Электронная библиотека » Энтони Бивор » » онлайн чтение - страница 11

Текст книги "Сталинград"


  • Текст добавлен: 1 ноября 2013, 23:41


Автор книги: Энтони Бивор


Жанр: Зарубежная образовательная литература, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Шрифт:
- 100% +

К этому времени общая численность 62-й армии сократилась приблизительно до 20 000 человек. В ней осталось меньше 60 танков, многие из которых были годны только на то, чтобы использоваться в качестве неподвижных огневых точек. Впрочем, у Чуйкова имелось свыше 700 орудий и минометов, и он хотел вернуть всю свою тяжелую артиллерию на левый берег. Главной задачей на этом этапе командующий считал прекращение безраздельного господства люфтваффе в воздухе. Он уже обратил внимание на нежелание немецких войск вступать в ближний бой на малых высотах, особенно в темное время суток. Следовало измотать врага, а для этого необходимо было сделать так, чтобы каждый немецкий летчик постоянно чувствовал себя под прицелом русского пулемета.[281]281
  Приводится у Чуйкова.


[Закрыть]

Кроме того, нужно было как можно быстрее наладить управление войсками, которых он не знал, на позициях которых не бывал, и все это накануне нового широкомасштабного немецкого наступления. Построенные наспех оборонительные сооружения на передовой Чуйков назвал примитивными баррикадами, которые мог протаранить даже маломощный грузовик. А вот в штабе 6-й армии, наоборот, имелись прекрасно укрепленные позиции с глубокими блиндажами и бетонными дотами.[282]282
  См.: BA-MA, RH 20–6/216.


[Закрыть]
Тем не менее главным препятствием для наступающих немцев, как им было суждено вскоре узнать, стали городские развалины.


В этот же день, 12 сентября, Паулюс находился под Винницей, в ставке Гитлера «Вервольф». Там он встретился с генералом Гальдером и генералом фон Вейхсом, главнокомандующим группой армий Б. Отчеты о проходивших там совещаниях сильно разнятся. Паулюс утверждает, что поднимал вопрос о том, что его левый фланг растянут вдоль Дона до самого Воронежа, и о недостаточно прочном «поддерживающем корсете» для итальянских, венгерских и румынских армий. Если верить ему, замысел Гитлера строился на том предположении, что человеческие резервы и материальные ресурсы русских вот-вот иссякнут, а донской фланг может быть укреплен войсками союзников. Фюрер, которого интересовал только Сталинград, хотел знать одно – когда город падет. Паулюс повторил предположительную оценку, данную Гальдеру накануне: десять дней боев, затем четырнадцать дней перегруппировки.[283]283
  См.: Halder. Р. 521.


[Закрыть]


Первый этап немецкого штурма начался на следующий день в 4:45 утра по берлинскому времени (6:45 по Москве). Гитлер по-прежнему настаивал на том, чтобы его солдаты и офицеры жили в России по тому же времени, что и он сам. На левом фланге 51-го армейского корпуса 295-я пехотная дивизия нанесла удар по Мамаеву кургану, а 76-я и 71-я дивизии начали наступать справа – к железнодорожной станции Сталинград-1 и причалу главной паромной переправы через Волгу. Офицеры 295-й дивизии постарались внушить своим солдатам, что Волги нужно достичь одним рывком.

Накануне советские позиции подверглись интенсивной бомбардировке и артиллерийскому обстрелу. «Над нами пролетела туча “мессершмиттов”, – писал домой ефрейтор 389-й пехотной дивизии. – Трудно было поверить, что после такого удара в живых останется хоть одна мышь».[284]284
  Gefr. H. S., 389-я пд, BZG-S.


[Закрыть]
Бомбардировки продолжались в течение всего дня 13 сентября. Чуйков с наблюдательного пункта на Мамаевом кургане смотрел на происходящее в стереоскопическую трубу. В воздухе висела пелена кирпичной пыли. Даже небо окрасилось в бледно-бурый цвет. Земля дрожала от непрерывных разрывов. В бункер сквозь щели между бревнами низкого потолка сыпался мелкий песок, словно в песочных часах. Штабные офицеры и связисты были покрыты пылью.

Снаряды и бомбы то и дело разрывали провода полевой телефонной связи. У солдат, которых посылали проверить линию и устранить обрыв, практически не было шансов остаться в живых на открытом пространстве. Нередко восстановить связь посылали даже молоденьких телефонисток. В тот день Чуйкову только один раз удалось поговорить с Еременко. К вечеру он полностью потерял связь со своими дивизиями на правом берегу. Командующему пришлось полагаться на посыльных, продолжительность жизни у которых нередко оказывалась еще меньше, чем у связистов.

Немцам удалось войти на западную окраину города, захватить маленький аэродром и казармы, но их попытки прорваться в северном направлении успехом не увенчались. Бои оказались гораздо более ожесточенными, чем они ожидали. В этот день многие немецкие солдаты поняли, что им, вполне возможно, придется зимовать в Сталинграде.

Ночью Чуйков решил перенести свой командный пункт на прежнее место – в тоннель, ведущий от устья Царицы до Пушкинской улицы у самой набережной Волги. Русло Царицы также служило разделительной линией между армиями Паулюса и Гота. Дивизии Зейдлица на севере наступали на Мамаев курган и железнодорожный вокзал, а 14-я и 24-я танковые дивизии и 94-я пехотная дивизия Гота на юге продвигались к железобетонному кубу элеватора, возвышавшемуся над этой частью Сталинграда.

Известие о том, что 71-я пехотная дивизия вошла в центр города севернее Царицы, было встречено в ставке фюрера бурным ликованием. Вечером та же самая информация дошла до Кремля. В это время советский вождь обсуждал с Жуковым и Василевским план масштабного контрнаступления под Сталинградом. Вошел заведующий канцелярией секретариата Поскребышев и сказал, что у телефона генерал Еременко. Переговорив с ним, Сталин передал неприятную новость Жукову и Василевскому. «Еременко докладывает, что противник подтягивает к городу танковые части. Завтра надо ждать нового удара, – Сталин повернулся к Василевскому. – Сейчас же дайте указание о немедленной переброске через Волгу 13-й гвардейской дивизии Родимцева и посмотрите, что еще можно направить на подмогу Чуйкову».[285]285
  Жуков Г. Указ. соч. С. 405.


[Закрыть]
Через час Жуков уже летел в Сталинград.


В предрассветные часы 14 сентября Чуйков вместе со своим штабом на двух машинах перебрался через разрушенный город на юг в тоннель у Царицы. Проехать по заваленным битым кирпичом улицам было крайне трудно, приходилось то и дело останавливаться. Чуйков торопился. Он отдал приказ начать утром контрнаступление, поэтому всем им нужно было как можно скорее попасть на командный пункт. Кое-где его войскам удалось застать немцев врасплох, но с восходом солнца, как только смогли начать действовать эскадрильи люфтваффе, они были отброшены назад. Единственной обнадеживающей новостью, поступившей в то утро, стало известие, что ночью через реку переправится 13-я гвардейская стрелковая дивизия. Однако в тот день продвижение противника было настолько стремительным, что многие начали сомневаться, сможет ли Родимцев высадиться на правом берегу.

Немецкая 295-я пехотная дивизия с боями пробилась к дальнему склону Мамаева кургана, но главную угрозу Сталинграду представляло не это. В ставку отправилось излишне оптимистичное донесение штаба 6-й армии: «Обеим дивизиям [71-й и 76-й] удалось продвинуться вперед, к полудню выйдя атакующим клином к центральному вокзалу. В 3:15 они захватили городской водопровод и достигли берега Волги».[286]286
  BA-MA, RH 20–6/216.


[Закрыть]
Примерно в это же время к реке вышли и советские дивизии. Центральный вокзал за два часа трижды переходил из рук в руки. Ко второй половине дня его окончательно отбил батальон НКВД.

Родимцев добрался до командного пункта Чуйкова лишь к полудню, с головы до ног перепачканный грязью. С той самой минуты, как он ступил на правый берег Волги, непрекращающиеся воздушные налеты заставляли его постоянно укрываться в воронках. Внешне Родимцев больше походил на типичного интеллигента, чем на генерала Красной армии, Героя Советского Союза. Его преждевременно поседевшие волосы были коротко подстрижены на висках и топорщились на макушке. Этот 37-семилетний генерал относился к числу тех немногих, про кого можно сказать, что они просто смеются над опасностями. Во время гражданской войны в Испании Родимцев, которого все там знали как Паблито, был главным советским военным советником республиканцев. В 1937 году он сыграл не последнюю роль в сражении под Гвадалахарой, когда был обращен в бегство экспедиционный корпус Муссолини. Для своих солдат Родимцев был героем, и больше всего они боялись, что после ранения их переведут в другую часть.

Чуйков откровенно предупредил Родимцева о том, что положение очень сложное. Только что он ввел в бой последний резерв – 19 танков, все, что осталось от танковой бригады. Чуйков посоветовал Родимцеву оставить все свое тяжелое вооружение на левом берегу. У солдат должны быть лишь стрелковое оружие, пулеметы, противотанковые ружья и, конечно, как можно больше гранат.

Потом Чуйков вызвал командира 10-й дивизии НКВД полковника Сараева, военного коменданта Сталинграда. Сараев, находившийся в Сталинграде с июля и имевший в подчинении пять полков НКВД (чуть больше 7500 человек), за месяц значительно увеличил свои войска. Теперь у него была собственная гвардия – свыше 15 000 человек, контролировавшая все плавсредства и переправы на обоих берегах Волги. Чуйков, которому все равно терять было нечего, пригрозил, что, если Сараев откажется выполнять его приказы, он немедленно сообщит об этом в штаб фронта. Хотя в 1941 году Берия обещал «сломать хребет» командующему Кавказским фронтом только за то, что тот осмелился предложить передать войска НКВД под начало армейских военачальников, Сараев понял, что в данной ситуации ему лучше подчиниться.

Милицейский батальон под командованием Сараева получил приказ занять все ключевые здания и удерживать их до последнего. Кадровый батальон НКВД отправили на Мамаев курган, а два стрелковых полка должны были преградить наступающим немецким войскам дорогу к реке. Необходимо было дать гвардейцам Родимцева возможность высадиться на правом берегу. Войска НКВД сражались храбро. Все их соединения понесли большие потери. Впоследствии дивизия была награждена орденом Ленина и удостоилась почетного наименования Сталинградская. Сараев оставался на своей должности до конца сентябрьских боев, пока не лишился благосклонности собственного начальства. В начале октября его сменил генерал-майор Рогатин. После этого командный пункт войск НКВД находился на левом берегу.

В тот вечер произошло еще одно неприятное событие. На противоположном берегу Волги представитель Сталина – секретарь ЦК ВКП(б) Георгий Маленков, человек штатский, собрал в штабе фронта старших офицеров 8-й воздушной армии. Направляясь туда, летчики думали, что им будут вручать награды. Тот самый Маленков, который в первый день войны не поверил докладу адмирала Кузнецова о немецком налете на Севастополь, теперь высказывал свое недовольство авиацией Красной армии. Маленков потребовал доложить ему, какие части принимали участие в боевых действиях в каждый конкретный день, после чего обвинил летчиков в недостаточной активности и пригрозил отдать их под трибунал. Чтобы подчеркнуть свою власть, он вызвал вперед одного из офицеров, невысокого майора с зачесанными назад черными волосами. «Майор Сталин, – обратился к нему Маленков,[287]287
  Сыновья двух других советских лидеров, летчики Владимир Микоян и Леонид Хрущев, тоже служили под Сталинградом. Василий Сталин, впрочем, вскоре перестал принимать участие в боевых действиях. Он стал сниматься в пропагандистских фильмах о ВВС.


[Закрыть]
– эффективность боевых действий ваших летчиков просто возмутительна. В последнем бою никто из ваших двадцати четырех истребителей не сбил ни одного немца. В чем дело? Вы разучились воевать? Как нам это понимать?» Затем Маленков начал высказывать претензии генералу Хрюкину, командующему 8-й воздушной армией. Только вмешательство Жукова, присутствовавшего на этом «разборе полетов», положило конец партийному суду. Жуков напомнил о том, что 13-я дивизия с минуты на минуту должна начать переправляться через Волгу. Истребительному полку, прикрывающему переправу, надлежит позаботиться о том, чтобы ни одна немецкая бомба не упала на войска Родимцева. Военные летчики после учиненного им разноса разошлись потрясенные, не в силах вымолвить ни слова.


Ставка приказала 13-й гвардейской стрелковой дивизии выдвинуться в Сталинград еще три дня назад. Дивизия насчитывала 10 000 человек, но около трети из них не имели оружия. Чтобы укрыться от немецких самолетов-разведчиков, солдаты и офицеры разместилась под деревьями и в кустарнике на левом берегу Волги неподалеку от Красной слободы. У них почти не было времени прийти в себя после долгого перехода из Камышина. Родимцев, сознавая, что время работает против них, постоянно торопил своих командиров. В радиаторах грузовиков закипала вода, навьюченные верблюды валились на землю от усталости, поднятые колесами облака пыли были настолько густыми, что «коршуны, садившиеся на телеграфные столбы, становились серыми».[288]288
  Записные книжки Гроссмана. РГАЛИ, 618/2/108.


[Закрыть]
Несколько раз, когда налетали «мессершмитты» и на бреющем полете поливали все вокруг очередями из пулеметов, колоннам приходилось рассыпаться по степи.

Дивизия подошла к Волге, и выжженная пыльная степь закончилась. Появившиеся тут и там клены свидетельствовали о близости воды. На стрелке, прибитой к дереву, было написано одно-единственное слово: «Переправа». Увидев впереди густые столбы черного дыма, бойцы толкали локтем соседей по строю. Это было первым свидетельством того, какие ожесточенные бои ждут их на противоположном берегу великой реки.

Гвардейцам быстро раздали патроны, гранаты и сухой паек – хлеб, колбасу, чай и сахар. После встречи с Чуйковым Родимцев решил не дожидаться, пока полностью стемнеет. Первая группа солдат начала переправу в сумерках. Были задействованы катера Волжской флотилии и реквизированные гражданские суда – буксиры, баржи, рыбацкие баркасы и даже весельные лодки. Оставшиеся ждать на левом берегу пытались прикинуть, когда вернутся за ними.

Вероятно, самое странное чувство было у тех, кто находился в лодках. В уключинах скрипели весла. О борт мягко плескались волны, но над водной гладью разносились отголоски винтовочных выстрелов и разрывов снарядов. Затем немецкие орудия, минометы и все пулеметы, находившиеся достаточно близко к реке, перенесли огонь на новые цели. Над Волгой поднялись фонтаны воды, окатывая с ног до головы тех, кто был на плавсредствах. Вскоре вся поверхность заблестела серебристыми брюшками оглушенных рыб. Один из катеров Волжской флотилии был потоплен прямым попаданием, все 20 человек, находившихся на борту, погибли… Кто-то сидел уставившись на воду, чтобы не видеть противоположный берег, подобно тому как не смотрит вниз скалолаз, а кто-то, наоборот, глядел вперед, на объятые пламенем здания на правом берегу, при каждом близком разрыве непроизвольно втягивая в плечи голову. Их послали в преисподнюю. По мере того как сгущалась темнота, на воду ложились гротескные тени обрушившихся зданий на крутом противоположном берегу, озаренные огнем пожаров. Высоко в ночное небо взлетали снопы искр. Приближаясь к берегу, гвардейцы все более явственно чувствовали запах гари и тошнотворный смрад разлагающихся под завалами трупов.

Первые гвардейцы Родимцева, спрыгивая на мелководье, сразу взбирались на крутой песчаный берег. В одном месте до немецких позиций было не больше 100 метров. Бойцам не нужно было объяснять очевидное: чем больше они замешкаются, тем меньше у них будет шансов остаться в живых. Сражение началось сразу. Батальон 42-го гвардейского полка слева соединился с войсками НКВД и отбросил немцев до самого вокзала. На правом фланге 39-й гвардейский полк молниеносно прорвался к большой мельнице из красного кирпича (иссеченные пулями и осколками, ее развалины сохранились до наших дней как мемориал) и в безжалостной рукопашной схватке выбил из нее противника. Когда подоспела вторая волна, получившие подкрепление гвардейцы отбросили немцев к железнодорожным путям, проходящим недалеко от Мамаева кургана.

За первые сутки 13-я гвардейская стрелковая дивизия потеряла 30 процентов личного состава, но правый берег Волги был очищен от немцев. Немногие уцелевшие гвардейцы (из 10 000 человек к концу Сталинградской битвы в живых осталось всего 320) свидетельствуют, что их решимость исходила от Родимцева.[289]289
  Кидяров, беседа, 22 ноября 1996 года.


[Закрыть]
Вслед за своим командиром они каждый день говорили: «За Волгой для нас земли нет».


Сначала немцы восприняли контратаку Родимцева не более чем как временную неудачу. Они были уверены в том, что остановить их продвижение к центру города уже невозможно. «Со вчерашнего дня наше знамя реет над Сталинградом, – написал на следующий день солдат 29-й моторизованной пехотной дивизии. – Центр и район вокруг вокзала в наших руках. Невозможно себе представить, с какой радостью мы восприняли это известие».[290]290
  Неизвестный солдат 29-й мпд, 15 сентября 1942 года. BZG-S.


[Закрыть]
Впрочем, военнослужащие вермахта, дрожавшие по ночам от холода, мечтали о теплых землянках, растопленных печках и письмах из дома.

Роты немецких пехотинцев продвинулись к устью Царицы. Вход в тоннель, в котором размещался командный пункт 62-й армии, попал под прямой огонь, и бункер заполнился ранеными. Вскоре в нем стало невозможно дышать. Штабные офицеры теряли сознание от недостатка кислорода. Чуйков решил снова перенести командный пункт. Для этого пришлось переправиться через Волгу, подняться вверх по течению и обратно вернуться на правый берег.

Ожесточенные бои разгорелись за Мамаев курган. Захватив его, немцы смогли бы простреливать все переправы. Один из полков НКВД удерживал небольшую часть кургана до тех пор, пока на рассвете 16 сентября на помощь не подошли 42-й гвардейский полк из дивизии Родимцева и подразделения другого соединения. Рано утром они атаковали вершину и склоны высоты 102. Теперь Мамаев курган ничем не напоминал тот прекрасный парк, где так нравилось гулять влюбленным. На земле, перепаханной осколками снарядов, бомб и гранат, не осталось ни травинки. Весь склон был изрыт воронками, служившими временными окопами во время яростных атак и контратак. На Мамаевом кургане было совершено немало подвигов. Один из гвардейцев Родимцева заслужил славу героя, сорвав и растоптав немецкое знамя, водруженное на вершине солдатами 295-й пехотной дивизии. Гораздо меньше известны случаи трусости и дезертирства. Командир одной из русских батарей на Мамаевом кургане был обвинен в том, что оставил поле боя, «испугавшись того, что его признают виновным в трусости во время сражения».[291]291
  8 октября 1942 года. ЦАМО, 48/486/24. Л. 77.


[Закрыть]
Когда группа немецких пехотинцев атаковала батарею, орудийные расчеты в панике бежали. Старший лейтенант М. проявил «нерешительность» и не стал убивать немцев, что считалось крайне серьезным преступлением.

В 23:00 16 сентября лейтенант К., командир взвода 112-й стрелковой дивизии, державшей оборону в нескольких километрах к северу, обнаружил отсутствие четырех солдат и сержанта. «Вместо того чтобы принять меры по их поиску и составить акт о предательстве, он ограничился лишь донесением о случившемся своему командиру роты».[292]292
  Там же.


[Закрыть]
Примерно через два часа во взвод отправился политрук Колабанов – нужно было провести расследование. Приблизившись к передовым окопам, он услышал, что со стороны немецких позиций кто-то говорит по-русски. Этот человек обращался к солдатам взвода по именам и призывал их перебежать к врагу. «Вам всем нужно дезертировать. Здесь вас накормят и будут к вам хорошо относиться. Иначе вы все равно умрете!» Затем политрук увидел, как несколько человек пересекают нейтральную полосу в направлении немецких окопов. К ярости Колабанова, остальные бойцы взвода в них не стреляли. Политрук выяснил, что к врагу перебежали десять человек, в том числе сержант. Командир взвода был арестован и отдан под трибунал. Данные о том, какой приговор ему вынесли (расстрел или штрафбат), не сохранились. В той же дивизии один капитан уговаривал двух офицеров перебежать к немцам вместе с ним, однако один из них «отказался и пристрелил предателя».[293]293
  Там же. Л. 78.


[Закрыть]
Впрочем, уверенности в том, что такая версия событий не прикрывает банальную личную ссору, нет.

В последующие дни немцы снова и снова контратаковали, но гвардейцам Родимцева и остаткам полка НКВД удалось удержать Мамаев курган. Наступление 295-й пехотной дивизии застопорилось. Она понесла настолько значительные потери, что роты пришлось переформировывать, объединяя. Особенно большой убыль была среди офицеров. Это в основном заслуга русских снайперов. Меньше чем за две недели боев на передовой в одной из рот 295-й пехотной дивизии сменились три командира.

Схватки насмерть и немецкие массированные артобстрелы, а также бомбардировки Мамаева кургана продолжались еще два месяца. Василий Гроссман так писал обо всем этом: «Клубящиеся земляные облака, проходя сквозь дивное, незримое сито, созданное силой тяготения, образовывали рассев, – тяжелые глыбы, комки рушились на землю, а легкая взвесь поднималась в небо».[294]294
  Гроссман В. Жизнь и судьба.


[Закрыть]
Трупы, лежащие на почерневшей земле, непрекращающийся град снарядов и бомб разрывал на части и снова погребал под землей. Через несколько лет после окончания войны на Мамаевом кургане были обнаружены останки немецкого и русского солдат. Судя по всему, они закололи друг друга штыками, после чего их, уже мертвых, завалило землей.


По мнению Жукова, эти дни для сталинградцев были тяжелыми, очень тяжелыми.[295]295
  См.: Жуков Г. Указ. соч. С. 405.


[Закрыть]
В американском посольстве в Москве крепла уверенность в том, что Сталинград неминуемо падет. Более того, даже в Кремле полагали, что дни города на Волге сочтены. Вечером 16 сентября Поскребышев, ни слова не говоря, вошел в кабинет Сталина и положил на стол документ, полученный из Главного разведывательного управления Генерального штаба. Это было перехваченное из Берлина дешифрованное сообщение. «Доблестные германские войска взяли Сталинград. Россия разрезана на две части, северную и южную, и скоро рухнет в предсмертных судорогах».[296]296
  ЦАМО, 3/11 556/10. Приводится у Волкогонова.


[Закрыть]
Сталин несколько раз перечитал шифрограмму, затем подошел к окну и какое-то время молча стоял около него. Потом он велел Поскребышеву соединить его со ставкой и по телефону продиктовал телеграмму Еременко и Хрущеву: «Доложите что-нибудь вразумительное о том, что происходит в Сталинграде. Правда ли, что Сталинград захвачен немцами? Дайте прямой и правдивый ответ. Я жду вашего ответа немедленно».[297]297
  Приводится у Волкогонова.


[Закрыть]

В действительности прямая опасность захвата города уже миновала. Дивизия Родимцева подоспела как раз вовремя. На подходе были и новые подкрепления – бригада морской пехоты и 95-я стрелковая дивизия Горишнего, призванные усилить обескровленную 35-ю гвардейскую стрелковую дивизию, которая держала оборону южнее Царицы. Пилоты люфтваффе также обратили внимание на то, что в противостоящей им 8-й воздушной армии стало больше самолетов, хотя советские летчики-истребители по-прежнему страдали от инстинктивного страха перед противником. «Как только появляется один “мессершмитт”, – негодовал в своем донесении кто-то из политруков, – начинается карусель, и каждый стремится защитить свой хвост».[298]298
  4 октября 1942 года. ЦАМО, 48/86/24. Л. 48.


[Закрыть]

Но в первую очередь немецкие асы обратили внимание на усиление зенитного огня. «При появлении наших эскадрилий, – отметил командир управления люфтваффе, прикомандированный к 24-й танковой дивизии, – небо покрывается бесчисленными черными облачками разрывов зенитных снарядов».[299]299
  Max Plakolb. ÖStA-KA B/1540.


[Закрыть]
Русские позиции оглашались восторженными криками, когда один из ненавистных «лапотников» взрывался в воздухе и его горящие обломки сыпались на землю. Даже намного более быстрые и маневренные истребители страдали от огня с противоположного берега реки. 16 сентября пилот люфтваффе Юрген Кальб вынужден был покинуть свой Ме-109, подбитый над Волгой. Он опустился на парашюте прямо в воду и вплавь добрался до берега. Там его уже ждали солдаты Красной армии…[300]300
  См.: ЦАМО, 48/453/13. Л. 70.


[Закрыть]

Экипажи немецких бомбардировщиков не знали отдыха. 19 сентября один из летчиков писал, что за последние три месяца он совершил 228 боевых вылетов – столько же, сколько за три предыдущих года над Польшей, Францией, Англией, Югославией и Россией вместе взятыми. Вместе со своим экипажем этот летчик, как и все другие, проводил в воздухе по шесть часов в день. Жизнью на земле были недолгий сон, перехваченная наспех еда, трезвонящие телефоны, изучение карт и данных аэрофотосъемки в штабной палатке.

Немецким ВВС приходилось базироваться по большей части на импровизированных грунтовых аэродромах, устроенных прямо в степи. Определять цели с воздуха было непросто, поскольку внизу царил невероятный хаос – развалины и пожары, а огромные конусообразные столбы черного маслянистого дыма от пылающих нефтехранилищ поднимались вверх на высоту три километра.

От наземных частей постоянно поступали запросы о боевых вылетах. Например: «Атакуйте цель в квадрате А-11, северо-западный сектор, большой квартал зданий – там очаг упорного сопротивления противника».[301]301
  Herbert Pabst, письма. Приводится в Bähr and Bähr. Р. 186–188.


[Закрыть]
Однако летчикам люфтваффе казалось, что они не добиваются желаемого результата, продолжая бомбить безжизненную землю – «разрушенные, выгоревшие дотла заводские корпуса, в которых не уцелело ни одной стены».[302]302
  Там же.


[Закрыть]

Для команд наземного обслуживания – механиков, специалистов по вооружению и связи – подготовка самолетов к трем, четырем, пяти боевым вылетам в день означала работу без перерывов. Экипажи самолетов немного отдыхали лишь перед рассветом. Единственные часы, когда они могли оторвать взгляд от неба над этой «бескрайней страной»… В начале сентября по ночам уже случались заморозки, а 17 сентября внезапно резко похолодало. Форма многих немецких солдат и офицеров к этому времени уже была изношена до предела. «Обмундирование наших военнослужащих, – отмечал один врач, – протерто так сильно, что нередко им приходится надевать вещи русских солдат».[303]303
  Günther Diez. Приводится у Schneider-Janessen. Р. 130.


[Закрыть]


На Мамаевом кургане продолжались кровопролитные бои, но не менее ожесточенные сражения теперь шли и в районе элеватора – огромного железобетонного зернохранилища на берегу Волги. Стремительное наступление 48-го танкового корпуса вермахта буквально отрезало эту естественную крепость от остальных советских частей. Ее защищали бойцы 35-й гвардейской стрелковой дивизии. В ночь на 17 сентября им на помощь смог пробиться взвод морской пехоты под командованием лейтенанта Андрея Хозяинова. У моряков было два старых пулемета «максим» и два противотанковых ружья. Когда к ним вышли немецкие парламентеры с белым флагом, чтобы предложить сложить оружие, морские пехотинцы ответили пулеметной очередью. После этого на элеватор обрушили огонь немецкие орудия – артиллеристам была поставлена задача подготовить плацдарм для саксонской 94-й пехотной дивизии.

18 сентября защитники элеватора – их осталось около 50 человек – отразили десять штурмов. Понимая, что боеприпасов и продовольствия им ждать неоткуда, они прицельно расходовали патроны, экономили еду и воду. Двое суток они сражались в ужасных условиях. Бойцы задыхались от пыли и дыма – даже зерно в элеваторе воспламенилось. Скоро у них почти не осталось питьевой воды. Нечем было охладить и раскалившиеся пулеметы. Предположительно морские пехотинцы использовали для этого собственную мочу, что достаточно часто практиковалось во время Первой мировой войны, но в советских источниках таких подробностей нет.

20 сентября подошли новые немецкие танки, чтобы наконец покончить с защитниками элеватора. К этому времени у них закончились гранаты и патроны к противотанковым ружьям. Оба «максима» вышли из строя. Не в силах ничего разглядеть сквозь дым и пыль, затянувшие зернохранилище, русские только перекрикивались осипшими голосами. Когда немцы ворвались на элеватор, морские пехотинцы и бойцы 35-й дивизии стреляли в них, ориентируясь на звук, а не на силуэты. Ночью оставшиеся в живых, у которых была всего горстка патронов, покинули элеватор и пробились к своим. Раненых им пришлось оставить. Несмотря на ожесточенность боев, немцы едва ли могли занести эту победу себе в актив, однако Паулюс как символ Сталинграда выбрал именно изображение огромного зернохранилища. Элеватор красовался на нарукавной нашивке, специально разработанной в штабе 6-й армии.

Шедшие несколько дней бои за полуразрушенные здания в центре города, которые упорно обороняли советские солдаты, стоили немцам больших потерь. Эти «гарнизоны» красноармейцев из разных частей, страдая от ран, контузий, жажды и голода, стояли насмерть. Ожесточенные сражения разгорелись за здание универмага на Красной площади, в котором размещался штаб 1-го батальона 42-го гвардейского стрелкового полка. Другим неприступным редутом стали мастерские, известные как «гвоздильный завод». В расположенном неподалеку трехэтажном здании гвардейцы отчаянно сражались на протяжении пяти дней. Дыхательные пути у них были забиты мельчайшей кирпичной пылью. Раненые умирали в подвале – оказать им медицинскую помощь было некому: молоденькая медсестра сама получила смертельное ранение в грудь. В самый последний момент, когда стены были пробиты и немецкий танк въехал в здание, защитники наконец покинули его. К своим прорвались шесть человек – столько бойцов осталось из целого батальона.

Для Красной армии самой серьезной проблемой оказался прорыв немцев к центральной пристани. Это позволило им обстреливать из орудий, минометов и пулеметов все переправы, ночью освещая реку магниевыми ракетами на парашютах. Немцы всеми силами стремились помешать перебрасывать защитникам города подкрепления и боеприпасы.

Развалины железнодорожного вокзала, в течение пяти дней пятнадцать раз переходившие из рук в руки, в конце концов достались вермахту. Родимцев, в соответствии с директивами Чуйкова, требовал, чтобы передовые позиции его бойцов располагались не далее чем в 50 метрах от немецких. Это затрудняло им использование артиллерии и авиации. Солдаты его дивизии особенно гордились своей меткой стрельбой. Они говорили, что каждый гвардеец стреляет как снайпер, что вынуждает фашистов ползать, а не ходить.[304]304
  Кидяров, беседа, 22 ноября 1996 года.


[Закрыть]

Немецкие солдаты, измотанные, с красными от усталости глазами, потерявшие в тяжелых боях стольких своих товарищей, полностью растеряли ту победную эйфорию, которой были охвачены всего неделю назад. Для них многое в корне изменилось. Оказалось, что в городских условиях артиллерия является гораздо более страшным оружием, чем в полевых, причем страшны были не только разрывы снарядов. Когда снаряд попадал в многоэтажное здание, сверху градом летели осколки и битый кирпич. В этом чуждом мире развалин и гор обломков немецкие пехотинцы начинали терять ощущение времени. Даже полуденное солнце светило как-то странно… Это было следствием постоянно висящей в воздухе завесы пыли.

На таком ограниченном пространстве солдаты постигали реальность войны в трех измерениях. Большую опасность представляли засевшие в высоких зданиях снайперы. Приходилось страшиться авиации – не только противника, но и собственной. При налетах люфтваффе немецкие пехотинцы бросались в укрытие точно так же, как это делали бойцы Красной армии. Всегда существовала опасность того, что германский ас не разглядит красные флаги с черной свастикой в белом круге, расстеленные на земле для обозначения своих позиций. Немцам нередко приходилось пускать сигнальные ракеты, чтобы показать, где они находятся.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
  • 4 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации