Текст книги "Семейные тайны Армстронгов"

31

После того как Эдвард узнал о беременности жены, с губ его не сходила счастливая улыбка. Вернулось естественное для него хорошее расположение духа. Ушли душевные страдания, которые он переживал в связи с отсутствием у них детей, а их супружеская жизнь стала такой, какой ее Анна всегда рисовала в своем воображении. Но однажды летом, после того как Эдвард вернулся из поездки по поместью, на его лице вновь появилось мрачное напряженное выражение.

Лето выдалось очень теплым и влажным, и Анна находила такую погоду очень скучной. Из-за дождя она не могла часто ходить на прогулки, да и внутри дома чувствовалась сырость.

– У тебя все в порядке? – озабоченно спросила она, обмахиваясь веером, когда Эдвард вошел в гостиную.

– Не уверен. На целом ряде арендованных участков по всему поместью не уродил картофель.

Она встревоженно взглянула на него. Ей было хорошо известно, как арендаторы зависят от картофеля, который они используют для еды, от него же зависела и выплата их ренты.

– Что ты имеешь в виду – не уродил?

– Растения поразила болезнь. Корнеплоды сгнили. Их нельзя есть.

Анна отложила в сторону свое вязание.

– И скольких ферм это коснулось?

– Еще точно не знаю. Синклер и его люди отправились с инспекционной поездкой по всему поместью, чтобы оценить масштабы проблемы. – Подойдя к столу, Эдвард налил себе бокал вина из хрустального кувшина и залпом осушил его.

В тот же вечер к ним в дом приехал Синклер. Он сразу прошел в гостиную, где Эдвард с Анной уже ждали его.

Первым делом Синклер тут же налил себе виски. Его вседозволенность и фамильярность по-прежнему раздражали Анну, но уже не так сильно, поскольку она трепетно верила, что родит мальчика и тогда Синклер никогда не будет хозяином в ее доме.

– Ну и как? – спросил Эдвард.

– Одна и та же картина по всему поместью. Урожай пострадал очень сильно.

– Этого мы все и боялись. Нынешним летом эта болезнь растений появилась в Бельгии и на юге Англии. Я с самого начала опасался, что она доберется и сюда. – Эдвард с унылым видом сел.

– А что же будут есть крестьяне-арендаторы? – спросила Анна.

– Какая разница, что они будут есть? Как они будут платить ренту? – резко бросил Синклер. – Я послал своих людей к Фоксам и к другим ближайшим соседям, чтобы выяснить, как обстоят дела у них. И понять, с чем именно мы сейчас столкнулись.

Очень быстро выяснилось, что та же болезнь охватила плантации фермеров и в соседних поместьях, и за их пределами. А вскоре стали ясны и масштабы эпидемии: она распространилась по всей стране.

– У нас уже как-то был неурожай, – пытался сохранять оптимизм Эдвард. – В тот год действительно было очень тяжело, но на следующий все наладилось.

– Но что нам делать сейчас? В этом году? – раздраженно спросил Синклер.

Эдвард подумал немного и сказал:

– Мы не прогоним ни одного из арендаторов. Мы позволим им задержать выплату ренты. В следующем году они могут это наверстать.

– Если мы позволим задолженности по ренте, у нас появятся долги по ипотеке! – возразил Синклер. – Банки могут оказаться не такими добрыми и снисходительными к тебе, как ты – по отношению к твоим арендаторам!

– А кем мы заменим наших арендаторов, если сейчас всех разгоним? Эпидемия охватила все районы, а это значит, что нет фермеров с деньгами, которые могли бы прийти на их место, – заключил Эдвард.

Вскоре Анна поняла, насколько прав был ее муж, поскольку послания с поздравлениями в связи с ее беременностью сменились письмами от друзей, которым принадлежали большие поместья, где говорилось о том, какие тяжелые наступили времена и как нелегко смотреть, как голодают крестьяне-арендаторы. Как и Эдвард, все надеялись, что следующий год выдастся урожайным и все невзгоды вскоре окажутся позади. Люди смогут как-то пережить этот год. У большинства были какие-то запасы еды, чтобы дотянуть до весны.

Но когда наступила зима, она оказалась самой тяжкой и жестокой, какую только кто-то мог припомнить. Люди, и так уже ослабленные из-за нехватки еды, страдали еще и от жестокостей погоды; поддерживала их только надежда на то, что следующий год будет лучше.

Жизнь в доме протекала почти так же, как и всегда. Конечно, как и во всех остальных Больших Домах, появились некоторые ограничения – стало меньше приемов и званых вечеров по сравнению с прежними временами. Но сидя в своей спальне во время последних месяцев своей беременности и глядя на густой снегопад за окном, Анна все равно чувствовала, как ее переполняла лишь радость в связи со скорым рождением ребенка. И страдания других людей вне дома, вне их поместья не могли умалить ее счастья.

32

Роды у Анны начались однажды вечером в конце января 1846 года. Доктор был наготове и тут же прибыл в дом. Эдвард с нетерпением нервно расхаживал по гостиной.

– Мои поздравления, лорд Армстронг, – сказал доктор на следующее утро, заходя к нему в комнату. – У вас родился сын.

– Могу я его увидеть? – тут же спросил Эдвард.

– Можете, – разрешил доктор.

Эдвард бросился к выходу, взлетел по лестнице и вбежал в спальню, где нашел Анну с младенцем на руках.

– Это твой сын и твой наследник, – сказала Анна, и Эдвард осторожно взял у нее ребенка.

Эдвард качал малыша, не веря своему счастью. После шести лет томительного ожидания у него наконец появился сын.

Эдвард нагнулся и с чувством поцеловал Анну.

Их сына, виконта Лоренса, должны были крестить в церкви их поместья в начале марта. Приглашения на это событие были разосланы всем. Помня о трудностях, которые переживал народ, Эдвард и Анна решили, что прием по этому торжественному поводу будет не таким пышным, каким он должен был бы быть; но они все равно планировали дать роскошный банкет, чтобы отпраздновать крещение их первенца. Во время крещения Лоренса Анна с радостью наблюдала за доброжелательным выражением на лицах пришедших в церковь людей. Из Дублина приехал ее взволнованный отец вместе с ее братом, сестрами и всеми остальными родственниками. Прибыли также все ее кузены и кузины из Таллидера, в том числе и Джорджина. После приезда Джорджина едва перекинулась с ней парой слов: их прежняя близость осталась в прошлом. Синклер с Дианой даже не пытались изображать радость: на их лицах ясно было написано разочарование. Анна находила это забавным, но теперь, когда у нее был сын, ей не было до Синклера с Дианой никакого дела. Они больше не представляли для нее никакой угрозы.

После церемонии все приглашенные сели в кареты, дожидавшиеся их на лужайке перед церковью. Анна отметила, что местные жители не пришли их поздравить. Однако, заметив вдали нескольких ребятишек, выглядевших очень истощавшими и оборванными, она поняла, что их родителям сейчас приходится думать лишь о погибшем урожае. Все быстро разошлись по своим экипажам. Уже садясь в свою карету, Анна увидела Шона, который стоял один на другой стороне лужайки и пристально смотрел на нее. Она испугалась этой встречи. Его взгляд нервировал ее. Она быстро села в экипаж и крепко прижала Лоренса к себе, когда лошади тронулись с места и повезли их обратно, к ним домой.

Пока накрывали стол для праздничного банкета, отец Анны беседовал с Эдвардом и группой других мужчин в зале для танцев.

– Во время нашего путешествия из Дублина я своими глазами увидел, что приходится переживать нашему народу, – сказал отец Анны. – По дорогам побирается масса нищих. Очень прискорбное зрелище.

– Некоторые из землевладельцев выселяют крестьян со своих земель, если те не могут заплатить ренту, – сказал Эдвард.

– Люди обнищали. На следующей неделе я еду в Лондон и буду в парламенте, где собираюсь поднять вопрос об этой ситуации – она требует срочного вмешательства. Нам необходимы средства, чтобы обеспечить этих людей пищей.

– Прошу вас, сделайте это, – сказал один землевладелец, приехавший на крестины с юга. – Положение дел в нашем поместье отчаянное. А при нашей ипотеке у нас нет денег, чтобы оказать крестьянам благотворительную помощь. В местном городке царит хаос из-за множества людей, которых выгнали с их участков. Я был вынужден запретить жене там появляться.

– Любая помощь из Лондона была бы крайне желательна до лета, до нового урожая, – сказал Эдвард.

В их круг с улыбкой вошла Анна:

– Джентльмены, нынче я запрещаю любые разговоры об этой ужасной проблеме. Сегодня крестины нашего сына, и я хочу, чтобы в этот день все радовались вместе с нами. Вернетесь к суровой реальности завтра, а сейчас будем веселиться.

Отец наклонился к ней и поцеловал.

– Действительно. А где же наш маленький Лоренс?

– Он устал, и я положила его спать в детской. Пойду проверю, как он там.

Анна улыбнулась и прошла через толпу гостей в холл и дальше вверх по лестнице. Для нее разлучаться с сыном хотя бы на час было уже слишком долго. Она могла часами сидеть подле его колыбели и смотреть, как он спит. Анна вошла в детскую комнату и закрыла за собой дверь.

Обернувшись, она была шокирована, увидев возле кроватки кузину.

– Джорджина! Что ты здесь делаешь? Почему не веселишься внизу вместе со всеми?

– Я просто хотела взглянуть на него поближе. Вокруг него все время было столько народу, что мне никак не удавалось нормально его рассмотреть. Учитывая то, как близки мы были с тобой в свое время, очень обидно, когда от тебя отгораживаются таким образом.

– Никто от тебя не отгораживается, Джорджина.

– От тебя много месяцев не было даже весточки.

– Ситуация была здесь очень неспокойная. С моей беременностью, а потом с этим ужасным неурожаем.

– Ну да, конечно… – Джорджина стала внимательно разглядывать малыша. – Он не слишком похож на тебя, верно?

– Думаю, у него мои глаза, – отозвалась Анна.

– Не сказала бы… Он и на Эдварда не слишком похож.

– Мнения тут разные.

– Считается, что младенцы похожи на своих родителей в первые несколько месяцев их жизни. Так природа показывает отцу, что это его ребенок, чтобы между ними установилась связь.

– Я не верю во все эти бабушкины сказки. Хотя каждый из родителей считает, что его ребенок исключительный и уникальный, в реальности у всех младенцев есть пара глаз, нос и рот, и все они, по большому счету, очень похожи друг на друга.

– О, я всегда улавливаю сходство между младенцем и его родителями. И как я уже сказала, между Лоренсом и Эдвардом такого сходства нет. – Она подняла голову и впилась взглядом в Анну. – Зато он очень похож на Шона. – Она протянула руку и коснулась тонких белокурых волос мальчика.

Под этим взглядом Анне стало нехорошо.

– О чем это ты говоришь, Джорджина?

– Ты можешь провести кого угодно, но только не меня. Ты забыла, что тот план предложила я?

– Джорджина, я уже серьезно думаю о том, что ко всем твоим дурным предрасположенностям добавилось еще и безумие.

– Ты тогда сказала мне, что Шон спас тебя во время побоища, а состоялось оно за девять месяцев до рождения твоего ребенка. И теперь, глядя на это дитя, я полагаю, что Шон сделал нечто большее. Глядя на его ребенка, который сейчас лежит передо мной.

Анна рассвирепела:

– Думаю, тебе больше не следует приезжать сюда, Джорджина. Я больше не желаю тебя видеть в своем доме.

– Правда?

– Правда. Думаю, сегодня мне придется как-то смириться с твоим присутствием, но завтра тебе следует уехать обратно в Таллидер.

– Я полностью завишу от транспорта, которым пользуется мой брат и его жена, так что я смогу уехать только тогда, когда этого захотят они.

Анна подалась вперед и почти выкрикнула:

– Я дам тебе мою личную карету, лишь бы избавиться от тебя как можно скорее!

Ребенок начал плакать.

– Посмотри, что ты натворила! Разбудила сыночка Шона! – сказала Джорджина.

– Я хочу, чтобы ты немедленно ушла отсюда! – закричала Анна. – Убирайся от моего ребенка. Убирайся из моего дома. Путь сюда для тебя закрыт. И мне искренне жаль бедную Джоанну, которая вынуждена жить с тобой под одной крышей!

– Хорошо, я уйду, – сказала Джорджина.

Анна потянулась к Лоренсу и, взяв его на руки, начала успокаивать.

Медленно направившись к выходу, Джорджина произнесла:

– Ты можешь лгать мне, Анна. Можешь лгать Эдварду. Можешь лгать кому угодно. Но себя ты не обманешь.

Дождавшись, пока за Джорджиной закроется дверь, Анна разразилась слезами, крепко прижимая ребенка к груди.

33

Эдвард держал сына на руках и показывал ему новую лошадку-качалку, которую доставили в детскую только сегодня утром. Это была последняя игрушка из огромного множества других, купленных для Лоренса.

– Эдвард! Он ведь еще младенец, он слишком мал для такой лошадки, – заметила Анна.

– Какое это имеет значение? Я хочу, чтобы его комната была наполнена прекрасными игрушками и чтобы его первые воспоминания были самыми лучшими.

– Ты балуешь его и испортишь ребенка, Эдвард, – проворчала Анна, хотя в душе была в восторге от этого.

– Разве не для этого он здесь? Чтобы его баловали? – Прижав Лоренса к себе, Эдвард поцеловал его в лоб. – И я намерен баловать его каждый день. Когда придет время ему садиться на свою первую настоящую лошадь, она у него будет самой лучшей из тех, какую я смогу для него найти. Когда он пойдет в школу, он получит самое лучшее образование, какое только можно купить за деньги. Многие дворяне сейчас посылают сыновей учиться в школы и университеты Англии, а не в Дублин.

– Только не говори такие вещи при моем отце, – предупредила его Анна. – Он сразу увидит в этом указание на то, что Ирландию обходят за счет прямого правления из Лондона и что наш класс ориентируется на руководство Англии.

– А когда Лоренсу придет пора жениться, он женится на настоящей принцессе, потому что он – маленький принц.

– Какие глупости ты говоришь, Эдвард, – сказала Анна, но, глядя на своих мужчин, не смогла сдержать широкую счастливую улыбку.

После ленча Анна уложила Лоренса на дневной сон, а сама расположилась в гостиной, чтобы написать несколько писем, когда услышала в холле какие-то крики. Эдвард был в отъезде по делам поместья, и Анна отправилась посмотреть, в чем дело.

Анна увидела там Шона, которого у входа на половину прислуги в дальнем конце холла физически сдерживал Бартон, и испугалась.

– Что здесь происходит? – спросила она.

– Простите, миледи, но он просил увидеться с вами, а когда я ему отказал, прорвался мимо меня и оказался здесь. – Бартон по-прежнему старался удержать Шона.

– Чего ты хочешь? – спросила ошеломленная Анна у Шона.

– Я хочу поговорить с вами. И не уйду отсюда, пока не сделаю этого! – выбегая в центр холла, крикнул Шон, которому наконец удалось вырваться из рук Бартона.

– Никогда его таким не видел, – сказал Бартон. – Ты что, с ума сошел, парень? У тебя будут серьезные неприятности.

– Мы либо поговорим с глазу на глаз, либо я выскажу, что должен сказать, при нем и при всех остальных, – предупредил Шон, дерзко глядя Анне в глаза.

– Пройди в гостиную, – сказала Анна, разворачиваясь и проходя вперед.

– Но, леди Анна!.. – попытался возразить дворецкий.

– Все в порядке, Бартон. Я сама прекрасно справлюсь, – заверила его Анна, пропуская Шона мимо себя.

Он медленно вошел в гостиную, и она закрыла за ним дверь.

– Зачем ты ворвался сюда подобным образом? – строго спросила Анна, проходя мимо него и усаживаясь на один из диванов.

– Я должен был это сделать! Это был единственный способ поговорить с вами! Я много раз просил повидать вас, но они меня не пускали.

– А что мы, собственно, можем друг другу сказать?

– Много чего!

– Что ж, я вся внимание, говори, что хотел, и перестань понапрасну занимать мое время!

Он долго и пристально смотрел на нее. Не выдержав его взгляда, она быстро встала и отошла к камину.

– Ну? Так чего же ты хочешь?

– Своего сына! – воскликнул он.

От страха она содрогнулась всем телом.

– О чем ты говоришь?

– О маленьком Лоренсе! Он мой. И я это знаю, и вы.

– Не знаю, какую игру или розыгрыш ты затеял, но предупреждаю, чтобы ты немедленно это прекратил! Господи, ты всегда был чрезвычайно нахальным, но теперь просто выжил из ума!

– Я видел его! Я видел вашего сына и уверен, что он мой.

Это заявление повергло ее в шок.

– Когда это ты видел его?

– Вы забыли, что я знаю этот дом лучше, чем вы. Я работал на его строительстве. Я знаю здесь каждую дверь, каждую лестницу. Я прошел через половину для прислуги и поднялся в детскую так, что меня не видела ни одна живая душа… Так что я видел его и держал на руках.

От этих слов Анна пришла в ужас, испугавшись за безопасность сына и то, что могло с ним произойти. Но она твердо решила не показывать своего страха.

– Это какая-то нелепость, и я прошу тебя уйти.

– Нелепость? Нелепость, что вы родили Лоренса через девять месяцев после того, как мы были вместе, и при этом он похож на меня?

– Мы были вместе? – Анна произнесла эти слова насмешливо и презрительно усмехнулась.

– О, теперь вы делаете вид, что вообще ничего не было, так? Почему бы и нет? Если вы живете в стране фантазий, то можете позволить им взять верх над собой.

Анна прошла через комнату и села за письменный стол.

– Послушай, все эти твои шарады меня утомили. Но ты очень надоедливый человек. – Она нащупала золотой медальон с часами, который висел у нее на шее. Это бы подарок Эдварда на первую годовщину их свадьбы, и привезли его прямо из России. Она сняла его и протянула Шону: – Вот, возьми. Он стоит целое состояние. Возьми и уходи, и я больше никогда не хочу тебя видеть.

Он в гневе подошел к ней:

– Вы не можете откупиться от меня! За кого вы меня принимаете?

Она взглянула на него строго, но пренебрежительно:

– Я – леди Армстронг, Шон. Хозяйка этого дома. Хозяйка восьми тысяч акров земли, окружающих этот дом. Жена лорда Армстронга. И наш сын Лоренс в один прекрасный день станет хозяином всего этого. Вопрос в том, за кого принимаешь себя ты? Ты никто. Крестьянин, который арендует у моего мужа четыре акра огородов с гнилым картофелем. Ты приходишь сюда и начинаешь чего-то требовать – я так и не поняла, чего ты требуешь, Шон?

– Я хорошо знаю, что значит для человека семья. И совершенно не важно, что имеете вы с вашим мужем. Ребенок мой, и он имеет право быть со своим отцом.

Анна испытывала огромное желание ударить его.

– Шон! Лоренс в чужом для тебя мире, в другой вселенной. И у вас с ним не будет ничего общего! Вы совершенно из разных слоев общества. Такова реальность, открой глаза. – Она снова протянула ему свой медальон. – Бери то, что я тебе предлагаю, Шон. Это будет твой единственный шанс что-то изменить в жизни и куда-то выбиться. Ты умен и привлекателен. Ты не из тех людей, которых я видела в тот день в городе и которые пьянствовали и дрались между собой. Ты мягче и чувствительнее, ты видишь людей такими, какие они есть на самом деле. С тем, что я тебе предлагаю, ты можешь уехать в Америку. И начать там новую жизнь, имея за душой определенную сумму денег…

– Нет!

– Может быть, этого недостаточно? Если хочешь, я пойду к себе в комнату и принесу еще. У меня есть бриллианты и изумруды…

– Единственный вариант, когда я мог бы взять это… если вы с Лоренсом уйдете со мной. Тогда мы могли бы начать новую жизнь в другом месте. Например, уехать в Америку, как вы говорите.

– Чтобы я ушла с тобой?! Шон, ты живешь в стране фантазий. Я с тобой на другую сторону улицы не перейду, не то чтобы отправиться через Атлантику! Оставить мужа, которого я люблю, оставить мой титул, положение в обществе? И ради чего? Ради крестьянского мальчика, с которым у меня нет и не может быть ничего общего. Да меня тошнит при одной мысли об этом.

– А вас не тошнило, когда вы в ту ночь пришли в мою постель? Я не возьму у вас ни гроша! Но я заберу сына. Чего бы это мне ни стоило. Он узнает меня и станет частью моей жизни. Лорд Эдвард – хороший человек, и он сам увидит всю несправедливость этой ситуации, когда я расскажу ему всю правду!

– Глупец, он не поверит ни одному твоему слову! – прошипела она.

– Посмотрим. – Шон резко развернулся и вылетел из комнаты.

Только когда он скрылся из виду, Анну начало трясти.

34

Взглянув на себя в зеркало, Анна увидела, что пугающе побледнела. До конца дня она заперлась у себя в комнате, чтобы попытаться все хорошенько обдумать.

Она никогда не позволяла себе думать о Шоне как об отце своего ребенка, потому что боялась всего, что из этого вытекало. Она могла вечно лгать себе, не прислушиваясь к тому, что говорило ее сердце. Но теперь, когда Шон в гневе пригрозил обо всем рассказать, он стал непредсказуем. В реальности же, если бы он даже раскрыл всю правду, никто бы ему не поверил. Для любого здравомыслящего человека это было бы немыслимо. Однако опасность для нее заключалась в том, что и Джорджина знала об этом. И если ее двоюродная сестра подтвердит, что Шон не врет, Анна будет уничтожена, как будут уничтожены ее муж и сын. Джорджина превратилась из бывшего союзника в заклятого врага.

Человека, от которого можно ожидать всего чего угодно, нельзя оставлять без контроля. Ее также испугало то, что Шон проникал в детскую и брал Лоренса на руки. Если Шон настолько уверен, что это его сын, что может помешать ему однажды попытаться похитить ребенка? Она больше не могла ему доверять. Нужно было изгнать его из поместья, чтобы он больше никогда не мог добраться ни до ее сына, ни до нее самой. Она знала, что должна сделать. Она избавится от Шона, и тогда она, Эдвард и Лоренс смогут жить счастливой жизнью, не зная страха.

Она сняла с шеи медальон с часами и крепко зажала его в кулаке.

Анна скакала на лошади через все поместье в район Кокмора, где расположился домик Шона. Дело было днем, и он сейчас работал на конюшне. На подъезде к его дому она огляделась по сторонам, желая убедиться, что поблизости никого нет, после чего спрыгнула с лошади на землю и взошла на крыльцо. Толкнув дверь, она проникла в дом.

– Эй, есть кто-нибудь? – громко позвала она.

Когда ответа не последовало, она закрыла за собой дверь и быстро нашла подходящее место, где можно было бы что-то спрятать. Подвинув стул, она встала на него и, дотянувшись до верхнего края комода, положила свой медальон туда. Затем она быстро покинула домик, вскочила на лошадь и поскакала обратно в Армстронг-хаус.

– С тобой все в порядке, дорогая? Сегодня вечером ты выглядишь какой-то притихшей, – озабоченно спросил Эдвард, когда они сидели в гостиной.

– Да… то есть нет. Я такая глупая – похоже, я потеряла свой золотой медальон. Тот медальон с часами, из России, который ты мне подарил.

– Чтобы ты и потеряла свой медальон? Или вообще потеряла хоть что-нибудь? Сомневаюсь! – встревоженно сказал Эдвард. Он не помнил такого, чтобы его жена что-либо клала не на свое место. Она была для этого слишком аккуратна.

– И тем не менее! Я уже везде искала, – с несчастным видом заявила Анна.

Лицо Эдварда стало хмурым, он встал и дернул за шнурок колокольчика.

Через минуту появился Бартон.

– Бартон, леди Анна потеряла свой золотой медальон-часы. Я хочу, чтобы ты организовал поиск во всем доме – включая комнаты слуг в мансарде.

На лице Бартона появилось озабоченное выражение.

– Разумеется, сэр! Займусь этим прямо сейчас.

– Давай с тобой еще раз поищем в нашей комнате, – предложил Эдвард, беря Анну за руку.

– Боюсь, лорд Армстронг, что мы обыскали уже все, но этого медальона нигде нет, – доложил Бартон

– Вы обыскали комнаты слуг? – спросил Эдвард.

– Да.

– Я очень рад, что там вы ничего не обнаружили. Мне ненавистна мысль, что кто-то из домашних слуг, которым мы доверяем, мог что-то взять. Но сейчас наступили тяжелые времена, и никогда не знаешь, чего можно ждать от людей.

– Вполне возможно, что кто-то из них уже вынес эту вещь из дома, – предположил Бартон.

Эдвард обернулся к жене:

– Анна, подумай хорошенько. Когда ты видела медальон в последний раз? И где ты после этого находилась?

Анна встала и нервно заходила по комнате.

– Вчера он точно был на месте, потому что я помню, как утром надевала его… После обеда я писала здесь письма… – Внезапно лицо Анны озарила догадка. – Теперь я припоминаю! Я сняла его и положила перед собой на письменный стол, чтобы можно было следить за временем, пока я пишу письма.

Эдвард бросился к письменному столу:

– Тогда он должен быть где-то тут.

– Но я уже смотрела здесь, Эдвард.

Тем не менее он тщательно осмотрел письменный стол и пол вокруг него, пока Бартон проверял складки портьер на соседнем окне.

– Ну хорошо, Бартон, кто заходил в эту комнату со вчерашнего дня? – спросил Эдвард, начиная злиться. Его бесила мысль, что в его доме кто-то мог поступить бесчестным образом. – Не могла же эта вещица просто растаять в воздухе!

– Здесь не было никого – только обычная прислуга. Был я, потом горничная из малой гостиной разводила здесь огонь – очень надежная девушка, с моей точки зрения, – затем…

– Да, совсем забыла! – воскликнула Анна. – Здесь еще был Шон Хегарти!

– Шон Хегарти? – переспросил Эдвард. – А он какого черта здесь делал? Он ведь сейчас работает на конюшнях!

– Он приехал, устроил шум, настаивая на том, чтобы увидеть леди Анну, – сказал Бартон.

– Анна? – Эдвард вопросительно обернулся к жене.

– Как уже сказал Бартон… он настаивал на том, чтобы увидеть меня, и я решила принять его в гостиной.

– А что он хотел? Вернуться на свою прежнюю должность?

– Нет… Он рассказал мне, что проигрался, что у него долги, а из-за неурожая он не может их погасить. Он просил и даже требовал одолжить ему денег, чтобы он мог расплатиться по долгам.

– Я не верю, что он способен на такое! – взорвался Эдвард. – Почему ты мне об этом ничего не сказала, Анна?

– Не хотела тебя беспокоить. Я просто отказала ему и потребовала, чтобы он уходил.

– Это надо же – прийти сюда и просить денег! – не мог успокоиться Эдвард.

– А была у него возможность взять ваш медальон? – спросил Бартон.

Анна подошла к письменному столу.

– Он лежал на столе вот здесь. Выходит… да, он мог его взять, когда я отвернулась. На самом деле я была так обескуражена его вторжением… наверное, поэтому и не заметила пропажу сразу.

– Если вы позволите мне высказать свое мнение, милорд, я думаю, что мы обнаружили злоумышленника. У него было все – и возможность, и причина, и повод, – заключил Бартон.

– Только не Шон! – в ужасе воскликнул Эдвард. – Никогда не поверю, что это сделал он!

– Тогда мы должны это проверить, – сказала Анна.

– Разумеется. Бартон, пошлите немедленно за Синклером.

Вечером Шон сидел в своем домике и в задумчивости смотрел на языки пляшущего в камине пламени. Внезапно дверь распахнулась и в дом ворвались Синклер и несколько его людей.

– Что за?.. – вскочил на ноги ошеломленный Шон.

– Оставайся на месте и не шуми, – скомандовал ему Синклер, после чего повернулся к своим людям: – Обыщите здесь все!

– Зачем вы это делаете? – спросил Шон, пока мужчины переворачивали в комнате все вверх дном.

– У тебя и без того достаточно большие проблемы, так что разумнее тебе держать язык за зубами, – заявил Синклер.

Когда опрокинули комод, с него в воздух полетел золотой медальон; Синклер сделал шаг вперед и поймал его на лету.

Синклер выразительно поводил им перед носом Шона:

– Ты попался на горячем!

Синклер широким шагом вошел в гостиную, где его с нетерпением дожидались Эдвард и Анна.

– Твой, надо полагать, – сказал Синклер, протягивая медальон Анне. – Как мы и предполагали, он оказался в доме Шона Хегарти. Сверху, на комоде.

– Не могу поверить в это! – сокрушенно сказал Эдвард, садясь на диван; на лице его застыла маска разочарования.

– А я могу! Вся страна с ума сходит из-за этого неурожая. И из-за денег творят все, что угодно, – сказал Синклер.

– Но Шон! – возразил Эдвард. – Где он сейчас?

– Мои люди заперли его в одной из конюшен. Оттуда ему не выбраться. Продержим его там до утра, а потом отвезем в магистрат.

– В магистрат? Ты хочешь сказать, что его будут судить? – с тревогой спросила Анна.

– Конечно! А ты что думала? Его сошлют в Австралию или на Землю Ван-Димена[3]3
  Прежнее название острова Тасмания.


[Закрыть], – сказал Эдвард.

Анна слыхала множество жутких историй о заключенных и тех ужасах, которые ожидали их в каторжных поселениях. Она полагала, что, когда медальон буден найден, Шона просто вышвырнут из поместья и на этом все закончится. Она рассчитывала, что доброта Эдварда и его привязанность к Шону удержат мужа от дальнейших жестких мер.

– О нет! Я вовсе не хочу этого! – воскликнула Анна.

– Ну, выбора у тебя нет. Правосудие должно свершиться, – ответил Синклер.

– У нас есть выбор! – настойчиво заявила Анна. – Не нужно заявлять о краже. Просто возьмите его завтра и выселите за пределы поместья. Очевидно, он был в полном отчаянии, когда брал этот медальон. Потеря работы и дома и так будут для него достаточным наказанием!

– Вовсе нет! Если бы украли что-нибудь у моей Дианы… – начал было Синклер.

– Я не Диана! – резко оборвала его Анна. – К счастью! А сейчас я хотела бы поговорить со своим мужем наедине. Синклер, пожалуйста, оставь нас.

Синклер учтиво кивнул и вышел.

Анна бросилась к мужу:

– Эдвард! Прошу тебя! Тебе ведь Шон нравился! Прояви к нему милосердие!

Эдвард со вздохом кивнул:

– Мы не повезем его в магистрат. Просто выселим отсюда завтра же. Но почему Шон мог сделать это?

Анна задумчиво смотрела в огонь.

– Он был в отчаянии. В таком состоянии мы все можем сделать все, что угодно, – если отчаяние достаточно сильное.

Шон просидел в темноте конюшни всю ночь. Он хорошо помнил, как Анна протягивала ему этот медальон, пытаясь подкупить его, чтобы он уехал из поместья.

Он понимал, что это она подставила его.

Внезапно ворота конюшни распахнулись и внутрь вошел Синклер со своими людьми.

– Тебе повезло, Хегарти, – сказал он. – У лорда Армстронга доброе сердце, а у его жены – и того добрее.

– Что происходит? – спросил Шон.

– Тебя выселят из поместья. Будь моя воля, тебя вышвырнули бы из страны на каторжное поселение. Поднимайся!

Несколько мужчин схватили его и посадили на лошадь. Ему было позволено заехать в свой домик и взять кое-что из пожитков, после чего они быстро доскакали до границы поместья, где Шона выбросили на обочине дороги.

– Как тебе известно, мои люди постоянно патрулируют территорию поместья, и если я когда-нибудь поймаю тебя здесь, ты так легко уже не отделаешься! Больше тебе так не повезет! – предупредил его Синклер, прежде чем ускакать вместе со своими людьми.

Взглянув на имевшиеся у него небольшие деньги и скромные пожитки, Шон еще раз оглянулся на остающийся за спиной неприветливый пейзаж и побрел в сторону Кастлуэста, вовсе не чувствуя, что ему повезло.

После этого Анна испытала громадное облегчение. Она освободилась от Шона и от угрозы разоблачения. Шона выселили за пределы поместья, и ему больше никогда не позволят приблизиться к ее ребенку.

Все летние месяцы люди с нетерпением и надеждой ожидали, каким будет урожай картофеля. Когда же он оказался еще хуже, чем в прошлом году, страну охватили отчаяние и паника.