Текст книги "Семейные тайны Армстронгов"

35

Двери в библиотеку были открыты, и Анна четко слышала разговор Эдварда с Синклером, когда вышла в холл из столовой после легкого обеда. Она остановилась и прислушалась.

– Люди начинают гибнуть сотнями, – сказал Синклер. – Многие кое-как рассчитывали дотянуть до этого урожая, а теперь, когда и его не будет, им не выжить.

– И что мы можем сделать? – В голосе Эдварда слышалась безысходность.

– Наше положение ужасно. Нам второй год не платят ренту. Мы на грани финансового краха. Мы несем ответственность за тарифы хозяйств с размером участков менее четырех акров. Я предлагаю очистить землю от таких фермеров и их семей и объединить такие хозяйства, чтобы укрупнить их. Тогда мы не будем зависеть от их платежей и сможем переключиться на выращивание крупного рогатого скота, что я и так пытаюсь здесь организовать.

– А что ты предлагаешь сделать со всеми выселенными фермерами и их семьями? – спросил Эдвард, повышая голос.

– Когда они окажутся за границами поместья, это будет уже не наша проблема. Они могут эмигрировать, могут податься в работные дома…

– Или умереть с голоду! – Эдвард уже почти кричал. – А когда мы выбросим их на дорогу, почему бы нам не устроить бал по этому поводу здесь, в этом доме! Пир, банкет, чтобы развлечься, когда бедные умирают!

Синклер проигнорировал его сарказм.

– Тогда что же в таком случае предлагаешь ты, мой дорогой кузен?

Эдвард сел за свой стол.

– Я предлагаю, чтобы мы попытались справиться, как только сможем. Я напишу письма в банки и сообщу им, что нам необходимо продление сроков по выплате ипотеки. А нашим арендаторам понадобится запас провизии на зиму, который нам нужно будет организовать.

– Переходя в практическую плоскость, Эдвард, я настоятельно советую выставить у въездов на территорию поместья вооруженную охрану.

– Неужели в этом есть необходимость? – спросил Эдвард, он был в шоке.

– Проезжая по нашим землям сегодня утром, я обнаружил там несколько оборванных созданий, которые шатались в поисках пропитания. Количество бездомных и отчаявшихся будет расти, и нам нужно быть готовыми защитить себя от нападения.

– Я не желаю жить в крепости! – возразил Эдвард.

Синклер подался вперед и обеими руками хлопнул по столу перед Эдвардом.

– Опомнись, приятель, открой глаза! Ты хочешь дождаться, когда несколько сотен голодных крестьян будут штурмовать парадный вход твоего дома? Если не хочешь подумать о своей жене и сыне, подумай хотя бы об остальных! И обеспечь защиту для своих слуг и всех нас от доведенной до отчаяния голодной толпы!

Эдвард был прижат к стенке.

– Хорошо.

– Спасибо тебе! – зло бросил Синклер, после чего резко развернулся и вышел.

Анна подождала, когда за ним захлопнется входная дверь, и вошла к Эдварду, который сидел, горестно закрыв лицо руками. Она обняла его за плечи и попробовала утешить.

– Неужели все так плохо?

– Боюсь, что хуже некуда. Не могла бы ты снова написать отцу и рассказать ему, что ситуация здесь сложилась отчаянная? Что нам крайне нужна помощь парламента. Передай ему, чтобы он шел в Вестминстер и просил помощи, если сможет.

– Конечно, я напишу. Однако я думаю, что он уже и так обо всем знает. Вчера я получила от него письмо, где он пишет, что Дублин переполнен переселенцами, которые бегут от голода в сельской местности… Да, он так и написал – «от голода». Он говорит, что на улицах полно голодных нищих. Еще он спрашивает, получаем ли мы какую-то помощь?

– Скажи ему, что этого чрезвычайно мало и абсолютно недостаточно. Напиши ему прямо сейчас.

– Конечно.

В ту ночь Анна стояла в детской у окна, прижимая к груди Лоренса, и смотрела на озеро. Она старалась не думать об отчаянии, царившем за пределами этой тихой гавани – ее дома и поместья.

– Здесь ты в безопасности, дорогой мой. И ничто не сможет причинить тебе вред, – прошептала она сыну.

Крытый экипаж Анны выехал через главные ворота усадьбы и направился в сторону Кастлуэста. Эдвард советовал ей не выезжать за пределы их владений: он предупреждал, что она может увидеть там вещи, которые расстроят ее. Но ей было необходимо купить ткань, из которой будет пошита одежда для Лоренса. К тому же она слышала уже столько всяких устрашающих историй, что ей хотелось самой посмотреть, что же происходит на самом деле. Глядя в окно кареты, она видела людей, которые бесцельно брели вдоль дороги. Она была потрясена их видом: истощавшие фигуры, одетые в какие-то лохмотья, глубоко запавшие глаза на угрюмых лицах, слабые руки, безнадежно протянутые в сторону проезжавшего экипажа в безысходной просьбе о помощи. Уже на подъезде к городу она увидела женщину, лежавшую у придорожной канавы с ребенком на руках; оба они были совершенно измождены от голода. А в самой канаве она заметила и другие тела, только не смогла разобрать, живые они или мертвые.

Улицы были на удивление пустынны – город казался почти вымершим. Это был уже совсем не тот кипучий торговый городок с изобилием всевозможных продуктов и товаров, каким он был ранее. Ей встретилось всего несколько болезненного вида, неуверенно бредущих прохожих; еще она заметила по всему городу много полицейских. Карета остановилась перед мануфактурной лавкой. Ступив на тротуар, Анна оглядела безлюдную улицу, испытывая жутковатое ощущение. Подойдя к двери магазинчика, она хотела ее открыть, но та оказалась заперта, хоть на ней и висела табличка «Открыто». Она громко постучала в стекло, и через несколько секунд ей открыла хозяйка, миссис О’Хара.

– О, леди Армстронг, рада вас видеть, заходите, пожалуйста, – сказала она, жестом приглашая Анну внутрь и быстро запирая за нею дверь.

Миссис О’Хара была крупной, обычно очень жизнерадостной и вежливой женщиной, владелицей большого магазина тканей, дела которого шли хорошо. Однако сегодня миссис О’Хара выглядела растерянной и встревоженной и постоянно прижимала к лицу носовой платок.

Миссис О’Хара выглянула в окно:

– Они не видели, как вы заходили сюда. Но карету вашу они точно заметили и скоро будут здесь.

– Кто «они», миссис О’Хара?

– Люди, конечно.

– А куда все подевались? – умоляющим тоном спросила Анна.

– Сидят по домам, если у них еще есть свои дома. Я такого раньше никогда не видела. В городе вообще нет никакой торговли. Я, по крайней мере, торгую только льном и хлопком, они хоть несъедобные. А вот продовольственные лавки не могут даже завести какие-то продукты, потому что изголодавшийся народ тут же налетит и все разграбит.

Миссис О’Хара зашла за широкий прилавок, на котором были разложены рулоны ткани.

– А вы как справляетесь в Большом Доме? – спросила она у Анны.

– Стараемся, как можем.

– Я слыхала, что в вашем поместье не будет выселений.

Анна отметила, что всегда такая почтительная манера общения миссис О’Хары пропала. Понятно, что при такой стрессовой ситуации хозяйке, пожалуй, было бы все равно, даже если бы к ней заглянула сама королева Виктория, настолько она была сбита с толку и обескуражена происходящим.

– Лорд Армстронг настоял на том, чтобы выселений не было.

– Что ж, это уже хоть кое-что. Не думаю, чтобы нашему городку удалось бы справиться с еще одним потоком беженцев, которым некуда податься. А Фоксы начали выселение.

– Фоксы? – Анна вспомнила таких добрых миссис и мистера Фокс. – Поверить не могу!

– А вы все же поверьте, потому что это правда! Говорят, они заявили, что им нужно очистить земли от крестьян, чтобы снова сделать свое поместье прибыльным, и что они больше не могут полагаться на одну только картошку. Картошку! Я сама слышала от мистера Бирна из рыбной лавки, что они до сих пор заказывают лосося и черную икру. Икру! Когда их арендаторы голодают и от этого страдает весь город. – Миссис О’Хара подняла платок и снова начала промокать глаза. – Поговаривают, что, если все это затянется, нас ждет эпидемия холеры или тифа. Тиф! Тогда я должна буду уехать к сестре в Дублин. За городом у нас есть поле, так трупы там просто сбрасывают в большую общую могилу. Ничего подобного я никогда еще не видела. – По щекам женщины потекли слезы, и она уже не успевала их утирать.

Анна быстро указала на несколько отрезов хлопчатобумажной ткани и расплатилась. Миссис О’Хара завернула их и протянула ей.

– О нет! Вот и они! Я же говорила вам, что они заметят карету и обязательно придут! – прошептала миссис О’Хара.

У дверей магазина собралась группа людей, одетых в лохмотья. Миссис О’Хара быстро выпустила Анну на улицу и тут же заперла за нею дверь на засов. Анна видела перед собой изголодавшиеся лица, умолявшие дать им что-нибудь поесть. Люди тянули к ней костлявые руки, и казалось, что у них едва хватает сил, чтобы держаться на ногах. Она быстро открыла кошелек, вытянула оттуда все имевшиеся деньги и, торопливо раздав их, тут же села в экипаж.

– Домой, и как можно быстрее! – приказала она кучеру.

– Эдвард! Мы должны что-то предпринять! – умоляющим тоном сказала она мужу, когда оказалась дома.

– Что же мы еще можем сделать? Работные дома и так оплачиваются землевладельцами, платить им – наш долг. Но у нас нет столько денег, чтобы накормить каждого.

Придя в детскую, Анна стала медленно покачивать колыбель Лоренса. Глядя на него, она не могла думать ни о чем другом, кроме как о судьбе Шона. О том, как она выгнала его из-под защиты безопасного поместья и бросила в самую гущу катастрофы, охватившей страну. Она и представить себе не могла, что все может быть настолько плохо, и не осознавала, что подвергает Шона всем этим ужасам. Сердце ее разрывалось при мысли, что он сейчас совсем один и голодает, как эти люди, которых она видела сегодня. Она подумала, что, возможно, станет причиной его гибели, и ее захлестнуло чувство вины.

– Я найду его, – прошептала она Лоренсу. – Найду и приведу под защиту нашего дома.

36

Анна осторожно расспросила прислугу, не слышали ли они что-нибудь про Шона, после того как его выставили из поместья. Но никто ничего о нем не знал. Она доверительно попросила нескольких надежных слуг расспросить о нем в Кастлуэсте.

– Очень много людей уже умерло или находятся при смерти, миледи, так что навести справки об одном человеке и получить однозначный ответ очень трудно, – сказал Анне Бартон, когда все ее расспросы оказались безрезультатными.

– Я это понимаю, Бартон, но все же хочу сделать так, чтобы все работники из нашего поместья в эти смутные времена находились в безопасности.

– Даже такой вор, как Шон?

– Это наш христианский долг, Бартон.

Бартон продолжил поиски и наконец пришел к ней с новостями.

– Похоже, после выселения Шон на некоторое время останавливался в гостинице в Кастлуэсте.

При первом же удобном случае Анна обратилась к хозяину гостиницы.

– Да, я помню его, он останавливался у нас на несколько ночей. О каких-то своих планах или о том, что собирается делать, он не говорил. А однажды просто не пришел ночевать.

– Так он больше не вернулся? А что же с его вещами?

– Он не удосужился их забрать. Никакой ценности они не представляли, так что я выбросил их.

– Понятно. – Она грустно опустила глаза в пол.

– А в работном доме вы спрашивали, мэм? Наверное, у него кончились деньги, и он мог пойти туда.

– Да… да. Я поищу там, спасибо.

– Для нас большая честь, что вы почтили нас своим визитом, леди Армстронг, – сказал доктор Кантуэлл, когда Анна пришла в работный дом. Согласно «Закону о бедных», местный землевладелец был обязан оплачивать содержание работного дома, но доктор знал, что для большинства знати на этом дело и заканчивалось. Интерес леди Армстронг был очень кстати, доктор рассчитывал, что это поможет увеличить финансирование. Пока же Анна осматривала их большое угрюмое каменное здание и собравшихся перед ним изголодавшихся людей.

– Почему они еще не приняты? – спросила она.

– У нас нет места, чтобы принять их, леди Армстронг.

– Нет места?

– На сегодняшний день у нас все переполнено.

Он провел ее через главный вход. Оглядев мрачный интерьер, Анна пришла в полное уныние; витавший в коридорах тяжелый запах лишь усугублял впечатление от увиденного.

– Доктор Кантуэлл, я разыскиваю одного человека. Это работник из нашего поместья, которого мы не можем найти. Зовут его Шон Хегарти. У вас он не регистрировался?

– Я посмотрю, – сказал тот, почесав затылок, и провел ее в небольшую контору, где принялся листать какие-то книги с записями.

– Нет, Шона Хегарти мы не принимали.

Сердце ее оборвалось.

– А можно мне тут у вас осмотреться?

Он удивился:

– Если пожелаете.

Доктор провел ее по темным коридорам.

– Мы держим мужчин отдельно от женщин, а детей до пятнадцати – отдельно от взрослых.

– Выходит, семьи содержатся не вместе? – Она была шокирована.

– Это самый эффективный способ управлять людьми, – ответил он.

Остановившись на пороге комнаты, он какое-то мгновение внимательно смотрел на нее, а потом толкнул дверь и жестом предложил войти. Анна вошла. Большая вытянутая комната была до отказа забита мужчинами. Она попробовала пройти вперед, но быстро остановилась, не в состоянии идти дальше.

– Шон! Шон Хегарти, ты здесь? – громко крикнула она.

Никто не отозвался. Не сказав больше ни слова, она молча бросилась прочь из этого угрюмого здания к ожидавшей ее карете и уже там разразилась слезами.

37

Гуляя по саду вокруг дома наедине со своими мыслями и вновь переживая все то, что она видела за пределами поместья, Анна решила не бросать поиски Шона. Она сделает все от нее зависящее, чтобы найти его. Ужасное чувство стыда и вины тяжелым грузом лежало у нее на сердце. Как она могла так поступить? Ее подтолкнул к этому страх, но это не могло служить оправданием.

Она должна была все исправить. Неподалеку находились другие города с другими работными домами, и она будет продолжать искать Шона, пока не найдет его.

Она вернет его домой.

В последующие месяцы в ходе своих поисков она разъезжала из города в город, всякий раз прихватывая с собой еду и деньги и раздавая их людям во время расспросов о Шоне. Она бродила по городам, всматриваясь в исхудавшие лица – не он ли это. Она съездила в поместье Гамильтонов, откуда, как она знала, Шон был родом, и навестила его семью. К счастью, новый землевладелец обращался с ними хорошо, но о Шоне они ничего не слышали и очень расстроились, узнав, что он пропал. Общаясь с этими людьми, она была поражена мыслью, что теперь навсегда связана с ними через Лоренса, а они об этом никогда не узнают.

Она съездила в Дублин и обошла все судоходные компании, чтобы проверить, не уплыл ли Шон в Британию, но никаких его следов там не нашла. Вспомнив, что он говорил о путешествии в Америку, она отправилась в графство Корк, чтобы выяснить, не сел ли он на корабль, идущий через Атлантику. Но и там ничего обнаружить не удалось. Она была очень напугана страданиями встречавшихся ей повсюду людей и без устали писала письма отцу и его друзьям-политикам, описывая то, что видела своими глазами. Возвращаясь из поездок домой, она приходила в детскую и долго укачивала сына у себя на груди.

– Я все равно найду его. И приведу домой. И не важно, сколько на это потребуется времени, – шептала она маленькому Лоренсу, а затем снова отправлялась в дорогу.

Она завтракала в столовой, когда туда вошел Эдвард со свежим номером «Таймс» в руке.

– Они опубликовали еще одно твое письмо, – сказал он, протягивая ей газету.

Взяв ее, она быстро пробежала глазами свое письмо, где описывала ужасы увиденного ею и призывала правительство оказывать помощь людям.

– Это должно пристыдить их и заставить больше помогать своему народу! – сказала она, откладывая газету в сторону и вновь принимаясь за завтрак.

– Куда поедешь сегодня? – спросил он.

– В графстве Голуэй есть работный дом, и я договорилась съездить туда. Я попросила нашу повариху приготовить еды, чтобы раздать там, и собрала у наших друзей немного денег, чтобы хоть несколько обитателей этого работного дома могли уехать в Америку. Я вернусь до темноты.

Она встала, чтобы идти, но он неожиданно схватил ее за руку:

– Анна! Тебе нельзя ехать!

Она скептически посмотрела на него:

– Почему это?

– Во многих работных домах зафиксированы вспышки холеры. Болезнь поражает докторов и всех, кто там появляется.

– О нет! Но тогда этим людям тем более необходима еда. Я просто завезу ее и не стану там задерживаться.

Она снова попыталась уйти, но он не отпустил ее руку и притянул вплотную к себе.

– Анна! Нет! Ты не можешь ехать!

– Но этим людям нужна наша помощь!

– Ты больше не можешь ее оказывать. Если ты будешь находиться среди тех людей, то можешь заразиться холерой. Ты привезешь ее сюда, заразишь Лоренса, меня, слуг. Ты этого хочешь?

– Конечно нет! Но я не могу бросить свою работу.

– Анна, ты должна это сделать. Ты доводишь себя до изнеможения. Только посмотри на себя! – Он подтолкнул ее к зеркалу и заставил заглянуть в него.

При виде своего отражения Анна испытала шок. Куда подевалась цветущая свежесть молоденькой девушки, которую заботило только, какие ей выбрать ленты и кого пригласить на бал. Казалось, что она как-то разом постарела. Она испуганно прикоснулась к своей коже.

– Ты истощена, Анна. Сейчас тебе необходимо позаботиться о себе. Нельзя сделать больше собственных возможностей.

– Но как же ты не понимаешь, Эдвард? Я должна продолжать. Я не могу останавливаться.

Он крепко сжал ее руки:

– Я как раз все понимаю. Но пришло время остановиться.

38

После этого разговора Анна уже никуда не ездила. Она оставалась в поместье, заботясь о Лоренсе и Эдварде. Все, кто встречал ее, отмечали, что в ней пропала какая-то искра. Вместо сияющей беззаботной девушки появилась печальная женщина. Говорили, что все это связано с теми ужасами, которые она видела, совершая хорошо известные добрые дела по оказанию помощи жертвам охватившего страну голода.

По ночам она незаметно ускользала из дома и, пробежав через сад на берег озера, долго смотрела на воду и шептала:

– Прости меня. Вернись домой – прошу тебя, вернись домой. Нам не хватает тебя. Мы с Лоренсом по тебе скучаем.

Эдвард, который сидел поздно ночью в детской и укачивал Лоренса, прижав его к груди, выглянул в окно и увидел там Анну, которая в одиночестве шла через сад. В памяти всплыли воспоминания о том вечере, когда он вернулся из Дублина, где присутствовал на съезде политиков, требовавших от правительства помощи.

Домой тогда он приехал очень поздно. Анна плохо себя чувствовала и рано ушла спать. Эдвард заглянул сначала к ней, потом в детскую, а затем спустился в библиотеку, чтобы заняться письмами членам парламента. Уже сидя за письменным столом, он вдруг услышал, как отворилась дверь, и, подняв глаза, увидел на пороге Шона.

– Какого черта ты здесь делаешь? И как ты сюда попал? – требовательным тоном спросил Эдвард.

Шон закрыл за собой дверь.

– Я знаю это поместье даже лучше, чем вы, так что для меня не составило особого труда проскользнуть мимо охранников Синклера и пробраться в дом.

Эдвард в гневе вскочил на ноги:

– Я думал, тебе совершенно ясно дали понять, чтобы ты больше никогда не появлялся в этом поместье, не говоря уже о доме.

– О да, вполне ясно. Предельно ясно.

– Значит, ты пришел сюда, чтобы опять что-то украсть? – Поведение Шона сбивало Эдварда с толку. Если Шон действительно совершил кражу, то он не выказывал никаких признаков паники в связи со своим разоблачением.

– Нет, я пришел сюда не воровать. Кстати, я никогда у вас ничего не крал.

– А мне кажется, медальон, найденный в твоем доме, свидетельствует об обратном.

– Я не крал того медальона, его мне подбросили.

– Кто же это сделал в таком случае и зачем?

– Это сделала ваша жена, лорд Эдвард.

Эдвард недоверчиво взглянул на него:

– Да ты, парень, просто сошел с ума. Никогда в жизни не слышал от своих крестьян более наглых и безумных речей!

– Она подбросила свой медальон, чтобы убрать меня из поместья. Она хотела, чтобы я исчез… потому что я пригрозил ей рассказать правду.

– Ради бога, объясни, о чем ты толкуешь? Что еще за правду?

Шон посмотрел ему в глаза и твердым голосом сказал:

– Лоренс – мой сын. Спросите у Анны. Поэтому она и вышвырнула меня из поместья. Но я пришел, чтобы рассказать вам все начистоту.

Эдвард был в таком глубоком шоке, что не мог вымолвить ни слова.

– Она думала, что сможет таким образом от меня избавиться. Подбросить мне медальон, а потом выбросить меня, словно ворох тряпья. Из-за нее я потерял все – дом, средства к существованию, доброе имя. Теперь все считают меня вором. У меня почти нет денег, мне осталось лишь голодать вместе со всеми остальными. Тогда как она получила все, что хотела, – ребенка, моего сына, – и теперь продолжает спокойно жить, словно меня и не существовало. Поэтому я должен был рассказать вам всю правду. Чтобы показать, на какой стерве вы женились.

– Убирайся отсюда! Я хочу, чтобы ты немедленно покинул мой дом.

– Вы что, не слышите меня? Она предала вас так же, как предала меня! Лоренс – мой сын!

Эдвард стоял как вкопанный, по-прежнему пребывая в состоянии шока; от слов Шона голова шла кругом. Все это, конечно, грязная ложь… Мысли путались, вспоминались разные странности – неожиданная просьба Анны назначить Шона старшим конюхом, ее заявление, что она больше не нуждается в его услугах, странный инцидент с исчезновением медальона, долгие годы честной службы Шона…

Эдвард посмотрел в лицо Шона и теперь заметил его сходство с Лоренсом – тогда-то он и понял, что Шон говорит правду.

Голос Шона звучал все громче и настойчивее.

– Неужели вы так глупы, что сами не видите этого? – теперь уже почти кричал он, стараясь добиться от Эдварда какой-то реакции, заставить его понять. – Неужели не замечаете, что он похож на меня? Он мой сын! Лоренс – мой сын!

– Заткнись! Тебя могут услышать! Я приказываю тебе замолчать!

Однако эти слова лишь еще больше распалили Шона, и голос его сорвался на вопль:

– Лоренс – мой сын!

Внезапно Эдвард схватил стоявшую у камина кочергу и, размахнувшись, ударил ею Шона по голове. Несколько мгновений тот, покачиваясь, стоял, ошеломленно глядя на Эдварда, словно не веря своим глазам; лицо его заливала кровь. Затем он рухнул на пол.

Эдвард некоторое время стоял над ним с кочергой в руке, рассеянно глядя на распростертую неподвижную фигуру, не издававшую ни звука. Затем он уронил кочергу и склонился над телом. Оно было безжизненным.

Заперев дверь библиотеки, Эдвард несколько часов просидел, уставившись на труп Шона. Действовать он начал далеко за полночь, когда все слуги уже отправились спать.

Эдвард принес одеяло и завернул в него тело Шона, после чего тихо открыл окно библиотеки и выбросил труп наружу. Потом он закрыл окно, вышел из дома и отправился на конюшню, где запряг лошадь в фаэтон и подвел ее под окно библиотеки. Сердце часто и гулко стучало в груди, в ушах шумно пульсировала кровь – он понимал, что риск быть услышанным или увиденным очень велик. Погрузив Шона в повозку, он медленно отъехал от дома на расстояние, где его уже нельзя было ни увидеть, ни услышать.

Затем он, будто обезумевший, бросился скакать в город. Он знал, что должен сделать. Он совершил убийство, но природа подарила ему идеальную возможность замаскировать его. За городом находилось поле, где в общей могиле хоронили жертв голода. Там он огляделся по сторонам, но никого вокруг не заметил. Даже если бы кто-то и увидел его, то не удивился бы: просто тело еще одного несчастного нашло вечный покой в обезличенной общей могиле. Он сбросил тело Шона к другим трупам и быстро вернулся домой, где уничтожил все улики.

Теперь, качая на руках сына, он понимал, что поступил ужасно. Но он сделал это ради Лоренса. Анна находилась в смятении, переживая о судьбе Шона. Переполняемая угрызениями совести за то, как она поступила с ним, Анна волновалась, чтобы Шон не умер от голода, а потому искала его повсюду и видела в этом свой долг. Она не подозревала, что Эдвард знает о ее обмане, как не догадывалась и о том, что Эдварду известна судьба настоящего отца Лоренса. Но глядя, как жена бредет через сад под ночным небом, он не сомневался в том, что она любит его: об этом говорил каждый ее взгляд, каждое обращенное к нему слово. В душе он понимал, почему Анна изменила ему с Шоном. Он знал, что их любовь выдержит это испытание, хоть уже никогда и не будет прежней. Они с ней боролись за то, чтобы выжить, за своего сына Лоренса. Теперь Эдвард осознал, что с этих пор они оба должны сконцентрироваться на сыне, чтобы его жизнь стоила тех поступков, которые они совершили.