Текст книги "Дерзкое предложение дебютантки"

Он замер на пороге большой парадной залы, внимательно всматриваясь в лица присутствующих в поисках Джорджианы. При этом не мог не вспоминать, что во время их последней встречи ее лицо было залито слезами. Он сам довел ее до такого состояния. И на этот счет тоже придется объясниться. Что он не со зла. Он и подумать не мог, что несколько слов, сказанных, чтобы вернуть ее к суровой действительности, окажут на нее такое воздействие.

Первым он заметил лорда Хейвлока, опирающегося на спинку дивана, на котором расположилась его супруга, погруженная в беседу с леди Чепстоу. Сам Чепстоу, нисколько не смущаясь, расположился прямо на полу, с обожанием глядя на женщину, которую вырвал из лап ее хозяев на одном рождественском приеме и на которой впоследствии женился.

– Не хотите ли вина, сэр? – обратился к Эдмунду очередной безукоризненно одетый лакей, держащий в руке поднос с бокалами. Эдмунд взял один, поздравляя себя с умением сохранять хладнокровие.

– Холодные закуски сервированы на фортепьяно, милорд, – продолжил лакей, жестом указывая на другую комнату, часть которой была видна за открытыми створчатыми дверьми. – Ее светлость намерена не допустить сегодня танцев, – с едва заметной усмешкой пояснил он. – Вы можете пройти к карточным столам, ежели желаете сыграть, а не просто беседовать с другими гостями.

Лакей не виноват, что пришлось прислуживать на приеме, где джентльмены сидят прямо на полу, глупо таращась на своих жен, а музыкальный инструмент превращают в сервировочный столик.

Эдмунд кивнул, соглашаясь с назначенными на вечер «развлечениями», и вошел в комнату.

Тут он увидел Джорджиану. В душе его немедленно вскипела холодная ярость, потому что выглядела она… Он сглотнул. Будь на ее месте любая другая женщина, он сказал бы, что она сногсшибательна. Соблазнительна. Ее волосы стали другими. Их постригли и уложили в замысловатую прическу, так чтобы вьющиеся пряди обрамляли лицо. Но больше всего Эдмунда поразил ее откровенный наряд. Казалось, верхняя часть платья вот-вот соскользнет с нее, обнажив тело, к которому едва льнуло.

На радость всем присутствующим мужчинам.

Несколько мгновений Эдмунд стоял не шевелясь, едва сдерживая порыв стянуть с себя фрак и накинуть ей на плечи, чтобы прикрыть наготу. Как она могла… выставить себя напоказ… в этом несуразном подобии платья? И это после заявления, что ей ненавистна самая мысль о мужчине… лапающем ее… что не желает иных отношений, кроме платонических? Но вот она стоит, демонстрируя свои прелести и будто умоляя каждого присутствующего мужчину подойти и… накинуться на нее.

Одним глотком осушив бокал, Эдмунд со стуком поставил его на первую попавшуюся горизонтальную поверхность. Сейчас он выскажет ей все, что думает!

Глава 6

Если это светские люди именуют «маленьким неформальным приемом», то страшно подумать, как же тогда выглядит большой. Со времени приезда Джорджианы прибыло более пятидесяти пар. Все они пожали руку лорду Хэйвлоку, были представлены его супруге и, взяв по бокалу вина, разбрелись по дому. Среди гостей был один баронет, один виконт и один маркиз.

В виконте, явившемся со своей женой, миссис Уикфорд немедленно разочаровалась, зато приехавший в полном одиночестве маркиз немало ее воодушевил. А когда она узнала, что он к тому же не женат, едва не пустилась в пляс.

Попытки мачехи обратить внимание лорда Ленсборо на Сьюки раздражали Джорджиану, а его холодное пренебрежение заставило поморщиться.

Единственным утешением было то, что Сьюки не стала вешаться ему на шею. Она поспешила к дочерям миссис Пагеттер, Дотти и Лотти, вместе они отправились в дальний конец зала, устроились на диване и принялись хихикать и сплетничать. Джорджиане подобное времяпрепровождение было не по вкусу, да и места на диване для нее все равно не хватило бы. Поэтому она ретировалась под предлогом посещения дамской комнаты.

И оставалась там так долго, как только могла. Как же ужасно находиться среди большого скопления людей, где все друг друга знают! В ее мачехе быстро распознали женщину, которая ни перед чем не остановится в стремлении выдать дочерей замуж.

Если бы только она не вела себя так… откровенно.

Наконец Джорджиана поняла, что пора выходить из дамской комнаты, в противном случае мачеха отправит кого-нибудь узнать, не стало ли ей там плохо. Джорджиана с опасением окинула взглядом огромную парадную залу, выискивая укромный уголок, в котором могла бы спрятаться. В ее отсутствие мачеха расположилась за одним из карточных столов и теперь хмуро играла в вист с мистером Пагеттером. Среди титулованных аристократичных гостей бедняга выглядел таким же потерянным, как и сама Джорджиана. Сев за карты, он, похоже, снова обрел душевное равновесие. Джорджиана решила, что, занимая ее мачеху, он приносит очень большую пользу.

Заставляя себя улыбаться, она зашагала к дивану, на котором сидела Сьюки. Мачеха заметила ее и, одобрительно кивнув, снова с головой ушла в карты. Тогда Джорджиана резко сменила направление, нацелившись на дальний укромный уголок. Едва она прижалась спиной к стене, как лакей у входа возвестил о прибытии очередного гостя:

– Лорд Эшенден!

На мгновение ее захлестнула такая жаркая волна ярости, что она забыла о необходимости дышать. И дело было не только в манере, в которой он отверг ее предложение, но во многих предшествующих годах пренебрежения. Сильнейшая боль сдавила ей горло.

Потом у нее закружилась голова.

В чувство ее привел страх упасть в обморок на глазах у всех этих людей. Она распрямила спину и плечи и попыталась придать лицу безразличное выражение.

Как раз вовремя. Взгляд холодных серых глаз Эдмунда, праздно скользивший по комнате, остановился на ней. Осмотрев ее с головы до ног, он скривил губы от омерзения.

Он не смог бы оскорбить ее сильнее, даже если бы залепил ей пощечину. Строго говоря, ему не удалось бы ее ударить, потому что она мгновенно среагировала бы и отразила атаку. Ведь именно Эдмунд научил ее держать оборону. Она отчетливо осознала, как близки они были в детстве и как бесконечно далеки сейчас.

Боже, ну зачем он пришел на прием именно сегодня, когда на ней платье, в котором она чувствует себя… потаскухой?

Потаскуха. Обвинение зазвенело у нее в ушах. Впервые это слово прозвучало из уст экономки Эдмунда, чтобы заклеймить поведение Джорджианы, когда она, наловив бабочек, проскользнула к нему в комнату, где он лежал больной, чтобы приободрить. То был последний раз, когда она пробиралась к нему в дом. Больше никто не называл ее этим оскорбительным словом, но стоило ей услышать, как какую-то женщину клеймят потаскухой за скандальное поведение, казалось, что кто-то вонзает когти ей в кожу.

Перехватив взгляд Эдмунда, Джорджиана задумалась, не посещала ли и его подобная мысль.

Она ахнула.

Не потому ли он не писал ей, хотя и обещал? Может, в промежутке между их последним обменом записочками и его отбытием на острова кто-то убедил его прекратить знакомство с нею? Он не просто забыл ее, поскольку обзавелся более интересными товарищами, а… Ее догадка все объясняла. Вот почему Эдмунд ее проигнорировал.

Мачеха говорила, что с тех пор, как умер его отец и он сделался графом, Джорджиане не стоит ожидать от него публичного признания знакомства с ней. Кроме того, он больше не мальчик, но мужчина, много поездивший по свету и приобретший опыт. Джорджиана присмотрелась к нему более пристально и поняла, что этот одетый по последней моде, утонченный мужчина расценивает написанные ею письма как проявление детской глупости.

Внутренне она похолодела, разом осознав, что ее взгляды на многие вещи достойны презрения. И тут же поклялась себе измениться. Если Эдмунд не хочет иметь с ней ничего общего, то и она не станет позорить ни его, ни себя, давая понять, что некогда питала к нему нежные чувства.

Когда она увидела его в следующий раз – на местной ассамблее в Бартлшэме, – то, улыбаясь, держалась рядом со Сьюки и толпой ее воздыхателей. Вместо того чтобы игнорировать несчастных, с которыми сестре некогда было потанцевать, Джорджи приглашала их сама. От изумления многие не находили слов для вежливого отказа, поэтому один-единственный раз в жизни у нее не было недостатка в партнерах для танцев.

Но Эдмунда это нисколько не впечатлило. По крайней мере, не так, как она надеялась. Он тогда смотрел на нее точно так же, как сейчас. Будто испытывает омерзение.

И сейчас Джорджиане пришлось поступить точно так же, как тогда: она вздернула подбородок и отвернулась, будто найдя более достойный ее внимания объект. Взгляд ее упал на баронета, который, стоя у пианино, накладывал себе на тарелку закуски. И незаметно заталкивал в карман третий по счету сэндвич.

При виде крадущего еду гостя Джорджиана так изумилась, что действительно позабыла об Эдмунде. Но лишь на мгновение. Она тут же обнаружила его шагающим через комнату прямиком к ней с таким видом, будто намерен задушить ее.

Сердце Джорджианы отчаянно заколотилось. Она не могла взять в толк, чем вызвала его неудовольствие. Обычно, если они встречались при подобных обстоятельствах, он ее попросту игнорировал. Он разговаривал практически со всеми другими гостями, ее же удостаивал лишь холодным кивком на прощание. А сейчас он идет к ней…

Вообще-то, у Эдмунда нет никакого права так на нее смотреть. Это ей следует злиться на него и метать в него уничижительные взгляды. Ах, если бы только он вел себя более… разумно, ей, возможно, не пришлось бы расставаться с Уайтсоксом, или наблюдать, как мачеха тратит на глупые безрассудства деньги, скопленные для нее отцом, или против воли надевать откровенный наряд, чтобы привлечь внимание мужчин, которым не помешало бы улучшить свои манеры. Возможно, ей вообще бы не пришлось приезжать в Лондон.

К тому моменту, как он подошел к ней, от переполняющей ее злости Джорджиана успела сжать кулаки. Судя по виду, Эдмунд и сам был чем-то разгневан. В первое мгновение ни он, ни она не произносили ни слова, а просто стояли, испепеляя друг друга взглядами.

– Ты, как я погляжу, решила взять Лондон штурмом, – наконец проговорил он, выразительно указывая глазами на низкий вырез ее платья.

Он первым не выдержал и нарушил молчание. Джорджиана расценила это как свою маленькую победу.

– А ты, как я погляжу, оставил светские манеры в Бартлшэме, – парировала она.

– Туше, – ответил он, поднимая руку, чтобы, как в фехтовании, признать укол. Еще одна маленькая победа Джорджианы. – Однако, если хочешь услышать из моих уст комплимент своему внешнему виду, боюсь, придется ждать долго.

Она решила, что он намеревался уязвить ее, но попытка пропала втуне, ведь он не может ненавидеть ее наряд сильнее, чем она сама. Более того, его грубый тон позволил Джорджиане откровенно высказать ему все, что она думает.

– Я уже усвоила, что тебя ждать – только зря время терять.

– Я приехал на встречу с тобой к ручью сразу, как получил записку, – проговорил он несколько смущенным тоном. – А на следующий день нанес визит к тебе домой, намереваясь сообщить, что… – Он покачал головой. – Это уже не важно. К тому времени, как я успокоился, ты уже отбыла в Лондон, а теперь я вижу, что те слова утратили актуальность.

– Ты приезжал ко мне домой?

Джорджиана не ожидала от него подобного поступка. Она тосковала по его обществу все те годы, что он провел за границей, надеялась, что после его возвращения их отношения станут прежними… Что, впрочем, лишний раз доказывало, насколько она глупа. Когда Эдмунд уехал, они оба были детьми, а когда вернулся, стали взрослыми людьми. Их отношения никак не могли стать прежними, даже если бы он сдержал слово писать ей.

– Да, – угрюмо подтвердил он. – Имел сомнительное удовольствие познакомиться с кузеном твоего отца, мистером Уикфордом.

– И поделом тебе, – отозвалась она, как могла бы сказать в двенадцать лет. – Посчастливилось ли тебе повстречать также и миссис Уикфорд? Знакомство…

Она оборвала себя на полуслове, сообразив, что начала говорить с ним, как когда они были детьми. Напрочь позабыв о присущих леди манерах, которые усваивала с таким трудом. Как будто и не было никакого предательства и пренебрежения со стороны Эдмунда.

Но они были. Кроме того, он теперь граф Эшенден, а не ее приятель по играм, а она – всего лишь сельская мисс без гроша за душой, которой следует знать свое место и уважать сильных мира сего… и еще много чего, о чем ей непрестанно твердила мачеха.

– Я понимаю, что подвел тебя, – медленно заговорил он. – За это я прошу прощения. Некогда я сказал, что ты можешь обратиться ко мне, если будешь нуждаться в помощи…

Джорджиана ахнула. Она-то полагала, что он ненавидит себя за то обещание и что сделает все возможное, чтобы освободиться от него. Однако, похоже, он все обдумал и раскаялся, что не смог исполнить то, о чем она просила. Будто ему до сих пор важно сдержать слово.

Хоть сама она важности для него уже не представляет.

– И в первый и единственный раз, когда ты это сделала, – продолжил Эдмунд, – я тебя подвел. Не то чтобы, – поспешно добавил он, – я заинтересован в принятии твоего в высшей степени нелепого предложения…

– Разумеется, нет. – Она особо и не рассчитывала на успех. То была последняя отчаянная попытка спастись от хаоса, которым обернулась ее жизнь после кончины отца.

Эдмунду обязательно смотреть на нее с таким облегчением от того, что она подтвердила его слова?

– Однако я уверен, что имеется иной способ сдержать данное тебе обещание и… и сохранить дружеские отношения. Иной способ, которым я могу отдать тебе долг. Я не намерен нарушать свою клятву.

Джорджиана поморщилась. Так она и думала! Для Эдмунда имеет значение не она сама, но его собственная честь.

– Я многое могу для тебя сделать – за исключением женитьбы, конечно.

Сколько можно напоминать, что он не имеет ни малейшего намерения сделать ее своей женой? Она давно это поняла, не глупая!

– Ничего ты уже не можешь сделать, – прошипела она, точно закипающий чайник. – Сделанного не исправишь. Тебе не по силам вернуть Уайтсокса. – Она ткнула его в грудь указательным пальцем. – Или мое приданое. – Еще один тычок. – Или мой дом.

Эдмунд схватил ее за запястье, не давая коснуться себя в третий раз, и на мгновение со стороны могло показаться, что они держатся за руки.

– Твое приданое пропало? – На его лице мелькнуло понимание. – Вот, значит, как она ухитрилась устроить представление ко двору!

Эдмунд всегда быстро соображал. Отец Джорджианы презирал его за отсутствие того, что он называл мужскими наклонностями, но даже он не мог не признать, что разум у Эдмунда острый, как зубья стального капкана. Раз уж он сам обо всем догадался, Джорджиана не считала нужным что-то от него скрывать.

– Мачеха вознамерилась выдать Сьюки замуж по крайней мере за виконта. А это означает, что мы должны получить возможность танцевать на светских вечерах. Отсюда и представление ко двору.

Она рывком высвободила руку.

– Она весь сезон спланировала с точностью военной кампании.

Эдмунд еще раз скользнул взглядом по ее чересчур откровенному вырезу.

– И ты, – задумчиво проговорил он, – вместо того чтобы облачиться в доспехи, решила воспользоваться имеющимся у тебя оружием.

Она густо покраснела.

– Выглядишь превосходно, – заявил Эдмунд.

– Что? Не эти слова ты сказал, подойдя ко мне. – Она внимательно всмотрелась в его лицо в поисках издевки, но заметила что-то, весьма напоминающее сочувствие.

– Я… – Он запнулся. – Увидев тебя сегодня, я забыл, что тебе не дано право выбора наряда, – признался он. – Это одна из причин, по которой тебя страшил предстоящий сезон, не так ли? «Фланировать перед толпой мужчин, которые будут окидывать тебя оценивающими взглядами, точно призовую телку на рынке».

Чем едва не довел Джорджиану до слез. Потому что слово в слово запомнил, что она тогда ему сказала. И безоговорочно поверил ей.

Однако, прежде чем она успела совершить глупость, в слезах бросившись ему на грудь, миссис Уикфорд встала из-за карточного стола и направилась к ним, воинственно сверкая глазами. Что, в свою очередь, мгновенно заставило Джорджиану вздернуть подбородок и расправить плечи.

– Лорд Эшенден? Какой сюрприз! – проворковала миссис Уикфорд. – Я и не знала, что вы дружны с лордом и леди Хэйвлок.

– Действительно, откуда бы вам это знать?

Джорджиана с трудом сдержала дрожь, порожденную его ледяным тоном. Эдмунд, который только-только начал становиться прежним, исчез, и его место занял лорд Эшенден. Она могла с легкостью представить его произносящим слова, сказанные чуть ранее лордом Ленсборо. Слова, призванные отвадить вульгарную выскочку и напомнить ей, что, хоть она и ухитрилась пробраться в дом к аристократам, сама к их числу не принадлежит.

Ледяное выражение лица Эдмунда несколько смягчилось.

– Я немного знаком и с лордом и леди Чепстоу, – сообщил он. – Вы заметили, леди невероятно умна, – загадочно добавил он. – Она, знаете ли, служила гувернанткой, когда Чепстоу решил жениться на ней.

– Неужели? – Миссис Уикфорд смешалась, не зная, к чему он клонит, а Джорджиана едва сдерживалась, чтобы не дать ему хорошего пинка. Он намеренно издевается над ее мачехой. Насмешки лорда Ленсборо были хотя бы открытыми, пусть от этого не менее разящими.

– Я слышала, – проговорила миссис Уикфорд, – что они знали друг друга всю жизнь и что леди Чепстоу училась в одной школе с сестрой своего будущего мужа.

– Может, это и так, – признал Эдмунд. – В любом случае я восхищаюсь тем, как она распорядилась данными ей Богом талантами, чтобы устроить свою судьбу.

– Вы намекаете, милорд, – вмешалась Джорджиана, которой стало жаль мачеху, – что мне бы лучше начать самой зарабатывать себе на жизнь, вместо того чтобы пытаться найти мужа? – Не это ли он имел в виду, говоря об обещании помочь ей? Зная, что ей ненавистна самая мысль о замужестве, он вознамерился употребить свое влияние и связи на то, чтобы помочь ей пойти в услужение?

– Ах, ради всего святого, не говори глупости! – вскричала мачеха, с силой ударяя ее веером по талии.

– Разве это глупости? – удивился Эдмунд, склоняя голову набок и глядя на миссис Уикфорд так, будто всерьез обдумывает этот вопрос.

– Совершеннейшие! – хихикнула та. – Ну, кому придет в голову мысль нанять Джорджиану? И в качестве кого? Ей не присущи никакие женские добродетели. Полагаю, если бы нам удалось найти школу, где уделялось бы внимание искусству верховой езды, она сумела бы учить маленьких девочек держаться в седле, но кроме этого… – Она неопределенно махнула рукой.

Эдмунд сверкнул глазами, и Джорджиане показалось, что они превратились в две льдинки.

– Неужели вы не привили ей никаких женских добродетелей, которые полагаете столь важными, мадам? Разве не в этом заключался ваш первейший долг?

– Ах! – Его намеренная прямая критика застала миссис Уикфорд врасплох. – Разумеется, я старалась, – заявила она, придавая лицу мученическое выражение. – Вот только Джорджиана не желала покоряться, знаете ли. Совсем не то, что моя родная дочь.

– Которая, несомненно, наделена всевозможными достоинствами, – обманчиво ровным голосом заявил Эдмунд. – Познакомься я с такой девушкой, чувствовал бы себя польщенным.

Уловив в его голосе резкую нотку, Джорджиана захотела предостеречь мачеху. Эдмунду явно не понравилось, что миссис Уикфорд принизила свою падчерицу, хоть слова ее и были чистой правдой.

– О боже, именно! Моя Сьюки…

– …вышивает, рисует и играет на фортепиано, не правда ли?

– Ну, разумеется, и…

Джорджиану разрывали противоречивые желания: рассмеяться или залепить Эдмунду пощечину. Защищая ее, он ведет себя резко и саркастично, а мачеха и не догадывается, что он потешается над ней и ее притязаниями.

– Мадам, – проговорил он притворным тоном, – я просто обязан познакомиться с этим образцом добродетели!

– Непременно! – Миссис Уикфорд надулась от гордости. – Сьюки сидит вон там…

– Я не имел в виду прямо сейчас, – ответил он. – Мне пора уходить. Но, возможно… Вы позволите мне нанести вам визит?

– Будем очень рады! – Миссис Уикфорд одарила его лучезарной улыбкой. – Так ведь, Джорджиана?

– В таком случае соизвольте сообщить, где вы живете.

Миссис Уикфорд тут же отбарабанила адрес и заставила его повторить, дабы убедиться, что он правильно запомнил.

Эдмунд лишь коротко кивнул.

– Не беспокойтесь, я не забуду, – заверил он и удалился.

– Что ж, – сказала миссис Уикфорд и наконец-то воспользовалась веером по прямому назначению. – Что ты об этом думаешь?

– Не знаю, – отозвалась Джорджиана, провожая хмурым взглядом его удаляющуюся спину.

– Какой же ты бываешь временами непонятливой, Джорджиана! Просто беда с тобой. На самом деле все очень просто. Проведя в столице всего две недели, мы получили право посещения двух виконтов и графа. Если я не выдам свою Сьюки замуж за титулованного господина до окончания сезона, то…

– Съедите свой веер?

– Съем свой веер? Откуда ты нахваталась таких вульгарных выражений? – Миссис Уикфорд сморщила нос и поджала губы, что свидетельствовало о желании продолжать распекать падчерицу, но решила сделать это позднее.

– Собственно, я подошла к тебе, потому что заметила прибытие вполне подходящего для тебя джентльмена. Кавалерийский офицер, судя по форме. Идем же, Джорджиана, – сказала она, крепко обнимая ее за талию. – Нужно заставить его заметить тебя, прежде чем эти девчонки Пагеттер запустят в него свои коготки.