Текст книги "Мой очаровательный оригинал"

– Позавчера, – честно отвечаю я, зевая. – Бутылка кефира и творожок ведь считается за "нормально", так? Вот их я и ела.

– И всё? За целый день?

– Ага.

– А вчера что ты ела? – аккуратно интересуется подруга, кажется, уже догадываясь, что услышит.

– Ничего. Три плитки шоколада, чтобы в обморок не грохнуться.

Я спускаюсь с весов и со спокойной совестью отправляюсь в душ.

– Софи, так нельзя! – летит вдогонку.

– Конечно, нельзя, – из кухни выходит Лале с фартуком на груди. – Я сварила тебе кашу. И ты его съешь, если не хочешь заработать себе язву. Хотя нет, – исправляется она мгновенно, – ты его съешь, потому что иначе не выйдешь из дома, ясно? Вчера… нет, уже сегодня ты пьяной бубнила под нос, что у тебя занятие с неким Германом и тебе ни в коем случае нельзя пропустить урок вокала.

– Черт! Сколько времени?! – Я пулей мчусь в ванную.

– Пол первого!

– Я не успею поесть!

– Не поешь – никуда не пойдешь!

– Лале!

– Я свое слово сказала!

Мы так и общаемся через стенку, переругиваясь, я наконец ступаю под душ, вода глушит голоса, и я вынуждена признать ее правоту и подчиниться. Голодного обморока на занятии мне еще не хватало, бедного Германа же инфаркт схватит.

***

В крови курсировал остаточный алкоголь, мотоцикл седлать было нельзя, и я на всех парах понеслась на шпильках вниз по ступенькам, выбежала из подъезда и села в такси.

Я опоздала на час, калитка была не заперта, и я вошла в дом профессора: сегодня воскресенье, выходной, и мужчина предложил провести занятие у себя в старом коттедже в два небольших этажа; я возражений не имела, старик совершенно безобиден.

– Профессор Герман, вы здесь? – посылаю я зов, очутившись в холле, но голос мой пропадает в дальних коридорах, а ответа нет, тишина.

Медленно поднимаюсь по лестнице на второй этаж, заглядываю в открытое помещение, зал с роялем, ноты рассыпаны по крышке фортепьяно, а самого профессора нигде нет.

– Что ты здесь делаешь? – раздается за моей спиной, и я подскакиваю на месте от неожиданности, оборачиваюсь немедля и встречаюсь с серыми глазами.

– А ты? – с опаской слежу за его движениями, Ян приближается плавно, тягучими шагами, плечи напряжены.

– Я первый задал вопрос, – глаза прожигают холодом, и меня реально берет страх, я сглатываю, но стараюсь говорить уверенно:

– У меня занятие с профессором, только я опоздала: пробки. А ты как здесь оказался? Знаком с Германом?

– Знаком, – кивает он, не сводя с меня прищуренных глаз. – Он мой дед, но для тебя же это не сюрприз, да?

Дед? Герман? Мой репетитор? Не может быть!

Еще один шаг в мою сторону, а я зачем-то включаюсь в его странную игру, позабыв о своей: с каждым его шагом делаю два шага, отступая назад.

– Не понимаю, о чем ты.

Сердце не на шутку разогналось, бьется словно обезумевшее.

– Всё ты понимаешь.

– Ян, что ты делаешь? – Я вытянулась струной, вся превратилась в одну большую панику. – Не подходи!

В какой-то момент парень оказывается так близко, что я теряю контроль.

Он подошел слишком близко! Ему не следовало этого делать! Будь он умнее, не получил бы от меня кулаком в лицо.

Я испугалась. Очень сильно испугалась, мой инстинкт самосохранения сработал сам по себе, я не хотела ничего такого. Не хотела навредить Яну. Он сам… сам не внял моему предупреждению! Прикоснулся ко мне!

– Сука! – Коваль злобно шипит, быстро вытирая с лица кровь и сверкая глазами, в одно мгновение наполнившимися дикой яростью.

Молниеносное движение в мою сторону, и я сжимаюсь, плечи начинают трястись. Страх, какими бы успешными ни были мои прежние тренировки по самообороне, накрывает меня душным одеялом. Всё это время я обманывала себя, я никогда не была сильной, и уж тем более мне не свойственен холодный расчёт там, где я легко могу словить приступ страха, где теряюсь и ощущаю панический стресс, стоит лишь мужчине подойти ко мне, такому разъяренному, с опасным блеском в глазах. Я отчетливо понимаю, что с такой бешеной силой не справлюсь, мне ни за что не одолеть такого противника.

Ян вышел из себя, потерял контроль и может запросто прибить меня на месте, не думая о последствиях. Сначала сделает, а потом, когда эмоции схлынут, ненависть потеряет свою силу, вот тогда и подумает. Но уже будет поздно – я буду лежать на полу в полной отключке. Более того, один только его огромный кулак способен выбить из меня дух. У меня нет шансов.

Мне до дрожи страшно, отчаянно прижимаюсь к стене, глаза закрыты, а рука со сжатой судорожно кистью сама поднимается и накрывает голову в ожидании удара, более сильного, чем может себе позволить такая хрупкая девушка, как я.

Пальцы другой руки ногтями впились в стенную штукатурку, я медленно оседаю на пол, сердце выпрыгивает из груди, дыхание замирает. Я даже дышу через раз, прислушиваясь к себе, готовясь к боли.

Проходит минута, и я только понимаю, что ответного выпада не последовало. Ян меня не ударил, а комната давно погружена в странную тишину, звуки стихли, его шагов я тоже не слышала. Уходящих шагов абсолютно точно не было. Он здесь… он смотрит на меня?

Осторожно открываю глаза, смотрю поверх руки, все еще прикрывающей мое лицо: серые глаза внимательно, с любопытством изучают меня, мужчина выглядит озадаченным, но никак не злым, от ярости не осталось и следа. Кровь течет из носа, но мужчина будто не замечает этого.

Мои губы подрагивают, я всё еще не понимаю, в чем дело, я не отошла от шока, поэтому с опаской и очень медленно опускаю дрожащую руку.

– П… п-прости, – шепчу на грани слышимости, и он, до того сидящий на корточках и упирающийся локтями на согнутых коленях, разжимает сцепленные вместе пальцы, наклоняется, протягивая ко мне руку. Я не успеваю подумать, отшатываюсь по привычке и прижимаюсь затылком к стене. Рука его повисает в воздухе, так и не дотянувшись до меня. – Не надо. Пожалуйста, не касайся меня. Я очень тебя прошу.

– Почему? – так же тихо отзывается он, спокойно, вернув ладонь обратно на колено. – Почему я не могу прикоснуться к тебе? Ты боишься меня?

– Боюсь, – не стала врать я.

Наши взгляды по-прежнему не отпускают друг друга, следят пристально, с интересом. Разве что мой интерес вызван исключительно страхом, в его же глазах страха нет, в них глубокое раздумье, словно он пытается что-то понять, осознать для себя, а потом широкие брови вдруг хмурятся, обозначая одно: найти ответ ему не удалось. Мысли не привели его к нужному консенсусу, казалось, еще больше запутали его раненую голову.

Он поджимает губы, на которых блестят капельки крови, и задает закономерный вопрос:

– Ты испугалась меня, потому что думала, что я ударю тебя? Так?

Глубокий, отрывистый вдох, и я киваю, проглотив ком в горле, слова не лезут из меня, кажется, голосовые связки потеряли естественные навыки, забыли в один миг, как выдыхать и складывать звуки.

– Я не ударю тебя, – говорит Ян и, поднявшись, протягивает мне руку. Чтобы я могла встать с его помощью.

Но я не могу пошевелиться, я уж не говорю о доверии, которая подтолкнула бы меня к тому, что я без колебаний приняла бы эту руку, мужскую руку, которая всё еще таит в себе опасность. Так вот доверия как не было, так и нет. Ничего не изменилось. Мне всё еще страшно.

– Я не сделаю тебе больно. – Не найдя отклика и после этих слов, он, хмурый, снова опускается рядом, вглядывается в мое лицо и произносит мягко, почти шепотом: – Обещаю.

– Отойди, я… – мой подбородок с вызовом приподнимается вверх, – я сама встану.

– Что с тобой не так? Сначала бьешь ни за что. Удивительно профессиональным хуком справа. Потом вдруг пугаешься, как невинный олененок, с усердием хамелеона пытаешься слиться со стенкой. Говорю, не трону тебя, не обижу, а ты всё равно дичишься. И это после того, что ты сломала мне нос, – он указывает пальцем на свое разбитое лицо и продолжает, уже сверля меня недовольным взглядом. – Если бы я хотел что-то тебе сделать, я бы уже это сделал. А раз я этого не сделал, значит уже не сделаю. Ты логически думать умеешь? Не надо видеть во мне монстра, когда я им не хочу быть. Я скажу, когда можно.

И он криво усмехается.

– Это типа шутка такая, да? – не оценив юмор, я еще больше настораживаюсь.

– Типа да. – Секунда, и мужчина становится предельно серьезным. – Хорошо, раз тебе нравится сидеть на полу – пожалуйста. Только ответь на вопрос: почему ты ударила меня?

Сузив глаза, он с подозрением разглядывает мое лицо.

Что он там ищет? Ответ? Вот уж чего-чего, а правильного ответа он точно в моем лице не найдет, просто такое ему никогда бы не пришло в голову, даже если он переберет в мыслях, казалось бы, все возможные варианты.

– Я не выношу чужих прикосновений. Не терплю их.

Он недоумевающе приподнимает брови, он удивлен.

– Совсем?

– Совсем.

Ян долго смотрит мне в глаза, время тянется в бесконечность, мои ноги на полу уже затекли от неудобного положения, и, быстро потянувшись и поправив полы юбки, зацепившейся о шпильки туфель, я решаю наконец подняться. Скользя ладонями по стенам, чтобы ненароком не коснуться мужчины, который очень близко, дышит рядом, накаляет воздух между нами.

Выходит неуклюже, но я справляюсь. Встаю. Глаз от Яна не отвожу, не могу позволить себе потерять его из виду, это небезопасно.

– Ты серьезно? – чуть наклоняет голову в бок, будто под таким углом ему легче осознать то, что я говорю правду. Легче понять мои мотивы. Легче распознать ложь. Но лжи нет, и, кажется, он читает это по моему лицу, позволяет себе поверить, быть может, только на миг, но поверить. Знаю, что верить такому сложно, мое психическое расстройство – такая редкость, что не каждый способен воспринимать ее всерьез.

Следующие слова заставляют меня вздрогнуть:

– И как же ты всё это время жила без прикосновений? А как же родители, друзья, парни? Последним точно захочется как минимум поцеловать тебя, я уж не говорю о большем. Парни, знаешь ли, не монашки. Какими бы одуванчиками ни были, им рано или поздно захочется запрыгнуть с подружкой в койку. Что ты на это скажешь?

Прямолинейно. И жестко. А значит – впрочем, неудивительно – он не поверил, хотел, но не смог.

Я молчу, потому что больнее темы и не придумаешь. Вытянувшись в струнку, высоко задрав подбородок, я возвращаю себе лицо Снежной Королевы. В этот раз понадобилось больше времени на то, чтобы взять себя в руки, но и случай довольно не ординарный, его поистине устрашающий вид вывел меня из привычной колеи.

– А может быть, ты мне лжешь? – насмешливо приподнимает бровь.

– Думай, что хочешь, – отвечаю с холодным спокойствием и обхожу препятствие в его лице по широкой дуге, но не показывая своих истинных чувств, не показывая своего страха и шаткое равновесие между желанием ускорить темп шага, поскорее сбежать отсюда и тем, чтобы споткнуться о собственный страх и упасть, ибо колени мелко трясутся, сердце стучит молотом о реберные кости, а серые глаза пронзают насквозь.

Следя за моими перемещениями по комнате, он каждый раз стоит ко мне лицом, плавно поворачиваясь вокруг своей оси, но не сходя с напряженной позы.

Кажется, сделай я резкое движение – он тут же напрыгнул бы на меня и повалил на пол. И я благоразумно уговариваю себя не спешить, говорю себе, что ничего мне не угрожает и я успею: и дойти до двери, и покинуть эту комнату без вреда для здоровья.

У двери я не выдерживаю, едва моя рука, нервно вцепившаяся в круглую ручку, открывает последнее препятствие, срываюсь на бег. Туфли звонко стучат о паркет, на лестнице я чуть не сталкиваюсь лоб в лоб с сеньором Германом, сбивчиво извинившись, пообещав позвонить и назначить другой день для занятий, спешу по ступенькам вниз, лечу по коридору, толкаю наружу дверь, и свежий поток воздуха бьет мне в лицо. Пробежав метров пять, я нахожу в себе силы остановиться и дальше уже спокойным шагом пройти по садовой дорожке к кованой калитке.

– Софи! Стой!

Я не слушаюсь, снова прибавляю шаг, продолжая свое целенаправленное движение. Мне во что бы то ни стало, немедленно нужно покинуть это место, мою грудь стягивают путы стали, а моя голова точно не в порядке. Сомнения и беспорядочные мысли гложут меня изнутри, не могу сосредоточиться и принять правильное решение.

"Софи, успокойся, всё обошлось. Ты можешь даже спокойно поговорить с ним. За воротами этого дома полно неравнодушных людей, помогут, если ситуация выйдет из-под контроля".

"Нет, я не готова к разговорам. Не к таким личным. Поэтому даже не уговаривай! Мне нужно остыть. Сейчас мне нужно домой".

Вылетаю за калитку, делаю неуклюжий жест рукой, и решетчатая дверь железным грохотом бьется о две металлические пластины на столбе, быстро сворачиваю влево и двигаюсь по бетону тротуара.

"Он идет за тобой. Слышишь? Зовет тебя. Тебе не спрятаться от него. Он хочет поговорить с тобой. Софи, поговори с ним. Может, он единственный, кому ты вообще когда-либо откроешься? Может, это он? Дай ему шанс, Софи. В конце концов, ты его ударила, он разозлился, но в итоге и пальцем тебя не тронул. А ведь мог бы, и был бы в своем праве".

"Заткнись! И… я не готова, слышишь?! Не сейчас. Мне нужно время, стена и краски. А уже после… после, думаю, смогу что-либо решить".

"Ты боишься не его, ты боишься себя. Своей возможной реакции на этого парня. Она необычная, и ты сама это знаешь. Он другой, ты это чувствуешь. А еще ты боишься разочароваться в нем. Но ведь если не попробуешь, не узнаешь. Ну же, рискни".

Я не отвечаю ей, но она не сдается.

"Если ты сейчас же не предпримешь что-нибудь, этот парень последует до самого твоего дома. Спроси себя, тебе это нужно?"

"Стерва! Ты снова победила", – со вздохом признаю я и замираю, не дойдя до дорожной зебры.

"Глупая, я это ты. Победила не только я".

Когда подходит Ян, я уже готова к разговору, встречаю его не спиной, а лицом к лицу.

Первым заговаривает он:

– Я требую объяснений. Нормальных объяснений. Какого черта я должен за тобой гнаться по всей улице?

– Ты ждешь от меня ответа на последний вопрос? – отзываюсь со снисходительной усмешкой на губах, и его лицо мрачнеет. Ему явно не нравится, что я строю из себя идиотку или идиота строю из него я. А еще больше – моя надменность, которой еще пять минут назад во мне не было ни грамма, зато в данный момент льется через край.

– Софи, не испытывай мое терпение. Если тебе есть что сказать, прекрати изображать из себя стерву и ответь… Что это было? Почему ты боишься? Чего конкретно боишься?

Он подходит ближе, но я не отступаю.

"Молодец, Софи, не убегай. Впервые в жизни позволь себе быть нормальной. Почувствуй касание не на съемках, зная, что это игра, от начала и до конца. Почувствуй его в реальной жизни, зная, что нет ничего правдивее настоящего момента. Нет ничего реальнее этого мужчины. Он на самом деле хочет быть частью твоей жизни. Хочет коснуться тебя. Не убегай. Я рядом, я помогу тебе справиться с этим. Доверься мне. Себе. Ты этого хочешь, отрицать глупо".

"Страшно. А вдруг он…"

"Нет, он не тот мерзавец, который сломал тебе жизнь. Это не он. Он не поступит так с тобой. Не сделает тебе больно".

"Откуда ты знаешь?"

"Я верю. И ты верь. Верить – не значит быть слабой. Бояться – вот это слабость. А тебе нужно быть сильной, ты всегда этого хотела. Не казаться, а по-настоящему быть сильной, понимаешь?".

"Понимаю".

"Тогда дай вам обоим шанс. Прямо сейчас".

"Попробую".

"Умничка, я горжусь тобой".

– Софи? – Ян теряет терпение.

Кажется, он готов схватить меня за плечи и вытрясти из меня ответы на все интересующие его вопросы, но в последний момент его руки, так и не дойдя до моих голых плеч, нехотя опускаются. И уже за это я ему благодарна. Неважно, верит он мне или нет, однако мужчина он умный, не делает того, в чем не уверен на сто процентов. А, по сему выходит, Ян допускает вероятность того, что я ему не солгала. Дает возможность объясниться, поподробнее изъяснить суть моей, не совсем понятной для его понимания, фразы: "Я не выношу чужих прикосновений".

Усталый вздох. Я снимаю маску бездушного высокомерия и тихо поясняю:

– Ян, прости, я не хотела сделать тебе больно. Не хотела… кулаком в лицо. Сработали мои инстинкты. Как я уже сказала, я не терплю прикосновений. – Еще один вздох, и я добавляю: – Мужских прикосновений… – С неприятным волнением оглядываюсь вокруг себя, боясь тех признаний, что сейчас прозвучат. Отхожу к краю тротуара, заметив прохожего. Ян делает то же самое, встает рядом, но уже опасаясь сокращать расстояние между нами. Он озадачен, а, возможно, и растерян услышанным. Но готов слушать, я вижу это по глазам, выжидательно наблюдающим за мной. – Никто этого не знает, только самые близкие. Единицы в курсе моих проблем, остальные же просто считают меня бездушной стервой. Снежной королевой, которой настолько плевать на людей, по большей части на лица мужского пола, что даже брезгает их прикосновениями: различного рода рукопожатиями, невинными объятиями и иными формами проявления эмоциональной близости или на худой конец элементарной приветливости.

– Софи, ты ведь понимаешь, как это звучит со стороны?

– Как безумие.

– Именно.

Неловкая пауза. Своим молчанием он ждет от меня чего-то, но всё, что я могла сказать, я уже сказала. Других слов у меня нет. Будто чувствуя это, Ян сам возобновляет разговор:

– Это какое-то психическое заболевание?

– Можно и так сказать.

Но ответ его не удовлетворил.

– Психологическая травма? – допытывается мужчина, заглядывая мне в глаза.

В точку!

– Да, – роняю взволнованно.

Как же это непросто – говорить о прошлом. Пусть и не совсем о нем, но даже вскользь касаться старых ран – такое не проходит бесследно. Это всегда сопровождается штормом в море моего прошлого. Море это – слишком глубокое, опасное и пугающе темное. Это не то место, в которое бы я хотела нырять.

– Связано с мужчиной?

– Да, – еще один утвердительный ответ, и пока он не догадался и не озвучил то, что убьет меня на месте, я спешно разворачиваюсь и ухожу.

Да, это было неожиданно. Неожиданно для него. Но Ян не растерялся, пошел за мной без лишних слов, на некотором расстоянии от меня.

Глава 19.

Я очень сильно хочу тебя поцеловать

Ян

Ее хотелось коснуться, мои пальцы зудели, стремились к таким хрупким плечам и белой коже, но я остановил себя, подавил это желание.

Что за странности со мной происходят? Стоит лишь взглянуть на девушку, мысли тут же утекают в другое русло, в неправильное. Непозволительные желания охватывают всё мое существо, щелчок в голове, и я уже не принадлежу сам себе. Немыслимо!

Какое-то время я смотрю ей в спину, затем, быстро вытерев кровь с лица, догоняю, иду рядом.

Ее признания озадачили меня, я начал сомневаться и в себе, и в том, что я делаю. Теперь я ни разу не уверен в том, что она та, кем я ее считаю.

Ее слова. Ее поведение. Ее редкая, но такая светлая и красивая улыбка. Ее обманчивое равнодушие, под которым, кажется, скрывается что-то очень хрупкое и нежное. Ее глаза, можно было бы подумать, что они отдают холодом, но почему-то каждый раз я вижу в них тепло, одинокое тепло, что вынуждено прятаться в глубине этих прекрасных глаз. Весь ее образ говорит о том, как я крупно ошибаюсь. Чей-то голос орет внутри меня: остановись, позже ты пожалеешь!

Но я опять не слушаю этот внутренний голос, сомнения всё еще живут во мне, и я всё больше склоняюсь к тому, что передо мной идеальная актриса. Да она и не скрывает этого. Софи де Армас действительно актриса, так что для меня это тупик. Я в очередной раз не знаю, что и думать. Играет ли со мной эта девушка? Что в ее эмоциях настоящее, а что фальшивка?

Я решаю обдумать всё это позже, вечер свободен, будет время поразмыслить. И, думаю, я к чему-либо приду. В этом деле ошибиться значит разрушить кого-то. Либо себя. Либо её. Это неизбежно. Но кто для меня важнее, я сам или… А если она и правда ни при чем? Она же пострадает, смогу я жить с этим?

– Я вижу, ты хочешь что-то спросить. Спрашивай. – Ее уверенный тихий голос прерывает вдруг и мои размышления, и долгое молчание между нами.

Оказывается, я очень глубоко ушел в себя и не заметил того, что она уже давно пристально наблюдает за мной.

Я тихонько прочищаю горло и задаю вопрос, который одновременно с бесконечными сомнениями крутился где-то поблизости, но никак не мог обрести форму.

– Что сделал мужчина, о котором ты говорила? То есть… что с тобой произошло в прошлом, если теперь ты боишься мужчин?

Я ловлю ее взгляд, она молчит, а затем отводит глаза. Уверенность в ее королевской походке никуда не исчезла, быть может, лишь на мгновение Софи замешкалась от моего вопроса, потеряла концентрацию, напряглась, замерла на доли секунды, сбиваясь с шага. Но всё же это было едва заметно, почти неуловимо.

Сколько в ней силы, подумалось мне в тот момент. Она привыкла контролировать каждый свой шаг, жест и эмоции на лице. Успешно демонстрировать окружающему обществу холодную, самоуверенную госпожу, которой всё нипочем, которая и океан перейдет без колебаний, предварительно превратив тот в лед. Но также я чувствую, что со мной ей эти трюки даются с трудом, со мной она ошибается – невольно открывается, отпускает броню и обнажает свою хрупкость… Однако стоит ли мне верить… верить актрисе?

И неужели девушка в семнадцать лет может быть настолько взрослой? Настолько сильной и крепко взявшей свою жизнь под железный контроль? Если это действительно так, если она настоящая – мне сильно жаль ее. Я и представить себе не могу, каково ей тогда? Что у нее в душе происходит? Какими мыслями заполнена голова? И как долго разбито ее сердце?

Мне двадцать шесть, и я по-прежнему нехорош в том, чтобы полностью контролировать свою жизнь, а было двадцать два, когда мое сердце в первый раз разбилось. Но потеря отца, а позже и старшего брата, казалось, меркнут на фоне жизни этой девушки, что с картинным спокойствием ступает сейчас рядом со мной, нога в ногу.

Обман восприятия или же жестокая реальность? Что из этого правда?

– Я не хочу отвечать на этот твой вопрос, можешь задать любой, но не этот, – наконец говорит она, и я не могу перестать воображать на тему ее страха.

Мой мозг взрывается болью, когда всплывают картинки одна хуже другой. О самом худшем из них я не хочу и думать. Пусть ЕЁ реальность не будет настолько ужасной и жестокой. Пусть всё окажется куда проще и милосерднее, нежели я думаю. Но я не дурак, чтобы исключать подобное, я, как никто другой, знаю, насколько несправедлива, порой беспощадна может быть жизнь. И эта мысль горчит на языке, вновь заставляет задуматься о том, чем я занимаюсь. А что если мои действия на этот раз разрушат Софи целиком?

Интуиция, или что-то в этом роде, отчаянно борется за сердце девушки, кричит о её невинности и требует остановиться немедленно. Пока ее сердце живо. Пока она не сбежала внутрь себя, закрывшись броней. Я ведь локти буду кусать, а ничего исправить не смогу, если ошибусь… Ну вот, обещал отложить думы на потом, а сам не прекращаю мучить разум.

– Ты была когда-нибудь в кино? – неожиданно для себя спрашиваю я, и она снисходительно приподнимает уголки ярко-красных губ.

– Разумеется, – отвечает с усмешкой, насмешливой, но негрубой. – Я, к твоему сведению, даже снималась в них.

– Это я знаю. – Ее немного удивляет моя богатая осведомленность о ее личности, но Софи не позволяет себе говорить об этом. – Но я говорю о том, ходила ли ты на свидание в кино? С мужчиной?

Она опускает глаза на носки своих туфель, и я понимаю, что таким образом она желает скрыть эмоции.

Повисает пауза, но она длится недолго, Софи поднимает на меня глаза и тихо сообщает:

– Нет. Одна или с подругами – миллион раз. Но с мужчиной никогда.

И тут я впервые вижу ее смущение, ей чертовски неловко, она даже тянется рукой к юбке платья, чтобы пригладить несуществующие складки на черной ткани, струящейся по ее тонкой фигуре и красивым бедрам, открывающей левую лодыжку в нижнем разрезе платья. Красива, элегантна, миниатюрна и прекрасна. Статуэтка, грациозная и обворожительная.

Ох, Ян, ты попал! Теперь только осталось понять, что ты чувствуешь: ненависть или откровенное влечение? Нет, вернее будет спросить себя: что из этого преобладает? И кажется, я уже знаю ответ: ненависть постепенно угасает, как бы я ни пытался ее сохранить в себе, удержать за хвост, на ее смену приходят те чувства, которые не были в моих планах.

Софи правда интересует меня как женщина, не малолетний ребенок, не семнадцатилетняя девчонка, а реально – взрослая женщина. Только бы я не напортачил. Только бы не испортил всё к чертям! Как эта женщина настолько быстро сумела привлечь мое внимание? Мое мужское внимание!

– Как смотришь на то, чтобы исправить это упущение? Пойдешь со мной на свидание? Обещаю, и пальцем не коснусь.

Она задумчиво покусывает губу.

– Хорошо, только у меня одно условие и одна просьба. Условие: ты пояснишь мне здесь и сейчас, почему я должна согласиться? Я тебе нравлюсь?

А эта девушка осторожна и прямолинейна, привыкла задавать вопросы в лоб. И я нисколько не удивлен, она руководствуется своими правилами безопасности, довериться мне она еще не готова.

Довериться? Ты о чем, Ян? Ты мужчина, враг номер один, а значит ее защита в постоянной боевой готовности. Как недавно врезала мне! До сих пор в носу неприятно стреляет… Заслужить ее доверие – едва ли легче восхождения на гору, и что-то подсказывает мне, что это гора – Эверест.

Но в любом случае мне необходимо ее доверие, независимо от того, кто есть эта девушка на самом деле. Если она та, о которой я думал изначально, – мне нужно подобраться к ней как можно ближе, влюбить в себя или, по меньшей мере, стать тем, кому она безоговорочно будет доверять, что довольно несложно с учетом ее постоянной актерской лжи, баек о якобы страхах перед мужскими прикосновениями, а затем разоблачить её, раздавить. А если она, Софи де Армас, невинная девушка, по воле судьбы и роковому стечению обстоятельств встретившаяся на моем пути, – я оставлю ее себе, такого прелестного ангела я ни за что не отпущу, и плевать, в каких страхах та потонула, я сделаю всё возможное, чтобы исцелить её от старых травм.

Поэтому я почти не лгу, когда уверенно отвечаю ей:

– Больше, чем просто нравишься. Я очень сильно хочу тебя поцеловать. И если ты когда-нибудь разрешишь мне это, если твои чувства будут сильнее страхов, не забудь мне сообщить об этом. Потому что сам я, первым, не стану этого делать. Не хочу тебя пугать. Ты очень важна для меня, и я не готов потерять тебя, по глупости. Я терпелив.

Она останавливается, и я вместе с ней.

Софи внимательно изучает мое лицо, вглядывается в глаза. Я знаю, что она ищет во мне. Подтверждение моих слов. Но как я уже сказал: я не солгал.

В какой-то момент ей становится неуютно, и она возобновляет движение. Будто в движении она находит умиротворение и спокойствие.

– Ты мне тоже… нравишься, – признается она чуть погодя, но на меня не смотрит. Ей неловко.

Усмехаюсь про себя: ну конечно, неловко, ведь она, если верить ее рассказам, никогда и с мужчиной-то не была. Хотя… если отталкиваться от тех же рассказов, возможно, один мужчина у нее все-таки был. Мужчина-мерзавец… В любом случае, не время думать об этом. Вероятность масштабного фарса, что эта хитрая лиса усердно пытается выстроить вокруг себя, по-прежнему существует.

– Отрадно слышать, – с улыбкой говорю я, а потом, чтобы не смущать ее еще больше, спрашиваю: – Ты говорила о просьбе. В чем она заключается?

– Ну… тут такое дело, я обещала этот день провести с подругами. Можем мы наше свидание перенести на завтра? Ну, или на любой другой день, когда ты свободен.

С подругами? У нее есть здесь подруги? Почему Гордеев не доложил мне об этом?

– Ты уже успела завести здесь подруг? – с легким интересом спрашиваю я, но делаю это ненавязчиво, скрывая любопытство.

Странно, с ее особенностями ярое стремление к дружбе не совсем стыкуется с ее личностью.

Звук каблуков прекращается, и Софи поворачивается ко мне.

– Нет, вчера ко мне приехали подруги. Из Испании. Я им обещала кое-что, не могу подвести их ожидания. До самой ночи я занята.

Подруги из Испании, значит. Что ж, проверить не мешает.

– Ничего страшного, я понимаю, – заверяю я с ободряющей улыбкой и спрашиваю: – Тебя проводить?

Она колеблется, поджимает губы, и я не даю ей отказать, поспешно добавляю:

– Прошу, не отказывайся. Я не готов расстаться так скоро. С тобой мне хорошо, удивительно спокойно, – говоря это, я осознаю, что так и есть, мне хорошо рядом с ней. – И я хочу, чтобы это чувство оставалось со мной как можно дольше. Да и обсудим наше предстоящее свидание. Надеюсь, всё же завтра вечером оно состоится.

Она ловит мой вопросительно-выжидающий взгляд и с улыбкой на губах кивает:

– Да… Да, пусть будет завтра.

Туфли застучали вновь, и мы продолжили путь под густыми раскидистыми ветвями елей.

– Только давай не в кино, – внезапно говорит она и на мой немой вопрос поясняет: – Кинотеатр – это замкнутое пространство, где кругом люди. Обычно я хожу с подругами и сажусь между ними. Это уже давно вошло в привычку и… в общем, стало негласным правилом. А иногда я покупаю три билета в одном ряду и иду в кино одна…

– Садишься по центру? – с пониманием качаю головой я, и ее темные глаза наполняются грустью, какой-то странной безысходностью. – Ведь никогда не знаешь, кто сядет рядом. А вдруг это будет мужчина, верно?

– Да, – взволнованный полушепот, немного хриплый, а следующие слова вообще звучат на грани слышимости: – И со стороны это выглядит… будто я ненавижу людей.

Ее проглоченный ком в горле не остался мной не замеченным. Не верю, что можно так складно врать!

Она не врет. Не врет.

– Хорошо, в кино мы не пойдем, – мой тон даже меня удивляет, слишком мягко прозвучало, и, похоже, это так же не скрылось от внимания Софи.

– Может, вместо кино прогуляемся по набережной? – с воодушевлением предлагает она, взяв неожиданно инициативу в свои руки.

И я понимаю, что не могу ей отказать в этой малости, мои губы сами расплываются в улыбке.

– Отличная идея.

И тут же сам себе напоминаю: пришло время поговорить с Поль. Хватит откладывать, серьезный разговор так или иначе должен состояться, мне недоразумения не нужны. Да и после того поцелуя с незнакомкой Полин больше не привлекает, не чувствую ее. Охладел, как отрезало.

Глава 20. Разбитую однажды нельзя сломать

В салоне красоты душно, кондиционер не работает, мы с Кати каждая в своих креслах сидим и ждем мастеров. Я прогибаюсь в спине назад и вытягиваю шею, заглядывая в приоткрытую дверь, ведущую на кухню, где специалисты по волосам чаи гоняют.

– Что за обслуживание такое? – злюсь я, выпрямляясь и смотря на подругу. – Вообще обнаглели, какого черта я должна ждать, когда ко мне соизволят выйти?