Текст книги "Да победит разум!"

Решающая и главная особенность всей китайской экономической ситуации состоит в том, что у Китая нет долгосрочных кредитов, и он вынужден проводить индустриализацию за собственный счет, а также ограничивая потребление. Вот картина, которую рисует Барнетт: «Когда Китай приступил к выполнению второго пятилетнего плана, оказалось, что работа проводилась практически полностью по принципу жизни по средствам, и это стало важным фактором радикального изменения внутренней политики в 1957–1958 годах. Драматичное решение создать децентрализованную, маломасштабную промышленность, мобилизовать массы на проведение ирригационных работ и осуществить другие проекты, требовавшие небольших капиталовложений, а кроме того, и дальше дисциплинировать население созданием коммун – все это, вероятно, обусловлено, по крайней мере отчасти, тем, что к 1958 году коммунистический Китай выполнял программу своего развития без долгосрочных иностранных заимствований»[168]168
  A. D. Barnett, l. c., p. 231.


[Закрыть].

Несмотря на пыл, с которым китайцы стремятся построить свою версию коммунизма, несмотря на мощный национализм, гордость и агрессивную риторику, нет никаких оснований полагать, что нынешние лидеры Китая не являются разумными рационально мыслящими людьми, которые предпочитают мирные средства достижения успеха военным провокациям, хотя, возможно, они стремятся избежать военного конфликта с меньшей страстью, нежели русские. Таково же и заключение Барнетта: «Есть много причин полагать, что… пекинские лидеры не мыслят ни в понятиях территориальной экспансии, ни в понятиях экспорта революции за счет открытой агрессии. Завоевание мира в традиционном военном смысле и мировая революция – это явления абсолютно разные. Да, Пекин прилагает массу усилий для увеличения своей военной мощи, и во многом может попытаться осуществлять давление с позиции силы, но при этом будет всячески избегать большой войны»[169]169
  A. D. Barnett, l. c., p. 76.


[Закрыть]. Даже после недавних выпадов китайского руководства против хрущевской политики мирного сосуществования Барнетт полагает, что китайцы действительно отказались от своей цели избегать войны и соревновательного сосуществования, которой они стремились достичь до того, как потерпели фиаско периода тысячи цветов[170]170
  «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ» – лозунг, провозглашенный Мао Цзэдуном в феврале 1957 года, ознаменовал начало кампании по усилению гласности и критики. Последовавшая острая критика компартии, идей коммунизма и лично Мао привела к тому, что в июле 1957 года кампания была резко свернута, но преследования интеллигенции продолжались до 1966 года – Примеч. ред.


[Закрыть]. «Конечно, невозможно, – говорит Барнетт, – полностью исключить возможность того, что Пекин принял решение делать ставку на военную силу в достижении своих целей. Однако, как и ранней осенью 1959 года, очень немногое указывает на то, что китайские коммунисты твердо решили придерживаться общей политики широкомасштабной военной агрессии. Давление, которое Китай сейчас оказывает на своих соседей, пока весьма ограниченно, и цели Пекина в отношении индийской границы и Лаоса тоже, вероятно, достаточно ограниченны[171]171
  Что касается Лаоса, то представляется весьма вероятным, что он является в большей степени предметом озабоченности русских, а не китайцев; действительно, можно без особых натяжек предположить, что русские вмешались в дела Лаоса, чтобы не допустить усиления там китайского влияния (Э. Ф).


[Закрыть]. В обеих этих ситуациях недавние действия Пекина можно объяснить местными факторами, а не обширными стратегическими соображениями, и представляется весьма вероятным, что после попытки достижения локальных выгод Пекин снова попробует прибегнуть к политике пряника, а не кнута в отношениях со странами Южной и Юго-Восточной Азии»[172]172
  Barnett, l. c., pp. 108–109.


[Закрыть].

Если трезво взглянуть на китайскую ситуацию и не дать ослепить себя страстной ненавистью к этой разновидности коммунизма, то можно прийти к следующему выводу: чем более трудным будет экономическое положение Китая, тем более нетерпимым будет становиться режим, тем больше агрессии будет он проявлять в своей внешней политике. Если нынешняя политика максимальной экономической изоляции и политического унижения Китая будет продолжена, агрессивные тенденции в Китае могут возобладать, что поможет одержать победу врагам Хрущева в Советском Союзе. Этот курс, вероятно, приведет к ядерному вооружению Китая, а значит, и Германии, и поставит мир на грань войны. Если же пекинское правительство получит кредиты и возможность свободной торговли, а также место в Организации Объединенных Наций, и если удовлетворению экономических потребностей Китая не будут препятствовать враждебные правительства стран Юго-Восточной Азии, то есть немалые шансы на то, что Китай вернется к своей политике соревновательного сосуществования, которой он придерживался до 1958 года.

VI. Германская проблема

Существует множество политических проблем, стоящих на пути американо-советского взаимопонимания: Корея, Тайвань, Лаос, Ближний Восток, Конго, Куба, Южная Америка. Тем не менее, нет проблемы, которая являлась бы большим препятствием для взаимопонимания, чем проблема Германии.

Когда закончилась Вторая мировая война, все союзники были согласны в том, что Германия никогда больше не должна представлять военной угрозы ни для Запада, ни для России. Хотя фантастический план Моргентау[173]173
  Ганс Моргентау (1904–1980) – американский политолог. – Примеч. ред.


[Закрыть] по превращению Германии в аграрную страну был отвергнут, все согласились с тем, что Германия не должна иметь сильной армии. Кажется, с этим согласились и сами немцы. Аденауэр твердо высказывался против возрождения германских вооруженных сил, а социал-демократы – сильнейшая оппозиционная партия – выступали против возрождения армии и Atomtod (атомной смерти) с еще большим пылом. В нескольких крупных немецких городах прошли многотысячные демонстрации против вооружения Германии.

Прошло всего несколько лет, и ситуация резко переменилась. Германия уже сегодня является самой сильной в военном отношении европейской державой, за исключением России. Немецкие генералы (из которых все служили Гитлеру) настаивают на том, что Западной Германии необходимо ядерное оружие для полноценной обороны; социал-демократы, особенно после того как их партию возглавил Вилли Брандт, стали не менее пылкими сторонниками воссоздания военной мощи Германии, чем партия Аденауэра.

Западная позиция в этом вопросе очень проста: Советский Союз в своем стремлении завоевать мир (что он ясно показал покорением восточноевропейских стран после войны) захватит и Западную Европу, если она будет неспособна защитить себя[174]174
  Эта стратегическая идея противоречит стратегии «массированного возмездия», которой придерживался президент Эйзенхауэр и согласно которой наша военная мощь должна удержать Россию от вторжения в Европу. Представляется, что в настоящее время администрация президента Кеннеди заменила стратегию ядерного возмездия стратегией наращивания обычных вооружений, что делает военную роль Германии еще более значимой, чем при Эйзенхауэре. См. Maxwell D. Taylor, «Security Will Not Wait», и H. Kissinger, l. с.


[Закрыть]. Однако без вооруженной Германии Европа недостаточно сильна для отражения русского нападения, а значит, для обороны свободного мира нужна сильная в военном отношении Германия. Этот аргумент подкрепляют допущением о том, что нынешняя Германия – демократическая и миролюбивая страна и, значит, не может представлять угрозы ни для России, при отсутствии враждебных намерений с ее стороны, ни для кого бы то ни было.

Русские со своей стороны никогда не разделяли таких взглядов; они чувствуют угрозу со стороны сильной в военном отношении Западной Германии и считают, что перевооруженная Германия повторит попытку кайзера и Гитлера завоевать Россию.

Достаточно ли убедительны упрямые утверждения Запада относительно миролюбия и демократической природы нынешнего западногерманского режима для того, чтобы рассеять опасения русских? Так ли сильно «изменилась» Германия, как твердят об этом западные союзники?

Германия последней (если не считать Россию) из крупных, промышленно развитых европейских держав достигла зрелости. Мир был уже поделен между прежними державами (Англией, Францией, Голландией, Бельгией). Германия, промышленное развитие которой чрезвычайно ускорилось после 1870 года, обладала высокоразвитой промышленностью (в которой, как и в Японии, преобладали картели), дисциплинированной и способной рабочей силой, но с точки зрения географии Германия – сравнительно небольшая страна, не имеющая сырья и рынков, способных освоить высокий промышленный потенциал. В то же время в Германии (особенно в Пруссии) был силен феодальный класс, выдвинувший из своей среды замечательную военную касту. Эта каста отличалась высочайшей компетентностью, патриотизмом и крайним национализмом. Сочетание промышленной экспансии и военного потенциала толкнуло Германию на тропу войны. В начале XX века Германия попыталась бросить вызов военно-морскому превосходству Англии, приступив к выполнению своей военно-морской программы[175]175
  Ухудшение германо-британских отношений было вызвано не германскими планами проникновения в Турцию (строительство Багдадской железной дороги), как полагают многие, а военно-морской программой, угрожавшей Англии.


[Закрыть].

Уже в 1891 году, с учреждением Пангерманского союза[176]176
  Пангерманский (Всенемецкий) союз – с 1891 по 1939 год один из сильнейших идеологических центров в Германской империи. – Примеч. ред.


[Закрыть] (Alldeutscher Verband), начал распространяться лозунг «Volk ohne Raum» («Народ без пространства»). Одним из соучредителей Пангерманского союза был Альфред Гугенберг – влиятельный германский промышленник, а позднее лидер консервативной партии, способствовавшей приходу Гитлера к власти. Провокация, совершенная в Австро-Венгрии в 1914 году[177]177
  Имеется в виду убийство наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараеве 28 июня 1914 г., послужившее формальным поводом к началу Первой мировой войны. – Примеч. ред.


[Закрыть], позволила настроенным на войну вооруженным силам в союзе с руководителями немецкой тяжелой промышленности оказать сильное давление на более миролюбивое, но слабое гражданское правительство Бетман-Гольвега[178]178
  Теобальд фон Бетман-Гольвег (1856–1921) – германский политический деятель, рейхсканцлер Германской империи, премьер-министр Пруссии в 1909–1917 годах. – Примеч. ред.


[Закрыть] и заставить его вступить в войну. Во время войны политический представитель германской индустрии – Пангерманский союз, как и недавно организованная партия Отечества (Vaterlandspartei), а также традиционные партии правого и центристского крыла поддержали старые экспансионистские цели, которые в виде меморандума были представлены рейхсканцлеру Центральной организацией германских промышленников (Zentralverband Deutscher Industrieller) 20 мая 1915 года. Генерал Людендорф, фактический лидер германской военной машины, в своем меморандуме 14 сентября 1916 года более или менее одобрил те же цели: территориальная экспансия на востоке, экспансия на западе с захватом Франции, Голландии и Бельгии для поддержания германской тяжелой промышленности.

Эти группы воспрепятствовали заключению мира в 1917 году, что и привело Германию к окончательному поражению.

Кайзер был лишь марионеткой в руках промышленников и военных, которые, собственно, и несут ответственность за развязывание войны. После отъезда кайзера в Голландию и после короткого революционного периода, который угрожал самому существованию промышленников и милитаристов, они все же удержались, вписавшись в структуру демократической Веймарской республики. Армия была модернизирована и перестроена (тайно, в противоречии со статьями Версальского договора), промышленность процветала, а ее капитаны (или их политические глашатаи) начали играть все более значимую роль в Веймарской республике. Однако после 1929 года начал усиливаться радикализм. Коммунисты и социал-демократы рассчитывали на поддержку миллионов безработных, чтобы получить места в рейхстаге.

В этот момент свои услуги предложил Адольф Гитлер. Он обещал две вещи: во-первых, уничтожить коммунистическую и социал-демократическую партии и, таким образом, сохранить промышленникам их господствующее положение; во-вторых, породить такую националистическую лихорадку, какая позволит создать фундамент для полного и открытого вооружения и для возобновления притязаний на «место под солнцем».

В настоящее время имеется достаточно материалов, подтверждающих поддержку, которой пользовался Гитлер со стороны германской тяжелой промышленности, а также тот факт, что он никогда не смог бы прийти к власти без этой поддержки. 20 февраля 1933 года Гитлер встретился с 25 ведущими немецкими промышленниками (включая Круппа) и в общих чертах повторил программу, представленную им 27 января 1932 года более узкому кругу: защита частного предпринимательства, авторитарный режим и перевооружение, вопрос о котором будет решаться не в Женеве, а в Германии после уничтожения внутренних врагов. Перед генералами (3 февраля 1933 года) Гитлер произнес речь, в которой потребовал жизненного пространства на Востоке, а также завоевания новых рынков сбыта для германской промышленности.

Программа Гитлера практически не отличалась от программы военно-промышленной коалиции времен Первой мировой войны, и была поддержана теми же группами[179]179
  По поводу всего периода между Первой и Второй мировыми войнами, см. следующие книги: Der Nationalsozialismus – Dokumente 1933–1945, ed. W. Hossbach, Fischerbücherei 1957; W. Thyssen, I Paid Hitler, New York, 1941; George W. F. Hallgarten, Hitler, Reichswehr und Industrie, Europäische Verlagsanstalt, Frankfurt/Main; Frantz L. Neumann, Behemoth, New York, 1942; Erich Fromm, Escape from Freedom, Rinehart & Co., Inc., New York, 1941.


[Закрыть]. Ни промышленникам, ни генералам Гитлер не нравился, но он казался единственным человеком, который мог попытаться выиграть то, что проиграл кайзер. Оголтелый расизм Гитлера казался необходимой и неизбежной ценой, которой надо было оплатить его услуги.

Очень важно понимать, что причиной Второй мировой войны стал не Гитлер, а та же смычка между промышленностью и армией, которая была движущей силой Первой мировой войны. (И тот факт, что в своих планах генералы были осторожнее Гитлера, а в конце войны выступили против него, ничего не меняет.) Снова, как и перед Первой мировой войной, германская элита совершила тяжелую ошибку, сделав ставку на неподходящего лидера. Сходство между Людендорфом и Гитлером на самом деле разительно. Оба были одаренными, но истеричными и полубезумными националистами с необузданным воображением; оба были не в состоянии понять, когда наступил момент, начиная с которого выигрыш в войне был уже невозможен. Разница заключалась в том, что Людендорф, когда понял, что все проиграно, сдался, а Гитлер – личность более безумная и деструктивная – был готов уничтожить Германию вместе с собой в грандиозных Сумерках богов[180]180
  Сумерки богов – принятое в немецкой историографии название периода агонии Третьего рейха конца апреля 1945 года, когда нацистское руководство оказалось в бункере рейхсканцелярии в Берлине. Термин происходит от названия финала оперы Рихарда Вагнера «Кольцо Нибелунгов», одной из любимых Гитлером, и часто применяется в переносном смысле как обозначение периода агонии любого режима, преимущественно авторитарного. – Примеч. ред.


[Закрыть] (Götterdämmerung).

Германия проиграла и эту войну, и снова промышленники и военные отступили на задний план. Оккупация западными союзниками не привела к фундаментальным социальным и политическим изменениям. Нацисты, а не люди, которые их наняли, стали считаться единственными виновниками происшедшего. В 1918 году, несмотря на отдельные призывы, кайзер не был повешен, но зато были повешены его последователи, верховные вожди нацизма. Этот акт, однако, можно было бы уподобить изгнанию бесов. Логика заключалась в том, что поскольку нацисты были ответственны за развязывание войны и были наголову разбиты, постольку Германия теперь, под руководством новых лидеров, стала демократическим и миролюбивым государством. Когда после 1947 года возросла напряженность в отношениях с Советским Союзом, Запад все больше и больше стал склоняться к необходимости вооружения своего бывшего врага, доказывая, что Гитлер, по сути, не очень сильно ошибался, утверждая, что историческая задача Германии уберечь «христианскую культуру Запада» от «варварских орд большевизма».

Новая Германия не только обладает промышленным и военным потенциалом для новой агрессии, но обладает и националистическим потенциалом, который можно использовать для исполнения агрессивных планов. В то время как можно оспорить мудрость и справедливость решения о передаче исконно германских областей Восточной Германии России и Польше, как и о депортации миллионов немцев с этих территорий, с этим решением согласились все западные союзники, хотя и не скрепили его никаким официальным мирным договором.

На самом деле результаты этого шага были намного менее вредны, чем это может показаться на первый взгляд. Эти провинции были самыми бедными в Германии, а их население, эмигрировавшее в Западную Германию, так удачно вписалось в процветающую германскую экономику, что, вероятно, очень немногие захотели бы вернуться на родные земли, даже если бы у них была такая возможность. Это, однако, не отменяет шумных протестов по поводу «украденных территорий», и ни одна германская политическая партия не осмеливается осуждать эти протесты (даже протесты бывших судетских немцев, которые требуют вернуть их землю, на самом деле украденную Гитлером у Чехословакии).

Эти националистические чувства очень сильны, и их можно раздуть в любой момент, когда германское правительство сочтет это нужным. Этот потенциал не менее силен, чем потенциал проблем Данцигского коридора[181]181
  Данцигский коридор – наименование территории, отторгнутой от Германии и переданной Польше после Первой мировой войны по Версальскому мирному договору; «коридор» обеспечивал Польше доступ к Балтийскому морю; территориальные споры послужили одним из предлогов для нападения нацистской Германии на Польшу 1 сентября 1939 года. После Второй мировой войны эта территория была окончательно передана Польше. – Примеч. ред.


[Закрыть], Австрии и Судетской области, которыми Гитлер оправдывал свои военные приготовления. В то время как германское правительство могло бы показать свои мирные намерения, признав границу по Одеру-Нейссе[182]182
  Граница по Одеру-Нейссе – граница между Восточной Германией и Польшей; официально признана Западной Германией (ФРГ) в 1970 году. – Примеч. ред.


[Закрыть], заявления о том, что Германия не будет пытаться восстанавливать свою прежнюю территорию силой, представляются бессмысленными, так как совершенно очевидно, что восстановить прежнюю территорию можно только и исключительно силой.

События в Германии развиваются в зловещем направлении, если пронаблюдать тенденцию последних пяти лет. Эта тенденция направлена не к демократизации и миру, а к подъему милитаризма и национализма. Бундесвер уже избавился от многих демократических побрякушек, которые должны были продемонстрировать отличие духа новой армии от старого прусского милитаристского духа. Генералы уже совершили антиконституционный шаг, публично потребовав атомного оружия для обороны страны. Они также требуют возрождения германского военно-морского флота; они ведут переговоры с Франко о предоставлении в Испании военных баз и т. д. и т. п.

Многие бывшие нацисты занимают высокие государственные посты. (Доктор Глобке, бывший высокопоставленный чиновник при Гитлере, автор наиболее важных комментариев к гитлеровским расовым законам, ныне руководит канцелярией Аденауэра.) Характерно, что одна из главных нападок на Вилли Брандта, социал-демократического оппонента Аденауэра, заключается в том, что он эмигрировал из Германии после прихода Гитлера к власти, а значит, не является лояльным патриотом.

Германия в настоящее время находится на подъеме, обгоняя другие страны Западной Европы, на этот раз не за счет войны, а за счет экономического превосходства внутри западноевропейского экономического блока. Германия, превосходящая Францию, Голландию, Бельгию и, возможно, Италию, сильна, как никогда раньше. Неудивительно, что русские очень подозрительно относятся к такому развитию событий и чувствуют угрозу. Удивительно, что никаких подозрений не испытывают ни Великобритания, ни Соединенные Штаты; в обеих странах страх перед Россией затмил страх перед возрожденной мощной Германией, которая может обратиться не только против Востока, но и против Запада.

VII. Мирные предложения

Какие ответы можно дать на вопрос о том, как решить современный мировой конфликт, не прибегая к ядерной войне?

1. Мир ценой сдерживания; вооружение и союзы

Первый и самый популярный в Соединенных Штатах ответ звучит так: коммунистический лагерь нацелен на мировое господство, значит, холодная война никогда не закончится. Но ядерной войны удастся избежать, если Соединенные Штаты будут обладать таким потенциалом к возмездию (способностью ко второму удару), который удержит русских от удара по нашей стране[183]183
  Например, Оскар Моргенштерн, один из наиболее выдающихся военных аналитиков, пишет: «Тот факт, что Соединенные Штаты не были атакованы русскими (непосредственно) после окончания Второй мировой войны, может быть обусловлен тем, что русские не желают нас атаковать (даже если бы наши сдерживающие силы были намного меньше или вообще равнялись бы нулю), или тем, что мы располагаем достаточной сдерживающей силой, в частности силами ядерного сдерживания. Мы можем забыть о первой возможности; мы подверглись бы нападению, если бы были намного слабее». The Question of National Defense, Random House, New York, 1959, p. 29.


[Закрыть]. Таким образом, наша свобода, так же как и мир, зависит от нашего ядерного вооружения и от наших союзов – все это вместе удерживает советских лидеров от нападения на нас. Как пишет весьма влиятельный эксперт Генри Киссинджер: «При отсутствии преимуществ, которых можно достичь, ударив первыми, и при отсутствии большего урона при ответном ударе, у каждой из сторон нет стимула для неожиданного или превентивного нападения. Взаимная неуязвимость означает взаимное сдерживание. Это самое устойчивое положение с точки зрения предотвращения всякой войны»[184]184
  См. H. A. Kissinger, The Necessity of Choice, Harper & Bros., New York, 1961, p. 33.


[Закрыть].

Что, по мнению наших экспертов, мы должны делать в случае нападения русских на позиции, расположенные за пределами Соединенных Штатов, но которые мы обязались защищать? Большинство стратегов, особенно из числа генералов и адмиралов, считают, что мы должны быть готовы принять политические и военные вызовы, прибегнув к ограниченной войне и опираясь при этом на ядерное сдерживание, которое позволит удержаться от эскалации конфликта и его перерастания в тотальную войну. Эти стратеги отвергают идею «массированного возмездия» за ограниченные военные действия противника, так как такое возмездие может привести к тотальному взаимоуничтожению, и считают, что главной целью ядерного оружия является предотвращение его использования. К таким стратегам относится и генерал Максуэлл Тейлор, выражающий по этому вопросу мнение администрации Кеннеди. Тейлор пишет:

«Программа, как мне кажется, потребует привлечения следующих принципиальных элементов:

а) Неуязвимые ракетные силы большого радиуса действия, способные нанести ответный удар, то есть уничтожающий удар по врагу даже после осуществления им неожиданного ядерного нападения.

б) Адекватные и надлежащим образом оснащенные мобильные силы, предназначенные для ведения ограниченной войны, то есть разрешения конфликтов, не доходящих до уровня атомной войны между двумя блоками ядерных держав.

в) Эффективная система военных союзов.

г) Разработка мер обеспечения наиболее эффективного использования ресурсов, выделенных для исполнения программы. В случае необходимости обоснования потребности в таких элементах, планирующие инстанции могут выдвинуть следующие причины и объяснения: целью подготовки к тотальной атомной войне является абсолютно исключение самой ее возможности. При всей неопределенности, этой цели можно достичь при наличии соответствующего баланса способностей двух блоков уничтожить друг друга, что сделает преднамеренный выбор начать тотальную атомную войну немыслимым для обеих сторон»[185]185
  Maxwell D. Taylor, «Security Will Not Wait», Foreign Affairs, January 1961, p. 177.


[Закрыть].

Приверженцы «безопасности путем сдерживания» делятся на две группы. Одну группу поддерживает нынешняя администрация; эта группа считает, что если обе стороны обладают достаточными и стабильными силами сдерживания, то ядерная война становится практически невозможной. Эта позиция основана на предпосылке, согласно которой разрушения, вызванные термоядерной войной, настолько чудовищны, что ни одно здравое правительство никогда даже не попытается использовать это оружие, если знает, что противник достаточно силен для того, чтобы нанести ответный удар. Вторая группа не разделяет столь оптимистическую уверенность в «невозможности войны» и в гарантированном успехе стратегии сдерживания. Однако эта группа, в свою очередь, делится на две противостоящие друг другу фракции: одни выступают за полное разоружение, потому что не верят в то, что сдерживание способно предотвратить войну; другие считают, что термоядерную войну можно выиграть. Представители последней группы утверждают, что такая война не настолько страшна, как многие думают; что ее ужасы можно уменьшить до «приемлемого» минимума, если мы потратим достаточно денег на необходимые мероприятия – например, на строительство надежных убежищ и создание более эффективных моделей термоядерного оружия. Самый красноречивый поборник такого подхода – Герман Кан, разбору взглядов которого я посвящу следующие страницы[186]186
  См. H. Kahn, Report on a Study of Military Defense, Rand Corp. Santa Monica, Cal., 1958; The Arms Race and its Hazards, Daedalus, Fall 1960 and On Thermonuclear War, Princeton University Press, Princeton, New Jersey, 1960. В последней книге опубликованы лекции, прочитанные автором для влиятельных групп промышленников и военных; автор пишет: «Суть этой лекции состоит в том, что при выполнении адекватных мер предосторожности мы и Советы сможем справиться со всеми последствиями термоядерной войны в том смысле, что будем в состоянии сохранить большую часть народа и более или менее восстановить довоенный уровень жизни за относительно короткие сроки. Нет, однако, причин верить в такой исход, если обе страны не исследуют проблему более тщательно, чем это делалось до сих пор, и не примут соответствующих необходимых мер» (стр. 71).
  Эта книга Кана настолько сильно всколыхнула общественное мнение, что руководство корпорации РЭНД разослало во все издательства, опубликовавшие его откровения, письма, в которых дезавуировало взгляды Кана как «людоедские» и «апокалипсические» (см. E. L. Katzenbach, Jr., «Ideas: A New Defense Industry», The Reporter, March 2, 1961). Стоит, однако, спросить, почему эта критика была высказана, не тогда, когда Кан говорил с генералами и промышленниками, а тогда, когда его взгляды стали известны общественности. Не обеспокоены ли руководители РЭНД лишь тем, что Кан раскрывает для публики тот факт, что политика сдерживания не гарантирует безопасность, о которой заявляли все властные инстанции от Пентагона до ведущих журналов и газет?


[Закрыть]. Кан приводит два аргумента, утверждая, что глупо думать, будто политика сдерживания делает войну невозможной. Первый аргумент заключается в том, что бывают случаи, когда вступление в войну становится лучшей альтернативой, если, конечно, есть полная уверенность в победе. Второй аргумент Кана гласит, что даже если правительства обеих сторон не хотят войны, она все же может разразиться.

Кан убедительно разрушает иллюзию надежности сдерживания, анализируя различные возможности начала войны, невзирая на ядерное сдерживание. Возможности эти следующие.

1. Случайная война. Война может начаться при ложной тревоге в ответ на мнимое нападение, несанкционированные действия личного состава, отказ оборудования или человеческую ошибку – шансы на такое развитие событий повышаются по мере увеличения количества оружия. Далее, всегда есть возможность неверного истолкования оборонительных или чрезмерных реакций на ложную тревогу у противной стороны, что может привести к нанесению превентивного удара с целью «самообороны».

Что касается опасности развязывания случайной войны, то здесь надо добавить, что существует значительное число потенциально параноидных личностей среди «нормальной» части населения, у которых длительное и напряженное ожидание нападения может привести к вспышке явной паранойи, которая может привести к убеждению в том, что он – человек, который может включить тревогу или нажать на кнопку, – должен спасти страну, совершив нападение. Особая опасность заключается в том, что даже явный параноик может казаться вполне разумным в делах, не касающихся его навязчивой идеи, а потому его – а тем более латентного параноика – очень трудно распознать.

2. Рациональность иррациональности. Для того чтобы объяснить, что он имеет в виду, Кан приводит графический пример, придуманный Бертраном Расселом: «Эта игра называется „слабак“. Для игры выбирают длинный прямой участок дороги с белой полосой, проведенной посередине полотна. С противоположных концов дороги, навстречу друг другу, на большой скорости выезжают два автомобиля, причем едут они по белой линии. По мере сближения угроза взаимного уничтожения становится все более и более вероятной. Если один из водителей сворачивает с полосы, то второй, проезжая мимо, презрительно кричит: „Слабак!“ – и свернувший становится объектом насмешек». Ясно, что если одна сторона твердо намерена выиграть, то она должна неуклонно ехать по белой линии, невзирая ни на что. Если же потенциальный победитель сумеет убедить в своей непреклонности соперника, то тому не останется ничего, кроме как свернуть с полосы. Однако, если соперник все же отказывается отвернуть в сторону после того, как намерение противной стороны было ясно высказано, то будет иррационально придерживаться рационально принятого решения, так как становится понятно, что игра может закончиться катастрофой[187]187
  Kahn, in Daedalus, l. c., p. 756.


[Закрыть].

«Войну по причине рациональности иррационального надо отличать от ситуации, в которой обе стороны ставят перед собой несовместимые цели, которых они твердо намерены достигнуть, неважно, какой ценой и за счет каких рисков: в этом случае результатом будет война. Война по причине рациональности иррационального соответствует ситуации, когда ни одна из сторон всерьез не считает, что противоречия достаточно сильны для того, чтобы разрешать их войной, но каждая из сторон использует частичную или тотальную стратегию приверженности политики с позиции силы для того, чтобы заставить противную сторону отступить. В результате дело может закончиться войной, в которую обе стороны бы не вступили, если бы одна из них вовремя поняла, что противная сторона не уступит давлению»[188]188
  Там же, с. 757.


[Закрыть].

3. Война по расчету [или в результате неверного расчета]. Под этим вариантом Кан понимает возможность того, что «после надлежащего изучения ситуации, страна может решить, что начало войны будет наименее нежелательной из возможных альтернатив»[189]189
  Там же, с. 757.


[Закрыть], или начать превентивную, то есть упреждающую войну. В случае упреждающего или «предвосхищающего возмездия» начало войны определяется, на самом деле, не решением атаковать. «Это ситуация, – говорит Кан, – в которой каждой стороне нечего бояться, кроме своего собственного страха, но знание о том, что противная сторона боится, полностью оправдывает этот страх. Многие вещи могут сделать этот взаимный страх спусковым крючком неожиданного нападения»[190]190
  Там же, с. 760.


[Закрыть].

4. Эскалация. Часть стратегии взаимного сдерживания заключается в том, что она допускает ограниченную войну без опасений, что она перерастет в войну ядерную, так как это будет означать взаимное уничтожение. Однако под давлением тяжелого кризиса или тягот ограниченной войны, случайность или неверный расчет могут спровоцировать полномасштабный катаклизм. «Это может произойти либо вследствие того, что не удастся соблюсти пределы ограниченной войны, либо вследствие того, что в войну вступят другие стороны, либо обстановка приобретет значимость, какой не было изначально; нельзя исключить и несанкционированные действия подчиненных. Трудно точно определить истинную причину эскалации, так как все желают контролировать ситуацию, но почти все понимают, что это может произойти, а значит, скорее всего, произойдет»[191]191
  Там же, с. 762.


[Закрыть].

5. Каталитическая война. Под этой последней возможностью Кан понимает фактор либо амбициозной, либо отчаявшейся третьей страны, которая может принудить одну из двух главных держав, вопреки ее собственному желанию, начать войну. Этот последний тип представляется Кану более вероятным, чем вариант с амбициями третьей страны; этот вариант возможен, «когда попавшая в отчаянное положение третья страна полагает, что у нее возникли проблемы, которые можно решить только войной». Кан говорит: «Давайте вообразим, что идет война между Индией и Китаем, и Индия эту войну проигрывает. Индийцы могут считать, что если они убедят США ударить по Китаю и России, то это избавит их от поражения, и любой метод, каким они будут пытаться добиться этого, будет одинаково хорош (или плох). Перевернем ситуацию: пусть Китай испытывает большое искушение напасть на США (например, из-за Тайваня) и обращается к России: „Мы собираемся завтра ударить по Штатам, и вы можете присоединиться к нам, потому что они наверняка нанесут удар и по вам, даже если вы этого не сделаете“. Эта ситуация, возможно, выглядит неправдоподобной, но можно придумать и более правдоподобную гипотетическую ситуацию. Можно также расширить определение каталитической войны. Любой метод, пользуясь которым страна использует свои военные или дипломатические возможности для того, чтобы впутать в свои дела более крупную державу или увеличить масштаб конфликта, можно назвать каталитическим. Согласно такому определению, Первая мировая война была войной каталитической, запущенной Сербией и Австрией, в отношениях которых тоже слышались обертоны „взаимного страха перед внезапным нападением“ и имело место „самоисполняющееся пророчество“, так как сторона, которая первой начнет мобилизацию, скорее всего, победит. Это означало, что даже оборонительная мобилизация (в России) спровоцировала оборонительно-наступательную мобилизацию (в Германии) точно так, как согласно мнению многих, плохо организованная, быстро реагирующая сила может быть спровоцирована чисто оборонительными действиями противной стороны»[192]192
  Kahn, in Daedalus, l. c., с. 763–764.


[Закрыть].

Упомянутые здесь различные возможности – это возможности войны, не спровоцированной желанием или волей двух главных противостоящих блоков развязать полномасштабную ядерную войну[193]193
  Кан, конечно, не единственный эксперт, выделивший опасности случайной, каталитической войны, эскалации и просчета. Среди других аналитиков, Х. Браун и Дж. Реал описывают риски в той же манере, что и Кан. Они, например, пишут: «Даже при наличии всего двух великих ядерных держав и четырех стран, обладающих ядерным оружием, существует определенная вероятность того, что полномасштабная ядерная война может начаться случайно. Она может начаться из-за сбоя аппаратуры или из-за человеческой ошибки. Нет совершенных машин. Не существует людей, не поддающихся ложным и ошибочным суждениям. Уже было несколько несчастных случаев с участием американских самолетов, несущих водородные бомбы». Community of Fear, Centers for the Study of Democratic Institutions, Santa Barbara, California, 1960, p. 25.


[Закрыть]. Тем не менее совершенно ясно, что само существование двух держав, готовых при необходимости уничтожить друг друга, создает значимую вероятность решения любой из сторон начать войну даже в том случае, если обе они предпочли бы ее избежать.

Самым существенным в этих рассуждениях является факт, что при определенном стечении обстоятельств самые совестливые и разумные военные и политические лидеры обеих сторон могут быть вынуждены начать войну, невзирая на то, что они ее не хотят. Как подчеркивает Кан, с появлением каждого «нового поколения» оружия война, которой не желает никто, становится все более ужасной, ибо сама логика сдерживания предусматривает постоянное наращивание вооружений, чтобы быть уверенными в том, что сколько бы бомб ни сбросил на нас противник, у нас всегда останется возможность уничтожить его в ответ. Кан доходит до крайности, обсуждая возможность того, что какая-либо страна может строить свою неуязвимость на внушении потенциальному противнику представления о себе как о «машине Судного дня», которая в состоянии взорвать весь мир вместе с агрессором. Кан пишет: «Наши обычные вооруженные силы выглядят достаточно устрашающе, они непрестанно развиваются и совершенствуются… Самое впечатляющее в гонке вооружений заключается в том, что она раскручивается с непрекращающимся ускорением»[194]194
  H. Kahn, l. c., p. 764.


[Закрыть].