послания умирающих.

– И у меня тоже, – отозвался Майкл, который снова что-то чертил в своем блокноте, даже глаз от него не поднял.

Жаклин непонимающе посмотрела на него:

– Что ты хочешь сказать?

– Да только то, что насчет последнего послания Альберта я тоже сразу догадался. – Майкл поднял голову и одарил всех ангельской улыбкой. – Мне самому римские цифры никогда в голову не приходят.

– Для чего же я тратила столько красноречия, разъясняя вам?.. Что же ты молчал?

– А что мне сказать? Меня и так все считают психом, особенно легавые, простите, полиция. И потом, не забудьте, во всей этой научной возне я ничего не смыслю и о работе Альберта ничего не знал. Я просто думал, что он полез к Энни, а она взвилась. Энни мне всегда нравилась.

Все смотрели на Майкла в немом изумлении. Потом ди Кавалло проговорил тихим, но рокочущим голосом:

– Молодой человек, значит, вы хотите сказать...

– Правда, я не знал, куда пришить несчастные случаи с Джин, – невозмутимо продолжал Майкл. – Я не мог поверить, что Энни способна напасть на Джин, но с другой стороны... тут я не мог разобраться.

– А об Энди ты думал? – спросила Жаклин.

– Конечно. Подумал сразу, как только Альберт обвинил его в краже какого-то сокровища. Тут сразу запахло Толкином... а Альберт же типичный Голлум[43]43
  Голлум – один из персонажей его эпопеи «Властелин колец».


[Закрыть]. – Майкл только сейчас заметил напряженное молчание. Подняв голову, он всмотрелся в завороженные его признаниями лица и слегка покраснел. – Ну как же, с чего вдруг Альберт явился прямо к Сковилам, когда обнаружил пропажу? О вечеринке ему никто не говорил, мы же не хотели, чтобы он всех там занудил. Значит, ему срочно понадобились либо Энн, либо Энди. Я не очень-то знаю французский, но разобрал, что слово «вор» он сказал в мужском роде.

– Voleur! – воскликнула Джин. – Какие же мы тупицы!

– И потом, – продолжал Майкл, – помните, как Энди сразу насел на Альберта, боялся, как бы тот не сказал лишнего? А Энди ведь любого может... то есть мог уговорить, наверное, он что-то наплел Альберту – обещал выследить вора, или объяснил, что взял его работу на время, или еще что... Потом Энди пошел в уборную, а Альберт вскоре отключился. Уж слишком это быстро произошло, и такое совпадение не похоже на случайность. Энн когда-то говорила, что у них есть снотворное. Но и тогда я не был уверен насчет Энди. Я ведь считал, что у Альберта пропала какая-то семейная реликвия или что-то в этом роде, и мне невдомек было, зачем такая вещь понадобилась Энди.

Жаклин открыла сумку и вынула из нее лист бумаги.

– Майкл говорит, что я могу взять его рисунок себе. Ты не возражаешь, Джин?

– Пожалуйста, берите. – Джин узнала вереницу святых. При виде Энди в благородном облике святого Георгия ей стало слегка не по себе.

Жаклин разгладила лист на столике.

– Вот графическое разъяснение того, что случилось. Когда я увидела этот рисунок, меня словно громом поразило.

В сосредоточенном молчании компания разглядывала святых, большинство видело рисунок впервые.

– А кого это я, черт побери, тут изображаю? А-а!.. – протянула Дейна. – Марию Магдалину! Мне не очень-то нравится, как ты меня представил, Майкл!

– А мне как меня, – поддержал ее Хосе. – Берегись, Майкл, ты скоро дождешься, что тебе пошлют бомбу по почте.

– А я, значит, святой Стефан, – проговорил Тед. – Что ж! Готов признать: это в какой-то мере справедливо, хотя никто об этом не догадывается.

– Ну, я-то догадываюсь, – сказал Майкл. – Я же знаю, кто твоя новая подруга. Что уж там говорить о комплексе мученика?.. Если твой старик не убьет тебя, то уж она точно прикончит...

– Ах, значит, вам все известно, – покорно сказал Тед. – Выходит, только отец не знает... Но скоро узнает. Я отправил ему письмо.

– Я-то ничего не знаю, – заявила Дейна. – Ты что, бросил свою невесту? Ну и свиньи же вы, мужчины!

– Там не было любви, это наши семьи затеяли, – обиделся Тед. – Она не будет переживать, я ей безразличен.

– Допустим, – согласился Майкл. – Но затеять роман с арабкой...

– Не просто с арабкой, – уточнил Тед. – Она еще входит в отряд палестинских боевиков.

Все почтительно замолчали и уставились на Теда.

Вспомнив гордую, похожую на сокола девушку в кафе, Джин поняла, что чувствует Тед. Видимо, Майкл прибег к своим связям среди студентов, чтобы узнать, кто она.

– Да, конечно, – начал ди Кавалло, заинтригованный не меньше остальных. – Ситуация немножко сложная...

– Немножко! Да отец просто откажется от меня, – сказал Тед. Однако, хотя его голос звучал уныло, глаза так пылали, что он стал еще больше похож на рисунок Майкла. – Но чувства ведь с политикой не считаются. И потом, далеко не вся молодежь моего поколения чувствует себя такой же ни в чем не виноватой, как наши отцы, которых волнует только одна навязчивая идея – вернуть Eretz Israel – Землю Израилеву. Мы лишили родины полмиллиона человек. Неужели многовековые страдания миллионов евреев оправдывают страдания, причиненные ими другим? После того как я побывал на войне, я на многое стал смотреть иначе. Я спорил с отцом, теперь спорю с Сальвой. Я не верю, что насилие, которое она проповедует, исправит теперешнее зло, так же как наше насилие против ее народа не исправило зло, причиненное нам в древности. Я надеюсь, мне удастся – ну не заставить ее изменить убеждения, но хотя бы отказаться от методов, которыми она действует. Должен же когда-нибудь найтись путь к миру.

– Исмаил и Исаак – оба были сыновьями Авраама, – тихонько проговорила Жаклин. – Я восхищаюсь твоими принципами, Тед, надеюсь, что ты победишь. Только не забывай – умеренных обычно забрасывают камнями с обеих сторон.

– Ничего, я знаю, как убеждать Сальву, – действует безотказно, – скромно сказал Тед. – Если я и погибну под камнями, то погибну сражаясь. А прежде чем паду в бою, – внезапно усмехнулся он, – сумею хорошо провести время.

– А мы ведь подумали, что ты – шпион, – сказала Джин и, увидев, как изменился в лице Тед, рассмеялась. – Да ты даже не представляешь, чего мы только не думали. Но Энди я никогда не подозревала, во всяком случае, не больше, чем остальных.

– А вот Майкл, как выясняется, подозревал, – сказала Жаклин и показала на рисунок. – Его характеристики – уж ты прости меня, Дейна, пугающе точны. Все изображенные им святые – миротворцы, кроме одного только святого Георгия – этот героический убийца вершил расправу. Недаром он был покровителем крестоносцев. А они, если вы помните, причинили арабам немало бед.

– Об этом я не думал, – пробормотал Майкл.

– Тем-то ты и страшен, – внушительно проговорила Жаклин. – Тебе и не надо думать – достаточно протянуть руку, и ты вынимаешь из человека душу. А почему ты изобразил Энн в виде святой Варвары?

– Просто нужна была какая-нибудь святая девственница.

– Но почему-то ты выбрал святую с подходящей легендой. Ведь если ты помнишь, отец заточил ее в башне, а потом предал.

– Да уж, сходство прямо глаза режет, как рекламный щит, – злобно прорычал Майкл. – Будь он проклят, этот подонок Сковил, все из-за него.

– Нечего винить мое поколение, – возразила Жаклин. – Мы тоже жертвы – наших генов, нашей среды и наших родителей, так же как и вы.

– Какой смысл кого-то винить, – угрюмо проговорил Хосе. – Все мы жертвы... Я чувствую это особенно сильно. И предпочел бы, чтобы ты лучше изобразил меня Вельзевулом[44]44
  Вельзевул – в Новом Завете: глава демонов.


[Закрыть], чем таким святым Августином, как на твоем рисунке.

– До меня все-таки не доходит, – проговорила Дейна, недоуменно тараща глаза на святых Майкла. – Ни один из этих портретов мне ничего не говорит, разве что Джин в виде ягненка... А вот образ Джеки прямо-таки богохульный.

– Да нет, какое там богохульство, просто Майкл хотел меня обидеть, – сказала Жаклин. – Может, я и нерадивая мать, Майкл, но только нимб на мне не покосился, он большой, сидит прямо и сияет вовсю. А заслужила я его более чем двадцатью годами честного и упорного труда.

Майкл улыбнулся.

– Иными словами, мне пора заткнуться, – сказал он. – Вы с самого начала не хотели связываться с нами, Жаклин, правда? И все же инстинкт восторжествовал над здравым смыслом!

– Нет, не инстинкт – привычка. За двадцать лет моей работы и в одном, и в другом качестве я привыкла наставлять молодых на путь истинный. – Жаклин поднялась и взяла в руки сумку. – Ну а теперь, по-моему, я имею полное право удалиться на уик-энд. Если я больше вас не увижу, буду с интересом следить за вашими карьерами. Волей-неволей я к вам довольно сильно привязалась.

Ди Кавалло встал, встали и остальные, даже девушки. Казалось, торжественность минуты требует каких-то соответствующих слов, но никто не знал каких. Первым нашелся Хосе.

– Не падайте духом! – произнес он, вытянувшись в струнку и пристально глядя темными глазами в лицо покидающей их старшей приятельницы. – Все люди смертны.

Древняя языческая эпитафия странно звучало в устах высокого молодого человека в темной сутане воинствующего христианского ордена, но она, казалось, сделала свое дело. Строгое лицо Жаклин смягчила улыбка.

– Прощайте! – сказала она и стремительно пошла к машине.

Ди Кавалло последовал за ней, открыл дверцу, закрыл и вдруг, одним махом перекинув длинные ноги через борт машины, очутился за рулем и пустил двигатель. Опешившие провожатые поняли, что происходит, только когда автомобиль с торжествующим ревом глушителя сорвался с места. Джин переводила глаза с одного ошеломленного лица на другое. Выражение Дейны ее добило, и она расхохоталась.

– Обойденные и обмишуренные, – задыхалась она. – Прости, Дейна, не могу удержаться.

– Интересно, куда они отправились? – сказал Тед.

– Не наше дело. Вы вообще отдаете себе отчет, как мало мы знаем об этой леди? Вы когда-нибудь слышали упоминание о ее муже?

– Если и слышали, вспоминать о нем сейчас – не самое подходящее время, – отрезал Хосе.

На Дейну все еще невозможно было смотреть. Наконец ее губы растянулись в сдержанной улыбке.

– Мерзавец! – выругалась она, добавив еще и уточнение. – В последние дни он мне проходу не давал! А ему, значит, вот, что надо было – оказаться в нужное время в нужном месте!

– Может, он просто тебя охранял, – спокойно предположил Майкл. – Тебе не приходило в голову, что тебе угрожает опасность?

Дейна побледнела.

– Нечего меня пугать.

– Видите ли, я еще кое о чем подумал, – медленно произнес Майкл. – Все, включая Энди, считали, что главную опасность для него представляет Джин. А я в этом не уверен. Судите сами – легавые не спецы в латыни, и башка у них устроена просто и ясно, за что их всегда превозносила Джеки. Они и сами напали бы на след, если бы увидели, как эта семерка написана. Ди Кавалло знал, конечно, наши настоящие имена, ведь он уже проверил наши подноготные в посольствах и где только можно еще. Но ведь доказать-то он ничего не мог. Вот они вчера и разыграли этот липовый спектакль. Что бы они делали, не добившись признания...

– Так, так, – нетерпеливо перебила его Дейна. – Но при чем здесь я?

– Семерка ничего никому не говорила, пока они не знали мотива убийства, – невыносимо медленно продолжал рассуждать Майкл. – Пока Альберта считали просто чокнутым, навесить на Энди убийство никто не мог. Кстати, почему-то никто не задался одним вопросом. Ведь Энди, украв записи Альберта, подкинул тому свои бредовые заметки. Но вот вопрос – как же он мог украсть работу и оставить Альберта в живых? Он ведь знал, что парень помчится жаловаться.

Дейна, безуспешно пытавшаяся переварить малопонятную версию, изложенную Майклом, молчала. Но тут на помощь ей пришел Тед:

– Ладно, Холмс. Так как же Энди пошел на такой риск?

– Какой там Холмс! Я даже на Ватсона не тяну. Но как раз об этом мы и говорили с Джеки по пути сюда. Не сознайся Энди, мы бы так ничего и не узнали... Но Джеки считает, что Энди пытался убрать Альберта еще на вечеринке, подсунув ему спиртное с наркотиком или чем-то подобным. Однако не получилось. Но это типично для Энди – с Джин он сначала тоже действовал наобум, а уж потом взялся за дело всерьез.

Дейна глубоко вздохнула.

– Ну а со мной-то что же? – воскликнула она. – Ты же сказал...

– Вот к этому я и подхожу. Как я уже говорил, ди Кавалло вряд ли мог бы сам додуматься до мотива. Он не ученый и поверил нам, что Альберт дурачок. Но двое из нас достаточно хорошо разбираются в предмете, которым занимался Альберт, и могли правильно оценить его работу. Эти двое – ты, Дейна, и Тед. Тед – израильтянин и мужчина, едва ли Альберт избрал бы его в собеседники. А вот ты как раз...

Дейна позеленела.

– Я и знала, над чем он корпит. А разве никто из вас не знал?

– О Боже, – пробормотал Хосе и хлопнул себя по лбу. – Поверить не могу! Ты знала?

– Ну да... Я имею в виду...

– Ты знала, – зарычал Хосе. – Знала, что этот несчастный дурак вовсе дураком не был, что жалкие писульки не могут принадлежать ему. Знала, что он сделал важное открытие! Почему же ты ничего не сказала полиции, когда они решили, что Альберт покончил с собой?

– Да, но... – Дейна чуть не плакала. – Я же не думала об этом в такой связи... Мало ли почему люди кончают с собой! Откуда я могла знать, что у него дома нашли не его записи? А потом, я и не вслушивалась в эту его дурацкую теорию, я так и считала, что она дурацкая! Вы же знаете, он от меня не отлипал и все твердил только о своем, а я и внимания на его бред не обращала...