Текст книги "Новые приключения Грязнули Фреда"

Глава шестая

Приготовления закончились! Пресса от восхвалений перешла к нападкам. Отравила атмосферу газета «Сатердэй Пикчерз Пост», руководству которой втемяшилось в голову внедрить в состав экспедиции свою восходящую звезду – некоего А. Винтера, не только ловко владеющего пером, но и автора удачных карикатур и юмористических рисунков. Геолог от участия в экспедиции отказался, бактериолог заболел, метеоролог счел неблагоприятными погодные условия. Рулевого пока что не было, равно как судового врача и радиста.

Зато костяк экспедиции составляли ювелир, швейцар, слесарь, футбольный судья с супругой и обладающий прекрасными вокальными данными прозектор. Можно себе представить нервное состояние мистера Тео, когда вдобавок ко всему «Пикчерз Пост» предложила взять в путешествие надежду журналистики А. Винтера, которому на редкость хорошо удаются юмористические рисунки. (Как знать, вдруг пригодится!)

– Никаких репортеров на борту! Соблаговолите сообщить этому А. Винтеру, что единственный специалист в нашей экспедиции, сэр Артур Максвелл, рекомендовал позаботиться только о макаронных изделиях и рожке для обуви.

Этого еще не хватало – везти с собой газетную ищейку! Чего доброго пронюхает, что дело нечисто, и выведет их на чистую воду.

– О да, я все это сообщу А. Винтеру, – с ехидцей откликнулся главный редактор, – и полагаю, вы получите достойный ответ, который станет достоянием гласности.

Мистер Тео в сердцах бросил трубку, а на другой день получил ответ. А. Винтер разразился статьей на две полосы и снабдил ее рисунками. Он счел своим долгом довести до сведения читателей, что юный миллионер, отправляющийся в плавание с ценным грузом в виде рожка для обуви и макаронных изделий, пренебрегает очевидными фактами. Остров Цуиджи расположен поблизости, а Самби-Сумби, где Густав Барр пытался отыскать следы племени туланго, – далеко. Вот и возникает вопрос о цели экспедиции: что это – рекламная шумиха или поиски пропавшего ученого?

Текст сопровождался несколькими весьма удачными карикатурами. Подпись под первой из них гласила:

«МИСТЕР ТЕО, КОЛУМБ НАШИХ ДНЕЙ,

ОТДЫХАЕТ НА БЕРЕГАХ АМЕРИКИ ОТ ТЯГОТ БУРНОГО ПУТЕШЕСТВИЯ».

На рисунке был изображен мистер Тео в смокинге, спящим на ступеньках набережной. Следующая карикатура запечатлела мистера Тео в Альпах. Транспортным средством ему служил слон, работающий на электрических батарейках и скомбинированный с гусеничным вездеходом и трехмоторным самолетом. Альпы срыты наполовину – отец мистера Тео согнал туда всех своих рабочих – и плавными своими очертаниями не отличаются от окрестных холмов, так что юный миллионер без труда сможет водрузить на вершине гордо устремленный в небо обувной рожок, выкрашенный в цвета американского флага. И в завершение своего опуса репортер упоминал, что ведутся серьезные переговоры с Чаплином, наиболее подходящей кандидатурой на роль главного героя в фильме «ИНДЮШАЧЬЕ ЯЙЦО КОЛУМБА».

Мистер Тео готов был отказаться от экспедиции – у него прямо-таки руки чесались отдубасить как следует зарвавшегося репортеришку. Взвинченный до предела, он призвал к ответу Густава Барра, который у себя в шкафу проходил акклиматизацию.

– Вы считаете возможным свое местонахождение на Самби-Сумби?

– В принципе ничего невозможного нет. Но если бы меня обнаружили на Самби-Сумби, для меня это явилось бы большим сюрпризом.

– Но откуда, к чертям, взялся этот слух?

– Я тоже читал в газетах, что Густав Барр якобы объявляется то тут, то там. Любой контрабандист преспокойно может назваться моим именем. Но несмотря ни на что, если послушаете меня и поищете на Цуиджи, ваши усилия увенчаются успехом. Вот увидите!

– Как вам в шкафу, удобно? Ведь в пути придется сидеть там почти безвылазно.

– Шкаф вполне удобный. Не хватает только полок для белья и вешалок для одежды.

– Я бы предпочел сносить вместо вас все неудобства, если бы вы хоть на денек подменили меня в организационных делах. Но уж когда вернемся, я до этого А. Винтера доберусь.

– Мистер А. Винтер просит его принять, – доложил Сигорский, и юноша побледнел.

Мистер А. Винтер терпеливо дожидался в соседней комнате. Он ни сном ни духом не ведал о переживаниях мистера Тео, да и откуда ему было о них знать! Этот А. Вильсон был врачом, которого по протекции секретаря Торна нанял капитан Вильсон, и теперь он пришел представиться хозяину. Конечно, Винтеров в Штатах как собак нерезаных, и от случайностей никто не застрахован, но чтобы судового врача звали Арнольдом, то есть даже инициалы совпадали, это уж верх невезения.

К тому же врач мог бы служить символом вселенской скорби, и не без основания. Воспитывался он во Флориде, на почте, в качестве единственного внука письмоносца, всем известного под именем «старикан Винтер», человека с весьма чувствительной душой. Единственного сына и то подчас балуют до полного размягчения мозгов, а что уж говорить о единственном внуке! Но как же, спросите вы, можно вопреки законам природы родиться внуком? А вот так! Можно, и все тут!

Папаша А. Винтера работал в бродячем цирке фокусником; там же подвизалась и юная мамаша. Цирковая повозка задержалась во Флориде всего лишь на одну ночь, чтобы младенец успел появиться на свет. А там новоиспеченные родители сдали А. Винтера на почту и укатили, да так и катаются до сих пор, если, конечно, за это время не пересели на колесницу Ильи Пророка, самое совершеннейшее средство передвижения для определенных случаев. Факт остается фактом: мистер А. Винтер, так и не побывав ничьим сыном, впал в хроническое состояние вечного внука, что нередко оборачивалось слезливостью. Временами голос его делался глуховатым, и он, сцепив пальцы, в отчаянии ломал руки, но это можно было счесть укоренившейся привычкой: А. Винтер впадал в отчаяние неосознанно.

Мягкие округлости фигуры и нависающий над воротом второй подбородок позволяли судить, что обладатель их, несмотря на свой тоскующий вид, хорошо питается и по части еды большой дока. Сейчас он стоял в салоне, ломая тщательно ухоженные, пухлые руки, и рассеянно разглядывал развешанные по стенам картины. Разумеется, он и понятия не имел о том, что его спутали с ненавистным, наглым газетчиком, которого тоже звали А. Винтером. Ему хотелось попасть врачом в экспедицию, вот он и подкупил секретаря, мистера Торна, а тот порекомендовал его капитану Вильсону. Теперь, с подписанным контрактом в кармане, он пожаловал представиться хозяину.

– Чему обязан? – поинтересовался мистер Тео, смерив его недобрым взглядом.

– Меня зовут… А. Винтер. Не знаю, известно ли вам это имя, мистер Линкольн?

– До сегодняшнего дня не было известно, – мрачно ответил мистер Тео.

«Фи, какой грубиян! – подумал врач. – А может, у него малокровие? С молодыми миллионерами это сплошь и рядом случается. Надо будет прописать ему мышьяк».

– Видите ли… я пришел по поводу экспедиции, – тоскливо пролепетал А. Винтер, сраженный столь враждебным приемом. – Вы не против, если я с вами поеду?

Похоже, мерзкий тип привык идти к цели напролом!

– Этот номер у вас не пройдет! – язвительно прищурился юноша. – Ни Ганнибал, ни Колумб, ни мои веснушки – ничто не спасет положения! По-моему, я выражаюсь достаточно ясно?!

А. Винтер на всякий случай осторожно попятился. Ясно? Какое там – дело ясное, что дело темное.

– Полагаю, – с подавленным видом произнес он, – что мой визит никак не связан ни с вашими веснушками, ни с мистером Ганнибалом, ни с синьором Колумбом…

– А как насчет Чаплина? Что же вы его забыли? – Ноздри и уголки рта мистера Тео подрагивали от желания прихлопнуть этого нахала на месте.

А. Винтер ужаснулся, но не подал вида.

Платочком с траурной каемкой он промокнул глаза, после чего вновь аккуратно пристроил его в верхнем кармашке пиджака, чтобы уголок торчал ровно, и вздохнул.

– Мои покойные дед и бабушка были страстными поклонниками Чаплина. Четырех лет не прошло, как я схоронил их. Им бы еще жить да жить… Какая жалость!

Из вежливости мистер Тео ответил сдержанно:

– Судя по тому, что мне о вас известно, я нисколько не удивляюсь желанию ваших деда и бабушки поскорее уйти на тот свет.

Двойной подбородок А. Винтера дрогнул от этих жестоких слов, а трясущиеся пальцы коснулись сначала рта, затем галстука, потом снова рта и наконец перекочевали к дужке очков.

– Я готов довольствоваться самым малым, – вымолвил он наконец. – И постараюсь как можно реже попадаться вам на глаза, поскольку вижу, что не внушаю вам симпатии.

Бедняге так хотелось попасть в экспедицию! Ему втемяшилось, что от этого он похудеет и автоматически перейдет в разряд взрослых.

– Повторяю, милейший мистер А. Винтер! Моя позиция вам известна: репортерам на борту не место, оно понадобится для обувного рожка, а также для запасов лапши.

Что за околесицу несет этот тип! При чем здесь репортер и обувной рожок? А также Ганнибал, Чарли Чаплин и веснушки! Либо у него не все дома, либо крайняя степень малокровия. Ну ничего, мышьяк поправит дело!

– Я, со своей стороны, охотно принял бы участие в экспедиции… – вновь завел свое доктор.

– Остаюсь при своем мнении: корабль повезет лапшу и только лапшу! Ясно? – Мистер Тео засмеялся резким смехом. – И индюшачьи яйца!

– Что-что? – оторопел А. Винтер.

– Небезызвестное вам индюшачье яйцо Колумба! – выкрикнул мистер Тео, и лицо его исказилось.

Святое небо!

Врач смотрел на него с жалостью и тревогой. Глаза его заволокло слезой.

– Белки очень важны для питания, – после паузы осторожно вымолвил он. – Так что против индюшачьих яиц я не возражаю, однако, на мой взгляд, кроме лапши и макаронов следовало бы взять овощей и фруктов. Чтобы предотвратить цингу.

– Эти ваши гнусные подковырки, – завелся мистер Тео, – сродни упоминаниям племени туланго или острова Самби-Сумби! – Он нервически дернул плечом.

Псих – какие тут могут быть сомнения!

Доктор извлек книжку с бланками рецептов.

– Вы позволите, – спросил он, – кое-что прописать?

– Послушайте! Если вы вздумаете пустить здесь в ход свое грязное перо, я самолично выпровожу вас на улицу, где вас не смогут защитить законы гостеприимства, и у первого же перекрестка с головы до пят изукрашу синими, зелеными и лиловыми полосками! А желаете – разрисую в клеточку!

А. Винтер потрогал оправу очков и отступил подальше.

– Прошу прощения… – прерывающимся голосом произнес он. – Прикажете понимать так, что по какой-то причине вы изменили свое намерение относительно… хм… моей персоны?

– Да ничего я не менял! Понятно? Ни-че-го!

На душе у А. Винтера полегчало. Пускай он грубиян, этот миллионер, пусть даже сумасшедший, но очень уж не хотелось остаться за бортом!

Когда злополучный посетитель ушел, мистер Тео призвал лакея.

– Сигорский! Если субъект, который только что был здесь, приблизится ко мне еще раз, я вас незамедлительно уволю!

Будучи сторонником профилактических мер, Сигорский тотчас поспешил на балкон и, когда А. Винтер вышел из подъезда, вылил на него ведро воды. Тот вскинул голову.

– Зачем вы это сделали? – сложив ладони рупором и четко выговаривая каждый слог, вопросил он.

– Чтобы все видели, что репутация у вас подмоченная.

Доктора, судя по всему, объяснение вполне удовлетворило. Он понимающе кивнул, приветственно приподнял шляпу, с которой ручьями стекала вода, и, потихоньку всхлипывая, удалился.

Глава седьмая

На следующий день разразилась сенсация!

Читатели «Сатердэй Пикчерз Пост» организовали сбор средств, чтобы снарядить отдельную экспедицию с целью спасения Густава Барра. Возглавить акцию должен был профессор Германе из Гонолулу, всемирно известный ученый, по мнению которого Густав Барр обретается на острове Самби-Сумби. Из рассказов китобоев со всей очевидностью следовало, что загадочный европеец, обосновавшийся среди аборигенов этого португальского острова, расположенного близко к полярному кругу, – не кто иной, как Густав Барр.

В экспедиции, естественно, примет участие и репортер А. Винтер, который намерен освещать в печати ход событий.

– Вот и прекрасно! – изрек мистер Тео. – Тем внушительнее будет конфуз, когда эти умники вернутся ни с чем.

– М-да, сомневаюсь, чтобы им удалось обнаружить меня на Самби-Сумби, – откликнулся Густав Барр. – Да и вообще, даже находись я там, достопочтенному коллеге Германсу ни за что не отыскать бы меня.

Приятное разнообразие в деятельность экспедиции внесло формирование экипажа – предмет усердия Джимми От-Уха-До-Уха и одноглазого Васича. Не раз дебаты переходили в потасовку, и тогда требовалось минут десять, пока Васич и Джимми, по-братски поделив обломки стола или стула, не наводили порядок.

Чувствительность Джимми невероятно задевал капитан Вильсон – не только щегольскими белыми брюками и синим мундиром, но и холодной, высокомерной улыбкой.

– Если этот субчик считается здесь капитаном, то я должен быть по меньшей мере лейтенантом.

– Парень дело говорит, – поддержал его Васич. – Если уж любой сухопутный придурок может заделаться капитаном, – к вам это не относится, мистер Тео, потому как вы человек цивильный целиком и полностью, – короче говоря, если любой проходимец берется командовать и распоряжаться, тут уж и Джимми должно кое-что обломиться. Пусть будет, к примеру, капитаном второго, а то и первого ранга! Ох, черт побери, да что же это стены у вас в доме так больно толкаются?!

Мистер Тео против производства Джимми в капитаны обоих рангов не возражал, и бывший правитель в тот же день позаботился об экипировке: справил себе бриджи, кожаные краги и фланелевую домашнюю куртку с золотой застежкой. На шее у него болтался неизменный монокль, а на голове красовалась фуражка с круто задранным верхом – белая, с черным лаковым козырьком и дивной красоты эмалевой кокардой с изображением эдельвейса между двух гаечных ключей на фоне четырех красных дымящихся труб. Кокарда, по мнению владельца лавки, призвана была напоминать окружающим, что от несчастных случаев никто не застрахован. Конечно, подобная эмблема больше всего подошла бы работникам «скорой помощи», но устоять против красоты было трудно.

Новоиспеченный капитан двух рангов сколотил команду из трех десятков бравых матросов, сплошь давних приятелей, которые не могли нарадоваться своему везению. Мистер Тео отказывался постичь принцип отбора, когда первый офицер выбраковал крепких, плечистых парней, отдав предпочтение какому-то хлюпику-оборванцу. Например, долго уговаривал тощего, бледного, похожего на подростка Колючку Ванека, сулил ему златые горы, пока тот наконец не согласился великодушно.

– Я бы такого и задаром не взял, – высказал свое мнение мистер Тео.

– Это оттого, что вы в кулачных боях не мастак, – парировал Джимми, утирая покрытый испариной лоб; несмотря на солнечную, жаркую погоду, он не расставался с недавно приобретенной роскошной курткой-ветровкой. – Такие парни, как Колючка Ванек, на вес золота. Спортсмен, каких поискать. Однажды в Шанхае накануне боксерского матча он подрался на улице, и в результате матч пришлось отменить, потому как два европейских чемпиона угодили в больницу. В Лиме Ванек оставил далеко позади чемпиона по бегу из спортклуба полицейских, а ведь тот трижды палил ему вслед. Не-ет, что бы вы ни говорили, а в экспедиции без него как без рук.

Мистер Тео не стал спорить, хотя счел странными представления Джимми о ценных качествах членов научной экспедиции.

– Главное, чтобы у всех документы были в порядке, – на всякий случай заметил он. – Команда без документов – все равно что корабль без якоря.

Два дня спустя Джимми От-Уха-До-Уха с достоинством предъявил портовой полиции документы экипажа – все бумаги были в полном ажуре. Мистер Тео дожидался результатов проверки на улице у входа. Капитан двух рангов вышел из участка несколько озабоченным.

– Ну и нравы здесь у вас, в Сан-Франциско!

– Что случилось? Чьи-то документы не в порядке?

– В самом наилучшем порядке. Но что за свинство требовать документы еще и с меня?! Или я первый офицер, или тропический попугай!

– У вас нет документов?

– Я бы попросил без намеков! Во всех гаванях мира меня знают в лицо. На борту главное, чтобы ты кумекал в своем деле. Морю, ему твои бумаги без надобности!

Благодаря авторитету и капиталам мистера Тео, Джимми получил свои документы на испытательный срок, что несколько примирило чувствительного моряка с оскорблением.

В конце концов все более-менее утряслось, и за день до отплытия к мистеру Тео пожаловал сэр Максвелл.

До сей поры деятельность престарелого ученого ограничивалась чтением лекций и посещением банкетов. Сейчас, беседуя с мистером Тео, он расположился возле шкафа, где томился в неволе Густав Барр.

– Главное, чтобы на борту был врач. И понадобится место, где бы я мог хранить свои лекарства. У меня с полсотни всяких снадобий. Ох, что-то я себя неважно чувствую! Неужто температура подскочила? – Ученый принялся считать пульс. Ипохондрик он был, каких мало.

– Как вы оцениваете версию о Самби-Сумби?

– Чушь! Барр с его слабой научной подготовкой не рискнул бы сунуться в северные широты.

Мистер Тео ужаснулся: эдак и до беды недалеко. В шкафу послышался шорох.

– И все-таки, – нарочито громко произнес он, – жаль человека.

– О да! – согласно кивнул Максвелл. – В конечном счете необязательно в каждом видеть ученого.

Шкаф возмущенно скрипнул.

– Что-то мебель здесь скрипит – очевидно, от перепадов температуры.

Мистер Тео в испуге подпер шкаф спиной.

– Я слышал, – торопливо заговорил он, – что Густав Барр был прекрасным человеком.

– Не будем обольщаться, – с горечью отмахнулся Максвелл. – Нам предстоит долгий путь, так что будем друг с другом откровенны. Густав Барр заделался ученым, совершив плагиат. Позаимствовал, знаете ли, один из моих трудов юношеской поры…

– Давайте перейдем в другую комнату! – поспешно предложил мистер Тео. – Здесь откуда-то дует.

– В одном он оказался прав, – задумчиво продолжал Максвелл. – И теперь это послужит нам на пользу. Нанося на карту остров Цуиджи, я ошибся на два градуса. Так что сейчас мне бы не отыскать Барра, не убедись я в своей ошибке.

– Да-да, конечно, вы же состояли в переписке…

– И этот человек победил – признаю. Основные параметры неопровержимо доказали, что Густав Барр наверняка случайно, однако же правильно установил местоположение острова Цуиджи. Может, по невнимательности, а может, и спьяну, – неуверенно предположил Максвелл.

– Кретин!

Сраженный неожиданной репликой из шкафа, профессор испуганно вскинул голову.

– Кто это здесь у вас говорит?

– Я ничего не слышал! – заверил его Тео. – А вы что-то побледнели… Вам нездоровится?

– Да-да… – нервно озираясь, профессор схватился за пульс. – Температура явно повышенная… и галлюцинации. Что взять с больного человека? Запомните, сударь! От направления, помеченного мной на карте, следует отклониться на два градуса. Эти сведения пригодятся вам в случае моей кончины. Ну а если выживу, сам разберусь, и ваши хлопоты не понадобятся.

Едва профессор ушел, из шкафа пулей выскочил бледный Густав Барр.

– Пропащий я человек… – задыхаясь, прошептал он.

– С чего бы это?

– Разве вы не поняли? Вам никогда меня не найти. Никогда! Он был прав с этими двумя градусами!

– Как так?

– А вот так! Признаюсь: прибыв на Цуиджи, я с сожалением удостоверился, что карту этот тип составил верно. В письмах-то я его убедил, но на самом деле… это я ошибся на два градуса, а не он! Пусть хворый, недомогающий, но координаты он установил точно!

– И что с того?

– Неужели вы не понимаете? Ведь он поведет экспедицию по моей карте – с отклонением на два градуса к востоку и обойдет Цуиджи стороной. Завезет нас прямиком в полярные льды!

– Значит, надо сообщить ему, что он ошибся! То есть что вы ошиблись. Вернее, что оба вы ошиблись. Тьфу ты, да тут сам черт не разберется!

– Никто, кроме меня, этого не знает! Когда меня найдут, я, конечно, сообщу об ошибке. Но ведь меня никогда не найдут! – Барр чуть не плакал.

– Будем надеяться, – проговорил наконец мистер Тео, – что по ходу дела Максвелл признает свою ошибку.

– Какую ошибку? Максвеллу точно так же известно верное направление, как и мне!

– Но ведь вы сами только что сказали, будто он должен отклониться на два градуса! Разве не так, черт побери?

– Он и отклонится, так как вовсе не желает отыскивать соперника! – с горечью воскликнул Густав Барр. – Максвелл скорее признает, что я прав, лишь бы не найти меня.

И наконец-то, наконец! С невероятной помпой, под звуки музыки и при свете факелов, при большом стечении публики, чьи восторги сдерживались с помощью резиновых дубинок, теплоход «Стенли отдыхает» медленно отчалил. Ревела сирена, заливался свисток футбольного судьи, звучали возгласы «ура!», взлетали в воздух шляпы и цилиндры… Свершилось! Экспедиция отправилась в путь.

Усиленный мегафонами, оглашал пространство репортаж с места события. Еще виден был сверкающий огнями корабль и различим силуэт палача, энергично машущего на прощанье. Голос диктора становился все тише, и пришлось зачитывать по бумажке следующее:

«Я стою, растроганный, и не нахожу слов… А между тем судно исчезает из вида»… Что за бред?! Слышны прощальные возгласы с палубы «Стенли». Ну да ничего не поделаешь!..

«И по мере того как последние огни поглощает стелющийся над океаном туман (какой идиотизм, ведь именно сегодня нет никакого тумана!), провожающие постепенно начинают расходиться, и на лицах у них читается: «Все за одного!» Наши герои устремились по пути великих свершений! Мы не сомневаемся, мы знаем – ничто не остановит их, они достигнут цели. Но даже если и не достигнут, от этого они не перестанут быть героями! Вот мэр города, сняв цилиндр, машет им на прощанье… Подобно птицам вспархивают носовые платки, и медленно-медленно (Господи, до чего же медленно!) рассасывается толпа. Вот окончательно скрылись из вида кормовые огни корабля. С опозданием в десять минут и сорок семь секунд. Повторяю: десять минут сорок семь секунд… А ровно в девять двадцать прозвучат новые музыкальные записи. Репортаж с места отправления теплохода «Стенли отдыхает» закончен. Нашедшего у здания биржи оброненный владельцем бумажник просим сдать за соответствующее – не менее ста долларов – вознаграждение в офис фирмы «Смеллоу энд компани». Там же можно приобрести первоклассные плащи-дождевики и теннисные ракетки»…

Теплоход медленно и плавно скользил по водам океана, а в толпе зевак на берегу вослед ему в ужасе взирал… Густав Барр!

Что же теперь будет?! Его забыли, оставили здесь! Корабль, отправившийся на поиски великого ученого, уплыл без него. А он стой тут, обмотанный махровым полотенцем, как вышел из ванной!

Письмо Джимми От-Уха-До-Уха

правителю Островов Благоденствия