Текст книги "Древние греки. От возвышения Афин в эпоху греко-персидских войн до македонского завоевания"

Здесь нет смысла перечислять не приведшие ни к каким результатам войны, которые велись в Греции в период между заключением царского мира в 387 г. до н. э. и победой македонского царя Филиппа в битве при Херонее в 338 г. до н. э. Спартанцы активно использовали преимущества, полученные ими в результате заключения Антаклидова мира, чем вызвали реакцию, которую уже не смогли подавить. В 378 г. до н. э. афиняне создали второй морской союз, в конституции которого попытались исправить ошибки, допущенные Афинской морской державой в V в. до н. э. Но новый союз процветал до тех пор, пока его члены не перестали бояться агрессии спартанцев. В 371 г. до н. э. фиванцы победили лакедемонян в битве при Левктрах. Эллины были потрясены, услышав об окончании так долго просуществовавшего военного превосходства Спарты, но она все еще продолжала представлять угрозу для своих соседей на Пелопоннесе. Предпринятая фиванцами попытка установить в Греции свое главенство вызвала новые проблемы, не решив при этом те, от которых эллины страдали на протяжении столь долгого времени. В 356 г. до н. э. стратег из Фокиды Филомел захватил святилище в Дельфах, и на протяжении последовавшей за этим и продлившейся десять лет Священной войны услуги армии из наемников оплачивались из его казны. Эта война ослабила Фивы и привела к еще большим неурядицам. На протяжении всех этих лет следовавшие одно за другим собрания греков безрезультатно пытались установить всеобщий мир. Тогда же Платон написал в Афинах свои шедевры.

О грядущих переменах свидетельствовала судьба правителя Фессалии Ясона Ферского, сумевшего правильно использовать огромные ресурсы своих владений и до самой своей гибели в конце 370 г. до н. э. не позволявшего фиванцам воспользоваться преимуществами, полученными ими в результате победы в битве при Левктрах, но его преемники не смогли сохранить единство Фессалии. Ни один современник тех событий не мог даже подумать, что македонскому царю удастся достичь успеха в том, в чем потерпел поражение Ясон, так как свои потенциальные ресурсы этому суровому горному народу прежде мешали использовать собственная отсталость, давление, которое они испытывали со стороны греков на юге и живших на севере и западе более диких племен горцев, а также беспрестанные междоусобные войны между представителями царского рода. Заняв престол после смерти брата, убитого иллирийцами в 359 г. до н. э., Филипп Македонский быстро сумел разобраться с внешними и внутренними проблемами, чем доказал свое право зваться одним из сильнейших правителей Македонии. Тем не менее он не был первым македонским царем, и греки далеко не сразу поняли, на что способен этот человек, реорганизовавший свое царство и еще больше усиливший его благодаря захвату фракийских золотых и серебряных рудников. Овладев на последнем этапе Священной войны, которой он положил конец в 346 г. до н. э., Фермопилами, Филипп обеспечил себе проход в южную часть Греции. Опасения, высказанные в Афинах Демосфеном, были обоснованны: Филипп показал, что нуждается скорее в сотрудничестве с Афинами и их флотом, нежели в их подчинении, но утверждение власти Македонии положит конец политическому влиянию афинян. Организовать сопротивление было непросто. Пока Филипп сохранял свое могущество, сражаться с ним было сложно; многие греческие города больше надеялись получить от него помощь в борьбе против своих соседей, чем опасались оказаться под его властью; сами афиняне на протяжении долгого времени не могли прийти к единому мнению. В конце концов Афины сумели заключить договор только с Фивами и в 338 г. до н. э. потерпели поражение в битве при Херонее. Затем Филипп объединил упрямых греков в Коринфский союз, возглавив его.

Греки на протяжении долгого времени пестовали идею о крупномасштабной войне против персов, и, возможно, Ясон перед самой своей гибелью планировал ее. Неизвестно, когда именно Филипп задумался об этой войне, но он стал к ней тщательно готовиться, в частности создав плацдарм в Малой Азии, где в 336 г. до н. э. его убили. Согласно установившейся к тому времени практике, это событие должно было повлечь за собой падение Македонии в пучину новых междоусобных войн. Но Александр, старший сын Филиппа и возможный инициатор его убийства, был уже совершеннолетним и смог справиться с ситуацией. Совершив два молниеносных похода на север и запад, он обеспечил безопасность границ своего государства, и греки были потрясены новостью о разрушении Фив. В 334 г. до н. э. Александр вернулся к реализации плана отца и во главе войска пересек Геллеспонт, начав свой знаменитый поход, в результате которого была уничтожена Персидская держава, а сам правитель Македонии проник на территорию Индии настолько глубоко, насколько хватило сил у его воинов.

Обретение обширных территорий открыло перед древнегреческими городами новые перспективы. Сам Александр больше не нуждался в их войсках или в их одобрении. В борьбе между его преемниками, могущественными правителями эпохи эллинизма, греческие полисы сыграли далеко не самую важную роль, хотя их престиж все еще что-то значил. К тому же Греция все еще считалась колыбелью цивилизации. Сами полисы не смогли смириться с местом, которое им пришлось занять в этом новом мире. Афиняне в 267 г. до н. э. отчаянно сражались во время Хремонидовой войны против правителя Македонии Антигона Гоната. Спартанские цари-реформаторы Агис IV и Клеомен III попытались возродить древний суровый образ жизни, но жестокие меры, которые последний предпринимал после сиюминутных побед, заставили объединиться против него большое количество могущественных людей. Расширение Этолийского и Ахейского союзов в III в. до н. э. стало свидетельством того, что греки все еще способны создавать новые политические образования. В тихих провинциалов их превратило только римское завоевание.

Отличительной чертой политической жизни древнегреческих полисов стал ярый и воинствующий сепаратизм. Политические институты, созданные каждым из них на своей небольшой территории, были более открытыми, и отдельный гражданин мог принимать в их работе гораздо более активное участие, чем где бы то ни было прежде, но возможно, оно было только в совсем небольших государственных образованиях. Представительная власть, которую вершили делегаты, избранные в центральный орган, не была чем-то совсем новым для более крупных государств, но она никогда не заменяла прямую власть собранием всех полноправных граждан, принимавших решения даже в олигархических государствах, где их число было очень небольшим. Даже в более крупных государствах политическая и общественная жизнь шли рука об руку, чего не случилось бы, если бы управленческие решения принимались в далекой столице. Даже жители маленьких полисов, для которых подлинная независимость была в эпоху классики недостижимым идеалом, самостоятельно решали очень многие вопросы местного значения и не так легко сдавались более могущественному соседу. Считая себя греками, жители каждого города сдерживали свои эмоции, и более сильное государство не могло требовать, чтобы они проявляли лояльность через силу. Таким образом, все попытки создания более обширного государства провалились. Наибольшие надежды подавала держава, созданная в V в. до н. э. афинянами, благодаря их подробно описанному в источниках гнету, но даже им не удалось достичь того этапа, который благополучно миновали римляне и на котором гордость за свою независимость отходит на второй план перед величием центральной власти.

Достаточное число греков объединилось, чтобы противостоять вторжению персов в 480 г. до н. э., но это больше не повторилось. Данный факт связан не только с сепаратизмом отдельных городов-государств, но и (в еще большей степени) с его разрушительным воздействием на стабильность каждого отдельного полиса. Не важно, сторонником какой формы правления: олигархии или демократии – был грек, его искренне беспокоило, как выглядят и работают политические институты в его родном городе. Если они ему не нравились, он мог найти поддержку или убежище в каком-нибудь соседнем государстве, жители которого разделяли его взгляды. Основные политические вопросы, имевшие жизненно большое значение, нельзя было решить на уровне всего народа. Но их снова и снова решали путем борьбы на уровне, который мы назвали бы муниципальным. Политическая болезнь древнегреческого полиса даже получила собственное название – стазис. Вероятно, это слово изначально обозначало отношение или позицию, которые человек занимал по поводу того или иного общественно значимого вопроса. Но его значение было расширено до обозначения группы людей, объединенных общей политической целью, или просто состояния борьбы между этими сообществами. Тот же дух противоречия неизбежно влиял на все обсуждения важных политических проблем, вопросы войны и мира, на заключение и поддержание союзов, использование общих денег и т. д.

Перечислим основные факторы:

1) стремление к независимости города;

2) прямое, а не представительное управление;

3) постоянная склонность к распрям.

Все они, несомненно, внесли свой вклад во все усиливавшуюся сумятицу, царившую в рассматриваемом нами регионе в IV в. до н. э., и в конце концов привели к потере греческими городами-государствами независимости, но в целом политическая история может навевать что угодно, кроме уныния. Размышляя об основном вопросе, связанном с внутренними разногласиями, следует вспомнить, что проявить себя древнегреческим государствам позволила только относительная открытость их политики, в то время как подданные персидского царя могли выбирать лишь между подчинением центральной власти или восстанием против нее. История Древней Греции стала первым примером реализации идеи о том, что члены общины должны голосовать и принять решение большинства. Вполне возможно, что именно в Греции данная концепция была воплощена в жизнь впервые в мире. Вместе с ней на свет появились новые виды политической деятельности, недоступные жителям государств, власть правителей которых ничем не ограничена.

Глава 5
Племена и родовые объединения

В предыдущих главах упоминались разновидности племенной организации, существовавшие в разных частях греческого мира, и рассказ о древнегреческом обществе, очевидно, следует начать с характеристики объединений, в которые входили греки и которые были обусловлены почти исключительно организационной структурой отдельного города, способами создания армейских подразделений и принципами, по которым население было разделено на группы в административных целях. Однако при проведении подобных исследований может возникать определенная путаница, связанная с существованием двух разных организационных принципов – территориального и родового (гентильного).

Территориальная организация не сопряжена с какими-либо трудностями. Все мы к ней уже успели привыкнуть, живем в административных округах и государствах, в избирательных округах и районах и т. д. Сложнее представить совершенно другую систему, в рамках которой люди распределялись по объединениям, основанным на родственных связях. Подобная организация общества основывается (по крайней мере, теоретически) на общем происхождении, вследствие чего человек может оказаться на военной службе или на каких-то работах вместе с дальними родственниками, живущими в другой части страны, а не со знакомыми и привычными ему людьми, обитающими на той же улице или в той же деревне. Несмотря на это, гептильная организация представляет собой широко распространенное явление, и свидетельства о ее существовании в далеком прошлом можно найти в истории почти всех народов. Кельты, населявшие Британские острова, разработали крайне сложную систему, до сих пор упорно поддерживаемую шотландскими кланами. Классическим примером организации общества по родовому принципу являются североамериканские индейцы. Именно ее изучение легло в основу современной антропологии. До сих пор по всему миру существует множество обществ с гептильной организацией, благодаря чему мы можем проследить, каким образом подобные явления «работают» на практике.

На ранних этапах истории древнегреческих городов-государств, в конце «темных веков» и в начале исторической эпохи, родовые формы социальной организации, очевидно, были наиболее эффективными. Самыми крупными объединениями, на которые подразделялись все граждане полиса, были племена (филы). Каждое из них делилось на фратрии, «братства» (это понятие было наиболее распространенным, хотя существовали и другие, такие как гетайры, «товарищи», в Гортине на Крите), а те, в свою очередь, на другие группы, называвшиеся по-разному: в Афинах и ряде других городов – генами, в некоторых полисах – патриями. Для обозначения этих последних объединений я буду использовать слово «род». Почти все эти термины связаны с родством. Большинство государств в различные периоды истории Древней Греции перешло к территориальному принципу организации общества, но, внедряя это нововведение, их жители стремились сохранить терминологию (в частности, слово «племя»), использовавшуюся прежде, когда их общество было разделено по гентильному признаку. После введения организации общества по территориальному признаку в Афинах, а также, возможно, и в других городах фратрии и другие родовые объединения сохранились как общественные и религиозные сообщества. Таким образом, гражданин Афин в эпоху классики одновременно входил в объединения двух разных типов, частично перекрывавших друг друга, что нередко происходит с организационной структурой общества в ходе его исторического развития.

Основной единицей в Греции эпох архаики и классики был город, но в некоторой степени уместно и выделение более обширных групп. Слова «Эллада» и «эллины» в том значении, в котором их использовал Гомер, относились почти исключительно к южной части Фессалии и в результате какого-то процесса, начало и ход которого мы не можем проследить, к тому времени, как Греция снова обрела письменность, стали использоваться для обозначения всего жившего на ее территории народа и самого этого региона. И Геродот, и Фукидид считали, что слово «эллины» использовалось для обозначения людей различного этнического происхождения, а единство, которое оно обозначало, основывалось на общности языка, религии и обычаев, а главным образом – на чувстве единения, испытываемом всеми, кто использовал это название. Греки, что весьма характерно для их образа мышления, выражали это чувство, утверждая, что герой Эллин был сыном или братом Девкалиона (древнегреческого Ноя, пережившего вселенский потоп и ставшего прародителем всего нового человечества) и отцом Дора и других легендарных персонажей, от которых произошли дорийцы и другие древнегреческие племена. В древнегреческой литературе встречается огромное количество таких «эпонимных» героев, благодаря которым можно было объяснить происхождение того или иного названия и которые, как правило, были лишь проходными персонажами, удостоившимися только неубедительных биографий, не имеющих ничего общего с действительностью. Соответственно, предположительное родство может быть не чем иным, как генеалогической фикцией, призванной подтвердить единство сообщества, созданного на основе совершенно другого принципа. Понимать это, когда речь идет о происхождении фратрий и родов, крайне важно.

Среди всех эллинов выделяются дорийцы и ионийцы, о соперничестве между которыми говорилось выше. Между дорийскими городами существовали тесные связи. Их жители не только говорили на сходных диалектах, но и, как правило, были приверженцами определенных религиозных культов и отмечали одни и те же праздники, такие как, например, Карнеи. Для всех сообществ дорийцев, о внутренней организации которых нам ничего не известно, характерны три названия фил – гиллеи, диманы и памфилы, и это позволяет нам утверждать, что подобное деление существовало у дорийцев до того, как в XI в. до н. э. они пришли на юг Греции и создали государства, существовавшие в эпоху классики. Во многих городах встречалась еще одна фила или филы, наличие которых обычно объясняют включением в дорийскую систему какой-то части местного населения. При этом могли создаваться генеалогические связи. Например, в Аргосе считали, что четвертая фила, гирнефы, происходит от дочери дорийца, основавшего этот город. В ионийских городах тоже прослеживается единство диалекта, а также общность культов и празднеств, но названия фил более разнообразны. В Афинах существовали четыре древние аттические филы, на основе которых строилось архаическое государство вплоть до реформы, проведенной Клисфеном в 507 г. до н. э., и пережитки которых сохранялись в религиозной сфере по меньшей мере до начала IV в. до н. э. Эти четыре названия наряду с двумя другими, не встречающимися в Афинах, использовались в городах Восточной Греции достаточно часто для того, чтобы засвидетельствовать существование общей ионийской традиции в данной сфере. Однако подобная закономерность прослеживается там гораздо менее четко, чем в дорийских городах, что может свидетельствовать о смешанном происхождении населения полисов Восточной Греции. Мы не располагаем достаточными данными для того, чтобы делать какие-либо выводы относительно других древнегреческих племен.

Однако представители этих фил были тесно связаны со своим городом. Возможно, их объединяло общее происхождение, но в более поздние времена города, где говорили на дорийском диалекте и существовали дорийские обычаи, ничто друг с другом не связывало, и вряд ли можно предполагать, что гиллеев, живших в одном городе, объединяло с их «тезками» из другого какое-то чувство солидарности. Там, где ситуация позволяла (или даже способствовала), можно было использовать отношения, сложившиеся между племенами. Так, в сочинении Фукидида Брасид, воодушевляя своих воинов, напоминает им, что они дорийцы и привыкли побеждать ионийцев. Правда, самим дорийцам ничто не мешало сражаться друг с другом. В частности, многолетняя вражда между Аргосом и Спартой оказала большое влияние на историю Пелопоннеса.

Некоторым менее многочисленным племенам тем не менее удалось достичь определенного единства. Беотийские города, отделенные горами от соседей – Афин и Фокиды, всегда были самостоятельными, но их жители осознавали свое этническое единство, которое они выражали, например помещая на монеты аббревиатуру, образованную от названия Беотии (илл. 13, № 11). На протяжении большей части своей истории эти государства входили в Беотийский союз, управлявшийся беотархами и советом, решения которых (хотя между ними и возникали периодические разногласия) распространялись на всех членов союза. Жители Аркадии также знали о своем этническом родстве, но из-за большого количества возвышенностей ее части были развиты очень неравномерно. На ее территории имелись как старые города, стремившиеся к независимости, так и менее организованные поселения, жители которых были готовы объединяться и в IV в. до н. э. даже основали новый город Мегаполь. Их попытки создания единого союза оказались менее успешными. На севере и западе полуострова, где жили этолийцы, греческая культура была неразвита, поэтому там в эпоху классики почти не было городской организации. Могущественный Этолийский союз, существовавший во второй половине IV в. до н. э., основывался на несколько ином принципе и в эпоху эллинизма сумел обрести значительный политический вес.

Греческое слово «фратер» является общеиндоевропейским и используется для обозначения понятия «брат», о чем свидетельствуют латинское frater и слово, которое используем мы сами[5]5
  Автор имеет в виду английское brother, но русское «брат» также имеет общую с этими словами этимологию. (Примеч. пер.)


[Закрыть]. Так как во всех диалектах древнегреческого языка для обозначения самого понятия «брат» применяется другое слово, а термин «фратер» использовался исключительно по отношению к членам фратрии, можно предположить, что свое изначальное значение это слово потеряло до разделения древнегреческого языка на диалекты и что фратрии существовали уже в среднеэлладский период у народов, пришедших впоследствии на территорию Греции. Проверить это мы не можем. В письменных источниках микенского времени порой упоминается статус родителей и детей, но ничего не говорится о братьях, и нам неизвестно, какое слово тогда использовалось для обозначения такого родственника. Мы можем сказать лишь то, что солдат и гребцов, перечисленных в сохранившихся до нашего времени списках, определенно подбирали не по принципу родства.

Возможно, в произведениях Гомера содержится более подробная информация. Ближе к началу Илиады (II. 362) Нестор предлагает Агамемнону разделить свое войско на филы и фратрии[6]6
  В переводе Н. Гнедича «Племена и колени». (Примеч. пер.)


[Закрыть], чтобы члены одной и той же филы и одной и той же фратрии помогали друг другу. Кроме того, царь узнает, кто будет хорошо сражаться, а кто – трусить, так как биться они будут по этим отдельным группам. Этот принцип организации армии в остальном тексте поэмы не встречается. Бесформенное войско там сражается и бежит лишь для того, чтобы стать расплывчатым фоном для подвигов великих героев. Да и в армии самого Нестора, которую Агамемнон позже посещает, деление по фратриям отсутствует. Если фратрии упоминаются в одном фрагменте Илиады, можно говорить о том, что соответствующая градация общества в реальности имела место, но во всем остальном тексте поэмы они не встречаются. Ничего не говорится о фратриях и в Одиссее. На основании всего этого можно сделать вполне логичный вывод. Законы эпоса, от которых отталкивался поэт при создании своего произведения, не допускали упоминания фратрий. Сам он знал об их существовании и считал их (однажды он упомянул это, хотя и вскользь) единицей, которую можно использовать при формировании войска. Но менять всю длинную поэму лишь для того, чтобы ее содержание соответствовало этим реалиям, слишком сложно и, более того, бессмысленно. Поэтому поэт снова отказался от дальнейшего упоминания фратрий, а слушатели вряд ли обратили внимание на нелогичность, связанную с его случайными словами об этой форме организации общества.

Все это позволяет предположить, что фратрии не были по крайней мере важной частью общества, в котором развивались эти законы эпоса, но ко времени жизни поэта, примерно к VIII в. до н. э., стали неотъемлемой частью жизни греков. Если говорить с точки зрения политики, то можно сделать следующий вывод: они стали играть важную роль, когда власть царей начала угасать, а города оказывались под все большим влиянием немногочисленных представителей знати. Таким образом, мы можем предположить, что фратрии, пережитки которых упоминаются в источниках эпохи классики, сложились ближе к концу «темных веков», став формой объединения сторонников определенной группы знатных людей[7]7
  Я хочу предупредить читателя, что большинство ученых считает, будто фратрии сложились в еще более глубокой древности. Однако я считаю, что фрагменты поэм Гомера свидетельствуют о неправильности этого вывода.


[Закрыть]. После того как это объединение сформировалось, его члены, что вполне естественно для греков, очень быстро обзавелись общим предком и другими признаками гентильного сообщества. Вначале в состав фратрии действительно входили большие семейные группы, а впоследствии членство в ней стало передаваться по наследству – по прямой мужской линии.

С этой гипотезой прекрасно соотносятся некоторые черты афинских фратрий и родов. Между исследователями разгорелся спор о том, все ли афиняне были разделены на эти роды или к ним относились только представители знати. Однако в эпоху классики и более поздние периоды в роды объединялись исключительно аристократы, и вполне вероятно, что так было всегда. В более поздние времена их члены становились жрецами определенных культов, часть из которых имела огромное значение для государства. Вряд ли эти роды были по-настоящему гептильными группами, объединенными общим происхождением. Большинство из них использовало патронимы – имя своего предполагаемого предка с добавлением окончания «-иды», но у нас есть основания полагать, что оно использовалось для обозначения групп, объединенных по какому-то другому, отличающемуся от общего происхождения, признаку. Кроме того, некоторые имена выглядят так, будто образованы скорее от названия религиозных обязанностей, исполнявшихся членами рода. Какой бы ни была правда, в эпоху классики считалось, что члены объединений с подобными названиями происходят от общего предка.

Нам известно, что в конце V–IV в. до н. э. в Афинах был род, члены которого в некоторых случаях в рамках фратрии обладали остатками власти, и это может свидетельствовать, что некогда они были гораздо более могущественными. Возможно, представители этого рода некогда решали вопросы, связанные со вступлением во фратрию, и разрабатывали нормы поведения для ее членов. В более поздние времена эти вопросы стали решаться на общих собраниях, в ходе которых правом голоса обладали все члены фратрии и которые представляли собой гораздо более скромный аналог демократического народного собрания всех граждан полиса. Кроме того, некоторые фратрии (вполне вероятно, что и все остальные) и в еще большей степени роды были тесно связаны с определенными частями Аттики. Соответственно, можно предположить, что во фратрию некогда входили жившие неподалеку друг от друга сторонники членов той или иной влиятельной местной семьи. Если это предположение верно, роды со связанными с ними фратриями играли важную роль в ходе политической борьбы, разгоревшейся в городах в конце «темных веков». Однако об этом периоде древнегреческой истории мы знаем очень мало.

В источниках, освещающих историю Афин VI в. до н. э., о которой мы знаем немного больше, в основном упоминаются поступки отдельных людей. Объединения, продолжающие встречаться в этих текстах, представляют собой уже не роды, а отдельные влиятельные семьи, для обозначения которых в древнегреческом, как и в английском языке, часто используется слово «дома». Подобным домом были Алкмеониды, первым известным нам представителем которых стал Мегакл, афинский архонт, живший в конце VII в. до н. э., во времена, когда Кил он попытался установить тиранию. Именно его обвинили в том, что он учинил расправу над Килоном и другими участниками заговора после того, как они уже сдались. Возможно, некогда существовал род Алкмеонидов, к которому принадлежало это семейство. Это вопрос спорный, но нет никаких сомнений в том, что люди, названные в источниках Алкмеонидами, происходили от Алкмеона, сына вышеупомянутого Мегакла. Именно члены этой семьи (а не рода, если таковой и существовал) играли определенную роль в жизни общества. Кроме того, в нашем распоряжении имеются свидетельства того, что крайне важным фактором для афинских политиков VI в. до н. э. являлась преданность жителей определенных местностей в Аттике. Наиболее заметно это явление было в период борьбы, предшествовавшей установлению тирании Писистрата. Вполне вероятно, что расположенные в разных местностях фратрии сыграли определенную роль в данном конфликте, но прямых доказательств этого у нас нет. В целом можно сделать вывод о том, что роды и фратрии перестали играть в афинской политике столь важную, как в вышеупомянутом случае, роль задолго до реформы, проведенной Клисфеном в 507 г. до н. э.

Можно предположить, что смена родовой организации общества на территориальную должна быть связана с необходимостью создания более эффективного войска. Древнегреческие армии почти всегда состояли из подразделений, в основу которых были положены филы, которые могли быть как родовыми, так и территориальными объединениями, имевшими одинаковое название. Совет, полученный Агамемноном от Нестора в Илиаде (см. выше), хотя и выделяется на фоне остального повествования, остается достаточным свидетельством того, что фратрии входили в состав армейской филы. Когда военное искусство усложнилось и для овладения им потребовались упорные и серьезные тренировки, слишком шаткая родовая организация стала непригодной для использования в армии. Ситуация осложнялась там, где, как, возможно, в Аттике (см. ниже), землевладельцы стали более мобильными и члены родового объединения перестали жить в одной небольшой местности. Соответственно, неудивительно, что во многих государствах в тот или иной период родовое деление было заменено территориальным. Спартанский поэт Тиртей писал, что войско некогда состояло из представителей трех дорийских фил. Контекст не позволяет нам дать окончательный ответ на вопрос о том, существовала ли подобная организация армии во времена самого поэта, то есть в VII в. до н. э., но вполне вероятно, что она была реформирована незадолго до этого. Возможно, именно при его жизни спартанское войско было разделено на пять отрядов, составленных по территориальному принципу – на основе четырех «деревень» самой Спарты и поселения Амиклы, расположенного в нескольких километрах к югу. С другой стороны, еще в V в. до н. э. в основе войска Аргоса лежали четыре филы, три из которых были дорийскими. Еще в эпоху эллинизма на тех же четырех филах основывалась система управления этим полисом.

В ходе реформы, проведенной им в 507 г. до н. э. и являющейся наиболее изученным примером подобных нововведений, Клисфен стремился найти между этими двумя крайностями некую «золотую середину». Вместо четырех древних фил Аттики он сформировал десять, сохранив при этом название «филы» и деление на трети – тритии. Основной, самой маленькой территориальной единицей, появившейся в рамках новой системы, стали демы. Словом демос, обладавшим множеством значений, помимо всего прочего, называли деревни, всегда являвшиеся неотъемлемой частью сельского пейзажа Аттики. В основу большей части демов Клисфена как раз и были положены эти поселения. Однако демы, созданные им в городах, были полностью искусственными образованиями, а в некоторых сельских областях их также частично пришлось формировать искусственно. Демы по не до конца понятному принципу были объединены в 30 тритий, большинство из которых (но не все) располагалось на смежных территориях: 10 – в городе и прилегающих к нему местностях, 10 – вдоль побережья, 10 – на территориях, удаленных от моря. Каждая новая фила по жребию получала по одной тритии из каждой категории. Покровителями новых фил стали 10 героев, избранных из более длинного перечня Дельфийским оракулом, и для поклонения этим героям в филах появились культовые центры. В большей части демов уже существовали собственные культы, и даже в созданных частично искусственным образом тритиях совершались общественные жертвоприношения.

Хотя здесь, как и везде, реформа могла быть вызвана необходимостью реорганизации армии, изменение организационной структуры повлекло за собой перемены в общественной жизни в целом. Кроме того, Клисфен использовал свои преобразования для того, чтобы помешать определенным старым объединениям самостоятельно обрести политическое влияние на местном уровне. Они были частью его стремлений нейтрализовать (но не уничтожить) традиционные институты, обладавшие религиозным оттенком. Таким образом, демы стали вместо фратрий самой маленькой единицей, входящей в состав филы, но фратрии продолжили существовать наряду с ними, и знатные семьи по-прежнему «поставляли» жрецов для традиционных культов. На основе десяти новых фил были сформированы армейские подразделения, причем деление их на тритии здесь имело важное практическое значение, а для командования ими избирались десять военачальников – по одному от каждой филы. В Совет пятисот, созданный Клисфеном взамен Совета четырехсот Солона, входили по 50 членов от каждой филы, избиравшиеся по жребию из числа кандидатов от демов, число которых было пропорционально площади каждого дема. Для решения всех общественно значимых дел выделялись 10 секций (пританий), опять же по одной от каждой филы. И на протяжении долгого времени кандидатов на занятие государственных должностей также представляли сначала демы.