Текст книги "Седьмой грешник"

– Да, да, – нетерпеливо прервал ее ди Кавалло. – Это сочинение человека, чьи религиозные взгляды, мягко говоря, весьма экстравагантны. Я хотел бы узнать вот что: действительно ли эти записки такие никчемные, как кажется?

– Это не просто записки безумца, в них вообще нет никакого смысла, – ответила Джин, отдавая бумаги лейтенанту. – Вы показывали их Энди Сковилу? Он лучше меня знает предмет.

– Я говорил с ним. Он того же мнения.

– Это все? – спросила Жаклин. – Все, что вы нашли в комнате Альберта?

– Да, все. Еще кое-какая потрепанная одежда, книги... письма от матери...

– От его матери? – глупо спросила Джин.

– Да, у него была мать, что в этом необычного? – Во взгляде ди Кавалло не было ни сочувствия, ни осуждения. – Нет сомнений, все это очень печально, синьорина, но мир полон трагедий, они происходят каждые тридцать секунд, и многие из них гораздо печальней, чем потеря такого психически неустойчивого юноши, который вполне мог причинить вред какому-либо ни в чем не повинному человеку, если бы у него не хватило доброты убрать себя первым.

– Вы уверены? – Голос Жаклин прозвучал как-то странно, и ди Кавалло попытался разглядеть ее в сгущающейся темноте.

– В этом мире ни в чем нельзя быть уверенным, синьора Кирби. Я думаю, вы, как и я, в этом убедились, пройдя через мучительные испытания. Но я уверен ровно настолько, насколько бываю уверен... Есть только несколько несогласующихся обстоятельств. Например, эта история с кражей.

– Кто вам рассказал о ней?

– Падре Хименец. Он меня не одобряет, так же как и я его, но мы уважаем друг друга. Он сказал мне, что обвинение в воровстве должно было быть адресовано одному из членов вашей небольшой группы, так как никого из остальных гостей Гебара не знал.

– Да, но это ничего не значит. Никто ничего у Альберта не крал. У него никаких ценностей не было.

– С этим можно согласиться, учитывая его нищенские пожитки. Ваши друзья говорят, что до вчерашнего вечера он никогда не говорил ни о каких ценностях... Семь Грешников... – задумчиво проговорил ди Кавалло. – Очень оригинально. Вы сказали, синьорина, что умирающий нарисовал на полу цифру семь.

На секунду у Джин перехватило дыхание. Но она взяла себя в руки.

– Будет ли это оскорблением суда или чем-то в этом роде, если я скажу: «Идите к черту, лейтенант»?

– Это просто будет очень, грубо, – спокойно ответил ди Кавалло.

– Да, я действительно видела, что он написал цифру семь, и не отказываюсь от своего заявления. Но если произошло самоубийство, то Семь Грешников не имеют никакого отношения к предсмертному посланию Альберта.

– Я тоже не вижу связи, – согласился ди Кавалло. – Если бы дело не было столь очевидным, если бы я подозревал какую-то грязную игру... но даже и тогда я не вижу, какой уликой может быть цифра семь в деле об убийстве. Ведь в группе из семи человек седьмым может быть каждый. Вы ведь не присваивали друг другу номера, как в тайных обществах из старых романов?

– Ну конечно нет. И это вовсе не было официальным названием. Просто Энди валял дурака.

– Да, значит, мы никогда не узнаем... Да это и не имеет большого значения... Что ж, леди, я думаю, это все. Вы остаетесь здесь на ночь, миссис Сатмен?

– Нет, я ухожу домой. Я и так слишком долго надоедала мисс Кирби.

– Вот как? Тогда я буду счастлив доставить вас домой, если вы готовы уйти.

– Ну что ж... благодарю вас.

Жаклин ничего не сказала. Она провела их к дверям, и Джин получила удовольствие, отметив, что лейтенанту свойственны слабости менее выдающихся мужчин. Ноги Жаклин он оценил неторопливо и со знанием дела.

У лейтенанта оказалась служебная машина с водителем. Спросив, куда ехать, ди Кавалло не проронил ни слова до самого дома Джин. К ее удивлению и внезапной тревоге, он вышел из машины вместе с ней. Заметив ее тревогу, он явно был доволен и снизошел до объяснения:

– По-моему, другая молодая женщина – мисс Дейна – тоже живет здесь. Я хочу поговорить с ней.

– Ее может не быть дома, – сказала Джин, входя в двери. – Дейна ведет активную светскую жизнь.

– Да, это чувствуется, – серьезно ответил лейтенант. – Я не понимаю, почему, если ваша подруга живет вместе с вами, забирать вас к себе после этого прискорбного события пришлось миссис Кирби?

– Мы живем не вместе, Дейна снимает комнату в этом доме. Мы не очень-то... Я хочу сказать, мы подруги, но не...

– Думаю, я вас понял.

– Хотелось бы, чтобы это было так, – пробормотала Джин. – А о чем вы хотите с ней говорить?

– Всего лишь хочу свести...

– Концы с концами. Ладно, уж если задаешь глупые вопросы, то и ответы получаешь соответствующие... Извините, я не то хотела сказать, – добавила она поспешно.

Они поднялись на третий этаж, и ди Кавалло постучал в дверь Дейны. Беззастенчиво любопытствуя, Джин немного задержалась. Она ожидала, что лейтенант попросит ее уйти, но он этого не сделал, и, когда стало ясно, что Дейны нет дома, она предложила:

– Может быть, я могу вам помочь. Что вы хотели спросить у Дейны?

– Я хотел только спросить, где она была во время трагедии. Это – обычная практика.

– Понятно, алиби. – Джин задумалась. – А меня вы не спрашивали.

– Но, синьорина, – угрюмо ответил ди Кавалло. – Я же и так знаю, где вы были, когда этот человек умер. Вы стояли возле него на коленях. Разве не так?

Глава 5

1

Отходя от площади Барберини, Виа Венето начинает, извиваясь, подниматься к Порто-Пинчиана. Джин опаздывала и только что не бежала, но идти становилось все труднее. К тому времени, как она дошла до конца улицы, где находилось кафе Дони, она заметно хромала.

Жаклин уже ждала ее, она сидела за одним из выставленных на тротуар столиков под бело-голубым тентом. Ее голубой полотняный костюм прекрасно сочетался с цветом тента и Придавал ее глазам оттенок морской волны. Она деловито вязала на спицах. Шерсть тоже была красивого голубого цвета, чуть более темного, чем ее костюм. Правда, вид у вязанья был весьма потрепанный, и Жаклин, недовольно хмурясь, то и дело поглядывала на него поверх очков, опасно съехавших на самый кончик носа. Она подняла глаза на приближающуюся Джин, и ее хмурое лицо сразу стало озабоченным.

– Что с тобой стряслось?

– Давно ждете? – спросила Джин, падая на стул.

– Нет, я и сама опоздала. Но что все-таки?..

– Знай я, что вы придете позже, я бы не попала под такси. Мне хватило бы и менее драматической причины, чтобы оправдать свое опоздание.

– Шутишь!

– Да нет, я не то чтобы сама кинулась под машину, – объяснила Джин, вытянув ноги и осматривая ссадины на коленях. – Меня толкнули.

Жаклин небрежно скомкала вязанье, чем, видимо, и объяснялся его плачевный вид, и сунула его в сумку. Потом извлекла из нее упаковку пластырей и какую-то бутылочку.

– Ох, нет, не надо, – испугалась Джин, узнав красноватую жидкость. – Это уж слишком, Жаклин. Неужели вы постоянно таскаете эту дрянь с собой... Ну нельзя же прямо здесь!

Не обращая внимания на стоны Джин и на застывшего в изумлении официанта, Жаклин невозмутимо оказывала первую помощь так, словно кроме них здесь никого не было. Повреждения оказались значительными. Жаклин быстро заклеила пластырями оба колена, снова убрала перевязочный материал в сумку и обратила взор на официанта, который старательно делал вид, будто его здесь нет.

– Ну как? – спросила она Джин.

– Прекрасно. Меня уже не первый раз какой-то идиот сталкивает с тротуара... но сегодня... ну да ладно. К счастью, мне повезло, реакция у водителя оказалась что надо.

Она говорила совершенно беззаботно, но мысли об этом случае не оставляли ее; Джин помнила, какое противное чувство полнейшей беспомощности охватило ее, когда она увидела, как на нее надвигается хромированный бампер машины.

– Но все равно, – добавила она. – Я бы добралась сюда, даже если бы пришлось ползти. Не каждый день меня приглашают завтракать на красивейшей Виа Венето. Но мы ведь тут не задержимся, здесь же очень дорого.

– Да, это кафе – сущая ловушка для туристов и вызов трудящимся массам, – безмятежно согласилась Жаклин. Она снова достала из сумки вязанье, недовольно осмотрела его, пожала плечами и принялась вязать.

– Что это вы вяжете? – спросила Джин. – Не хочу показаться любопытной, но не могу представить вас в роли безумной бабушки.

– Должен получиться свитер, – с сомнением ответила Жаклин. – Для одного несчастного младенца, моего знакомого. Не для внука, нет. Очень надеюсь, появление такового в ближайшем будущем мне не грозит. Честно говоря, все это безобразие помогает мне занять руки, и тогда я не курю.

– По-моему, вы упустили петлю.

– Ну, младенец этого не поймет, – равнодушно ответила Жаклин. – А если ты оставишь свои тонкие замечания при себе, я позволю тебе повязать. Как твоя работа?

– Более или менее закончена. Резюме надо подать до конца недели, но я уже выжата как лимон.

С виноватым видом Жаклин сунула вязанье в сумку и извлекла оттуда пачку сигарет.

– Наверно, остальные продвинулись не так, как ты. Правда, в последние дни я их не видела.

– Работают. Но большинство вчера собиралось у Джузеппе.

– Как всегда?

– Именно, как всегда... Я дала себе слово, что не буду это обсуждать.

– Пожалуй, обсудить значило бы очиститься. О чем бы ни шла речь.

– О, вы прекрасно знаете, о чем речь, – тихо ответила Джин. – Пройдет еще много, очень много времени, а у меня перед сном все еще будет маячить перед глазами это тело, и то, каким он был перед самой...

– Забудь об этом. Как бы это жестоко ни звучало, надо забыть. Придет время, ты перестанешь об Альберте думать. И придет оно намного раньше, чем тебе кажется.

– Но меня это тревожит. Смерть – ведь конец всему. И надо... ну, как бы это сказать... надо, чтобы она производила на людей должное впечатление, не так, как сейчас. Неправильно, что человек умирает, а после него и следа не остается. Даже такой, как Альберт. Он был живым человеком, а сейчас пространство, где он обитал, просто сомкнулось, так, словно его на земле и не было.

Вернулся официант, и Жаклин сделала заказ. Как только он удалился, она наклонилась к Джин:

– Что не дает тебе покоя?

– Да просто нервы, наверно... Хотя... как вы думаете, полиция действительно считает это самоубийством?

– А почему бы им так не считать?

– Знаете, вчера Дейна сказала... о, очень вскользь, что она встречается с лейтенантом ди Кавалло, они, мол, выпили вместе пару раз. – На лице Джин появилась гримаса отвращения. – Она называет его Джованни.

Жаклин закурила.

– Дорогое дитя, мало ли почему мужчине хочется выпить с Дейной.

– Да, конечно... А я не знала, что вы курите.

– А я и не курю. – Жаклин с ненавистью рассматривала сигарету. – Я бросила шесть месяцев назад.

– Это мы довели вас до того, что вы снова закурили?

– Вы, конечно, не самая умиротворяющая компания для леди средних лет. Подумай сама, во что вы успели втянуть меня с тех пор, как я приехала в Рим.

– Да вы и половины не знаете. По-моему, мы все спятили.

– А что же еще случилось?

– Да много чего. – Джин откусила сандвич и посмотрела на него с радостным изумлением. – Да... это кафе и сравнить нельзя с Джузеппе... Ну, прежде всего, вернулся профессор Сковил, вернулся раньше времени.

– Знаю.

– Знаете? – Джин взглянула на Жаклин, улыбавшуюся с притворной скромностью. – Ага!

– Сама ты «ага!». Вечером я с ним обедаю, но только из-за того, что его отвратительные отпрыски велели ему оставить их в покое до пятницы. То, как Энди относится к бедняге...

– Да, но Сковил обожает Энди. И мне жалко Энн.

– Он и ее любит. Но Энди ведь – редкостное явление. Не часто мужчина может похвастаться своим ребенком, тем более сыном, который добился таких заметных успехов, да еще и в области его собственных интересов. И при этом совершенно самостоятельно. Конечно, в научных кругах в известной мере процветает протекция, но из-за одной только протекции человек не может так продвинуться.

– Энн тоже талантлива, – сказала Джин. – Смешно, если с течением времени выяснится, что настоящий гений в семье именно Энн.

– Она никогда этого не покажет. Слишком долго она находится в тени этих двух павлинов. Ты должна признать, что профессор Сковил – очень привлекательный мужчина.

– Для меня слишком стар.

– Рада, что ты так считаешь. А вот Дейна думает иначе. В тот вечер она просто приперла его к стене.

– Мяу! – усмехнулась Джин. – До чего же приятно встретить еще одну женщину кошачьей породы. Да Дейна побежит за любым мужчиной, даже...

– Даже за кем?

– Она меня просто бесит, – вырвалось у Джин. – Бедный Хосе! Думаю, он и сам знает, как с ней справиться, но, в конце концов, он свой выбор сделал, и, по-моему, непорядочно делать для него этот выбор еще более трудным.

– Сомневаюсь, что из-за Дейны этот выбор становится для него труднее, – сухо ответила Жаклин. – Мне кажется, она не в его вкусе. Женщины, считающие мужчин противником, которого необходимо победить, обычно довольно неуравновешенны.

– Да, да, знаю я все эти разговоры. Мне кажется, Дейна очень расстроена. На будущий год она сюда не приедет. Мама и папа перестали снабжать ее деньгами. Придется ей идти работать.

– Какая катастрофа!

– Я рыдать готова.

Они обменялись злорадными улыбками, потом Жаклин спросила:

– А что за проблемы у Теда?

– По-моему, эта девушка, с которой он обручен, очень его мучает. Когда я спросила, когда она приедет, он ответил, что в этом году она приехать не сможет.

– Бедняга!

– А может, это и не так плохо. Мне кажется, Тед и Энн поладили бы, если бы позволили себе.

– Ну и сплетницы же мы... Десерт будешь?

– Нет, спасибо. А теперь что будем делать?

– А что можно делать? Сейчас, в полдень, все закрыто.

– Можно пройтись по Венето, полюбуемся на витрины.

– Хорошая мысль.

Они пошли вниз по улице, остановились у газетного киоска, где Жаклин купила несколько книг в бумажных обложках. Джин с удивлением следила за ее выбором.

– Все читаете про убийства? Какой дурной вкус!

– А это – одно из преимуществ среднего возраста. Можно не делать вид, будто ты такая уж интеллектуалка. Но я не возражаю и пополнить образование, если ты припомнишь какое-нибудь интересное место, которое сейчас открыто.

– Недалеко отсюда есть церковь, я бы с удовольствием ее вам показала. Это моя любимая церковь в стиле барокко.

– Церковь Христа?

– Я вижу, вы кое-что почитываете, не одни детективы... Нет, моя церковь не из числа больших известных храмов. Она маленькая, не церковь, а шкатулка с драгоценностями, вся розовая, золотая и цвета слоновой кости, как морская раковина работы Фаберже. Сан Андреа аль Квиринале. В общем... в общем, это мое место. Я прихожу туда, когда мне хочется укрепить в себе веру в окружающий мир.

– Наверно, у многих есть хотя бы одно такое место.

– Взгляните на этот роскошный свитер! – воскликнула Джин, останавливаясь перед одной из витрин. – Держу пари, он стоит не меньше тридцати тысяч лир... Да, забавно, конечно, но у нас у каждого есть любимые места в Риме. Даже Дейна призналась, что, когда у нее плохое настроение, она идет в Форум и сидит там. Не очень оригинально, но такова уж Дейна.

– А Майкл?

Джин резко рассмеялась.

– Майкл... Хотите посмотреть место, которое он считает своим? По сути дела, мы прямо над ним. И как дважды два, он сейчас там.

Жаклин согласилась, и Джин повела ее вниз по улице. К этому времени разбитые колени у нее совсем разболелись. Они почти подошли к тому месту, где она чуть не рассталась с жизнью, и Джин остановилась в благодатной тени высокого дерева и показала рукой.

– Вот она.

Жаклин внимательно рассматривала ступени, ведущие к ничем не примечательному фасаду церкви.

– Майкл... и вдруг в церкви?

– Подождите, подождите, – ответила ей Джин. Жаклин просмотрела свой путеводитель, и к тому времени, как они достигли входа, Джин увидела, что та начала понимать, куда ее ведут. Однако никакой путеводитель не может подготовить человека к тому, что он увидит на самом деле.

Церковь оказалась невзрачной. Они увидели в ней всего шесть небольших капелл, выходящих в длинный грязновато-желтый проход. А вот ее оформление не могло не привлечь внимания. Оно было сделано из человеческих костей.

Длинные кости рук и ног были сложены аккуратными штабелями, груды черепов образовывали алтари. Стены и потолки были украшены гирляндами и фестонами из человеческих позвонков; из нескольких берцовых костей был выложен декоративный орнамент. Для подобных украшений разбирались на части скелеты самых смиренных членов ордена. Скелеты более выдающихся монахов оставляли нетронутыми. Их тоже помещали в церкви – одни висели на крюках, другие лежали в нишах, на всех были грязно-коричневые рясы капуцинов. На костлявых, лишенных плоти лицах было одинаковое выражение – они смеялись.

– Бр-р! – содрогнулась Жаклин и робко улыбнулась единственному живому члену ордена, стоявшему на страже в коридоре. – Я читала об этой церкви. И решила, что ни при каких обстоятельствах в нее не пойду.

– Простите, – ответила Джин. – Гнусно было заманивать вас сюда. Мне и самой отвратительно это место. Никогда не забуду, как Майкл впервые меня сюда привел. Я про эту церковь раньше не знала.

– Тебе стоит почитать, как ее описал Марк Твен, – сказала Жаклин. Она заглянула в следующую капеллу, где увидела то же самое, и быстро отвернулась. – «Простаки за границей» – и сейчас все еще одна из самых великих книг о путешествиях, когда-либо написанных... Хотела бы я встретиться с тем, кто все это придумал.

– Вы можете повстречаться с теми, кто мыслит так же, – мрачно произнесла Джин и сделала жест рукой. – Смотрите, что я вам говорила?

Возле самой дальней капеллы, прислонившись к стене, стоял Майкл. Казалось, он не может стоять ни на что не опираясь, таким гибким, бескостным выглядело его тело. Плечи, спина и ноги образовали правильную дугу. Он был бос, а его рубашка и свободные брюки были такого же грязноватого оттенка, как и его загорелая кожа. По-видимому, он их не заметил, не обращал он внимания и на туристов, которые проходили мимо и, в зависимости от настроения, хихикали или взвизгивали от страха. Его задумчивый профиль, обрамленный прядями длинных темных волос, при искусственном освещении казался лишенным красок.

– Как он соответствует этой обстановке, даже жутко становится, – прервала молчание Жаклин.

– Христос, созерцающий проклятых в аду, – сказала Джин. – Не воображайте, будто Майкл не заботится о сходстве. В точности Иисус с одной из картин, не хватает только бороды.

– На самых ранних изображениях Христа он предстает молодым и без бороды, – заметила Жаклин.

– Откуда вы все это знаете?

– А у меня в мозгу настоящая мешанина из бесполезных сведений, – ответила Жаклин. – Ну что, незаметно ускользнем?

– Он нас увидел.

Майкл повернул голову. Тело осталось неподвижным, но лицо осветилось медленной улыбкой.

– Чао! – дружелюбно воскликнул он. – Что вы тут делаете?

– Ш-ш, – остановила его Джин. – Мы ведь в церкви, правда?

– Да все в порядке. Меня здесь знают. Привет, Джеки. Как вам это нравится? Последняя капелла – самая лучшая. Там три маленьких скелета – дети какого-то папского племянника.

Бросив в капеллу недоверчивый взгляд, Жаклин тут же повернулась спиной к тому, что там находилось и чем так восхищался Майкл.

– Если желаете знать, мне это отвратительно. Я ухожу. Если вы оба хотите остаться...

– Только не я, – заявила Джин.

– Тогда и я с вами, – сказал Майкл. – Я тут и так уже задержался.

– Сколько же ты здесь пробыл?

– Понятия не имею. Наверно, с час.

Они вышли на свежий воздух, улица была залита солнцем. Джин глубоко вздохнула. Майкл встряхнулся, как пес, вылезший из воды; у него даже изменилось выражение лица. Он взглянул на Джин, как будто увидел ее впервые.

– Что с тобой случилось?

– Упала.

– Посреди площади Барберини, – добавила Жаклин.

– Ну, ты и горазда попадать во всякие происшествия, старушка! Надо же, за два дня умудрилась дважды упасть! Может, тебе нужен телохранитель?

Жаклин как-то странно хмыкнула – то ли поперхнулась, то ли простонала. Прокашлявшись, она переспросила:

– Во второй раз? А что было в первый?

– Свалилась с лестницы у себя дома. Какой-то идиот, ребенок наверно, оставил игрушку на ступеньке, – ответил Майкл.

– Дай все-таки мне сказать, – вмешалась Джин. – Если бы на лестнице не перегорела лампочка, ничего бы не произошло.

– Значит, перегорела лампочка? – переспросила Жаклин.

– Она вечно перегорает.

Майкл потерял интерес к разговору.

– Не выпить ли нам кофе? Если, конечно, у вас есть монеты, – добавил он с обезоруживающей улыбкой. – Я совсем на мели.

– И как же ты доберешься домой? – спросила Джин.

– Автостопом. Или прогуляюсь пешком. Откуда я знаю?

– Но мы же договорились, что все встретимся в четыре, – раздраженно напомнила Джин. – Или ты не собирался ехать с нами в Остию?

Они уселись за столик, на Виа Венето в каждом квартале было чуть ли не по три открытых кафе. Майкл заказал эспрессо.

– Почему же? Конечно собираюсь, – ответил он. – Вернусь к... сколько сейчас? Два тридцать. Времени полно.

– Вы что, все отправляетесь купаться? – осведомилась Жаклин.

– Да. Хотите с нами? – предложил Майкл.

– Ты не знаешь, с кем разговариваешь, – сказала Джин. – У этой особы имеется при доме собственный бассейн. Будет она тебе якшаться со всякой шушерой на общественном пляже!

Жаклин никак не отреагировала на это провокационное высказывание, что было на нее не похоже. Джин даже показалось, что у Жаклин какой-то странный вид. На щеках выступил пот, а очки сползли на самый кончик носа. Джин уже привыкла по этим очкам, как по реквизиту в пьесе из жизни вельмож, определять, в каком настроении Жаклин; по ним можно было судить, какое из множества обличий Жаклин берет верх в данный момент. Если очки плотно сидели на переносице, верх брала энергичная библиотекарша, когда они съезжали на кончик носа и Жаклин неуверенно смотрела поверх очков, это говорило о том, что она смущена или притворяется смущенной. Иногда очки взлетали на самую макушку Жаклин и держались там только благодаря ее густым волосам. Тогда она была легкомысленной и дурачилась. Отсутствие очков обычно означало, что Жаклин старается казаться женственной, руководствуясь известным стишком Дороти Паркер[25]25
  Дороти Паркер (1839 – 1967) – американская писательница, автор коротких рассказов, речь идет о двустишии:
  Мужчины слишком строги, увы и ах!
  Ухаживать не станут за дамами в очках.


[Закрыть].

Встретившись с заинтересованным взглядом Джин, Жаклин глубоко вздохнула и решительным жестом вернула очки на место.

– Если хотите поплавать, можете воспользоваться моим бассейном. Почти все соседи разъехались на лето. В бассейне никого не будет.

– Здорово! – восхитился Майкл.

– А как же твои революционные убеждения? – спросила Жаклин.

– Но в том и цель всех революций, – объяснил Майкл. – Сделать предметы роскоши правящих кругов доступными каждому.

И снова Жаклин, вопреки своим привычкам, промолчала. Посмотрев на нее, Джин увидела, что очки медленно сползают по ее патрицианскому носу.