Текст книги "Потерять и найти"

– Сам заявил? – переспросила Карла.

Она внезапно ощутила внутри себя страшную пустоту, и в душу вновь вонзились стрелы сомнения.

– Да, – в голосе Анны слышалась усталость. – Надо отдать ему должное, Джарид не искал огласки. Совсем напротив, он ее усердно избегал. Но, как это иногда бывает, один очень прыткий репортер из Финикса решил покараулить Джарида несколько ночей подряд в надежде добыть лакомый кусочек для вечерних новостей. На вторую ночь ему повезло. Он следовал за Джаридом, пока тот не приехал во Флагстафф к дому своей тогдашней любовницы.

Анна опустила глаза, заметив, как вздрогнула Карла при слове «любовница», но упрямо продолжила:

– Когда рано утром следующего дня Джарид, усталый и раздраженный, вышел от нее, его уже поджидала съемочная группа. Я видела сводку новостей вечером того дня и должна признать, что репортеры буквально затравили его. Но это не извиняет того, что он в конце концов сказал, когда репортер окончательно достал его расспросами о Рисе.

Карла должна была задать этот вопрос:

– Что же он сказал?

– Он сказал: «Пускай себе умирает и отправляется в ад, потому что именно туда ему и дорога».

Карла закрыла глаза, даже не пытаясь скрыть, что испытала чудовищный шок от этих слов.

Как Джарид мог так сказать о своем отце, пусть даже под горячую руку? Как можно желать смерти кому бы то ни было, не говоря уже о родной плоти и крови?

На долгие мгновения и она сама, и вся эта маленькая комната словно застыли в полном молчании.

Анна шумно вдохнула воздух, нарушив напряженную тишину:

– Это еще не все.

Помертвевшим взглядом Карла уставилась на рассказчицу.

– Продолжай, – велела она голосом столь безжизненным, как и ее взгляд. – Не думаю, что остальное может быть еще хуже.

Выражение лица Анны вполне могло бы подсказать Карле, насколько она ошиблась. Девушка поежилась и прикусила губу:

– Это касается… э-э, его женщин.

– Женщин? – переспросила Карла, резко выпрямившись, с тревогой в глазах. – Интересно, и сколько же их?

Анна словно вжалась в свое обитое кожей кресло.

– Я не знаю точно. Мне известны всего четыре.

– Всего четыре! – горько усмехнулась Карла. – Всего четыре! – Внезапно она рассмеялась, но это был невеселый смех. – О Господи!

– Да, – мрачно кивнула Анна, – большинство женщин чувствовало бы то же самое.

Внезапно ее пронзило болезненное воспоминание о той искренности и страстности, с которыми она ответила этому человеку, оказавшемуся просто современным вариантом Казановы. Погруженная в свои мысли, Карла пропустила смысл замечания Анны.

– Что? – спросила она озадаченно.

– Я говорю, что большинство людей разделяют ваши чувства, – объяснила Анна. – И, судя по всему, Джарид так же жесток с женщинами, как и со своим отцом. Он, похоже, подбирает и меняет женщин легче, чем перчатки. Он – потребитель, Карла. Вот почему я так расстроилась. Вы слишком хорошая и не заслужили всего этого. Вы слишком хороши для него!

Еще один потребитель.

Эта горькая мысль и неприятные воспоминания, вызванные ею, мучили Карлу все оставшееся время до конца рабочего дня, но она мужественно скрывала отчаяние.

Защитный механизм включился в считанные секунды после того, как Анна закончила свою исполненную сострадания речь. В душе Карлы бурлили противоречивые эмоции, впечатления и чувства. Однако все это было скрыто за непроницаемой, ледяной невозмутимостью. Внешне она выглядела спокойной, но на борьбу с чувствами, бушевавшими в ее груди, чтобы не позволить им вырваться наружу, у нее уходили все ее силы.

Время бежало слишком быстро.

Карла ежеминутно смотрела на часы, чувствуя, как нарастает напряженное волнение. Она согласилась поужинать с Джаридом у него дома. Он заедет за ней в половине седьмого, очевидно, с намерением окончательно соблазнить.

Карле следовало принимать решение. А времени для этого оставалось все меньше.

Посетители приходили, уходили, и некоторые из них оставляли кругленькую сумму за свои покупки. Карла выглядела беззаботной, обсуждала с ценителями тонкие различия разных жанров западной живописи, позволяя себе иногда рассмеяться. Единственное, что она запрещала себе делать, – это смотреть на взывающий к ней со стены портрет, висевший в самом центре. Впрочем, никто, за исключением, может быть, Анны, этого не заметил. Анна же, раз высказав свое мнение, воздерживалась от дальнейших комментариев… до того момента, когда они стали запирать галерею на ночь.

– Простите меня.

Почувствовав бешеное нарастание тревоги, Карла тем не менее закончила запирать заднюю дверь и лишь затем взглянула на Анну.

– Тебе нет причин извиняться, – сказала она со слабой улыбкой. – У тебя ведь не было дурных намерений.

Анна широко раскрыла глаза.

– Нет! Конечно, нет. Но я расстроила вас… – Она остановилась и тряхнула головой. – И это после того, как вы проявили столько терпения и доброты, обучая меня.

Анна вновь замолчала и шумно вздохнула.

– Карла, поверьте, я хотела предупредить ваше несчастье… но не сделать вас несчастной! – воскликнула она голосом, полным раскаяния.

– Я знаю, – сказала Карла, понимающе и сочувственно улыбаясь. – Ну не смешно ли, – печально заметила она. – Живешь себе вполне хорошей жизнью, разве только немного беспокойной, и вот появляется всего-навсего какой-то мужчина и полностью все портит. – Она горестно вздохнула: – Подобную историю из своей жизни, должно быть, может рассказать любая женщина в мире.

– Мужчины редко честно играют с нами. Такая оценка мужской половины рода человеческого из уст юной Анны немного развеселила Карлу.

– Несправедливость – черта, свойственная всем людям, здесь уж ничего не поделаешь, – сказала она, а затем вздохнула. – Я надеюсь, что какое-нибудь будущее поколение по-настоящему свободных Женщин научит мужчин уму-разуму.

Анна с трудом улыбнулась в ответ:

– Как бы я хотела посмотреть на это.

– О, я тоже, даже больше, чем ты можешь себе представить, – немного рассеянно согласилась Карла.

Она прищурила глаза, словно желая лучше рассмотреть возникший в памяти образ Луиса. Затем вздрогнула, когда на смену ему выплыло строгое лицо Джарида.

– Не могу, к сожалению, даже предположить, что это может произойти скоро. Поэтому сомневаюсь, что мы доживем до такого волнующего события, – сказала она, и горечь исказила ее нежную улыбку. – Эти твари обучаются с трудом.

Чувствуя невероятную усталость, они неторопливо направились к своим машинам, припаркованным бок о бок на усыпанной гравием стоянке. При прощании Анна пожала плечами в знак примирения с судьбой:

– Что ж, как говорится, мы не можем жить с ними, но не можем жить и без них.

Усевшись за руль машины, Карла со страдальческим выражением посмотрела на Анну.

– Банально, очень банально, – протянула она, затем добавила: – Но, к сожалению, настолько же и верно.

Однако полное понимание того, насколько это верно, пришло к Карле немного позднее. По дороге домой ее внимание было занято главным образом уличным движением, усиливавшимся по окончании рабочего дня. У нее просто не было времени поразмыслить над обилием информации, полученной от Анны. Когда же наконец она закрыла за собой дверь своей квартиры, все пережитое за день разом навалилось на нее.

Что же ей теперь делать? Мучимая этим вопросом, Карла опустилась в кресло и застыла, бесцельно глядя в пространство. Ей надо принимать какое-то решение, и делать это надо чертовски быстро!

Вспомнив о времени, она взглянула на часы и ощутила первые признаки того чувства, которое, как она боялась, могло перерасти в настоящую панику. Джарид будет у ее двери меньше чем через час!

Сорвавшись с кресла, Карла заметалась по изысканно обставленной комнате, блуждая невидящим взглядом по всем предметам, пока наконец ее глаза не остановились на элегантном телефонном аппарате, возвышавшемся на столике в углу.

«Найди его номер и позвони ему, – убеждала она себя, – поблагодари его за все, кроме этого приглашения на ужин, услуг гида, а особенно этой пошлой настойчивости, с которой он пытался внушить тебе неизбежность вашей связи».

Действуя под влиянием этой мысли, Карла уверенно направилась к столику. Полная решимости позвонить Джариду и посоветовать ему обратить свой неотразимый шарм на какую-нибудь другую, более наивную женщину, она протянула руку к телефону. До трубки оставалось несколько сантиметров, когда образ Джарида, яркий, полный жизни, заполнил ее сознание. Она ощутила слабость в ногах – и тут же почувствовала, как решимость покидает ее.

Подавляя трепет от всплывших вдруг в памяти ощущений, Карла будто услышала вкрадчивый голос Джарида, нашептывавший ей страстные, волнующие, туманящие разум слова. Ее губы запылали, тело напряглось, а чувства призывали забыть все. что она услышала о нем днем, и вновь ощутить вкус его страстных поцелуев.

«Будь проклят Джарид Крэдоуг! – подумала она. – И будь проклята его дьявольская привлекательность, с такой необъяснимой силой притягивающая к нему!»

Безмолвный крик сотряс ее тело. Битва, разгоравшаяся внутри, была проиграна. Рука, не дотянувшись до трубки, бессильно упала, но при этом Карла успела взглянуть на часы. Джарид будет здесь менее чем через полчаса!

В этот момент Карла хотела только одного – убежать, и как можно дальше. Лишь гордость и простой экономический расчет удержали ее на месте. Однажды она уже сбежала от мужчины, и черт ее возьми, если она еще раз это сделает. Гордость не позволит ей отступить. Экономически же была связана со своей галереей. Однако, не исчезнув со сцены в буквальном смысле, Карла не видела возможности избегать встреч с Джаридом в дальнейшем. Он был художником, и не каким-нибудь, а весьма известным. Карла понимала, что бегство нереально.

Ей снова приходилось что-то решать. Какое-то время она сидела, взволнованно кусая губы, пытаясь найти ответ. Затем, в очередной раз взглянув на часы, снова сорвалась с места и направилась в спальню. И вот тут-то, на полдороге, она и приняла окончательное решение. Она поужинает с ним – и ничего более.

Стоя под прохладным, освежающим душем, она обдумывала план действий и, взвесив все «за» и «против», окончательно согласилась с ним, когда одевалась и накладывала неяркую косметику привычными, легкими движениями.

Она чувствовала себя очень уязвимой перед Джаридом, больше, чем перед любым другим когда-либо встречавшимся ей мужчиной, не исключая и того единственного, с кем была близка. Эту уязвимость следовало тщательно прятать.

Отсутствие возможности убежать от Джарида не означало, что Карла не могла скрыть от него свои чувства. После многих лет усиленной практики Карла научилась мастерски и глубоко прятать в душе свои переживания, чувства и разочарования. И вот, призвав на помощь внутреннюю защиту, столько лет неизменно служившую ей, она надела закрытое трикотажное платье абрикосового цвета и скрыла свою уязвимость под маской невозмутимого спокойствия.

Вспомнив высказанное Джаридом желание видеть ее волосы распущенными, Карла искусно собрала их густую темную массу в тугой, блестящий узел на затылке. Когда прозвучал звонок в дверь она как раз укрепляла последнюю шпильку. На мгновение она замерла в напряжении. Затем вздернув подбородок, мысленно прочитала самой себе коротенькую отповедь, стараясь таким образом взять чувства под контроль разума.

Она не какая-нибудь томная викторианская дева, отданная в полное подчинение мужчине-господину. Она – умная, образованная женщина двадцатого века, независимая и не менее современная, чем утренние телевизионные новости.

Вновь прозвучал звонок – короткий, нетерпеливый, словно подтверждающий ее мысли о прихотях самовлюбленного мужчины. Слушая этот властный звук, Карла чуть скривила губы в холодной улыбке. Обладая столь мощным стимулом, решила она, ей не составит труда сохранять самообладание. Карла взяла свою сумочку и вышла из спальни. Спокойно подойдя к двери, она распахнула ее.

Но уже сам вид его оказался серьезным испытанием. Джарид выглядел подтянутым и чертовски привлекательным в своих потертых джинсах, вязаном пуловере с орнаментом и замшевой куртке. К счастью, первые же слова, вырвавшиеся у него, укрепили ее решимость:

– Я ведь хотел, чтобы ты распустила волосы.

– В самом деле? – Карла подняла брови, глядя на него с иронией. – А мне больше нравится, когда они подобраны наверх.

Он изучающе смотрел на нее, и с каждой секундой его взгляд становился все более жестким.

– Ты сердишься на что-нибудь?

– Сержусь? Нет, нисколько.

Лучше сказать «остерегаюсь», подумала она, поворачиваясь, чтобы снять плащ с кресла, куда щвырнула его, войдя в квартиру.

– Что-то случилось, – настаивал он, взяв у нее из рук плащ и помогая одеться. – Были проблемы сегодня в галерее?

Кроме тебя ?

Еле сдержавшись, чтобы не сказать этого вслух! Карла покачала головой.

– Нет, в галерее никаких проблем, – ответила она уклончиво. – Сегодня был замечательный день в смысле продажи.

Хотя Джарид и нахмурился, он, казалось, не заметил легкого нажима, который она сделала на решающем слове «продажи». Опасаясь, как бы он не попытался читать между строк или не начал к ней приставать, она поторопила его с улыбкой:

– Я готова.

Джарид пришел в себя и улыбнулся ей в ответ, призывно глядя в глаза.

– К чему? – негромко спросил он.

Карла мысленно приказала исчезнуть вновь появившемуся трепету, который угрожал перерасти в безудержное возбуждение.

– К ужину, – коротко ответила она. – Я очень голодна.

К немалому своему удивлению, она вдруг поняла, что говорит правду. Она не ела с самого раннего утра, а день был длинным и тяжелым из-за многочисленных переживаний.

Он улыбнулся и изящно взмахнул рукой, указывая на дверь:

– После тебя. Надеюсь, ты любишь остренькое» Карла замерла на мгновение и с опаской взглянула на него.

– Что люблю?

– Мексиканскую кухню, – ответил он с озорной улыбкой. – И меня.

Решив впредь не давать себя пугать, Карла снова постаралась придать лицу невозмутимое выражение.

– Я очень люблю мексиканскую кухню, – сказала она и, проходя мимо него, добавила: – А насчет тебя решение еще не принято.

Карла поежилась. Дрожь, покрывшая гусиной кожей ее руки, не имела отношения ни к температуре окружающего воздуха, ни к близости огромного, занимавшего большую часть стены окна, возле которого она сейчас стояла в фантастическом доме Джарида. Это было единственно подходящее слово, чтобы как-то описать дом, который, казалось, балансировал на самом краю обрыва.

Разумеется, было слишком темно, чтобы Карла могла различить, что находится внизу. По рассказам Джарида, из окон открывалась панорама долины реки Оук-Крик.

– Ты ведь передумала, не так ли? А вот интерьеры Карле рассмотреть удалось, и ей сразу понравилось то, что она увидела. Особняк был воздушного, открытого типа, полностью в юго-западном стиле. Гладкие стены, покрытые белоснежной штукатуркой. Неприкрытые брусья потолка покрашены в цвет темного ореха. Мебель обычная, но удобная, обитая натуральной тканью с преобладанием природных тонов – зеленых и коричневых с редкими вкраплениями цвета тыквы.

Хотя это было странно и необъяснимо, но Карла, едва переступив порог, тотчас почувствовала некоторое успокоение: дом показался ей родным. Боясь объяснить это ощущение, она отодвинула его подальше и свободно отдалась восприятию окружающего.

– Ты не ответила.

Первоначально ожидая натянутости в обстановке предстоящего ужина, Карла с удивлением обнаружила, что ей нравятся и обстановка, и даже интересный (быть может, слегка напряженный) разговор с Джаридом. Когда же по окончании ужина он сказал, что с уборкой можно подождать, Карла, обеими руками бережно держа изящной формы бокал с вином, подошла к окну – ее притягивала черная пустота снаружи. Она глядела в темноту и одновременно спешно подыскивала более или менее безопасную тему для разговора.

Резкость его тона мгновенно развеяла чувство непринужденности и относительного покоя. Напряжение возникло сразу и не только внутри Карлы. Казалось, сгустился и завибрировал сам воздух в комнате, ставшей вдруг слишком тесной для них двоих.

Она не услышала, как Джарид подошел сзади. А тем более не увидела. Глядя в широкое окно, она совершенно неожиданно заметила его отражение в стекле, настолько отчетливое, что можно было различить выражение лица.

Джарид был смущен, в нем чувствовалось нетерпение и даже легкий гнев.

Что ж, она дала ему повод для таких чувств. После ее откровенного поведения сегодня утром Карла хорошо представляла, какие надежды он питал на этот вечер. Но ее отчужденность и холодность не могли оставить никаких сомнений на этот счет с того самого момента, когда она открыла ему дверь. И вот теперь Джарид бесился без меры. Она не могла его винить, но…

Карла перевела взгляд на свое отражение в окне и вздохнула свободнее, убедившись в том, что ее побледневшее лицо по-прежнему ничего не выражает. Уже больше часа, с тех пор как они подъехали к его дому, она играла роль бесстрастной, лишь из вежливости интересующейся чем-то гостьи. Собственное лицедейство начинало ее утомлять. А теперь и поведение Джарида. Ее взгляд вернулся к его мрачному отражению в стекле.

Пристально наблюдая за ней, Джарид тем не менее подыгрывал ей, изображая из себя галантного кавалера. Но теперь эта роль начинала раздражать его, Карла отчетливо видела признаки нетерпения. Уже предчувствуя недоброе и пытаясь как-то оттянуть надвигающуюся бурю, она попыталась отвлечь его.

– Могу себе представить, какой захватывающий вид открывается отсюда, – сказала она, проведя ладонью по стеклу.

– Да, вид что надо, – откликнулся он и таким образом поставил точку на обсуждении пейзажа. Он подошел близко, слишком близко, чтобы она могла чувствовать себя спокойно.

– Ответь на мой вопрос.

Она замерла, ощущая жар его тела, запах мужского лосьона, слыша его тяжелое дыхание. Сжимая в руке хрупкую ножку бокала, она медленно и глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Несмотря на все ухищрения, решительный момент настал, и изворачиваться далее было невозможно. Она заполняла неловкие паузы комплиментами в адрес дома. Она расхваливала мексиканские кушанья. Она превзошла себя, с восторженной искренностью разглагольствуя о глубоком реализме полотна, изображавшего каньон, которое для пущего эффекта висело над огромным, выложенным природными камнями камином. Словно акробат, она балансировала на канате, неся бессвязную ахинею в роли бесстрастно-вежливой гостьи. Теперь канат кончился. Усилием воли пытаясь придать взгляду равнодушное выражение, Карла смотрела в его неподвижные глаза, отраженные в окне:

– Да, я передумала.

– Почему?

Карла почувствовала некоторую гордость, не спасовав перед мягкой язвительностью его тона. И в ответ ухитрилась беспечно повести плечами:

– Я… э-э, решила, что все же не могу себе позволить на две недели оставить галерею ради праздного осмотра живописных мест.

– Я не верю.

Хотя это казалось невозможным, но она почувствовала, как внутри ее все сжалось еще сильнее.

– Ты хочешь сказать, что я лгу? – спросила она с напускным спокойствием.

– Да.

Она вновь пожала плечами – правда, на этот раз не столь удачно скрывая свои чувства.

– Думай, что хочешь.

– Всегда так делаю.

Джарид говорил глухим, низким голосом, но Карла отчетливо слышала каждый слог, им произносимый. И вдруг она… растерялась. Теплота его дыхания коснулась сзади ее шеи. И сразу же нервные волокна, подхватив сигнал, молниеносно распространили его по всему телу. Кожа загорелась, словно мириады иголочек вонзились в нее, даря странное, мучительное наслаждение. Одновременно с этим отчаянно закричал ее разумный внутренний голос, наполняя чувством тревоги. Он начал убеждать Карлу что-то делать, отодвинуться, бежать от столь грозной близости, пока еще не поздно, пока Джарид не…

Поздно! Кончик его пальца слегка коснулся согретого дыханием места на шее. Непрерывно возрастающее возбуждение, вызываемое медленным, плавным движением его пальца, с нежной чувственностью ласкающего ее обнаженную шею, достигло живота, и брюшные мышцы непроизвольно сократились.

«Потрясающе!» – подумала Карла с содроганием. Он едва коснулся – а у нее уже такое чувство, будто она на краю пропасти!

Беги от него подальше, черт побери!

Приказ исходил от ее разумного «я», из глубин подсознания. Карла рада была бы подчиниться, но связь между мозгом и ногами, должно быть, оборвалась где-то посередине, ибо ноги категорически отказывались слушаться. Карла открыла рот, чтобы проверить, владеет ли она хотя бы своим голосом.

– Джарид… – выдавила она из себя и тут же умолкла, когда блуждающий палец наткнулся на завитки волосков на ее шее. – …Ради Бога, перестань…

Она чуть не задохнулась, когда палец повторил свое движение.

– Прекрати! – воскликнула она, не в состоянии, однако, скрыть ответную дрожь.

– Как я люблю трогать тебя, – страстно бормотал он, наклоняя голову. – Твоя кожа так же нежна, как согретый у пламени шелк. – Его губы скользнули по ее напряженной шее, горячее дыхание, обжигая кожу, усиливало ответную дрожь. – И я знаю, что и ты это любишь.

– Нет!

Однако в ее голосе не было уверенности. И Карла уже разжала губы, чтобы подкрепить свой отказ еще какими-нибудь словами, но в этот момент кончик языка Джарида, словно пробуя на вкус ее тело, дотронулся до согретой дыханием кожи. Карла вновь шумно вздохнула. Джарид провел языком один раз, затем другой…

– Опять врешь.

В его тоне послышались резкие нотки, выдававшие растущее нетерпение.

– Еще сегодня утром тебе нравились мои ласки и даже больше чем нравились.

– Нет, – Карла повела головой, одновременно отрицая его слова и пытаясь прекратить сводящие с ума прикосновения губ. Все было напрасно.

– Да, – прошептал Джарид, умело и неторопливо лаская ее. – Я мог овладеть тобой еще сегодня утром в твоем офисе. – Он слегка укусил ее, вырвав стон из ее плотно сомкнутых губ. – Я мог взять тебя где угодно: на столе, на полу, даже стоя, приперев к стенке. – Его голос звучал тихо, но убежденно.

Нет… Нет… О Господи, нет! Не в состоянии справиться со своими ощущениями, вынужденная слушать его, Карла закрыла глаза, беспомощная перед нахлынувшей на нее волной унижения. Джарид намеренно причинял ей боль своей грубостью. Но страдать ее заставляли не столько его слова, сколько заключенная в них правда.

– Все, Джарид… Не надо… – Ком в горле мешал Карле говорить. Ее душили жгучие слезы от стыда и раскаяния и еще более горькие – от возникшего вдруг страха. Нет, не перед Джаридом. Страха за свое слабеющее сопротивление.

– Я должен, я хочу этого и буду делать то, что хочу, – зарычал он, словно подтверждая жестокость, приписываемую ему Анной. Его язык бешено плясал в водовороте его влажного дыхания, неся сладостную пытку ее коже и разбуженным ощущениям. – Что-то изменило твое отношение ко мне с момента, когда я ушел от тебя утром, и до моего появления вечером.

Чтобы усилить атаку, Джарид принялся порывисто водить кончиками пальцев по всей длине ее руки. В ответ мириады иголочек вновь, как несколько минут назад, затанцевали по коже, вызывая зуд нетерпения от плеч до кончиков ногтей.

– Мне не нравится эта перемена, – раздраженно прошептал он. – И я хочу знать, что вызвало ее.

Невероятно, но Карла почувствовала, что попала в ловко расставленную им западню, совершенно очарованная его губами, от которых все переворачивалось внутри; они все еще скользили по плавному изгибу ее шеи, а пальцы плавно двигались по ее рукам. Она не могла пошевелиться. Ее мозг отказывался соображать. Каждый нерв, каждая клеточка ее тела спешили повиноваться всем прихотям Джарида.

Он использует тебя!

Этот внутренний крик, родившись на каких-то первозданных глубинных уровнях ее инстинкта самосохранения, пробившись сквозь вакханалию чувств, вонзился в сознание Карлы, пробуждая его к действию.

Напрягаясь изо всех сил, Карла справилась с неровным дыханием, охлаждая пыл желания, парализующего волю. Она сглотнула, потом еще раз, проталкивая вглубь душившие ее слезы, и сказала с дрожью в голосе:

– Ничего не изменилось.

– Изменилось, – ответил он, губами отворачивая вырез платья и припадая к обнажившемуся плечу. – На открытии галереи ты была холодной и сердитой. Вчера вечером ты была прохладной и сдержанной. Сегодня утром ты пылала… из-за меня.

Его язык кругообразно двигался по ее ключице, вызывая в ней жгучий трепет.

– А сегодня вечером… сегодня вечером ты боишься меня. Почему?

– Я не боюсь тебя! – возразила Карла, вновь и вновь содрогаясь от нежных, томительных движений его языка. – Я… Я не боюсь.

Голос у нее пропал.

Джарид рассмеялся. Проникновенно… Так проникновенно…

Этот наполненный чувственностью звук сначала затуманил ее сознание, словно темная душная ночь окутала ее. А затем его нежный смех пронзил ее, и Карла почувствовала ноющую боль во всем теле – в суставах, на коже, в зубах. Дыхание вдруг стало частым и поверхностным, а боль горячими струями продолжала растекаться в ней, заполняя все пустоты, распаляя воображение. Ей стало казаться, что она уже ощущает жар входящего в нее тела Джарида и страсть обладания, которую тот испытывает.

Это ощущение было невыносимо, оно возбуждало и… ужасало.

Когда Джарид взял из ее дрожащей руки бокал, чтобы отставить в сторонку, она стояла безмолвная, опутанная чарами его дерзкого языка и волнующих пальцев, но все еще способная к борьбе. Однако ее решимость неуклонно шла на убыль. Скользнув пальцами вверх вдоль ее рук и взяв за плечи, он стал медленно поворачивать ее лицом к себе, и по мере этого она все ниже опускала глаза.

– Что с тобой? – спросил он мягким вкрадчивым тоном. – Почему ты так напугана?

– Я не напугана, – настаивала Карла. – Я… Я объяснила тебе причину, почему я передумала.

Она опускала глаза, опасаясь, что он прочтет в них обман.

Джариду не нужно было видеть ее глаз, он услышал ложь в ее голосе. И крепко сдавил пальцами ее податливые плечи.

– Если ничто другое не заставило тебя передумать, – сказал он, медленно привлекая ее дрожавшее тело к себе, – докажи это, согласившись поехать со мной.

Это прозвучало довольно наивно, но вполне могло оказаться очередной ловушкой. И, все еще одолеваемая борьбой между чувствами и здравым смыслом, обеспокоенная необъяснимым яростным влечением ее плоти к его грубой силе, Карла уже готова была согласиться, хотя бы для того, чтобы продемонстрировать ему и самой себе свою силу воли. Когда же под давлением своего еще сопротивляющегося разума она почти отвергла эту идею как безрассудную, Джарид подлил масла в огонь.

– Ты, видимо, готова спасовать перед любым препятствием, вызывающим в тебе страх, – сказал он с большой долей сожаления в голосе. – Ты меня разочаровываешь. Я думал, ты из более крутого теста.

Уязвленная гордость заставила Карлу высоко поднять голову. Гнев дал ей силы, чтобы вырваться из тисков его рук. В ее глазах зажглось негодование, которое она обратила прямо на него.

– Из более крутого, чем кто? – спросила язвительно-сладким голосом. – Значит, ты оцениваешь меня по мерке какой-нибудь одной или всех вместе взятых, твоих бывших, – она зло улыбнулась, – скажем так, подружек?

– Ага!

Дрожа от гнева, очень напоминающего ревность, Карла взглянула на него с холодным высокомерием, высоко подняв подбородок, и спросила ледяным тоном:

– Что это еще за «ага»?

– Это означает, что я вас понял, – объяснил он очень спокойно.

Карла скрипнула зубами:

– В самом деле?

– Угу.

С трудом сдерживая желание как следует размахнуться и влепить пощечину по его нагло улыбающемуся рту, Карла вздохнула, стараясь успокоиться.

– И что же ты понял?

Ответ Джарида был оскорбительно прямолинеен:

– Я понял, что ты наслушалась кудахтанья сплетниц, – заявил он. – Видимо, рассказ был просто сногсшибателен и задел тебя за живое, раз ты так испугалась. А может быть, просто вызвал зависть к этим… скажем так, подружкам?

Его слова столь точно попали в цель, что Карла ощутила всплеск отчаяния. Отчаяния и сомнения. На что она в самом деле отреагировала: на его очевидную жестокость или на обилие любовных связей? Негодовала ли на его чудовищную жестокость к отцу – и, похоже, ко всем, кто вставал на его пути. – или страдала от ощущения, что может оказаться всего лишь очередной женщиной в длинной очереди поклонниц?

Ответом, вполне ясным для Карлы, послужила острая, жгучая боль в груди. Чувствуя холодок на коже, она заметила интерес, блеснувший в глазах Джарида. Она очень надеялась, что он не прочел ее горьких мыслей, но в то же время боялась, что надежды ее тщетны.

Мысль о том, что ее маска холодного безразличия оказалась не так уж непроницаема, доводила Карлу до тошноты. Она с отчаянием ухватилась за остатки своей бесстрастной позы.

– Завистью? – спросила она насмешливо, чуть приподнимая бровь. – Почему это я должна кому, то завидовать?

Джарид не смягчал своих выпадов и при случае не замедлил ударить ниже пояса:

– Потому что они уже насладились удовольствием, к которому так стремишься ты.

Карла почувствовала, что вся кровь отхлынула от ее лица. Вместе с ней ушли и остатки сомнения. Да, он был жесток, когда преследовал свою цель, – жесток и яростен до бессердечия! Ее же собственный гнев привел ее к поражению.

– Ну и самомнение у тебя! – заявила она, выпалив первое, что пришло в голову. – Я вовсе не испытываю к тебе желания!

– Ты не сможешь меня дурачить, – сухо заметил Джарид. – Сегодня утром ты сгорала от желания.

Кровь прилила к лицу Карлы.

– Я… я не… Я не… Я никогда… – Она замолчала, понимая, как неискренне звучит ее голос.

Джарид имел наглость улыбнуться именно в этот момент. И не просто улыбнуться, а ухмыльнуться с откровенной самоуверенностью мужчины, не сомневающегося в своих чарах. И Карла взорвалась гневом.

Она бушевала, словно действующий вулкан.

– Да как ты смеешь… ты – эгоист, мазила! – заорала она и смерила его подтянутое, стройное тело полным презрения взглядом. От возмущения она опять говорила, не подумав: – Если хочешь знать, с тобой-то я как раз меньше всего боюсь остаться вдвоем – где бы то ни было!

Улыбка Джарида была смертоносной приманкой, и Карла прямехонько попала в эту западню.

– Браво, – выговорил он, поздравляя ее, – завтра же я займусь приготовлениями к нашему путешествию и заеду за тобой в семь часов утра послезавтра. Идет?

– Но подожди! – воскликнула Карла, которой вдруг стало не по себе от противоречивых чувств ужаса и предвкушения, охвативших ее. – Я не соглашалась ехать с тобой!

– Оденься поудобнее, – продолжал Джарид так, словно она и не думала протестовать, – и, пожалуйста, будь готова вовремя. Нам предстоит покрыть большое расстояние за две недели, и я хотел бы выехать как можно раньше.

Черт ее возьми, если она опять не позволила ему надуть себя!