Текст книги "Новые приключения Грязнули Фреда"

Глава двадцать первая

Тем временем в каюте Джимми От-Уха-До-Уха разыгралась аналогичная фантастическая сцена, окончательно превратив корабль в дом умалишенных, каковым он по сути уже и без того являлся. Предыстория случившегося восходит к раннему вечеру, когда мистер Тео принял решение положить экспедиции конец. Для этого всего лишь и потребуется высадить профессора (из шкафа в каюте Джимми) на ближайшем острове, где искатели его и обнаружат. Даже если акция пройдет не так гладко, как предполагалось, и их разоблачат, – неважно! Ведь речь идет о жизнях людей.

Мистер Тео вызвал к себе Джимми.

– Выслушайте мое предложение! Я готов заплатить пять тысяч долларов, если вы согласитесь высадиться на берег и «обнаружить» там ученого. А в случае скандала возьмете вину на себя. Никаким наказанием это не чревато.

– Обстоятельство немаловажное.

– Главное – сначала высадить вас на берег. А пока что запритесь с Густавом Барром и порепетируйте сцену в духе встречи Стенли и Ливингстона.

– В каком еще духе?

– Густав Барр знает, что надо говорить. Вам же следует выучить свою роль и порепетировать с ним на берегу, куда мы высадим вас ночью. Там вас будет ждать профессор у туземной хижины. Как некогда несчастный Ливингстон поджидал Стенли в дебрях Конго. Ваша задача подойти к нему и спросить: «Мистер Густав Барр, если я не ошибаюсь?» А он вам ответит: «Yes»… Тогда вы скажете что-нибудь вроде: «Слава богу, что я нашел вас».

– Выучу запросто. А что за тип этот Ливингстон?

– Другой ученый, который давно умер в Африке, но до того пропал, в точности как наш Густав Барр.

Джимми едва дождался, пока на корабле все стихнет, а затем поспешил к себе в каюту и выпустил пленника из сейфа со всеми удобствами.

– Черт бы вас всех побрал! – решительно высказался заключенный, усиленно двигая руками-ногами и до странности напоминая ожившее демисезонное пальто, получившее возможность расправить складки. Чресла его по-прежнему были небрежно перепоясаны пледом – некоторая склонность к богемности роднила его с господином Вагнером.

– Отсебятину нести запрещается, поэтому слушайте, что я вам скажу. Вас высадят на берег. Будете сидеть возле хижины. Я подойду и спрошу, как вас зовут. Вы скажете: «Yes», – а я вам отвечу: «Ну и ладушки!»

– Бред какой-то!

– Самый настоящий. Но подчиненному негоже критиковать начальство.

Знаменитая сцена в любительском исполнении разыгрывалась так:

Джимми, словно только что сойдя с корабля, торопливой походкой направлялся к сейфу.

– С добрым утром! – приветствовал он швейцара, который стоял в небрежной, однако же приличествующей великому путешественнику позе, перебросив через плечо уголок пледа. – Рад вас видеть! Вы ведь бесследно пропавший профессор Густав Барр, верно я говорю?

– Нет. Я Ливингстон, – последовал неожиданный ответ.

Джимми в ярости схватился за голову.

– Это из другой оперы, дурила! Ливингстон давным-давно сгинул в Конго, хотя тоже, видать, был больной на голову. Но вы мне тут не путайте карты. Спрашивают, как звать, вот и называйтесь. Ну, поехали! Кто вы такой будете?

Швейцар пожал плечами – типичный жест человека, который не в силах изменить существующее положение вещей.

– Поверьте, мне и самому неприятно, но я действительно Барух Т. Ливингстон. Желаете, могу указать псевдоним… – Тон его сделался просительным.

– Значит, вы уже один раз пропадали в Конго? Мошенничать вам не впервой?

– Двадцать лет назад мне и вправду пришлось исчезнуть. Но из Бостона, потому как папаша одной юной особы гонялся за мной по всему городу с заряженным пистолетом.

Жизнь Ливингстона спас счастливый случай: мистер Тео заглянул в каюту и вырвал беднягу из рук Джимми. Все тело швейцара уже носило следы жаркого диспута.

– Этот негодяй пытался одурачить меня! – взревел капитан двух рангов.

– Сударь, – простонал швейцар. – Чем поклясться, что я Ливингстон?

– Этот человек на самом деле Ливингстон, – внес ясность миллионер.

– Выходит, он не помер в Конго?

– Потом я вам все объясню, а сейчас следуйте за мной. Нам надо поговорить.

Встревоженный Джимми последовал за хозяином.

Ветер стих, и дождь прекратился. Южная ночь радовала глаз своей прелестью.

– Что еще стряслось?

– Да так, пустячок. Капитан Вильсон предатель.

Одинокий корабль под покровом ночи мчал на всех парах, удаляясь от цивилизации, навстречу полной грозных, мистических загадок судьбе…

Глава двадцать вторая

Тео с Васичем вышли из каюты.

– Где играли на гармонике? – поинтересовался Тео.

Васич открыл было рот, чтобы ответить, но его опередили… протяжной трелью на означенном инструменте. Дрогнул забранный металлической решеткой фонарь и с лязгом качнулся на ветру.

Словно вихрь пронесся по палубе, океан вспенился белыми барашками, грозно вздыбясь у борта «Стенли». Корабль резко накренился, потрескивая корпусом.

Даже капитан Вильсон, и тот побледнел. Существуют ли призраки или нет их вовсе, кто знает, а паника на борту вот-вот разразится.

Тихие, как дуновение воздуха, звуки музыки послышались теперь в другом месте.

– Ох, не к добру это, капитан! – угрюмо буркнул кто-то из матросов.

– Спокойно, ребята! – воззвал к команде мистер Тео. – Какой-то злоумышленник вздумал над нами потешаться. Давайте отыщем его и вздуем как следует!

Однако миллионер понимал, что его уговоры не помогут. На пару с Вильсоном они взялись прочесать трюм. Ведь именно там таинственным образом исчез и А. Винтер.

– Здесь ни одной живой душе не спрятаться! – заверял хозяина капитан. – Когда загружаем трюм, я слежу, чтобы ни тайников, ни лазеек не было.

Мистер Тео случайно взглянул на пол и… обомлел. Там валялась книга! Теперь уже и с Вильсоном он решил держаться настороже и делиться далеко не всеми своими соображениями. Он изловчился подобрать книжку незаметно для капитана и проворно сунул ее в карман.

Снова музыкальные рулады… И отчаянный топот ног: матросы помчались в носовой отсек. Не иначе как погнались за невидимым «гармонистом».

Преследователи снова остались ни с чем, а ведь звуки явно доносились оттуда.

– Всем отправляться спать! – распорядился миллионер и повернул к своей каюте.

Палуба опустела. Дождь едва накрапывал. Задержавшись у фонаря, мистер Тео извлек из кармана свою находку. Какое счастье, что книга попалась именно ему, матросам такие дьявольские шуточки не по нервам. На обложке книги значилось: «Самоучитель игры на губной гармонике». А внутри, на обратной стороне переплета красовалась надпись чернилами: «Из книг мадам Барр».

Мистер Тео терялся в догадках. Что это, проделки призрака или живого человека?… Он стоял как раз у дверей в свою каюту, когда отчетливо раздались звуки очередной мелодии. Изнутри, из его собственной каюты!

Тео рывком распахнул дверь и в мгновение ока очутился в каюте. Там не было ни души! Волей-неволей поверишь в существование призраков. На полу посреди каюты валялась губная гармоника! В том самом месте, где пять минут назад никаких музыкальных инструментов не было и в помине. Из шкафа послышался слабый шорох: Густав Барр скребся в дверцу. Значит, еще жив… Кто бы мог подумать!

– Заходил сюда кто-нибудь?

– Ах, сударь… какой кошмар!

– Соберитесь с силами!

– Где их взять? – жалобно прошелестел ученый.

Но мистер Тео уже выскользнул из каюты. На этот раз он доведет дело до конца. Разгадка таится где-то там, на темных палубах корабля. Тео вытащил револьвер, хотя и понимал, что это неподходящее оружие для поединка с призраком. В этот миг кто-то коснулся его руки, и женский голос прошептал:

– Спуститесь в трюм.

Тео резко обернулся, но незнакомка уже успела исчезнуть. Чутье подсказывало ему, что разгадка близко. Какова бы ни была истина, все лучше, чем нагромождения фантастических нелепостей. По темной, скользкой от дождя палубе Тео поспешил к трапу и спустился в трюм.

Он тотчас отшатнулся, инстинктивно прикрыв глаза рукой.

Откуда-то сверху прямо ему в лицо ударил луч яркого, слепящего света.

– Ни с места! – тихо, но отчетливо скомандовал женский голос с той стороны, откуда бил свет. – Если вздумаете пошевелиться или поднять тревогу, никогда меня не найдете!

– Шевелиться я не стану, только выключите свет! Глазам больно, да и с палубы могут заметить.

Свет погас.

В то же мгновение в руке у Тео вспыхнул заранее приготовленный фонарик, свет которого устремился в ту сторону, откуда доносился голос.

Под потолком обнаружилась Лилиан Хиллер, одетая в прорезиненный плащ.

– Это вы… вы устроили эту… дурацкую комедию?!

– Комедию устроили вы, – парировала красотка и в знак того, что душевное равновесие ее восстановлено, зажгла сигарету и принялась болтать в воздухе своими стройными ножками.

– В трюме курить запрещается! – цыкнул на нее мистер Тео. – Этак можно спалить весь корабль.

– Ничего удивительного! Изо дня в день охотятся на меня, как на дикого зверя. Хорошо еще, что у мужчин нет ума. Вы, естественно, составляете исключение. Ума у вас тоже нет, но вы и не мужчина.

– Позволено будет спросить почему?

– Потому что вы угрожаете беззащитной женщине.

– Объясните, пожалуйста, к чему эти фокусы с губной гармоникой?

– Если я дам честное слово, что играла не я, вы мне поверите?

– Конечно нет.

– Тем не менее даю честное слово. А если не поверите – обижусь. Играла не я, зато я знаю, кто это делал, хотя и не выдам виновника.

– Вы его любите?

Дамочка для удобства подсунула ладони под коленные сгибы и сложила губы в беззвучном свисте. Не будь она так высоко, так и дал бы ей по губам. Прямо руки чешутся!

– Я спросил, любите ли вы его! Отвечайте же!

– Чего это вы так раскричались?

– Любите?

– Никто не любит, когда на него кричат. Но я вынуждена терпеть, коль скоро беззащитный призрак и невоспитанный миллионер вынуждены встречаться в подобной обстановке.

– Я вас добром прошу ответить: вы очень любите того, кто играет здесь на губной гармонике?

– Очень.

– Почему вы пробрались на корабль тайком? Ведь я приглашал вас!

– Вы отпускали на мой счет грубые замечания! Как я могла после этого ступить на ваш корабль?

– И это говорите мне вы? Да я умолял вас!

– Тогда я вообще не могла появиться на «Стенли», хотя и хотела. Даже подстроила и разыграла по всем правилам сцену разбойничьего нападения. Но кто же виноват, что мой наемник перестарался и с такой силой врезал вам, что ваша милость сомлели. Вы же у нас нежный, весь из сливочного крема с сахарной пудрой. – И не переставая болтать ножками, дамочка невозмутимо направила в его сторону струйку дыма.

Потрясенный столь беспримерной наглостью, мистер Тео на время лишился дара речи.

– Выходит, это вы подстроили на меня нападение?

– Пардон… я подстроила нападение на саму себя. К сожалению, среди наемников затесался ваш первый офицер… этот, как его… Джимми По-Шею.

– Не По-Шею, а От-Уха-До-Уха!

– Какая разница!.. Если вы закончили свою лекцию по анатомии, то я продолжу. Спрашивается, как же я могла сесть на корабль, где меня в любой момент мог разоблачить этот Ушастый Джимми?

– Не скажете ли, кто вы такая?

– Супруга Густава Барра.

Какой сюрприз! Это имя было у всех на слуху, и на самоучитель он наткнулся, и все же удар оказался слишком тяжелым.

– Вы… госпожа Барр?

– Да. Та самая, от которой вы поспешили убежать. Но если ваше бегство не удалось, не принимайте это за знак симпатии с моей стороны!

В глазах у Лилиан блеснули слезы, она скорбно простерла руки – так акробатка, работающая без страховки, ловит трапецию.

– А я стремилась вслед за мужем! Ах, Густав, Густав!.. Ни средствами науки, ни с помощью спиритизма не удалось вернуть тебя цивилизованному миру.

Мистер Тео в смущении на миг потупился, и этого мгновения отчаявшейся женщине хватило, чтобы свалиться ему на голову.

Ударившись о ящики, мистер Тео больно ушиб лицо и голову, но тотчас вскочил, успев схватить Лилиан за хрупкие плечи. Треск рвущейся ткани, звук пощечины… Тео не разжал хватку! Совсем близко ощущался нежный аромат духов.

– Пустите… Отпустите же меня… – хрипло проговорила женщина. – Я выдала себя… намеренно. Увидела, как вы достаете револьвер, и ужасно испугалась, что вы… покончите с собой.

Как она догадалась? Тео был поражен: эта насквозь лживая особа на сей раз сказала чистую правду.

– А губная гармоника?

Продолжать было излишне. Во мраке, подобно легчайшему дуновению, раздались чуть слышные звуки гармоники и тотчас смолкли.

Воспользовавшись секундным замешательством мистера Тео, Лилиан выдернула руку и исчезла.

Тео медленно поднялся по трапу. Занимался рассвет. Палуба по-прежнему была безлюдной. Юноша решил ни с кем не делиться перелитыми впечатлениями. Он даже себе самому не мог объяснить смысл происшедшего… Хотелось бы только знать, куда она исчезает в мгновение ока, так что потом ее не сыщешь?

Что касается этой странной женщины, пока что мистер Тео со всей определенностью мог констатировать лишь одно: он любит ее. Любит безумно… Да и она, пожалуй, к нему неравнодушна, об этом свидетельствуют ее дерзость, коварство и неприкрытая грубость…

Тео поравнялся с каютой Гамильтона. Его лордство что-то бормотал во сне. А вот каюта Вильсона. Молодой, смазливый капитан оказался не лучшим приобретением. Следует признать со всей откровенностью: без Джимми От-Уха-До-Уха (пускай он без царя в голове и вечно ищет неприятностей себе на голову) и без Васича (кривого на один глаз, но прямого в своем стремлении всегда держать уцелевший глаз в залитом состоянии) ему бы пришлось туго.

Лицо оросили редкие, крупные капли дождя. Тео остановился на минуту: сердце бешено колотилось… Нервы сдают, что ли?… Из каюты Вильсона донеслись негромкие слова:

– Если Куэбра не подоспеет вовремя, все наши планы пойдут насмарку!

– За Куэбру я спокоен, – отвечал другой голос. – Но эта окаянная гармоника может все дело испортить.

Интересно! Что бы это значило?!

Тео постучал и вошел в каюту. Изумлению его не было границ.

Что за чертовщина? Кроме Вильсона, в каюте никого не было!

С кем же он разговаривал? Спрятаться здесь попросту негде.

– Что вам угодно, сударь? – с холодной учтивостью поинтересовался Вильсон.

Тео сделал над собой усилие. Чутье подсказывало ему не выдавать, что он слышал обрывки разговора. Какой смысл уличать Вильсона в притворстве – в открытом море силы их слишком неравны.

– Настроения экипажа беспокоят вас?

– Да уж, хочется, чтобы страсти улеглись.

Куда же мог исчезнуть другой собеседник?

– Надеюсь, больше сюрпризов не будет.

Напрасно мистер Тео надеялся. Едва он успел сообщить Джимми, что капитан и команда затевают что-то недоброе, как неожиданно появился радист.

– Судно в море шлет сигнал бедствия. Взорвался котел!

– На помощь! Полный вперед! – воскликнул Тео. – Как называется судно?

– «Что новенького, господин Вагнер?».

Глава двадцать третья

Да-да, «Господин Вагнер» завершил свой земной, вернее, морской путь. Подходил он к концу не лихо, а плелся еле-еле по океанским просторам, спотыкаясь, сбиваясь на ходу, как и положено дряхлым старикам. Так и хочется добавить: пыхтя и с трудом отдуваясь, подобно замученному почтальону, сегодня вручающему вам посылку и думающему при этом о завтрашнем выходе на пенсию.

Многострадальный, побитый и покореженный корпус корабля, не бог весть какого справного и при жизни, его погнутые трубы океан поглотил незаметно, ленивым зевком и упокоил в топях ила, нежного и мягкого, словно материнское сердце. Старая, ржавая посудина, Капитан Грязнуля Фред, команда из весьма подозрительных типов – все они пошли ко дну. А вместе с ними потонул и выраженный крупными буквами живейший интерес к окружающему миру: «Что новенького?…» «Ничего особенного», – шелестят в ответ волны, и они безусловно правы.

Пять часов утра. «Стенли» на всех парах примчал к месту катастрофы. На сверкающей под лучами восходящего солнца водной глади от происшедшей трагедии и следов не осталось. Впрочем, нет… о борт корабля ударялись обломки мачты, бочка…

– Как в воду глядел… – растерянно бормочет Вихлястый Скелет.

Лорд Гамильтон снял шляпу. Все путники выстроились на палубе с непокрытыми головами. Молча смотрели они на пляшущие в волнах деревянные обломки и уйму мелкого хлама – на все, что пока еще напоминает: совсем недавно здесь, по поверхности океана, куда-то спешило судно, везя людей и людские амбиции. Всего лишь несколько часов назад кочегар приготовил себе сандвич с ветчиной, а штурман решил после вахты черкануть письмецо жене – что ни говори, но двадцать совместно прожитых годов так просто из жизни не вычеркнешь; кто-то из матросов заложил страницу в Библии, чтобы потом продолжить чтение… А теперь лишь эта издевательская кучка хлама напоминает о великом хаосе, из которого все мы вышли и в который обращаемся после ничтожно краткого земного существования.

Было и прошло…

Колючка Ванек, Щедрый Ротшильд, Джимми От-Уха-До-Уха, Филипп Язык-Без-Костей обменялись взглядами – испуганными, вопрошающими, укоризненными. Они стараются не смотреть на жалкую кучу обломков, но взгляд тянет туда как магнитом. Ведь это все, что осталось от «Бригитты», зачумленного корабля.

Но вот разворачивается краткий трагикомический эпизод. На палубе появляется господин Вагнер, сокрушенный горем скорбящий глава семьи, перед которым молча расступается толпа сочувствующих, давая ему дорогу. Но где та дорога, которая давала бы достаточный простор амплитуде колебаний господина Вагнера? Лицо его угрюмо, глаза влажны, он шагает, вернее, несет себя, поддерживая за штаны, мужественно пытаясь скрыть свою скорбь, а заодно и крайнюю степень опьянения. Последнее скрыть не удается: господин Вагнер икает, отчего пришпиленная к котелку свеча со стуком падает на пол. Господин Вагнер замирает у борта и смотрит на толщу воды, поглотившую названный его именем корабль, как опрокидывают одним махом рюмку спиртного. Он сунул руку в карман, чтобы в знак траура бросить в море горстку засохших цветов, но при виде летящих за борт очков в золоченой оправе сообразил, что по ошибке залез не в свой карман.

На сей раз, учитывая печальную ситуацию, господину Вагнеру простили ошибку. Ему позволили постоять в скорбном молчании, нарушаемом лишь птичьим щебетом, доносящимся из внутреннего кармана его пиджака.

– Внимание! Разворачиваемся… Полный вперед!

Сэр Максвелл приглушенным голосом изложил мистеру Тео свою просьбу: если он скоропостижно скончается в результате какой-либо безжалостной хвори, желательно забальзамировать его бренные останки. Если же кончины не произойдет, то он отказывается от бальзамирования.

Мистер Тео обещал выполнить его последнюю волю и удалился к себе в каюту. Ему было над чем поразмыслить. Судите сами. Профессор в шкафу, но супруга об этом не знает. Супруга обретается на борту, но об этом не знает Барр. Следовало бы поставить его в известность о смерти жены, но она жива. Надо бы порадовать его вестью, что супруга жива, но ученый не знает, что она умерла. Да ведь она вовсе и не умерла!..

Постойте, какая-то путаница получается!.. Рассмотрим для наглядности такой расклад: дама пик – это весть о смерти жены, а бубновый валет – шкаф в каюте…

– Я смотрю, с нервами у вас все в порядке, – констатировал заглянувший к нему Джимми. – Раскладывать пасьянсы, когда в дурдоме бунт и психи стоят на ушах!.. Лучше бы подумали, как нам быть, если окажется, что этот Вильсон и вправду прохиндей!

– Вопрос в том, каковы его намерения. Когда узнаем это, тогда и будем решать, стоит ли его бояться. И второй вопрос: насколько надежна команда.

– Большинство матросов, те, кого понабрал Вильсон, – всякая шваль.

– А те, кого набирали вы, – сплошь порядочные люди?

– Хм… Фонтан пока что ни один из них не спер. Не думаю, чтобы они выступили против меня или против вас. Ни про Васича, ни про меня никто не скажет, будто мы когда-нибудь предали своего нанимателя. Люди горазды плести всякие небылицы, где правды ни на грош, но такого вы про нас не услышите.

В шкафу заскребся пленник. Мистер Тео склонился к одному из двух больших отверстий для проветривания и шепнул:

– Спокойно! Вечером выпущу!

– Что ему там не сидится? – возмутился Джимми. – Вернее, не стоится.

Поскольку возня в шкафу не прекращалась, пришлось приоткрыть дверцу.

– Господа, – выдохнул профессор, – я задыхаюсь.

Барр хотел было углубиться в подробности, но миллионер аккуратным жестом вдвинул его обратно, слегка помогая себе коленом, поскольку профессор начал полнеть. Из дырки для проветривания донесся плаксивый шепот:

– Умоляю, пощадите!.. Меня съест моль.

– Я и сам этого опасаюсь, – шепнул в ответ мистер Тео. – Завтра же посыплем вас нафталином!

Больше о моли речь не заходила.

«Стенли» словно бы и сам почувствовал, что злой рок гонится за ним по пятам, и мчал на всех парах под траурной вуалью густого дыма к необозримо далекой цели…

Тео беспокойно расхаживал по палубе. Где, к чертям, прячется Лилиан? Неожиданно к нему подступил сурового вида тощий субъект, приметную особенность которого составляли тонкие усики с закрученными кверху концами.

– Сколько же можно уклоняться от обсуждения жизненно важных вопросов? Прозектор вынуждает футбольного судью высказаться за прямой курс на Цуиджи! Воля ваша, но так не руководят экспедицией!

– Простите, – смиренно проговорил мистер Тео. – С кем имею честь?

– Ну, знаете ли!.. – Незнакомец в чудной шляпе горшком презрительно скривил губы, отчего усы у него пришли в движение, устремясь к ноздрям, как клешни рака, нащупывающие добычу. – Следовало бы узнавать своих соратников по борьбе не на жизнь, а на смерть! Мне казалось, мы сплотились перед лицом выпавших на нашу долю тяжких испытаний.

– Готов признать, что я сплотился с вами, но это не исключает необходимости знакомства. Даю честное слово, что я с вами не знаком!

– Не стоило браться за организацию экспедиции, если вы не способны узнать человека, который не раз открывал вам парадную дверь, – с горечью произнес усатый субъект. – Я – племянник привратника из того дома, где вы живете. Вы включили меня в число участников экспедиции в качестве слесаря-водопроводчика и монтера холодильников. Моя фамилия Боргес, я швед по происхождению, хотя моя матушка родилась в Штатах, в семье торговца зерном из Массачусетса.

– Излишне докладывать о себе столь подробно.

– Лучше, если все эти сведения вы получите от меня. По крайней мере не придется выуживать их из справочников. Что же касается существа дела, то, по мнению сэра Максвелла, нам следует держаться Островов Четверга. А прозектор утверждает, что надо двигаться прямиком на Цуиджи, безо всяких отклонений.

Когда мистер Тео подоспел к столу переговоров, дебаты вылились в рукопашную схватку, и футбольный судья машинально схватился за свисток, призывая спорщиков к порядку.

– Ваше мнение, сэр? – обратился к Максвеллу мистер Тео, после того как страсти поутихли.

– Я надеюсь отыскать путешественника, опираясь на собственные наблюдения и расчеты, а также на малозначительные труды Густава Барра. Поскольку в августе он еще двигался к Цуиджи, то после сентября – конечно, если Барр был жив, – ему следовало находиться в районе островов Тонга. Ведь ввиду малой вместимости судна его запасы должны быть на исходе. Единственно возможный путь – это при помощи очень сильного полярного течения достичь Фарерских островов, откуда до португальского Самби-Сумби рукой подать.

– А если… если вы заблуждаетесь?

– Сударь, есть вещи прочнее самой прочной стали. Это скромный листок бумаги, на котором как результат математических расчетов, логических построений и высшей деятельности человеческого мозга начертано черным по белому, что дважды два по всей вероятности четыре. Не станем утверждать со всей безапелляционностью, что четыре! Здравые сомнения – в противовес нашему восприятию – необходимая составляющая науки. Но именно наше стремление к точности приводит к неоспоримому выводу: дважды два действительно четыре!

Тео взволнованно поспешил к себе в каюту. Приоткрыл дверцу шкафа, и они с Барром стали шептаться.

– Скажите, что произошло бы в том случае, если бы вы с острова Цуиджи проследовали дальше, к островам Тонга?

– Могу сказать с абсолютной точностью: матросы моей команды тотчас схватили бы меня, связали и сигналами SOS оповестили мир о том, что Густав Барр лишился рассудка. Где вы отловили эту утку?

– Не такая уж это утка…

– Простите, сударь, но она крякает! До такой чуши способен додуматься – прошу прощения – разве что какой-нибудь безграмотный дилетант. На Цуиджи я был в августе, и если до декабря двинусь оттуда в направлении Фарерских островов, тогда течением меня отнесет прямиком к айсбергам, которые нахлынут с полюса, точно как по расписанию.

Мистер Тео долго не спускал с Густава Барра испытующего взгляда. Кому из двоих ученых прикажете верить?

– У вас было судно малой вместимости, – процитировал он сэра Максвелла. – Если вы покинули Цуиджи, держась островов Тонга, вам пришлось бы довериться течению и дрейфовать до Фарерских островов, чтобы на Самби-Сумби пополнить запасы провианта и топлива.

– Теперь и вы клюнули на эту удочку? – расхохотался ученый. – Поверили, будто я нахожусь на Самби-Сумби!.. Уверяю вас, сударь, это такой же абсурд, как если бы…

– Боже правый!.. Что это?

Густав Барр проследил за взглядом мистера Тео, и у него подкосились ноги.

У окошка каюты болталась подвешенная на веревочке губная гармоника в костяной оправе и в сопровождении записки.