Текст книги "Новые приключения Грязнули Фреда"

Глава тридцать четвертая

СКОРБНОЕ ИЗВЕЩЕНИЕ

Участники экспедиции по спасению Густава Барра (Man for man – Все во имя человека) с искренним прискорбием извещают, что молодой человек примерно лет двадцати пяти, известный в широких кругах как Джимми От-Уха-До-Уха и не известный под гражданским именем, родившийся в до сих пор не установленном месте, скончался при невыясненных обстоятельствах.

Своим мужеством и преданностью, а также современной просвещенностью он самоотверженно служил делу экспедиции.

ПАМЯТЬ О НЕМ НАВЕЧНО СОХРАНИТСЯ В НАШИХ СЕРДЦАХ!

18. III.193… Сан-Франциско.

От имени членов экспедиции председатель ассоциации Брюсье, обладатель медали, учрежденной в память спасения Густава Барра, член Академии наук и прочая, и прочая.

ИЗВЕЩЕНИЕ

Для кого скорбное, для кого не очень.

К сведению тех, с кем успел (или не успел) свести счеты

ДЖИММИ ОТ-УХА-ДО-УХА,

сообщаем: ему крышка! Капут!

Сингапурский клуб отребьев дна и подонков с прискорбием извещает, что означенного Джимми, члена обществ «Спелые яблочки» (которые не валятся вам на голову) и «Нож или Бритва», а также секретаря объединения контрабандистов «Границы для того и существуют, чтобы их нарушать», считаем списанным со счетов.

Память о нем кое-кто, кого Джимми недолюбливал, будут хранить вечно.

Рекомендуется вывесить это извещение во всех притонах мира на видном месте, чтобы приятели его не разыскивали, должники спали спокойно, а кредиторы скорбели. Верная его памяти невеста, Офелия Пепита, оплакивает усопшего каждый вечер с восьми часов в «Вышибалах мозгов» (где приличная публика развлекается танцами).

О мертвых либо хорошо, либо плохо!

Друзья Джимми От-Уха-До-Уха

ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ!

Мы, Его Величество кронпринц Сан-Антонио, правитель Островов Благоденствия, всемилостивейше отдаем дань памяти нашему верноподданному, а ныне покойному ДЖИММИ ОТ-УХА-ДО-УХА, выказавшему искреннюю привязанность к своему правителю и явившему многочисленные доказательства своей преданности. В награду за это ему был вручен орден Верности и присвоено гражданство, а также на основании особой статьи Соглашения с органами полиции о выдаче преступников было решено считать нашего вышеозначенного верноподданного исключением из правил. Все объявления в розыск, касающиеся данного лица, нами не принимались во внимание; переплетенные в два роскошных альбома, они хранятся в нашем архиве. Благодаря некоторым своим редкостным человеческим качествам он снискал нашу высочайшую милость.

Мир праху его!

Альмира, 19.III.193…

От имени Его Величества

управитель канцелярии

Сангенаро ди Костадо, гидальго Гомперец

Письмо Джимми От-Уха-До-Уха

Его Величеству кронпринцу Сан-Антонио

Уважаемый господин Король, дорогое Ваше Величество мадам Королева и ее милость все добрейшая королевская матушка!

Очень был рад Вашей королевской скорби и печали, какую Вы благоволили высказать, и от имени покойного выражаю Вам самую что ни на есть глубокую благодарность.

Грустно, конечно, когда перекинешься, зато потом какая радость, ежели выясняется, что все это не по правде. Возвращаешься с того света и видишь: здесь все как прежде – те же доки, гавани, склады, те же кабаки и драки, ничего не изменилось.

Вот ведь чудное дело: всем известно, что Джимми От-Уха-До-Уха был, да помер, а им хоть бы хны! Ходят по улицам, шумят, галдят, как вчера. Алиска Киска, которая пансионом и забегаловкой «Оторви да выбрось» заправляет, лупцует шофера, будто со вчерашнего дня и не переставала.

И Вихлястый Скелет по-прежнему врет, как сивый мерин, а по улицам автомобили носятся взад-вперед беспрестанно, и трамваи трезвонят – оглохнуть можно, а самое досадное – солнце знай себе светит, будто жизнь твоя вовсе не закатилась.

Не знаю, Ваше Величество, понятно ли вам, куда я гну?

У меня ведь сроду в мыслях не было, чтобы как помру, то на улицах пускай движение остановится, а солнце погаснет, вроде как свет выключили. По мне, так пущай и океан плещется, и Вихлястый Скелет врет с три короба (правду говорить его только полицейским удавалось заставить, да и то угрозами и всяческими ухищрениями). С чего бы мне желать, чтобы враз стих весь шум-гам, а Алиска Киска шофера колошматить перестала?

И все ж таки… Учат, учат нас, дураков, и все без толку. Одно утешение, что и с умниками обстоит не лучше. Они насчет этого дела тоже без понятия. Сколько я всяких похорон насмотрелся – шик, блеск, народищу не протолкаешься. Сам-то я этого, по правде сказать, терпеть ненавижу: тут тебе люди плачут, убиваются, а ты беспременно нарвешься на шпика, который тебя знает как облупленного. И с ходу тебе приглашение делает – в участок к ним заглянуть, причем безотлагательно. Чего, спрашивается, я в участке забыл? Одни кражи у них на уме. Видать, не зря про некоторых говорят: что, мол, на уме, то и на языке.

Ну а теперь про главное. Откуда слух такой взялся про мою погибель. Я не раз уже говорил Вашему Величеству, что где заварушка какая, то, значит, без Грязнули Фреда дело не обошлось – тип он уж больно грязный, вот и кликуху ему подходящую дали. Этот самый Фред, можно сказать, и порешил меня. Ему убить – что плюнуть. А дело было так: на палубе началась потасовка и каждый лупил каждого почем зря. Не хвалясь скажу, что я держался насмерть. Помните небось, Ваше Величество, как Вы с благоверной Вашей, ихним Величеством, в карету сели, четверкой запряженную, а как погнали, верные Ваши подданные и давай вам вдогонку деньжата на удачу сыпать. Вы себе в карете мчитесь, а следом монеты летят, сыплются… Вот и здесь такая же картина: я стою, к поручням прислонился, а удары все сыплются да сыплются, покамест не запустили мне в башку сигнальный фонарь, ну, тут я и с катушек долой, вырубился; как говорится, стая гусей и свинью завалит.

Правда, в расход меня пускать не стали. Перенесли на «Бригитту» и заперли там. Но с корабля-то я пропал, вот и пошел слух, будто Джимми От-Уха-До-Уха кончился.

А нам уже пора назад поворачивать. Все внимание обращено на нас, радио на весь свет про икспедицию нашу раструбило!

Тео, парень что надо, меня тоже расхвалил на все лады. Плыву это я к знакомым берегам и прямо как в натуре представляю: схожу это я с трапа, весь разряженный с головы до пят, в шикарном мундире, в кожаных крагах и в белой фуражке. Фуражка моя – краше не бывает, жаль, Вы не видели, Ваше Величество! Два скрещенных гаечных ключа означают что-то вроде: «Остерегайся поезда!» В общем, какое-то серьезное предупреждение, только я позабыл, какое именно. Вашему Величеству хорошо известно, что я человек скромный, не бог весть что об себе понимаю, но ведь поневоле напыжишься, как вообразишь: вышагиваешь ты по главной площади, а там всякие важные господа столпились, «ура» кричат и четыре блестящие цисте… как их?., цилиндеры двумя пальцами приподымают.

Да, еще забыл сказать, что «Бригитта» «Роджером» оказалась! Это ей только вид такой придали, будто она старая посудина. Нечего удивляться, что в случае надобности она мчалась – не угонишься!

Когда икспедиция прибыла на Цуиджи, с Эдемом, вождем людоедским, удалось столковаться, и он наплел всяких небылиц, чтобы, значит, на Тонгу нас спровадить. Тамошнего вождя тоже обработали: подучили, что сказать парням с «Вагнера». После этого им уж ничего не стоило утащить Куэбру, который там выдавал себя за профессора. Заперли его в трюме, а он давай галдеть. Матросы его долго утихомиривали, но теперь он уже оклемался.

Да уж, у Капитана Фреда ума палата, с этим не поспоришь!

Все одно – рано или поздно я до него доберусь, и тогда пускай на хорошую жизнь не рассчитывает. И вообще ни на какую! Достал он меня дальше некуда: чуть какое дельце обделать замыслишь, он тут как тут и давай воду мутить. А уж ежели вспомню, как он водичку с сиропом глушил, и вовсе сам не свой делаюсь. Но за ту подлянку, какую он мне сейчас устроил, я с ним поквитаюсь, нашим с Вами троном клянусь!

Вот ведь что удумал, вы только послушайте, Ваше Величество!

Подплываем мы к Сан-Франциско. Я готовлюсь, краги свои начищаю, бляху на фуражке надраиваю – на ней ключи гаечные крест-накрест, понимай так, что курить, мол, воспрещается. А может, наоборот. Главное – смотрится красиво. Во Фриско сгрузили меня на берег, и тут наши дорожки разошлись, потому как у парней свои дела, а мне надо было поспешить к Тео – праздник-то на вечер назначен. Чтобы никто не прознал, что я добирался отдельно от икспедиции, меня на берег в сундуке снесли.

Съежился я там в три погибели, а сверху на сундук Грязнуля Фред уселся. «Помнишь, – говорит, – сынок, тот давний случай? Я сидел в таком же точно сундуке и просил меня выпустить. А ты заместо того сверху еще всякой поклажи навалил!» (Вроде бы и впрямь приключился однажды такой случай.) «Стоит ли, – говорю, – дядюшка Фредди, забивать себе голову всякими пустяками?» «А я, – отвечает он, – памятливый!» Что правда, то правда, уж этот на забывчивость не пожалуется. Тут я и стал репу чесать. Вечером весь свет-сброд соберется на меня поглядеть, как я пройдусь по главной площади в крагах начищенных и в фуражке с предупреждающим знаком типа: «Не зная броду, не суйся в воду». А этот аспид надо мной измывается! «Мстить, – говорит, – не в моих привычках, но делать мне здесь больше нечего, так что я пошел. Привет, гуд бай!»

Прошу его по-хорошему открыть сундук, а он мне в ответ: я, мол, тебе не столяр и не слесарь. И прочь потопал. Это бы еще не беда, гаечные ключи я не только на фуражке ношу. Отодрал я сбоку доску, вылезаю, а мне уже смотрины таможенники устроили, налоговые инспекторы разные и прочие приятные личности вокруг стоят. Ну этих-то я видал в белых тапках, Тео меня вызволит раньше, чем торжество начнется. Тео – парень свой в доску, нипочем в беде не бросит. Ан только я пошевельнулся, смотрю – на меня со всех сторон пушки наставлены. Чем, думаю, я им не угодил? На сундук глянул и мигом сообразил, что к чему. Снаружи крупными буквами выведено:

С ПАРОХОДА «БРИГИТТА»

ОСТОРОЖНО: ЧУМНАЯ ЗАРАЗА!

ПОДЛЕЖИТ СОЖЖЕНИЮ!

Тот участок порта, где мы с сундуком находились, оцепили, все подряд как есть карболкой залили, а я угодил в карантин. Заместо праздника скоротал вечерок с парочкой кандидатов в покойники и только по радио из процедурной комнаты слушал, как народ на главной площади веселится. Кабы не эта сволочь Грязнуля Фред, красоваться бы и мне там во всем великолепии! Кстати, вспомнил, Что означают скрещенные инструменты на фуражке:

НИКТО НЕ ЗАСТРАХОВАН ОТ НЕСЧАСТНОГО СЛУЧАЯ!

На этом кончаю свои строки, с чем и под-писуюсь. Все же нет худа без добра: объявили тебя покойником, а ты опять живее всех живых. Или, как говорят у нас, правителей: «Король помер! Ну и на здоровьечко!» Прошу прощения, что долго не сообщал о себе, но с покойника какой спрос!.. А я только что откопался. Остаюсь Вашего Величества собрат по трону

бывший (а может, и будущий) управитель

дон Сен-Джеймс От-Уха-До-Уха.

Глава тридцать пятая

Мистер Тео не принимал участия в торжествах. Мрачный, подавленный, уединился он у себя дома. Однако днем уединение его нарушил телефонный звонок.

– Алло, брат по духу! – проворковал знакомый голос. – Нет ли у вас желания встретиться за чашкой чая с некой шпионкой и предательницей?

– К сожалению, не имею чести знать вас!

– Эту честь вы будете иметь. Через полчаса жду вас у Оперы! – Лилиан повесила трубку.

Ну и нахалка! Он ни за что не пойдет, проучит ее…

На свидание Тео явился раньше назначенного срока. В ожидании юной дамы он нацепил на себя маску отстраненной строгости, но все его попытки сохранить лицо пошли прахом. Лилиан подхватила его под руку и порывисто увлекла за собой, так что с головы у него слетела шляпа, а изо рта выпала сигара… Ну что за взбалмошная девчонка!

Каких еще слов вы от меня ждете? Ведь участь нашего героя читателю была ясна так же, как и мне. Лилиан притащила его на какую-то незнакомую виллу, где их встретил некий морской офицер.

– Знакомьтесь: капитан третьего ранга Мильтон Винтер, мой старший брат! – И выпорхнула из комнаты.

Позвольте, но здесь какая-то ошибка!.. Ведь человек, облаченный в мундир морского офицера, это же… Медный Граф!

– Рад был с вами познакомиться, мистер Линкольн.

– Вы… вы… – Тео не находил слов.

– Я только что вернулся из отпуска. Отлеживался во Флориде после тяжелого гриппа, – сказал он с улыбкой.

Затем гостя пригласили к столу и во время беседы проинформировали о том, что страна нуждается в свежих, молодых кадрах, способных развивать отечественное судостроение. Желательно, чтобы мистер Тео завтра нанес визит государственному секретарю.

– Кстати, я завтра тоже у него буду, – заметил капитан третьего ранга. – Должен поблагодарить за высокую награду.

– Вы столь героически боролись с инфлюэнцей, что удостоились награды? – съязвил Тео.

Офицер вспыхнул до корней своих рыжих волос и ничего не ответил.

Палач и швейцар открыли на паях магазин по продаже экспедиционного снаряжения, дав ему название «Тебе в дорогу, романтик!». Им было что порассказать о тяготах и опасностях путешествия, и отчет свой они завершали горькой улыбкой и сетованиями, смысл которых сводился к следующему: простым людям, мелким сошкам, кто с риском для жизни смело противостоял всем напастям, не перепадает на долю и малой толики славы. Так, разве что пара тысчонок зелеными.

– Всюду деньги, всюду деньги… – с усмешкой жаловался знакомым Барух Т. Ливингстон. – Олигархи думают, будто в деньгах счастье…

– О да! – кивнул Сократ Швахта. – Именно так они думают. И ведь, к сожалению, правы!

На свадьбу Тео нахлынули тысячные толпы. Здесь собрались все, чье имя хоть что-то значило в Сан-Франциско. Изысканное торжество было омрачено лишь одним инцидентом. Когда молодая пара прибыла к церкви для венчания и мистер Тео взмахнул цилиндром, приветствуя собравшихся, из толпы вдруг раздался зычный голос:

– Нет, вы только взгляните на этого рыжего обормота! Да я же его знаю лучше, чем самого себя! Еще бы не знать, ведь мы с ним в одной камере сидели! Славный парень, честью клянусь!..