Текст книги "Верочкино счастье"

Света была полной противоположностью упитанной и щекастой Марине. Стройная, бледная, голубоглазая и темноволосая девочка была очень заметной. Обе девочки любили Веру и не очень ладили между собой. Каждая хотела дружить с любимой подругой наедине, вдвоем. Вера разрывалась от этого раздвоения. Если случалось им куда-то пойти втроем, каждая из подружек замыкалась в себе, отвечала коротко и неохотно, вяло поддерживая разговор, а Верочка мучилась, потому что не знала, как справиться с этим напряжением и как развернуть их лицом друг к другу. Маринка Веру делить ни с кем не собиралась: это пирожное она хотела съесть сама. Обе девочки ей нравились, каждая по-своему, и она не понимала, почему бы им не дружить втроем. Вместе они могли бы образовать совершенство: неугасающий оптимизм одной, сияющая доброта другой и самостоятельность, сдержанность третьей. Света еще унаследовала от бабушки одаренность женских рук и могла шить, мастерить и готовить то, что девочкам и не снилось. Но пока Марина и Света имели свои секреты, и Вера была доверенным лицом для каждой и хранила их в тайне.

Со Светой они стали общаться лет пять назад, и очень тепло приняли друг друга, повзрослевших и изменившихся. Редко созваниваясь, они отправляли друг другу электронные письма или голосовые сообщения. Света на встречу приехать не сможет, предупредила сразу. Сложное материальное положение. Два сына одновременно закончили школу и поступили в университет. Их обучение стоит немало, и Света не может себе позволить такой дорогостоящей поездки. Марина с облегчением вздохнула, Вера это почувствовала даже по телефону. И все-таки глупая ситуация: не видеться столько лет и хранить в себе какие-то детские обиды и раздражение.

Недалеко от любимого полуразрушенного дома, к которому по утрам ходила на свидание Верочка, росло старое дерево, такое же древнее, как и сам дом. Оно приспособилось к новым условиям, к жизни среди асфальта и оживленной дороги, по которой денно и нощно проносились машины, хотя родилось оно и мужало в парковой зоне, где машин поначалу не было вовсе. Огромная крона каштана давала большую тень, а ствол был весь в шрамах от мальчишеских упражнений в метании ножей и попыток запечатлеть свое достойное вечности имя для потомков. Кто только не побывал здесь за долгие годы! Сколько признаний в любви хранит в себе мощный ствол! И где же все эти Маши и Пети, клявшиеся друг другу в вечной любви? Жив ли тот Вася, что был здесь сорок лет назад? Как сложилась судьба у Тани, отдыхавшей здесь в 1975 году?

Верочке казалось, что люди – все равно что деревья. У всех стволы, листья и уходящие в глубину корни, но содержание, плоды всегда разные. Внешне здоровое дерево может скрывать гнилую сердцевину. В юности деревца раскачиваются из стороны в сторону, ищут чьей-то поддержки, заботы и любви. В зрелые годы уже крепко стоят на ногах, не боятся ураганов и непогоды, и хранят в себе шрамы от чьих-то обид и предательств. Какие-то великаны, укрывая людей от дождя, сверкают на солнце, шелестят листвой в яркий осенний день. Они излучают тепло и свет, а другие – чахнут, не сумев приспособиться к новым реалиям, к проносящимся мимо машинам, оставляющим после себя лишь пыль и ядовитые выхлопы.

Некоторые люди – настоящие дубы и кедры, нашедшие опору, сумевшие обрести целостность, гибкость и глубину. Такими могут быть далеко не все. Другие – яблони и вишни, с вкусными и яркими плодами. Они берут не глубиной, а сочными фруктами, а кого-то и кустарником трудно назвать. В поисках тепла и дождя, они тянутся своими тонкими ветвями к небу и тесно сплетаются друг с другом, в поисках опоры. Навалившись на других, они ищут поддержку и в тихий солнечный день, и в минуты глубоких потрясений.

Верочка любила старое дерево за силу и мудрость. Оно, сопротивляясь ветрам и неурядицам, все еще радовалось жизни, тянулось к небу и жило в мире с собой и со своими соседями. Веру это восхищало, и она надеялась, что старый дом и крепкое дерево обретут хозяев, которые смогут о них позаботиться. По утрам она останавливалась на несколько минут, будто приветствовала старых знакомых и шла дальше. Каштан смотрел ей вслед с грустью и пониманием. В двух метрах от земли его мощный ствол причудливо раздваивался и самостоятельные побеги уходили в высоту бездонного неба. Он знал: это обычный порядок вещей, когда дети обретают собственную жизнь и уходят от родителей. Деревья – это тоже люди.

Глава 16

Утром над городом нависли тяжелые тучи и все замерло в молчаливом ожидании. Солнце так и не вырвалось из темного плена, и к обеду с неба посыпался мокрый снег вперемешку с дождем. День обещал быть неприятным, но Верочка не роптала. Осень, необыкновенно теплая в этом году, давно должна была уступить место холодному бодрящему воздуху надвигающейся зимы. Верочка любила морозные узоры на окне, наслаждалась дуновением холодного ветра, и хотя до этого было еще далеко, они жила ожиданием предстоящих холодов, падающим с неба снежинкам. Скоро земля покроется белым нарядом и все будут жить в ожидании Нового года. Само ожидание уже вызывало у нее волнение, вызванное детскими воспоминаниями.

Сегодняшняя радость, которую не могла омрачить неприятная погода, была связана с вчерашним появлением Николая. Его визит унес вчерашнюю усталость, чувство одиночества, и она, радостная и довольная, после завтрака заторопилась на работу. Чуткий от природы сын понял, что причиной утреннего подъема мамы был не он. Но ему все же повезло: он оказался рядом, и вся эта радость и доверие достались ему, а не кому-то другому. Он прекрасно знал мать: часто людская черствость и чужие проблемы мешали ей быть счастливой, перекрывали кислород; сегодня он был рад за нее и приписывал все предстоящей поездке.

Он уговорил маму отказаться от объемной спортивной сумки в пользу нового удобного чемодана на колесиках: и удобно, и элегантно. Он давно забронировал номер в небольшом отеле, расположенном в историческом центре столицы, неподалеку от метро, зная, как мама любит пешие прогулки. В столице жили какие-то дальние родственники и друзья друзей, но Вера не хотела никого обременять. Она уже составила планы на будущую неделю. Дай ей волю – она не вылезет из Третьяковской галереи весь день, думал сын. Он был, конечно, прав: Верочка надеялась посвятить один вечер встрече с одноклассниками, а все остальные дни – намеченной культурной программе. Татьяна Георгиевна тоже почувствовала Верочкино настроение, но большое количество клиентов не позволило им перекинуться ни словом до самого обеденного перерыва. Во время обеда Вера убежала в торговый центр: нужно было присмотреть себе вечерний наряд, и только вечером, после закрытия, женщины за чаем обменялись новостями. Ольга выглядела сегодня получше. Разговора с мужем так и не состоялось, она умолчала о том, что знала. Все шло своим чередом, на выходных они собирались съездить к ее родителям. Брат с женой обещал приехать тоже. Поделилась ли Ольга последними новостями с братом Мишей – они не знали. Татьяна сетовала на непогоду и непрекращающиеся сборы в школе. Вечером ей предстояло готовить ужин и выделить деньги для родительского комитета. Муж вообще не знал, для чего это нужно, говорил всегда одно и то же: «А ты не давай! Не имеют право!».

– Ты только представь, Вер он ни разу не был в школе! Ни на одном родительском собрании, и дома дает советы. Вот, пошел бы и выступил! Сидит там вечно одно бабье – мужикам и дела нет!

– Да, так оно и есть! Поэтому лучше не делиться с ним – платить все равно придется.

– Придется – это точно! Вот только откуда их взять? Только купили детям новые куртки к зиме, заплатили коммуналку, а до зарплаты еще две недели.

Ольга не отзывалась на разговор и думала о своем. Она надеялась, что поездка сблизит их с мужем. Она ежедневно аккуратно проверяла его телефон и видела только настойчивое желание «крашеной кошки» заманить ее мужа к себе домой. Сашок отказывался, объясняя занятостью. Было ощущение, что он не знает, как избежать этого общения, как стереть из памяти события того вечера. «Дурачок, – постановила Ольга, – разве можно заводить романы на работе?». Своих кавалеров она держала на расстоянии: сейчас было не до них. Зная мужа как облупленного, она надеялась перетянуть одеяло на свою сторону. Откровенно говоря, постепенно справляясь с шоком, она была просто уверена, что муж сейчас страдает от угрызений совести и мечтает уехать из города на выходные не меньше ее.

В одном женщины были едины: они завидовали Верочкиному отъезду и тем впечатлениям, которые она с собой привезет. Таня убеждала ее проводить меньше времени в музеях и театрах. Лучше больше гулять и не отказываться от знакомств. Да, и одноклассников, конечно, тоже упускать не стоит. Вера отмахивалась и шутила.

О мужчинах она давно не думала. Ее эксперименты оказались неудачными, и она прекрасно понимала: с каждым шансом встретить хорошего человека становится все меньше и меньше. Она мечтала о совпадениях во взглядах, в чувстве юмора, она ценила надежность и порядочность, но, признаться, уже давно не верила в то, что свободных мужчин, подходящих под это описание, можно встретить. Однажды в праздничный день она наткнулась в парке на удивительную женщину, будто сохранившую в себе забытый дух хиппи: длинное платье в мелкий цветок, рыжие сапоги, тряпичная сумка с бахромой, распущенные волосы, небрежно перевязанные яркой тесемкой. Она стояла у деревянной беседки с попугаем в руках. Он, забавный и, вероятно, обученный, должен был достать клювом нужное предсказание, свернутое в трубочку и утрамбованное в маленькую коробку из-под печеньев. Верочка, отметив такую необычную женщину, скорее всего, прошла бы мимо, не будь женщина такой настойчивой. Интересно было бы ее написать!.. За символическую плату ей достался крошечный рулончик, на котором красовался диагноз: «Острая недостаточность сказочных событий в повседневной жизни. Ждите перемен». Возможно, попугай был прав, так оно и было на самом деле. Прекрасных принцев она не ждала даже в юности и потому не воспринимала слова своих подруг всерьез. Ее жизнь окончательно и бесповоротно связана с будущим сына, с его семьей и еще не рожденными детьми. Мелкие радости и небольшие открытия вполне возможны, но чудес она уже не ждала. Однако прекрасно понимала: многим удается избавиться от одиночества даже в ее зрелые годы. Ей не нравилось, когда сорокалетних женщин называли молодыми, призывали начать жизнь заново, рожать детей. Эти призывы она не разделяла: всему свое время. В двадцать нужно рожать детей и жить легко, не задумываясь о мелочах жизни, не ожидая благоустроенной квартиры и дорогого автомобиля. Вместе взрослеть, бегать по лужам, кататься с горки, познавать мир и открывать вместе с ребенком что-то новое. В сорок – она была в этом убеждена – время спокойному зрелому счастью, умению отделять зерна от плевел и радоваться тому, как взрослеют дети.

Так, конечно, думали не все. В прошлом году весь коллектив обсуждал историю сорокалетней Анны, измученной жизнью женщины. Она проработала в их отделении лет пять, всегда была скромна, аккуратна, немногословна, говорила исключительно о детях и семье, которая, несмотря на их общие с мужем усилия, с трудом сводила концы с концами. Вдруг громом среди ясного неба прозвучала весть о разводе. Как? Почему? Анна никогда не жаловалась на мужа. Все отделение банка видело, как муж Анны заезжал каждый вечер за женой, отвозил детей в школу. Скромный и приличный человек, работящий и молчаливый. Они удивительно подходили друг другу. Все женщины приняли весть молча, и только Татьяна Георгиевна не смогла сдержаться.

– Слушай, Ань, ты подумай хорошенько. Он прекрасный отец и семьянин, если все так, как видится со стороны.

– Да, так оно и есть. Но я не могу. Я никогда его не любила, не хочу притворяться перед детьми, – ничуть не сомневаясь в своей правоте, спокойно ответила женщина.

– Ты не дури, не спеши, дура-баба! Дети тебе «спасибо» не скажут, да и в нашем возрасте свою жизнь устроить будет непросто. Очередь не стоит! Вон молодые пигалицы идут в первых рядах, дальше тридцатилетние, а уж потом мы.

– Да понятно!.. – нехотя согласилась Анна.

И все-таки она поступила так, как считала правильным, хотя многие крутили у виска, не понимая эту тихоню. Чего ей, в самом деле, надо? Такие мужчины, как ее муж, на дороге не валяются! Вторым громом среди ясного неба стало известие о том, что у Анны появился возлюбленный. Или он был давно, и именно это стало причиной развода? Этого женщины поначалу не знали, но скоро стало очевидным, что Аня встречалась с женатым человеком уже не первый год. Возможно, она надеялась своим разводом подтолкнуть и его к какому-нибудь решению. Татьяна Георгиевна, ошарашенная и потрясенная, призналась, что ничего не понимает в людях. Уж кто-кто, только не Анька! И что в ней такого есть?!?

– А я-то дура, советовала ей одуматься. Боялась, что она обрекает себя на одиночество. Вот я дурында! А она-то давно в шоколаде – и муж, и любовник под боком!

– Ну что ты, Тань! Мы же не знаем, как оно есть на самом деле, – Верочка не любила таких разговоров, хотя и сама не понимала Анну. Никогда не допустила бы подобных отношений. Уж лучше быть одной, чем сделать несчастными столько людей!

На улице к вечеру совсем потемнело, тяжелые низкие тучи все еще висели над городом. Еще недавно ноябрьский воздух был необыкновенно теплым, а теперь бурые листья колыхались в лужах, набегал порывистый ветер и приносил с собой бодрящий и освежающий воздух. На далеких горных склонах среди оставшейся рыжей и красноватой листвы уже лежал тонким слоем чистый снег. Зарождалась зима, и люди, которые еще вчера жаловались на теплую осень, сегодня ругали непогоду. Вере в радость было все: и затопленные водой улицы, и мокрые от дождя и снега зонтики, и ветер, набегающий крадучись и ломающий неподготовленные к нападению зонты. Какое-то странное желание томило ее душу. Ей хотелось в путь, к новым впечатлениям. Путешествия всегда делали ее счастливой, наполняли ее тонкую отзывчивую душу. Выйдя на улицу, она вдохнула холодный воздух, от которого прохожие прятались в огромные шарфы и теплые капюшоны, и почувствовала: она не простудится. Ей хотелось, чтобы холодная осень стояла, не иссякая, это ее лекарство от невзгод. И безлюдные переулки, и дома в глубине садов за глухими заборами, и парковые ограды с остатками бурой листвы, и ожидание скорой зимы – все питало ее спокойствием и придавало душевную легкость.

Ранним утром следующего дня Верочка вышла из здания московского аэровокзала. Самое любимое ее время суток: чистое новорожденное утро, но с запахами другого города, колоссальные масштабы которого ощущались сразу же. Погода оказалась совсем не такой отвратительной, как обещали синоптики. Плюс семь в конце ноября с мелкой моросью – это, по мнению Верочки, погода вполне себе бодрящая. Сын оказался прав: путешествовать с сумкой и одним чемоданом на колесах было очень удобно. Теплая куртка, выручающие в любую погоду джинсы, бордовые ботинки, гармонирующие с объемным цветным шарфом – лучшей одежды трудно придумать для путешествия. Два часа полета пролетели незаметно: она пролистала журналы, поклевала предложенный пассажирам легкий завтрак и даже почти прочитала книгу, которую взяла с собой. Это была ее последняя находка в букинистическом магазине. Инна Сергеевна Нилова, специалист по истории французской живописи восемнадцатого века, раскрывала тайны известных картин и рассказывала о возможностях и методах историко-художественного исследования. Вера остановилась на таинственных превращениях, иногда происходящих со старинными картинами. «Девочка в шляпе», прожившая несколько лет в Эрмитаже как неопознанная, оказалась портретом Екатерины Демидовой. Чудеса – да и только! Плюс кропотливая работа исследователей-энтузиастов. Там, среди них, Верочкино место, она знала, она это чувствовала!

Ее соседкой оказалась молодая женщина, уткнувшаяся в телефон все два часа полета. Впрочем, как только самолет приземлился, она достала из сумки целый арсенал средств для наведения красоты, сразу же позвонила Муратику и сообщила о благополучной посадке. Пассажиры с радостью и с облегчением зааплодировали пилоту, как только самолет коснулся земли. Даже Вера, так любившая летать, перекрестилась с благодарностью.

В гостинице она будет раньше полудня, и, если номер не будет готов, прогуляется по соседним улочкам и выпьет где-нибудь кофе. Раннее заселение не принято, как и в любой другой гостинице мира – об этом предупреждали заранее на сайте. Перед самым вылетом объявились дальние родственники и предложили остановиться у них, но Верочка вежливо отказалась, сославшись на дела. Не хочет их беспокоить и обязательно их навестит, как только представится возможность. Стеснять их не хочет и беспокоить тоже. Главный смысл любого путешествия, даже такого короткого, ей виделся в свободе. Этим Верочка жертвовать не собиралась. Сын отнесся к выбору гостиницы очень тщательно, в отличие от нее, даже не поинтересовавшейся ни завтраком, ни отзывами опытных путешественников. Зато она придирчиво изучила локацию: красивая тихая улица, небольшой уютный отель в двадцать с небольшим номеров, в пешей доступности метро. Отличное расположение для прогулок и осмотра достопримечательностей – говорилось на сайте.

Молодой и приятный таксист прибыл вовремя, не докучал излишними расспросами, помог с багажом, предложил зарядку для телефона и поинтересовался, какое радио ей нравится. К ее удивлению, вещал «Серебряный дождь» – еще одна удача. «Спасибо, мне по душе именно это». Вот, в общем-то, и все общение, большего Вера и не хотела. Она наблюдала, как пролетают за окном сменяющие друг друга картины: лесополоса с остатками золотого и алого сменяется на широкие проспекты, выплывающие из-за поворота подсвеченные дома, оживающие от людского потока улицы. Она развлекала себя рассуждениями о том, что даже птицы поют в новом месте по-иному, схватывала каждую мелочь, что попадалась ей навстречу. Огромные рекламные щиты, способные изуродовать любое пространство, делали все города мира похожими друг на друга. Если смотреть только на них и безликие небоскребы – стоит ли вообще путешествовать? Вспомнила, как потрясла ее гигантская реклама известного бренда на площади Святого Марка в Венеции. Это было нечто совершенно чуждое в огромном зале под голубым небом с теплым светом и хорошей музыкой, доносившейся из открытых дверей ресторана. Будто железный инородный имплант в белоснежной улыбке города, будто безвкусный небоскреб из бетона и стекла среди кружевных дворцов и привязанных гондол в колыхающейся воде, освещенной золотыми бликами.

Водитель, к счастью, не заплутал. Совсем недолго блуждал среди улочек исторического Замоскворечья в поисках гостиницы, а потом они оба одновременно увидели надпись «Эко-отель». Помогли новые технологии или парень действительно хорошо знал город. Рассматривая его аккуратный затылок и чистую рубашку, она с любовью подумала о сыне. Благодаря его стараниям и настойчивости она скоро будет пить кофе в Москве! Небольшой особнячок в стиле модерн был в самом начале улицы, словно владельцы предусмотрели все для удобства гостей. Расплатившись с водителем, Вера немного постояла на ступеньках и оглядела улицу, которую она видела на фотографии, потом шагнула внутрь гостиницы, толкнув стеклянную дверь. За ней оказался на удивление чудный холл – с кирпичной кладкой и черно-белыми фотографиями старой Москвы. Не за привычной и безликой стойкой, а за деревянным столом с черно-белой лампой сидела приятная девушка лет двадцати пяти, темноволосая, кареглазая, в черных очках, которые ей удивительно шли, в брючках и объемной белой мужской рубахе. Она широко улыбнулась и так быстро поднялась навстречу гостье, будто только ее и ждали последние несколько месяцев. Вся эта картина – и кирпичная стена, и черно-белый декор вместе с девушкой-администратором – так и просились на профессиональную фотографию, рекламирующую отель. Картина такая красивая, что за одну лишь возможность лицезреть ее стоило брать деньги. Вооруженная фотоаппаратом (руки давно мечтали о холсте и красках), она не посмела даже сделать фотографию, думая, как странно будет выглядеть это желание только что вошедшей гостьи.

– У меня заказан номер, – сказала Вера и протянула паспорт.

– Да, конечно, присядьте пока, – ответила девушка, а спустя пару минут добавила. – Вы можете позавтракать, пока я все оформлю. Правда, придется доплатить: официальное заселение с полудня.

– Да, конечно. Спасибо! Позавтракаю с удовольствием, – ответила Вера, сразу же почувствовав, что очень голодна. Из холла было видно, как сновали официанты с кофейниками в руках, с кухни доносился запах свежей выпечки, слышались оживленные голоса постояльцев. Вверх на второй и третий этажи уходили ступеньки, покрытые затертым ковровым покрытием, но ничто сегодня не смогло бы испортить Верочкиного впечатления о столице. Ампир в ее сознании соседствовал как раз-таки с этими стенами и внутренним убранством.

Завтраком кормили в небольшом баре: его приспособили под столовую. На стойке лежали тарелки с крошечными булочками, несколько сортов сыра и мяса, чашки с джемом и мюсли, кувшин с молоком, отварные яйца, а по желанию гостей им подавали кашу и делали омлет. Блюда с сырной и мясной нарезкой также находились рядом с кофе-машиной, чайными пакетиками и горячей водой. Постояльцев было немного, и Вера нашла себе уютное местечко за маленьким столом и удивилась тому, что вовремя подоспевший официант предложил ей даже оладьи. «Совсем неплохо для такого маленького отеля», – подумала Верочка и с удовольствием приступила к еде. Ей уже все здесь так нравилось, что она сама боялась поверить тому, как удачно складывается ее первый день в столице. За завтраком никто к ней не подсел, и она насладилась оладьями с вишневым вареньем, крепким чаем и подоспевшим к концу омлетом. От третьей чашки чая она решительно отказалась.

После завтрака она вернулась в холл, получила свой паспорт, небольшую брошюру с номерами телефонов и предоставляемыми в отеле услугами, карту города и карту метро.

– Вы у нас впервые? – спросила девушка, которую звали, если верить бейджику, Александрой.

– В отеле – да. В столице – конечно, не впервые, – Верочка не удержалась и почему-то добавила, – приехала на встречу одноклассников.

Александра кивнула:

– Понятно. А я-то думала: Вы в командировке. Сейчас не время для массового потока туристов. Не сезон. Наши еще работают, отдыхать будут на зимних каникулах, а иностранные гости боятся русской зимы, – девушка улыбнулась. – Вот через недельки три будет ни пройти, ни проехать. Все уже забронировано на Новый год.

Последнюю фразу девушка произнесла то ли с радостью, то ли с огорчением, понять было сложно. Вера взглянула в окно. Несмотря на слякоть и морось сидеть в ожидании того, когда через пару часов освободится номер, ей не хотелось. Словно угадав ее настроение, Александра добавила:

– Вы можете погулять, осмотреться пока. У нас очень красивая улица, много интересных магазинчиков и уютных кафе. Можно выпить кофе и на крыше нашего отеля, но не думаю, что погода сейчас подходящая, – улыбнулась девушка.

«Какая милая и с прекрасным художественным вкусом», – подумала Вера.

– Ну, погода меня не остановит, – она сказала, шагнув к двери. Вдруг вспомнив что-то важное, она обратилась к девушке, уже склонившейся над стопкой каких-то административных бумаг. – Сашенька, а скажите, нет ли у Вас парикмахерской?

– Нет, к сожалению, у нас в отеле нет, но если Вы пойдете по противоположной улице влево, то обязательно наткнетесь на маленький салон под названием «Вдохновение», – она поискала что-то в первом выдвижном ящике и наконец, нашла. – Там работает очень хороший мастер. Мы сами обслуживаемся только у него, но, к сожалению, смена его только завтра.

– Так мне завтра и нужно! – обрадовалась Вера. – Встреча, на которую я приехала, завтра вечером.

– Вот и отлично! Он Вам понравится. Еще никто не уходил от него недовольным. Вот его визитка, – Вера смущенно поблагодарила и довольная вышла на улицу. Ну не может такого быть! Какое удивительное сказочное сновидение! Выставка, на которой Верочка когда-то выставляла свои работы, тоже называлась «Вдохновением»!

Она вышла в переулок, не обращая никакого внимания на стоящие в ожидании такси, достала зачем-то карту города и снова убрала ее в сумку. Она двигалась вперед без особого плана, ей он был совсем не нужен, подмечая каждую мелочь, сувенирные магазины, маленькие кафе, рассматривая дома, явно построенные в начале прошлого века и умело отреставрированные не так давно. С уважением к историческому прошлому, без глянца, глазированных пряничных поверхностей и неуместной позолоты. Впереди, на расстоянии десяти шагов, шли, тихо переговариваясь, две женщины в длинных юбках. Они несли тяжелые сумки, головы их были повязаны платком. Не видя их лиц, Вера подумала, что ровно такие же женщины могли идти по этой улице и пятьдесят, и сто лет назад: настолько естественными казались ей длинные юбки в этом районе Москвы. Она решила, что они идут к храму, чьи купола виднелись вдали. И это показалось Верочке хорошим знаком, одобрением свыше.

Шумный проспект или промышленная зона испортили бы самое благоприятное впечатление, но сегодня ей определенно везло. Глядя на торопящихся на работу людей, она чувствовала себя прогульщицей: садись, Вера, два! Ее каникулы казались ей несправедливо, нечестно добытыми, ведь все сейчас работают, а она – что это за новости? – наслаждается жизнью. Она, всегда путешествовавшая с сыном или подругами, пожалуй, впервые оказалась одна далеко от дома и не могла не признать, как радует ее эта неожиданно подвернувшаяся свобода, «сладкое ничего-неделание», как сказали бы итальянцы. Ни расписанного по часам дня, ни сверхурочной работы, ни домашних дел, ни пугающего в последнее время чувства, что она всю жизнь занимается не своим делом – никаких тревожных мыслей!

Звонок сына прервал ее рассуждения. В последнюю минуту он добавил:

– Отдыхай, мам! Не отказывай себе ни в чем. Если будет нужно, я вышлю тебе деньги, только дай знать. Договорились?

Она почувствовала себя ребенком, которому дают наставления о том, как вести себя в пионерском лагере, вот только с небольшой разницей. Ее нужно было уговорить сделать что-то для себя, а не предостеречь от возможной опасности…

Отыскав парикмахерскую и записавшись у администратора на завтра, она выпила чудесный пряный кофе в крошечной кофейне и вернулась в отель как раз вовремя. Александра протянула ей ключ и, увидев, как Вера порывается схватиться за чемодан, о багаже посоветовала не беспокоиться: лестница у нас крутая, будьте осторожны, а чемодан Вам сейчас доставят. В этот самый момент вниз спускалась семья: мама, папа и пяти-, шестилетний малыш, вооруженные рюкзаками, теплыми шарфами и шапочками. Так выглядят среднестатистические туристы среднего класса в любом уголке мира, и Верочка ощутила гордость за своих соотечественников, которые могут себе позволить и добротную одежду, и осенний отдых в столице, и уютную гостиницу.

Увидев свою комнату, путешественница приободрилась еще больше. Оказалось, отель рос вверх, и комнаты, очень просторные, были расположены на втором и третьем этажах. Ее номер был достаточно большим, с двуспальной кроватью, покрытой двумя вязаными покрывалами, белым и бежевым, и украшенной двумя декоративными подушками цвета черного шоколада. На прикроватном столике стояла лампа, очень похожая на ту, что она уже видела в холле, но больше всего ее порадовала кирпичная стена с полудюжиной черно-белых фотографий, но не с видом старой Москвы, как это было внизу, а с фигурой женщины, сидящей в кафе, на набережной, идущей вприпрыжку по улице, свесившей ноги над водой, держащей на коленях щенка, читающей на скамье книгу и рассматривающей картины в какой-то художественной галерее. Ни на одной фотографии не было лица, только стройный, нежный стан и легкая девичья поступь. Откровенно говоря, лицо Верочке было совершенно не нужно, она знала, кто это, даже не вглядываясь: так шло по жизни счастье, тихое и наполненное изнутри.

Кровать, выдержанная в стиле модерн, соседствовала с плетеным креслом и небольшой консолью. Еще одна лампа, внутренний телефон, стопка бумаги и простой карандаш. Висящий над консолью телевизор выглядел здесь неуместным, его черный экран никак не вписывался в это идеальное пространство. Она раздвинула занавески цвета молочного шоколада, и ей в проеме окна открылись ступени соседнего дома, переулочек, в котором она еще не была, ей слышались детские голоса и шум проезжавших мимо машин. Толкнув следующую дверь, она увидела ванную комнату, аккуратный умывальник с латунным краном, будто из прошлого века, небольшую искусственно состаренную ванну на таких же желтых латунных ножках и все необходимые банные принадлежности, собранные в плетеную корзинку. Вернувшись в комнату, она поискала шкаф и улыбнулась тому, что не заметила его плетеных створок у входной двери. И вот еще! На углу ванной и на прикроватном столике стояли два объемных стеклянных стакана с белой свечой внутри – Верочка восхищенно ахнула! Настроение, и без того чудесное, поднялось до невероятных высот!

Она разложила вещи, привела себя в порядок и через час вышла на улицу, приветливо распрощавшись с Александрой. Сегодня ее ждала выставка Врубеля в Третьяковской галерее и прогулка по Патриаршим прудам.

Глава 17

До гостиницы Вера добралась поздно. Александра, наверняка, уже сменилась, а жаль! Так хотелось рассказать о том, как она провела первый и такой замечательный день в столице! За тем же деревянным столом, уткнувшись в экран компьютера, сидел молодой человек по имени Петр. Красивый, элегантный, тоже идеально вписывающийся в интерьер: черные брюки с широкими подтяжками, белая рубашка и аккуратная бородка отсылали его в какой-нибудь джазовый квинтет. Вероятно, помимо профессиональных качеств внешние данные играли здесь не последнюю роль.

Открыв дверь своего номера, сбросив одежду, Верочка первым делом пошла в ванную комнату, встала под горячий душ и ощутила, что более счастливой быть уже невозможно. Она прошептала «спасибо» и достаточно долго стояла под водой, не думая ни о чем. Не включая телевизор, она легла, накрывшись легким одеялом, и в голове закружились хороводом все события такого долгого и насыщенного дня. Вера не чувствовала усталости, лишь сожаление: поужинав в кафе на Патриарших прудах под предсказуемым названием «Кот Бегемот», она не купила бутылочку вина. Ну, ничего, завтра она это обязательно исправит: зажжет свечи, выпьет бокал вина и утонет в белоснежном постельном белье в обнимку с ноутбуком. Ее обычная повседневная жизнь казалась ей сейчас такой далекой, что даже не верилось: еще вчера она была на работе и сомневалась, стоит ли ей лететь в Москву. Боже мой! Конечно же, стоит! Даже если не было бы этой встречи одноклассников! Просто устроить себе недельные каникулы, без всяких причин и сожалений, угрызений совести и чувства вины. Еще сегодня утром, рассматривая людей в аэропорту, она чувствовала себя прогульщицей, которую обязательно будет ждать наказание. С детства была приучена, что прогул, как и долгий сон – это порок, который непременно осудят взрослые, поэтому никогда не пропускала занятий ни в школе, ни в институте, старалась даже не брать больничных листов, если не было в них большой необходимости. А раннее пробуждение вошло в привычку, хотя уже давно нет на свете родителей, которые могли бы ее за что-то отругать.