Текст книги "Древние греки. От возвышения Афин в эпоху греко-персидских войн до македонского завоевания"

Судя по результатам этих преобразований, они были масштабными и имели огромное значение, но об их «внутренней кухне» мы знаем крайне мало. По мнению греков, ключевой реформой стало увеличение числа объединений жителей Аттики, фил[4]4
  Ф и л а – это скорее родовое объединение. Автор для обозначения этой самой многочисленной гентильной категории жителей древнегреческих полисов далее использует слово tribe, «племя». Однако племенами также названы дорийцы, ионийцы и т. д. В связи с этим, чтобы не путать читателя, английское слово tribe, используемое в соответствующем значении, мы будем переводить с помощью термина «фила». (Примеч. пер.)


[Закрыть], с четырех до десяти, и организация их не по родовому, а по территориальному принципу (см. главу 5). Но хотя эта мера благоприятно сказалась на организации армии и на системе городского управления, не так-то легко понять, каким образом она позволила передать реальную власть в руки простого народа. Возможно, решение данной проблемы лежит в той роли, которую Клисфен уготовил для самой маленькой единицы своего территориального деления – демов Аттики. Основой для большинства из них стали существующие деревни, а городские демы, очевидно, были созданы искусственно. Каждый из них пользовался местным самоуправлением и представлял кандидатов в городской совет и на другие посты. Политическая активность на уровне маленького местного центра стимулировала простого человека к тому, чтобы принимать более активное участие в жизни всего государства.

Эти реформы изменили сам дух афинского общества. Позднее сложилось мнение о том, что Солон сознательно вел Афины к демократии. Эта версия, несомненно, является ошибочной, ведь вряд ли в сознании реформатора VI в. до н. э. могли зародиться мысли о чем-то, похожем на развитую демократию. Однако Солон действительно создал основу для развития демократии, которой тираны не смогли нанести вред. Ограниченные права, полученные от него представителями низших слоев общества, особенно (по словам Аристотеля) право участвовать в заседаниях суда присяжных, могли со временем расширяться. Народ поддерживал тиранов, подавлявших ссоры между богатыми и знатными, или по крайней мере тирания основывалась на просуществовавшем вплоть до конца правления Гиппия допущении, что люди не станут поддерживать возвращение к прошлому. К тому времени, как в 510 г. до н. э. стычки между представителями верхних слоев общества возобновились, выросло целое поколение людей, не желавших быть свидетелями подобных распрей или принимать участие в них на той или иной стороне. Привлекательность для простого народа реформ Клисфена базировалась на том, что они давали простому жителю дема реальную возможность принимать участие в политической жизни, не примыкая при этом к одной из аристократических клик, или искать защиту у тирана. Клисфену также удалось снизить влияние знати, в чем ему помогли удачно сложившиеся обстоятельства – ему удалось доказать, что его противник Исагор связан с вторжением в Афины спартанцев. Еще многое предстояло сделать для того, чтобы афинская демократия достигла наивысшей точки своего развития, приняв облик, который высмеивал Аристофан и презирал Платон, но реформы, проведенные Клисфеном в 507 г. до н. э., стали решающим шагом к ее установлению и дальнейшему развитию. Геродот был прав, когда называл его человеком, установившим в Афинах демократию.

Таким образом, в древнегреческой политике появился новый элемент. В VI в. до н. э. продолжал остро стоять вопрос тирании, и во второй половине этого столетия Спарта создала себе репутацию могущественного противника тиранов, настолько непримиримого, что Геродот и Фукидид расценивали «крестовый поход» спартанцев против тирании как нечто само собой разумеющееся, хотя, если не считать громкое изгнание из Афин Гиппия, нам известно не так много в действительности низвергнутых тиранов. В системе управления Спартой и укладе жизни ее населения присутствовали элементы, явно не способные прижиться в других полисах, но, обладая большим количеством теоретически равноправных граждан, она могла завоевать репутацию защитницы народа в противовес тиранам, в городах которых не было равенства. Подобная пропаганда, несомненно, помогла Спарте расширить количество союзников и усилить свое влияние. Однако в V в. до н. э. тирания на некоторое время угасла, превратившись в постоянную угрозу для полисов, расположенных на юге Греции. С появлением осознанной демократии центр конфликта сместился в область, где Спарта могла расцениваться лишь как консервативное и даже реакционное государство, – в сферу противостояния между демократией и олигархией.

Вряд ли какая-либо категория граждан Афин была формально исключена из состава городского совета, но Солон все еще считал само собой разумеющимся, что в его городе должны быть «предводители народа», которые помогут ему принимать верные решения. Во многих государствах власть по традиции (или потому, что это было удобно) на протяжении длительного времени оставалась в руках представителей узкого общественного слоя. Нам известны случаи (помимо Спарты), имевшие место в эпоху классики, при которых статус полноправных граждан передавался по наследству. Во многих олигархиях более позднего времени право голоса того или иного человека было обусловлено наличием у него определенного количества собственности. Наиболее ранним примером этого стала конституция, разработанная в 446 г. до н. э. Беотийским союзом для городов, входивших в его состав. Возможно, во многих классических олигархиях четкое и официальное введение ценза для полноправных граждан стало реакцией на заявления сторонников демократии о том, что право голоса должны иметь все взрослые мужчины. Дело не в том, что в Афинах во времена, когда число людей, обладавших правом голоса, достигало 45 тысяч человек, народное собрание регулярно посещала лишь незначительная их часть – лишь изредка свое право реализовывали пять-шесть тысяч человек, а в том, что в нем принимали участие представители всех слоев общества. Правило, согласно которому никому не следует отказывать в реализации этого права, стало основополагающим принципом демократической свободы и всеобщего равенства.

Этот принцип действовал все более эффективно, так как Афины внезапно обрели огромное могущество. Помимо других ресурсов, им были доступны серебряные рудники, находившиеся в юго-восточной части Аттики, в Лаврионе, а в начале V в. до н. э. там была обнаружена новая богатая жила. Фемистокл позаботился о том, чтобы направить непредвиденные доходы на строительство беспрецедентного по своей численности флота. Именно благодаря ему в 480 г. до н. э. была одержана победа в морском сражении при Саламине, и после войны Афины стали намного сильнее и самоувереннее, чем прежде. В то же время Спарта, организационная система и традиции которой сделали ее неповоротливым лидером в военных действиях, переместившихся теперь в основном в Малую Азию и в Восточное Средиземноморье, отошла от дальнейшей борьбы с Персией. Позорный поступок Павсания, героя битвы при Платеях, еще больше повредил ее авторитету. В итоге совершенно неожиданным результатом ее достижений в 480 г. до н. э. стало то, что спартанцы полностью сосредоточили свое внимание на Пелопоннесе, где им пришлось столкнуться с серьезным недовольством. Тем временем Афины сделали еще один шаг вперед, встав во главе нового морского союза – Делосской симмархии, – сплотившегося вокруг идеи освобождения восточных греков и продолжения войны с персами.

В этот союз вошло рекордно большое количество государств, а необходимость ведения войны на море способствовала формированию другой системы управления. Союзники Спарты были вынуждены сражаться на суше, причем определенным образом – путем проведения коротких кампаний, в которых принимало участие городское ополчение – гоплиты, приносившие с собой собственное довольствие и больше ни в чем не нуждавшиеся. Война на море предполагает строительство кораблей, плату и пищу для гребцов. Для поддержания Делосского морского союза от его членов с самого начала требовались существенные вливания. Со временем большинство из них посчитало обременительным поставлять для союза корабли и людей, и афиняне стали использовать собственный, считавшийся общим лишь формально, флот, построенный на дань, полученную от других членов союза. В итоге Афины становились все более могущественными, а их союзники оказывались, по сути, безоружными. В то же время на Пелопоннесе спартанцы продолжали нуждаться в своих союзниках для создания эффективной армии, что заметно ограничивало их способность вмешиваться во внутренние дела других городов, являвшихся членами их союза.

Афиняне не стеснялись пользоваться своей огромной властью, и к середине V в. до н. э. Делосский морской союз превратился в афинскую морскую державу, подчинявшуюся решениям афинского народного собрания. В большинстве городов были назначены афинские магистраты; дела, сопряженные с наиболее серьезным наказанием, рассматривались в афинских судах, землю конфисковали (как правило, после восстаний) и передавали афинским поселенцам и т. д. Эти события, как и использование денег, полученных от союзников, для строительства афинских храмов, стали для некоторых современников моральной проблемой. В частности, они занимали могучий и беспокойный разум Фукидида и активно обсуждались в 350-х гг. до н. э., когда распадался Второй афинский морской союз (см. ниже). Возможно, именно в результате чрезмерного увлечения самих греков этой темой афинский «империализм» до сих пор вызывает осуждение, гораздо большее, чем испытываемое по отношению к сильным государствам, которые смогли использовать имевшиеся у них возможности. Афиняне, несомненно, не всегда были справедливыми или мудрыми, каким бы правдоподобным ни было оправдание их конкретных действий. Например, в самом начале существования морского союза препятствия к выходу из его состава острова Наксос были оправданны, ибо если бы каждый его член мог свободно отказываться от своих обязательств, то союз вскоре перестал бы служить эффективным способом защиты от персов. Но на афинян жаловались из-за того, что несправедливо жесткие меры, принятые ими к жителям острова, привели к тому, что последние по своему статусу сравнялись с рабами. То же относилось ко многим репрессивным мерам, которые афинское народное собрание могло оправдать само для себя, но не для всего остального мира.

Изучать эти процессы необходимо в перспективе, особенно в связи с ситуацией, сложившейся в Греции, и с идеологическим конфликтом между сторонниками демократии и олигархии. Общеизвестно, что афиняне повсеместно поддерживали демократии, а спартанцы – олигархии. И хотя из этого правила есть исключения, оно все же остается таковым. Навязывание демократии казалось актом тирании тем, кто боялся простых людей и не доверял им, особенно представителям привилегированных слоев общества, тем, из чьих карманов Афины получали дань. Но безмолвные простые люди могли надеяться, что власть Афин по крайней мере защитит их от собственных олигархов. Несомненно, если бы имелась такая возможность, жители маленьких городов, сторонники как демократии, так и олигархии, предпочли бы заниматься своими делами, наслаждаясь полной независимостью, которой с такой страстью жаждали все греки. Но в мире, где все подчинялось конфликту между Афинами и Спартой и каждый из этих двух полисов стремился избавить маленький город от формы правления, которую предпочитал противник, претворить мечты в жизнь было невозможно.

На протяжении непродолжительного времени после войны с персами два могущественных полиса жили в относительном мире. Внимание афинян было сосредоточено на дальнейшем ведении войны против персов в Азии, в ходе которой им удалось добиться определенных успехов. Спартанцы же были заняты решением собственных проблем на Пелопоннесе. Но параллельно с усилением Афин они оказывали все большее влияние на весь греческий мир. Война с персами постепенно утихла, и конец ей положил мирный договор 449 г. до н. э. В то же время спартанцы, возвращая свою мощь, были вынуждены направлять помощь всем жертвам агрессии афинян, обратившимся за ней. В войну между Афинами и их ближайшими соседями, разразившуюся вскоре после 460 г. до н. э., в конечном счете включилась и Спарта. Мир, положивший конец этой войне в 446 г. до н. э., продержался всего лишь половину из тридцатилетнего срока, на который он заключался.

В это время относительного спокойствия (446–432 до н. э.) до начала Пелопоннесской войны афиняне были полны надежд, а политикой Афин «заведовал» Перикл. На акрополе под контролем Перикла, одним из доверенных лиц которого являлся скульптор Фидий, были построены Пантеон и пропилеи, а также множество других зданий. Продолжительная карьера Софокла, вероятно, находилась в зените, а Еврипид только начинал писать свои многочисленные трагедии. Протагор Абдерский и другие философы-софисты часто посещали Афины, и этот город стал, по словам, вложенным Фукидидом в уста Перикла, «школой Эллады». Перикл также сыграл важную роль в превращении афинского союза в тесно сплоченную державу, и, возможно, именно он решил использовать на благо Афин средства, полученные от союзников. Несмотря на дороговизну строительства масштабных сооружений, большая часть накопленной суммы в 431 г. до н. э. была нетронутой, и Афины вступили в войну, обладая большими финансовыми ресурсами, что стало уникальным явлением в древнегреческой истории.

Двум столь разным и могущественным полисам было нелегко сосуществовать друг с другом, и война между Афинами и Пелопоннесским союзом, разразившаяся в 431 г. до н. э. и ставшая главным предметом исторических изысканий Фукидида, в первую очередь стала борьбой за власть, за господство над всей Грецией. Как писал Фукидид, «истинным поводом к войне (хотя и самым скрытым), по моему убеждению, был страх лакедемонян перед растущим могуществом Афин, что и вынудило их воевать». Однако не следует забывать и об идеологической составляющей – противостоянии между демократическими и олигархическими идеалами. Оно оказало заметное влияние на ход войны, так как в среде богатых жителей городов, подчинявшихся Афинам, нашлись сторонники спартанцев, а простые люди с Пелопоннеса могли симпатизировать афинянам. Но последний вариант был менее выгоден, поскольку эти люди не имели оружия. Столь значительная продолжительность войны, продлившейся в общей сложности 27 лет и прерывавшейся лишь компромиссным Никиевым миром 421 г. до н. э., отчасти была связана с силой чувств, вызванных претензиями афинян на создание державы, но в основном она была обусловлена трудностями, с которыми противники вступали в схватки друг с другом. Обладавший огромной силой на суше, Пелопоннесский союз не мог помешать афинянам перебрасывать припасы по морю, а афинский флот, в свою очередь, не был в состоянии нанести ущерб наземным ресурсам врага. Афины пытались выйти из тупика, совершив в 415 г. до н. э. масштабный и весьма амбициозный поход на Сицилию, где выращивали злаки, большая часть которых поставлялась на Пелопоннес. Эта кампания, проведенная в 413 г. до н. э., стала для афинян крайне неудачной и знаменовала перелом в войне и конец безраздельного господства афинян на море. Несмотря на это, они построили новый флот взамен уничтоженного и с поразительным упорством продолжали сражаться, и в 404 г. до н. э. конец войне положили персы, оказавшие помощь Пелопоннесскому флоту, сумевшему получить контроль над Геллеспонтом и отрезать поставки продовольствия, шедшие в Афины с юга России.

Материальный ущерб был огромным. Пелопоннесские войска разорили сельскую часть Аттики, сначала совершая короткие набеги, а затем, после 413 г. до н. э., проводя военные операции из укрепленной крепости, располагавшейся к северу от Афин. В первой половине войны столь же сильный ущерб был нанесен афинянами Мегаре, а Коринф, обладавший флотом и не отбивший их нападение, так никогда и не сумел вернуть свою прежнюю силу. Не менее важным был моральный вред. Особенно ярко это было заметно в Афинах, где длительное напряжение, связанное с войной, вылилось в 415 г. до н. э. в настоящую истерию, вызванную рядом кощунственных поступков, в 411 г. до н. э. – в кратковременный олигархический переворот Четырехсот, а в 406 г. до н. э. – в незаконный суд и казнь шести стратегов-победителей. После поражения, которое Афины потерпели в 404 г. до н. э., спартанцы установили в этом городе олигархическую власть Тридцати тиранов. За этим последовала гражданская война, вследствие чего осенью 403 г. до н. э. спартанцы были вынуждены уступить и восстановить в Афинах демократию. Тем, кто станет осуждать афинян за то, что в 399 г. до н. э. они осудили и казнили Сократа, следует помнить, насколько непростыми для них были все эти перемены.

Одержавшие победу спартанцы были вынуждены решать собственные внутренние проблемы. Лисандр, вступивший в переговоры с персами и обеспечивший своим сородичам победу, был исключительно жестким политиком. В городах, оказавшихся под влиянием Спарты, он установил олигархические режимы и планировал заменить Афинскую державу на еще более обширное и находящееся под еще более сильным контролем со стороны Спарты (как на суше, так и на море) государство. Но, как и в Афинах, в Спарте были люди, не терпевшие жесткого «империализма», а резкое и продолжительное уменьшение численности рабочей силы значительно осложнило реализацию столь масштабных планов и сделало ее гораздо более опасной. От формы правления, установленной Лисандром в Афинах, – олигархии Тридцати тиранов – вскоре отказались, а сам он на время потерял свое прежнее влияние. Даже несмотря на это, власть спартанцев казалась неоправданно жесткой – дисциплина, установленная ими самими дома, лишила их воображения и сделала сторонниками авторитаризма в отношениях с другими городами, не приученными к подобной дисциплинированности. В результате менее чем через десять лет Спарта оказалась втянутой в войну (395–387 до н. э.) с союзом государств, в состав которых входили возродившиеся Афины. В 401 г. до н. э. спартанцы поддержали младшего Кира в его попытках заменить своего брата Артаксеркса II на персидском троне, и с тех пор были вовлечены в беспорядочную войну с персидскими наместниками в Малой Азии. Но вскоре отношения между спартанцами и персами восстановились, ведь у них был общий враг – Афины, и в 387 г. до н. э. лакедемоняне снова с помощью персов перекрыли афинянам каналы снабжения, взяв под свой контроль Геллеспонт. Условия заключенного после этого мира во многом основывались на решениях персидского царя, принятых им в Сузах.

Царский (Анталкидов) мир, заключенный в 387 г. до н. э., на целое поколение стал основой, на которой строились взаимоотношения между древнегреческими городами-государствами. Жители Южной Греции устали от войны. Пелопоннесская война на протяжении очень долгого периода была сопряжена с беспрецедентными усилиями и разрушениями, но оказалось, что поражение Афин – это еще не выход из сложившейся ситуации. Уже в ходе неудавшихся в итоге переговоров, которые велись зимой 392/391 г. до н. э., была сформулирована идея о «всеобщем мире», мире, который должен затронуть не только самих противников, но и все древнегреческие города. На этой концепции базировался и царский мир, гарантировавший независимость всем полисам, за исключением городов Малой Азии, остававшихся под властью персидского царя. Эта передача восточных греческих городов персам упоминалась во всех договорах между ними и спартанцами, подписывавшихся начиная с 411 г. до н. э., на что постоянно ссылались афиняне, которые, какими бы жесткими они сами по себе ни были, в V в. до н. э. умудрялись не допускать персов в эти города на протяжении примерно 70 лет. У полисов, получивших независимость, неизбежно возникали проблемы, связанные с мерами воздействия на агрессоров, угрожавших свободе какого-либо из них. Однако в разработке механизма принуждения к миру древним грекам не удалось уйти дальше современных народов. В любом случае греки, жившие на юге, были давно знакомы с идеей превосходства сильного города-государства над другими членами созданного им союза. В IV в. до н. э. жители полиса, доминировавшего в том или ином районе, считали нормальным придавать слову «независимость» значение, выгодное им самим. В 387 г. до н. э. спартанцы настояли на том, что во имя свободы городов, входивших в Беотийский союз, его необходимо распустить. Позднее фиванцы восстановили свой союз и настаивали на том, что Мессения должна получить независимость от Спарты. В древности в Греции не было Генеральной ассамблеи и Совета безопасности, где соперники могли выяснять свои отношения. Всеобщий мир в Греции могли установить только иноземные захватчики – македоняне или римляне.

Расширение Персидской державы на запад остановилось, когда Ксеркс потерпел неудачу в 480 г. до н. э. при попытке завоевать Грецию. Древнегреческая тяжелая пехота, несомненно, превосходила по своей мощи любые войска, которые могли направить против нее восточные правители, и те сами стали использовать греческих наемников в своих армиях. Наиболее ярким примером является поход Десяти тысяч греков, которых Кир в 401 г. до н. э. повел сражаться против своего брата и которые после его гибели, выбрав себе временных начальников, двинулись прочь из Месопотамии, направляясь через неприветливые горы в сторону греческих городов, стоявших на побережье Черного моря. Приключения, произошедшие с греческими наемниками в этом походе, очень живо описал Ксенофонт в своем «Анабасисе» («Отступлении десяти тысяч»). Сам факт того, что им удалось выжить, свидетельствует об уязвимости Персидской державы. Были заметны и другие признаки ее слабости, такие как все усиливавшееся стремление персидских наместников-сатрапов проводить в управлявшихся ими областях ту политику, которую они считали необходимой, и восстание, произошедшее в 404 г. до н. э. в Египте, которому затем удалось на протяжении 60 лет сохранять независимость, несмотря на многочисленные попытки снова вернуть его под власть персов, вплоть до 343 г. до н. э., когда им ненадолго завладел Артаксеркс III. Афинский ритор Исократ неоднократно призывал к захвату Персии силами того или иного предводителя, считая это завоевание средством, способным решить проблемы греков. Однако в реальности правителям Персидской державы удалось вернуть контроль над греческими городами в Малой Азии и продолжать оказывать довольно заметное влияние на ситуацию в Греции. Отчасти это было связано с огромными людскими ресурсами, находившимися в распоряжении этого восточного государства, которые, однако, сложно было мобилизовать и контролировать. Но гораздо более важную роль в этом сыграли богатство Персидской державы и потребность греков в деньгах, без которых не могли обойтись содержание любого по размеру флота или наемников, игравших все более важную роль в войнах эллинов между собой. Персидская держава была слаба и находилась в состоянии упадка, но продолжала владеть огромными территориями, заметно превышающими те, которые мог удержать в своих руках каждый из преемников Александра Македонского.

Заметное влияние на отношения греков между собой и с внешним миром в начале IV в. до н. э. оказывал Дионисий Старший, тиран Сиракуз. Со времени основания первых западных колоний во второй половине VIII в. до н. э. греки расселялись по побережью Италии и по Сицилии до тех пор, пока не достигли определенных рубежей. На севере они остановились у границы территории, занимаемой этрусками. Поселенцы на Сицилии не сумели проникнуть в ее западную часть, вследствие чего не занятой ими оставалась где-то одна треть площади этого острова. Во внутренней его части эллинам удалось частично подчинить себе и приобщить к греческой культуре местных жителей – сиканов и сикулов. В более обширных внутренних районах юга Италии нельзя было проводить подобную политику, и местные племена, подобно своим «сородичам», населявшим внутреннюю часть Фракии, иногда причиняли огромный вред греческим городам на побережье. Сами по себе эти полисы развивались. Возможно, этот процесс происходил медленнее, чем в существовавших на протяжении долгого времени городах самой Греции, но в целом по аналогичному сценарию. Благодаря гораздо более богатым почвам и благоприятному климату колонии сумели достичь поразительного процветания.

Изначально Сиракузами управляли землевладельцы, потомки первых поселенцев, и вполне вероятно, что во всех других колониях сложились такие же условия, иногда приводившие к установлению тирании, подобной той, что существовала в самой Греции. В начале V в. до н. э. появилась несколько иная форма правления, которую установил тиран Гелы Гиппократ (498–491 до н. э.) и сохранил его преемник Гелон (490–478 до н. э.) и при которой важную роль играла военная составляющая. В 485 г. до н. э. Гелон захватил Сиракузы и сделал этот город столицей своего государства, переселив туда половину населения Гелы и представителей высших слоев общества, живших в других городах, полностью уничтоженных его войском. Хотя, на первый взгляд, власть Гелона не опиралась на поддержку простого народа, благодаря победе, одержанной над Карфагеном в 480 г. до н. э., он обрел огромную популярность и передал власть своему брату Гиерону (478–467 до н. э.). Однако из-за резких перемен, произошедших после его смерти, в Сиракузах установилась демократия, просуществовавшая там на протяжении нескольких десятилетий – до тех пор, пока власть в 405 г. до н. э. не захватил Дионисий. Вопрос о том, каким образом эти военные режимы, с армиями наемников, захватом соседних городов и переселением их жителей, смогли достичь такого успеха на Западе, остается открытым. Установившие и поддерживавшие их правители не испытывали недостатка в противниках, и яркая антитираническая направленность многих сохранившихся до наших дней древнегреческих письменных источников, посвященных им, зачастую мешает нам делать объективные выводы. При этом оды, сочиненные Пиндаром в честь Гиерона и других тиранов, вовсе не способствуют восстановлению равновесия. Благодаря этим сочинениям становится понятно: тираны были очень богаты и могли позволить себе роскошь, настолько выходившую за привычные для греков рамки, что, возможно, они сами по себе казались опасными.

Борьба между греками и карфагенянами, имевшая место в IV в. до н. э., позволила античным историкам более позднего времени считать Карфаген извечным врагом. Однако в действительности карфагеняне до 500 г. до н. э. вряд ли принимали Сицилию в расчет, хотя и стремились держать чужаков на расстоянии от областей, где они в основном вели торговлю. Они нарушили связи, установленные Фокеей, одним из городов Ионии, с юго-западной частью Испании, и в конце VI в. до н. э., объединившись с этрусками, выступили против колонии фокейцев на Корсике. Конфликт на Сицилии, достигший своего апогея в 480 г. до н. э., происходил исключительно между греками, и за помощью к карфагенянам обратились противники Гелона. Единственным свидетельством наличия у Карфагена собственных тайных намерений является размер войска, отправившегося на Сицилию во главе с Гамилькаром. Эта армия потерпела в битве при Гимере сокрушительное поражение. Одержавший в этом сражении победу Гелон затем получил от карфагенян крупные денежные суммы в качестве компенсации. Но при этом он не выступил против трех небольших финикийских колоний на западном побережье Сицилии, перешедших под защиту Карфагена. В 474 г. до н. э. Гиерон праздновал победу, одержанную им над этрусками в морской битве при Кумах (неподалеку от современного Неаполя). Это позволило остановить экспансию этрусков на территории Италии, и с тех пор они перестали угрожать грекам, жившим на Западе.

За 70 лет после 480 г. до н. э. карфагеняне укрепили свою власть в Африке, и, когда в 409 г. до н. э. другое многочисленное войско вмешалось в конфликт, разгоревшийся на Сицилии, стало понятно, что они намереваются захватить более обширные территории. Карфагенский военачальник Ганнибал (ниже будут постоянно появляться имена, знакомые нам по истории Древнего Рима) был внуком Гамилькара, погибшего во время сражения при Гимере, и его личное стремление отомстить, возможно, сыграло важную роль в политике Карфагена. На протяжении нескольких последующих лет греческие города, расположенные на западном побережье, подверглись тщательно спланированной осаде, что привело к политическому кризису в Сиракузах, вследствие которого власть захватил Дионисий, сначала ставший единоличным военачальником, а затем и тираном. Этот непростой человек остается для нас загадкой, ибо мы знаем о нем лишь по источникам, авторы которых были настроены по отношению к нему крайне враждебно, а историческое сочинение, написанное его сторонником Филистом, не сохранилось до нашего времени, за исключением нескольких бесполезных для нас цитат. У Дионисия, великолепного демагога, беспрестанно обвинявшего представителей высших слоев населения в неправильном управлении военными силами, были богатые сторонники, но нам не до конца понятно, каким образом он пришел к власти. В 405 г. до н. э., почти сразу после установления своей тирании, он был вынужден заключить с карфагенянами мирный договор, согласно которому последние получали значительную часть Сицилии. Начав в 396 г. до н. э. новую войну, Дионисий позволил карфагенянам осадить Сиракузы, что чуть не закончилось трагедией, однако на протяжении большей части своего правления противник не покидал пределы западной части острова. Под влиянием тирана Сиракуз находилась как сама Греция, так и ее внутренние области, а в изданных в его честь афинских декретах он назван «правителем Сицилии». Он также контролировал южную оконечность Италии («носок» итальянского «сапога»). С одними городами, располагавшимися вплоть до побережья Адриатического моря, он заключал союзы, другие попадали к нему в зависимость. Эта военизированная форма правления достигла масштабов, прежде неизвестных в Греции, и во многом ее существование было обусловлено выдающимися личными качествами Дионисия, и его деятельность на протяжении всего его правления, продлившегося почти 40 лет, свидетельствует о том, что он не мог быть тем чудовищем, о котором писали античные авторы.

Афиняне много раз обращались к Дионисию с предложениями дружбы, но вряд ли он считал полис с демократической формой правления подходящим для себя союзником. Тиран Сиракуз неоднократно оказывал помощь спартанцам, поддержавшим его, когда он только шел по пути к власти. Эскадра кораблей из Сиракуз помогла лакедемонянам установить контроль над Геллеспонтом в 387 г. до н. э., что позволило вынудить афинян заключить царский мир. Позднее, когда спартанцы и афиняне объединили силы против фиванцев, Дионисий неоднократно направлял им на помощь отряды наемников. После его смерти в 367 г. до н. э. к власти пришел его сын Дионисий Младший, но Сиракузы в его правление потеряли свое прежнее влияние. В 357 г. до н. э. молодой тиран был изгнан из города маленьким отрядом, пришедшим из Греции во главе с родственником Дионисия Дионом, другом Платона, находившимся тогда в ссылке. Как бы ни хвастался Дион тем, что ему удалось освободить Сиракузы, вряд ли его действия выходили за пределы простой борьбы за власть между представителями одной и той же династии. Ее продолжением стал ряд переворотов, в результате которых Дион и его сторонники были убиты и к власти снова вернулся Дионисий II. В конце концов он спасовал перед другим небольшим отрядом, пришедшим в 344 г. до н. э. из Греции под руководством некоего Тимолеонта из Коринфа по просьбе его сиракузских противников. Тимолеонт обрел славу освободителя, но если ему и удалось подарить жителям города передышку, то она была непродолжительной, и вскоре череда тиранов и войн с карфагенянами возобновилась. Самоуправление, которое на Западе никогда не было развито так же сильно, как в самой Греции, изжило себя.