Текст книги "Искусство убивать. Расследует миссис Кристи"

Глава 37

К обеду я готовилась дольше, чем обычно. Слегка попудрилась, нарумянила щеки и подкрасила губы. Известие о гибели мисс Кроу потрясло меня и придало лицу напряженно-тревожное выражение. Я решила надеть довольно нескромное вечернее платье из жоржета цвета сомон. Впервые увидев его в магазине «Луис Коуп» в тот дождливый день, я сразу подумала, что когда-нибудь оно мне пригодится. И вот сегодня мне надо было предстать перед Арчи другой, новой для него женщиной.

Спускаясь в холл, я столкнулась с миссис Робсон.

– О! – выдохнула она, посмотрев на меня, и покраснела.

– Что-то не так? – спросила я.

– Нет-нет, все в порядке, – ответила она, стараясь не глядеть на мою фигуру, обтянутую жоржетом. – Вы подготовились к сегодняшнему?

Что она имела в виду? Меня уже разоблачили?

– К чему – сегодняшнему?

– К танцам в отеле «Проспект». Я думаю, там будет весело. Даже Артура это заинтересовало, хотя он не очень-то любит танцевать.

– Ох, простите, я же совсем забыла об этом! – И как мне теперь выкручиваться? – Понимаете, я только что узнала, что сегодня ко мне приедет мой брат. Простите меня, пожалуйста.

– Да ладно, – отмахнулась миссис Робсон и придвинулась ко мне. – Я рада, что вы наконец будете не одна. Вы ведь целую неделю проскучали в одиночестве.

– Да-да, – согласилась я.

– А на танцы сходим вместе в какой-нибудь другой день. По-моему, в четверг они опять будут. Может быть, договоримся на четверг?

– Очень хорошо, давайте в четверг.

Я знала, что, скорее всего, никогда больше не увижу миссис Робсон. Оно и к лучшему: мне не хотелось бы видеть разочарование и обиду на ее добром лице, когда она узнает правду.

– И постарайтесь хорошо провести время с братом – хотя бы ради меня. Вы это заслужили.

– Спасибо, Дженет.

Танцы в большом зале – как раз то, что мне требовалось. Мои нервы завязались узлом где-то в области желудка, и только энергичными физическими усилиями можно было растрясти и распутать этот узел. Я испытывала желание промчаться по гостинице, выкрикивая свое настоящее имя. Это, безусловно, закрепило бы за мной репутацию женщины со странностями. Однако я все же решила воздержаться от этого. Обычно я не употребляю алкоголя, мой любимый напиток – полпинты двойных сливок с молоком, но в данном случае с удовольствием заказала бы спиртного в баре.

Я забрела в зал для игр. Ага! Немножко бильярда тоже будет очень кстати. Активное движение развеет мою тревогу, а зрелище дамы в вечернем платье, распростертой на бильярдном столе и орудующей кием, укрепит мою репутацию эксцентричной особы. Сначала я играла в одиночестве, получая удовольствие от самого процесса и от стука шаров, сталкивавшихся на суконном поле. Затем ко мне присоединился мистер Петлсон, симпатичный лондонский виноторговец с лицом цвета портвейна высшего качества.

– Не пойму, что за чертовщина творится у нас перед отелем, – заявил он, загнав в лузу один из шаров.

– А что там творится? – спросила я, хотя знала ответ.

– Несусветная суматоха. Тьма автомобилей. Снующие типы в штатском. Фотографы. Такое впечатление, что полиция собирается кого-то арестовать.

– Арестовать? – переспросила я дрогнувшим голосом. Неужели они выявили связь между мной и смертью супругов Кёрс? – Вы действительно так думаете?

– Видел однажды такое же возле Олдгейта. Полиция заранее известила прессу. – Пригнувшись для удара, он поднял голову и устремил на меня немигающий взгляд. – Как знать, может, среди нас бродит убийца, нашедший прибежище в отеле. Как вам это понравится…

– Простите, мистер Петлсон, я выйду на несколько минут. Мне надо заглянуть в свой номер.

– Плохо себя почувствовали? Надеюсь, вас не отпугнула моя игра? Бильярдист из меня никакой.

– Нет-нет. Я скоро вернусь.

Я прошла, шагая как можно тверже, через игровой зал и холл и поднялась по лестнице в свой номер. Мои окна находились на стороне фасада, и, чуть сдвинув штору, я увидела перед зданием кучку репортеров и фотографов, державшихся с нарочитой развязностью и высокомерием. Они напомнили мне группу охотников, которую я видела в Южной Африке. Но те охотились на льва, а добычей этих была я сама, и мне было хорошо известно, что они не успокоятся, пока не добудут если не мою шкуру, то хотя бы кусочек моей души.

Один из собравшихся внизу вдруг указал на мое окно. Я тут же выпустила из рук штору и отскочила от окна, как от края бездны. Потом налила стакан воды и села в кресло. С каждым взрывом смеха и неожиданно громким возгласом мое сердце начинало биться сильнее. Затем я с испугом услышала какой-то шум в коридоре. Кто-то подошел к моей двери? Арчи? Или это Дэвисон вернулся? Часы показывали самое начало восьмого. Я не могла больше выносить это и, несмотря на свой страх, решила наконец предстать перед миром не как Тереза Нил из Южной Африки, а как Агата Кристи, пусть даже не в лучшем виде.

Я посмотрелась в зеркало и попудрила нос. При этом я подумала, что напрасно пытаюсь кого-то обмануть: расщепление личности, как это называют психиатры, было слишком очевидным. Дрожащей рукой я открыла дверь и вышла в коридор. Человек, шумевший за дверью, куда-то исчез. Я спустилась по лестнице, крепко держась за перила, и, сделав глубокий вдох, вышла в холл. На первый взгляд все было как обычно. Знакомые лица, бормотание приглушенных голосов. Репортеров видно не было, – по-видимому, им запретили заходить в отель.

У горящего камина сидел человек, закрывшийся газетой. Опустив ее, он посмотрел на меня. Его красивое лицо тоже было мне знакомо. Это был Арчи. Присмотревшись к нему, я увидела, что выглядит он ужасно. Он исхудал, порезался при бритье; под глазами залегли лиловые тени. Может быть, он тосковал по мне и даже перестал есть из-за этого? Может быть, он все еще любит меня? «Вздор!» – оборвала я себя.

Я хотела сказать что-нибудь, но не смогла. Арчи, по-видимому, тоже. Он смотрел на меня как на постороннюю женщину. Окинул взглядом мое платье из тонкой ткани, и лицо его слегка порозовело. Что он чувствовал? Сожаление? Тоску? Желание? Стыд? Он открыл было рот, и мне захотелось, чтобы он сказал, как хорошо я выгляжу, но вместо этого он жестом пригласил меня сесть в соседнее кресло. Я села, и ко мне вернулась прежняя любовь к нему – да разве она уходила? Был момент, когда мне хотелось откровенно рассказать ему всю эту грязную историю. Он накрыл мою руку своей. В его прикосновении было что-то живое, чего я не ощущала уже давно.

– Вам стало лучше, миссис Нил? – раздался голос Петлсона, разрушивший атмосферу интимной нежности между мной и Арчи. – Я ждал вас в зале для игр минут двадцать, а потом подумал, что вы уже не придете. Надеюсь, вы не решили бросить из-за меня бильярд навсегда?

Ну что я могла ответить ему?

– Познакомьтесь, мистер Петлсон, это мой брат, – пробормотала я. – Арчи, это мистер Александр Петлсон, лондонский виноторговец.

– Рад познакомиться, – сказал Петлсон, протягивая руку Арчи. – Вы сюда надолго? Первоклассное заведение, не к чему придраться.

Наступило неловкое молчание. Казалось, моим испытаниям конца не будет. Арчи смотрел на меня как на умалишенную.

– Дорогая, не пойти ли нам пообедать? – поинтересовался Арчи светским тоном, желая увести меня от Петлсона.

– Да, конечно, это было бы неплохо, – столь же церемонно ответила я.

По пути в ресторан мы, естественно, встретили миссис Робсон, которая неколебимо застыла перед нами, желая непременно быть представленной этому высокому и красивому мужчине. Ей я тоже сказала, что Арчи мой брат. В ресторане я продолжала дурачить его – нужно было внушить ему, что моя психика неустойчива.

– Дочь этой дамы родила девочку, как и я, и потеряла память, – прошептала я. – Но знаешь, у меня все опять будет нормально, потому что дама, у которой дочь потеряла память после родов, говорит, что память восстановилась.

Арчи чуть не расплакался. Мне было очень совестно водить его за нос таким образом, но что мне оставалось делать?

– Не волнуйся, дорогая, – сказал он участливым тоном постороннего доброжелателя. – Все будет в порядке. Мы пообедаем, а завтра поедем домой, и все будет как прежде.

«Вот этого как раз и не будет», – подумала я.

Заказав нам по бифштексу, Арчи опять взял меня за руку и тихо произнес:

– Дорогая, ты находилась в страшном напряжении. Я понимаю, как трудно тебе было. Мы все так рады, что ты нашлась. Ты не представляешь, как мы беспокоились. И ты просто не поверишь, какую путаницу устроила полиция из всего этого. Но пусть это тебя больше не тревожит. Главное – чтобы ты поправилась.

– Поправилась? Разве я болела?

Арчи ничего не ответил, и наступила пауза, длившаяся, казалось, вечно. Когда нам принесли еду, Арчи, глядя мне в глаза, понизил голос.

– Ты помнишь Розалинду? – спросил он. – Она ждет не дождется тебя.

Глаза мои вспыхнули, но я удержалась от вопросов, которые так хотела бы задать: как она жила все это время, какие рисунки нарисовала, какие новые глупые мечтания приходили ей в голову. Вместо этого я продолжала притворяться.

– Да-да, милая Розалинда, – произнесла я, нарезая мясо, сочащееся кровью. – Как ей живется после замужества? Надеюсь, она не разочаровалась?

– Ну а Питера-то ты должна помнить.

– Ну естественно. Твой давний друг. Как обстоят его дела в Сити?

Мне не терпелось снова увидеть моего верного пса. Но тут мне вспомнился тот жуткий пакет с окровавленной лапой, который прислал мне Кёрс, и кусок мяса не полез мне в горло. Я положила вилку с ножом на тарелку.

– Нет аппетита?

– Мне казалось, что я хочу есть, а сейчас почему-то вдруг расхотелось. К тому же я очень устала, и в голове какой-то туман. Может быть, я действительно болела? Не помню. Ты не возражаешь, если я после обеда прилягу?

– Конечно нет.

Опять наступило молчание. Арчи смотрел на меня с сочувствием и жалостью, но любви в его взгляде не было. Любовь осталась в прошлом. Видно, он благодарен мне за то, что я не закатываю сцен по поводу его измены. Однако мое поведение было непредсказуемо, как я сама внушила ему, и он, подозреваю, испытывал облегчение при мысли, что ему недолго осталось терпеть мое общество. Он проводил меня до моего номера и сказал, что занял соседний, так что в случае, если мне что-нибудь понадобится, достаточно будет постучать в дверь, соединяющую наши комнаты. Утром мы встретимся в восемь часов и после завтрака отправимся поездом домой. Моя сестра Мэдж со своим мужем Джимми уже едут в Харрогейт и будут сопровождать нас. В их присутствии я буду чувствовать себя свободнее. Затем Арчи пожелал мне спокойной ночи.

– Ты сможешь уснуть? Или, может быть, позвать доктора? – (При этом слове у меня потемнело в глазах и затряслись поджилки.) – О нет, – сказал он дрогнувшим голосом, – я вижу, тебе лучше сразу лечь спать. Сон – лучшее лекарство. А медицинское обследование можно будет пройти и дома. Мы найдем самого лучшего специалиста – не важно, сколько это будет стоить.

Я, однако, сомневалась, что смогу когда-нибудь спокойно разговаривать с врачами.

Арчи запечатлел у меня на щеке слабый и бесстрастный поцелуй, глаза его опять наполнились слезами, и он отвернулся. Я смотрела, как он идет по коридору к своему номеру, наклонив голову, и плечи его слегка дрожат от сдерживаемых рыданий.

Глава 38

Завтрак был довольно тягостной трапезой. Единственными звуками, раздававшимися за нашим столом, были хруст поедаемых тостов и звон ложек в чашках. Было похоже на то, что Арчи не спал. Круги под глазами стали темнее, а кожа казалась полупрозрачной, как тонкий пергамент. Нам, конечно, так или иначе надо было поговорить хотя бы о сугубо практических вещах вроде расписания наших поездов, но у Арчи был совершенно убитый вид. Может, он получил какую-нибудь плохую весть? Например, письмо или телеграмму от мисс Нил, в которых она разрывала отношения с ним. Тот факт, что ее имя трепали все газеты в связи с похождениями женатого человека, вряд ли мог понравиться ее родителям.

Наконец я не выдержала и накрыла руку Арчи своей. Он закусил губу и посмотрел на меня. В глазах его были печаль, сожаление, чувство вины.

– Прости меня, – с трудом проговорил он. – Я…

– Да брось, не за что извиняться, – отозвалась я с поддельной беспечностью.

– У меня такое чувство, что это моя вина. Если бы я не увлекся… ну, ты знаешь… – Он не мог заставить себя назвать имя, которое было связано с очень, очень многим: с предательством, с крахом нашего брака, с чувством вины перед близкими, с публичным осуждением. Однако в конце концов Арчи с исказившимся лицом произнес: – Нэнси.

– Тише, тише, не надо, – ответила я, и мы опять надолго замолчали.

Арчи, видимо, сам был озадачен тем, что вторгся в опасную сферу чувств и эмоций, которая всегда казалась ему подозрительной, была заповедником для особ, принадлежавших к слабому полу. Глотнув чая, он прокашлялся и перешел к расписанию поездов и другим насущным вопросам. Надежная конкретность фактов успокоила его потревоженную совесть и восстановила обычное душевное равновесие.

– Не знаю, успеют ли Мэдж и Джимми прибыть к завтраку, – сказал он, взглянув на свои часы. – Они выехали вчера очень поздно. Они считают, что тебе лучше не возвращаться в Стайлз, а пожить какое-то время у них в Эбни-холле. Просто поразительно, с какой жадностью пресса ухватилась за это дело. «Дейли мейл» предлагает пятьсот фунтов за эксклюзивное интервью. Говорят, что готовы прислать за тобой специальный поезд! Стервятники, да и только, и полиция не лучше. Что касается этого чертова Кенварда, то надо бы подать на него в суд, чтобы они живого места на нем не оставили. Но прости, дорогая, я не хотел волновать тебя, давай оставим эту тему. Однако должен предупредить, что возле отеля тебя караулит толпа журналистов, которые хотят расспросить тебя, сфотографировать или вытянуть из тебя еще что-нибудь. В связи с этим Джимми пришла в голову отличная идея. Он нашел добровольцев, готовых послужить в качестве приманки. Две пары выйдут из отеля и усядутся в автомобили. Джимми рассчитывает, что репортеры накинутся на них, а мы тем временем выскочим через боковую дверь и улизнем. Как тебе этот план? Кроме того, мы договорились с начальником станции и он обещал выделить нам отдельное купе.

Арчи увлекся изложением этих планов, глаза его оживились. Он был рад поговорить о решенных проблемах, а не о проблеме с женой.

– Джимми думает также, что нам надо внушить прессе, будто мы едем в Лондон, – намекнуть это кому-нибудь. В Лидсе мы пересядем в другой поезд и собьем ищеек со следа.

Он произнес это с торжеством, как маленький мальчик, решивший задачу, представлявшуюся ему исключительно трудной.

– Очень хорошо, – похвалила я его. – Похоже, вы предусмотрели все. Спасибо.

– Так, может, пойдем встретим их – Мэдж и Джимми?

– О да, мне не терпится их увидеть. – (Арчи посмотрел на меня с одобрением, довольный тем, что дела у меня вроде бы идут на поправку.) – Они такие милые создания, – прибавила я.

Арчи встревоженно пригладил волосы рукой.

– Ты уверена, что знаешь Мэдж? Москитика?

– Ну что за глупый вопрос? Это же моя любимая собака. – Тут я подумала, что в прозвище Мэдж действительно есть что-то щенячье. – И Джимми я люблю почти так же.

Арчи растерянно отвел взгляд и поморщился, как от боли. Сколько же еще мне надо будет разыгрывать этот жестокий фарс? И как мне вести себя с Мэдж? Она наверняка раскусит меня. В этот момент моя сестра и ее муж появились в дверях. Увидев меня, Мэдж решительно направилась ко мне, но Арчи вскочил с места и, перехватив ее, стал беседовать с ней и Джимми. Он, несомненно, считал, что я еще не готова встретиться с ними. Они шептались, бросая время от времени на меня встревоженные взгляды. Мэдж в какой-то момент покачала головой и, насколько я расслышала, произнесла что-то вроде «Но я не могу не подойти к ней». Арчи же был непреклонен и так энергично настаивал на чем-то, что даже раскраснелся. Мэдж внимательно посмотрела на меня, и я, чтобы не встречаться с ней взглядом, стала изучать пальму в дальнем углу. «Ну, если ты так уверен», – протянула Мэдж и, взяв мужа под руку, вышла вместе с ним из зала.

– Ты узнала их? – спросил Арчи, вернувшись за наш стол.

Я помотала головой и уставилась на чашку с остывшим чаем.

– Ничего страшного, просто для этого нужно какое-то время. Довольно скоро ты снова станешь такой же, как прежде.

Он говорил бесстрастно, механически, будто читал вслух текст какой-то заигранной пьесы. Я вовсе не хотела становиться «такой же, как прежде», какой бы я прежде ни была. Какая-то часть моей личности была, несомненно, навсегда утеряна, но другая часть раскрепостилась.

– Пожалуй, нам пора, а то опоздаем на поезд. Помочь тебе собрать вещи? – спросил Арчи.

– Нет, все готово, – ответила я безучастно.

– Хорошо. Я попрошу коридорного отнести чемоданы вниз.

Пока Арчи отсутствовал, я окинула взглядом отель, который был моим домом последнюю неделю. Когда я приехала сюда впервые, он показался мне золоченой клеткой, в которой меня заперли против моей воли. Теперь же, когда меня отпустили на свободу, во мне проснулись добрые чувства к этому приятному, довольно старомодному заведению. Здесь я сбросила свою личность и натянула другую, здесь я танцевала под «Бананы», чего стыдилась до сих пор, и здесь же я планировала убийство.

Арчи вернулся.

– Я обо всем договорился, – сказал он. – Давай я возьму тебя под руку, дорогая. Мы выйдем через боковую дверь, как я уже говорил, чтобы избежать ненужных осложнений.

Я не могла как ни в чем не бывало проститься с людьми, с которыми познакомилась здесь. Наверное, они относились ко мне с некоторым подозрением и, несомненно, чувствовали себя одураченными. Бедная миссис Робсон была так добра, а я опять обманула ее, пообещав пойти с ней на танцы. Арчи провел меня по одному коридору, затем по другому, где нас ждали Мэдж и Джимми. Арчи открыл дверь, и холодный утренний воздух наполнил мои легкие и ожег лицо, как в ту ночь в Ньюландс-Корнер, когда я вышла из машины, чтобы встретиться с Кёрсом. Я поплотнее натянула на голову мою шляпу колоколом, и в этот момент к нам подскочил маленький тип в дешевом костюме; в лице его было что-то подлое. Бросив нам, что он из «Дейли мейл», тип начал щелкать затвором фотоаппарата. Арчи пытался уговорить его оставить это занятие, но это было бесполезно. Лицо Арчи напряглось, он стал гневно сжимать кулаки. Однако меньше всего сейчас надо было ввязываться в драку.

– Арчи, пожалуйста, не обращай на него внимания, – процедила я сквозь зубы и потащила его к такси. – Нам нужно на поезд.

– Вокзал, пожалуйста, вход в багажное отделение, – распорядился Арчи довольно напыщенным тоном, обращаясь к водителю. – Для нас зарезервировано отдельное купе на имя мистера Паркера, начальника станции.

К тому моменту, когда мы прибыли на вокзал, наш секретный план уже был раскрыт. На платформе толпились репортеры и фотографы, кричавшие и толкавшиеся в стремлении занять выгодную позицию. Мне это напомнило картину, которую я когда-то видела. На ней был изображен ад, где корчились чудища и люди, имевшие самый неприглядный вид.

Я шла по платформе, закрыв глаза и крепко держась за руку Мэдж. Внезапно сзади возникла какая-то возня, кто-то толкнул меня в спину. Мальчишеский голос крикнул: «Смотрите, это она, миссис Кристи!» Люди стали вертеть головой, но не могли понять, на кого указывает мальчик. В людской массе произошло волнение, кто-то налетел сбоку, я выпустила руку Мэдж, и толпа понесла меня по платформе. Я снова попала на станцию метро, где Кёрс подталкивал меня в объятия смерти. Я вскрикнула, и мой собственный голос испугал меня еще больше. Пар от паровоза ожег мне лицо, я вновь закрыла глаза и погрузилась в темноту. Силы покинули меня, я стала падать. Наверное, это было мое наказание, таким образом я должна была проститься с жизнью. В этот момент чьи-то руки подхватили меня и подняли на подножку вагона.

Глава 39

Наверное, я должна была чувствовать себя вполне счастливой. У меня было все, что только можно пожелать. Розалинда возилась у моих ног с Питером, который сопел, принюхиваясь к упавшему на пол кусочку печенья. В гостиной Карло играла на рояле. Мэдж в изобилии снабдила меня блокнотами и ручками. В Эбни-холле, ее роскошном доме в графстве Чешир, имелась великолепная библиотека со множеством увлекательных книг; местность вокруг была красивой и приятной для прогулок, а на столике рядом со мной стоял стакан восхитительной смеси сливок и молока. И все же мне было не по себе, я нервничала и была раздражена.

Возможно, мне не хватало Арчи, который, вызволив меня из толпы на платформе и проводив до Эбни-холла, вернулся в Стайлз. Хотя мы не говорили с ним о разводе, он, по логике вещей, был следующим шагом в наших отношениях. Я понимала, что унизительное подозрение в причастности к моему исчезновению, беспардонные газетные сплетни и моя неуравновешенная психика нанесли Арчи душевную травму, от которой он еще не оправился.

Как я подозревала, муж не верил, что мое бегство из дома объяснялось всего лишь потерей памяти, но не хотел докапываться до истины – ее слишком трудно вынести. В ответ на измышления прессы, согласно которым я инсценировала свое исчезновение либо в попытке привлечь к себе внимание с помощью этого хитрого трюка, либо для того, чтобы наказать неверного супруга, Арчи пригласил двух врачей. Это были очень доброжелательные люди, совсем не похожие на Кёрса, и, задав мне массу вопросов, они пришли к заключению, что я действительно страдала потерей памяти. Тем не менее некоторые газеты не желали этому верить.

Арчи в письме ко мне спросил, не хочу ли я подать в суд на журналистов, но я ответила ему, что предпочитаю оставить все как есть и не желаю больше говорить с кем бы то ни было об этом эпизоде.

Но это были всего лишь досадные мелкие неприятности по сравнению с темной тенью, отягчавшей мою совесть, – смертью Флоры Кёрс и Уны Кроу. Тело девушки было в конце концов найдено у подножия утеса на мысе Боллард, около Суониджа. Хотя я, казалось, была готова к худшему, при чтении газетного сообщения об этой ужасной находке мне едва не стало дурно. Тело обнаружила молодая женщина, выгуливавшая на берегу собаку. В одной из газет писали, что полиции потребовалось шесть часов, чтобы извлечь его из нагромождения острых скал. Я послала Дэвисону записку, ограничившись кратким выражением соболезнования и не затрагивая других тем. Впоследствии я время от времени задумчиво рассматривала его визитную карточку, размышляя о том, не отправить ли ему телеграмму. Но вряд ли я решилась бы вспоминать и тем более обсуждать с ним события, заставившие меня покинуть относительный уют нашего дома в Саннингдейле и пережить встречу с Кёрсом в Ньюландс-Корнер, а также ужасы Харрогейта и Лидса.

Сколько бы я ни пыталась рассуждать логично и ни убеждала себя, что все произошло по инициативе Кёрса, меня преследовала мысль о том, что смерть этих двух женщин – на моей совести. Освобожусь ли я когда-нибудь от чувства вины, не позволяющего мне жить спокойно, перестану ли когда-нибудь видеть их лица во сне? Возможно, я нашла бы облегчение, если не спасение, в работе. А работа ждала меня: надо было закончить треклятую «Тайну „Голубого экспресса“» и думать о том, что писать дальше. Я не могла бесконечно сидеть на шее Мэдж и Джимми, злоупотребляя их добротой, пора было начать зарабатывать на жизнь.

Я взяла ручку, чтобы записать пришедшую мне в голову идею будущей книги, и в это время в комнату вошла Мэдж. Мы не говорили с сестрой об одиннадцати днях моего отсутствия, и я надеялась, что мы никогда не коснемся этой темы.

– Дорогая, к тебе гость, – сказала Мэдж.

– Кто еще? – спросила я.

– Не пугайся, это не кровожадный репортер и не врач. – Мэдж знала, что я не жалую представителей этих двух профессий, но не догадывалась, конечно, за что я невзлюбила медиков. – Это мужчина приятной внешности, блондин с хорошо поставленным голосом. Говорит, что встречался с тобой в Лондоне. Ты все темнишь и скрываешь свои знакомства.

– Как? Это Дэвисон?

– Да, он сказал, что так его зовут. Я пыталась прогнать его, объяснила, что ты еще не совсем пришла в себя, но он был настойчив. Тогда я попросила его подождать в комнате, где мы принимаем гостей по утрам.

Я вскочила и кинулась к двери.

– Ого! Я, правда, подумала, что тебе не мешает немного развеяться, но не представляла, как это важно для тебя. Не помню, чтобы ты когда-нибудь носилась с такой скоростью.

– Мэдж, это совсем не то, что ты думаешь, – бросила я немного раздраженно.

Торопливо шагая по коридору с развешенными по стенам английскими пейзажами и сценами охоты с изображением собак и лошадей, я чувствовала, как стучит мое сердце. Что ему понадобилось? Он обещал, что мое имя не будет упоминаться в прессе в связи с делом Кёрсов, и до сих пор не нарушал обещания. Неужели теперь это изменится и он пришел предупредить меня, что вся эта история выйдет наружу?

Он стоял у французского окна, выходившего на восток, и лучи слабого зимнего солнца освещали его фигуру. При виде меня он улыбнулся, но в глазах у него было затравленное выражение.

– Доброе утро, миссис Кристи, – сказал он, шагнув ко мне.

Я заметила, что темные круги под его глазами не исчезли.

– Садитесь, пожалуйста. Хотите чаю или кофе? – спросила я довольно официальным тоном.

– Нет, благодарю вас, но мне, возможно, скоро придется уйти. Рад, что вы поправляетесь. Газеты пишут…

– Нельзя верить всему, что пишут в газетах, – отозвалась я, скупо улыбнувшись.

– Это точно.

Мы помолчали, тишину нарушало только тиканье напольных часов в углу.

– Я очень расстроена тем, что наши худшие опасения оправдались. Бедная девушка, – сказала я.

– Да, прискорбный случай, – ответил он, намеренно выбирая слова, которые не выдавали его истинных чувств. Если бы он выразил их вслух, то, боюсь, это доконало бы его.

– И что же привело вас к нам на север?

– Дело в том, что я заехал к вам по пути из Лидса.

Неужели я всегда буду вздрагивать, услышав название этого города?

– А что вы там делали? – спросила я, хотя на самом деле не так уж сильно желала это знать.

– Добывал кое-какую информацию о докторе Кёрсе и его несчастной жене. Только сейчас у нас начинает вырисовываться подлинный облик этого человека.

Я подумала, много ли ему известно о моем участии в этом деле.

– А еще что-нибудь удалось вам выяснить?

– Да, представьте, удалось. Похоже, Кёрс многих дергал за ниточки. В его кабинете мы нашли ряд компрометирующих документов, в том числе касающихся довольно высокопоставленных лиц. Но он шантажировал их не ради денег. Похоже, он просто получал удовольствие от возможности манипулировать людьми.

– Довольно необычно, – заметила я, стараясь не выдать того, что знала.

– Можно предположить, что он считал себя кем-то вроде писателя, а окружающих рассматривал как персонажей своих книг. Мы нашли у него рукописи – или, точнее, сочиненные им фрагменты, которые оказались весьма интересны. В основном это детективные истории. – Дэвисон пристально смотрел на меня, как ястреб на добычу. – В особенности его привлекало ваше творчество, – добавил он. – Мы нашли много страниц, где он размышляет об «Убийстве Роджера Экройда». Доктор Шеппард вызывал у него повышенный интерес, он считал его чуть ли не героической личностью.

– Очень глупо, – бросила я.

– Но в картине, которая вырисовывается перед нами, остается много пробелов, – продолжал Дэвисон, – и заполнить их мы можем только с вашей помощью. Надо, чтобы вы рассказали об этом всю правду.

Но рассказывать ему всю правду от начала до конца я боялась – боялась не только погубить свою репутацию, но и потерять душевное здоровье.

– Я понимаю, почему вы колеблетесь, миссис Кристи, – сказал он, почувствовав мою нерешительность. – Для вашего сведения, на следующей неделе будет проводиться дознание в отношении смерти Уны. Нам с моим коллегой Хартфордом удалось добиться, чтобы ваше имя не упоминалось в связи с этим делом – как и имя Кёрса. Коронер объявит, что это было самоубийство, совершенное в состоянии помутившегося рассудка. В качестве причины будет указана прежде всего смерть ее отца. Судебный эксперт даст показания, что Уна сама связала свои ноги клейкой лентой и… Остальное вы знаете. – Он опустил глаза и проглотил комок в горле. – Журналисты никогда не узнают о вашем участии в этой истории, в глазах публики вы останетесь чуть эксцентричной романисткой, у которой был приступ амнезии, длившийся одиннадцать дней, когда она не отдавала себе отчета в происходящем.

– И что я должна сделать в благодарность за это? – спросила я, понимая, что он говорит все это неспроста.

– Вы помните, что я сказал вам в тот день на ступеньках «Форума»? И повторил в Харрогейте?

– Да, помню, – ответила я с бьющимся сердцем.

– Вы не думали об этом предложении? Понимаете, у нас проклюнулся интересный случай, и мы подумали, что, может быть…

– Боюсь, я не могу принять это предложение. Врачи велели мне отдыхать еще два месяца без всяких нагрузок. Они советуют мне провести их где-нибудь в теплых краях, но это непросто. Я обожаю путешествовать, но…

– Вот как раз с этим мы можем вам помочь.

– Каким образом?

– Ваше задание будет связано с поездкой на Канарские острова. Там открылось довольно деликатное дело – очень странное, откровенно говоря. Вот мы и решили спросить вас, не захотите ли вы оказать нам помощь.

Я не сразу нашлась с ответом.

– А знаете, – заметил Дэвисон как бы между прочим, – Флора Кёрс не страдала какой-либо смертельной болезнью.

Это было так неожиданно, что до меня не сразу дошел смысл сказанного, словно Дэвисон говорил на непонятном мне языке.

– Простите? Я не поняла…

– Конечно, у нее были проблемы со здоровьем, но в ее медицинской карте ничего не говорится ни о раке, ни о какой-либо иной опухоли.

– Но она же сказала…

Я почувствовала, как от лица отхлынула кровь. Вспомнила наш разговор в доме Флоры, когда она рассказала мне о своей болезни. И все поняла. Жертва Флоры была гораздо больше, чем я думала. Она не только убила мужа для того, чтобы мне не пришлось этого делать, она также солгала мне о своем здоровье, чтобы мне легче было решиться на опасный эксперимент. Я вечно буду в неоплатном долгу у нее. Но что же все-таки известно об этом Дэвисону? Судя по всему, немало. И почему он вдруг решил сообщить об этом мне? Ответ пришел ко мне сразу, и он показывал, каким проницательным был Дэвисон. Он понимал, что именно этой информации мне не хватало, чтобы решиться.

Слишком поздно было сожалеть о том, что я сделала и чего не сделала, пора было думать о будущем. Если я соглашусь на его предложение, то, может быть, в какой-то мере заглажу свою вину перед Флорой и мисс Кроу.